Текст книги "Памяти А. В. Дружинина"

Иван Сергеевич Тургенев
<Памяти А. В. Дружинина>

Мм. гг.!

19 января нынешнего года мы лишились одного из старейших и деятельнейших наших сочленов, Александра Васильевича Дружинина. Собираясь в первый раз после его кончины, вы, без сомнения, с сочувствием выслушаете несколько слов, посвященных воспоминанию о человеке, который может быть назван одним из главных основателей нашего фонда.

Мы не станем распространяться перед вами о значении Дружинина как литератора; мы намерены коснуться его деятельности, насколько она относится к нашему обществу. Близким знакомым Александра Васильевича хорошо известно, что мысль об основании Литературного фонда, наподобие того, который уже около ста лет существует в Лондоне, пришла ему давно, раньше, чем кому-нибудь из его сверстников. Он предался этому делу со свойственною ему добросовестностью и той неустанной, хотя не шумной, настойчивостью, которая составляла отличительную черту его характера и выразилась, между прочим, и в избранном им гётевском девизе: ohne Hast, ohne Rast (Без поспешности, без отдыха)[1]1
  «Ohne Hast, ohne Rast» — эпиграф редактировавшейся Дружининым «Библиотеки для чтения», неточная цитата из стихотворения Гёте, входящего во вторую часть (1821 г.) альманаха «Кроткие Ксении» («Zahme Xenien»).


[Закрыть]. Он стал собирать все нужные сведения, вникать во все подробности; просил отъезжавших приятелей доставить ему устав и годовые отчеты лондонского фонда, завел переписку об этом предмете, возбуждал прения о нем в обществе и литературе; напечатал большую, замечательную статью,[2]2
  …напечатал большую, замечательную статью… – Имеется в виду статья Дружинина «О литературном фонде» – Библиотека для чтения, 1857, № 11, отд. III, стр. 1–28.


[Закрыть] в которой изложил необходимость и пользу подобных предприятий.

Когда же, наконец, его мысль привилась и начала переходить в практику, он принял самое живое участие в уяснении и утверждении начал, на которых она должна была осуществиться. Каждое творение рук человеческих подвержено ошибкам – и мы не намерены безусловно защищать то, что было установлено тогда; но, сообразив неизбежные препятствия и затруднения, всякий, вероятно, согласится с нами, что достигнутые результаты могли быть названы удовлетворительными и что во всяком случае возможность дальнейшего развития вполне была упрочена. Избранный в члены первоначального комитета, Александр Васильевич стал одним из ревностнейших его деятелей. Тогдашним его товарищам доселе памятны его постоянное трудолюбие и беспристрастие, его заботливое и терпеливое внимание к каждой стороне предлагаемых, часто сложных вопросов и соображений. Неподдельная любовь к родной словесности, высокое чувство справедливости, уважение к труду и к труженикам, искреннее сочувствие нужде и горю высказывались в каждом его слове – и с неменьшей силой высказывалась также вражда ко всему ложному и недоброму. Дружинин обладал в высокой степени тем, что мы называем характером. Он ясно сознавал идеал, к которому стремился и который людям противуположного образа мыслей[3]3
  …людям противуположного образа мыслей… – В первоначальном варианте белового автографа вместо «людям противуположного образа мыслей» было написано и затем густо зачеркнуто: «…смелым, особенно нетерпеливым людям». Очевидно, Тургенев противопоставил Дружинину Белинского, о котором Достоевский также сказал, что он был «самый торопившийся человек в целой России» (Ф. М. Достоевский. Полное собрание художественных произведений, том XI. Л., 1926, стр. 10).


[Закрыть] мог показаться узким или недостаточным; но он честно служил этому идеалу со всей энергией твердой воли, со всей силой убеждения, которое не боится ни насмешек, ни отрицаний, ни даже одиночества и забвения. Дружинин не сделал бы лишнего шагу вперед; но зато не было власти, которая могла бы заставить его сделать шаг назад или, что еще хуже, махнуть равнодушно рукой. Недаром симпатии Дружинина влекли его к английской литературе, к английской жизни вообще: в этом мире, где бы он, вероятно, занял место в рядах ториев, он находил вполне развитыми и исторически оправданными те начала, которые жили в нем самом: признание человеческой личности рядом с уважением законов и даже преданий, порядок и свободу, взаимно поддерживающие и обеспечивающие друг друга, благоразумную умеренность и неослабное постоянство предприятий. В этом смысле Дружинин может служить примером для многих из нас. Литературный фонд был любимой мыслью Дружинина; пускай же он станет для нас как бы его завещанием! А потому, вспомнив его значение в нашем кругу, чистоту и бескорыстие его жизни, его трудов, его стремлений, почтим добрым словом память честного человека и полезного гражданина и воздадим последнюю дань искреннего сожаления покойному нашему товарищу и главному основателю Литературного фонда Александру Дружинину!

Комментарии

Печатается по тексту первой публикации: «Русский инвалид», 1864, № 40, 18 февраля.

В собрание сочинений впервые включено в издании: И. С. Тургенев. Сочинеия под ред. К. Халабаева и Б. Эйхенбаума, М.-Л., ГИЗ и ГИХЛ, 1929–1934, т. XII, стр. 253–255.

Беловой автограф (БА) – 3 стр., не датированный, без подписи – хранится в ИРЛИ, 18078.CXVб.6.

Речь была написана Тургеневым в конце января 1864 г. для прочтения в годичном собрании Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым («Литературного фонда»), 2(14) февраля 1864 г. Тургенев присутствовал на собрании (см.: И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в двадцати восьми томах. Письма, М.-Л., «Наука», 1961–1968, т. V, стр. 222 и 617–618), но вследствие простуды не мог сам читать. Прочесть статью-некролог было поручено И. В. Анненкову. Подробный отчет о годичном заседании Общества был помещен в «Русском инвалиде», 1864, № 40, 18 февраля, вместе со статьей Тургенева. Описание годичного собрания Общества и обеда содержится также в письме Тургенева к Полине Виардо (см.: И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в двадцати восьми томах. Письма, М.-Л., «Наука», 1961–1968, т. V, стр. 222) и в дневнике Никитенко (см.: А. В. Никитенко. Дневник в трех томах, тт. I–III. Гослитиздат, Л., 1955–1956, т. II, стр. 403–404).

Специальным назначением речи объясняется то, что почти вся она посвящена Дружинину как инициатору и основателю «Литературного фонда».

Оставив в стороне другие аспекты деятельности Дружинина – беллетриста, переводчика, критика, Тургенев всё же счел необходимым отметить, что его идеал «людям противуположного образа мыслей мог показаться узким или недостаточным» (стр. 46). В данном случае Тургенев имел в виду и свои собственные разногласия с Дружининым, автором статей о Пушкине и Белинском (1856–1857), написанных с позиции «теории чистого искусства» (об этом см.: Т, Письма, т. II, стр. 308, т. III, стр. 29, 58, 61–62, 84)