Текст книги "Избранное"

Кони

 
Помню, гонят лошадей в ночное.
Я гляжу на них со стороны,
И восторг овладевает мною,
Так прекрасны в беге скакуны.
 
 
Скачут кони, ходу набирая.
Дробь копыт перерастает в гул.
Мчатся кони, гривами играя,
Расправляя спины на бегу.
 
 
В этих жеребцах и кобылицах
Я с трудом угадываю кляч,
Что в упряжке под кнутом возницы
Тащатся понурые, хоть плачь.
 
 
Снова я стою на прежнем месте,
Где стоял босым в былые дни.
Нет коней – худые слышу вести,
Зарубежью проданы они.
 
 
Не могу поверить и, как прежде,
Жду табун. И вроде – звук подков…
Жду я в нетерпенье и надежде
Повстречать родных мне скакунов.
 
 
Нет родных. И тешу уговором
Сам себя. Точнее, мрачно лгу,
Что табунщик задремал не впору,
Кони задержались на лугу.
 

«Долго знать о себе не даёте…»

 
Долго знать о себе не даёте.
Написали бы пару строк,
Что доехали и к работе
Приступили, как надо, в срок.
 
 
Я же вас не забыл. А причина?
Вы без денег остались в пути.
Мы, попутчики, чин по чину
Рады были на помощь прийти.
 
 
Вам желаю страды хлебодарной
И погожих удачливых дней.
Больше будет людей благодарных –
Больше будет и добрых людей!
 

Родня

 
О друзьях и о большой родне,
Спохватившись, вспомнил я однажды.
Загорелось прошлое во мне,
Захотелось пообщаться с каждым.
 
 
Вот и разбираю свой архив.
Перелистываю писем стопки.
По порядку складываю их.
Нумерую и опять – в коробки.
 
 
В записную книжку адреса
Заношу со стареньких конвертов.
Чу! Звучат родные голоса,
Принесённые желанным ветром.
 
 
Наведу теперь со всеми мост.
Уходи с лица скорее, хмурость…
Что я делаю? – звучит вопрос.
– Исправляю собственную дурость.
 

«Вчера деревья и кусты…»

 
Вчера деревья и кусты
Горели ярким разноцветьем.
Такой, казалось, красоты
Ещё не видел я на свете.
 
 
Кленовый лист летел, кружа,
Махал ладонью на прощанье.
Его я взглядом провожал,
Шептал: «Очей очарованье!»
 
 
Сегодня дождь с утра частит,
Поблекли у деревьев краски,
Ногами втоптанный настил
Остался от вчерашней сказки.
 
 
Над головою тучи сплошь,
Как паруса от ветра, полны…
От холода кидает в дрожь.
Кусты и дерева безмолвны.
 
 
Но в душу не впущу тоску,
И занимаюсь врачеваньем –
Твержу я Пушкина строку,
Шепчу: «Очей очарованье!»
 

«Осенью, когда деревья в парках…»

 
Осенью, когда деревья в парках
Оголили ветви, сбросив лист,
Ветер мрачно, как старик, зашаркал,
Тучей, словно бородой, навис.
 
 
Где-то там установил он прялку,
И пошло пылить… А на суку
Я увидел сгорбленную галку,
На меня навлекшую тоску.
 
 
Сделала подскок, другой и крылья
Вздела вверх, но не пошла на взлёт,
Может, ранено крыло навылет,
Может быть, пришёл её черёд…
 
 
Не хочу – и это подтвердится! –
На своём оставшемся веку
Походить на стынущую птицу,
Что наводит на людей тоску.
 

«Не друзья, а одно наказанье…»

 
Не друзья, а одно наказанье.
Я поссориться с ними готов.
Игнорируют то, что я занят,
Словно это не ясно без слов.
 
 
Всё у них получается просто:
Взял билет и – подать рукой!
Враз до Болшева и до Омска,
И до точки любой другой.
 
 
У меня ни шиша в кармане,
Потому умолчу про билет.
И хотя я любовью ранен, –
Ни семьи, ни квартиры нет.
 
 
Чем платить мне друзьям за дружбу
Ну, конечно, открытой душой
И стремленьем остаться нужным
В устремлённости их большой.
 
 
Да, им просто, они приглашают,
Но понять не хотят совсем,
Что я занят и долго решаю,
Как бы сразу приехать ко всем.
 

«Случилось так: тебе пора на стройку…»

 
Случилось так: тебе пора на стройку,
Трезвонит телефон. Ты не одет.
И начинаешь собираться бойко.
Но, как на зло, на месте шапки нет.
 
 
Она куда-то канула бесследно.
Исчезла с места «заячья» душа.
Ты в гардеробе роешься усердно,
Безжалостно одежду тормоша.
 
 
И вот, упарившись, как после чая,
Замот свой обвиняя в воровстве,
Ты как бы вдруг, совсем случайно,
Нащупаешь её на голове…
 

«Приветливой улыбки вашей…»

Т.С.

 
Приветливой улыбки вашей
Давно не видел я в ЛИТО,
Но не считаю вас пропавшей,
А продолжаю верить в то,
 
 
Что не отчалили навеки
Вы к анталийским берегам,
Иль, пуще чаяния, к неким
С цветами райскими лугам.
 
 
А, может, в Штаты улетели
Бифштексы кушать досыта?
И думать сутками о деле?
Какая, право, скукота!..
 
 
Вы не могли расстаться с нами,
Петрунин Ю. тому залог,
Умело правя парусами,
Направил нас в один поток.
 
 
Вы где-то рядом, ей же Богу!
Спешите к нам через мосток…
А может, вам послать подмогу,
Чтоб не свалились в водосток?
 
 
Гляжу на дверь, как старый лоцман.
Туман. И только – ламп зрачки.
Что ж, видно, мне надеть придётся
Для большей дальности очки.
 

«Наши встречи были кратки…»

 
Наши встречи были кратки.
Слух прошёл: играем в прятки.
Много было разговоров,
Поостынем, дескать, скоро.
 
 
Эти суды-пересуды
Стали слишком очевидны,
Бессердечны до остуды,
Колки, злы, не безобидны.
 
 
Вслед за ними – письма мамы.
В письмах предостереженья:
Дальше будь от этой дамы,
Что окрутит и оженит.
 
 
Май в цвету кипит, бушует,
Солнце окна конопатит…
Встретил я любовь большую,
Мне её навечно хватит.
 

«Не ты ль приходишь под шафэ домой?..»

 
Не ты ль приходишь под шафэ домой?
И я при том выслушиваю часто
Несвязных фраз и мыслей долгострой.
Мне на душе от этого ненастно.
 
 
Наутро объясняешь, что принёс
И паюсной икры, и красной рыбы,
И что по блату это удалось,
А блат, по-твоему, такая глыба!
 
 
И палец указательный к губам
Прикладываешь молча, мол, нехило…
Вот так по блату да к моим ногам
Ты счастье бы принёс, мой милый.
 

«Знакомую я издали увидел…»

 
Знакомую я издали увидел.
Она с приветливой улыбкой шла.
И стало ясно: места нет обиде…
И расступилась предо мною мгла.
 
 
Мы с ней встречались раньше, но, однако,
Свиданьям нашим помешал другой,
Который уделял вниманье знакам.
Не то, что я, студенческая голь.
 
 
Мы потерялись. Чувства были зыбки.
Но, вопреки всему, тянуло к ней…
И вот теперь… читаю страсть улыбки,
С которой нас сближает Гименей.
 
 
Когда же сблизились, она в объятья
Бросается со словом «дорогой»,
Увы, к другому… Но об этом хватит!
Не видел я, что рядом шёл другой…
 

«Нашёптывают злые языки…»

 
Нашёптывают злые языки,
И вторят им из-за угла тихони,
У нас-де руки слишком коротки,
И мы едва ли Швецию догоним.
 
 
Критикуны на слухи очень падки.
Опять чего-то там в продаже нет.
Кивают нам на наши недостатки
И любят дать со стороны совет.
 
 
А в нужном деле не найдёшь их.
Где там! На семь замков позакрывают рты.
Им не понять, что мы в душе поэты
И нынче нам совсем не до жратвы.
 
 
Я не надеюсь поразить их слогом,
Но так скажу, и вовсе не со злом:
От нас самих зависит жизнь во многом,
Впрягайтесь в дело, вместе повезём!
 

1959, 1984 г.

Перед отпуском

 
Вот и отпуск на пороге.
Захотелось что-то мне
Провести его в дороге
По родной моей стране.
 
 
Чтобы отдых не был куцым,
Чтоб усталость сбросить с плеч,
Не мешало бы встряхнуться,
На ветру себя обжечь.
 
 
Я хотел бы первым делом
Нашу Матушку-Сибирь,
Землю прадедов и дедов,
Исходить и вдоль, и вширь.
 
 
Всю от края и до края
Обойти её пешком,
Кедрам дружески кивая,
Пни взбодряя посошком.
 
 
И уже сейчас предвижу:
Столько встретится чудес –
Записных не хватит книжек
Для увиденного здесь.
 
 
Но не в книжках дело вовсе,
Тут засела думка та,
Что меня под корень косит
Злая тётка-маята.
 
 
Как всё это опишу я?!
Ведь диковин там стога…
Водопады там бушуют,
Как живые жемчуга.
 
 
Сколько певчих птиц-кудесниц
У былинных гор и рек…
Разве я управлюсь в месяц?
Дайте мне хотя бы век!
 

Птаха

 
Была авария.
Водопровод
Однажды под землёй прорвало.
Остался без воды родной завод.
Не обойтись – решили – без аврала.
 
 
Большой простор от скважины и до
Стоящих сикось-накось стен завода
Был залит словно полою водой,
Что набежала из водопровода.
 
 
Она цепочками текла и вдаль, и вширь,
Переливаясь из одной в другую,
И выбивал из-под земли пузырь,
Увидев свет, торжественно ликуя.
 
 
Картина людям опытным ясна.
Взялись за дело тотчас, без раскачки.
Насосы замолчали.
Тишина
Волною наплыла от водокачки.
 
 
Услышали мы птичьи голоса.
Одна встревоженная насмерть птаха,
Взвилась стрелой сперва под небеса,
Потом, пренебрегая чувством страха,
Комочком серым пала с высоты,
И ну звенеть тревожно бубенцами.
 
 
Мы поняли: вблизи от нас кусты,
А в них гнездо, наверное, с птенцами.
 
 
– Не тронем, птаха… – ласково сказал
Ей бригадир, орудуя лопатой.
Другие тоже отвели глаза
От жалкой перепуганной пернатой.
 
 
Работали легко, как бы шутя.
Копали землю, обнажая стыки.
И не было ни злобы, ни нытья,
Как не было начальственного крика.
 
 
Поглядывая в сторону гнезда,
Своё невольно торопили действо,
Чтоб меньше беспокойства и вреда
Доставили мы птичьему семейству…
 

«Солнце в небе зацвело подсолнухом…»

 
Солнце в небе зацвело подсолнухом.
Детвору совсем не тянет в дом.
Тает снег осевшим серым ворохом.
На дороге лёд лежит бугром.
Я спешу с лопатою за отдыхом!
 

«Идёт мужичок неказист…»

 
Идёт мужичок неказист,
Одетый в рабочую робу,
И смотрит не поверх, а вниз,
И ёжится как от озноба.
 
 
Словами и взглядом колюч,
Когда с ним ведёшь разговоры.
В руках молоток и ключ.
И дело вершится споро.
 
 
Он тотчас заменит кран,
Участок трубы непригодной…
Известно, он твёрдый гарант
Горячей воды и холодной.
 
 
Ему похвала – бальзам.
Меж делом на слово охочий.
И видишь не просто глаза, –
Сверкают прекрасные очи!
 

«Разбазарили ушлые детки…»

 
Разбазарили ушлые детки
То, что нажито нашим горбом.
Живота не жалели предки,
Отстоявшие землю и дом.
 
 
Враз присвоили недра и пашни
Новоявленные «короли»,
При великой России нашей
Нет теперь у Иванов земли.
 
 
При вчерашних гигантах заводах,
Тех, которые строили мы,
Нас, при нынешних квазисвободах,
Довели до сумы и тюрьмы.
 
 
На коленях стоим, терпеливы…
Глядь, проедут по нас катком!..
Нет, Иван, у тебя перспективы,
Коль останешься ты простаком.
 

«Догоняет девушку свою…»

 
Догоняет девушку свою
Парень, опоздавший на свиданье.
С чувством обречённым «на краю»,
Сам себя сопровождает бранью.
 
 
Парня понимаю хорошо.
Был и я в таком же положенье.
Он сейчас переживает шок.
В сердце у него идёт сраженье.
 
 
Ведь уходит… Он – наперерез
Мчит через кустов вершины.
Вот она… И вот её подъезд…
Не попал бы только под машину.
 

«Да, в жизни будет всякое, пожалуй…»

 
Да, в жизни будет всякое, пожалуй.
И нам с тобой не миновать, мой друг,
Семейных ссор,
Квартиры запоздалой,
Зимы холодной, что пройдёт не вдруг
 
 
При нашей неприязни к долгостроям,
Я предлагаю следующий ход:
Давай такой дворец
Любви построим,
Где было бы уютно каждый год.
 

«Дорога – зверский гололёд…»

 
Дорога – зверский гололёд.
Но все спешат под утро.
Идёт народ, и я – вперёд,
За дамой златокудрой.
 
 
Иду, вальсирую на льду.
И так и сяк ступаю.
Вдруг растянулся на беду…
В колене боль тупая.
 
 
Поднялся я, конечно, сам.
Бегу, как трудоголик.
И снова поднял паруса,
Не думая о боли.
 
 
И снова белый свет мне мил,
И лёд, и снег, и утро!..
Вот только жаль, что след простыл
Особы златокудрой!..
 

Из журналистского блокнота

 
Оказавшийся здесь по заданию,
Собираю материал.
Я любуюсь величием здания,
Заменившим времянок квартал.
 
 
Бригадир мне даёт пояснения.
Я за ним: то – вперёд, то – назад,
И напрасны мои опасения,
Что покажет всего лишь фасад.
 
 
Он с присущей ему сноровкою,
Перепрыгнув с трапа на трап,
Гостя с новою планировкою
Познакомил, как знатный прораб.
 
 
Он похвастался новою кладкою.
Я ответил, что с этим знаком…
Глянул он на меня украдкою,
Что-то выразил мне кивком.
 
 
«Механизмы у нас толковые…» –
Он рукой показал на кран.
Говорю ему: «Дело знакомое»,
Мол, в строительстве не профан.
 
 
Бригадир улыбнулся насмешливо:
«Больше нечем вас удивить…» –
И добавил простецки, но вежливо:
«Знаем вашу, газетчиков, прыть.
 
 
Многих я повидал литработников,
За плечами у них журфак,
И ракетчиков учат, и плотников,
И писателей тоже. Факт!
 
 
Журналисты, вы всех поучаете,
Всюду ваше звучит резюме,
Что же это у нас получается:
Остальным только «бэ» или «мэ»?
 
 
Спохватившись, блокнот я выронил,
И споткнулся о кирпичи…
А когда поясницу выровнял,
Приказал языку: «Помолчи!»
 

«К тебе, мой друг, явилась слава…»

 
К тебе, мой друг, явилась слава,
В газетах часто пишут о тебе.
Но помни: слава – это лава,
Сгоришь в ней, как горят в борьбе.
 

V. Из книги «Повороты судьбы»

Москва

Издательство «Пробел»

2007

Песня механиков

 
Механики – творцы мостов и башен,
Конечно, и создатели машин.
В любой конструкции не терпим фальши,
Тем более не терпим фальшь души.
 
 
Мы знаньями и практикой богаты,
Готовые всегда служить делам.
Дефекты слабо видели когда-то,
Теперь приборы помогают нам.
 
 
Нам главное, чтоб техника ходила,
И не бездельничал подъёмный кран,
Чтоб крановщица улыбалась мило.
Когда идёт исправности гарант.
 
 
Мы знатоки не только мудрых формул,
Читатели не только чертежей,
Вдыхаем жизнь в значение и формы,
Как, например, «Катюш» или «ежей».
 
 
Нас не страшит любое бездорожье,
Поскольку мы всегда найдём рычаг,
Мы можем рассчитать, построить можем
И мир удержим на своих плечах!
 

2006 г.

Ностальгия

 
Я в самолёте. Высь бездонна.
А под крылами облака,
То, словно сопки, монотонны,
То в переливах, как шелка.
 
 
В иллюминатор впился взглядом,
Ищу знакомые места.
Просветов мало – вот досада,
Но всё же вроде местность – та!
 
 
Посёлок, с давних пор знакомый,
Завод с высокою трубой.
И дымовитый хвост, влекомый
Куда-то розой ветровой.
 
 
Так много раз сюда хотелось
Приехать вновь, как в первый раз,
Когда любилось мне и пелось
И жизнь текла не напоказ.
 
 
Мне крикнуть хочется пилоту:
«Мой друг, я там необходим,
В котельном цехе, где работал
И был рабочими любим.»
 
 
В тот год по разнарядке свыше
Приехал в край таёжных вьюг.
Никем не занятая ниша
Передо мной открылась вдруг.
 
 
Когда я в цех вошёл впервые,
Для обозрения с «нуля»,
Котлы увидел паровые
С ручной подачею угля.
 
 
На смене крепкие ребята.
Они находчивы, остры.
В руках совковые лопаты,
А в топках жаркие костры.
 
 
В старинном здании кирпичном,
Повыше топок – пыль и чад.
Мне захотелось тотчас лично
Начать с новаций сгоряча.
 
 
И вот проект моей модели
Механизации готов.
В ответ: «Так быстро?», «Неужели?»
И говорили: «смел», «толков».
 
 
Мы слали письма в министерство,
Просили выделить «заказ» –
Для нас технические средства
Прислать бы к сроку, «в самый раз».
 
 
Без указаний сверху начал
В котельной расшивать узлы,
решил вопрос с углеподачей
И удалением золы.
 
 
Теперь не кляча с вагонеткой
Возила уголь или шлак,
А трактор, юркий, непоседкий,
Рабочим услужить мастак.
 
 
Решили да, хотя и робко,
И с вентиляцией вопрос,
Поставлены над каждой топкой
Зонты с каналом на отсос.
 
 
Но в управленье много пробок
И снизу вверх, и сверху вниз.
Механизированных топок
Ни в год, ни в два не дождались.
 
 
И вот чумазые ребята
Шуруют в топках уголёк,
И их совковые лопаты –
Наизготове, возле ног.
 
 
Но вскоре в армию, однако,
Меня призвал военкомат.
С тех пор не утихает драка
Во мне за топку-автомат.
 
 
Прошу, пилот, мой план приемли,
И выдай, лётчик, парашют.
Готов сейчас с небес на землю
Я проложить себе маршрут.
 

2003, 2006

«Жизнь рабочую, заводскую…»

 
Жизнь рабочую, заводскую,
Деревенского паренька,
Начинал я, соврать не рискую,
Со слесарного молотка.
 
 
И однажды, проникшись делом,
Так себе угодил по руке,
Что от боли в глазах потемнело,
Долго прятал её в закутке.
 
 
А потом и начальником цеха
Потрудиться мне довелось.
До сих пор отзывается эхо
Той работы, с которой я рос.
 
 
Что ни день, то дефект, то поломка.
Сверхурочных часов нарыв.
Говорил с подчинёнными «громко»,
Приключались и «срыв», и «отрыв».
 
 
На руках огрубевших в помине
Нет отметин от жизни той,
Но себя наставляю поныне
Их рабочею прямотой.
 

2006 г.

Наставник

 
Я вижу сам, что снова напортачил,
Сверловка получилась вкривь и вкось,
И мастер мне: «Какой же ты незрячий,
Твоя деталь теперь – коту под хвост…»
 
 
Сказал и тут же показал мне спину,
Но голосом ворчливым, с юморком,
В меня надежды луч наставник кинул,
Что, значит, не разлучит со станком.
 
 
В минуты эти сам себе я гадок.
И вдруг в сознание приходит мысль,
Что к совершенству путь, увы, не гладок
И без сомнений тут не обойтись.
 

«Крик его донимает меня…»

 
Крик его донимает меня,
И об этом он знает прекрасно.
Но… кричит, барабаня, звеня.
И стоит, и командует властно.
 
 
Умоляю его: не кричи.
Затыкаю я пальцеми уши.
Пусть бы сделал хороший почин,
Ведь иначе вконец оглоушит.
 
 
Нет, сейчас я скажу напрямик:
Мой мучитель и мой раздражитель,
Не умеришь начальственный крик,
Я приставлю к тебе глушитель.
 

«„Запорол“ у вентиля резьбу…»

 
«Запорол» у вентиля резьбу.
Под руками больше нет такого.
Сам себе даю щелчок по лбу.
Получилось, право, бестолково…
 
 
Не могу управиться с досадой.
Мастер шумно налетел, горяч:
– Если сила есть, ума не надо.
Неуклюж ты, братец, и лихач.
 
 
Я ладонью заслонил глаза,
Вроде как от солнечного света,
И не сразу в голове связал:
День-то хмур, а солнце в тучах где-то…
 

Выбор

 
Он шествовал победоносно
По улицам городским,
Деревьев густые космы
Прохладой делились с ним.
 
 
Машины держались русла.
Трамваи под музыку шли.
Хорошие новые чувства
Сергея куда-то вели.
 
 
Ещё бы! Случилось такое!
Недаром в кармане диплом.
И если он с виду спокоен,
То в сердце, наверное, гром.
 
 
И если он с виду рыжий,
Так это он солнцу брат.
Над городом бьёт и брызжет
Лазоревый ситцепад.
 
 
Как видно, болеть заводом
Со злою любовью к труду
Для нашего пешехода
Написано на роду.
 
 
Хорошее сделал начало,
И всё-таки, с грустью в груди,
Он думал, что сделано мало,
Что главное – впереди!
 

1959 г.

«Сегодня я в новой рубашке…»

 
Сегодня я в новой рубашке,
Ведь мастер-монтажник теперь.
На небе пасутся барашки,
Сейчас бы им песню пропел.
 
 
Прости меня, край голубыни,
Что сам разохотился в путь,
Под знойное солнце пустыни
Солёного ветра хлебнуть.
 
 
Немало и нам осталось
И трудностей, и тревог,
А если случится усталость –
Стряхну на развилке дорог!
 

1956, 1959

«Ремонт – моя передовая…»

 
Ремонт – моя передовая.
И мой досуг и недосуг.
Подчас за делом забываю
Друзей, товарищей, подруг.
 
 
И то сказать, большого стоит
На теплостанции простой,
Услышишь сразу: «Не достоин»,
И тотчас ощутишь настрой.
 
 
Вот и сейчас я ночью вызван –
Опять поломка, дизель встал…
В глазах рабочих укоризна:
Когда же кончится аврал?
 
 
И получается, что придан
Заводу, цеху и станку.
И места нет семье, обидам,
Забудь свою печаль-тоску.
 
 
Растёт внимание к плешине,
Что прибывает у меня.
– Жениться впору на машине… –
Напоминает мне родня.
 

«Куда же выведет кривая?..»

 
– Куда же выведет кривая?
Мне опостылел бой часов
И то, что двери закрывают
Соседи громко на засов.
 
 
Во мне пульсирует охота
Бежать к станкам, в стихию ту,
Где день и ночь кипит работа,
И в ней я душу отведу.
 
 
Я жду опять авральный вызов.
Подшипник, кажется, стучит…
И, весь тревогою пронизан,
Бегу я в цех в густой ночи.
 
 
Успеть. И нет других мелодий.
В душе, в ушах и боль, и гнев.
И вдруг мне говорят при входе:
«На этот раз аврала нет».
 

Авария

Поэма

 
Пришла, навязалась недоля,
Накаркала мне беду.
Директор кричит: «Уволю!» –
Грозит: «Привлеку к суду!»
 
 
Я знал, что трудностей много
И всяких иных преград.
Меня не пугала дорога
На несколько суток подряд.
 
 
Я помню июль в Гиждуване
Три года назад, когда
Жарища стояла, как в бане,
В арыках мелела вода.
 
 
Мне солнце садилось на плечи.
И кожу жигалами жгло,
Выбучивал пот картечью,
И пить хотелось назло.
 
 
Меня окружили рабочие,
Приветливы, словно весна,
В глазах огоньки многоточием,
В пожатьях – душевность сама.
 
 
– Вы техник?
– Да, я монтажник.
– С работой знакомы?
– Нет.
– Вы молоды. Это – важно.
И в том-то вся соль и секрет.
 
 
Наверно, успели взвесить
Меня, как мешок муки.
С тех пор я заправский слесарь,
В отметинах обе руки.
 
 
Мне только бы стук молоточный,
И ровный ход дизелей,
И гордость, что я рабочий,
Что прочно стою на земле.
 
 
С тех пор прикипел к работе,
Навек полюбил дизеля.
Работал и был в почёте
Не длинного ради рубля.
 
 
Во имя успеха! Однажды
В мои девятнадцать лет
Я вызван за чем-то важным
К директору в кабинет.
 
 
На окнах белели шторы,
На стенах – портреты «вершин»,
И на столе в приборах
Отточены карандаши.
 
 
Стою в двух шагах от двери.
– Садитесь.
Решаюсь сесть.
– Вы знаете, я намерен
Поднять вас начальником ДЭС.
 
 
И снова гора работы,
И снова не досыпай.
Пятиминутки, отчёты,
Бои за «передний край».
 
 
Я требовал строго запчасти,
Чтоб дизели шли на лад,
Испачкан в машинном масле
От самой макушки до пят.
 
 
Фуражка, бывало, набок,
И сам на геройский ход,
И всё бы нормально, когда бы
Простаивал меньше завод.
 
 
Большой в том сезоне хлопок
Привёл к перегрузу машин.
К тому же, и я прохлопал,
«Бумажный» вопрос не решил.
 
 
То плунжерных пар не хватало,
А то с «кулачками» беда,
Того и другого мало,
Выходят из строя когда.
 
 
И, надо сказать, директор
Не сбоку за мной наблюдал.
Он ехал туда, где некто
Устраивал встречный аврал.
 
 
По принципу «с миру по нитке»
С ремонтом решали вопрос.
Снабжение – это пытки,
Где блата и взяток нарост.
 
 
Тем временем наши заявки
Летели в Ташкент и в Москву
Без всякой надежды на «главки»,
Что слали нам в письмах тоску.
 
 
И вот неожиданно в двери
Вломилась тревожная весть,
Просили, чтоб я скорее
Пришёл на работу в ДЭС.
 
 
Сам думал, не вышло беды бы.
И вышла, не обошла.
Свалилась на плечи глыба,
Как будто за шиворот – шлак…
 
 
Мне коротко доложили:
– Поломан коленчатый вал.
Стоять не хватало силы.
Но всё-таки устоял.
 
 
Талант говорить мне даден.
Я мог бы остаться в тени.
И мог бы кивать на дядей,
Мол, это – они, они…
 
 
Я не был виновником главным
Аварии этой – и всё ж
Не мог обойти невозбранно
Хотя бы моральный правёж.
 
 
Для дела всего важнее
Уменье и опыт большой,
Не можешь – скажи: не умею,
Не надо кривить душой.
 
 
Не надо и не пристало
Бессилье своё скрывать.
Диплом – это очень мало,
Чтоб звёзды рукой хватать.
 
 
Рабочий – это не просто
Отметиться восемь часов,
Глотаючи дым папиросный,
И дверь от беды – на засов.
 
 
Рабочий – не только названья:
Зубило и молоток,
А, скажем, пришёл на собранье –
Не прятаться в уголок.
 
 
И если с тобою вместе –
Безусый специалист,
С ехидцей в кулак не смейся,
С ним опытом поделись!
 
 
А жить, так не хата с краю,
Шагать с мастерами в ряд,
Вперёд, где, маня и играя,
Мечты, словно звёзды, горят.
 
 
И вот решено. Я уеду.
На поезд куплю билет.
Мой завтрашний день неведом,
Сотрётся вчерашнего след.
 
 
Но только об этом помыслил,
Подходит директор ко мне:
– Напрасно так быстро «скисли»,
«Простой» не по вашей вине.
 
 
Не вы виноваты в поломке,
Допущен в конструкции брак,
И завтра об этом громко
Министру отвечу. Вот так!
 
 
Оставьте свою неохоту… –
Он мне подмигнул озорно, –
А завтра опять на работу,
В которой нам быть заодно!»
 
 
Шагал я легко по дороге.
Ещё бы! Свалилась беда.
И всё же от этой тревоги
Уже не уйти никуда.
 

1959