Текст книги "Профессиональная культура журналистов в России"

Как мы подчеркивали в первой главе, одним из главных ограничений для глобальных и национальных исследований сами исследователи называют вестернизацию и принятие в качестве точки отсчета западных стандартов новостной журналистики. Для изучения отечественной журналистской культуры фактор вестернизации был крайне важен для периода 1990-х годов, когда действительно происходила адаптация постсоветской журналистики к стандартам качественных изданий англоязычного мира. Однако с 1999 года и далее (появление первых онлайн-изданий и интенсивное проникновение интернета в Россию) можно говорить о повороте в сторону условно гибридного пути развития журналистской культуры в силу различных факторов. Один из способов преодоления ограничения вестернизации исследований предлагают сами западные ученые в виде подхода дискурсивного институционализма. К нему привели несколько микрореволюций в методологии.

Говоря о современном состоянии исследований журналистики и журналистов как профессиональной группы, Т. Ханицш и К. Баль-Йоргенсен описывают ретроспективу методологических «поворотов» в истории journalism studies в англоязычной науке:

– предысторический этап (начало XX века и появление журнала Journalism Quarterly в 1924 году);

– эмпирический поворот (1940–1960 годы, появление парадигмы профессионализации, первые теории);

– социологический поворот (1970–1980 годы, акцент на вопросы культуры и качественные исследования);

– международно-сравнительный поворот (с 1990-х годов, институционализация исследований журналистики на глобальном уровне);

– плюральный поворот через фрагментацию и диверсификацию исследований (с 2010-х годов, например: дискурсивный поворот, поворот к исследованию практики и этнографическим методам, переизобретение аудитории как объекта исследований, и т. д.)[44]44
  Wahl-Jorgensen K., Hanitzsch T. The Handbook of Journalism Studies. P. 4–7.


[Закрыть].

Будущее исследований Баль-Йоргенсен и Ханицш видят в усилении девестернизации и выходе за пределы демократических рамок рассмотрения журналистики, углублении цифровых и нишевых исследований, и, в конце концов, пересмотре теоретических основ (например, понятий профессионализма и объективности). В то же время сами исследователи до сих пор подвергаются критике за излишнюю ориентированность на западные демократии как нормативный идеал.

Рис. 1. Концептуальная карта сравнительных исследований журналистских культур (Т. Ханицш)[45]45
  https://worldsofjournalism.org/the-wjs-2012-2016-study-conceptual-framework/ (дата обращения: 28.08.2019).


[Закрыть]

Напомним, что Ханицш рассматривает соответствие контекстуальных уровней реальным практикам журналистов на уровне медиасистемы, конкретного СМИ и непосредственно журналиста-индивида. На каждом из этих уровней исследователи определяют схожие черты в идеологиях и практиках для формулирования особенностей найденных культур.

На уровне журналистских профессиональных групп (milieus) Ханицш описал четыре типа журналистов и особенностей их культуры:

Популист-распространитель (populist disseminator)

Ориентирован на аудиторию. Предоставляет ей «интересную информацию». Некритичен к правительству и элитам. Не активен в репортерской работе. Представители – Испания, Румыния, Израиль.

Отстраненный наблюдатель (Detached watchdog)

Заинтересован в распространении политической информации. Такие журналисты видят себя в качестве наблюдателей за элитами (скептическое и критическое отношение). Сторонники невмешательства, наименее ориентированы на социальные перемены, влияние на общественное мнение и установление повестки. Самый прототипичный образ западных журналистов. Представители – Германия, Австрия, США, Швейцария, Австралия.

Агент критических изменений (Critical change agent)

Движим намерениями вмешательства. Критичен по отношению к правительству и бизнес-элитам. Готов мотивировать аудиторию к участию в выборах и в политических дискуссиях, сопротивляется распространению официальной позиции. Представители – Турция, Египет, частично Болгария, Мексика и Индонезия.

Посредник-оппортунист (Opportunistfacilitator)

Журналисты считают себя конструктивными партнерами государства. Поддерживают официальную политику, создают позитивный имидж элит, не реализуют функцию политического информирования или мобилизационный потенциал журналистики. Находятся близко к политической власти. Тип соответствует развивающимся, переходным и авторитарным государствам. Представители – Россия, Чили, Китай, Уганда.

На национальном уровне Ханицш описывает западную журналистскую культуру, к которой относятся типы отстраненного наблюдателя и популиста-распространителя, и культуру развивающихся стран, в которых можно наблюдать типы «агент критических изменений» и «посредник-оппортунист». В этой классификации виден базис политического параллелизма (в рамках сравнительного анализа медиасистем по Халлину и Манчини), вне которого описание журналистских культур невозможно. На этом же уровне утверждается, что политический контекст является основным источником межнациональных различий в журналистских культурах.

Объектом исследования в рамках теории журналистских культур становится комбинированный набор медиаструктур, производства контента и медиаконтент (структурный, производственный и текстуальный уровни). Основной уровень анализа – государство или нация, а основной метод изучения – сравнительный. Общий исследовательский подход – актор-ориентированный, согласно которому личные и профессиональные ценности и фактическая производительность акторов (журналистов) формируют ежедневные практики, и эти практики, в свою очередь, формируют дискурсы, которые одновременно создают и отражают конвенции внутри медиа, а также отношения между медиа и другими институтами и группами в обществе. Исследователи, например Э. Лаук, считают, что для формирования и описания новой культуры необходима смена целого поколения журналистов[46]46
  Lauk E. How will it all unfold? Media systems and journalism cultures in post-communist countries.


[Закрыть]. Применительно к России этот тезис означает, что прошедшего с момента распада Советского Союза времени еще недостаточно для того, чтобы говорить о завершившейся трансформации культур. Более того, Харро-Лоит и Лаук вводят концепт диахронических и горизонтальных разрывов культур для контекста восточноевропейских стран[47]47
  Harro-Loit H. The diachronic approach to journalism culture // Estonian approaches to culture theory / Eds. V. Lang, K. Kull. Tartu: University of Tartu Press, 2014. P. 262–280.


[Закрыть]. Понятие горизонтального разрыва между различными субъектами, например, помогает выявить прерывание в координационном и коммуникативном дискурсе между профессиональным медиасообществом, политическими и экономическими субъектами, медиаучеными и общественностью.

Разрабатывая теоретический фундамент исследования журналистских культур, Т. Ханицш отмечает, что им впервые предпринята попытка объединения трех исследовательских уровней, ранее существовавших раздельно. Это 1) восприятие журналистами институциональных ролей, 2) эпистемический уровень и 3) этические идеологии[48]48
  Hanitzsch T. et al. Mapping journalism cultures across nations. P. 273–293.


[Закрыть].

Первый уровень, пишет Ханицш, известен в работах также под названиями «восприятие профессиональных ролей», «новостные функции» и «медиароли». В отечественных исследованиях он соответствует функциям и назначению журналистики. В целом институциональные роли в предыдущих исследованиях можно было условно разделить на активные и пассивные, что у Уивера по отношению к американским журналистам превратилось в четыре роли – interpreter (интерпретатор), disseminator (распространитель), adversarial (состязательный) и populist mobilizer (популист-мобилизатор). Ханицш также предложил три аспекта восприятия журналистских институциональных ролей:

– интервенционизм (вмешательство), то есть насколько журналисты реализуют определенные миссии и распространяют ценности;

– дистанция от власти;

– ориентация на рынок (отношение к аудитории либо как к потребителям, либо как к гражданам).

Эпистемологический уровень включает такие ценности профессии, как, например, объективность. Ханицш предлагает здесь еще два аспекта изучения:

– объективизм (представление о реальности «как она есть» в противовес субъективизму и невозможности отделить факты от их интерпретации);

– эмпирицизм (эмпирическое подтверждение правды через определенные методики в противовес аналитическому через исследование идей, ценностей, мнений).

Уровень этических идеологий отвечает за анализ того, как журналисты реагируют на этические дилеммы. Опираясь на Д. Форсайта[49]49
  Forsyth D. R. A Taxonomy of Ethical Ideologies // Journal of Personality and Social Psychology. 1980. Vol. 39, Iss. 1. P. 175–184; Forsyth D. R. Moral Judgment: The Influence of Ethical Ideology // Personality and Social Psychology Bulletin. 1981. Vol. 7, Iss. 2. P. 218–223.


[Закрыть], Ханицш выделяет два уровня исследований:

– релятивизм (насколько журналисты соотносят свои профессиональные воззрения с универсальными правилами и кодексами, а также с актуальным контекстом);

– идеализм (насколько журналист принимает во внимание последствия своих этических решений и может ли причинить вред во имя общего публичного блага).

Рис. 2. Измерения журналистской культуры (Т. Ханицш)[50]50
  Hanitzsch T. Deconstructing journalism culture.


[Закрыть]

Ханицш особо подчеркивает, что исследование не ограничено нормативными рамками, основано на принятии разнообразия культур и не определяет западные ценности журналистики как точку отсчета для описания культур разных частей света. Итоги кластеризации стран у Ханицша подтвердили результаты исследования Уивера в 1998 году.

В течение последующих десяти лет Ханицш и соавторы развивали отдельные положения описанной теоретической модели, а также методологию.

Например, исследования журналистских культур, характеризующихся интервенционизмом, показали, что различия лучше видны на кросскультурных сравнениях, чем на организационном уровне (сравнение редакций). В 2017 году ученый и его коллеги начинают отдельно изучать журналистов, не освещающих политическую повестку, и выделяют семь профессиональных ролей для лайфстайл-журналистов. Это маркетолог (marketer), поставщик услуг (service provider), друг (friend), коннектор/связной (connector), менеджер настроения (mood manager), вдохновитель (inspirator) и гид (guide) [51]51
  Hanitzsch T., Vos T. Journalism beyond democracy: A new look into journalistic roles in political and everyday life // Journalism. 2018. Vol. 19, Iss. 2. P. 159.


[Закрыть].

Все чаще ученые пишут о неоднородности культур и смешении профессиональных ролей журналистов в повседневной работе как о результате влияния множества факторов. Исследователи пытаются выйти за рамки изучения мейнстримных медиа, классических ньюсрумов, исключительно текстовых СМИ (пока что они все еще доминируют в работах), политических журналистов, кейсов стран западных демократий и многих других устоявшихся в науке традиций.

Только зарождающимся, но перспективным автор работы считает дискурсивный подход к исследованию журналистской культуры, в рамках которого закрепленные практики и конвенции отражаются в публичном и непубличном дискурсе о профессии журналиста, участниками которого становятся не только представители профессии, но также аудитория и государство в лице медийных представителей.

Дискурсивный институционализм является одним из ответвлений неоинституционализма, который изучает идеи и дискурс в институциональном контексте (Б. Шмидт)[52]52
  Schmidt V. A. Discursive Institutionalism: The Explanatory Power of Ideas and Discourse // Annual Review of Political Science. 2008. Vol. 11. P. 303326. DOI: 10.1146/annurev.polisci.11.060606.135342.


[Закрыть]. Т. Бос и Р. Томас адаптировали этот теоретический подход к профессиональным ролям журналиста, которые являются дискурсивной артикуляцией и выражением журналистской идентичности как социального института, в результате чего устанавливаются параметры того, что является приемлемым действием в конкретном контексте[53]53
  Vos T. P., Thomas R. J. The Discursive (Re)construction of Journalism's Gatekeeping Role // Journalism Practice. 2018. Vol. 13, Iss. 4. P. 396–412. DOI: 10.1080/17512786.2018.1478746.


[Закрыть]. Автор считает, что этот подход необходимо расширить и на остальные составляющие журналистской культуры.

Бос и Томас позиционируют дискурсивный институциональный ракурс как способ совмещения двух типов эмпирических исследований, где первый рассматривает журналистов как индивидов, а второй отдает приоритет их институциональным функциям (то есть функциям, которые журналисты выполняют в политической и общественной жизни). Они отмечают, что правила и нормы, которые определяют, что является и не является журналистикой и как журналистику следует и не следует практиковать, формируются в дискурсе. В сущности, журналистика – это система убеждений, и эта система убеждений находит выражение в метажурналистском дискурсе, который следит за институтом для защиты его авторитета и активизируется во времена институционального напряжения. Таким образом, эта работа «создает институт и воссоздает его по мере того, как новые участники социализируются, и изменяет его во время дискурсивного оспаривания или отражения»[54]54
  Vos T. P., Thomas R. J. The Discursive (Re)construction of Journalism's Gatekeeping Role.


[Закрыть]. Например, авторы исследовали, как американские журналисты оценивали и выстраивали журналистский институциональный авторитет в период с 2000-го по 2016 год. Полученные результаты представляют собой набор опорных точек, вокруг которых вращается журналистский дискурс, показывая, как журналисты пересматривали свои полномочия перед лицом вызовов для журналистики как таковой, профессиональных ролей и основ социального воздействия журналистики. В то время как дискурс возвращается к авторитету, коренящемуся в демократической функции журналистики, журналисты все же кажутся неуверенными относительно основ их авторитета в зыбком веке постправды.

Дискурсивный поворот в исследованиях журналистской культуры вызван в том числе скоростью изменений в профессиональной практике и невозможностью описать универсальную модель профессии, которая будет незыблемой хотя бы последующие пять лет. До сих пор лучшим способом фиксации журналистской культуры в текущем моменте являлось исследование профессиональных ролей на основе богатой предыдущей традиции исследований.

Идея о том, что концептуализация профессиональных ролей и ценностей на уровне коллективной идентичности и индивидуального восприятия собственных практик может не совпадать с практикой их реализации (исполнения) и не отражаться в конечном новостном продукте, принята большинством современных исследователей журналистской культуры. Основным способом преодоления этого противоречия выбран комплексный анализ журналистского текста в широком смысле в сравнении с результатами опросов авторов таких текстов.

Подобное развитие идей Т. Ханицша и коллектива исследователей под его руководством можно наблюдать в исследованиях К. Мейадо и ее коллектива. Главной адаптацией методологии «Миров журналистики» у Мейадо можно считать особый акцент на изучении результатов журналистского/редакционного труда в сопоставлении с ролевыми концепциями. До этого исследователи прибегали либо к первой, либо ко второй исследовательской парадигме, теперь они получили объединенное развитие. В российской академии данное направление поддержали исследователи из ВШЭ С. Давыдов и О. Логунова.

Табл. 2. Уровни анализа и соответствующие им методы[55]55
  Mellado C., Hellrnueller L., Donsbach W. Journalistic Role Performance.


[Закрыть]

«Монополией» на изучение разрыва между профессиональным дискурсом о журналистских ролях и их исполнением на практике обладает исследовательская группа К. Мейадо, которая первой отметила необходимость его исследования. Вместе с соавтором Ван Даленом они указали на предыдущий корпус исследований, в которых не подтвердилось ни наличие связи, ни ее отсутствие[56]56
  Mellado C, Van Dalen A. Between Rhetoric and Practice // Journalism Studies. 2014. Vol. 15, Iss. 6. P. 859–878. DOI: 10.1080/1461670X.2013.838046.


[Закрыть]. Базисом для эмпирического анализа авторов стал тезис о том, что ролевая концепция является мостиком от институционального уровня к индивидуальному, а сам разрыв нужно изучать на уровне фактической практики, а не на уровне восприятия. Мейадо и Ван Дален ориентировались на предыдущие публикации, в которых не было единого вывода о причинах такого разрыва – политическое или экономическое давление, а также о том, что этот разрыв в принципе очевиден. Мейадо делает предположение, что роли неравноценны и их характеристики влияют на их итоговое воплощение. Например, роль watchdog несет большую нагрузку и сложности в реальной практике, чем роль disseminator. То же самое относится к типу прессы – на качественных СМИ лежит больше ответственности, чем на таблоидных. У журналистов специализированных СМИ также разрыв между концепциями и практикой меньше, чем в общественно-политических изданиях. Таким образом, наличие разрыва определяется исключительно сферой работы журналиста – связана ли она с политическими и экономическими интересами или нет.

Исследователи проверили экономические и политические факторы влияния на разрыв, а также внутренние и внешние. Несмотря на серьезные ограничения пилотного исследования, авторы предложили методику, которую до сих пор используют другие ученые, не изменяя ее: первый этап включает контент-анализ журналистских текстов на предмет отражения конкретных профессиональных ролей, на втором этапе авторы этих текстов отвечают на вопросы анкеты о восприятии ролевых концепций. В исследовании изучались шесть ролей: распространитель-интервенционист (disseminator-interventionist), лояльный (loyal), сторожевой пес (watchdog), гражданин (civic), сервильный (service) и развлекательный (infotainment). Всего было проанализировано пять изданий в течение двух недель (изначальная выборка – 1736 текстов и 187 журналистов, реальный отклик 75 человек, к которым относились 628 текстов). В результате был высчитан индекс профессиональных ролей в текстах путем деления количества текстов с конкретной ролью на общее их число. Результаты опроса также закодировали по единой схеме и провели t-тест парных выборок. Оказалось, что относительно пяти ролей, за исключением распространителей-интервенционистов, разрыв есть. Из-за множества ограничений выборки и метода авторы не делали универсальных выводов, но успешно протестировали идею о несовпадении значимости ролей и возможностью их реализации.

Общая идея о том, что восприятие своих ролей и реальная практика не совпадают, отражена и в последующих изысканиях зарубежных авторов. В 2017 году выходит фундаментальная монография коллектива проекта "Journalistic role performance" с одноименным названием. Главный вопрос, на который отвечают разделы монографии: насколько журналисты автономны в принятии решений и насколько сильно на их работу влияют ожидания от выполнения определенных ролей. Различия между тем, что журналист говорит и что делает, сами по себе не свидетельствуют о дисфункции в профессии, но показывают наличие конфликта внутри ролей, вызванного редакционным процессом.

В монографии исследованию разрыва между концептами и практикой посвящена методологическая глава о возможностях дискурс-анализа. Авторы главы Том ван Ут и Ева де Шмедт предложили четыре дискурсивных практики журналистских ролей для изучения: социализация, аутентификация, институционализация и натурализация[57]57
  Mellado C., Hellmueller L, Donsbach W. Journalistic Role Performance. Chapter 13.


[Закрыть]. Бан Ут и Шмедт основывают свои рассуждения на том, что производство (и потребление) новостей – это социально обусловленная деятельность, которая отражает нормы, процедуры и практику производителей новостей. Таким образом, способы делания журналистики (ролевое исполнение) неизменно указывают на способы восприятия журналистики (ролевые концепции). Поскольку журналистика опирается на предшествующий дискурс (источники) для создания дискурса (новостей) о дискурсе (кто, что, кому и о чем сказал), профессиональное видение возникает в практике журналистики интертекстуально. Дискурсивный поворот в исследованиях журналистики, пишут авторы, сместил наш взгляд с социальных систем и структур к конкретному моменту, мимолетным интерактивным процессам производства, распространения и присвоения новостей. Действительно, все авторы коллективной монографии в последние годы замечены в ориентации на дискурсивный поворот в восприятии профессии журналиста в целом и журналистской культуры, в которой отражены представления о профессии и непосредственно профессиональные практики.

Непосредственно методика соединения результатов опросов с результатами контент-анализа подверглась критике со стороны самих же авторов коллективной монографии. Так, основной претензией считается невозможность определить авторство текста в цифровой среде. Добавим, что и ориентация на вербальный текст также является ошибочной стратегией, поскольку самыми вовлекающими формами контента на цифровых платформах, как минимум последние пять лет, остаются аудиовизуальные форматы вроде видеороликов, аудиоподкастов, сериалов для мобильных телефонов, AR-сервисов и других сложных медиапродуктов. Конечно, одним из выходов в этой ситуации может стать смещение с индивидуального уровня реализации профессиональных ролей на организационный и институциональный, где можно рассматривать функции журналистики в целом относительно общества/аудитории, однако исследования последних тридцати лет показали, что фокусирование на одном из уровней (например, медиасистемном) не позволяет говорить обо всем многообразии профессии журналиста и его ежедневных практик.

Разницу между концептуализацией, нарративом и практикой продолжили изучать П. Реми, Д. Бек и Л. Хельмюллер на примере журналистского сообщества Швейцарии[58]58
  Raemy P., Beck D., Hellmueller L. Swiss Journalists' Role Performance // Journalism Studies. 2018. Vol. 20, Iss. 6. P. 765–782. DOI: 10.1080/1461670X.2018.1423631.


[Закрыть]. Авторы ссылаются на результаты предыдущих исследований, которые на кейсах Чили и США продемонстрировали слабую связь между концептуализацией ролей и реальной практикой, и говорят о необходимости изучать и нарратив, то есть как журналисты говорят о своих ролях. Тем не менее методика сопоставления контент-анализа и интервью авторов текстов не претерпела изменений. Помимо перечисленных выше в настоящей работе классификаций профессиональных ролей, авторы публикации ссылаются на данные швейцарских исследователей. Так, Марр и коллеги (2001) и Кил (2011) предложили в разные времена:

– ориентированные на работу с фактами роли (нейтральный распространитель, аналитик, советник);

– общественно-ориентированные роли (критик, комментатор, координатор, адвокат);

– ориентированные на рынок роли (поставщик услуг, конферансье, маркетолог, продавец аудитории, информационный предприниматель).

Как и в других развитых странах, предположили авторы, роли нейтрального распространителя и аналитика являются наиболее предпочтительными среди журналистов Швейцарии. Сами авторы опирались на шесть ролей, описанных Мейадо и Бан Даленом в 2013 году, с акцентом на микроуровень исследования, то есть индивидуальный. Исследование показало, что журналисты предпочитают роли «сторожевого пса» и гражданско-ориентированного журналиста. Контент-анализ продемонстрировал слабую связь между нарративом и практикой, поскольку содержание большинства статей тяготеет к развлекательности. Тем не менее наличие разрыва между декларацией и практикой не ощущается журналистами как негатив. Что касается ограничений исследования, то авторы соглашаются с тем, что журналистские тексты подвергаются коллективной редактуре, поэтому не могут рассматриваться исключительно во взаимосвязи с его автором. Слабая связь между восприятием ролей и их воплощением еще нуждается в обосновании.

В дальнейшем, включившись в «Миры журналистики» с кейсами Чили, Бразилии и Мексики, К. Мейадо преодолевала терминологические и методологические ограничения с помощью девестернизации понимания значимости самих профессиональных ролей. Она пишет о том, что сравнительные исследования развитых стран отталкиваются от исходной нормативной позиции, что есть профессиональные роли, более значимые для демократической системы и, напротив, неприемлемые в этой парадигме, например такие функции журналистики, как партизанство, адвокатирование или вовлечение редакции (editorial involvement).

Появившееся в 2020 году продолжение "Journalistic Role Performance" под редакцией Мейадо носит название "Beyond Journalistic Norms"[59]59
  Beyond Journalistic Norms. Role Performance and News in Comparative Perspective / Ed. C. Mellado. London; New York: Routledge, 2020.


[Закрыть], отсылая читателей к актуальной повестке выхода за пределы канонических рассмотрений классической журналистики и ее функций.

Если монография 2017 года представляла собой теоретико-методологический анализ, то в ее продолжении в 2020 году представлены результаты кросскультурного исследования в восемнадцати странах, включая Россию, где за анализ контента «Российской газеты» и «Московского комсомольца» отвечали С. Давыдов и О. Логунова. Главным посылом книги в формулировке ее редактора К. Мейадо стал тезис о том, что профессиональные роли журналиста – это ситуативная, изменчивая и динамичная категория и что журналист в процессе профессиональной деятельности реализует сразу несколько ролей, а точнее их комбинации, одновременно. Главным условием интерпретации полученных результатов стал тезис о важности контекста для понимания ситуативное™ профессиональных ролей. Собственно, название книги – «За пределами журналистских норм» – говорит о попытке ее авторов выйти за границы понимания ролей как статичных категорий, описывающих норму, но не практику.

Противоречивость профессиональной практики, которая отражает сложные комбинации профессиональных ролей, вызвана, по мнению авторов, изменчивостью контекста и условий для производства новостного продукта. Влияние контекста выражено в исследовании через три группы переменных – индивидуальный уровень, организационный уровень (изменения в редакциях) и общественный уровень (референтные группы в аудитории). Вслед за Б. Зелизер редактор монографии считает, что журналисты – это «интерпретирующее сообщество» профессионалов, которые формулируют нормы и практики, отражающие их позицию в отношении аудитории и других референтных групп.

Для рассмотрения комбинаций профессиональных ролей в указанных контекстах К. Мейадо предложила три аспекта или области, в которых профессиональные роли получают разное преломление: область проявления «журналистского голоса» (journalistic voice), область «отношений с властью» (power relations) и область «подхода к аудитории» (audience approach), каждая из которых соответствует конкретному политическому, экономическому и медийному контексту. Относительно этих трех областей журналист реализует ожидаемые функции и действия – выражает свою позицию явно или скрывает ее, контролирует представителей власти или поддерживает действия правительства, развлекает аудиторию или мотивирует ее на гражданскую активность. Таким образом, первой области соответствует роль «интервенциониста», второй – роли «контролера власти» и «пособника власти», третьей – роли «поставщика услуг», «информационного развлекателя» и «служителя обществу». В рамках этой классификации прописаны конкретные индикаторы выявления каждой из ролей, но учитывая, что критерии из разных подгрупп могут соединяться в рамках единого профессионального действия (подготовки одного журналистского материала), авторы предложили классификацию комбинированных ролей, в которой функция watchdog (контроля власти) может быть противостоящей или отстраненной, функция содействия власти – пропагандирующей (идеи элиты или власти) или поддерживающей, информационное развлечение может быть преимущественно развлечением или информированием, роль содействия гражданскому вовлечению может быть адвокативной или обучающей, и, наконец, роль «поставщика услуг» (или сервильная функция в терминологии отечественных исследований) распадается на продвижение конкретных услуг или помощь в выборе. Поскольку в русскоязычных работах нет точных аналогов описываемых ролей, перевод терминов не означает устойчивого употребления, но передает суть описываемого явления.

Рис. 3. Результаты исследования «За пределами журналистских норм»[60]60
  Beyond Journalistic Norms. Role Performance and News in Comparative Perspective / Ed. C. Mellado. London; New York: Routledge, 2020. P.


[Закрыть]

Один из критических аргументов, относящихся к исследованиям подобного рода ранее, гласил, что сопоставлять концептуализацию профессиональных ролей через опросы с отраженными в профессиональной практике ролями некорректно, поскольку продукт журналистского труда всегда является коллективным. Нельзя говорить о реализации индивидуальной роли, если выпускающий и другие редакторы вложили собственные интенции в текст и его подачу. В данном исследовании, по утверждению авторов, это ограничение было преодолено, поскольку для сравнения были взяты средние показатели по редакции с точки зрения качества журналистского продукта.

Еще один критический аргумент, с которым сталкиваются исследователи журналистской культуры, когда в качестве рамки берут национальную медиасистему, связан с несоответствием медиасистем универсальным классификациям и национальным (географическим и культурным) контекстам в силу своей гибридности и изменчивости. Отталкиваясь от этого тезиса, авторы монографии утверждают, что, как следствие, журналистские культуры так же не универсальны и монолитны, а профессиональные роли ситуативны, социально сконструированы и подвержены влиянию комбинации факторов, а следовательно, в изучении журналистской культуры также можно обнаружить черты ее гибридизации.

Подводя итоги масштабного проекта, К. Мейадо говорит о том, что нормативные роли могут прочно укорениться в мировоззрении журналистов как руководящие идеалы и стремления, придающие смысл профессии, но журналистская практика ни в коем случае не статична и не зависит только от индивидуальной воли журналиста. В целом оказалось, что, помимо основной функции распространения новостей, в мире не существует единой преобладающей модели журналистской деятельности. Также не существует конкретной социальной или организационной среды, которая могла бы обеспечить идеальные модели, гарантирующие полную производительность – то есть общее присутствие всех ролевых показателей – каждой отдельной роли, поскольку невозможно разделить журналистику на отдельные категории. Основное достижение авторов исследования заключается в том, что они отошли от давно ставившейся под сомнение идеи о том, что журналистика основана на общепризнанных и практикуемых стандартах или что журналистская культура характеризуется наличием антагонистических и взаимоисключающих ролей.

В целом направление кросскультурных проектов все чаще отталкивается от идеи необходимости одновременной интернационализации и вестернизации исследований. Квинтэссенция этих идей воплощена, например, в монографии Д. Туссу «Интернационализация медиаисследований» (2009). Важным тезисом этой дискуссии становится позиция контекста в отношении исследуемого феномена.