Текст книги "Граф Суворов. Книга 2"

Глава 7

– Иванов? Какого… что вы здесь делаете, кадет? – строго спросил один из дежурных преподавателей, найдя меня мирно сидящим у командной палатки.

– Жду выволочки, в полном соответствии с ранее поступившим приказом подпоручика Строгонова, ваше благородие, – сказал я, хотя, конечно, большую часть времени я не тратил даром, с помощью медитации расширяя меридианы между чакрами воды и земли. Близость с Ангелиной дала новый толчок в развитии этих средоточий, но до раскрытия первого лепестка воды оставалось еще далеко.

– Секунду, – нахмурившись, произнес военный и чуть отошел в сторону, достав свое устройство связи. Вот интересно, большинство служащих и военных используют именно палки на принципе резонанса, в то время, как я видел и планшеты, и смартфоны, и даже большие экраны с тачскрином. Почему?

– Здравия желаю. Никак нет. Так точно. Вас ожидает кадет Иванов А.Б. Говорит, вы приказали явиться на дисциплинарное взыскание. Есть. Слушаюсь, – военный сложил цилиндр и повернулся ко мне. – На сегодня вы свободны, кадет. В связи с проявленной честностью и занятостью поручика Строгонова ваше наказание снимается. Но постарайтесь более не попадать в такие ситуации. Вам понятно?

– Так точно. Есть не попадаться, – улыбнулся я, козырнув, и военный, хмыкнув, покачал головой, ничего мне не сказав.

Довольный и закончившимися промежуточными экзаменами, и тем, что наказание временно отложено, я вернулся в лагерь. Помня о предыдущем неприятном опыте, держал активированным и насыщенным праной третий глаз и даже заметил странное движение в лесу, но слишком далеко.

В результате чуть не попался у самых палаток, где меня поджидала пусть не толпа, но существенная группа недовольных. Человек десять – в основном второкурсники, хоть и пару наших первачей я заметил. Лица у парней в основном мрачные, ну хоть оружия и дубинок в руках нет, уже плюс.

– Кого ждем? – стараясь сохранять жизнерадостное настроение, спросил я, на всякий случай активируя малый круговорот праны. Не понадобилось.

– Тебя, кого еще, – усмехнувшись, произнес Хорь и, выйдя вперед, махнул рукой. Тут же из толпы вытолкали тщедушного паренька, которого я без труда узнал по лицу, но хоть убей не помнил по имени. Тот тщедушный засранец, которого я поймал на месте преступления в один из первых дней.

– Держи, это тебе, – сказал Хорек, недобро улыбаясь.

– Что «это», на кой ляд «оно» мне нужно, и почему «это» вообще должно меня интересовать? – спросил я, мгновенно оценив затравленный взгляд подростка. Трусы бывают разного сорта, одни в критической ситуации рвутся на врага, другие же замирают и стараются слиться с местностью. Но есть и такие, которые готовы для своего собственного спасения пожертвовать даже родной матерью.

– Ты вчера спрашивал, кто начал поднимать бучу по поводу протекающей крыши и распустил слух о переселении в палатки, – пнул замершего на холодной земле парня Хорь. – Это он. Но интересно тебе будет не это.

– А что же? – подняв бровь, спросил я.

– Он уже неделю подбивает разных студентов из наших. Сеет смуту, так сказать. Мол, начали нас гонять, ничего не дадут взамен, только бьют и мучают. Отселили на холод из нормального здания, – перечислил Хорь, злобно скалясь. – Угадаешь, кто во всех наших бедах виноват?

– Тут даже думать не надо, – понимающе кивнул я. – Значит, вот этот…

– Пидор, – подсказал Хорек, снова пнув стоящего на четвереньках засранца, и тот всхлипнул. – Не, это не ругательство. Есть подозрение, что «это» было подстилкой у бывшего завхоза, а когда того сняли – решило тебе отомстить. А может, из-за неразделенной любви, как думаешь?

– Гхм… – я аж поперхнулся. – Ты бы о говно ноги не пачкал.

– И в самом деле, – уже собираясь в очередной раз пнуть скрючившегося засранца, одернул себя Хорь. – Ну так что?

– Я принимаю твои извинения. Тебе же не лично он говорил, а кто-то из доверенных лиц? Так что этого – к военным, с объяснением, как оно было. Так чтобы я его больше не видел, – проговорил я, стараясь выбрать оптимальный, пусть и не самый добрый вариант. – Лично к тебе у меня претензий нет.

– Ну, тогда и у меня к тебе нет, – протянул руку Хорь. – Мир.

– Ага, дружба, жвачка, – кивнул я, еще раз оценив парней, собравшихся вместе. – Следующий вопрос, кто слышал или видел, как А-шники сумели раздобыть дубинки? Есть такие? Я все равно рано или поздно выясню, но лучше рано, чем поздно. К тому же с этих придурков станется, они могут попробовать и настоящее оружие достать.

– Не, – довольно отмахнулся Хорь. – За этих уже можешь не переживать. Видели, как их в карцер отправили, а затем в лазарет. Всех в синяках и кровоподтеках, так что они точно больше ни к кому не полезут.

– Ого, это интересная новость. Выходит, мы теперь в привилегированных ходим. Неприкасаемые, хоть и по другому поводу, – задумчиво проговорил я.

– Не мы, а ты, – уточнил Хорь. – Чтобы с другими такое происходило, я что-то не слышал.

– Ну так ты и о других нападениях групповых на одного, скорее всего, не слышал, – усмехнулся я. – Защищают не меня, а тех, кто в состоянии пройти экзамены. Так что делай выводы сам.

– Можешь не напоминать. Гребем и выцарапываем, – усмехнулся Хорь. – К слову, что у вас по программе? Видно, что гоняют вас даже больше, чем нас, одна физуха с утра до вечера. Все школьные предметы отменили, даже те, которые у нас были, мимо.

– Это да, но сегодняшнего прикола я не понял, – согласился я. – Вас тоже против третьего курса поставили?

– Да, бред тот еще, – ответил Хорь, едва заметно перекосившись. Явно ему досталось, но самолюбие не позволяло это признать. – Еще и попал на Тарана… Едва выдержал тридцать секунд под его напором.

– Я только двадцать четыре продержался, – честно сообщил я товарищу.

– Ну, значит, не мне одному повезло, – хмыкнул Хорь. – Будем надеяться, каждый день такие испытания нам ставить не будут. А то так и сдохнуть недолго.

– Согласен. Это был явный перебор, – кивнул я. – И сейчас я ровно в таком состоянии, полудохлом. Надо отправляться спать, а то утром опять марш-бросок.

– Не напоминай, – вздрогнув, проговорил Хорь. – Ладно, до завтра!

– Будь, – кивнул я и, попрощавшись, шагнул сквозь полог палатки. Хоть глаза и привыкли к темноте, внутри единственным источником освещения оставалась печка-буржуйка, от которой грелось все помещение. Но даже в таком свете я успел заметить, как кадеты разбежались к своим койкам. Похоже, часть кадетов только что стояла прямо у входа, подслушивая наш разговор.

– Спокойно, свои, – громко сказал я и тут же поймал на себе несколько заинтересованных взглядов. – Все в порядке. Отбой.

Смыв с себя дневную усталость вместе с потом и переживаниями, я рухнул на койку и почти сразу провалился в беспамятство. Слишком за сегодня вымотался, действуя на пределе. Да и в целом неделя выдалась не самой легкой. В такой обстановке люди либо закаляются, либо ломаются…

– Подъем! – чуть не на ухо проорал мне до боли знакомый голос. – Пять минут на сборы! Бегом!

«Твою же мать, только ведь лег!» – пронеслось у меня в голове, когда я неожиданно для себя понял, что в глаза светит не лампа, а начинающее подниматься солнце. И дело даже не в том, что уже шесть с хвостиком утра. Осенью. В Питере! Солнце?! Это что же за праздник такой, неожиданный.

– Стройся! Бегом! – продолжал надрываться Строганов, чей голос транслировал каждый динамик во временном лагере. Кадеты спешили, кадеты бежали… но не слишком успешно. Все же вчера было потрачено слишком много сил. И физических, и моральных. Не знаю, кто бы смог перенести подобное без проблем. Ну, кроме меня.

Хотя стоило явиться на построение, как я нашел ответ на свой вопрос – третьекурсники. Побитые и порядком осунувшиеся, они все равно выглядели куда живее всех нас. Некоторые даже выглядели бодрыми. Вроде того же Тарана, стоящего скалой возле своего взвода.

– Равняйсь! Смирно, – приказал Василий, и мы уставились на шагающего вдоль рядов подпоручика с планом в руках. – В связи с удовлетворительным проведением испытаний сегодня намечен марш-бросок в полной экипировке, на десять километров. Окапывание на полигоне, с рытьем траншеи полного профиля. Повторяю, полного профиля! – проговорил Строганов, для наглядности показав рукой два метра. – После этого обратный марш-бросок и, наконец, прохождение полосы препятствий.

С каждым словом Василия парни мрачнели все больше. Это даже не пипец, это все, приплыли. Один марш-бросок, может, половина еще и выдержит, но окапывание с явным обедом в окопах. Да мы обратно даже половину не проползем…

– Все вам ясно, салаги? – крикнул Василий, а потом медленно, подняв план над головой, начал рвать приказы. – Вольно!

– УРА! – хором ответили ему все студенты, включая завизжавших от восторга девушек, которым такие нагрузки вообще были противопоказаны. Ликование наше длилось почти пять минут, пока улыбающийся Строганов не махнул рукой, показывая на летний стадион.

– На пра-во! На построение перед командованием шагом марш! – приказал подпоручик, и мы, довольные внезапно свалившимся на нас счастьем, а вернее, не свалившимся горем, зашагали в указанную точу. Выяснилось, что нас там даже ждут.

Хоть трибуны, с которых выступал сам император, давно разобрали, остались стандартные зрительские места, и в ложе для руководства стоял, провожая глазами студентов, его сиятельство граф Суворов. Третий курс, проходя мимо него, заранее взял под козырек, и мы повторили то же движение. Хоть и замыкали колонну.

– Приветствую вас, кадеты! – сказал граф, когда мы построились на стадионе.

– Здрав. Жел. Ваш. Сиятельство! – хором ответило почти пять сотен глоток.

– Сегодня поистине солнечный день! С гордостью могу сказать, что вы все справились со вчерашними испытаниями, как и со строгим отбором, – проговорил Мирослав, и его голос разнесли динамики далеко за пределы стадиона. – Второй курс доказал, что заслуживает права на инициацию. Третий сумел продемонстрировать свою готовность к обучению и заинтересованность в дальнейшем росте. Ура!

– Ура! – довольно проорали студенты.

– Однако, – повысив голос, произнес Мирослав, и все тут же затихли. – Однако сильнее всего нас порадовали ученики-первогодки. За неполных две недели они прошли почти месячный тренировочный курс, выдержали повышенные нормативы физической подготовки и даже превзошли наши ожидания.

– С этого момента и до конца второй четверти еженедельные испытания отменяются. Все прошедшие первичный отсев будут подвергнуты повторным экзаменам спустя два месяца, при подготовке к самому важному в вашей жизни событию, – проговорил Суворов, и студенты замерли, казалось, даже не дыша. – Возможно, к куда более важному, чем все, что будет дальше. К вашему второму рождению – инициации и принятии воинской присяги!

– Ура! Ура! Ура! – ответили куда более слаженным хором кадеты. Мы орали, кажется, громче всех. Еще бы, нас, первокурсников, всего через два месяца допустят к инициации. И уже никого не смущало, что мы можем быть не готовы. Даже не так, мы, скорее всего, не будем готовы.

– В связи с этим сегодня у вас свободный день. Отдыхайте. Завтра учеба начнется с новой силой, – довольно улыбаясь, проговорил граф и, помахав ладонью, скрылся в коридоре. Вслед за ним ушли преподаватели и даже директор училища, князь Меньшиков, которому в этот раз даже права голоса, похоже, не дали.

Что ни говори, а видеть, как еще две недели назад холеный и самодовольный до крайности князь осунулся и сгорбился, было приятно. Могу поспорить, взятие под стражу его завхоза, пропажа безопасника и создание попечительского совета сыграли в этом немаловажную роль. И хотя я в этих свершениях почти не участвовал, чувствовалась какая-то гордость в груди от того, что именно я процесс инициировал.

– Вольно! – снова скомандовал Строгонов. – До отбоя в 22–00 у вас свободное время. Завтрак, обед и ужин – по расписанию. Разойтись!

– Эм, а чего делать-то? – растерянно спросил стоящий рядом Краснов.

– Отдыхать, не понял, что ли? – ехидно хохотнул Шебтнов. – Старшой, поди, к… даме своей пойдет. На свидание.

– Мысль неплохая, – согласился я. – Но ты, похоже, слова подпоручика мимо ушей пропустил. Завтрак по расписанию.

– Блин! Точно! Полчаса осталось! – спохватился Леха, тут же посерьезнев. Ну да, прием пищи – это не то, что можно пропускать при наших нагрузках. Вчера мы существенно выработали резерв организма, и командование, похоже, это прекрасно поняло. Впрочем, пирожные со вчерашнего дня не пропали, да и испортиться явно не успели, сегодня я даже позволил себе расслабиться. Взял горячее натуральное какао на молоке, да еще и с сахаром, эклер и, сев у окна в столовой, начал всерьез обдумывать слова Лехи.

В чем-то он прав, с Ангелиной надо было что-то решать. Любовь не любовь, но к девушке я привязался не сильно меньше, чем она ко мне. Да и наши совместные занятия, надо признать, несли большую пользу. Значит что? Значит, поддерживать и углублять отношения нужно. Хотя о долгосрочных и тем более «серьезных» речи быть не может.

Как ни жаль, но я будущий граф. А это не только формальный титул и куча возможностей. Это еще и не меньшая кипа обязанностей, среди которых, например, династический брак, который взаимной любви может вообще не предусматривать и являться исключительно договорным.

Понятно, что я фигура не слишком приятная для высшего общества, и сильно драться за меня не будут. По крайней мере, на данном этапе. Будь я родным сыном Бронислава или Романа – ситуация была бы совершенно иной. Если выяснится, что я сын бежавшей императрицы – будет третьей.

Сильно сомневаюсь, что меня оставят в живых. Понятно, что в реальной истории часто даже бастардов королей держали в заложниках, если о них узнавали. Просто потому, что он хоть и бастард, но сын короля. А значит, может претендовать на престол. У меня ситуация была аналогичной – меня прикончат ровно за это. За возможность, пусть очень призрачную, претендовать на трон, занятый «узурпатором».

И все же это не отменяет факт того, что жениться на Ангелине я не могу. А значит, и говорить такие громкие слова девушке не стоит. Она, конечно, тоже далеко не дура, сама прекрасно все понимает, иначе не носилась бы так со своей девственностью для будущего мужа, который непонятно, когда появится. Но одно дело – понимать, и совсем иное – чувствовать.

Вот и получалось, что простого ответа на вопрос, что делать с Ангелиной и нашими с ней отношениями, у меня не было. А значит, придется прямо с ней об этом поговорить, и будь что будет. Решившись, я поднялся, собрал немногочисленную посуду и, отнеся ее в мойку, поблагодарил женщин на раздаче. Вот только всем моим планам сегодня реализоваться было не суждено, прямо на выходе меня поймал военный.

– Курсант Иванов А.Б.? – спросил он, сверившись с планшетом, на котором я успел краем глаза увидеть собственную фотографию. – Вас требует к себе его сиятельство. Следуйте за мной.

Никаких «пожалуйста» или «будьте добры». Он даже не стал дожидаться, пока я кивну или еще как-то подтвержу, что понял и согласен. Просто развернулся на каблуках и бодро зашагал прочь, в полной уверенности, что я подчинюсь приказу. Правда, нужно признать, что тут он был прав. Спорить не было никакого смысла.

Всего через несколько минут, пройдя уже знакомым путем, я оказался на взлетной площадке, где разместился штурмовой шлюп с гербом Суворовых на сером, покрытом защитной краской боку. С каждой минутой все странней. Я рассчитывал, что со мной поговорят в одной из командных палаток или на крайний случай в административном крыле. А вместо этого везут… а куда, собственно?

Двигатели взревели, и недавно набитый желудок сместился куда-то к кишкам. Я с трудом сдержался, чтобы не охнуть от таких перегрузок, но пристегнувшиеся рядом военные даже не обратили на это внимания, и я постарался взять себя в руки. Через несколько минут лета операция прошла в обратном порядке, и мне потребовалось все умение, чтобы не сблевать подступивший к горлу завтрак.

– Добро пожаловать в резиденции, – чуть склонившись, проговорил Василий, и я с удивлением посмотрел на денщика. – Следуйте за мной, ваше сиятельство.

– Можешь объяснить, что происходит? – совершенно ошарашенно спросил я.

– Ваш дед хочет поговорить в безопасной обстановке, – ответил Строганов. – Но прежде вам необходимо переодеться и привести себя в подобающий вид.

Вскоре я понял, что это значит не только помыться в нормальной горячей воде и надушиться, но и пройти через стрижку. Мне даже сбрили несколько начавших пробиваться на подбородке волосков. А когда портной, заставив меня вытянуть руки в стороны, начал подшивать прямо на мне костюм, я непроизвольно напрягся.

– Меня хочет видеть только дед? – уточнил я, вновь идя по коридору следом за Василием, тоже одевшим более официальную светскую одежду. Но тот вместо ответа распахнул передо мной дверь, и я на мгновение ослеп от сотен ярко горящих под потолком люстр. Внизу передо мной открылся большой бальный зал, и он был до краев набит народом.

Глава 8

Первым моим чувством была паника. Я никогда не был на официальных приемах и балах аристократов. Да что там, даже с олигархами за одним столом никогда не сидел. И теряться нельзя, пусть подобного я не ждал, но подготовка предполагала нечто подобное, так что я быстро сумел взять себя в руки. Осталось понять, что делать.

– Что я здесь делаю? – шепотом спросил я, но спину выпрямил, стараясь смотреть на окружающих не исподлобья, а открыто, и улыбаться краешком губ.

– Следуйте за мной, – не отвечая на вопрос, сказал Василий и, ловко лавируя между гостями, зашагал вперед. Мне ничего не оставалось, кроме как держаться у него в хвосте, повторяя аккуратные кивки-поклоны, которые он то и дело отвешивал обращающим на нас внимание господам.

Но то ли я кланялся не слишком низко, то ли выражение моего лица не нравилось гостям – многие оставались недовольны. Я прямо видел, как пара мужчин, завидев меня, скривились и поспешили покинуть зал. Блин, обидно будет, если из-за незнания ситуации я запорю какие-то сделки или договоренности Суворовых.

А с другой стороны, кто в этом виноват будет? Нет бы мне все объяснить, заранее провести инструктаж, да те же уроки этикета. Хоть парочку. А то с денщиком мы проходили только общую теорию, не вдаваясь в подробности. Тут же меня буквально выкинули в высшее общество, ничего не говоря.

– С дороги, холоп! – прикрикнул шагнувший от столика с закусками мужчина и вклинился между мной и Василием. От такой наглости я даже на мгновение растерялся, но глаза мои инстинктивно забегали в поисках знаков различий или хоть какой-то подсказки, как себя с данным господином вести.

Он же, наверное, восприняв мою замешку за слабость, незамедлительно обрушил на меня пресс! Слабенький, но вполне ощутимый. Резонансное поле начало давить мне на голову и плечи, заставляя согнуться. Окружающие, даже Василий, стояли, ничего не предпринимая, будто не видя, что происходит.

Блин, они же и в самом деле могут не видеть той радужной фигни, что сформировалась у меня над головой и неумолимо вдавливает в пол! Пресс довольно ограниченный, что по объему, что по силе воздействия. Как назло, я стоял в отдалении от остальных, и конструкт не задевал окружающих.

– Мы не представлены, – хрипло произнес я, попробовав сместиться с оси удара в сторону хама, но тут же обнаружил, что между нами силовая стена. Более того, по бокам от меня тоже поля. А значит, против меня сейчас стоит либо очень умелый дарник четвертого-пятого ранга, либо это заговор и заранее подготовленная ловушка. И, судя по ехидным рожам оторвавшихся от банкета гостей, поставить стоит на второй вариант.

Сдаться? Отступить? Склониться неизвестно перед кем? Да черта с два!

– Кадет императорского военного училища имени Александра Васильевича Суворова, Иванов, – представился я, козырнув, и, подняв руку к виску, влил прану через грудную чакру в кончики пальцев. Стоило поднять их чуть выше, и наши конструкты соприкоснулись, миг, и давление полностью исчезло.

Мне даже послышался едва заметный звон, с которым пресс лопнул. Не убирая подпитки энергией, я махнул рукой, вставая по стойке смирно и в процессе задев три из четырех стен. Отдача от разрушения резонансных конструктов ударила по их создателям, и я увидел скривившиеся удивленно-недовольные лица.

– Ваше имя мне, пожалуй, неинтересно, – сказал я, глядя на ошарашенного мужчину. – Но лицо я запомню. Всех вас.

Не став дожидаться ответа, я шагнул прямо к противнику, и тот от неожиданности сделал шаг назад, непроизвольно уступая мне дорогу. Василий, лишь дожидавшийся меня, тут же зашагал дальше, и хотя на первый взгляд выражение его лица не поменялось, мне показалось, что я вижу злобную удовлетворенность от моей выходки.

Спустившись в общую залу, мы прошли сквозь толпу и остановились в десятке шагов от небольшого возвышения, где восседал сам граф Суворов, с супругой и ближайшими родственниками. По правую руку от Мирослава сидела жена – Людмила Меньшикова. По левую – Роман. Чуть дальше вдова Бронислава – Ольга, в черном платье с закрытым фатой лицом. Оставалось еще одно место, пустующее.

– Ждем, – сказал шепотом Василий, когда я, не выдержав, вопросительно посмотрел на него. Отлично блин. Чего ждем?

Хотя какая мне-то разница, главное, не трогают, есть пить не мешают. Остановились мы как раз у фуршетного столика, а с завтрака прошло не меньше часа. Так что вполне можно устроить и второй завтрак, и обед, если очень захочется. Но дело было в том, что не хотелось.

– Кто это был? – шепотом спросил я. – Тот, который на меня прессом давил?

– Он давил на тебя прессом? – удивленно посмотрел на меня денщик. – Прошу прощения. На вас… вот же наглец. К сожалению, я ничего не почувствовал, так что предъявить ничего не смогу. Пока не признаны обществом и дворянским советом, по статусу вы вольный, и «холоп» – это, конечно, оскорбление, но недостаточное для вызова на дуэль… да и инициацию вы не прошли, ведь так?

– И долго надо мной так издеваться смогут? – спросил я.

– Минут пятнадцать, – довольно улыбнулся Василий, и мне ничего не осталось, кроме как ждать. Можно было гадать, что же произойдет в эти четверть часа, но я предпочел заняться делом и очистить себя с помощью медитации. Со стороны, наверное, это смотрелось забавно – замерший с высоко поднятой головой и сложенными за спиной руками парнишка пятнадцати-шестнадцати лет. Стоящий как статуя.

Чем дольше мы ждали, тем больше заинтересованных взглядов я на себе ловил. Некоторые – едва заметные касания, другие – липкие и обволакивающие, будто пытающиеся забраться под кожу. Ни тем, ни другим я не отвечал, оставаясь монотонно спокойным и сосредоточенным.

Короткая схватка с неизвестным заставила меня выложиться, запас праны в восьмой чакре, расположенной между огнем и третьим глазом, просел на четверть, и при этом я не мог восполнить ее с помощью единственной своей полностью раскрытой чакры – убежища души. И это было не слишком приятно, ведь остальные, даже нераскрытые, я подпитывать мог.

– Приготовьтесь, – услышал я голос Василия и тут же, вынырнув из медитации, понял, что граф Суворов стоит с бокалом шампанского в руке. Похоже, настало время замечательных историй, или он просто готовится толкнуть речь. Угадал.

– Дорогие гости, друзья, соратники, – произнес генерал, и все разговоры в зале мгновенно стихли. – Я рад приветствовать всех вас на этом первом открытом вечере с гибели моего горячо любимого сына и наследника, Бронислава. Почтим его минутой молчания.

Все за столом, а затем и в зале, склонили головы. Я слышал, как некоторые шепчут слова молитвы. Мирослав, тоже шевеливший губами, несколько раз перекрестился, а затем замер, прижав кулак ко рту, будто целуя крестик. Выдержав условленную минуту, он поднял голову и, внимательно осмотрев зал, продолжил:

– Трагические события заставили империю содрогнуться, многие из вас потеряли родственников, близких и друзей. Мои вам искренние соболезнования, – сказал генерал и снова замолчал на несколько секунд. – Однако жизнь не стоит на месте, и дело павших должны продолжить живые. В соответствии с последней волей Бронислава. Исполняя давнюю, славную традицию Суворовых, я принял решение признать сына полка, лучшего учащегося-первогодку, наследником Бронислава. Александр, прошу, подойди ко мне.

Оп-па. Как неожиданно и приятно, аж ноги подкашиваются. Или это из-за десятков ненавидящих взглядов, что словно клинки вонзились мне в спину? И ведь некоторые из них, если не все, обладали вполне ощутимой силой и, не будь между нами Василия, вполне могли этими взглядами и проткнуть. На плохо слушающихся ногах я вышел вперед и, приблизившись к столу Суворовых, взял под козырек.

– Вольно, – по-отечески улыбнувшись, произнес Мирослав. – В соответствии с волеизъявлением моего погибшего сына Иванов Александр станет Суворовым, как только пройдет инициацию и закончит это славное училище. У Александра выдающиеся результаты, он не только стал лучшим среди первокурсников, но и обогнал по своим показателям многих со второго. Так что я буду рад назвать его внуком.

– Рад стараться, ваше сиятельство, – снова козырнул я.

– Однако, – продолжил Мирослав, и, хотя он улыбался, от ледяного взгляда мне стало не по себе. – Покуда Александр не окончил училище, он останется в кандидатах на эту почетную роль. Кроме того, дабы сохранить силу крови рода Суворовых, я, с согласия его императорского величества, вынужден был поменять очередность наследия. И с этого момента главным и единственным моим наследником является Роман.

– Благодарю, батюшка, – встав и поклонившись, проговорил командующий императорской гвардией. Ну вот совсем не удивили, я бы чужому ребенку тоже ничего не отдал, пока свой собственный жив. Правда, непонятно, зачем им я. Разве что верность данному слову и воле погибшего.

– Так же, соблюдая традиции семьи, Роман решил взять себе преемника, который в случае его преждевременной кончины станет наследником, – продолжил Мирослав. – Увы, время сейчас неспокойное, империя все еще находится под ударом, а родных внуков у меня нет. Твое слово, сын.

– Благодарю, – снова чуть поклонившись, произнес Роман и, встав, повернулся к залу. – Я, граф-наследник Роман Мирославович Суворов, объявляю, что в соответствии с традициями семьи и указаниями его императорского величества к концу весны выберу себе преемника, коим станет лучший и сильнейший ученик младшего военного императорского училища имени моего прославленного предка. Для определения этого лучшего будет проведен турнир.

Зал, до этого слушающий с интересом, тут же разразился сотнями восклицаний. Гомон нарастал, пока Роман не поднял руку.

– Турнир будет проведен среди юношей до восемнадцати лет, обучавшихся в Суворовском училище не менее полугода. Только среди инициированных дарников, независимо от чистоты их крови или происхождения, – проговорил Роман, взяв со стола бокал. – И пусть времена сейчас тяжелые – победит сильнейший.

– Благодарю за речь и полностью поддерживаю решение сына, – сказал Мирослав, когда Роман сел обратно. – Дамы, господа, я рад, что вы присутствовали при объявлении этого, несомненно, важного решения. Прошу вас, развлекайтесь, ешьте и пейте. Александр, тебя же я приглашаю сесть к нашему столу, в знак моего расположения.

– Благодарю вас, ваше сиятельство, – склонившись чуть глубже, чем до этого Роман, ответил я и, дождавшись, пока Василий подвинет стул, занял предложенное место.

– Мог бы и отказаться, – наморщив носик, произнесла вполголоса Ольга, рядом с которой мне пришлось сесть.

– Милая, на такую глупость даже этот мальчик не способен, – почти не открывая рта, заметила Людмила. – Муж мой, ты не предупреждал о таком своем решении.

– Даже если бы предупредил, это что-то изменило бы? – прикрыв рот бокалом, едко спросил Мирослав.

– Нет. Ты прав, дорогой, многое поменялось, – ответила Людмила, положив свою ладонь поверх руки графа.

– Она имеет в виду, что всего несколько месяцев назад большинство в этом зале общались со мной и отцом только из-за нашей связи с Меньшиковыми, – улыбаясь, произнес Роман, повернув голову к главе рода, так что со стороны зала его лица было не разглядеть. – Кто мы такие? Всего лишь военные, не решающие в мирной империи ничего. Так было, но больше так не будет.

– И ты прав, сынок, – широко улыбаясь, ответила Людмила, а затем, сделав вид, что промокает губы салфеткой, добавила: – Но это еще ничего не значит. Род Меньшиковых в опале, но не навсегда. Земли, заводы, пахотные поля и капиталы – все это осталось за моими братьями, и все это знают.

– У тебя еще и отец жив, – заметил Мирослав, не снимая с лица улыбки. – И от того, что он скажет, когда его найдет тайная полиция, будет зависеть очень и очень много. По крайней мере, помощники Константина наговорили ему на казнокрадство, так что вскоре у тебя может появиться новое поместье.

– У меня? Ты хотел сказать у нас, дорогой? – лучезарно улыбаясь, проговорила Людмила. – Ты такой молодец, все в семью. Жаль только, что ради этого погиб наш сын и моя племянница осталась вдовой, а ведь ее приданое немало поспособствовало исполнению твоих задумок.

– Да, Бронислава жаль, – не сумев скрыть раздражения и скорби, проговорил Мирослав. – Ему совершенно не обязательно было тогда погибать. А вот твоей крестницы не жаль совершенно. Лучше бы Роман ее придушил в первую же брачную ночь. Говорят, ей такое даже нравилось.

– Не смей так говорить о сыне, – вспыхнула, но мгновенно взяла себя в руки Людмила. – Прости, дорогой. Я слишком его любила, и рана еще кровоточит.

– Да. Ты права. Просто больше не поднимай эту тему, – вздохнув, проговорил Мирослав. – По крайней мере, на людях.

– Прошу прощения… можно мне задать вопрос? – тихо сказал я, чем немедля заслужил гневный взгляд Людмилы и заинтересованный Мирослава.

– Ты его уже задал, – чуть улыбнувшись, проговорил граф. – Но продолжай.

– Вы прикрываетесь салфетками и бокалами, но разве нет техники резонанса, позволяющей слышать все в определенном секторе? – чуть смутившись, произнес я. – Напитать третье ухо энергией или направить слух воронкой, как в эндоскопе.

– Есть, конечно, – ответил Роман. – Но мы отгородились от остального зала щитами, так что большая часть подобных техник просто отражается. Как и звуков. Но учитывая, что они прозрачны – чтецы по губам могут расшифровать нашу речь. Что же до устройств, одним из которых ты пользовался, они блокируются нашим резонансом.

– Спасибо за ответ. Да, я помню, как столкнулся с таким эффектом, когда находился под колпаком безопасника, – поблагодарил я, тут же нахмурившись. – А еще не однократно слышал о менталах, но пока мало о них знаю.