Текст книги "Плюс-минус двенадцать. Сборник рассказов"

Меняемся?
Рассказ

– Люблю февраль в начале мая, – заметила Аня, глядя вверх.

Похолодало. И пошел снег. Большие влажные хлопья с мягким шорохом ложились на листья кустарника, на зеленую траву, пригибая ее к земле. Выглядело все так, словно снег шел уже некоторое время, просто мы с Аней не обращали на это внимания.

Я оглянулся. Старый автобус-хлебница, что приволок нас сюда, уже утарахтел, слышно его не было, и я даже не был уверен, что найду место, где он останавливался. Вернуться по своим следам мы тоже не могли, потому что их не было. Мы как будто просто оказались на небольшом, очищенном от снега пятачке, высаженные с летающей тарелки. И мы начинали мерзнуть.

– Куда теперь? – поинтересовался я.

– Пойдем… туда, – Аня осмотрелась и решительно указала рукой вдоль росших полевой стороне дороги кустов. – Кажется, там можно пройти.

Я кивнул, и Аня двинулась первой. Кто она такая?.. Сложный… хотя, чего уж тут. Она просто друг. Несмотря на все эти ее приятные взгляду округлости, обтянутые джинсами и заметные под рубашкой. С одной стороны – увы. С другой – я стараюсь не портить наших таких вот дружеских отношений. Может, поэтому?.. С третьей – привык за пять лет.

Аня резко остановилась и я едва не налетел на нее, но на ногах все-таки удержался самостоятельно и выглянул из-за ее плеча, за которое только-только не схватился. На дороге стояла черная собачонка, этакая мелкая кудлатая шавка, и скалила зубы.

– По-моему, мы ей не нравимся, – сказала Аня, и я попытался вспомнить, боится ли она собак.

Мы уже почти дошли до прохода, на который указывала мне Аня. Я вытянул шею. Среди кустов была тропинка, упиравшаяся в старый, давно некрашеный дощатый забор, и за забором, похоже, имелся дом, но снег, который теперь шел совсем уж по-зимнему густо, мешал разглядеть подробности.

– Интересно, что она такое охраняет, – пробормотал я, обходя девушку, чтоб встать между ней и собачонкой.

Собачонка заворчала. Похоже, чувствовала, что я-то как раз ее боюсь. А что делать?

– Пойдем, – Аня тронула меня за плечо и шагнула на тропинку

Я снова пошел за ней, осторожно перехватывая ветки, которые она отводила в сторону. Оглянувшись на собачонку, я увидел, что та спокойно сидит себе в начале тропинки и чешет ухо задней лапой. Обнаружив, что я смотрю на нее, собачонка замерла на секунду, вопросительно приподняв брови, и снова принялась чесаться. Нет, они, похоже, и впрямь учатся думать…

Дом за забором был. Старый, двухэтажный, обветшалый, весь какой-то неказистый, с большой пустой верандой за пыльными стеклами, больше похожей на теплицу, с мансардой (это слово при мне лучше не произносить) и с открытой настежь дверью.

– Нас ждут? – поинтересовался я.

– Должны… – в голосе у Ани слышалась неуверенность.

Калитка в заборе тоже была открыта. Мы дошли до дома, и только когда поднялись на крыльцо, я вдруг понял, что снег больше не идет и что вокруг уже не так холодно.

– Давай только снег стряхнем, – сказал я.

В доме было тихо. Мы оказались в длинном, совершенно темном коридоре, похожем на тоннель. Он был прямой как стрела и где-то впереди маячил свет. В конце, так сказать, его. Оригинально, конечно.

Я снова обогнал Аню и неторопливо двинулся вперед, касаясь левой рукой оклеенной бумажными, шуршащими под пальцами обоями стены. Через несколько шагов пальцы мои наткнулись на дверной косяк. Обшарил дверь, нащупал пару косо прибитых поперек дверного проема досок и дырку там, где у двери должна быть ручка.

– Что там у тебя? – спросила Аня каким-то ужасно чужим голосом.

– Дверь, – буркнул я. – Заколочена. Не пройти.

– То же самое…

И мы потащились дальше. Я натыкался на двери еще трижды – все та же пара досок, все та же дырка, – и по Аниному бормотанию я понял, что и у нее та же петрушка. Может быть, мы ходим по кругу? Неужели в этом доме такой длиннющий коридор? Участка не хватит… Или все-таки хватит?

Но в этот момент очередная подалась под моими пальцами и с легким скрипом приоткрылась вовнутрь. Я первым вошел в крохотную комнатку, изучая скудную обстановку. Комод, стул, стол, дверь в стене прямо передо мной, окно в стене слева, с видом на городскую улицу со второго этажа.

– Здравствуйте, – раздался приятный женский голос за спиной.

Я обернулся. Немолодая подтянутая дама в светло-сером костюме, сидевшая в раскладном кресле-кровати в углу комнаты, казалась скорее еще одним предметом обстановки, нежели чем-то одушевленным.

– Здравствуйте, – ответили мы с Аней вразнобой.

Дама поднялась на ноги, протянула мне руку – я несколько смущенно пожал сухую теплую ладонь, – после чего обратилась к Ане:

– Вы будете жить в комнате напротив. Впрочем, можно и наоборот, как пожелаете.

Аня взглянула на меня, я пожал плечами, и она кивнула:

– Хорошо.

Еще одна дверь в комнате открылась с легким щелчком, и из-за нее показалась девушка с бледным осунувшимся лицом, обрамленным длинными прямыми черными волосами, с глубоко запавшими глазами, одетая в длинную плотную ночную рубашки или что-то наподобие. Она бросила на нас безразличный взгляд, прошла, похожая на привидение, к двери и исчезла в черноте коридора. На полу остались следы босых ног.

– Итак, – прервала дама затянувшееся молчание, – мы с вашей спутницей сейчас вас оставим, вы пока располагайтесь, чуть позже я к вам загляну.

– Вообще-то, я не собирался оставаться… – начал было я, но Аня вместе с дамой уже вышли из комнаты.

Ладно, вернется, скажу.

Я бросил свой рюкзак на кресло и подошел к окну. Темнело, горели уличные фонари, в окнах стареньких пятиэтажных домов кое-где тоже зажигался мягкий теплый свет, но сама улица была совершенно пустой. Ни людей, ни машин, ни собак, ни кошек, ни птиц. Открыв окно, я высунулся наружу. Сыро, прохладно, сонно. Закрыл окно обратно, подошел к креслу, переложил рюкзак на пол и уселся сам. Устал. С чего бы? Не впахивал ведь весь день без роздыху. Так, легкая прогулка. И кресло это дурацкое… Ну на кой оно тут, думал я, откидываясь на спинку и вытягивая ноги. Ни сидеть на нем толком, ни лежать, даже если разложить… Уж я-то знаю, у меня дома такое было, и даже накрыто оно было похожим половичком в полосочку…

После завтрака сижу в заросшей плющом беседке с книжкой в руках. Читать совершенно невозможно. Неподалеку, у полуразрушенной стены белого камня, маленькая, но веселая компания устроила пикничок. Болтают, шумят и всячески отвлекают.

За пару дней – хотя, уже не уверен, со временем здесь творится что-то странное – познакомился с несколькими здешними обитательницами. Впрочем, познакомился – слово слишком сильное, ни с кем из них я не знаком и знаком, видимо, не буду. Они частенько проводят время вместе и из-за этого становятся все больше похожими друг на друга… подруга на подружку. Имен их не знаю и отличить одну от другой могу, только если вижу вместе. Из контингента мужеска полу никого не видел, кроме себя в зеркале и еще одного персонажа – с кудрявыми, пшеничного цвета волосами, светло-голубыми глазами, пронзительным голосом, довольно неприятными манерами и склонностью к отнюдь не душевному эксгибиционизму. Скажем, сейчас температура воздуха градусов, наверное, двенадцать-тринадцать, а это чучело расхаживает в круглых очках, белой рубашке с кружевным жабо и сандалиях на наверняка промокшие от росы носки. Увы, все. Зачем его терпят девчонки – не понимаю. Правда, там есть еще одна такая же, они на пару составляют гармоничный до офонарения дуэт.

К счастью, Ани на этом пикничке нет. Я ее вообще не видел с тех пор, как приехали.

Когда четвертый за полчаса актерский этюд голозадого дуэта подошел к своей кульминации, я захлопнул книжку и направился к дому. Несмотря на то, что завтрак был совсем недавно, хотелось есть.

Войдя в комнату, первым делом решил закрыть форточку. За окном, как всегда, был вечер. Городок вновь и вновь ложился спать… В стекле я увидел отражение своей – своей? – комнаты. С ним было что-то не так. Я обернулся.

Девушка. Смутно знакомая. Она сидела на кресле-кровати, которое я один раз разложил и больше решил обратно не складывать, низко опустив голову, так что ее лицо было скрыто вуалью каштановых волос. Ко мне? Или по ошибке?

– Здравствуйте…

Девушка вздрогнула, вскинула голову и уставилась на меня с подозрением.

– Привет!

Я осторожно положил книгу и уселся на подоконник. Надо было что-то говорить. И я сказал:

– Аня?

Она странно мотнула головой, это не было ни «да», ни «нет», но хитрые искорки в прищуренных глазах, похоже, подтверждали мою догадку.

– Ты что, ногти покрасила? – спросил я, пытаясь сообразить, как же это я ее не узнал.

В спину дуло. Черт, форточку ведь закрыть собирался… Я встал, протянул к ней руку и…

– Осторожнее!

Аня вскочила, испуганно глядя на открытую форточку. Я тоже посмотрел туда.

Там сидела птица. Вернее, нечто среднее между совенком и кедровой шишкой. Оно некоторое время таращилось на меня круглыми глазами, потом вспорхнуло, раздувшись чуть не втрое, и перелетело на мою поднятую руку.

– Не бойся! – сказала Аня, оказавшаяся вдруг совсем рядом со мной.

Эта странная птица, устроилась у меня на руке, балансируя, и, словно складная детская игрушка, то увеличивалась в размерах – тогда сквозь ее можно было увидеть клочок неба и луну в окне, – то сжимаясь опять до размеров шишки.

– Ты еще кто такое? – спросил я у птицы-игрушки.

Аня положила руку мне на плечо и улыбнулась:

– Похоже, сегодня твоя очередь.

– Ну, вообще-то я в очередь не становился, – пробормотал я.

Она подтолкнула меня локтем в бок и фыркнула:

– Пойдем. Иногда приходится меняться. Тебе – самое время.

2014.04.07—18.

Переписано 2015.03.29—30.

Инъекция воображения
Рассказ

Для тех, кто не обладает развитым воображением,

«кислота» создаёт иллюзию, что оно у них есть.

Пит Браун.

Монорельсовый состав вполз под крышу станции и остановился.

– «Улица академика Королева»… – произнес приятный женский голос.

Артем Антонов вскочил с места и вышел из вагончика. До этого он монорельсом ездил всего один раз, поудивлялся маленько игрушечному паровозику и черепашьей скорости передвижения, после чего решил, что метро или автобус будут быстрее, и отнес монорельс к разряду аттракционов наподобие колеса обозрения. Для гостей из ближнего зарубежья. Но сейчас, переходя с одного эскалатора на другой, Артем подумал, что он вряд ли добрался бы до клиники так же быстро на чем-нибудь другом.

«Клиника доктора Тернявского» была расположена на собственно улице академика Королева, неподалеку от Останкинской башни. Сама башня была, с точки зрения Артема, еще одним аттракционом, довольно известным, но бесполезным монументом ушедшим в прошлое временам, когда построить такую дуру было дешевле и надежнее, чем запузырить в небеса железку с ретранслятором внутри, однако теперь, после пересмотра своего мнения о монорельсе, Антонов уже не был так уверен в том, что эта башня ни на что, кроме подпирания неба, не годится. Об этом же намекало и местоположение клиники.

Артем Антонов не знал, что клиника эта находится почти точно между телецентром и психоневрологическим диспансером. Но надо признать, что к телецентру она все-таки ближе.

«Клиника доктора Тернявского» внешне напоминала обычную поликлинику. Очень дорогую, для тех, кому некуда девать деньги. Белая восьмиэтажная новостройка, стоящая за мрачноватой платной парковкой, окна, в основном закрытые жалюзи, просторный, на удивление пустой вестибюль за огромными стеклами и прозрачнейшие двери – пока Артем не подошел к ним и они не разъехались, он даже не понял, что двери вообще закрыты, решил, что их открыли из-за жары.

Артем миновал двери, огляделся, вытащил из кармана мобильник и посмотрел зачем-то на время. Он был записан на тринадцать ноль ноль. Было без десяти час, то же самое утверждали и большие механические часы на стене за стойкой регистратуры, где скучали две крайне симпатичные девушки, обе в белых халатиках, белых шапочках, в очках и со стетоскопами на гладких загорелых шейках. Антонов направился к ним, нерешительно переводя взгляд с одной на другую.

– Здравствуйте! – произнесла девушка слева, с копной каштановых волос – как на такой прическе держалась эта шапочка, было совершенно непонятно. На ее халатике над правым нагрудным кармашком была нашивка с именем «Анжела». – Вы – Антонов Артем Петрович, верно?

– Как вы догадались?

– Вы крайне пунктуальны, – девушка улыбнулась и протянула ему пластиковую карточку. – Возьмите. Проходите к лифту, там приложите к считывающему устройству… – На этих словах ее рыжеволосая напарница вдруг хихикнула, и «Анжела», забавно сморщив носик, поглядела на коллегу. – К считывающему устройству, – повторила она строго, – лифт отвезет вас на третий этаж, там вы найдете пятый кабинет. Вас ждут, Артем Петрович.

– Уже?

Девушки синхронно кивнули, причем рыжеволосая – на ее халатике была нашивка «Эльмира» – снова хихикнула.

– Спасибо, – пробормотал Артем, взял пропуск и вдруг спросил: – А почему так пусто? Я думал, сюда больше людей приходит…

– Поначалу так и было, – отозвалась «Эльмира», – но статистика всех отпугивает.

– Статистика? – удивился Артем.

– Статистика. Вы разве не ознакомились?

– Нет…

Девушки переглянулись.

– Ничего-ничего. Доктор Маков вам все расскажет, – заверила Артема «Анжела».

Когда Антонов пошел к лифту, девушки снова переглянулись, и «Эльмира» покачала головой, а улыбка ее превратилась в презрительную гримаску.

Двери лифта неспешно раскрылись, и Антонов вышел в подозрительно пустынный коридор. За столиком напротив сидела еще одна медсестричка, черноволосая, восточной внешности, причем Артем вспомнил, что именно эту девушку он видел в фотоальбоме сайта клиники. Подпись под фотографией гласила: «Внимательный персонал». Персонал действительно оказался внимательный – его яркая представительница встала со стула, давая Артему оценить, насколько короток ее халатик – в секс-шопе заказывали, не иначе, – и произнесла, очаровательно улыбаясь:

– Здравствуйте, Артем Петрович. Вам направо, – и обозначила рукой в белой перчатке траекторию движения.

– Здравствуйте… Спасибо…

Девушка изобразила подобие книксена, еще чуть-чуть приподняв полы халатика. Артем вздохнул и поплелся направо. Сделав несколько шагов, он оглянулся. Девушка, похоже, следила за ним краем глаза – она улыбнулась и погрозила ему пальчиком. В той стороне – налево от лифта – топтался у кабинета еще один посетитель. И все. Странно. Ясно, что стоит сыворотка Тернявского недешево, ну да в конце концов кредит на пару лет сейчас взять не проблема… А если сработает – так и с выплатой проблем не будет.

Артем подошел к двери, на которой красовалась большая черная пятерка. Под цифрой была простая черная же табличка «Доктор А. Маков». Артем постучал.

– Войдите! – раздался из-за двери высокий надтреснутый голос.

Доктор Маков оказался довольно молодым – не старше самого Артема – человеком с коротко подстриженными, очень светлыми волосами, голубыми глазами, гладко выбритый и, разумеется, в халате. Он встал, чтобы поприветствовать посетителя, и Артем обнаружил, что его халат гораздо длиннее халатов девушек. Кроме того, под этим халатом были коричневые брюки и светлая рубашка. Стетоскопа при докторе не наблюдалось.

– Добрый день, Артем Петрович. Рад, что вы вовремя. Вы, кажется, чем-то озадачены?

– Д-да… Здравствуйте, э-э-э… – пожимая руку доктора, Артем вдруг сообразил, что знать не знает, как того следует называть.

– Алексей. Тоже, между прочим, Петрович, – преувеличенно серьезно сказал доктор и после рукопожатия указал Артему на стул. – Присаживайтесь, будьте добры. Так что же вас беспокоит, Артем Петрович?

– Вы знаете, Алексей… эээ, Петрович, я думал, что здесь будут очереди…

– Ну, кем вы нас считаете? – рассмеялся доктор. – Мы ведь не районная поликлиника. А потом, не все готовы принять наши условия. Вот вы, например… Вы сами готовы их принять?

– Я? Ну вроде бы… Может быть, я что-то пропустил?

– Может быть. Давайте я вам в общих чертах обрисую. Значит, во-первых, вам предстоит недельное обследование в нашем стационаре…

– Да! – спохватился Артем. – Я вот как раз хотел спросить – а можно как-нибудь побыстрее?

– Увы, нет. Мы должны выявить, нет ли у вас индивидуальной непереносимости. Или же, напротив, вы можете оказаться совершенно нечувствительны к сыворотке Тернявского. И то, и другое, сами понимаете, исключает ее использование…

– В смысле – нечувствительным? Непереносимость – это я еще понимаю, а нечувствительность?

Доктор Маков развел руками:

– Да, такое бывает. В случае нечувствительности вы просто выбросите деньги на ветер. Понимаете?

– Потому что укол ничего не даст?

– Вот именно! В этом мы возвращаем вам девяносто пять процентов задатка – все-таки затраты на обследование… Значит, этот пункт вам ясен? – Артем, хмурясь, кивнул, и доктор продолжил: – Так. Второе. Задаток в половину стоимости одной дозы сыворотки Тернявского – четыре миллиона пятьсот тысяч – вы должны будете внести… вы готовы лечь в стационар сегодня?

– Н-н-ну… Наверное, да… Я только маме позвоню, предупредить…

– Прекрасно. В общем, как только будете морально готовы лечь в стационар на обследование – внесете деньги и подпишете договор. Или наоборот, – доктор улыбнулся. – Кстати, с работой вы уладите?

– Я в отпуске на две недели.

– Прекрасно. Значит, только дела семейные. Так, что еще… Третье. Если обследование не выявит никаких противопоказаний – а это даже по самым осторожным подсчетам никак не меньше семидесяти пяти процентов вероятности – вы получаете свой укол и снова отправляетесь в стационар…

– Как?! То есть – а зачем?

Доктор Маков развел рукам:

– Господи, Артем Петрович, а как же еще, ну сами посудите! Вы ведь изменитесь, причем никто точно не знает, в какую сторону. Мы можем только предполагать. Вас снова обследуют на предмет того, а есть ли какой-то результат от сыворотки. Реальный, я имею в виду. Если есть – вы выплатите нам остальное и идете творить. Если нет, вы просто не выплатите нам остальное, – и доктор пожал плечами.

– Так… Знаете, я должен еще немного подумать, – Артем покачал головой. – Как-то мне не приходило в голову…

– Что может и не сработать? А как же. Может, – отозвался доктор.

Кода дверь за пациентом закрылась, Алексей Петрович откинулся на спинку кресла и слабо улыбнулся. Клиент должен дозреть? Пусть… Он снял телефонную трубку.

– Вандушка… Да, так каковы ставки?.. Нет, ну что ты. Можешь ставить на согласие.

Вернувшись домой, Артем поставил чайник и отправился к компьютеру. Он открыл файл с рассказами, которых набралось уже шестьдесят штук, и мрачно пролистывал один за другим в надежде найти один, ну хоть один… Пробежался по своим страничкам в Сети…

Без пяти восемь Артем Антонов набрал телефон клиники доктора Тернявского. С мамой он решил не советоваться.

За неделю все медсестры стали для Артема на одно лицо. Было их, пожалуй, многовато, а кроме того, масса тестов – тоже весьма безликих – просто не оставляла времени на выявление отличий одной медсестры от другой, другой от третьей… Кроме коротко стриженной брюнетки с нашивкой «Гелла». Антон долго пытался вспомнить, откуда он знает это имя… Наверное, тоже на сайте клиники увидел.

Эта длинноногая «Гелла» заходила к нему дважды в день, брать кровь из пальца. Кроме того, в первый день она взяла немного крови из вены, а во второй страшно смущенному Артему пришлось повернуться к ней спиной и спустить штаны.

Хорошо, что хоть диета была вполне гуманная – строго говоря, ее не было вовсе, – да и одиночная палата – это тоже совсем неплохо, даже без телевизора.

Вечером четвертого дня «Гелла» пришла довольно поздно, около десяти.

– Артем Петрович…

– Гелла? Опять вы?

– Ну, вы же понимаете, работа… Будьте добры, приспустите ваши штаны и трусы.

– Угу, – Артем послушно проделал это и отвернулся, ожидая вторжения ватного тампончика или чего-нибудь в этом духе.

– Нет-нет. Теперь сядьте, будьте добры.

Артем, чувствуя, что краснеет, обернулся и застыл. Девушка пришла к нему в привычном уже халатике, но теперь халатик валялся на полу, а кружевное белье было призвано не столько прикрывать, сколько подчеркивать.

– Еще один анализ, – пояснила «Гелла», становясь на коленки и опираясь руками о бедра Артема; в одной руке был маленький пластиковый стаканчик. – Или, может быть, вы предпочитаете сделать все самостоятельно?

Артем сглотнул и помотал головой. Нет, он не предпочитает «сделать все самостоятельно». Видимо, были здесь и другие услуги, которыми он по глупости или невнимательности не успел воспользоваться.

– Может, мне в душ?.. – спросил он; связки слушались плохо, голос стал совсем тихим и хриплым.

«Гелла» прищурилась и посмотрела на него снизу вверх.

– Не обязательно. Только предупредите меня, когда будете готовы, а то все придется переделывать…

Наконец, неделя опытов подошла к концу. Утром восьмого дня доктор Маков в компании трех медсестер – «Геллы» среди них не было, с сожалением отметил Артем – вошли в палату.

– Доброе утро, Артем Петрович! – сказал Маков.

– Доброе, – отозвался Артем.

– Доброе утро, как спалось? – защебетали наперебой медсестрички, но доктор поднял руку, и девушки моментально притихли.

– Значит, так… Могу вас обрадовать, господин Антонов, – произнес Маков более официальным тоном, – никаких противопоказаний к применению сыворотки Тернявского мы не обнаружили, хотя, – он тонко улыбнулся, – мы очень старались. Вот, взгляните, наш стандартный договор, – и доктор протянул Артему семь листов бумаги, скрепленных скрепкой. – Читайте, мы подождем.

Артем принялся читать. Договор был набран на удивление крупным шрифтом, без единой звездочки или каких-либо уточнений микроскопическими буковками где-нибудь внизу, вверху, сбоку, на другой стороне или в уголке под скрепкой. Это было непривычно. Даже когда ты берешь бесплатную симку для мобильника, и то там что-нибудь да обнаружится этакое. А тут – ничего… Непривычно и неправильно. И все было детально разжевано, таким языком, что Антонов даже немного обиделся: за кого тут его принимают, за дурака?

А не дурак ли он?

Артем вздохнул:

– Давайте ручку…

Его привели в большую розово-сиреневую, цвета заката комнату с потолком, находящимся метрах в пяти от пола. В ней почти ничего не было, только мягкое и какое-то даже с виду неподъемное кресло да пластиковый столик на колесиках, напротив, совершенно невесомый. На столике лежал небольшой тюбик, вроде как от зубной пасты, сантиметров десять длиной, с красными, словно светящимися буквами «СТ – ППроз». Впрочем, Артем обратил внимание и на то, что стены и даже высоченный потолок были обиты толстым слоем того же материала, что и кресло.

– Как в сумасшедшем доме, – пробормотал он.

– Вы не так уж неправы, Артем Петрович, – заметил доктор. – Присаживайтесь в кресло.

– А зачем все это? – Артем уселся и обвел комнату взглядом.

– Не понимаете?

– Неа…

– Закономерно, – пробормотал Маков, и кто-то из медсестер фыркнул. – Пациенты бывают разные и ведут себя по-разному. Невозможно предугадать, как организм отреагирует на те изменения, которые мы попытаемся спровоцировать.

– Но тогда… на фига были все эти тесты с анализами?

– Чтобы быть уверенными, что вы вернетесь.

– В каком смысле?!

Две медсестры тем временем привязали руки Артема ремнями к подлокотникам кресла, затем два ремня легли, перекрещиваясь, на его грудь, почти как у летчика, и еще двумя были зафиксированы его ноги. Третья медсестра взяла тюбик и приладила иглу. Артем решил, что он срочно хочет в туалет.

– Пустите, я на минутку…

– Нет-нет, Артем Петрович, не волнуйтесь. – Доктор похлопал его по левой руке, а девушка, что хлопотала над правыми его конечностями, пристроила ему на глаза сиреневую, в тон комнаты, повязку. – Мы все предусмотрели.

Артем этого не видел, но вторая медсестра, та, что была слева, вытянула из кресла гофрированный шланг, аккуратно приспустила пациенту штаны и подсоединила этот шланг к пациенту.

– Чувствую себя космонавтом, – попытался пошутить Артем.

– И снова вы не есть неправы, – отозвался доктор. – Можете расслабиться.

Короткий девичий смешок.

– Расслабишься тут…

Тонкие аккуратные пальчики чуть-чуть приподняли и повернули его голову, и в шею вонзилась иголка.

– Черт!

Доктор Махов посмотрел на часы.

Темно.

– Добрый вечер! – произнес надтреснутый голос.

– Что?

Голос этот был смутно знакомым, а темнота меж веками и глазами стала вдруг отзываться на каждое слово слабенькими всплесками красок.

– Добрый вечер. Вы помните, как вас зовут и где вы находитесь?

– Вроде да…

– Озвучьте, пожалуйста.

Артем вспомнил – это был голос доктора Макова. Алексея, стало быть, Петровича.

– Меня зовут Антонов Артем Петрович, тысяча девятьсот девяностого года рождения…

– А сейчас какой, кстати? – перебил его доктор Маков.

– Сейчас… Ну… две тысячи девятнадцатый, июль, э-э-э, четырнадцатое…

– Шестнадцатое, но это не страшно. Продолжайте…

– Шестнадцатое? – всполошился Артем. – Как – шестнадцатое?

– Артем Петрович, продолжайте, – настойчиво повторил доктор, – а то мне придется сделать вывод, что вы еще не пришли в себя.

– Ну… Я… ну, в клинике я… э-э-э… «Клиника доктора Тернявского»… Москва, улица Академика Королева…

– Точно. Вы молодец. Хотя и не самый спокойный пациент, должен признаться.

– Так почему шестнадцатое?

– Вы провели в этой комнате двое суток. Сейчас шестнадцатое июля, двадцать часов сорок три минуты. Пип, пип, пип, – изобразил доктор сигналы точного времени, и кто-то в темноте рассмеялся.

Девушки… У Артема зачесались пальцы обеих рук, причем правой – сильнее.

– Так как вы себя чувствуете, господин Антонов?

– Я… я хочу… Можно меня отвязать, а? – выпалил Артем и тут же пожалел об этом – в его голосе была отчетливо слышна смесь раздражения и нетерпения.

– Сейчас, Артем Петрович, разумеется, развяжем. – И действительно, ремни на руках вдруг ослабли, Артем почувствовал слабый запах духов и прикосновение пальцев к коже предплечий, от чего где-то в его голове взорвался настоящий фейерверк. – Вы ведь, наверное, хотите есть…

– Угу, – буркнул Артем.

Соврал. Он хотел, чтобы ему дали компьютер. Ну, или хотя бы листок бумаги и карандаш – он должен, обязан был прямо сейчас сесть и начать писать. Впрочем, даже и «сесть» было необязательным условием…

Те же пальчики развязали ремни на его ногах. Артема от каждого прикосновения словно било током… Тут он вцепился руками в подлокотники, вспомнив, что должен быть в штанах.

– Не волнуйтесь.

Тихий, успокаивающий женский голос… Неужели «Гелла»?

Наконец, были сняты и убраны ремни с его груди, и настала очередь повязки.

В комнате – той самой, розово-сиреневой, с креслом – был полумрак. Медсестры и сам доктор выглядели в своих халатах какими-то жутковатыми приведениями. Ближе всего была девушка, напомнившая Артему одну из тех двоих, что встретили его в регистратуре… «Анжелу», кажется. Имени на нашивке было не разглядеть. Наверное, все-таки не «Гелла». Опять. А жаль…

– Темновато тут у вас, – пробормотал Артем. – Или… – он вдруг испугался, что у него что-то стало со зрением.

– Нет-нет, все в порядке, Артем Петрович, – доктор поднял руки, – именно такое освещение и должно быть.

– Все продумано?

– Помните, да? Прекрасно… Вы сможете встать?

Артем попытался отклеиться от спинки кресла, в котором он полулежал, и негромко застонал. Все мышцы его тела болели как после слишком больших нагрузок. Пошевелил ногами…

– Бегал я, что ли? – проворчал Артем недовольно.

– Что-то вроде этого.

Отдельная, очень странная боль обосновалась внизу живота. Он посмотрел туда – и снова покраснел. Может быть, даже так, что лицо начало светиться.

– А вы не могли бы какой-нибудь халат?..

– Да-да, разумеется. – Доктор передал медсестре халат все тех же закатных оттенков и распорядился: – Лана, Инга, помогите Артему Петровичу.

Две девушки вышли из-за кресла и подали руки пациенту.

Антонова отвели в палату. В палате была кровать – не койка, а именно кровать, простая, но удобная деревянная кровать с легким одеялом, – было окно, которое сейчас закрывали жалюзи, была прикроватная тумбочка, был стул – и был письменный стол. Отдельная дверь вела в туалет-душевую. «Инга» между тем объясняла:

– Первые три-четыре дня к окну лучше не приближайтесь. Если вам вдруг понадобится открыть жалюзи, вызывайте медсестру – кнопка вызова у изголовья кровати, на стене. Видите? – действительно, там имелась довольно большая кнопка и она даже была подсвечена изнутри светодиодом, как, наверное, какая-нибудь красная кнопка в каком-нибудь черном чемоданчике… – Еще одна такая – здесь, на столе, третья – в душевой, – девушка указала пальчиком через плечо назад, на соответствующую дверь.

– И мы сразу придем, – добавила «Лана» с профессиональной улыбкой.

– Хорошо, – пробормотал Артем, морщась и опять запахивая халат, чтобы лишний раз не демонстрировать девушкам свое возбуждение. Не дай Бог еще снять попробуют…

– Так. Одежда лежит на кровати. И… и что-то еще… Да, самое главное – бумага. Она в столе. Бумага и карандаши, – сказала «Инга», и что-то в ее голосе Артема насторожило. – Только доктор рекомендовал бы вам как следует отдохнуть перед тем, как сесть за стол. Отдохнуть и поесть.

В дверном проеме показалась еще одна медсестра. Мягкой походочкой официантки она подошла к столу и, чуть наклонившись, поставила на него поднос.

Артем застонал. Мучения и не думали заканчиваться. Но он решил подчиниться. Пока…

Слова ложились на бумагу одно за другим. Артем уже подзабыл, каково это: писать, да на бумаге, да еще пластмассовым карандашом, которые, как он вспомнил вдруг, назывались раньше «полицветами». Кажется. Буквы выходили крупноватыми и корявыми – детский сад, честное слово, – однако Артему останавливаться не хотелось. Он уже исписал своими торопливыми каракулями три листа и хотел было приняться за четвертый, как вдруг в дверь постучали.

– Да?! – крикнул он, не отрываясь от листка бумаги.

– Артем Петрович, уже десять часов вечера. Вам пора спать.

Голосок у медсестры был что надо. Утихшая было боль внизу живота вернулась, и Артем закатил глаза:

– Ну-у, еще же детское время…

– Именно. И вы обещали слушаться нас как собственную мамочку.

– Ну… обещал, да…

– Артем Петрович! – Голосок стал строже, но обернуться – значит усилить возбуждение. – Вы ведь понимаете, что нарушение режима…

– Да, да, да. Понимаю. Прошу меня простить, я просто хочу закончить…

– Не капризничайте. Завтра наверстаете. Мы вас разбудим в семь утра. Ложитесь спать… и спокойной ночи!

И ладонь девушки коснулась выключателя верхнего света.

Утром Артем, едва умывшись и позавтракав – чертовка в белом халате и с пронзительно-зелеными глазами не отходила от него, пока тарелки на подносе не были опустошены, – принялся перечитывать написанное. Он был доволен: кажется, вчера ему действительно удалось написать что-то стоящее – и все это только благодаря тем «призракам в халатах» в комнате закатных тонов.