Текст книги "Плюс-минус двенадцать. Сборник рассказов"

Space Opera – Episode 1
Повесть

Радио.

Добрый день, уважаемые наши радиослушатели и радиозрители! С вами, как всегда, я – Иннокентий. И главная новость сегодняшнего дня – это, конечно же, первый полет новейшего корабля… Итак… Сейчас, минуточку…

Да! Это случится наверняка! Ну наконец-то! Наконец-то мы с вами сможем убедиться, что годы и годы злоупотреблений прошли не напрасно! Нет, дорогие сограждане, отнюдь не напрасно! Сейчас мы с вами наконец-то увидим, на что именно были потрачены взимаемые с нас непомерные налоги!

Итак, внимание! Корабль Нового Поколения!

Первый Дхармаглот Имени Путина!

Сходит!

Со Стапелей!!!

Ура!!!

Дневник кочегара.

Собрал нас, стало быть, кэп в кают-компании, зенки выкатил и как рявкнет «Смирррна!!!», все аж вспотели – не иначе, думаю, напортачили где, вот дьявол. А он – не, молодцы, грит, хвалю, хоть на этот раз все нормально. Борман пот с рожи платочком утер, значит, обойдется. Гость этот дурацкий радуется, стало быть, лыба до ушей – а как же, взяли покататься, блин, будет теперь, халявщик, матерьялец на книжечку собирать. Тьфу. Навязали на нашу шею, как будто и без него нам мало… Надо кэпу намекнуть, шоб он с него книжки на всех стребовал. Только кто их читать будет?

Ладно. Пора готовиться к отлету. Пошли в рубку, расселись, стало быть, все кто куда – так этот кретин писулькин чего захотел – решил с нами в рубке лететь! Как же, романтика, блин. Штурман хотел уже было отсоветовать, но кэп на него так посмотрел… Короче, привязали мы этот организм к креслу понадежнее, расселись, кэп связался с космами из ЦУПа, те дали бобро, кэп дал отмашку, штурман дает отсчет, остальные никто никому ничего не давал, тока вцепились в подлокотники – а хрена ли, когда последний раз мы техосмотр проходили после той заварухи с рубильниками… когда ж это… а, так лет восемь уже прошло, блин! Самоубийцы? Ни разу, техники тоже люди, а кэп уже в свой второй рейс понял, что от добра бобра не ищут. Кому охота лишний раз извлекать отверки из глаз, например? А? Или ножницы из задницы? То-то. Ну, стало быть, отсчет, там, три, два, раз, и тут этот тридварас как заорет «Поехали!!!». И, главное, радостно так. А у Копытина нашего, между прочим, на это слово аллергия. Ну и мы, стало быть, поехали.

Нет, можете считать меня неженкой, но меня лично момент старта как-то, блин, нервирует. Даже когда нормально, без аллергии.

Заметки писателя.

Расселись. Я, конечно, тоже в рубке сидел. Не отправляться же мне в каюту, в самом-то деле. Чего я там забыл?..

Сели. Сидим, ждем. Те из динамика считают, штурманфюрер (или как там его) тоже, хором с теми. Традиция, наверное, такая. Ну, мы-то тоже не лаптем деланы. Тоже решил традицию поддержать. Как дошли они до нуля, я взял и скомандовал командным голосом «Поехали». Думал, вместе с нашим капитаном получится. А получилось как-то неудобно. И некрасиво – причем вот с их стороны-то уж точно некрасиво было меня не предупредить.

Черт подери. Какого я на эту калошу напросился?

Бортовой самописец.

(Громкий гул двигателей.)

ЦУП (сквозь треск помех): Что у вас там происходит?

Капитан (ЦУПу): Технические неполадки. Сейчас все исправим. (Отключает связь, кричит) Какого ж хрена!!!

Кочегар: Давление падает, температура растет.

Капитан: Не слепой, твою!..

Пилот (нечленораздельно рычит сквозь стиснутые зубы).

Капитан (кричит): Мед-брат! К пилоту – живо, гальюн недраенный!

Мед-брат (кричит): Есть, мой командир!

Капитан: Кочегар! В реакторный отсек, чтоб тебя поперек перекрутило!

Кочегар: Щас! Сначала, блин, двигло остановите.

Капитан (кричит): Чего?! За зарплату пахать будешь, укурок!

Кочегар: Есть в реакторный отсек!

Пилот (рычит и лязгает зубами с повышенной интенсивностью).

Мед-брат: Что ж ты, падло, делаешь-то!

Капитан: Что там у тебя, отрыжка гиппократова?

Мед-брат (обиженно): Кусается, мой командир!

Капитан: Если есть для тебя хоть что-то святое, кроме твоей сберкнижки – не давайся! Когда он узнает, что ему придется всю свою премию и пол-зарплаты тебе на лечение отстегивать, он же ж тебя убьет!

Мед-брат: Есть не даваться!

Капитан (бормочет): А кто к нам еще пойдет? После этого-то? Снимут же с маршрута к чертям свинячьим… Без медика-то…

Пилот (рычит, лязгает, потом затихает.)

Капитан: Удалось?

Мед-брат (удовлетворенно): Да, мой командир!

Капитан: Руки ему разжать сможешь?

Мед-брат: Постараюсь.

Капитан: Только не сломай ничего. Ему еще этими руками рулить…

Писатель (кричит): Ему?! Рулить?! Вы свихнулись совсем?!

Капитан (орет): А кому еще!? Ты, что ли, умеешь!? (Включает внутреннюю связь) Петров! Как там у тебя?

Кочегар (сквозь треск помех): Щас все в ажуре будет.

(Полная тишина.)

Кочегар (удовлетворенно): Во.

Писатель: Разрешите, я выйду… Мне тут надо…

Капитан (злорадно): А вот хрен тебе! Пока не взлетим, никуда ты отсюда не выйдешь.

Писатель (возмущенно): То есть как это?

Капитан: А ты думаешь, я тебя теперь просто так вот возьму и отпущу? Чтоб ты там про нас понаписал… Щаззз! Мне, между прочим, двух жен кормить надо, понял? Если не трех… И чтоб тихо тут. (Включает связь с ЦУПом): Алло. Мы готовы.

ЦУП (сквозь треск помех): Точно? Надо же… Ну что ж… Раз готовы… Начинаем предстартовый отсчет. Тридцать…

Книга.

Я сидел, аккуратно пристегнувшись, в кресле второго пилота. Вот-вот должны были дать финальный отчет. Как пелось в одной древней песне, final countdown. Говорят, в этот момент все космоходцы, даже имеющие за плечами богатейший опыт, волнуются. Может быть, несмотря на опыт, а может, даже и благодаря ему. Ведь они, в отличие от вашего покорного слуги (который, как вы понимаете, может разве что о чем-то этаком догадываться), прекрасно понимают, что может с ними случиться, если где-то что-то вдруг пойдет не так.

Однако, наш капитан Гагенсхайм был невозмутим как титановая скала. Невозмутим и уверен в своем великолепном корабле и в своей превосходной команде, маленькой, но сплоченной и работающей словно один человек. И даже когда какие-то мелкие неполадки, как это бывает время от времени у всех без исключения, все-таки возникли, подозрения об этом возникли у меня только тогда, когда предстартовый отсчет пошел по второму разу – настолько аккуратно и молниеносно они были ликвидированы.

Кроме того, капитан Гагенсхайм впоследствии, незадолго до обеда, показал себя еще и блестящим оратором. Я рискну предположить, что если он вдруг решит написать книгу, даже о самом что ни на есть скучном и затрапезном из своих полетов, эта книга моментально станет бестселлером. А ведь капитан рано или поздно выйдет на пенсию… Да, похоже, нашему брату-писателю следует готовиться к появлению серьезного конкурента!

Дневник кочегара.

Я знал! Я всегда знал, что наш кэп – это О! Но сегодня он превзошел сам себя. Не знаю, что другие, а я половину фразеологических оборотов (это приблизительно так вот наш гость писулькин изъясняется) даже не понял – слушал только, раскрыв рот. Как музыку. Ибо это было да.

Кстати, не забыть бы гостя спросить, не конспектировал ли он за кэпом. А то такой кладезь пропадает… Ну и заодно – как там его звать-то вообще…

Заметки писателя.

Посмотрел на Землю…

Нда. А планетка-то наша пообтрепалась за все эти годы. Ни фига не голубая. Серая она какая-то, с неоновыми рекламными проблесками… похоже на скатерть с пятнами от соусов. И какая-то удивительно вся невзрачная, как будто ею уже неоднократно пользовались и после использования стирали. В старой машинке и без отбеливателя. Даже предположить трудно, что там на самом деле можно жить, и очень даже весьма… Нда.

(Надо будет все это переписать покрасивше и еще что-нибудь про Непроглядную Черноту Космоса ввернуть. Чтобы не расслаблялись.)

Бортовой журнал.

(Дата, 13:30)

Несмотря на пассажира и некоторые неполадки, старт произвели строго по расписанию.

После старта и выхода за пределы атмосферы планеты, я, для верности, еще раз провел инструктаж нашего пассажира, известного писателя Джонатана Смита-Заозерного, касательно правил техники безопасности и поведения на борту корабля. Смею надеяться, бесследно это не прошло.

Капитан Гагенсхайм.

Письмо Бормана.

Здравствуйте, дражайшая Елизавета Сергеевна. Несмотря на то, что мы с Вами расстались всего какие-то двадцать восемь часов назад прописью, я решил все-таки написать Вам это письмо, поелику не знаю, когда еще смогу раздобыть приличной почтовой бумаги и чернил.

Во первых строках сего письма спешу Вам с прискорбием сообщить, что старт нашего корабля, назначенный на час двадцать минут пополудни, паче чаяния состоялся. А я себя грешным делом тешил надеждами, что уж кого-кого, а нашу-то лохань дырявую не допустят к вылету, особливо сразу за новейшим, экстра-класса звездолетом.

Во вторых строках моего письма хочу поведать Вам о том, что надежды мои на какую-либо внештатную ситуацию, долженствующую сорвать наше отбытие в открытый космос, частично все-таки оправдались. Частично – потому что внештатная ситуация, иначе говоря, неисправность, возникла уже после финального, будь он трижды неладен, отсчета, а посему как наш доблестный капитан, так и наш так называемый Центр Управления Полетами (наши многоопытные космоходцы без особых церемоний кличут его попросту ЦУПом) решили не придавать этой внештатной ситуации особого значения и вообще не акцентировать на ней ничье внимание, ибо в случае предания сего вопиющего факта огласке головы могли полететь у всех, кто был хоть каким-то боком причастен к нашему умонелепному старту.

В третьих строках, неисправность состояла в следующем: кто-то – а вероятнее всего, отдельные сотрудники клининговых служб нашего космопорта – ухитрился забить одну из трех дюз стартовых двигателей – и чем бы Вы думали? Ни за что не отгадаете! Подпорченной мороженой говядиной! Вы можете себе такое представить? Если я правильно понял смысл беседы, что вел наш капитан с кем-то из представителей ЦУПа (наверняка одним из руководителей этой самой клининговой службы, будь она неладна – не могли затолкать в нас что-нибудь понадежнее!) на приглушенных тонах, уборщики просто не знали, что с этой говядиной делать, и решили припрятать ее до выяснения обстоятельств в левой дюзе нашего корабля. А знаете, почему? Потому что они тоже, как и я, были абсолютно уверены, что нашу лохань до капитального ремонта никто никуда не отправит, кроме как, разумеется, на свалку.

В остальных же строках я имею Вам сообщить, что, кроме своеобычного для такого корабля экипажа, а также лоцмана (которого взяли ввиду не всегда корректно работающего радара) и Вашего покорного слуги, на борту «Громовержца» (а именно под таким названием проходит по всем реестрам этот космический, с позволения сказать, корабль) находится, возможно, небезызвестный Вам писатель Джонатан Смит-Заозерный. По совести сказать, я не могу с уверенностью припомнить ни одной из его широко известных книг, однако знаю, что он сам напросился к нам на борт. И сам же теперь, между прочим, локти кусает. Ну да что с него взять – писатель, романтика, то, се, ну, в общем, Вы меня понимаете.

После второго – к несчастью, удачного – старта и выхода за пределы атмосферы капитан собрал нас всех, кроме лоцмана и штурмана, в кают-компании и учинил писателю нашему прежесточайший разнос. Мне, впрочем, показалось, что тот был даже доволен случившимся, он ведь наверняка собирается писать очередную книгу… Похоже, что мы все (и Ваш покорный слуга тоже) будем-таки увековечены, не в граните, так в бумаге или, на худой конец, в бинарном коде.

Далее, после капитанского разноса, у нас был обед, довольно посредственный, после которого практически ничего интересного не произошло. Я только сходил посмотреть на незаметно и неумолимо удаляющуюся Землю – и как бы я хотел оказаться в тот момент не на этом проклятом корабле, а рядом с Вами, бесценная Вы моя Елизавета Сергеевна.

За сим откланиваюсь, Ваш любящий супруг, Игнат Борман.

(Дата, подпись)

Книга.

Честно говоря, я даже жалею, что теперь на всех кораблях устанавливают грави-установки, включая и те старые корабли, что изначально не были ими оснащены. Я согласен, это очень удобно: не нужно переучиваться под невесомость, долго к ней привыкать и потом, уже на Земле, еще дольше отвыкать, и курсы реабилитации космоходцев становятся не нужны. Но, все-таки, все-таки… Если бы мне предложили на выбор корабль с грави-установкой и корабль без грави-установки, я бы без колебаний выбрал второй. Но – таковы правила – сейчас кораблей, не оснащенных «гравами», не осталось совсем.

И еще я очень жалею, что мне сейчас катастрофически не хватает слов для того, чтобы описать картину, которую я увидел, когда мы отошли от Земли на уже довольно-таки приличное расстояние. Если вы никогда не были здесь, то вы и представить себе не можете, насколько Космос (я теперь, кажется, никогда не смогу больше писать это слово с маленькой буквы) огромен по сравнению с такой маленькой, такой – простите мне мою сентиментальность – беззащитной Землей. С нашей с вами общей Родиной. Она все наматывает и наматывает круги вокруг нашего, такого родного Солнца, что движется в Непроглядной Космической Черноте, среди других – таких же! и все-таки совсем других – далеких-далеких звезд.

Бортовой журнал.

(Дата, время)

Полет происходит по намеченному графику. Непорядки не обнаружены. Чувствую себя удовлетворительно.

Пилот Копытин.

Дневник кочегара.

Да, а писатель-то наш какой-то, блин, малахольный. То ему не так, это ему не этак. Подбивал, идиот, после обеда гравитацию отрубить. Не, ну полуумный же. Вот вынь да положь ему невесомость. А ничего, что все только что поели, кроме бедолаги Копытина, которому после того, что ему Гарик вкатил, до ужина жрать ни хрена не положено во избежание рецидива? Ему, видите ли, все равно, ему, видите ли, обед не пондравился!.. Ну так брал бы, блин, с собой. Его же честно пердуперждали, что это даже не Дом Писателей, я уже молчу про Архитекторов, которые себе столовку устроили – мама не горюй.

А кэп, межпрочим, нервничает. А я не люблю, когда кэп нервничает. Это всегда чревато. Писулькину этому что: он прилетит, сойдет – и все, гуляй, Вася, а мы? Нам-то потом еще с кэпом-то с нашим работать еще… и еще… и еще… С ним, конечно – а с кем же еще-то? Кэп – это же О! Ну, я это раньше говорил… Ну и что?! Надо будет – и еще раз повторю! Сколько будет надо, столько и повторю: наш кэп Гагенсхайм – это О! Всем кэпам кэп, корову вам в дюзло!

Тем более, что нервничает-то он не просто так. Мы ж у этого дхармаглота гребаного в кильватере пойдем. А он же новый, нелетанный, блин, еще ни разу, хрен его разберет, чем это нам грозит, а куда денешься?

Эх, говорила мне мама: «Иди в пожарники»…

Заметки писателя.

Кстати, тут у них должен быть бортовой журнал… кажется. Может, и их уже упразднили, за ненадобностью? Надо будет спросить у капитана Гагенсхайма, упразднили или нет, и если нет, то можно ли в него заглянуть? Ну хоть про их прошлый рейс почитать? Или про позапрошлый…

Да-а… Как же это я не догадался заглянуть в архив ЦУПа? Может, уже там можно было бы взять, вникнуть себе спокойно, распечатать что-нибудь, посидеть в Литераторов… А не торчать в этой калоше с этими космо-мать-их-за-ногу-ходцами.

Ну да чего уж тут теперь сожалеть… Может, Милочку попросить зайти в архив и прислать что-нибудь из оттуда? Поинтереснее? Или все же ну ее покамест?

Милочку вообще-то стоило с собой прихватить. Ну да что уж теперь…

Повторяюсь. Наверное, космическое излучение влияет.

Бортовой журнал.

(Дата, время)

Полет нормально. Входим в Мусорное кольцо. Автопилот в поряд…

Бортовой самописец.

(Сирена, громкий удар.)

Капитан (по внутренней связи): Пилот Копытин, немедленно доложите обстановку!

Пилот (по внутренней связи): Капитан! При входе в Мусорное кольцо автопилот не сработал, поскольку…

Капитан (кричит): Копытин, вставь мозги обратно в голову! Во что мы, твою через колено, впилились?!

Пилот: Капитан! «Громовержец» из-за непорядка с автопилотом…

Капитан (шипит).

Пилот (продолжает доклад): … неудачно состыковался с когда-то принадлежавшим концерну Кока-Кола, а впоследствии выкупленным республикой Гондурасом старым трансляционным спутником связи, пришедшим в частичную негодность в…

Капитан (кричит): Копытин, щас глаз на жопу натяну! Где штурман, чтоб его вывернуло наизнанку?

Штурман (по внутренней связи, с натугой): Капитан, ваше желание может быть исполнено с минуты на минуту…

Капитан (кричит): Ты где, жопа с ручкой?

Штурман: В гальюне, капитан…

Капитан (по внутренней связи, тихо): Вы тут все издеваетесь, что ли?

Дневник кочегара.

Нда. Писандель, зараза, получил-таки свою долбаную невесомость. Накаркал, скотина. Надо ж было так дорбалызнуться… Вот сколько, блин, это Копыто идиотское пилить можно: «Смотри, придурок, куда руляешь!», так ведь до сих пор и не проникся. Ну как же так, а? А кто грав-то теперь починять будет? Я, блин, наверное, с этим нашим Борманом. Это ж ваще удавиться…

Или не будем починять? Все-таки? У нас же, кажется, нечем. А есть где по пути пополнить запасы запчастей? Вроде должно что-то быть. Надо кэпа упросить куда-нибудь пристать, а то ж так, блин, всю дорогу кверху жопой и проболтаемся.

Вот надо ему было такую пакость пожелать, романтик недорезанный… В следующий раз – никаких писателей! Не надо они нам. Во всяком случае, на борту.

Кстати, он тут только что мимо пролетел. Ничего так, держится, зелененький, когда есть за что. Ну, нехай, блин, почувствует себя настоящим, блин, космическим волком. Блин. Чувствуешь, медуза ты сухопутная?.. Не стошнило бы его только. Гада писучего.

Книга.

Вы знаете, есть такое мнение, что коренное свойство всех желаний – это их несвоевременная реализация. Дескать, все сбывается, да, но совсем не тогда, когда желается, а тогда, когда уже начинаешь желать чего-нибудь совершенно другого. Мне, видимо, очень повезло по жизни. Скажем, сегодня своевременно сбылись аж два моих желания. Я хотел отправиться в космос на «Громовержце» – и вот, пожалуйста, я уже на борту и уже в полете. Я хотел невесомость (и даже сокрушался недавно по поводу ее отсутствия) – ну и что же? Вот она, невесомость, пожалуйста!

Строго говоря, я не должен бы ей радоваться, потому что, при всей остроте ощущений, я бы предпочел, чтобы она возникла при менее драматических обстоятельствах. Итак…

Беды ничто не предвещало. Вся команда была на своих местах. Мы шли к так называемому «Мусорному кольцу» – вы, наверное, знаете, что так космоходцы называют область за орбитой Марса, из-за чрезмерного скопления в этой области облаков космического мусора. Дебаты о ликвидации этой сомнительной достопримечательности ведутся уже не один год, но, несмотря на то, что все вроде бы согласны, что – да, опасно, да, мешает, и космогация там затруднена, и сигналы СОС оттуда постоянные, однако сос и ныне там…

Но я отвлекся. Дело в том, что сейчас (вот и еще одна романтическая деталь, которая ныне исчезла из профессии космоходцев) в исследованных областях космоса космические корабли зачастую ведет автопилот. Это позволяет, кроме всего прочего, снизить утомляемость вахтенных, однако, как выясняется, и определенная часть аварий (согласно официальной статистике, восемьдесят четыре процента незначительных аварий от общего числа аварий в космосе; что касается серьезных аварий, то по этой причине происходит всего два процента от общего числа аварий) случаются именно по вине ошибок автопилота. Вот и мы теперь угодили в вышеупомянутые восемьдесят четыре процента, в результате чего оказалась повреждена та самая грави-установка, по поводу наличия которой я не так давно сокрушался!

В следующий раз, пожалуй, я буду мечтать о чем-нибудь более спокойном и будничном, потому что состояние невесомости, поначалу довольно приятное и крайне необычное, негативно действует на центр координации, которому очень не нравится, что его пытаются ввести в заблуждение относительно того, где тут находится низ.

Бортовой журнал.

(Дата, время)

В связи с незначительной неисправностью в радаре и вследствие этого неверного срабатывания автопилота, корабль получил незначительные повреждения грави-установки, исправить которые в процессе полета, согласно отчета повара-механика Бормана, не представляется возможным. В связи этого, капитан корабля Гагенсхайм приказал взять управление на себя и курс на ближайшую космостанцию с целью ремонта грави-установку.

Пилот Копытин.

Бортовой самописец.

Капитан (кричит): Полундра! На корабле гигантские спирохеты! Или это бычий цепень? Чмырев, падлюка, ты что натворил, а?

Штурман: Я тут ни при чем, у меня этого не было!

Капитан: А кто тогда?

Штурман (обиженно): А чего сразу я-то? Чуть что, сразу Чмырев виноват…

Капитан (кричит по внутренней связи): Кто принимал санобработку корабля, сукины сыны?

Мед-брат (по внутренней связи): Я, мой командир.

Капитан (по внутренней связи): Ничертаев! Паскуда, живо в рубку, твою паразит заднепроходный!

Мед-брат: (по внутренней связи): Есть, мой командир.

Капитан (по внутренней связи): Биологическая тревога! Готовность номер один! Вероятное заражение корабля неизвестной формой жизни! Вероятно, опасной. В контакт не вступать! Ждать дальнейших распоряжений.

Борман (по внутренней связи): Капитан…

Капитан (кричит по внутренней связи): Борман, твою за ногу, не засорять эфир! Выполняйте!

Борман (нерешительно по внутренней связи): Но, капитан…

Капитан (по внутренней связи): Все, заткнись и не мешай работать.

Мед-брат: Мой командир!..

Капитан (обрывает): Ничертаев, паскуда, это что такое?

Мед-брат: Где?

Капитан (орет): Да вон летает!

Мед-брат (неуверенно): Не знаю, мой командир…

Капитан (обрывает, орет): Не знаешь!!! Да я тебя!..

Мед-брат: Разрешите доложить, мой командир! До столкновения с бывшим спутником Кока-колы ничего подобного в поле зрения обнаружено не было.

Капитан: Ты на что намекаешь? Самый умный тут? Думаешь, эта пакость взялась из открытого космоса?

Мед-брат: Мой командир, если вспомнить историю, то натуральный краситель, который использовался в напитке, был сделан как раз из чего-то подобного.

Капитан (задумчиво): Действительно, Ничертаев, ты прав, там какие-то червячки были… Спутник висел тут черт знает сколько времени, поэтому…

Борман (по внутренней связи): Капитан, разрешите…

Капитан (по внутренней связи): Борман, капитан занят! Капитан думает! Не мешайте капитану думать! (задумчиво) Если там, на этом спутнике, были наши земные паразиты… Из этих… Из красителя. Допустим, да? Были… И на них повлияло космическое излучение…

Мед-брат: И отсутствие привычной пищи.

Капитан: Разумно. Значит, эти штуки должны были питаться тем, что было на спутнике… Правильно? А что у нас было на спутнике?

Мед-брат: Электронная начинка – и все, пожалуй.

Штурман: Не все! Еще обшивка!

Капитан (потрясенно): Они же прожрут корабль насквозь!..

Борман (по внутренней связи): Капитан, разрешите доложить!

Капитан: Не отстанет же, противный… (по внутренней связи, устало) Докладай, Борман, чего уж там…

Борман (по внутренней связи): Капитан, дело в том, что у меня на камбузе спагетти…

Капитан (по внутренней связи): Готовые к употреблению?

Борман (по внутренней связи): Так точно, капитан. Более-менее.

Капитан (по внутренней связи, обреченно): Понятно. Борман. Слушайте приказ. Первое – предпринять меры к дальнейшему нераспространению готовых к употреблению спагетти по кораблю. Второе – после принятия вышеуказанных мер явиться в рубку для очистки ее от… хотя, отставить. Достаточно будет просто явиться в рубку. Вам все понятно?

Борман (по внутренней связи): Так точно, капитан! Разрешите исполнять?

Капитан (по внутренней связи): Исполняйте.

Лоцман (чавкая, невнятно): Недосоленные…

Дневник кочегара.

Пояс астероидов. Блин. Терпеть ненавижу. Давно их надо было, блин, в распыл пустить, на сувениры. И так всю эклиптику долбаную загадили, так еще и вся эта природная, блин, мерзопакость летает, того и гляди, гробанемся об какую-нибудь хреновину твердокаменную.

А тут ведь живут еще всякие.. Уроды космические, бывшие пираты недорезанные. Ни хрена по жизни не читали, блин, думали – к ним деньги сами приплывут, стоит тока пару-тройку кораблей на абордаж взять. Ну идиоты же, в натуре! А как это делается, они подумали? Я-то, грешным дело, думал, да… И передумал поэтому. Я ж не полный идиот.

Все же отстреливаются, как могут. А кому охота?.. Не из пушек (ну нет пушек, бывает, хотя и редко, все ж или противометеорки ставят, или еще какую-нибудь хренотень типа геологических резаков), могут просто дюзлом повернуться – и все, привет горячий. А как же! Действительно, блин, горячий. Так что там одни психи обитают. Селекция. Космический, блин, дурдом, а не пояс астероидов, психиатров не напасешься, бо кончаются быстро.

У меня предыдущий кэп зачистками занимался. Мусорщиком был (так это называлось, «мусорщик»). Ну и я там немножко… Он-то потом сбежал, надоело, грит, в мусорщиках числиться, ну я тогда к этому нашему кэпу и перешел – он тоже из этих. Из мусорщиков же, если кто хоть полгода выдержал, самые круто сваренные капитаны выходят. Гагенсхайм-то и не собирался оттуда сваливать, но вот пришлось. В последних, блин, рядах…

Че бы еще написать, а то скучно… Грав-то так непочиненный и стоит, блин. Он, блин, стоит, а я висю тут, как придурок… Вот, тоже писанделем себя вообразил… А что? Чем я хуже? Тем более, что этот всю жись безвылазно на Земле торчал, только теперь полетать собрался, а я тут всю дорогу… Вот возьму и опубликую потом это все – ему назло! И карррову в дюзло!..

Радио.

Итак, это радио, я – Иннокентий – а кто ж еще? – и вот мы снова с вами, снабжаем вас самой свежей, самой интересной информацией. И конечно же, все наше внимание приковано к двум событиям: беременности Люсиль Восемнадцатой, любимой собачки Их Высочества, и первого полета корабля нового поколения, дхармаглота имени Путина. Разумеется, одно из этих волнующих событий волнует нас значительно больше другого, однако мы все же решили сначала посвятить вас в перипетии полета дхармаглота, благо посвящать тут особенно не во что. Как сообщают компетентные источники, полет проходит нормально, корабль без труда пересек пояс астероидов и движется запланированным курсом, команда чувствует себя превосходно и вместе с нами активно следит за здоровьем Люсиль Восемнадцатой…

Заметки писателя.

Приволокли волоком в рубку, принайтовали к креслу и приказали заткнуться (все глаголы на «при» – надо запомнить и применить). Спросил, с какого? Бубнят про какой-то поезд истероидов… Ничего не понял, заткнулся и сидел молча. Скучно. Чего они все время суетятся?

Письмо Бормана.

Дорогая моя, свет Елизавета Сергеевна!

Пишу Вам снова, поскольку не ведаю, выберусь ли живым из передряги, в которую неминуемо должен попасть наш злосчастный «Громовержец».

Дело в том, что мы прямым курсом идем в пояс астероидов, дабы пройти его насквозь, а Вы, должно быть, помните, что с нами приключилось, когда мы проходили через всего-навсего Мусорное кольцо. Что-то будет?

Конечно, сами по себе астероиды зловредны во много раз меньше, чем творения рук человеческих, но, поскольку то, что должно было стать составной частью Мусорного кольца, периодически, случайно ли, намеренно ли, оказывается в поясе астероидов, опасностей там несравнимо больше.

Но и это еще ее все. Наверняка Вы могли читать в различных книжках о феномене, называемом обычно «космическим пиратством». В газетах, конечно, или же по радио о таких вещах говорить как-то не пристало, поэтому об этих так называемых «пиратах» можно узнать только из наиболее желтых и лишенных всяческого вкуса и объективности источников, доверия к которым нет даже у тех, кто пользуется гороскопами в качестве основного путеводителя сквозь тернистые путя жизни.

Однако, сами эти «пираты» вполне реальны (хотя и не вполне разумны) и обитают именно тут, в поясе астероидов. Поэтому вся команда, включая Вашего супруга, в полной боевой готовности, а равно и выкладке; поэтому все на местах; поэтому Джонатан Смит-Заозерный стреножен и без малого с кляпом во рту; поэтому… Впрочем, за сим прощаюсь, ибо входим. Не поминайте лихом.

Вас любящий супруг, Игнат Борман.

(Дата, подпись)

Бортовой журнал

(Дата, время)

Подходим к поясу астероидов. Кочегар, пилот, мед-брат, лоцман, штурман и Борман находятся каждый на вверенном ему боевом посту в состоянии повышенной боевой готовности.

Переходим на ручное управление кораблем.

Капитан Гагенсхайм.

Бортовой самописец.

Капитан: Махно, что у вас справа по борту?

Лоцман: Проскочим, капитан. Все будет в лучшем виде.

Капитан (задумчиво): Давно мечтал увидеть в лучшем виде хоть что-нибудь, а тут все…

Пилот (торжественно): Проходим критическую зону!

Лоцман: Вам помстилось. Мы к критической зоне еще и не подошли.

Пилот: А когда?..

Лоцман (кричит): Три градуса влево, шесть вниз!

Капитан: Копыто, твою ж в реакторе, смотри на дорогу!

Пилот: Слушаюсь.

Капитан (негромко): Чтоб я еще раз взял пилотом человека с такой фамилией…

Лоцман: Один градус влево, семь градусов вверх. (пауза) Внимание.

Пилот: Там что-то движется…

Лоцман: Не отвлекайтесь. Пять градусов вправо, два вверх.

Капитан (нервно): Махно!..

Лоцман: Капитан, сидите на попе ровно, я вас прошу. Что вы нервничаете, как… Копытин, центр, восемь вниз!.. Слушайте, капитан, давайте вы мене потом расскажете, как вы мене… Копытин, не дергайся, чтоб ты протух недожаренным! (пауза) Четыре градуса влево, центр… Вооот… А теперь начнется самое интересное…

Капитан (нервно): Орудия к бою!..

Лоцман (еще более нервно): Коля, я тебе умоляю!!! Копыто, куда руляешь?! Леворуляй обратно, подлец! Десять градусов влево, семь вверх! Так!

Капитан: Внимание!..

Лоцман (перебивает): Не стреляйте, чтоб вас туда и обратно!.. Три градуса вправо, центр! Мать твою!..

(Звук удара.)

Лоцман (спокойно): Пронесло.

Капитан: Махно!..

Лоцман: Капитан, я же говорю… Два градуса влево, четыре вниз. О чем это я? Да, таки сидите ровно… Мне за это деньги плотют.

Пилот (неуверенно): Там что-то движется…

Лоцман (нетерпеливо): Да успокойтесь вы, Копытин! Это свои…

Капитан (перебивает, нервно): В каком смысле?

Лоцман (устало): В хорошем, мин херц, в хорошем. Я вас прошу, отмените боевую готовность, во избежание. Не расхлебаем же ж…

Капитан: Махно…

Лоцман (кричит с все усиливающимся акцентом): Шо – «Махно»?! Вот шо вы «Махно»?! Я уже пятьдесят два года «Махно»! Шо ви мене нервничаете как удав черепаху?! Никто на ваши макароны не покушается!

Капитан: И все-таки…

Лоцман: Да сейчас ви усе будете видеть!..

Пилот (возбужденно): Капитан, справа по борту…

Лоцман (торжествующе): Ну?!

Капитан (радостно): Ооо! Вот это я понимаю!