Текст книги "Профессиональная культура журналистов в России"

§ 2. Зарубежные кейс-иссдедования российской журналистской культуры

Интерес к российским журналистам и российской медиасистеме не ослабевает среди американских ученых с конца прошлого века. В последние годы основными авторами работ были Лоури, Ерзикова, Цецура, Клюева, Оутс и другие.

Исследователи Лоури и Ерзикова пишут о ключевой для данной работы характеристике журналистского сообщества – его фрагментации и разобщенности[30]30
  Lowrey W., Erzikova E. One Profession, Multiple Identities: Russian Regional Reporters' Perceptions of the Professional Community // Mass Communication and Society. 2013. Vol. 16, Iss. 5. URL: http://dx.doi.org/10.1080/15205436.2013.770031 (дата обращения: 17.08.2020).


[Закрыть]. Исследуя региональных журналистов, авторы обнаружили, что они распадаются на отдельные профессиональные сообщества (occupational communities). Более сильные сообщества лучше способны преодолевать нормативные условия других доминирующих учреждений, таких как правительственные подразделения и частные компании. Более слабые, более фрагментированные сообщества уязвимее для повесток дня этих мощных институтов[31]31
  Tolbert P. S., HallH. R. Organizations: Structures, processes and outcomes. Upper Saddle River: Prentice Hall, 2009.


[Закрыть]. Лонгитюдное исследование включило четыре редакции в центральной России, наблюдение в которых продолжалось с 2007-го по 2010 год и сопровождалось интервью и фокус-группами. Среди идеологических факторов, влияющих на воззрения журналистов и их профессиональную сплоченность, оказались ностальгия по перестройке, антизападные настроения, общая социальная апатия и непоследовательность. Единственное, что объединило журналистов четырех изданий, – ощущение того, что профессиональное сообщество фрагментировано и поляризовано.

В рамках этой же выборки авторы рассмотрели процесс цифровизации в региональных российских медиа, применив теорию социального поля Бурдье[32]32
  Erzikova E., Lowrey W. Russian Regional Media // Digital Journalism. 2017. Vol. 5, Iss. 7. P. 919–937. DOI: 10.1080/21670811.2016.1234349.


[Закрыть]. Выбранные издания были условно поделены на «правительственное», «частное» (два из них) и «традиционное». С позиций теории социального поля журналисты в региональных редакциях обладают низким культурным, социальным и символическим капиталом в условиях цифровизации. Сравнивая российских журналистов с американскими и западноевропейскими, авторы пишут о том, что преодолеть цифровой вызов могла бы сплоченность журналистов, но именно ее и не хватает, что доказывают регулярные исследования Лоури и Ерзиковой.

В 2010–2011 годах авторы сравнили две американские региональные редакции с двумя российскими (Урал и Центральная Россия, по пять качественных изданий в каждом) и их цифровые практики через призму институциональной логики[33]33
  Lowrey W., Erzikova E. Shifting institutional orders and responses to technological disruption among local journalists in Russia and the U.S. // International Communication Gazette. 2014. Vol. 76, Iss. 7. P. 552–574. DOI: 10.1177/1748048514538930.


[Закрыть]. Оказалось, что универсальной институциональной логики в цифровой среде не существует, она формируется жестко на основе традиционной локальной логики и политико-экономических реалий. Журналисты в «большом городе» более тесно встроены в цифровую логику, чем коллеги из условного «маленького города». Это наблюдение тем более интересно, что именно в 2010–2011 годах в России появляются первые локальные онлайн-медиа с изначальной цифровой стратегией[34]34
  Нигматуллина К. Городская интернет-газета на смену городской ежедневной газете // Журналистика у суладдзі з жыциём: да 90-годдзя заслужанага дзеяча культуры Рэспублики Беларусь, доктара фиалагичных навук, прафесара Барыса Васільевіча Стральцова. Минск, 2016. С. 220–224.; Нигматуллина К. Р. Гибридная повестка новых городских медиа: между локальным и федеральным (на примере медиапространства Санкт-Петербурга) // Знак: проблемное поле медиаобразования. 2018. № 4 (30). С. 224–236.


[Закрыть].

Отдельные аспекты журналистской культуры изучены исследователями из США К. Цецурой и А. Клюевой; это, например, прозрачность в медиа («заказуха» и «джинса») через призму взаимоотношений PR-специалистов и журналистов[35]35
  Klyueva A., Tsetsura K. News from the Urals with love and payment: The first look at nontransparent media practices in the Urals Federal District of Russia // Russian Journal of Communication. 2011. Vol. 4, Iss. 1/2. P. 72–93.


[Закрыть]. Первая попытка была предпринята Цецурой в 2005 году, в дальнейшем кейс России стал и остается одним из самых изучаемых кейсов Восточной Европы.

Российская медиасистема также находится в фокусе американской исследовательницы С. Оутс[36]36
  Oates S. The neo-Soviet model of the media // Europe-Asia Studies. 2007. Vol. 59, Iss. 8. P. 1279–1297; Oates S. Russian Media in the Digital Age: Propaganda Rewired // Russian Politics. 2016. Vol. 1, Iss. 4. P. 398–417.


[Закрыть], начиная c президентских выборов в 1996 году в отражении государственных телеканалов и заканчивая цифровизацией медиа текущего времени.

Неизменным остается интерес финских коллег к медиасистеме России. В 2016 году в Университете Хельсинки был запущен проект "Russian Media Lab" по изучению государственного регулирования СМИ в России[37]37
  Публикации исследовательской группы: URL: https://blogs.helsinki.fi/russianmedialab/publications/ (дата обращения: 17.08.2020).


[Закрыть]. Один из соавторов С. Пасти и К. Норденстренга, также сотрудник Университета Хельсинки, – Ю. Пиетиляйнен обращался к российскому кейсу, начиная с диссертации, посвященной региональной прессе Карелии[38]38
  Pietilainen J. The regional newspaper in post-Soviet Russia: society, press and journalism in the Republic of Karelia 1985–2001. Tampere: Tampere University Press, 2002.


[Закрыть]. Вместе с тем основные интересы этих исследований касались политических условий существования медиасистемы или журналистики, не фокусируясь отдельно на журналистских культурах.

Большое количество цитирований в зарубежных работах получает Н. Рудакова из Университета Калифорнии с работой "Losing Pravda: Ethics and the press in post-truth Russia"[39]39
  Roudakova N. Losing Pravda: Ethics and The Press in Post-Truth Russia. New York: Cambridge University Press, 2017. DOI:10.1017/9781316817117.


[Закрыть], в названии которой идет игра слов – теряя правду или «Правду» (газета). Монография сосредоточена на процессе постепенного исчезновения ценности поиска правды и рассказывания правды в российской журналистике. Альтернативой этой ценности становится циничность и фальсификация новостей. В качестве исходной точки Рудакова рассматривает советскую журналистику и ее принципы профессионализма, с высокой степенью тщательности в процессе сбора материала и высокой моральной ответственностью за уровень доверия аудитории прессе. В монографии затронута важная для нашего исследования тема общественного дискурса о доверии к профессии журналиста и того, как был потерян запрос на поиск правды. Цинизм, который сформировался в 2000-2010-е годы в дискурсе политических элит и медиаменеджеров в итоге, по утверждению автора, нормализовался для широкой аудитории. Заканчивается анализ 2011–2012 годов изучением изменения дискурса после волны протестов с намеком на возрождение запроса на правду в дискурсе СМИ. Современную журналистику (в 2017 году) автор характеризует как нестабильную и размытую, в которой факт замещается мнением, а мнение – фактом. В заключении проводится сравнение с журналистикой в США, которая столкнулась с теми же вызовами в эпоху постправды[40]40
  Popkova A. [Book review] // Journal of Communication Inquiry. 2018. Vol. 43, Iss. 2. P. 214–216. DOI: 10.1177/0196859918764098. Rev. book: Roudakova N. Losing Pravda: Ethics and The Press in Post-Truth Russia. New York: Cambridge University Press, 2017.


[Закрыть]. Ценность данной работы, по мнению рецензента А. Попковой, заключается в обширном этнографическом материале, на котором рассмотрен процесс «потери правды» отечественной журналистикой.

Отметим здесь, что часто авторами работ, основанных на российских кейсах (иногда спорных с точки зрения выборки), становятся бывшие резиденты России, имеющие детальное представление о медиасистеме и истории развития медиа. Положительным эффектом от такого анализа становится отстраненный взгляд авторов и более глубокое, по сравнению с российскими исследователями, погружение в глобальный контекст.

§ 3. Российская журналистика в рамках небольших сравнительных исследований

Большинство отечественных исследований начинающих журналистов в рамках университетов не могут похвастаться репрезентативностью выборки, однако дают важные характеристики поколению, которое будет формировать профессиональную идентичность и самосознание уже в ближайшем будущем. Одно из недавних исследований показало профессиональные установки российских студентов трех вузов в сравнительной перспективе. Эти результаты являются частью проекта Европейской ассоциации преподавателей журналистики (EJTA), куда входит несколько российских школ журналистики, а среди членов правления до 2020 года – представитель МГУ.

Масштабное исследование 2018 года было посвящено сравнению профессиональных ролей, ценностей и компетенций журналистов – студентов журналистских школ[41]41
  Droc N. Journalistic Roles, Values and Qualifications in the 21st century. How European journalism educators view the future of a profession in transition. Windesheim; Zwolle: Uitgave, 2019. URL: https://www.ejta.eu/sites/ejta.eu/files/2019%2004%2012%20DROK%20Report%20RVQ.pdf (дата обращения: 17.08.2020).


[Закрыть]. Основной посыл анализа заключался в обновлении журналистики через обновление журналистского образования в XXI веке. Дизайн исследования объединил две методики – проектов «Миры журналистики» (http://www.worldsofjournalism.org/) и «Студенты-журналисты по всему миру» (http://www.jstudentsproject.org/); таким образом, в выборку попали как студенты, так и преподаватели и журналисты-практики.

В основе анализа лежали идеи о том, что современная журналистика «разрушена/разорвана», поэтому должна быть «воссоздана», «переосмыслена», «переизобретена», «отстроена заново», «пересмотрена» и «заново осмыслена». Авторы доклада описывают двойной кризис современной журналистики – финансовый и функциональный одновременно. Они также опираются на парадоксальный тезис о том, что три столпа журналистики – автономность, объективность и оперативность – послужили причиной отчуждения журналистики и общества, появлению пропасти между ними. Немаловажным фактором исследователи посчитали и контекстуальные перемены, а именно: информатизацию, глобализацию, индивидуализацию и информализацию. Соединение этих условий привело к исчезновению модели массового информирования и появлению сетевой модели.

Авторы исследования опирались на парадигму перехода от массмедийной модели журналистики XX века к сетевой модели журналистики XXI века (Таблица 1). В ней отражены ключевые изменения в профессии как минимум за последние 50 лет.

Табл. 1. Журналистские культуры массмедийной и сетевой моделей[42]42
  https://www.ejta.eu/sites/ejta.eu/files/2019%2004%2012%20DROK%20Report%20RVQ.pdf (дата обращения: 17.08.2020).


[Закрыть]

В опросе приняло участие 1010 человек из 28 стран, в которых находятся вузы – партнеры ассоциации. Журналистская культура была деконструирована следующим способом. Отправной точкой послужили четыре основные ценности журналистики: служение обществу, автономность, оперативность, объективность. Эти параметрами были связаны с четырьмя ключевыми понятиями/измерениями для журналистики: аудитория, власть, время, реальность. Эти четыре понятия/измерения имеют два более или менее противоположных полюса:

– ориентация на потребителя или гражданская ориентация (аудитория);

– нейтральное отношение или состязательное отношение (власть);

– ориентация на быстрые формы журналистики против ориентации на медленные формы журналистики (время);

– журналист как зеркало (социальной) реальности или как интервент (реальность).

В результате восемь возможных позиций были преобразованы в четыре основные роли:

– распространитель (быстрый + потребитель);

– расследователь (медленный + состязательный);

– мобилизатор (гражданин + интервент);

– наблюдатель (нейтральный + зеркало).

Изучение журналистских ролей, поясняется в исследовании, касается ряда основных философских вопросов, которые связаны с онтологией (кто мы, что мы должны делать?), эпистемологией (что мы можем знать?), деонтологией/этикой (как мы должны действовать?) и эсхатологией (куда мы идем, что мы можем ожидать?). Философские вопросы в прикладном исследовании переводятся в практические вопросы об основных характеристиках ролей, о положении журналистов в обществе и о журналистских задачах (онтология), о позиции по отношению к реальности/истине (эпистемология), об этике (деонтология) и о взглядах на будущее журналистики (эсхатология).

Каждая роль может быть измерена надежной шкалой, имеющей от шести до семи переменных, с помощью полуструктурированного опросника. Вопросы составлены в виде списка задач, функций или ролей, отношение к которым нужно выразить по шкале от 1 до 5 по возрастающей степени значимости для респондентов. В сравнительных таблицах по странам российские преподаватели наибольшую значимость отвели роли мобилизатора (5-е место из 28-ми), следом роли распространителя информации (7-е место), наблюдателя (10-е место) и, наконец, расследователя (27-е место). В целом эта оценка значительно отличается от среднеевропейской, для которой роль расследователя является наиболее значимой, а распространителя – наименее.

Детальные результаты по опросу о важных компетенциях в российской части исследования представлены в публикации Н. Дрока и М. Лукиной[43]43
  Дрок Н., Лукина М. М. Профессиональные компетенции начинающих журналистов: какими их видят в будущем российские и европейские преподаватели // Вестник Московского университета. Сер. 10: Журналистика. 2019. № 5. С. 3–24.


[Закрыть]. В общую выборку попали представители трех вузов: МГУ – 43 % (55 человек), СКФУ – 19 % (24 человека), ЮУрГУ – 39 % (50 человек). Оценка всего предложенного в анкете набора компетенций для будущей работы в профессии у российских респондентов оказалась выше, чем в среднем по Европе. Также российские респонденты почти совпали с общим списком самых важных компетенций по всем 28 странам. Самой важной компетенцией обе группы респондентов назвали «определение качества источника». Также российские преподаватели выделили как первостепенную необходимость «исключать недостоверную информацию». Исследование также показало, что из 22 компетенций, которые были предложены для оценивания, самым важным критерием в десятилетней перспективе европейские и российские респонденты назвали качество транслируемой журналистами информации. Проект продолжен в 2021 году.

То, каким видят преподаватели журналистики должное преподавание профессиональных компетенций и стандартов, отмечают эксперты и мы с ними в этом соглашаемся, отражает будущие изменения в самой профессии. Можно констатировать, что по крайней мере в европейском преподавательском сообществе в целом есть консенсус по поводу значимости традиционных ценностей социальной ответственности и служения по сравнению с ценностями рыночного характера.

Выводы из Главы 1

Подводя итоги первой главы, сформулируем основные противоречия текущих исследований журналистской культуры, которые подтолкнули к разработке авторской методологии.

Границы профессии журналиста крайне подвижны и изменчивы в цифровом мире, а сама журналистская культура в основном гибридна и не монолитна в национальных контекстах – фиксируется неуловимость объекта исследования.

Обсуждение профессиональных ролей журналистов в глобальном контексте больше не является узким интересом группы профессионалов, а имеет значение общественной дискуссии.

Исследователи фиксируют размытость современной журналистской нормы даже в западных демократиях, относительно которых принято было проводить сравнения, – возникает необходимость регулярной фиксации нормы для формирования представлений о журналистской культуре.

Несмотря на обилие дискуссий о депрофессионализации, нельзя говорить о завершившемся процессе и его результатах. Статус журналиста по-прежнему поддается определению по формальным признакам, что демонстрируют исследовательские выборки.

История исследований журналистской культуры представляет собой движение к наращиванию сложного объекта через частный анализ его различных элементов. На данный момент журналистская культура как объект относится к исследованиям медиасистем, социологии и психологии профессии, культурным и цифровым исследованиям (cultural and digital studies), дискурс-анализу (в том числе критическому) и институциональному анализу.

История исследований журналистской культуры претерпела несколько волн: 1) изучение национального контекста,

2) изучение глобального контекста в сравнительной перспективе,

3) снова изучение национального контекста в глобальной перспективе. Данное исследование лежит в русле третьей волны, в которой фокус исследователей направлен на концепт гибридности.

Журналистская культура как часть такого исследовательского объекта, как медиасистема, так же стремится не вертикальной, а к горизонтальной структуре. Это меняет общий подход к ее анализу, который прежде был основан на классических иерархиях – организационных, системных, культурных.

Базисное противоречие, лежащее в основе исследований журналистской культуры, заключается в конфликте идеалов (идеологий) и профессиональных практик. Текущие исследования в целом направлены на поиск, но не на разрешение найденных противоречий.

Все исследования так или иначе столкнулись с проблемой «точки отсчета» – ею могли быть национальная идеология в прошлом, национальная идеология в настоящем, западные стандарты или универсальные стандарты. С конца XX века исследования российской журналистской культуры выстраивались на основе принятия или непринятия западных профессиональных стандартов. Однако сегодня они перестали быть «золотым ориентиром» даже для западных стран и их журналистики. Универсальные стандарты также подверглись критике. Российская журналистская культура вот уже 30 лет описывается как транзитная/переходная (подразумевается окончательный переход к западным стандартам журналистики), в то время как реальная профессиональная практика последних двадцати лет развивалась по логике своих внутренних законов.

На уровне кросскультурных исследований в XXI веке ученые пришли к дихотомии гомогенности и гетерогенности культур, с акцентом на универсальные профессиональные группы вне национального контекста или с его минимальным влиянием.

В кросскультурных исследованиях российская журналистская культура предстает как сложный противоречивый объект, тем не менее характеризующийся такими универсальными чертами, как слабая автономность, зависимость от коммерческих и государственных интересов, большой разрыв в освоении цифровых технологий и адаптации к онлайн-рынку.

Перечисленные результаты изысканий предыдущих десятилетий являются следствием серьезных изменений в методологии исследований. Для перехода к собственной методологии необходимо выделить все работающие модели, основные теоретические подходы и пробелы в полученных результатах.

Глава 2
Методы анализа и сравнения журналистских культур в России и за рубежом

Исследования, рассмотренные в первой главе, представляют собой калейдоскоп различных подходов и, как следствие, результатов. Общим в них является то, что в целом они дают представление о комплексности и сложности такого объекта, как журналистская культура. Однако в этом кроется и основной недостаток: создается ощущение, что описать журналистскую культуру в рамках одного исследования невозможно из-за ее многообразия, но можно осветить одно из или комплекс противоречий с точки зрения выбранного подхода. История изучения журналистской культуры показала, что ученые последовательно переходили от индивидуального к институциональному уровню и обратно, от социально-демографических показателей к культурно-деонтологическим и их симбиозу, от национального контекста к глобальному и на их пересечения, от классических редакций и общественно-политической журналистики к новым медиа и нишевым журналистикам, от профессиональных рутин к новостному продукту и снова к рутинам, и т. д. И в каждом из случаев исследовательскую группу подстерегают естественные ограничения: характер выборки, особенность контекста (конкретный период в жизни государства и общества), особенность метода (опросы, контент-анализ или этнографические исследования), задачи самого исследователя, которые не дают выйти за рамки гипотез.

Однако самым ограничивающим фактором в этой истории оказывается отсутствие профессионального обсуждения полученных результатов. Академический дискурс развивается параллельно отраслевому, более того – в последнем культивируются предубеждения по поводу значимости подобных исследований. Ключевой предпосылкой для авторской методологии стал тезис о важности публичного и непубличного дискурса о профессии журналиста в сообществе журналистов и за его пределами, поскольку журналистика до сих пор является одним из общественно важных занятий. Публичный дискурс формируется в интервью, опубликованных в медиа (их количество в неспециализированных изданиях продолжает увеличиваться), в выступлениях на конференциях, в заявлениях медийных персон, в дискуссиях в пространстве социальных сетей. Но не менее важным оказывается дискурс непубличный – в редакционных курилках и на закрытых планерках, за кулисами конференций, в закрытых чатах в мессенджерах, под выключенный диктофон в беседе с исследователем. То же замечание касается и общественного дискурса по поводу журналистики и ее актуальной роли в социуме: есть результаты социологических исследований и выступления медийных лиц, а также исследования медиапотребления, но также есть и бытовые высказывания в межличностной коммуникации, скрытый дискурс в личных беседах между представителями власти и журналистами и другие формы непубличного дискурса.

Преодоление ограничений предыдущих исследований мы видим в комплексном картировании дискурса на основе анализа его отдельных элементов. Однако, чтобы прийти к авторской методологии, необходимо рассмотреть достижения в методологии изучения журналистских культур через призму анализа профессионального дискурса. В данной главе рассмотрены последовательно общие итоги сравнительного анализа в кросскультурных проектах, особенности дискурсивного институционализма, предложенного Т. Ханицшем и его коллективом, в авторской интерпретации, важные наработки исследователей, преодолевающих разрыв между концептуализацией профессиональных ролей и практикой с помощью изучения контента, особенности выявления противоречий журналистской культуры в зависимости от национального контекста, после чего выделены общие и частные основания в данных подходах, выявлена их значимость в контексте изучения профессионального дискурса как репрезентации журналистской культуры, а затем предложен авторский метод.

§ 1. Сравнительный анализ журналистских культур за рубежом: предлагаемые подходы и методы

Сравнительный анализ в рамках кросскулыурных исследований последних двух-трех десятилетий сформировал основные категории и подходы, которые доказали свою валидность на различных выборках и контекстах.

Во-первых, изучение профессиональных ролей как составляющих журналистской культуры, одно из старейших направлений в рамках подобных исследований, предлагает устоявшийся набор характеристик. Различия в исследованиях заключаются только в комбинации этих характеристик, поскольку в исследовательском сообществе является общепризнанным тот факт, что в чистом виде профессиональные роли существуют только в классификациях, а в реальной жизни журналисты реализуют разные роли в зависимости от профессиональной ситуации. Для текущих исследований характерен переход от изучения ролей, присущих только новостным журналистам общественно-политических изданий (преимущественно производящих тексты), к разнообразным ролям в неновостной журналистике, которая доминирует в общей структуре журналистских специализаций. Естественное увеличение интереса к журналистам онлайн-изданий также вызвано изменениями в структуре профессионального рынка и технологиях новостного производства.

Не подвергаются сомнению и критике также уровни анализа профессиональных ролей – концептуальный и перформативный. Принято разделять и сравнивать осознаваемую идентичность и принятие ролей в конкретных профессиональных ситуациях, что отражается на характеристиках новостного (или не новостного) продукта. Важным ограничением для нашего исследования здесь представляется условно навязываемая респондентам классификация ролей, когда журналисты не могут выбрать иные роли в опросе или сформулировать собственные.

Еще одна важная категория, которая отражает динамику журналистской культуры, – это автономность журналиста на индивидуальном уровне, редакции на организационном и журналистики в целом на институциональном уровне. Изучение внутренних и внешних факторов, которые оказывают давление на журналистов и журналистику, определяет сущностную характеристику профессии – свободу слова. На протяжении всей истории существования журналистики именно уровень свободы слова отражал состояние всей профессии в национальном и глобальном контекстах. Новые технологические ограничения (например, алгоритмы платформ или доступность каналов дистрибуции) усложнили понимание и изучение свободы слова в сегодняшних реалиях.

Третьей базовой категорией журналистской культуры является профессиональная этика – одна из самых неопределенных и динамичных составляющих для изучения и для профессиональных дискуссий. Поиски универсальных профессиональных правил неизбежно наталкиваются на национальный контекст, меняющиеся традиции и релятивизм. Профессиональная этика журналиста – это дискурсивные практики, требующие регулярного пересмотра нормы и проверки коллективного профессионального «самочувствия». Вместе с тем методологически здесь также выработан набор процедур, который традиционно применяют в исследованиях журналистской культуры глобально или этических вопросов автономно.

Перечисленные ключевые категории и методы исследования легли в основу авторской методологии через преломление анализа дискурсивных практик