Текст книги "Правдивая история о выдуманной личности"

      Опасность!

      Я пригнул голову.

Чирк!

Стрела отлетела в сторону. Еще один лучник? Но обернувшись, я увидел перед собой целое войско. Человек двенадцать, вооруженных луками, целились в меня. Не спрятаться и не увернуться! Меня расстреляют на месте! Руки похолодели, дыхание сбилось. Давай, Петр! Перебори страх! У тебя есть еще шанс выжить!

– Не стрелять! – крикнул я и запустил руку под кольчугу. – Я посланник брата его величества Филиппа I Гуго Великого! У меня послание к его Величеству!

Выудив из-под кольчуги сверток, я поднял руки.

Не стреляют! Значит, они попались на мою уловку.

– Дай взглянуть! – скомандовал один из стражей.

Я протянул руку со свертком. Конечно, это неправда. Не знаю я брата короля, зато хорошо знаком с Гуго Клюнийским. Если мои догадки верны, то Аббат имеет вес при дворе короля, а значит, его подпись должна сыграть свою роль.

Подошедший страж, по всей видимости, был командиром ночной смены. Ясные голубые глаза сузились, а его рука в перчатке недоверчиво взяла бумагу. Я знал, что Гуго никогда не одобрит наш план, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как подделать документ и подпись кюре. В конце концов учеником Гуго я являлся больше тринадцати лет.

      Глаза стража дрогнули, и он снова посмотрел на меня.

– Ты привез важный документ королю?

– Да.

– Покажи.

Я послушно достал хартию. Документ, который освободит всех крестьян от уплаты оброка феодалам, если его подпишет король.

      Развернув хартию, мужчина вчитался в убористый почерк.

      Стараясь сохранять спокойствие хотя бы на лице, я решил рассмотреть стража получше. В отличие от своих подчиненных, командир носил кудрявую хорошо расчесанную бороду, черная кожаная форма безукоризненно чиста. Очевидно, командир не терпит грязь, даже в перчатках ходит! Видимо, дворянин. На слегка вытянутом лице видна сосредоточенность, а в глазах проступает легкая усталость.

      Стоп. Эти глаза… Я точно знаю, что где-то их уже видел. Вот только где? Ясно-голубые, опасные глаза внимательно проверяют каждую букву и при этом создается впечатление, будто ему совершенно неинтересно, что там написано. Кто же он? Не могу вспомнить!

– Значит, ты прибыл, чтобы показать его Величеству это? – складывая пергамент, уточнил командир.

– Да, мессир.

Мне показалось, или на губах стража только что промелькнула улыбка?

– Что ж, мы сопроводим тебя к его Величеству. Вот только… – взгляд командира пронзил меня и заставил едва заметно вздрогнуть. – У меня к тебе всего один вопрос: зачем ты пытался открыть ворота? Да и почему стража без сознания и перепугана до смерти? И… это твое? – страж кивком головы указал на валявшиеся неподалеку косу и лук.

– Вы говорили, что зададите всего один вопрос, – с холодной улыбкой отметил я.

Стражник усмехнулся, но затем снова нахмурился.

– И все же?

– Я прибыл из Клюнийского Аббатства, которое находится под прямым контролем Гуго, а там положено носить оружие. Стражи неверно поняли мой приход и набросились на меня, и мне пришлось применить силу. А ворота я пытался закрыть, но, видимо, что-то перепутал, и они стали открываться, за что прошу прощения, мессир, – выдавив из себя самую наивную улыбку, произнес я, пожимая плечами.

Эту легенду я придумал только что. Не думаю, что она звучит слишком правдоподобно, но, возможно, они не задумаются? Почему-то вспомнились пьяные стражи, которых я встретил до этого.

Командир снова улыбнулся и, подняв голову, внезапно тихо произнес:

– Все-таки отец был прав, ты и впрямь тот еще стратег… – а затем уже громко возвестил: – Отряд! Этот крестьянин лжет! Отведите его в темницу! Ему есть что рассказать нам!

– Так точно, командир! – дружно откликнулись стражи и опустили луки.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать за командиром стражи под конвоем. Темница, значит… Что ж, видимо, я ошибся, и этот страж умнее других. Но наше сражение еще не закончено, ночной командир… Не убьешь ты меня, даже если захочешь, и коммунальная хартия будет подписана! Вы можете рассчитывать на меня, монсеньор!

Глава 8. О воле Роберта I Фриза

Темница… Каменный мешок, наполненный зловонием и разлагающимися трупами… По счастью, мне выделили камеру, в которой не было скелетов и других признаков смерти. Запах плесени и ржавчины показывал, что здесь уже давно никого не было. Оставив меня одного в кандалах и с босыми ногами, стражи закрыли скрипучую решетчатую дверь и скрылись за поворотом. Не знаю, сколько времени прошло. Может, час, может, больше… Кровь, вскипевшая во время битвы, медленно остыла, оставив после своего жара усталость и боль. Я прислонился к холодной стене и стал исследовать потолок. Каменная кладка с маленькими вкраплениями плесени чем-то напоминала клюнийские подземелья. Саранча на поля, даже запах похож! Я улыбнулся и прикрыл глаза. Измученное тело просило покоя и отдыха. Хотелось лечь и проспать несколько месяцев… Хоть как-то отдохнуть после тех четырнадцати лет постоянных тренировок и практик. Мысли тягучей смолой текут в моей голове…

Спать…

Но в камере слишком холодно. Я резко отклонился от стены. Раз заснув на морозе, больше не проснешься. Так мне говорил Гуго, когда мы шли по заснеженным полям вблизи Аббатства.

Ах, что за страшный день! Кюре довольно часто уезжал и не раз брал меня с собой. Монсеньор знал об этом, но приказов Гуго никогда не оспаривал. Не знаю, о чем он думал, быть может, злился, а может, радовался, что нас с кюре не было рядом… В одной из поездок мы с Аббатом оказались в опасной ситуации. Было холодно. Мои ноги свело, я не мог идти дальше. Кюре отнес меня в заброшенную мельницу и выхаживал в течение нескольких дней… Кюре… Зачем же вы были так заботливы? Ведь я того не стою…

Ай, ноги! Саранча на поля, мои ступни… горят… Как… холодно.

– Петр, что с тобой?

– Кюре… Где вы?

– Ты замерз?

– Кюре… со мной все…

Белоснежная равнина. Огромный простор, закутанный мягким снегом. Как же хочется… его потрогать. Провалиться в него и больше никогда не вставать. Спать… Очень хочется… спать…

– Петр, очнись! Я сбил жар, но ты все еще горишь. Петр, не смей засыпать!

– Д-да… кюре… Но… так холодно…

Свистит буря. Крыша совсем прохудилась. Тише, Арли, не плачь. Я обязательно тебя согрею. Помнишь, как я учил тебя танцевать? Ты не могла бы… показать мне? Прости, милая, я не смогу… Очень ноги болят…

– Петр!

Я вздрогнул и… открыл глаза. Саранча, я все-таки задремал!

Я стал быстро ходить по камере. Надо занять себя. Нужно осмотреть камеру, может, здесь есть какой потайной выход?

Ржавые кандалы, пригвожденные к стене, сгнившие доски и солома, холодные и липкие от крови стены. Бесполезно. В таком состоянии я не смогу найти хоть что-то! Изо всех сил я боролся с подступающей сонливостью и стал быстрее передвигаться по камере. Но чем больше я двигался, тем больше меня одолевала усталость.

Хочется спать… Я тряхнул головой и, не в силах сопротивляться, сел возле стены. Соберись, Петр! Заснешь в лагере врага – умрешь! А мне нельзя пока к Богу… Мне нужно жить, чтобы исполнить свой долг! Я должен жить ради приказа Вэйда! Мне… нельзя умирать. Давай же, просыпайся! Вспомни, какие ингредиенты понадобятся для создания исцеляющей мази? Немного воды, лист подорожника, лепестки девясила… Земля… странно приближается. Саранча на поля, опять! Я вскинул голову и поднес ладонь.

Укус!

Мимолетная, но знакомая боль слегка пробудила мое затуманенное сознание. Я мельком взглянул на искусанную руку. Когда-нибудь там появится шрам. Нужно залечить рану, иначе станет больнее. Обыскав свои карманы, я нашел небольшой лоскут ткани с заранее подготовленной мазью. Обмотав руку, я снова почувствовал боль, но в этот раз приятную… Исцеляющую. Улыбнувшись, я прислонился к стене.

Ах, как больно!

Грубо обтесанные камни врезались в спину, и старые, уже забытые шрамы снова заныли. Проклятие! Я резко поднялся.

Скрежет!

Боль… Руки…

Кисти, закованные в кандалы, пронзила острая боль. Проклятие, почему так не везет? Я даже усмехнулся. Сначала радуюсь своему везению, затем сетую. Нет, так не годится. О чем бы подумать? Пока есть время, лучше бы разобрать свои ошибки. Да, все правильно. Нужно… об этом тоже подумать. Независимо, что план готовился больше двух месяцев, недочетов было много. Не считая подземного прохода, который оказался в полной темноте, я не учел, где именно мог находиться другой конец тайного коридора. Поверить не могу, что я забыл об этом! Бог уберег меня, и я вышел в погребе, а не, положим, в сторожевой башне!

Стражи… Внезапно я вспомнил командира ночного патруля. Он сказал что-то об отце, также он назвал меня стратегом и в конце концов определил, что я крестьянин, хотя я был облачен в дворянскую камизу. Откуда он знает, что я не дворянин? Кто его отец, и почему он назвал меня стратегом? Да и его глаза не давали мне покоя. Такое чувство, будто я их встречал раньше… Странно все это. Но меня преследует ощущение, что я очень близок к ответу… Кто же он? Почему он отвел меня в темницу, а не убил на месте, когда узнал о том, что я вру? Хотя на последний вопрос у меня есть ответ.

Я устало усмехнулся. Феодалы перестали различать в крестьянах людей, и господский налог рос с каждым годом. Крестьяне не могут прокормиться и умирают сотнями… А многоуважаемым феодалам все равно. Рабов сотни, кто-нибудь да выживет!

      Я не мог с этим смириться. Арли и матушка были в опасности, и мне нужно было что-то делать. Что-то именно сейчас. Молитвы крестьян слышатся в самую последнюю очередь, именно поэтому я должен был действовать сам, с малой помощью Бога. К моему величайшему счастью, Вэйд согласился помочь мне уничтожить несправедливость к крестьянам. (Он так яро поддержал мою идею, что я забеспокоился… Серебряный огонь в его глазах не дает мне покоя и по сей день). Я знал, что кюре Гуго будет против, поэтому весь план пришлось разрабатывать тайно. Мы надеялись захватить дворец и заставить короля подписать Первую коммунальную хартию, но этот ночной командир… Злость вскипела во мне, и я сжал кулаки. Саранча на поля, какой позор! Быть пойманным каким-то стражем! Каким-то… Я содрогнулся.

Каким-то… Я думаю о нем так же, как и феодалы о крестьянах… Какой-то… Неважный, безымянный… Господь Бог, как же низко я пал. Я встал и начал сгибать одну руку в локте, сжав зубы. Оковы впились в запястье… Боль… Тонкая струйка крови медленно вытекла из-под железных оков и, добравшись до кончика пальца, стала набухать, а превратившись в маленькую капельку, словно с обрыва сорвалась и разбилась о каменный пол. Я с интересом поднял кандалы к глазам. Боль немного непривычная… Более острая и… горькая. Струйка перебежала с пальцев на ладони и стала заползать под рукав. Я мгновенно опустил руки. Нельзя… Это камиза монсеньора, а на нем не должно быть крови… Ни одной капли! Я тяжело вздохнул и поднял голову.

Ветер свистел… Мои ноги закутаны во что-то теплое… Очень… хочется спать.

– Тебе надо поесть, Петр.

– А… арли… Она…

– Твоя сестра? Она в порядке, не беспокойся.

– Откуда… вы знаете? Очень… холодно…

– Там, где она, тепло. Не волнуйся, с ней все будет хорошо.

Скрипит мельничное колесо… Так грустно и жалобно вертятся жернова… Все вертятся и вертятся… Кажется, они никогда не остановятся… Не останавливайся, Арли, прошу тебя… Ты так красиво танцуешь. Шаг вперед и два назад… Поворот и взмах рукой… Отлично, Арли, у тебя уже получается! Скрипят… Они скрипят от холода или от тоски? Ноги… Ах, мои ноги!

Укус!

Струйка крови осторожно выбралась из-под железных кандалов. Я удивленно поднял руки и взглянул на них. Неужели кровь пошла так сильно? Нужно наложить повязку, но у меня закончилась лечебная мазь… Хм… В одной из книг я нашел упоминание о целебных свойствах крови… Интересно, действительно ли кровь способна залечить раны и даже вернуть молодость? В книге говорилось, что кровь призвана смягчать боль и заживлять раны. А что? Вполне может быть. При ранении в рубце появляется кровь, то есть тело пытается залечить порез. А если обжегся? На том месте появляются пузырьки, и кожа вокруг начинает краснеть. Скорее всего это кровь прилила к больному месту, как лекарь к захворавшему. Но что есть кровь на самом деле? Она не такая же жидкая, как вода, но и не такая же твердая, как буханка хлеба… А еще ее вкус… Интересно, какой вкус у крови?

Любопытство все-таки пересилило: я осторожно поднял руку к лицу и принюхался.

Липко…

Нос случайно коснулся проложенной кровью дорожки, и я слегка отстранился. Но почти сразу снова склонил голову к руке. Запах… этот знакомый горько-кислый запах… Так сложно сопротивляться желанию слизнуть капельку.

Кровь… ее блаженный запах…

Свист!

Я содрогнулся. Кнут… Нет, здесь никого нет, никого! Боль расползлась по мне эхом далекого воспоминания, и тело инстинктивно напряглось. Я почти почувствовал ее! Не смог к ней привыкнуть, несмотря на такие усердные попытки со стороны братьев. Я опустил руки… И только теперь полностью осознал, насколько мои мысли ужасны…

Грешник! Что это за дикая жажда крови? Что это за ужасное чувство удовлетворения? Почему я так радуюсь крови?

      Я упал на колени, не в силах сдержать разочарование. Грешник! Насколько же сильно я пропитался этим чувством, раз так легко поддаюсь малейшему соблазну?!

Я взглянул на руки. Сколько… чужой крови! Столько смертей из-за моих необдуманных действий! Боже… Неужели… неужели я убийца?..

      Руки задрожали, и я снова натянул оковы так, чтобы они врезались в мои грешные запястья. Боль хлестнула меня холодным прутом и разлилась, как разъяренная река. Я закрыл глаза и стал натягивать кандалы сильнее.

Больно… Костям больно!

– Потерпи, Петр, сейчас мы излечим твои ноги.

– Кюре… Вы… слышите?

– О чем ты?

– Они все скрипят и скрипят… Я слышу их… Я уже так привык к ним. Звенят, сталкиваясь и с шипением отлетают. Они свистят, ах, как же бесконечно долго они свистят…

– Это просто колесо и цепи, Петр. Ничего, скоро все пройдет. Скоро тебе станет легче.

Я вздрогнул и остановился. Снова взглянул на руки. Крови стало больше, но чужая под ней почти исчезла… Только собственной кровью можно искупить грехи. Так меня научила жизнь. Мое ухо уловило холод. Какой-то дух пролетел мимо меня и положил руки на мои плечи, отчего те мгновенно заледенели. Да, это Господь взывает ко мне! Он говорит, что я прав, что именно так я могу искупить свои грехи… Но мне нельзя умирать. Я не могу встретиться с Господом, пока Вэйланд остается жив, пока Арли и матушка меня ждут… Я сложил руки и упал на колени. Подняв глаза не к потолку темницы, а к небесам, я начал читать молитву.

О Великий Создатель, прости меня, но сейчас я не покорюсь твоей воле, а попрошу у тебя помощи.

Выученные слова превращались в песню и лились нескончаемым потоком. Я растворился в этой животворящей и чудотворной песне, жестоко истребив все посторонние мысли и чувства.

Господь Вседержитель! Услышь столь жалкую молитву! Спаси мою душу! Спаси от сомнений и желаний! Убереги от разврата и жажды! Ниспошли мне просветление и силу!

В каждое слово я вкладывал всю веру и надежду, которая у меня была. Я верю, что именно так могу очиститься и снова идти на священные битвы. Только так я могу быть косой справедливости и выкашивать раз за разом гнилые колосья разврата и преступления. Только так я могу оставаться нужным…

– Кюре… зачем вы меня спасаете?

– Ты мой ученик, Петр, разве я не должен заботиться о тебе?

– Я… ничего не могу предложить.

– Ты и так уже расплатился со мной, Петр. Слышишь? Буря слабеет. Скоро мы сможем вернуться в Аббатство.

– Кюре… Они все еще свистят. Как долго… они продолжат это бессмысленное действие? Кто… в этом виноват?

– Тебе все мерещится, Петр, сейчас все пройдет.

      Скрип!

Я прервал молитву и прислушался. Решетчатая дверь отъехала в сторону. За мной пришли… Будь я проклят, если не на переговоры! Глубоко вздохнув, я опустил руки и медленно повернул голову в сторону звука. В темницу вошел командир ночной стражи. Его ясно-голубые глаза смотрели на меня с любопытством.

– Не хотел прерывать столь чудную молитву, но, к несчастью, я не располагаю временем.

Я развернулся к нему и быстро поднялся с колен. Саранча на поля, руки! Истерзанные запястья снова кольнула боль, да так, что мне потребовалось сжать зубы и слегка прикрыть глаза. Это не преминул заметить ночной командир:

– Твои руки в крови. Неужели ты настолько глуп, чтобы уродовать собственное тело?

– Простите, мессир, но я всегда полагал, что крестьянин должен уметь наказывать себя… за проступки, – зачем-то честно ответил ему я.

Внимательней, Петр. Этот человек не тот, с кем можно вести себя неосторожно. Судя по тому, как скоро он раскрыл мой обман, ночной страж не глуп… Скорее совсем наоборот. И эти голубые глаза…

– Вот как? – тем временем заинтересовался командир. – И за какие проступки ты себя так жестоко наказываешь?

Не нравится мне его заинтересованность. Зачем ему знать, почему я себя наказываю? Чутье опасности настороженно зашипело и выгнуло спину, готовясь в любой момент ускорить мое сердце и предать нечеловеческих сил для побега.

– Простите, мессир, но мне казалось, что вы пришли сюда не за тем, чтобы узнать о моих ранениях, – как можно более спокойно произнес я, слегка склонив голову. – Саранча на поля, вы сами говорили, что времени у вас не так много…

– Дерзишь дворянину? – едва заметно улыбнувшись, холодно осадил командир.

Затем он махнул стражам, и те быстро исчезли за поворотом, оставив нас наедине. Закрыв за собой решетку, командир медленно подошел ко мне и заглянул в глаза. Я в свою очередь посмотрел на командира. Какой… тяжелый взгляд! Я опустил глаза. Командир отстранился и стал задумчиво расхаживать по каменному мешку.

– Я ознакомился с коммунальной хартией и подумал, что ее составил безумец. Освободить крестьян от феодального налога? Даже за простое предложение уменьшить подать можно было вздернуть дворянина, а уж писать целую хартию и, более того, показывать ее королю… Одним повешением отделаться не получится.

На секунду ночной командир остановился возле стены спиной ко мне и поднял голову.

– Твоя смерть лишь вопрос времени и способа, но пока ты еще жив, я бы хотел задать несколько вопросов.

Он что, смеется? Он не может меня сейчас казнить. Хотя бы потому, что эта хартия была явлена всем городам и селам, что мы указали в ней, и народ, узнав о моей смерти и отказе подписания хартии, восстанет. Этот бунт, который возглавит Вэйд и клюнийская конница, невозможно будет подавить…

– Без жертв, – внезапно сказал командир и обернулся, – твоя хитрая уловка действительно ставит меня в неприятное положение, но не более. Армия вооруженных косами крестьян не выдержит и двух дней, а с легкой конницей разберутся лучники. Это «восстание», как ты его называешь, не может вызывать ничего, кроме смеха.

Все то время, что он говорил, я едва мог дышать. Он… говорит об этом так спокойно, так… уверенно. Он узнал о моих мыслях, лишь заглянув мне в глаза? Разгадал весь план, окинув меня беглым взглядом? Да кто он такой, саранча его пожри?!

Командир лениво смотрел на меня, как будто думал, стоит ли вообще говорить со мной. Кстати… Зачем он пришел говорить, раз так уверен в собственной победе?

– Тогда почему…

Не дослушав, командир сложил руки за спиной и, подойдя к противоположной стене, стал что-то высматривать на ней. Проклятие, почему он так спокоен? Во дворец пробрался шпион, я же убить его могу, а при нем даже оружия нет! В городе готовится восстание, скоро будет война, тогда почему он так спокоен?!

– А я считал тебя умнее… Видимо, отец, да хранит Господь его душу, все-таки преувеличил твои способности, когда завещал мне во что бы то ни стало поймать тебя…

Отец командира ночной стражи завещал поймать меня? Почему меня, ведь я простой крестьянин! В чем польза от меня? Косить пшеницу? Играть в шахматы?

Шахматы… И вдруг меня словно озарило. Синие глаза… Шахматы… Высокий титул и дворянское происхождение…

Неужели… Этот человек… Сын графа Бодуэна V Фландрского?! Не может этого быть! Хотя… С тех пор как меня отправили в Клюни, я ничего не слышал о внешнем мире, только из писем Арли я узнавал, что творится во Франции и Амьене. Благодаря сестре, я также узнал, что сам граф Фландрский скончался, что и послужило поводом для начала подготовки Первой коммунальной хартии, ведь единственный, кто мог помешать нашему плану, не считая кюре, был покойный граф. Но я никак не мог ожидать, что у Бодуэна могут быть дети, унаследовавшие великий ум и хитрость своего родителя! Да, теперь все сходится. Именно граф Бодуэн первым после монсеньора назвал меня стратегом, именно он захотел оставить меня у себя, а не убить на месте за дерзость королю, именно у него были столь поразительные и опасные голубые глаза. Так получается, граф передал своим детям вместе со всеми навыками наставление поймать меня и заставить служить короне?

– Граф…

– Черт тебя дери, неужели понял? – обрадовался страж и немедленно обернулся, поправив перчатки. – Мое имя Роберт I Фриз-Фландрский, я сын Бодуэна V, бывшего регента короля Франции Филиппа I. Честное слово, я уж испугался, что покойный старик выжил из ума в последние годы своей жизни!

Я медленно осел на пол. Мне конец. Граф Фландрский с самого начала знал, что мне не сбежать из его рук, и даже после собственной смерти ему удалось воплотить свое желание в жизнь. Господь Бог, помоги монсеньору! Меня больше ничего не спасет…

– Уже умирать собрался? – насмешливо произнес Роберт, разглядывая мои руки. – Только подумать, наказываешь самого себя за чужие просчеты и собственные ошибки! Неужели крестьянам больше заняться нечем?

Я поднял голову и посмотрел на графа… Боже Праведный, это не Роберт! Это…

– Кюре?

– Да, Петр?

– Вы не знаете… Что за женщина стоит там?

– Тебе кажется, Петр, это всего лишь мираж…

– Она… страшная… Она ждет и смотрит на меня…

– Это ветер шалит, Петр. Успокойся, скоро мы будем уже в Аббатстве.

– Я еще увижусь с ней?

– Господь оградит тебя от нее.

– Вы знаете, кто она?

– Не говори много, Петр. Иначе снова заболеешь.

Какой… сильный запах!

Я вздрогнул и… открыл глаза. Пару раз моргнув, я сощурился и осознал, что странный образ исчез. Я нахожусь все в том же каменном мешке. Рядом, почему-то слегка вздрагивая, прислонившись к стене и согнув ноги, сидел Роберт. Его глаза были прикрыты ладонью, а на губах блуждала улыбка.

– Честное слово, Петр, я многое повидал на своем веку, но чтобы во время допроса слуга уснул! Черт тебя поб-бери! – вздрагивая от больше ничем не сдерживаемого смеха, прохрипел граф.

Уснул? То есть это видение было… всего лишь сном? Какое облегчение… Но как я мог уснуть прямо на глазах у дворянина? Как же глупо получилось! Какой же я негодный слуга! Я прикусил губу и попытался разодрать ее до крови. Но посмотрев на смеющегося дворянина, я тоже слегка улыбнулся.

Роберт смеялся громко и чуть не захлебывался смехом, вытирал набегающие слезы обнаженной рукой (перчатку он почему-то снял). Его лицо слегка исказилось, а рот непривычно растянулся и готов был порваться от улыбки. Ощущение, будто граф уже много лет не смеялся и забыл, как это делается… Он стал таким… человечным…

Так продолжалось в течение нескольких секунд… Я попытался встать, но, заметив это, Роберт махнул рукой и сквозь смех тихо прошептал, что не сможет уже пережить, если я снова свалюсь в обморок. Пальцами ночной страж держал какой-то неровный камушек…

      Грохот!

Я мгновенно подскочил и в глазах снова поплыло. Командир тоже поднялся, но на его губах тень улыбки продолжала хозяйничать и отчаянно пыталась растянуть сомкнутые тонкие губы Роберта. Но граф прикрыл глаза, сделал глубокий вдох – и вот снова его взор излучает лишь опасность и равнодушие.

– Значит, они уже здесь… Неожиданно быстро. Но не более…

      Едва эти слова прозвучали, я услышал шаги. Звук распространялся все дальше и становился все громче, а мое сердце забилось, как у испуганного зверька. Этот неровный стук каблуков с едва уловимым шарканьем… Монсеньор! Он все-таки пришел! Я так рад… Рад? Петр, ведь перед тобой стоит самый хитрый человек во Франции! Он все знал с самого начала, а значит…

– Монсеньор! Не приближай…

      Удар!

Я не устоял и упал на пол. И хоть Роберт бил наотмашь, мое обессиленное тело меня не слушалось. В глазах снова появилась пелена. Окровавленные руки горели, отзываясь на боль в голове. Кажется, я ударился о стену.

      Несколько раз моргнув, я попытался разглядеть хоть что-то, но чем больше я пытался, тем сильнее сгущался туман перед глазами. В таком случае придется полагаться лишь на слух. Я закрыл глаза… Приятная обволакивающая темнота окутала меня и позволила погрузиться в нее без остатка. Нет! Мне нельзя спать! Сковать, нужно сковать свое тело цепями крови и боли! Я должен… должен все услышать.

      Шаги все еще звучали, но уже гораздо громче. Монсеньор совсем близко. Я… должен его предупредить! Проклятое тело, слушайся! Не дай Вэйду встретиться с Робертом! Он не должен попасть в ту же ловушку, что и я! Нет…

      Резкий удар двери о каменную кладку заставил меня едва заметно вздрогнуть и скривиться от боли. Чертово тело, не смей меня предавать! Слушай, раз не можешь помочь… Слушай, жалкий слуга… Слушай. Слушай, черт тебя побери!

      Шаги затихли.

Лязг.

И тишина… Ни дыхания, ни случайного шага… Весь мир будто оглох и подчинился всеобъемлющей тишине…

Хлюп!

Капля разбилась о камень… И с этой каплей все вернулось обратно… Тихое дыхание, шуршание ветра, даже треск факелов. А еще вернулся страх. Но не за монсеньора… Это был животный страх слуги. Хозяин в бешенстве! Его яростью пропитался каждый камень, даже воздух будто наполнился этим пожирающим как пламя чувством. Стало трудно дышать, руки безвольно задрожали. Монсеньор… Монсеньор!

– Наконец, вы появились. А я все ждал…

– Отдай его.

– Вот так сразу? А если нет?..

Дальше тишина, но в воздухе повисла угроза. Похолодало…

– Убьете меня, и никто отсюда живым не выберется.

– Отдай его!

      Цокот языком.

– Вы слишком вспыльчивы, Вэйланд. А ярость в войне не помощница.

– Отдай его!!

Мое тело вздрогнуло и каждая крупица сознания готова была сжаться, но я не позволял. Я боялся, но ждал. Ждал, что будет дальше…

      Тяжелый выдох.

– Оглянитесь, Вэйланд, черт вас дери! Все, кого вы привели сюда, в опасности! Даже Петр и вы сами! В любую секунду вы можете погибнуть! Вы погубите всех только из-за того, что так нетерпеливы! Вы, Петр, даже аббаты Клюни и Арлетта!

И вдруг страх ушел. Резко, будто хищник, почуявший опасность, скрылся в кустах, оставив на виду лишь горящий ненавистью взгляд. Скорее всего Вэйд, как и я, в смятении. Откуда он знает об Арли? Ведь он не мог узнать о нас так много!

– Откуда ты…

Ответа не последовало. Кто-то развернулся и медленно стал удаляться. Видимо, это Роберт снова подошел к каменной стене темницы.

– Дорогой граф, я знаю о вас гораздо больше, чем вы думаете. Я даже предполагаю, что вами движет… И я пока что предлагаю не находить во мне вашего врага. Я предлагаю союз.

– Союз?

– Во Франции неспокойно. Растущие налоги, постоянные войны, голод… Рано или поздно вспыхнет восстание, и уже неважно, будет ли оно стихийным или циклическим. Будет много убитых. Погибнут женщины, дети, дворяне и крестьяне. Слишком высокая цена за спокойствие и мир в стране. Ваша коммунальная хартия может помочь хоть на время отсрочить неизбежное. Я согласен дать вам возможность показать сей документ королю, и он его подпишет. С одним условием.

      Скрип подошв о камень.

– Я хочу, чтобы вы вступили в ряды королевской гвардии. Я жажду заполучить твои лидерские качества и твой меч, а также его ум и глаза. Время во Франции неспокойное… Я не могу разбрасываться людьми, особенно такими, как вы. К тому же я должен приглядывать за вами, двумя шпионами, прокравшимися в замок, чтобы заставить многоуважаемого (легкий смешок) короля подписать какой-то документ. Такова моя воля. Воля Роберта I Фриза-Фландрского!

      И снова тишина поглотила все звуки. Стать… солдатами? Солдатами королевской армии! Неужели… Неужели это все взаправду? Господь Бог, пусть это не будет сном! Пусть наша старая мечта осуществится!

Молчание… Это громогласное молчание, прерываемое лишь дыханием Роберта, заставило меня напрячь слух и слегка шевельнуть рукой. Господи… Помоги!

– Хорошо. Но и у меня есть условие.

      Условие… О нет! Неужели Вэйд хочет…

– Интересно послушать.

– Верните мне мои земли!

– М-монсеньор… – жалобно вырвалось из моих уст, а рука непроизвольно поднялась, но чуткая боль мгновенно ударила плетью по запястью, и я скривился, едва сдерживая слезы.

      Глаза я все еще не открывал. Я боялся снова встретить тот мираж, несмотря на то, что это был всего лишь сон… Всего лишь видение, пришедшее мне при виде Роберта. И только теперь я понял, насколько сильно боюсь его! Он воплощение хитрости и алчности! Он страшнее той женщины! Он самый страшный демон, который только мог появиться на свет в ограниченном человеческом теле! Но… неужели его смех тоже был демоническим?

– Вот что я в вас ценю, Вэйланд! – воскликнул Роберт, но радости в его голосе я не услышал. – Вы умеете добиваться своего любыми способами… Вы умеете вести за собой людей, и аббаты из Клюни охотно прыгнут в пламя Преисподней, если вы их туда поведете… Но сейчас… Вот скажите, граф, за какие достижения я должен даровать вам милость? За то, что вы, приставив меч к моему горлу, решили спасти крестьянина? В некоторых кругах люди выразили бы свое восхищение… Но не более. Признайте, сейчас вы не больше, чем шпион, угрожающий командиру ночной стражи. Отдай я вам земли, никто не признает их за вами. Все равно что не признавать золото за нищим вором.

– А если вор станет сильнее? Если у других не останется иного выбора, кроме как признать золото за ним?

– Он останется вором. Поймите, Вэйланд, мне сии земли не нужны, и я готов подарить их вам, но за заслуги. Я готов признать золото за рыцарем, но никак не за вором.

– Да кто вы такой?

– Я командир ночной стражи, а заодно и всей армии страны. Я сеньор двух провинций, я щит и меч Франции. Я тот, кто сильнее вас.

– Не верю!

– Тогда почему опустили меч?

– Это…

– Вэйланд, вы пока слабы.

– Не вам судить!

Легкий смешок…

– Вы молоды, и ваш юношеский запал еще не погас, но вы мудры и рассудительны. Эти два качества и делают из вас того командира, которым, увы, мне никогда не стать. Но и вам нужна сила, а сила измеряется отнюдь не в стали. Она измеряется в глазах.

– В глазах?

– В преданности, что горит в глазах людей, подчиняющихся вам, в яркости костра, пляшущего по ту сторону ваших собственных глаз, и я хочу помочь вам разжечь его! Поверьте, Вэйланд, я вам не враг.