Текст книги "Лекции по истории общественной жизни и культуры России"

Лекция 4
Общественная жизнь и культура древней Руси (XI–XIII века)

Поворот Руси к христианству произошел, в первую очередь, в крупных городах, таких как Киев, Новгород, Чернигов, Полоцк, ставших центрами распространения новой религии. В тех же городах в X–XI веках начала складываться самостоятельная церковная и светская культура Древней Руси. Здесь строили храмы, писали иконы, собирали и переводили на славянский язык греческие книги, обучали грамоте. Крупнейшим из культурных центров был Киев, где находился «золотой стол» великого князя, а позднее резиденция владыки – митрополита. В народном сознании Киев навсегда остался «матерью городов русских», местом сосредоточения величайших святынь православного мира. В той грандиозной работе, которая велась в возникших на Руси культурных центрах, значительную роль играли греки-византийцы и выходцы из южнославянских государств. Они были проводниками византийского влияния, оказавшегося столь важным для складывающейся системы русского православия. Однако, отталкиваясь от греческих образцов, уже с XI века Русь вносила много своего, особенного и в архитектуру, и в живопись, и в литературу, и в систему духовных ценностей в целом.

Все же сформировавшаяся на Руси культура духовенства и близкого к нему круга людей (церковного сообщества) была в большей степени культурой читателей-переводчиков, чем авторов вполне самостоятельных произведений. В домонгольский период грамотность была широко распространена среди городского населения. Князья и другие представители высшего сословья знали по несколько языков, собирали большие библиотеки. Как показали находки берестяных грамот в Новгороде, грамотной была и значительная часть населения города. Вместе с тем Русь не выдвинула первоклассных писателей или поэтов-богословов, подобных греческим. Это связано с тем, что самостоятельное творчество при наличии огромного количества образцовых сочинений представлялось не особенно нужным. Его заменило углубленное изучение существующих текстов, которое по существу было молитвенным восхождением к Богу.

Но творчество все же имело место, т. к. создавались новые формы жизни. Их создавали русские подвижники – святые. Понятие подвига, прежде всего духовного, а затем и воинского, занимает важное место в культуре Древней Руси, оформляясь в житиях ее святых. Огромное значение получил возникший рядом с Киевом древнейший русский монастырь – Киево-Печерская лавра. Среди иноков Лавры были великие подвижники: святые Антоний и Феодосий Печерские, летописец Нестор, художник Алимпий, врач Агапит.

Одним из первых святых был Феодосий Печерский. Мы находим в его житии многие черты, характерные и для греческих монахов: отречение от мира, определенный аскетизм, совершенствование через молитву. Но есть в жизни Феодосия и то, что характеризует уже деятелей русского православия, наиболее ярким представителем которого позже стал Сергий Радонежский. Феодосий хочет быть как все, вернее, как последний нищий. Поэтому его жизнь протекает не только в молитве, посте и покаянии, но и в бедности, смирении и труде. Только полное отречение от обладания чем-либо и прав на любое, даже духовное преобладание над другими, открывает путь к Богу. Левая рука, как говорит Евангелие, не должна знать, что делает правая. Духовный подвиг не дает прав на гордыню. «Нагими мы пришли в мир, нагими и уйдем», – говорит Феодосий князю Святославу в ответ на угрозу изгнания из Лавры. Святой не надеется достичь чего-то для себя. Его жизнь – это служение.

Идея служения характерна и для западного монашества, сближая его с рыцарством. Однако у западного монаха главным оказывается служение церкви или своему ордену, соответствующее рыцарскому служению сюзерену. Феодосий служит, прежде всего, Богу, а затем любому ближнему, в котором так или иначе воплощен Божий образ. Это очень точная реализация евангельских заповедей. Но «ближние» для Феодосия и других русских святых – это, в первую очередь, соплеменники, с которыми они связаны верой, языком, судьбой. Потому служение Феодосия – служение русской земле. Оно состоит не только в молитве об ее земном и небесном спасении. Феодосий постоянно нарушает свое уединение в пещерах Лавры, чтобы советом и убеждением принять участие в мирских делах, установить настоящий «мир», погасить разгорающуюся усобицу. Служитель земли становится и ее пастырем, не претендующим на титул, облачение и жезл первосвященника. Достаточно того, что он радетель за родную землю. Те же черты, что и у Феодосия, мы видим и у других святых домонгольского периода (например, Авраамий Смоленский).

Святые подвижники, подобные Феодосию, дают главный культурный ориентир русской жизни. Их примеру следуют лучшие из владык-митрополитов и такие князья, как Владимир Мономах и Александр Невский. Все они выполняют задачу устроения русской земли, как земли веры, любви и «мира». Однако на первом плане в православном сознании остается задача духовного домостроительства. А путь к небесному дому часто ведет через страдания. Поэтому бедность и несчастия Руси во многом приближают ее к Богу.

На истинно крестный путь Россия вступила в XIII веке – веке усобиц и татаро-монгольского нашествия. Но еще раньше идея жертвенности в человеческом существовании проявляется в житии святых князей Бориса и Глеба. Любимые сыновья крестителя Руси князя Владимира Святого, они были предательски убиты по приказанию своего брата Святополка, заслужившего прозвище «Окаянного». Предание рассказывает о покорности князей перед лицом убийц, вызывая мысль о сознательном принесении себя в жертву. Но особенно замечательно, что Борис и Глеб стали не только первыми канонизированными на Руси святыми, но и самыми почитаемыми из всех святых. Сделав себя жертвой, они явились высокими защитниками Руси, искупителями ее грехов. Недаром в ночь перед битвой со шведами один из воинов Александра Невского видел их на ночном небе, говоривших один другому: «Поможем сроднику нашему, Александру».

Так постепенно формируется на Руси христианский идеал, а за ней самой закрепляется древний, но приобретающий новый смысл эпитет «святая». Под влиянием христианства идея Родины стала идеей «святой Руси». В первую очередь этот эпитет говорит о Руси как о земле торжества истинной веры, о стране «благодати», по слову митрополита Иллариона, противопоставляемой странам «закона». При этом Русь представляется более христианской землей, чем католическая Европа, и даже чем сама теснимая врагами и печально прославившаяся развращенностью нравов Византия. В некоторых литературных памятниках XII–XIII веков Русь рисуется как избранная, обетованная земля, подлинный «Дом Господень»: «О, светло светлая и красно украшенная земля русская, и многими красотами удивлена еси». Прекрасная земля украшена еще великолепными церквями, где идет божественная служба, и, главное, она расцветает своими подвижниками и мучениками.

Однако народное сознание не может не фиксировать и глубокую пропасть между христианским идеалом и реальностью. Об этом проникновенно говорят народные духовные стихотворения. В знаменитой «Голубиной книге», повествующей об устройстве мироздания, говорится: «Кривда Правду одолеть хочет. Правда пошла на небеса. Кривда пошла у нас по всей земле по свет-русской, по всему народу христианскому. От Кривды народ стал неправильный, неправильный стал злопамятный». В стихотворении «Плач земли» сама земля жалуется, что по ней ходят великие грешники.

Как же примирить святость и греховность? Возможность примирения – в единстве святого и грешника, как братьев по вере и по матери-земле. Много позже на связь этих двух ликов человечества указал Достоевский. Один сам идет навстречу испытаниям, другой еще не готов их выдержать. Для второго необходима поддержка, правильное устройство общего дома. Но эта поддержка не должна лишать человека свободы и ответственности. Так в народном сознании возникает образ невинной виновности, «несчастного» преступника, знакомый и по фольклору, и по произведениям русских писателей о каторжанах. Святой не разрывает связи со своим грешным братом. Они рядом и в миру, и в молитве. Молится за Русь и за ее сыновей и Богородица, как бы небесная сестра рождающей и носящей и грешников, и святых земли. В большой степени Россия воспринималась, как земля Богородицы, связь которой с образом матери-земли, закрепляла единство древнеславянской и православной основ культуры. В популярнейшем на Руси апокрифе «Хождение Богородицы по мукам» рассказывается о том, как она вымаливает у Христа небольшое облегчение для мучимых в аду грешников.

Таким образом, «Святая Русь» не осознавалась как земля свободная от греха, которого невозможно было избежать на «мирском торжище». Свободными от греха были только подвижники, чья жизнь оставалась недосягаемым образцом для остальных верующих. Но тех и других объединяло глубокое смирение перед Богом, а неправедная жизнь мирян искупалась страданием. Именно страдание народа и самой земли русской делало ее угодной Богу. Вспомним слова Тютчева:

 
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь небесный
Исходил, благословляя.
 

Страдание представлялось необходимой частью крестного пути к незримому миру, где каждый получит достойное воздаяние. Недаром в главном мифе русской культуры – «Сказании о граде Китеже» запечатлелась народная мысль о бесконечном превосходстве невидимого мира над видимым. Вместе с тем существовал доступный глазу образ духовного, невидимого мира – русская икона.

Наряду с церковью значительную роль в становлении культуры Древней Руси играли князь и его окружение, «княжи мужи». Двор князя занимал центральную и лучше всего отстроенную часть города, называемую иногда «градом». Вокруг располагался посад, а дальше – слободы, где жил торгово-ремесленный люд. Жители посада принимали участие в народном собрании-вече, их руками создавались многие произведения искусства, но все же самостоятельная культурная и общественная роль этих людей на начальных этапах русской истории видна только в вольных городах – Новгороде и позже Пскове. В других центрах история и легенда говорят нам, главным образом, о мирянах-воинах, возглавляемых князем.

Все князья на Руси, по крайней мере, до XIV века, принадлежали к одной семье – потомков легендарного Рюрика и его правнука – крестителя Руси Владимира Святого. И само княжеское правление носило семейный характер. Старший в роде получал великокняжеский киевский стол, а остальные располагались по старшинству в других центрах княжеств, от Чернигова до Ростова и Мурома. Такое «родовое» правление соответствовало общему родовому духу в жизни славян и создавало основу для единства Русской земли, но вместе с тем делало князей временщиками на своих землях, отчасти подобными главам областной администрации последующих времен.

Реальная власть князя была далеко не безгранична. По своему первоначальному статусу это был защитник населения и устроитель «ряда», порядка, устраняющего распри между жителями. Но в первую очередь князь и его дружина оставались воинами. Руси все время приходилось выдерживать напор обитателей Дикого поля: печенегов, половцев, татар. Могущественные князья Владимир Святой и его сын Ярослав Мудрый успешно справлялись с этой задачей. Былины Киевского цикла рисуют время Владимира, заслужившего прозвище «Красное солнышко», как время процветания и могущества Руси, время великих богатырей: Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича. В этих образах отразились лучшие черты воинской культуры, сложившейся в Древней Руси в Киевский период.

Воинская культура Руси, как и всякая воинская культура, двойственна по своей природе. С одной стороны, в ней проявляется в высшей степени жертвенное служение, которое отчасти родственно духовному подвигу. С другой стороны, она сопряжена с насилием по отношению к другому человеку и, вообще говоря, в корне противоречит евангельскому учению.

Западная рыцарская культура пыталась подчинить жизнь воина задаче служения и ввести насилие в определенные рамки. То же характерно и для русского богатырства. Но есть в этих культурных явлениях и глубокие различия. Служение рыцаря гораздо разнообразней, прежде всего потому, что в него вплетаются мотивы преданности «даме сердца». Рыцарю не чуждо и унаследованное от античности стремление к славе.

Русский богатырь ближе к античности мифологических времен. Для него богатырство – долг, который он должен заплатить судьбе за свою могучую силу. Но служение богатыря не столь неопределенно по смыслу, как у великого Геракла, оно есть служение родной земле, где жили его предки, живут родители и братья. Богатырь защищает от врагов Родину. Служение князю воспринимается былинами как второстепенный мотив. Мудрейший из богатырей, Илья Муромец, часто оказывается в конфликте с самим князем Владимиром. Конечно, сила богатыря рвется наружу, ему свойственна удаль, молодечество, приводящее часто к ужасным последствиям, как в бою Ильи Муромца с сыном. Мысль о молодечестве, в котором бесстрашие сочетается со слепотой, особенно отчетливо проведена в новгородских былинах о Василии Буслаеве, хотя последний как купец и горожанин сильно отличается от состоящих при князе киевских богатырей. Василий Буслаев презирает судьбу и ее предсказание и погибает. Испытание силы оказывается для него выше собственной жизни. Но гибель Василия не подвиг, она – нарушение свойственного всем обществам и религиям культурного закона, запрещающего переступать определенную черту. Вместе с тем в Буслаеве мы видим бесстрашного новгородца-ушкуйника, одного из тех, кто на свой страх и риск первыми освоили пространства русского Севера. Такой первопроходец, нарушитель границ, был оригинальным явлением русской жизни.

Сходство с богатырями мы видим у таких князей, как отец Владимира – Святослав, сын его Мстислав, Мстислав Мстиславович Удалой и другие. Воинская доблесть и искусность в бою считались необходимейшими качествами князя, особенно если они приносили пользу родной земле, как у победителя половцев Владимира Мономаха или как у победителя шведов и немцев Александра Невского.

Тема воинского подвига ради родной земли оказывается главнейшей в лучших произведениях древнерусской литературы: «Слово о полку Игореве», «Сказание о Евпатии Коловрате», «Слово о разорении Рязани Батыем» и т. д. В этих произведениях рисуются вызывающие восхищение поэтические образы князя-героя и его верной сподвижницы, княгини. Знаменитый плач Ярославны, ожидающей мужа на стене в городе Путивле, стал на века вперед выражением женской скорби о гибели мужей, сыновей, братьев, отдающих жизнь за родную землю. В «Слове о полку Игореве» замечательна точка зрения автора, как бы видящего всю Русскую землю сразу и целиком и беседующего с нею. Земля отвечает ему голосами птиц, животных, стихий и людей и, жалуясь на разорение, просит о защите и водворении мира. На ее зов откликается и Игорь, со своими соратниками, идущий против половцев. Здесь также обращает на себя внимание сочетание языческих и христианских мотивов, хотя в основном в почитании родной земли между этими мотивами существует почти неразличимое сходство.

Служение князя, однако, несравненно шире, чем проявление воинской доблести. Сказания и летописи говорят нам о том, что княжеская «честь» требует также деятельности, которую можно назвать «культурной». Такими наследниками сказочных «культурных героев» были для народа, прежде всего – креститель Руси Владимир и его сын Ярослав Мудрый (978—1054). При Ярославе широко распространились торговля и образование, и главное – началась работа по созданию законов, охраняющих жизнь достоинство и имущество человека и устанавливающих первые записанные нормы правовой жизни. Эти законы были собраны в знаменитой «Русской правде».

При Ярославе Русь была тесно связана не только с Византией, но и со Скандинавией, и с остальной Европой, что видно по бракам дочерей князя. На этой высшей точке развития Киевская Русь была остановлена набегами половцев, но еще в большей степени усобицами между сыновьями Ярослава, а дальше его внуками и правнуками. Феодальные усобицы хорошо известны и в Европе, но в России они были особенно губительны из-за удельного порядка наследования и слабой связи князя со своим уделом. Многие князья постепенно превратились в подобие итальянских кондотьеров, ищущих добычи где придется. Это были хорошие воины, но страсть к власти и насилию вытеснила у них понятие о долге и чести. Таким был, например, известный черниговский князь Олег Святославович, названный автором «Слова» Гориславичем. Напрасно обращался к нему с посланиями Владимир Мономах, Олег продолжал «ковать крамолу». Потрясшим Древнюю Русь событием было ослепление князя Василько, совершенное нарушившими клятвенные заверения в дружбе родственниками. Преступления князей друг против друга и против населения Руси становились все чаще. В 1169 году владимирско-суздальский князь Андрей Боголюбский взял и подверг разорению Киев, а в 1174 году сам был убит обиженными им боярами. Еще более страшные преступления, сопровождавшиеся предательством, нарушением клятв и призванием врагов на родную землю, развернулись во времена татаро-монгольского ига.

Не всегда правление князя оказывалось благотворным и для населения области, где тот правил. Социальные противоречия древнерусской жизни ярко отразились в таком литературном произведении, как «Моление Даниила заточника». Произвол со стороны князя и его окружения (тиунов) угрожал всякому, кто не отдавался непосредственно под княжеское покровительство. Эти княжеские тиуны уже были прообразом различных «опричников», окружавших власть в более поздние времена. Настоящим защитником населения была только церковь.

Но все-таки оставались князья, воплощавшие сложившийся в народном сознании нравственный идеал и вместе со священнослужителями противостоявшие потоку насилия. Прежде всего, это Владимир Мономах и Александр Невский. Владимир Мономах (1053–1225), внук Ярослава Мудрого и византийского императора Константина Мономаха, был образованным человеком (хотя и уступал в этом своему отцу, Всеволоду, знавшему пять языков), и оставил после себя ряд интереснейших сочинений, в первую очередь, обращенное к детям «Поучение». В «Поучении» князь предстает как подлинный богатырь, горящий, например, неуемною страстью к охоте. Но вместе с тем он вполне отчетливо представляет себе христианский идеал человека, тем более обязательный для князя, что последний должен служить образцом для подданных. «Избавьте обижаемого, дайте суд сироте, оправдайте вдовицу», – напоминает он своим наследникам. Советы князя носят и более интимный характер. Он говорит о необходимости совершенствования с помощью трех добрых дел: «покаяния, слез и милостыни». Поучение касается и хождения в церковь, и поведения дома и на войне. Жизнь Мономаха, как она известна по летописи, хотя и не свободна от компромисса, но в целом посвящена общему благу. Его правление, по существу, конец великой эпохи процветания Киева. В скором времени Андрей Боголюбский переносит великокняжеский стол во Владимир на Клязьме.

Из князей, правивших во Владимире, наиболее поразительное впечатление производила на современников личность Александра Невского, жившего в самый трагический момент русской истории (1220–1263). Даже хан Золотой орды говорил, что такого правителя не было ни в одной земле. Когда с юго-востока на Русь надвигались татаро-монголы, Александр сумел отразить угрозу с Севера, а затем дипломатическим путем попытался ослабить гнет татарского ига. В «Житии» он характеризуется, как «светило незаходимо мысленного солнца, иже отечество свое просвещая». Александр – последний князь, проявлявший заботу о Руси в целом, последний подлинно Великий князь. После его смерти Русь, казалось, агонизирует. Юг разорен совершенно. На Севере, во Владимирско-Суздальской Руси, разорение сопровождается страшной усобицей между сыновьями покойного. После нее значение Владимира на Клязьме как столицы падает, и государство фактически распадается на борющиеся между собой княжества. В наибольшей степени понимание общенациональных задач среди преемников Александра Невского можно видеть у Михаила Тверского, жестоко убитого в орде, и у победителя на Куликовом поле Дмитрия Донского.

Особая культура начинала складываться в вольных городских республиках: Новгороде, Пскове, Вятке, где правило вполне независимое от князя вече. Новгород имел необычайно широкие связи с главными торговыми центрами Западной Европы. Внутренние социальные противоречия, приводившие к страшным схваткам на мосту через Волхов, и отсутствие правовой традиции помешали созданию сильных городских коммун, того третьего сословья, которое позже сыграло решающую роль в истории Европы. Все же для последующих поколений русских людей Новгород остался символом вольной жизни и процветания, запечатленного в былине о «богатом госте» Садко и одноименной опере Н.А. Римского-Корсакова.

Несмотря ни на что в течение первых веков русской истории у монахов и князей, купцов и крестьян вырабатывается понятие о родной земле, включающее в себя представления о земле-кормилице, месте рождения предков, потомков и соплеменников, и, наконец, земле – общей для всех православной веры. Любовь к родной земле становится доминантой русской культуры и цементирует то огромное сообщество, которое мы называем русским народом.

Помимо отдельных литературных произведений, легенд и былин, понятие Родины формируется в таком замечательном древнем памятнике (вернее, цикле памятников), как Русская летопись. Начиная с автора «Повести временных лет» Нестора, русские летописцы не только ведут повествование о различных событиях, но и дают им нравственную оценку, имея всегда в виду идеал угодной Богу мирной жизни. Образ русского летописца замечательно воссоздан Пушкиным в его трагедии «Борис Годунов», а позднее Мусоргским в его опере.

Как ни странно, своей высшей точки преданность родной земле достигает в самое страшное время, когда нашествие Батыя не оставляет, кажется, никаких надежд. Скорбью о родине полны строки произведений, где ведется рассказ о нашествии. Эти произведения говорят о том, что духовное содержание понятия «Родина», которое невозможно было уничтожить или разрушить, помогло русским людям пережить все испытания. Находившаяся на высоком уровне средневековая русская культура, хотя и была почти уничтожена татаро-монгольским нашествием в середине XIII века, но уже через полтора столетья она достигла значительных высот.