Текст книги "Избранное"

Опоздание

 
Давно ли мы виделись с ним
– Войны и труда ветераном.
Приветлив к друзьям и родным,
Смолчал про занывшие раны.
 
 
И вновь отложил разговор
О прошлом своём геройском…
Себе адресую укор,
Журю и других по-свойски.
 
 
Не стало его теперь.
И в настроенье унылом
Ругаем войну и смерть,
Над свежей стоим могилой.
 
 
Оставил на память семье
Наш дед ордена боевые.
Хотел о своей колее
Поведать мне факты живые.
 
 
С расспросами я опоздал.
(Откладывать – в нашем стиле).
О многом он нам не сказал…
О многом его не спросили…
 

Прадед

Шохину И.Ф., прадеду моему

 
Прадед умер за восьмым десятком.
Над могилой покосился крест,
Скромной огороженный оградкой,
Надпись на пластинке не прочесть.
 
 
Небольшому кругу лиц известен,
Собственно, ничем он не блистал.
Скуповат, трудолюбив и честен,
Слов на ветер в жизни не бросал.
 
 
Хлебопашец встарь имел достаток.
Приторговывал, к тому ж, зерном,
Содержал корову, двух лошадок,
Сам и пахарь, сам и агроном.
 
 
Сыновья погибли, внуки – тоже.
Правнуки остались, я – старшой.
В разговорах наших, жизнь итожа,
Он хотел, чтоб я в него пошёл.
 
 
Я бросался в спор, за правду вроде,
Сладкой сказкой в школе вдохновлён…
А услышал:
– Деньги есть – свободен,
Денег нет – нуждой закабалён.
 

2008

«Начальник – «свой», но малость с норовом…»

 
Начальник – «свой», но малость с норовом.
Судил он с видом знатока
Стихи поэта, у которого
Дружила с правдою строка.
 
 
Ничем, бывало, не гнушается.
В ходу «раз-эдак» и «рас-так»,
Мол, дёгтемаз и «покушается»
На «авангардный наш костяк».
 
 
Конечно, это дело прошлое,
Не вспоминать бы сильных слов,
Но память – штука, брат, дотошная,
Стремится вызнать до основ,
 
 
Что было или стало с лицами,
И ловит факты на «уду»…
Увы, враждебность к оппозиции
Рождает встречную вражду.
 

Совет

 
Вместо «Коля» говоришь мне «Дима».
Мол, пора бы в колею войти,
Нервы поберечь необходимо,
Ведь за сорок, как там ни крути.
 
 
Поутих бы на своей работе –
Поредеют враз врагов ряды,
И ходи себе до пенсии в почёте,
И начнутся в жизни сплошь лады.
 
 
Чтоб не трогал взяточника Петю,
Вертихвостку Галу не критиковал,
И пошли бы раз-люли на свете,
И познал бы счастья я девятый вал.
 
 
Вот и ошибаешься, приятель.
Злые недруги того и ждут,
Чтобы наши доблестные рати
Боевой оставили редут.
 

К отчёту о командировке

 
Собираясь в дальнюю дорогу,
Я для чтенья книгу прихватил,
Очерк, не законченный во многом,
Чтоб над ним поколдовать в пути.
 
 
Наскоро устроился в вагоне.
Разговоры начались в купе.
И теперь в беседе мы утонем –
О погоде, ценах, о тряпье.
 
 
Времени ушло на это много.
Не до книги мне, не до пера…
Краешком задели тему Бога.
Утром встал, а в памяти – дыра.
 
 
Не было в беседе откровенья.
Значит, от неё и пользы ноль.
Выходил в плохом я настроенье,
Словно бы пальто побила моль.
 

Воробей

 
Воробей нахохлился, взъерошен.
Сел вблизи, по веткам прыг да скок.
Вижу: тянется из глаз-горошин
Тоненькими лучиками ток.
 
 
Присмотрелся я внимательней, послушал.
Вывод однозначен: так и есть,
Все своё чириканье обрушил
По мою, как говорится, честь.
 
 
Взял я палку, да метнул пометче…
Вдруг преобразился воробей
И заговорил по-человечьи
Тоном ультиматума: «Не смей!»
 
 
Грозный, словно бы готовясь к схватке,
Скачет боком, поднял гвалт нахал:
– Помню я, как в детстве из рогатки
Ты в моих сородичей пулял.
 
 
Насмерть бил, но чаще рушил гнёзда,
Что под крышей спрятаны от вас,
Словно ты для хулиганства создан,
И тебе законы не указ.
 
 
Тут и захотелось мне поспорить.
За живое он меня задел.
О рогатке вспомнил, о разоре,
Словно бы чинил я беспредел.
 
 
– Сознаюсь, мальчишкой в гнёзда лазил,
Чтоб на желторотых поглазеть,
Не душил я их ни в коем разе,
Не чинил и по-другому смерть.
 
 
И за все свои проделки в детстве
Извиниться хоть сейчас готов,
Собирайтесь прямо здесь, на месте,
Я покаюсь, да и был таков.
 
 
Ну, пальнул разок-другой по стайке
На току, у вороха зерна,
Где клевали хлеб вы без утайки
Дружно от темна и до темна.
 
 
На меня напрасно смотришь косо,
Если честно разговор вести,
Вы налёты делали на просо,
Потому и не были в чести.
 
 
На полях вас собирались тучи.
Если каждый по зерну склюёт,
То наступит голод неминучий,
В бедность лютую впадёт народ.
 
 
– А теперь послушай возраженье, –
Зашипел зловеще воробей, –
Посчитай, какое береженье
Мы приносим службою своей.
 
 
Сколько вредных для садов личинок
Мы уничтожаем, сколько тли…
Так не будь же, старче, дурачиной,
Поклонись нам низко до земли.
 
 
От шипенья я очнулся тотчас.
Мысли спутались. Догадок взлёт…
Воробья и след простыл, но, скорчась,
Глядь, по ветке чёрный червь ползёт…
 

2008 г.

Головоломка

 
О «сыночках» ломаю башку,
Для которых родная природа –
Приложение к шашлыку
В день весёлого культпохода.
 
 
Хлынул ливень на них пощедрей,
Попотешничал, сморщил им платья,
И уже заспешили собратья
От природы удрать поскорей.
 
 
И хохочет вослед им жарник
Синим пламенем непотухшим,
С ветки ивы грозится кулик
Пощипать убегающим уши.
 

«Не могу ни по какому праву…»

 
Не могу ни по какому праву
Жить в стране без мненья, без лица.
Мы равны в ответе за державу,
За дела её, за мир, за славу
Все – от генерала до бойца!
 

«Вижу: очарована ты песней…»

 
Вижу: очарована ты песней,
Что поёт весёлый паренёк,
О рябине, веем давно известной,
А ещё про молодой дубок.
 
 
Хочется, небось, не беспричинно
Опереться на плечо ему…
Песня эта про тебя, дивчина,
И берёт за сердце потому.
 

Жар-птица

 
Жар-птица, друг, не сказочная птица.
Она вполне реальная мечта.
Ты строишь скотные дворы, теплицы,
Герой на всю округу, почитай.
 
 
Завидуешь строителям столицы,
Кому ласкает слух фанфарный звук…
В твоих руках, мой друг, сама Жар-птица,
Прошу, не выпускай её из рук.
 

«Ещё февральские ветра…»

 
Ещё февральские ветра
Свои метельничьи угодья –
Навесы снега у двора –
Содержат строго по погоде.
 
 
Но с крутизны лохматых туч
На санках катится светило,
И весть несёт весёлый луч,
Что нас Весна не разлюбила.
 

«Был тихий день, но вдруг…»

 
Был тихий день, но вдруг
Поднялся ветер.
И вслед буран забушевал в степи,
Что, кажется, и свет померк на свете.
Дороги нет, ни шагу не ступи.
 
 
Клубится снег,
Как будто из орудий
Бабахнуло с какой-то стороны.
Но я подумал о другом: что люди
Сметают снег с поверхности Луны.
 

1964

«Ты для меня не просто дама-прима…»

 
Ты для меня не просто дама-прима,
Моя любовь к тебе неодолима,
Затем и не хочу бросать на ветер слов,
И впредь, чтоб ты не проходила мимо,
Я роль шлагбаума сыграть готов.
 

«Я долго ждал у твоего порога…»

 
Я долго ждал у твоего порога.
Сама ж сказала, чтоб пришёл к восьми.
Но ты не вышла. Я прошу, пойми,
Не поступай со мною впредь так строго,
Другого сторожа себе найми.
 

«Между нами легли расстоянья…»

 
Между нами легли расстоянья,
Оттого-то и горечь страданья,
Буря грусти во мне поднялась.
Успокоить бы ревность и страсть,
И отправить их в область преданья!
 

О плане проведения отпуска

 
Не поеду в отпуск к морю.
Заарканю я коня,
В край степной его пришпорю,
Где живёт моя родня.
 
 
Мне, признаться, страсть охота
Побродить по тем местам,
Где когда-то лишь болота,
Да раздолье комарам.
 
 
Прихвачу на всякий случай
Вездеходы – сапоги.
Будет ветер мой попутчик,
Ну, а память детства – гид.
 
 
Не забыть бы мне двухстволку.
Может быть, сгодится там.
Коль случайно встречу волка,
Вот уж серому задам!
 
 
А ещё бы не мешало
Взять для рыбной ловли снасть.
То-то будет, предвкушаю,
Не уха, а первый класс.
 
 
И, возможно, и, наверно,
Сунуть надо бы в рюкзак
В банках рыбные консервы,
Не к обеду, просто так…
 
 
План, однако, никудышен.
В нём раскладка неполна.
В перечисленное выше
Не включил графу «жена».
 
 
И она его погубит.
Расседлает мне коня…
Путешествовать не любит,
Не отпустит и меня.
 

Материал к размышлению

 
Я делал первые шаги,
Штудируя немецкий.
В моих руках учебник был,
А в голове – зубрёжка.
 
 
Мы на одном сиденье с ним
Случайно оказались.
Сосед склонил ко мне лицо
И начал по-немецки.
 
 
Пытался вспомнить я слова,
Знакомые мне фразы,
Но мой попутчик так частил,
Точнее, тараторил…
 
 
Конечно, понял слово «мир»
И слово «дружба» понял.
Подумал я, что он турист,
Возможно, заблудился…
 
 
Спросил, куда он держит путь,
На ломаном, конечно.
Но вспомнил, что не те слова
Я вставил в разговоре.
 
 
Остановить его не мог,
Чтоб сделать передышку,
Хотя бы слог обмозговать,
На пальцах объясниться.
 
 
Он пальцем ткнул в учебник мой,
И вновь затараторил…
Ей-Богу, пот меня прошиб,
И я не знал, что делать…
 
 
Но путь мой подошёл к концу,
(К последней остановке),
Сосед по-русски мне сказал:
– Желаю вам успехов!
 

1963

«Мы с тобой не молоды уже…»

 
Мы с тобой не молоды уже.
Отыграли в жениха с невестой
И находимся на той меже,
Где и ревность вроде неуместна.
 
 
Почему же всё охотней, чаще
(Может быть, тут дело в ворожбе?)
В зеркало свои глаза таращу,
Стоит лишь подумать о тебе?..
 

Из студенческой тетради

 
Может быть, живём в плену фантазий.
Может, долго дрыхнем по ночам,
Без границ в младенчестве проказим,
Предаёмся чересчур мечтам.
 
 
Ринуться с закрытыми глазами
Мы готовы в самый крайний край,
Не боясь, что впереди – экзамен,
Жизнь, паденья, а отнюдь не рай.
 
 
Потому-то снова привыкаю
К полосе, где голод, словно волк…
Из своих извилин извлекаю
Адреса, где взять бы денег в долг.
 

1964

«Я хотел открыть ключом замок…»

 
Я хотел открыть ключом замок,
Но домой попасть никак не мог.
Попытался влезть через окно –
Оказалось запертым оно.
 
 
Гвоздь нашёл, вертел и так и сяк…
Чертыхнулся, стукнул лбом косяк.
Чёрт, однако, вовсе не при чём –
Открывал я дверь не тем ключом.
 

«На лекцию в тот день я прибыл рано…»

 
На лекцию в тот день я прибыл рано.
По коридору не спеша иду,
А чуть поодаль Саша с Людой бранно
Из громких слов городят ерунду.
 
 
Вот вижу, Люда ставит сумку на пол,
Сама с оглядкою идёт вперёд
И ждёт, когда послушно Саша-«Лапа»
Оставленную сумку подберёт.
 
 
Однажды я не утерпел.
Молодожёна
О настроенье, о делах спросил…
На сумку показал он отрешённо,
Которую теперь всегда носил.
 

1964

«Гляжу на белые снега…»

 
Гляжу на белые снега,
А вижу елей малахаи,
И человеку в рост луга,
Что горицветом полыхают.
 
 
Крутым навеям у двора
Душою рады хлеборобы.
Сберечь бы снежные сугробы,
Ведь это – горы серебра!
 

«Ты говоришь: закрой скорее двери…»

 
Ты говоришь: закрой скорее двери,
На улице мороз, ну, просто жуть,
Что холод и в душе клыки ощерил,
Скорей бы в шубу и тепло нырнуть.
 
 
Температуру, правда, я не мерил.
Стучат сердца, в подъезде тишина.
Намёк я понял и тебе поверил,
Ведь шуба-то у нас сейчас одна.
 

«Ах, как строги подчас бывают взрослые!..»

 
Ах, как строги подчас бывают взрослые!
И никакой на них управы нет.
Высмеивают девушку седоволосую,
Которой только девятнадцать лет.
 
 
«Ишь, модники, совсем осатанели!..»
И вот «полощут» юным «потроха».
А ведь она… седая в самом деле.
У девушки убили жениха.
 

1964

«Если вы под берёзы плакучие…»

 
Если вы под берёзы плакучие
На свидание вышли одни,
А соперника ревность дремучая
Ждёт, что скоро погаснут огни, –
Ты для девушки вроде… брони!
 

Отставший

 
Отстал от поколенья
На три-четыре года –
Сменилось настроенье,
Пришла другая мода.
 
 
Монтажники-ребята,
Навеселе, похоже,
Идут щеголевато
На вечер молодёжи.
 
 
Не робки и не кротки,
Настроились до клуба
Приезжие молодки,
Малиновые губы.
 
 
На танцах многоцветье
И глаз, и междометий,
И все, и все на свете
Счастливые, как дети.
 
 
И я пришёл, порхая,
Душою полыхая…
В толпе увидел локон,
И стало одиноко…
 
 
Они нашли друг друга,
Себе танцуют в радость,
А я стою за кругом,
Мне снова не досталась.
 
 
Своих знакомых вспомнил,
Подруги замуж вышли,
Я слишком поздно понял,
Что оказался лишним.
 
 
И нет в душе покоя…
Пойду готовить ужин.
А в голове такое,
Что никому не нужен.
 

Эпизод

 
И вспомнился мне эпизод.
За чаем ворчливая мать
Беседу неспешно ведёт,
Приладив седую прядь.
 
 
Что неслухом стал вконец
С тех пор, как диплом получил…
Останься в живых отец,
Ремнём бы меня проучил.
 
 
В неведомый край укатил
За длинным рублём вдогон.
А деньги, видать, прокутил,
Явился, как сокол, гол…
 
 
И помощи нет от меня,
Женился бы я поскорей,
Ведь ждёт не дождётся родня
Обещанной свадьбы моей.
 
 
Что, юность бесцельно губя,
Я лет не ценю дорогих.
Живу, говорит, для себя,
Подумать пора о других.
 

«„Он уехал!“ – слышу в трубке…»

 
«Он уехал!» – слышу в трубке,
И горячий шёпот: «Жди».
Ты предстанешь в лёгкой шубке,
На моей замрёшь груди…
 
 
Ты красива опереньем,
Этим краше ты подруг.
Отношусь я с подозреньем
К тем, кто счастлив от разлук.
 

«Я спешил без подготовки…»

 
Я спешил без подготовки
Не с букетом роз к тебе,
Признаюсь, я был неловкий,
Пеший шаг сменял на бег.
 
 
Помню, на своей спецовке
Свежий запах нефти нёс…
Но от этой маршировки
В дружбе вышел перекос.
 

«На улице огни вечерние…»

 
На улице огни вечерние
Манят, мигают, угасают.
Гордыни наши непомерные
Друг друга в толчее бросают.
 
 
Акаций белых тени длинные
За мной следят таинственно,
Жалея шепчут, что один я,
Остался без единственной.
 

Признание залётного бедолаги

 
Растерян я, честное слово,
С начальством опять в раздоре.
Девчонки-задиры снова
В моём общежитии в сборе.
 
 
Приказано с койки убраться,
А возразить нельзя им,
Сейчас же начнут придираться
Под шуточки «раз-два взяли!»
 
 
Что пол никогда не мою,
И страшно взглянуть на окошки,
Что я не смотрю за собою,
Иду не по той дорожке.
 
 
Что я «докатился до ручки»,
А главное – жить не умею.
Вот так после каждой получки
Приходят и «пилят» мне шею.
 
 
Судьба моя – вдовушка злая.
Жениться хочу – нет мочи.
К порядку меня призывают,
А замуж никто не хочет.
 

1959, 1965

Откровение одного молодого человека

 
Скажу, что тебя я любил.
Скажу, что у нас ребёнок.
Скажу, что ребёнок с пелёнок
Лицом на меня походил.
 
 
Скажу, что уже давно
Наказан я был судьбою,
Но… в прошлом – кутёж и вино.
И снова, как видишь, с тобою.
 
 
Хоть знаю, что ты не простишь.
Не встретишь меня у двери.
Меня не узнает малыш
И в ласки мои не поверит.
 
 
Я снова уеду туда,
Где сушат гнилые болота.
Уж лучше сгореть от работы,
Чем вечно гореть от стыда.
 

Русланов
^Поэма

 
Он был и раньше строгий,
В работе чуть заело –
Сам ни на шаг от стройки,
И люди все у дела.
 
 
Брак засечёт – не «спустит».
Он скажет: «Друг, постой-ка!» –
И тут же без дискуссий
Задаст головомойку.
 
 
Ворчит от безобразий,
Не напоказ, с досадой…
Иные судят: «Разве
Ему всех больше надо?
 
 
Уже пора на отдых,
На пенсию, на воды,
На деревенский воздух,
Ведь годы…»
 
 
Так нет! Твердит: «Доверьте
Запущенную стройку». –
И недоволен: «Черти!
Хотят силком на койку…»
 
 
Одно сказать: Русланов
Иван Кузьмич. В районе
Известен доброй славой.
Он марку не уронит.
 
 
Жена по телефону
Его на завтрак нудит.
Кузьмич неугомонный
О нём опять забудет.
 
 
И вновь по телефону
Названивает кто-то.
Он держит оборону:
– Поймите же, работа!
 
 
Нам объявил, что это –
Корреспондент газеты
В статью «Герои вахты»
Выуживает факты.
 
 
Насмешку не скрывая,
Наш ветеран продолжил:
«Мы и теперь не с краю,
По части славы тоже…»
 
 
А тут и перестройка
Нагрянула нежданно,
И трест от перекройки
Трясло, как ураганом.
 
 
Тому продай бульдозер,
Тот самосвал присвоил…
Ходил Русланов грозен,
В своих задумках стоек.
 
 
«Мы сможем только вместе,
Одной командой выжить!»
Всем по долям отвесил,
Мол, собственники мы же.
 

 
На стройке дел по горло,
А тут весна приспела.
Где раньше было торно,
Вода пути разъела.
 
 
Поверженные наземь,
Топорщатся корнями
И ель, и клён, и ясень –
Лежат богатырями,
 
 
Которых победили
В бою неравном люди…
Теперь автомобилей
Пристанище тут будет.
 
 
В два этажа, кирпичный,
С приманчивым фасадом,
Гараж, под стать столичным
Украсит автостраду.
 
 
Завод цеха раскинет,
Здесь встанут мастерские,
Вдоль озерка и через
Взметнётся автосервис.
 
 
В старинное селенье
Вонзится гул моторов.
Навек прощай забвенье
И тишина просторов.
 
 
Но вид лесоповала
Тоску на всех наводит.
Здесь птичий гам бывало
Всё лето колобродит.
 
 
Но пуще ранят душу
Следы повальной бойни.
Богатый сад порушен,
Теперь, увы, покойник…
 
 
Красавиц яблонь кроны
Разбросаны вповалку,
Маршрутом похоронным
Их отвезут на свалку.
 
 
Ведь нас дела заботят.
Они первостепенны.
С утра в труде и поте
Наращиваем стены.
 
 
Но дело, вишь, застряло,
Весну в расчёт не взяли.
А дней в запасе мало,
Торопит нас хозяин.
 

 
Во всяком деле – сроки.
Чуть прозевал, и – баста.
Вдруг развезёт дороги,
В простое и участок.
 
 
Да и с людьми не густо:
Текучка, неполады.
Порою очень грустно,
А жить и делать надо.
 
 
Приехал с видом важным
Корреспондент газеты.
Он был приветлив с каждым
И щедрым на ответы.
 
 
Он фотоаппаратом
Со вспышкой часто щёлкал,
Но цель свою ребятам
Не обозначил толком.
 
 
Подумалось: газетчик
Виновных расчихвостит,
По ним пройдётся смерчем
От благородной злости.
 
 
Пусть браконьеры знают,
Достанется им крепко,
И от людей глаза им
Теперь не спрятать кепкой.
 
 
С ним рядом был Русланов,
Ходил по снежной бровке
И удивлялся сам он
Масштабам раскорчёвки,
 
 
Что допустили «дяди»,
Чужие без границы.
В итоге сад украден,
А мог бы сохраниться…
 
 
Показывал он тут же
Свои дела и планы:
«Живём, других не хуже,
И точно – не профаны…»
 
 
«Искоренять издержки
Пора на всей планете…»
Уверенный в поддержке,
Он в браконьеров метил.
 
 
«Но нас ещё тревожит
И действует на нервы
Родное бездорожье…
Убрать бы эти «перлы»…
 
 
Оттаял мусор старый
И ржавое железо…
Прицеп с разбитой тарой
Машинам путь отрезал.
 
 
Сейчас бы до зареза
На нашей стройке надо
Расчистить все подъезды,
Убрать с путей преграды.
 

 
Володька Перекатов,
Наш компанейский парень,
Подходит: так и так-то,
«По мусору ударим».
 
 
Кузьмич идею понял,
Хотя и не охотник
Устраивать погони,
Но это же… субботник!
 
 
Промолвил, правда, тихо,
Как будто ждал уловки
И знал, что рядом – лихо…
Добавил для страховки:
 
 
«С людьми бы не мешало
Поговорить сначала,
И коль они не против,
То приступай к работе!»
 
 
Старшой бригады хваток.
Собрал всех наших,
Вручил ломы, лопаты,
Шумит, руками машет.
 
 
Но чей-то голос: «Баста!
Рабочий день вышел…»
А третий голос – властно:
«Пора за дело! Тише!»
 
 
Звенят, скребут лопаты.
Ногами месим глину.
Капель кладёт заплаты
На согнутые спины.
 
 
Опять зудит чертяка:
«Нельзя без самосвала».
Похлопочу, однако,
Ведь не отступит малый.
 
 
Нам от работы жарко.
Горят ладони, лица.
И знаю, будет жалко
Бригаде расходиться.
 
 
Вот ключ пробился бойкий
И нас проворством дразнит,
Он тоже чистит стройку
От мусора, от грязи.
 
 
Здесь нет труда по блату,
Полегче, поиначе…
Трудились не за плату,
Но стали мы богаче!
 

 
Русланов был доволен
Влиятельным участьем,
Дивился мощной роли
Четвёртой этой власти.
 
 
Неделя миновала.
Придя домой с работы,
От дел устав немало,
Газету взял с охотой.
 
 
В ней в каждой строчке «стрелы».
Диктатором он назван.
Кузьмич побагровелый
Кому-то крикнул: «Язва!
 
 
А раньше пел другое.
Меня в герои прочил,
Теперь же острогою
Попасть в живое хочет!»
 
 
От журналиста ждали
Не модных фраз в надсаде,
Замаранных в скандале.
А добрых слов о саде,
 
 
О яблоневом цвете,
Здесь полыхавшем густо,
И о плодах, что дети
Срывали летом шустро.
 
 
Критиковал субботник.
Мол, это – незаконно.
Пора, мол, жить вольготней,
По западным канонам.
 
 
Ещё назвал субботник
Административным зудом,
Где каменщик и плотник
Использованы худо.
 
 
Не профессионально,
И не рационально
Орудуют ребята –
В руках метла, лопата…
 
 
Традиций устаревших
Носителем он назван,
А о садовых плешах
Ни слова… Ну, и язва!
 
 
Не выспавшийся ночью,
Был утром на работе.
И был он озабочен.
Молчал на строгой ноте.
 
 
Потом сказал: «Занятно…»
Побарабанил пальцем.
Ну, что ж, урок бесплатный
Получен от мерзавца.
 
 
А впрочем, не бесплатный,
Ведь многих объегорил,
И словом он печатным
Представил нас в позоре.
 
 
Обычай предков наших
Назвал он устаревшим…
В какой же цвет окрашен
Газетчик недозревший?
 
 
Вновь повторил: «Занятно…»
Его ответ был куцый,
Но всем зато понятный:
– Отставки не дождутся!
 

1995, 2006

Автобиография

Родился в 1937 году в селе Бишево Апастовского района Татарской АССР, где провёл детство и окончил 8 классов. К поэзии приобщился рано, точнее сказать – во втором классе, когда учительница Екатерина Павловна Павлюхина записала меня в литературный кружок, в котором состояло всего-то три ученика. Тогда же, в 1946 году, по её инициативе я впервые прочитал стишок (правда, не свой) со сцены сельского клуба и сыграл в одном акте пьесы незначительную роль солдата с деревянной винтовкой.

Всерьёз начал писать стихи в начале 1952 г., в период ледохода на реке Свияге, производившего на людей своей разрушительной и одновременно величественной мощью неизгладимое впечатление. На мой творческий выбор в 8-ом классе не могла не повлиять учительница литературы Александра Степановна Абрамова. Она так убеждённо и страстно преподносила нам, ученикам, изучаемый материал, что не влюбиться в писателя, поэта и их произведения было невозможно.

Начиная с сентября 1952 г. в течение 4-х лет учился в Казанском технологическом техникуме на тепломеханическом отделении. С первых дней учебного года был вовлечён в работу литературного кружка, что функционировал при кабинете русского языка и литературы. К этому времени у меня было написано 10-12 стихотворений, я понимал, что они несовершенны, тем не менее, староста кружка Галина Гусева попросила представить пять из них в поэтический альбом.

В октябре того же года мы с товарищем-однокурсником отважились показать свои «творения» в редакции газеты «Комсомолец Татарии», имея желание поскорее напечататься. После двух-трёх бесед с нами были направлены в литературное объединение при музее М.Горького, где один раз в неделю собирались начинающие авторы и обсуждали своё творчество, разумеется, под руководством представителей русской секции Союза писателей Татарии, которые приходили к нам поочерёдно.

Моё первое стихотворение было опубликовано 1-го января 1954 г. в газете «Комсомолец Татарии», где я печатался и в дальнейшем. В марте того же года я принимал участие в работе поэтического семинара на Съезде молодых писателей Татарии.

В литобъединении у меня сложились дружеские отношения с поэтом Александром Сытиным. Нашу дружбу мы пронесли через всю жизнь. Тёплая творческая связь установилась у меня с поэтами Леонидом Топчием, Юлией Дубяго, писателем Тихоном Журавлёвым. Встречались, дружили, переписывались.

В марте-апреле 1956 г. находился на преддипломной практике на заводе им. Карпова в Ленинграде. Показывал свои стихи в редакции газеты «Вперёд» (г. Пушкин), где был опубликован. Побывал на заседании литобъединения в редакции газеты «Смена».

Однажды решился предложить несколько стихотворений в журнал «Звезда». Были отмечены два стихотворения. Один из членов редколлегии в тот же час направил меня на встречу ленинградских и московских поэтов. Вечер мне запомнился тем, что выступали в основном поэты-ленинградцы, читали по два-три стихотворения. Приехавшая из Москвы Вероника Тушнова прочитала вначале 7-8 стихотворений и, внимая просьбам, читала ещё и ещё. Остановилась на сороковом. Лирика её была необычна для того времени, отличалась глубиной личных переживаний. Именно тогда я впервые проникся интересом к собственной биографии. В тот вечер я видел в первый и последний раз легенду блокадного Ленинграда – Ольгу Берггольц.

По окончании техникума в 1956 году получил направление в качестве мастера-монтажника в Среднюю Азию. В течение трёх лет трудился вначале слесарем, затем – начальником паросилового цеха и далее механиком и начальником дизельной электростанции на Гиждуванском хлопкомаслокомбинате в Бухарской области, писал в тот период мало, однако были напечатаны три стихотворения в газете «Комсомолец Узбекистана», и одно в журнале «Звезда востока».

Не забыли меня и в Казани, в 1958 г. составители Г.Паушкин и А.Сытин опубликовали два моих стихотворения в коллективном сборнике «Двадцать лет».

В 1960-63 годах служил в Армии, в войсках ПВО (Приамурье), в июне 1961 г. участвовал в работе 5-ой конференции писателей Амурской области. Мои стихи получили положительную оценку на поэтическом семинаре и в молодёжной печати. Публиковался в тот период в газетах «Амурский комсомолец», «Амурская правда», «Суворовский натиск», городской газете г. Завитинска, читался и выступал на радио.

В 1963-69 годах учился на дневном отделении журфака МГУ им. М.В.Ломоносова, в период учёбы и после окончания вуза трудился литработником в редакции газеты «Труд», корреспондентом других изданий. После защиты диссертации по экологии и получения учёной степени кандидата исторических наук перешёл на преподавательскую работу. С 1977 г. в течение 28 лет преподавал в Московском кооперативном институте (ныне – Российский университет кооперации) на кафедре философии, социологии, политологии и истории в качестве ст. преподавателя, доцента, профессора. В 1997 г. решением учёного совета получил учёное звание профессора университета.

Стихи публиковались в журналах «Смена», «Дружба», альманахах «Поэзия», «День поэзии», «Поэтический Олимп», «Московский Парнас», «Радуга над Клязьмой», «Кедринцы» и др., в коллективных сборниках, а также в газетах. С января 1981 г. стал посещать занятия в литобъединении «Московский учитель» (рук. поэт Юрий Мельников, впоследствии А.Белова).

4 декабря 1987 г. участвовал в поэтическом конкурсе литобъединений г. Москвы и Московской области. Решением жюри был назван в числе победителей. (Московскую организацию Союза писателей представляла Галина Дробот).

На творческом конкурсе в 2003 г. в связи с юбилеем Российского университета кооперации (в конкурсе приняли участие 12 вузов) был назван в числе победителей и получил Диплом лауреата. (Союз писателей России представлял в жюри доктор искусствоведения, профессор В.П.Зверев).

Опубликовал пять поэтических книг: «Домой» (1990), «Стремнина» (1998), «Ноша» (2005), «Повороты судьбы» (2007), «Листаю жизнь…» (2008).

С 1982 г. периодически посещаю занятия литобъединения им. Дм. Кедрина (г. Мытищи, рук. Ю.Петрунин). Член Союза писателей России.

Живу в г. Королёв (бывший – Калининград) с 1972 года.

Иван Блохин