Текст книги "Энциклопедический словарь (Н-О)"

Объект

Объект (предмет) – соотносительно с понятием субъекта (подлежащее) означает вообще то, что дано в познании, или на что направлена познавательная деятельность. Противоположение между О. и субъектом есть чисто относительное и диалектическое, поскольку сам субъект становится О., когда обращает на. себя познавательную деятельность (в самосознании), а с другой стороны то, что является для нас как внешний О. может иметь субъективное бытие для себя. Хотя слово О., кроме познания, употребляется также и относительно других душевных деятельностей, но определенный О. дается воде, чувству и т. д. лишь посредством познания. В средневековой схоластической философии термин субъективный означал внутреннюю действительность существа, а объективный лишь бытие в представлении или идее. В обыкновенном словоупотреблении, напротив, объективный значит имеющий основания в природе вещей, независимо от познающего субъекта. Для наивного реализма все, что дано в чувственном опыте, имеет такую независимую от субъекта реальность и признается в этом смысле объективным. Критически идеализм возвращается отчасти, хотя другим путем, к терминологии схоластической. Так как с точки зрения Канта все, что мы находим в познаваемом, заранее вложено туда познающим субъектом, в виде присущих ему априорных способов или форм познавательной деятельности, то все данные О. суть, по содержанию своему, лишь представления субъекта; хотя и обусловленные чем-то вне его. Особое значение имеет вопрос о независимом от субъекта и в этом смысле объективном характере идей, определяющих достоинство бытия, каковы добро, истина, красота.

Вл. С.

Объектив

Объектив (предметное стекло) – то стекло зрительной трубы или микроскопа, которое обращают к предмету, при рассматривании его названными оптическими приборами; также – совокупность оптических стекол фотографической камеры. О. имеют различное устройство, смотря по тому, для какого из названных приборов они назначаются.

Объем

Объем – вместимость геометрического тела, т. е. части пространства, ограниченной одною или несколькими замкнутыми поверхностями. Вместимость или емкость выражается числом заключающихся в О. кубических единиц. Вычисление величины О. производится помощью приемов, излагаемых в геометрии и интегральном исчислении.

Обычаи

Обычаи – в обширном смысле всякая подробность или особенность жизни (кроме чисто физиологической или патологической), повторяемая, постоянно, периодически или при известных случаях, сознательно или бессознательно (по привычке, преданию, и т. д, ), большей или меньшей группой лиц или даже одним лицом, как нечто неизбежное, необходимое, полезное или приятное. В этом смысле можно говорить об обычаях племен и народов, а у отдельного народа – об О. тех или иных его подразделений, сословий, классов, полов, обществ, профессий, лиц, об О. религиозных, военных, правовых, торговых, промышленных, санитарных, модных и т. д. соответственно тем категориям, на которые распадаются жизнь и быт. В более тесном смысле О., однако, отличается от закона, обряда, моды и означает, главным образом, такие особенности народного быта, которые, сложившись в более или менее отдаленные времена, переходят от поколения к поколению, как правила жизни, налагаемые силой общественного мнения и часто продолжающие существовать и тогда, когда уже утратилось сознание их первоначального значения и смысла. С изменением условий быта и с распространением новых воззрений и понятий, старые О. мало помалу приходят в упадок. перестают соблюдаться, видоизменяются или заменяются новыми. Во всяком случае, О. руководить всеми людьми, в большей или меньшей степени, на всех ступенях культуры, начиная с первобытной и кончая высшими; мы встречаемся с ним как у дикарей, так и в цивилизованных обществах. На низших стадиях культуры О. является регулятором жизни, умеряющим произвол отдельных лиц в интересах общины. "Давление со стороны общественного мнения, – замечает Тейлор, – принуждает людей действовать согласно О., который дает правила относительно того, что должно и чего не должно делать в большинстве случаев жизни. Исследователи диких стран иногда слишком смело заключали, что дикари живут без стеснений, следуя каждый своему собственному произволу. На самом деле жизнь у дикарей на каждом шагу скована цепями О. ". Во многих случаях очевидно, что О. возник ради блага общества или того, что считалось благом. Например, в нецивилизованных странах вообще считается похвальным и даже необходимым оказывать гостеприимство всем проходящим, так как каждый знает, что когда-нибудь он сам может иметь в том нужду. У некоторых племен Австралии обычай запрещал молодым охотникам пользоваться известною дичью и лучшими частями крупных зверей, которые предоставлялись старикам. Нет сомнения, что это делалось для общего блага, потому что опытные старики, неспособные к тягостям охоты, могли приносить пользу племени в качестве хранителей народной мудрости и почетных советников. Однако, при суждении об «общем благе», необходимо иметь в виду соответственную стадию культуры и ближайшие потребности данных условий существования. У бродячих дикарей, напр., еще и теперь существует местами обычай убивать стариков, неспособных следовать за племенем в его перекочевках и добывать себе пищу охотой. Предания доказывают, что О. этот был некогда значительно распространен, даже у предков народов, ставших впоследствии культурными. У дикарей убийство своих сограждан есть преступление, но по отношению к рабам, детям, дряхлым старикам оно теряет это значение, а по отношению к врагам, даже иноплеменникам вообще, является доблестным, хотя бы это были безоружные люди, женщины, дети. У многих дикарей считается позорным красть друг у друга или нарушать данное слово, но похищение чего-либо у чужих вызываете только похвалы, в особенности когда оно сопряжено с трудностями и опасностями. Весьма распространенный на низших стадиях культуры (а отчасти и на более высоких) О. кровной мести имел первоначально, по мнению Тейлора, известную. разумность и пользу, так как удерживал людей от насилия на той ступени, когда еще не существовало особых судей и палачей. Многие О. менее культурных народов – напр. общее владение землей, раздел продуктов охоты или имущества после смерти, перекочевки (у скотоводов), левират, побратимство, экзо– или эндогамия, организация каст, классов, цехов и т. д. – имели некогда важное значение и были существенно полезны, в том или ином отношении, для племени или его отдельных групп. Польза других обычаев не достаточно ясна, а некоторые даже прямо вредны, но утверждение их объясняется воображаемою их пользою или стоит в связи с общим мировоззрением и религиозными обычаями. Таковы, напр., различные О. самоуродования и самоистязания, О. свадебные и погребальные, празднества, имеющие характер вакханалий и сатурналий, и т. п. С течением времени первоначальный смысл многих О. забывается или они получают иное значение, но тем не менее народ часто упорно их держится, чтя в них завет мудрой старины и проявление национальной самобытности. Изучение народных обычаев, часто являющихся пережитками отдаленного прошлого, представляет большой интерес как с точки зрения истории культуры и этнологии, так, отчасти, я в смысле практическом, для уяснения условий и нужд народного быта.

Д. А.

Обь

Обь – одна из величайших рек Сибири, орошающая две губернии – Томскую и Тобольскую, образуется в Бийском округе Томской губ., из слияния pp. Бии и Катуни. и впадает в Обскую губу Сев. Ледовитого океана. От места своего образования О. протекает на ЗЮЗ до устья р. Чарыша, отсюда она направляется к С до устья р. Зудиловой у с. Белоярского, при чем ниже г. Барнаула до р. Кислухи разливается на несколько проток, образуя низменные, заросшие травой, кустарником и лесом острова. От Белоярского река протекает извилистым течением на З до с. Крутой, откуда до с. Камня течет на ЗСЗ, далее делает крутой поворот на ССЗ и затем протекает к СВ, но, не доходя устья р. Берди, вновь поворачивает на С и ССЗ до д. Орский Бор, где снова отворачивает к С В до устья р. Иксы у с. Кругликова. Отсюда, до впадения в нее справа р. Томи, течет на С и ССВ. От р. Томи до устья р. Шагарки река в общем имеет сев. направление и сев. зап. до впадения в нее р. Чулыма. Вниз от последнего О. делает крутое колено в ЮЗ до р. Тятом, откуда течет до г. Нарыма на СЗ, а ниже последнего на ССЗ, но между д. Подъельником и Мизюркиными юртами делает крутой поворот к ЮЗ, образуя много побочных протоков, точно также между Тогурским устьем р. Кети и Нарымским той же р. О. разбивается на множество проток, соединяющихся нередко с нижним течением р. Кети побочными рукавами. Далее р. О. в общем до впадения в нее Иртыша протекает к СЗ, делая местами изгибы, колена и повороты к СВ и ЮЗ и даже к Ю. Уже выше г. Сургута О. разбивается снова на много проток более или менее значительных (Полой, Пиго, Старая) и в таком виде она протекает по всей своей долине до устья Иртыша и далее, хотя многие из этих проток и русл летом, в особенности в засуху, вовсе обсыхают. От впадения Иртыша до устья р. Чамаш-ягана О. имеет сев. зап. направление. Отсюда О. опять разливается на множество проток, образуя целый архипелаг наносных, в большинстве плоских островов. Главное же русло держится правого нагорного берега, хотя и некоторые левые протоки также представляют значительные речные русла. В общем река до Обдорска имеет сев. и отчасти сев.-вост. направление. От Обдорска до впадения своего в Обскую губу, на параллели мысов Ямасол и Жертв, река имеет вост. отчасти даже юго-восточное направление. В низовьях своих от Обдорска и при впадении своем в Обскую губу река покрыта множеством больших и малых низменных, песчано-глинистых островов и распадается на несколько рукавов, из которых главными считаются Большая О., близ правого берега речной долины; Малая О. к средине и Хаманельская О. у левого берега долины, из коих ныне самою глубокою и более судоходною считается последняя. Длина р. О. от ее образования до впадения в Обскую губу 3450 – 3500 в., от начала р. до Барнаула 250 в., от которого до Обдорска 3000 верст и от Обдорска до губы около 250 верст, при чем на Томскую губ. приходится несколько более. 1200, остальное – на Тобольскую. В первой губернии она орошает Бийский, Барнаульский и Томский (Нарымский край) округа, во второй – Сургутский и Березовский и отчасти Тобольский округа. Ширина О. у гор. Барнаула 350 саж., у гор. Коловани 800 саж., в Нарымском крае, где река разбивается многочисленными островами – до 3 верст; в Тобольской губ. от 11/2 до 21/2 и до 31/2, верст, а там, где разделяется на многочисленные рукава и протоки, ниже устья речки Чамашягана – 30 до 40 верст, причем главные рукава, Большая О. – от 11/2 до 2 в., малая О. – от 200 до 300 саж. при впадении в губу – от 5 до 20 вер. Глубина реки в верховьях до 2 саж., ниже Иртыша глубина достигает от 10 до 15 саж. но в низовьях, ниже Обдорска глубина, Большой О. изменяется от 4 до 8 сажень и более. Глубина Хаманельской О. – от 4 до 7 саж. и местами более, на баре глубина до 9 фут. Нередко даже на самом фарватере попадаются отмелые места, в особенности в межень и засуху. В верхней части течения дно р. каменистое и нередко встречаются каменные переборы и мели, в межень мешающие судоходству; последний каменистый перебор находится близ устья р. Томи. Далее дно становится песчаным и песчаноглинистым. Ниже Томи судоходство не встречает препятствий; даже до г. Барнаула пароходы без особого труда совершают свои рейсы; от Барнаула до Бийска пароходство в межень становится несколько затруднительным, по недостаточной глубине реки на переборах, зато сплав леса здесь играет довольно видную роль. До Барнаула во всю навигацию могут ходить по р. суда, поднимающая от 15 до 16000 пуд. груза. Весною, в конце апреля или в первой половине мая, О. выходит из берегов и разливается местами, у плоских берегов, на десятки верст в ширину. Лишь во второй половине июня вода начинает убывать, обнажая луговые поймы, окаймляющие берега и, наконец, входит в свое обычное русло. Течение р. до устья р. Томи, в особенности в верховьях, довольно быстрое, далее становится медленным, а в Тобольской губернии, в Березовском округе – тихое, что зависит от малого падения р. в низовьях. Высота Барнаула в среднем не превышает 347 фт. над ур. м.. Длина О. от этого города до устья – около 3250 верст. От впадения р. Чарыша О. течет в неширокой долине и крутых берегах, причем правый покрыт густым бором. От Чарыша до Белоярского левый берег возвышенный. Между устьями pp. Чумыша в Берди О. огибает, обширною дугою, западную и сев. оконечность Садаирского горного хребта, почему правый берег значительно возвышен, а близ д. Крутихи О. течет в крутых, лесистых берегах. Ниже р. Чумыша река значительно расширяется и протекает между низкими болотистыми, лесистыми берегами; далее, вниз от Томи, левый, а местами и правый берег становятся холмистыми, но в большинство эти холмы вскоре уходят от реки, которая вплоть до Иртыша течет в невысоких ярах, не превышающих одной-двух саж. высоты. Ниже Иртыша, в особенности ниже устья Чемаш-ягана, где река разбивается на рукава, соединенные между собою протоками, О. образует обширные острова, низменные, необитаемые и поросшие кустарником и травой. В этой части своего течения река орошает страну богатую сенокосами, при чем правый берег Обской долины возвышен, покрыть лесом; в обнажениях береговых глин не мало окаменелостей и раковин. Под влиянием течения, в водополье довольно сильного, русло О. ежегодно меняется, причем в пределах южной части Томского округа уклоняется на З, подмывая нагорный левый берег и занося правый илом и песком. О. покрывается льдом обыкновенно в верхней и средней частях своего течения во второй половине октября, ниже, в Березовском округе, в начале октября; вскрывается в половине апреля в верхней части течения, в конце апреля – в средней, в первой половине мая – в нижней части течения. В Барнауле О. свободна от льда до 198 дней в году, в Обдорске – 180 дней. Во время весенних разливов вода подымается до 14 фт. и разливы достигают в Тобольской губ. обширных размеров, затопляя острова реки и давая ей, ниже устья Иртыша, ширину от 30 до 40 в. – Зимою вода реки в нижнем ее течении под льдом, обыкновенно в конце января приходит в гнилой застой, становится красноватой и делается негодной к употреблению, по местному выражению «замирает» (причины – неизвестны); в это время даже рыба не живет в реке, а уходит в море или же дохнет. Это явление свойственно не одной О., но и прочим полярным сибирским рекам, имеющим как низовья О., чрезвычайно тихое и медленное течете. Известно только, что «замор» идет сверху реки и обратно живая вода тоже приходит сверху весной. Рыбою река чрезвычайно богата, в особенности ее низовья: ежегодно добывается не менее полумиллиона пд. рыбы, икры и вязиги. Все лучшие рыболовные пески по средней О. находятся в руках томских, нарымских и сургутских рыбопромышленников, а низовые – тобольских, березовских и отчасти обдорских. Пески эти сдаются их владетелями-инородцами, остяками, часто почти задаром или по низкой цене; все эти инородцы закабалены промышленниками и жестоко эксплуатируются как ими, так и местными торговцами. Главные породы рыб, который со вскрытием реки, в начале 1 юня, поднимаются в ее верховья суть: осетр, стерляди, налим, максун, сырок, шокур и сельдь. В устьях О. добывают также дельфинов (белух). Рыбу ловят преимущественно неводами, инородцы – острогой и колыданом, вроде большого сачка. Весною по О. начинается охота на водяных птиц, уток, гусей и лебедей. Судоходство по О. довольно значительно, в особенности сильно развилось пароходство, как грузовое, так и пассажирское. В настоящее время по О. и ее притокам ходят до 120 пароходов, с 240 баржами; из них около 20 занимаются перевозкой пассажиров и пенной клади, прочие буксируют баржи с хлебом и другими товарами, идущими из Сибири или в Сибирь. Грузовое движение превышает 10000000 пд. в лето, ценность перевозимых грузов до 20 милл. рублей. Главные пристани – Бийск, Барнаул, Томск, Сургут, Березов, Обдорск; много второстепенных, преимущественно хлебных пристаней, напр. Быстроистокая, Бердская. Кривощоковская, Усть-Чарышская. – Из многочисленных притоков О. назовем более важные, впадающие справа: Чемровка, Большая, Бобровка, Зудилова, Повалихина, Чумыш, Иня, Сузун, Бердь, Тоя, Икса, Томь, Чулым, Кеть, Тым, Асезон, Вах, Аган, Пим, Лямин, Назым, Там-вом-тор, Чамаш-яган, Казым, Куновать и Полуй; левые – Песчаная, Анюй, Чарыш, Алей, Барнаулка, Касмала, Юдиха, Алеус, Орда, Чемь, Чик, Конда, Шагарка, Тотош, Ягодная, Чая, Парбюга, Парабель, Васюган, Ельяг, Дар-яган, Куль-оген, Большой Юган, Салым, Иртыш, Юнь-яга, Выспуголь, Ендырь, Чупур-яган, Сосва, Сынья, Войкор, Собь и Щучья.

П. Л.

Овес

Овес (Avena L.) – род растении из сем. Злаков. Однолетние и многолетние травы. Соцветие – метелка, состоящая из крупных колосков с большими кроющими чешуями, нередко замыкающими цветы, которых в каждом колоске от 2 до 3; из них верхний обыкновенно недоразвит, а нижний несет на спинке внешней цветочной чешуи. прямую или согнутую коленом, внизу скрученную ость. Нижняя цветочная чешуя на. верхушке более или менее надрезана, цветочные пленочки раздвоены. Завязь на верхушке волосатая; перистые рыльца выступают из основания или из середины колосков. Плод (зерно) плотно обвернут кожистою цветочною чешуею и снабжен по большей части продольным желобком. Сюда до 40 видов, распространенных преимущественно в умеренных странах Старого Света, в северной и южной Америке очень мало. Разные авторы разделяют этот род различно. Самый важный вид есть A. sativa L., обыкновенный или кормовой О. Это однолетник, с раскидистою метелкой; кроющие чешуи длиннее цветочных; колоски содержать от 2 до 3 цветков; ость голая или под нижним цветком пушистая; внешние цветочные чешуи туповато-двузубые, в ости не продолжаются; ость имеется только при нижнем цветке и внизу скрученная; иногда ее вовсе нет. Этот вид дал множество разновидностей. Отечеством его считается страна, простирающаяся от нижнего течения Дуная (в Венгры) и далее на ЮВ до Кавказа включительно; хотя за Кавказом его мало разводят. Он на почву неприхотлив и родится на всякой, исключая излишне песчаной и известковой. Удается после всяких хлебов, но еще лучше после картофеля или клевера. Склонен к перерождению и потому полезно менять семена каждые 5 лет.

А. Б.

Овидий

Овидий – (Публий Овидий Назон) – один из самых даровитых римских поэтов, род. в 43 г. до Р. Хр. (711 по основании Рима) в г. Сульмоне, в стране пелигнов, небольшого народа сабелльского племени, обитавшего к В от Лациума, в гористой части Средней Италии. Место и время своего рождения О. с точностью определяет в своей автобиографии (Trist., IV, 10). Род его издавна принадлежал к всадническому сословию; отец поэта был человеком состоятельным и дал своим сыновьям блестящее образование. Посещая в Риме школы знаменитых учителей, О. не чувствовал никакого влечения к ораторскому искусству, а с самых ранних лет обнаруживал страсть к поэзии: из-под его пера невольно выходили стихи и в то время, когда ему нужно было писать прозой. По желанию отца, О. вступил на государственную службу, но, прошедши лишь нисколько низших должностей, отказался от ее, предпочитая всему занятия поэзией. Рано, также по желанию отца, женившись, он скоро должен был развестись с своей женой; неудачно и непродолжительно было его и второе супружество, и только третья жена его, из рода Фабиев, осталась с ним связанною навсегда. Вероятно, она и подарила его дочерью Периллой, которая также писала стихи (Trist., III, 7, 11). Дополнив свое образование путешествием в Афины. Малую Азию и Сицилию и выступив на литературном поприще, О. сразу был замечен публикой и снискал дружбу выдающихся поэтов, напр. Горация и Проперция. Сам О. сожалеет, что ранняя смерть Тибулла помешала развитию между ними близких отношений и что Вергилия (который обыкновенно не жил в Риме) ему удалось только видеть. Первыми литературными опытами О., за исключением тех, которые он, по его собственным словам, предавал огню «для исправления», были «Героиды» (Heroides) и любовные элегии. Героидами озаглавливаются в изданиях О. любовные послания женщин героической эпохи к своим мужьям или возлюбленным, обозначаемый в сочинениях самого поэта просто именем посланий, «Epistulae» (Epistolae). Изобретателем этого рода поэтических произведений был сам О., как он об этом и заявляет в своей «Науке любви» (III, 346). Заглавие «Героид» явилось впоследствии и встречается у грамматика VI стол. Присциана (X, 54: Ovidius in Heroidibus). Taких любовных посланий или «Героид» с именем О. до нас дошло двадцать одно; но они далеко не все могут считаться подлинными. Сам О. в одной из своих любовных элегий («Amores», 11, 18, 21 след.) поименовывает только восемь «Героид» (значащихся под №№ 1, 2, 4, б, 6, 7, 10 и 11). Но это не значит, что все остальные «Героиды» подложны, хотя Лахман и утверждал это. Очень вероятно, что подложна 15-я «Героида», так как ее нет в древнейших списках О.; но несомненно подложны лишь шесть последних, заключающая в себе переписку между героями и героинями, они явно подделаны под стиль О. да и своим характером переписки резко отличаются от того, как задуманы и исполнены несомненно принадлежащая перу О. послания. По своему поэтическому достоинству не все"Героиды" одинаковы; некоторые из них, и именно те, на которые указывает сам О., обличают руку мастера, с необыкновенною легкостью входящего в положение и настроение избранных им лиц, живо, остроумно и в удачных выражениях воспроизводящего их мысли, чувства и характеры. Любовные послания героинь, высказывающихся в чертах, свойственных индивидуальности каждой из них, тоску и страдание от долгой разлуки, являются, в известной степени, плодом риторического образования О.; это – как бы увещательные речи (suasoriae), в составлении которых на вымышленные темы любили упражняться в риторских школах у римлян и которые у О., по свойству его дарования, принимали, как это заметил еще слышавший его школьные декламации ритор Сенека, поэтическое выражение. Яркость поэтического дарования О. высказывается и в «Героидах», но наибольшее внимание римского общества он обратил на себя любовными элегиями, вышедшими, под заглавием «Amores», сначала в пяти книгах, но впоследствии, по исключению многих произведений самим поэтом, составившими три книги, которые и дошли до нас, заключая в себе 49 стихотворений. Эти любовные эллегии, содержание которых в той или другой степени несомненно основывается на любовных приключениях, пережитых поэтом лично, связаны с вымышленным именем его подруги, Коринны, которое и прогремело на весь Рим, как об этом заявляет сам поэт (totam cantata per Urbem Corinna). В этих более или менее сладострастных произведениях О. удалось проявить в полной силе яркое дарование, уже тогда, т. е. в очень молодые годы его жизни, сделавшее его имя громким и популярным; оканчивая последнюю из этих элегий, он воображает себя столько же прославившим свой народ. пелигнов, сколько Мантуя обязана своей славой Вергилио, а Верона – Катуллу. Бесспорно, поэтического дарования, свободного, непринужденного, блистающего остроумием, естественностью и меткостью выражения, в этих элегиях очень много, как много и версификаторского таланта, для которого, по-видимому, не существовало никаких метрических трудностей; но все-таки поэт, выпустив в свет свои «Amores», не имел достаточного основания ставить себя на одну доску не только с Вергилием; но и с Катуллой. Он не превзошел здесь ни Тибулла, ни Проперния, у которых, как и у самого Катулла, он делает даже не мало дословных или почти дословных заимствований (см. Zingerle, «Ovidius und sein Verhaltniss zu den Vorgangern und gleichzeitigen Romischeu Dichtern», Инсбрукк, 1869 – 71). Не менее шума наделало в свое время и то произведете О.; о приготовлении которого он возвещал своим читателям еще в 18-й элегии II книги и которое в рукописях и изданиях О. носит заглавие «Ars amatoria» («Любовная наука», «Наука любви»), а в сочинениях самого поэта – просто «Ars». Это – дидактическая поэма в трех книгах, писанная, как и почти все сочинения О.; элегическим размером и заключающая в себе наставления, сначала для мужчин, какими средствами можно приобретать и сохранять за собой женскую любовь (1 и 2 книги), а потом для женщин, как они могут привлекать к себе мужчин и сохранять их привязанность. Сочинение это, отличающееся во многих случаях крайнею нескромностью содержания – нескромностью, плохо оправдываемою заявлением будто он писал эти наставления лишь для публичных женщин, solis meretricibus (Trist., II, 303), -в литературном отношении превосходно и обличает собою полную зрелость таланта и руку мастера, которая умеет отделать каждую подробность и не устает рисовать одну картину за другой, с блеском, твердостью и самообладанием. Написано это произведение в 752 – 753 (2 – 1 г. до P. Хр.), когда поэту было 41 – 42 года от роду. Одновременно с «Наукой любви» появилось к тому же разряду относящееся сочинение О., от которого до нас дошел лишь отрывок в 100 стихов и которое носит в изданиях заглавие «Medicamina faciei». На это сочинение, как на готовое, указывает женщинам О. в III книге «Науки любви» (ст. 205), называя его « Medicamina formae» («Средства для красоты») и прибавляя, что оно хотя и не велико по объему, но велико по старанию, с каким написано (parvus, sed cura grande, libellus, opus). В дошедшем отрывке рассматриваются средства, относящиеся к уходу за лицом. Bcкоpе после «Науки любви» О. издал «Лекарства от любви» («Remedia amoris») – поэму в одной книге, где он, не отказываясь и на будущее время от своей службы Амуру, хочет облегчить положение тех, кому любовь в тягость и которые желали бы от нее избавиться. Он исполняет и эту задачу рукою опытного поэта, но, сравнительно с «Наукой любви», «Remedia amoris» представляют скорее понижение таланта, не обнаруживающего здесь того богатства фантазии, той непринужденности в образах и даже той живости изложения, какими блистает «Ars amatoria». В направлении, которого О. до сих пор держался, ему дальше идти было некуда, и он стал искать других сюжетов. Мы видим его вскоре за разработкой мифологических и религиозных преданий, результатом которой были два его капитальных сочинения: «Метаморфозы» и «Фасты». Но прежде, чем он успел эти ценные труды довести до конца, его постиг внешний удар, коренным образом изменивший его судьбу. Осенью 9-го г. по Р. Хр. О. неожиданно был отправлен Августом в ссылку на берега Черного моря, в дикую страну гетов и сарматов, и поселен в г. Томах (нын. Кюстенджи, в Добрудже). Ближайшая причина столь сурового распоряжения Августа по отношению к лицу, бывшему, по связям своей жены, близким к дому императора, нам не известна. Сам О. неопределенно называет ее словом error (ошибкой), отказываясь сказать, в чем эта ошибка состояла (Trist., II. 207: Perdiderint cum me duo crimina, carmen et error: Alterius facti culpa silenda mihi est), и заявляя, что это значило бы растравлять раны кесаря. Вина его была, очевидно, слишком интимного характера и связана с нанесением ущерба или чести, или достоинству, или спокойствию императорского дома; но все предположения ученых, с давних пор старавшихся разгадать эту загадку, оказываются в данном случае произвольными. Единственный луч света на эту темную историю проливает заявление О. (Trist. II, 5, 49), что он был невольным зрителем какого-то преступления и грех его состоял в том, что у него были глаза. Другая причина опалы, отдаленная, но может быть более существенная, прямо указывается самим поэтом: это – его «глупая наука», т. е. «Ars amatoria» (Ex Pont. II, 9, 73; 11, 10, 15), из-за которой его обвиняли как «учителя грязного прелюбодеяния». В одном из своих писем с Понта (IV, 13, 41 – 42) он признается, что первой причиной его ссылки послужили именно его «стихи» (nоcuerunt carmina quondam, Primaque tam miserae causa fuere fugae). – Ссылка на берега Черного моря подала повод к целому ряду произведений, вызванных исключительно новым положением поэта. Свидетельствуя о неиссякаемой силе таланта О. они носят совсем другой колорит и представляют нам О. совсем в другом настроении, чем до постигшей его катастрофы. Ближайшим результатом этой катастрофы были его «Скорбные Элегии» или просто «Скорби» (Tristia), которые он начал писать еще в дороге и продолжать писать на месте ссылки в течение трех лет, изображая свое горестное положение, жалуясь на судьбу и стараясь склонить Августа к помилованию. Элегии эти, вполне отвечающие своему заглавию, вышли в пяти книгах и обращены большею частью к жене, некоторые – к дочери и друзьям, а одна из них, самая большая, составляющая вторую книгу – к Августу. Эта последняя очень интересна не только отношением, в какое поэт ставить себя к личности императора, выставляя его величие и подвиги и униженно прося прощения своим прегрешениям, но и заявляющем, что его нравы совсем не так дурны, как об этом можно думать, судя по содержанию его стихотворений: напротив, жизнь его целомудренна, а шаловлива только его муза – заявление, которое впоследствии делал и Марциал, в оправдание чудовищно-грязного содержания многих из своих эпиграмм. В этой же элегии приводится целый ряд поэтов греческих и римских, на которых сладострастное содержание их стихотворений не навлекало никакой кары; указывается также на римские мимические представления, крайняя непристойность которых действительно служила школой разврата для всей массы населения. За «Скорбными элегиями» следовали «Понтийские письма» (Ex Ponto), в четырех книгах. Содержание этих адресованных разным лицам писем в сущности тоже, что и элегий, с тою только разницею, что сравнительно с последними «Письма» обнаруживают заметное падение таланта поэта. Это чувствовалось и самим О., который откровенно признается (I, 5, 15), что, перечитывая, он стыдится написанного и объясняет слабость своих стихов тем, что призываемая им муза не хочет идти к грубым гетам; исправлять же написанное – прибавляет он – у него не хватает сил, так как для его больной души тяжело всякое напряжение. Тяжесть положения отразилась, очевидно, на свободе духа поэта; постоянно чувствуемый гнет неблагоприятной обстановки все более и более стеснял полет его фантазии. Отсюда утомительная монотонность, которая, в соединении с минорным тоном, производить в конце концов тягостное впечатление – впечатление гибели первостепенного таланта, поставленного в жалкие и неестественные условия и теряющего свое могущество даже в языке и стихосложении. Однако, с берегов Черного моря пришли в Рим два произведения О., свидетельствующие о том, что таланту О. были под силу и предметы, обработка которых требовала продолжительного и серьезного изучения. Первым из таких произведений были «Метаморфозы» (Превращения), огромный поэтический труд в 15 книгах, заключающий в себе изложение относящихся к превращениям мифов, греческих и римских, начиная с хаотического состояния вселенной до превращения Юта Цезаря в звезду. Этот высокий по поэтическому достоинству труд был начат и, можно сказать, окончен О. еще в Риме, но не был издан по причине внезапного отъезда. Мало того: поэт, перед отправлением в ссылку, сжег, с горя или в сердцах, даже самую рукопись, с которой, к счастью, было уже сделано несколько списков. Сохранившиеся в Риме списки дали О. возможность пересмотреть и дополнить в Томах это крупное произведение, которое таким образом и было издано. «Метаморфозы» – самый капитальный труд О. в котором богатое содержание, доставленное поэту главным образом греческими мифами, обработано с такою силою неистощимой фантазии, с такою свежестью красок, с такою легкостью перехода от одного предмета к другому, не говоря о блеске стиха и поэтических оборотов, что нельзя не признать во всей этой работе истинного торжества таланта, вызывающего изумление. Недаром это произведение всегда много читалось и с давних пор переводилось на другие языки, начиная с греч. перевода, сделанного Максимом Планудом в XIV ст. по Р. Хр. Даже у нас есть немало переводов (как прозаических, так и стихотворных); четыре из них появились в свет в течение семидесятых и восьмидесятых годов текущего столетия. Другое серьезное и также крупное не только по объему, но и по значению произведете Овидий представляют «Фасты» (Fasti) – календарь, содержащий в себе объяснение праздников или священных дней Рима. Эта ученая поэма, дающая много данных и объяснений, относящихся к римскому культу и потому служащая важным источником для изу чения римской религии, дошла до нас лишь в 6 книгах, обнимающих первое полугодие. Это – те книги, который О. удалось написать и обработать в Риме. Продолжать эту работу в ссылке он не мог по недостатку источников, хотя не подлежит сомнению, что написанное в Риме он подверг в Томах некоторой переделке: на это ясно указывает занесение туда фактов, совершившихся уже по изгнании поэта и даже по смерти Августа, как напр. триумф Германика, относящийся к 17 г. по Р. Хр. В поэтическом и литературном отношении «Фасты» далеко уступают «Метаморфозам», что легко объясняется сухостью сюжета, из которого только Овидий мог сделать поэтическое произведение; в стихе чувствуется рука мастера, знакомая нам по другим произведениям даровитого поэта. Есть в числе дошедших до нас сочинений Овидия еще два, которые всецело относятся ко времени ссылки поэта и стоят, каждое, особняком от других. Одно из них называется «Ibis» (известное название египетской птицы) и есть сатира или пасквиль на врага, который после ссылки О. преследовал его память в Риме, стараясь вооружить против изгнанника и жену его. О. посылает этому врагу бесчисленное множество проклятий и грозит ему разоблачением его имени в другом сочинении, которое он напишет уже не элегическим размером, а ямбическим, т. е. со всею эпиграмматическою едкостью. Название и форму сочинения О. заимствовал у александрийского поэта Калдимаха, написавшего нечто подобное на Аполлония Родосского. Другое сочинение, не имеющее связи с остальными, есть дидактическая поэма о рыболовстве и носит заглавие «Halieutica». От него мы имеем только отрывок, в котором перечисляются рыбы Черного моря и указываются их свойства. Это сочинение, на которое, по специальности его сюжета, ссылается Плиний в своей «Естественной истории» (XXXII, 5), не представляет в литературном отношении ничего замечательного. Для нас было бы несравненно интереснее, если бы вместо этих двух маловажных произведений, до нас дошла трагедия О., под заглавием «Медея», которая хотя и была произведением юности поэта, но считалась в римской литературе одним из лучших образцов этого литературного вида. На ней с удовольствием останавливается Квинтилиан (X, 1, 98), о ней упоминает и Тацит, в «Разговоре об ораторах» (гл. 12). Не дошло до нас и еще нескольких сочинений, писанных частью в Риме, частью в Томах и в числе последних – панегирик Августу, писанный на гетском языке, о чем извещает в одном из своих понтийских писем (IV, 13, 19 и сл.) сам О., все еще не теряя надежды на облегчение своей участи, если не на полное помилование. Но этим надеждам сбыться не было суждено. Не только Август, но и Тиберий, к которому он также обращался с мольбами, не возвратил его из ссылки: несчастный поэт скончался в Томах в 17 г. по Р. Хр. и погребен, в окрестностях города. О. был последний из знаменитых поэтов Августова века, со смертью которого окончился золотой век римской поэзии. Злоупотребление талантом в период его наибольшего развития лишило его права стоять наряду с Вергилием и Горацием, но ключом бившее в нем поэтическое дарование и виртуозность его стихотворной техники делали его любимцем не только между современниками, но и во все время римской империи; и бесспорно О., как поэту, должно быть отведено одно из самых видных мест в римской литературе. Его «Метаморфозы» и «Фасты» до сих пор читаются в школах, как произведение образцового по языку и стихосложению латинского писателя. Наиболее употребительное издание всех сочинений О. есть издание Меркеля (последнее издание, под редакцией Эвальда, вышло в 1834 – 88 гг. в Лейпциге).