Текст книги "Король гоблинов"

7. Разрушители миров

– Прежде всего, – начала я, – хочу заявить, что сказанное Лидианом ничего не меняет. Не важно, что он знал или предвидел, его ужасным деяниям нет и не будет оправдания. Его поступки по отношению к нам произошли лишь по злобной воле этого монстра и были абсолютно неправильными.

Я повторяла это про себя снова и снова с тех самых пор, как встретилась с мучителем, ставшим причиной моих кошмаров. Иначе легко поверить, что он оказался прав, и начать винить себя, снова возвращаясь к порочному кругу самоуничижения. Нет, как бы там ни было, Лидиан не имел права творить подобные злодеяния.

Сорен, может, и не получал видений о конце света, но являлся их частью и причиной. Последний прямой наследник первого короля гоблинов, он стал новым правителем и вместе с новым воплощением оленя пошатнул равновесие, положив начало катастрофическим событиям. Превратился в разрушителя миров. Кровь от крови.

Эту ношу Сорену придется нести до конца жизни. Мне не требовалось прибегать к магической связи, чтобы понимать, насколько тяжело ему придется. А потому хотелось облегчить боль, которую предстояло испытать любимому.

– Продолжай. – Он согласно кивнул.

– Лидиан всегда был… – я сомкнула пальцы в замок на колене и постаралась подобрать слова, – …не в себе. Буквально все, кто его встречал раньше, в один голос уверяют, что не всеведение свело твоего дядю с ума и сделало больным гоблином с извращенным пониманием происходящего. Проклятие Доннара лишь усугубило и без того не слишком хорошую ситуацию.

– Не удивлен, – медленно произнес Сорен.

– Ты рассказывал, что члены вашей семьи иногда умели предвидеть будущее. Этим даром обладали твои дед с отцом, но Лидиану он не достался. Тогда старший из детей пришел в ярость, спустился в пещеры темных альвов и потребовал у молодого Доннара знаний, но переступил при этом черту и оскорбил, а потому получил в отместку всеведение, понимание судьбы каждого живого существа, от травинки до целых миров. Это и сломило и без того не особенно ясное сознание, заодно помешав делиться с другими полученными сведениями. С тех пор любая попытка озвучить информацию оборачивалась бессмысленным бормотанием.

– К сожалению, это похоже на истину, – хмуро признал Сорен и поморщился. – Отер рассказывал, что после возвращения из пещер Лидиан стал совсем невменяемым.

– И одно из видений грядущего было связано с нами.

– Да, ты уже говорила, что я являюсь потомком первого короля гоблинов по материнской линии, так что воцарение нашего рода вкупе с твоим перевоплощением в оленя спровоцировало начало Рагнарека. Мы пытались спасти мир, а вместо этого обрекли его на гибель. И только Лидиан знал об этом. – Голос Сорена звучал едва слышно, выдавая, насколько гоблин расстроен, но его лицо оставалось бесстрастным.

Это всегда служило дурным знаком. Мне даже не требовалось гадать, насколько больно сейчас любимому, потому что и сама много раз проходила через подобное. А потому я наклонилась, взяла его за руку, ободряюще сжала и произнесла:

– Сорен, ты не виноват. Нельзя взваливать на себя груз ответственности за случившееся.

– Почему нет? – выпалил он. – Почему олень вообще выбрал меня, если знал, что это приведет к концу света? Почему я не могу винить во всем себя?

– Потому что мой предшественник видел в тебе достойного правителя, – весомо заявила я, подаваясь вперед. – Иначе ты бы не стал новым королем гоблинов. – Сорен отвернулся, но я положила ладонь на его щеку и мягко заставила снова посмотреть мне в глаза. В фиалковых зрачках отражалась невыносимая боль. – Я потратила сотню лет на ненависть к самой себе за те вещи, которые не могла контролировать, но теперь понимаю, что так жить нельзя. Это равнозначно признанию поражения перед лицом врагов. Не повторяй мою ошибку.

Я так долго цеплялась за чувство вины, и до сих пор с трудом прощала себе слабости и недостатки, а потому не могла позволить и Сорену последовать по саморазрушительному пути. Потому что стоило ступить на эту скользкую дорожку, как вернуться становилось невероятно сложно.

– Ты действительно в это веришь? – необычно тихо спросил собеседник.

– Приходится, – вздохнула я. – Приходится верить, что существует какое-то объяснение всему происходящему. Что хоть мы и стали причиной конца света, но не по своей вине, а согласно древнему пророчеству. И что все еще можно исправить. Потому что если не останется надежды на то, что наши усилия чего-то стоят и что мы в состоянии контролировать пусть и не прошлое, но настоящее, то это означает поражение еще до начала сражения. А я не готова сдаться ни перед лицом Лидиана, ни перед лицом гибели мира. Так что сосредоточься на грядущей схватке, а не на неудачах. Пожалуйста.

– Постараюсь, – со вздохом отозвался Сорен. – Я… Я никогда раньше не испытывал такой неуверенности в собственных силах.

– Да уж, ты обычно так и лопаешься от самоуверенности. – Я не удержалась и хихикнула. – Но не волнуйся, это даже мило.

– Рад, что ты находишь мое высокомерие привлекательным. – Он сверкнул хищной улыбкой. – Напомню об этом, когда ты в очередной раз будешь заявлять, что седеешь от моих напыщенных высказываний.

Я накрутила на палец один из своих темных локонов и с отвращением уставилась на белую прядь. Их появление, естественно, было вызвано не раздражением на поведение Сорена. Мне наконец начинала нравиться собственная внешность. И хотя шрамы навсегда останутся неприятным зрелищем, я стала ценить их как знак воинской победы. И когда смотрела в зеркало и видела черты, похожие на отцовские, смуглую кожу и темные волосы на фоне заснеженного пейзажа, то испытывала не чувство вины, а гордость. И надеялась, что белые локоны, которые появились в качестве отметки после обретения сил оленя, не затмят натуральный цвет волос.

– В данный момент не ты служишь причиной появления ранней седины, – заверила я любимого гоблина. – Кажется, я и сама с этим прекрасно справляюсь.

Он наклонился вперед и прижался лбом к моему лбу, щекоча кожу теплым дыханием, а затем поцеловал, проводя рукой по кудрям. Я едва сдержала стон от охватившего меня желания. Мы слитным движением поднялись из кресел только для того, чтобы упасть на кровать. При этом Сорен следил, чтобы не придавить меня своим весом, и, не прерывая страстный поцелуй, притянул свободной рукой и закинул одну из моих ног себе на талию. В этот раз я не сумела подавить стон и позволила себе утонуть, потеряться в прикосновениях возлюбленного. Тревоги последних дней испарились.

* * *

Спустя какое-то время мы откинулись на постели, тяжело дыша. Сорен рассеянно гладил меня по спине, а я прижималась к нему всем телом, позволяя теплу любимого укрывать и защищать от всего мира. Бывали моменты, когда мой невысокий рост служил помехой, но сейчас явно был не тот случай. Мне нравилось это ощущение полной безопасности, островок спокойствия в море хаоса. Я не переставала радоваться, что поддалась чувствам и приняла Сорена, хотя до Охоты считала, что между гоблином и человеком любовь невозможна.

Он поцеловал меня в висок.

– Скоро придется вставать и придумывать план действий, – пробормотала я, уткнувшись в грудь Сорену. – Рассказать все доверенным людям и решить, что следует предпринять дальше.

– Ну, Сеппо, Розамунд и Диаваль уже все знают, – вздохнул он. – Необходимо сообщить новости Сату, если она еще не в курсе и не выжидала удобного момента для беседы. Что же до других… Есть еще моя охрана и советники, но не могу сказать, что я им верю. Скорее, верю в свою способность одурачить их, если потребуется, и верю, что друг друга они подставят охотнее, чем меня. Но доверенными лицами объявить их точно не решусь.

Я простонала. Типичные взаимоотношения между гоблинами в Пермафросте.

– Может, у тебя белые волосы вовсе не от природы, а от постоянной жизни в напряжении? – предположила я. – Хель, да от твоих рассуждений даже мне стало не по себе. Как утомительно постоянно волноваться о намерениях окружающих.

– Ты сильнее, чем считаешь себя, Яннеке, – Сорен обхватил мое лицо ладонями и приподнял так, чтобы я посмотрела ему в глаза. – Но все равно хочу сказать, что не позволю никому даже волос на твоей голове тронуть.

– Это-то меня и беспокоит, – вздохнула я. – Я теперь обладаю силами оленя, а потому превратилась в почти бессмертное существо. В отличие от тебя.

– Ты что, считаешь меня хрупким цветочком? – с насмешливой обидой в голосе поинтересовался Сорен.

– Просто пообещай, что если собираешься защищать меня, то позволишь и мне поступить так же. Мы партнеры и должны оберегать друг друга. А не только ты меня или я тебя.

– Я бы не посмел предложить иное, – уже серьезно заверил он. – Что бы нам ни готовило будущее.

Его бледные губы нашли мои, и я снова забыла обо всем. Сорен стал для меня всем миром. Было так легко и приятно погрузиться в безвременье, где не существовало забот, а царили лишь ощущения любви и принятия, которых я не испытывала много лет. Почти физическую боль приносили мысли о том, что вскоре нам предстоит столкнуться лицом к лицу с тем, кто нам причинил невыносимые страдания. Вместе мы могли пережить все, я знала это, но все же сожалела, что нам выпало так мало времени насладиться обществом друг друга. И речь шла не о сексе, а о вот таких мгновениях, как сейчас, когда моя голова покоилась на широкой груди любимого, а его ровное дыхание и тепло тела неизменно дарили надежность и чувство защищенности. Больше мне ничего не требовалось, чтобы оставаться спокойной, несмотря на весь хаос.

Однако покой не продлился долго. Пришлось в конце концов вставать и снова одеваться. Я взглянула на свое отражение в зеркале. Что-то изменилось. Несмотря на почти полное исцеление, под кожей невидимыми венами разбегались трещины былых надломов. Не узнавая себя, я повернулась боком. Человеческая ли это внешность? Или скорее гоблинская? Или вовсе абсолютно иная, учитывая статус и силы оленя? Я привыкла, что никто не обращал на меня внимания. Привыкла к заостренным чертам. Привыкла к худобе, когда питалась лишь для поддержания жизни. Даже сейчас тело выглядело угловатым, заставляя задуматься, а набрала ли я достаточный вес.

– Как считаешь, я – это по-прежнему я? – повернулась я к Сорену и покраснела сразу, как задала вопрос. Неужели во мне внезапно вспыхнуло тщеславие?

– Конечно. Та же самая Яннеке, которую я полюбил, – кивнул он, натягивая одежду. – Ты всегда выглядела истощенной. А кости выступали под кожей так отчетливо, что грозили порвать ее. Теперь ты стала гораздо сильнее и питаешься намного лучше. До сих пор недостаточно, но лучше. И никогда не теряешь присутствия духа.

– Прозвучит глупо, но мне иногда… немного стыдно за набранный вес, – тихо призналась я.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты видела себя моими глазами, – Сорен вздохнул. – Понимаю, ты себя воспринимаешь по-другому, и все мои заверения не слишком помогут, но все равно скажу: ты очень красивая. Я уверен, однажды ты это тоже осознаешь, когда сумеешь выбраться из плена сомнений в себе.

Но я все же нахмурилась, пристально разглядывая выпуклые изгибы бедер и живота, налитую грудь. Сорен не ошибался: я начала питаться лучше. Но, вероятно, это пошло мне на пользу. С тех пор, как отпала необходимость контролировать прием еды, возмещая отсутствие контроля в жизни, я стала сильнее как физически, так и морально. Несмотря на то, что лишний кусок по-прежнему вызывал чувство вины, словно я нарушала дисциплину, становилось все легче и легче наслаждаться вкусными блюдами.

Но все равно смотреть на свое новое отражение было странно.

– Считаю необходимым сообщить, что если ты немедленно не оденешься, то весь достигнутый мной прогресс в этом нелегком деле тоже пойдет насмарку, – сказал Сорен, указывая на собственный полуобнаженный торс, чем вызвал у меня приступ желания, который я поборола, накинув на себя тунику.

– Ты так откровенно признаешься в аморальных мыслях, – прокомментировала я, прыгая на одной ноге, чтобы натянуть на другую сапог.

– Просто принимаю свои недостатки и не имею ничего против им потворствовать, – откликнулся Сорен, широко ухмыляясь. – Наши понятия о чести довольно сильно различаются.

– Мне казалось, что представление о гоблинах как о бесчувственных монстрах является ошибочным, – возразила я.

– А кто говорит об отсутствии эмоций? Я лишь испытываю гораздо меньше сострадания к своему обеду, чем ты. – Его улыбка стала хищной, и я неодобрительно нахмурилась.

– Но согласись: странно носить титул оленя и при этом питаться олениной. Похоже на каннибализм.

– Видишь, разные понятия о чести, – резюмировал Сорен.

– Пора собрать совет и составить план дальнейших действий. – Я глубоко вздохнула, на секунду сжала пальцами переносицу, а потом решительно повернулась к партнеру: – Идем.

8. Гигантский змей

Все доверенные лица, которых оказалось гораздо меньше, чем я думала, собрались в светлой комнате на верхнем этаже. Раньше здесь находился зал для военных совещаний, но мы переделали его сразу после того, как поселились во дворце: заменили предметы мебели, то есть в основном стулья и шезлонги, и поставили в центре огромный стол с объемной картой всего Пермафроста. А рядом с картой поместили полноразмерную модель всех девяти миров.

Сейчас в помещении собрались всего несколько гоблинов. Оказалось, Сорен доверял гораздо меньшему количеству придворных, чем я. Помимо Сеппо, Розамунда и Диаваль, на совет явилась Сату, мать нашего друга и ближайший советник короля. Вход в зал охранял гоблин с яркими волосами, которого вроде бы звали Лэндон. Он принадлежал к небольшому числу приближенных прежнего правителя, кто остался после его гибели и поддержал нового монарха. Сеппо тоже вошел в круг доверенных лиц Сорена, что было неудивительно, учитывая роль полукровки во время Охоты. Он всегда мог взглянуть на ситуацию под другим углом и всегда предлагал что-нибудь полезное. Часто лишь благодаря ему мы выдерживали длинные и скучные совещания, не заснув при этом.

Роуз и Диаваль присоединились к числу советников спустя несколько месяцев после Охоты, когда мы с Сореном наконец избавились от назойливого внимания всех просителей и лизоблюдов. Гоблины, которые раньше игнорировали нас или открыто презирали, после воцарения нового короля отчаянно стремились продемонстрировать свою преданность и поддержку. Лишь после того, как все высокородные лорды покинули дворец, к новому монарху Пермафроста явились Роуз с Диаваль, принесли клятву верности и изъявили желание стать членами личной охраны, если он сочтет их достойными звания.

Сорен принял их предложение меньше чем через месяц. Магия Диаваль обеспечила ей преимущество, а мне неожиданно подарила лучшую подругу. Розамунду же помогло обстоятельство, что он встречался с Сеппо, а уж полукровка отменно разбирался, кому следовало доверять.

Ко двору пришлась и его мать Сату. Ее благородная внешность взрослой женщины чуть за сорок не могла обмануть меня. Я точно знала, что она живет на свете уже много-много лет и обладает обширным опытом. А подобные обстоятельства говорили в пользу предоставления ей места в совете. Сату прекрасно разбиралась в хитросплетениях политики гоблинов и рекомендовала надежных союзников и работников для облегчения повседневных забот. Она также убедила Сорена включить в круг приближенных еще одного присутствующего сегодня члена собрания.

Тот стоял рядом с картой. Лицо с тонкой, словно пергаментной кожей было сморщенным от перенесенных тягот жизни в суровом климате Пермафроста. Удивительно оказалось встретить пожилого гоблина. Хотя они, как и любые другие существа в любом из миров, конечно, старели и умирали. Боевые шрамы советника Сорена наполовину скрывали седые волосы. Военное кожаное облачение давно износилось и почти сливалось цветом с бородой, где посеребренных прядей виднелось больше, чем обычных. Этого почтенного старца звали Ивар. Даже исходившие от него силы казались будто приглушенными.

Сату пригласила его советником, потому что восхищалась талантом по части военной стратегии, выживания во время голода и прочих природных катастроф. Пожилой гоблин редко говорил больше пары предложений, но каждое слово было весомым и продуманным. Так что к нему прислушивались все, даже старшее поколение высокородных лордов Пермафроста. Лично мне Ивар напоминал саму Сату, только старше и, ну, мужеподобнее. Я обычно возмущалась про себя, когда мать Сеппо передавала военному советнику слово, так как его мнение считалось более ценным, чем ее, но подобное положение дел ничуть не удивляло. Женщин всегда склонны недооценивать.

Но если саму Сату подобное и обижало, она ничем это не выказывала. А на сегодняшнее собрание и вовсе пригласила Ивара по собственной инициативе.

Меньше всего я знала о Лэндоне. С первой нашей встречи он ясно дал понять, что является не только самым молодым советником, но и самым заносчивым, что, впрочем, считалось обычным делом среди гоблинов. Сегодня он оказался среди нас лишь потому, что имел представление о правлении предшественника Сорена и мог сообщить любые сплетни и слухи о бывших придворных, а также показать тайные проходы по зданию. Даже будучи эгоистичным, скользким вельможей, Лэндон оставался полезным, когда дело доходило до отношений между молодым поколением высокородных лордов. А именно эта информация нам и требовалась.

Само собой, Сорен пригласил в качестве доверенного лица и Таню, которая готова была защищать племянника даже ценой собственной жизни. Язвительная красноволосая целительница устроилась в комнате отдельно от остальных и бросала уничижительные взгляды на всех, кто пытался к ней приблизиться. А потому мы все держались подальше, опасаясь вызвать раздражение нелюдимой женщины. Помимо Сорена она приветливо общалась лишь с Диаваль. Иногда казалось, что и племянник удостоился подобной чести исключительно по праву кровного родственника.

Среди всего огромного разнообразия существ Пермафроста Таня пугала меня, пожалуй, больше всех остальных.

Этим круг доверенных лиц Сорена и ограничивался: три взрослых гоблина, три молодых и я.

Выглядя до предела напряженным, он зажмурился, сделал несколько глубоких вдохов, затем открыл глаза, наклонился и оперся на край стола с картой, сжав пальцы. По столешнице тут же пробежали трещины, и я сочувственно прикоснулась к локтю возлюбленного.

Тогда он принялся рассказывать собравшимся в зале гоблинам о Лидиане, о конце света и его причинах, о нашем намерении предотвратить гибель миров, чего бы это ни стоило. Те, кто изначально знал обо всем, не выказали удивления, остальные же слегка менялись в лице, пусть и на долю секунды: округляли глаза, приподнимали брови, заливались гневным румянцем, приоткрывали рты. Сату, как я и предполагала, выглядела совершенно спокойной, лишь задумчиво щурилась.

От Сорена исходили почти физически ощутимые волны самобичевания. Я ощущала их на языке, в желудке, в душе так, словно испытывала их сама. Несмотря на нашу беседу, он до сих пор злился на себя, будто мог каким-то образом повлиять на свое происхождение и судьбу. Подобные эмоции были естественны, и я уж точно не имела права их осуждать, потому что и сама поступала так же: упивалась чувством вины почти сотню лет. Но как же больно было видеть отражение собственных страданий на лице Сорена! В особенности зная, какими разрушительными и опасными могут стать эти ощущения…

Но я всегда буду рядом и скорее умру, чем позволю любимому достичь того же уровня ненависти к себе, с которым недавно справилась сама.

После окончания рассказа Сорена повисла тишина. Он беспомощно посмотрел на меня, и я ободряюще сжала его руку, без слов уверяя, что все будет хорошо. Обязательно.

Как обычно, первым молчание нарушил Сеппо.

– Вы же не рассматриваете вариант… вернуть Лидиана из мертвых, правда? – с ужасом спросил он, выглядя так, будто кто-то пригласил серийного убийцу на званый ужин.

– Не совсем, – начала оправдываться я, сложив руки на груди. – Видишь ли, в данный момент он полезнее нам именно в таком состоянии: не умерший до конца, но и не живой, благодаря чему считается обитателем лиминального пространства.

– А зачем он нам нужен в этом самом пространстве? – настойчиво поинтересовался Сеппо.

– Мы придумали способ – не исключено, что единственный – предотвратить Рагнарек до его начала. Нужно не дать начаться трехлетней зиме Фимбульветр, после которой погибнут тысячи живых существ, как людей, так и гоблинов. Не меньше умрут и от болезней, голода и рук обезумевших сородичей. А оставшиеся вряд ли сумеют победить в финальной битве. Чтобы помешать этому, требуется убить Фьялара, чей крик запустит зиму. Вот только он является лиминальным созданием. И требуется помощь другого лиминального создания, чтобы найти гигантскую птицу.

– Яннеке пока не в состоянии даже самостоятельно проникать в междумирье, – вступила в обсуждение Диаваль, – а уж тем более перенести туда нас. Да и я, хоть и смогла на двадцать минут доставить ее в лиминальное пространство для разговора с духом Лидианом, вряд ли справлюсь с подобной задачей. Даже на меньший отрезок времени.

Я отвела взгляд от перешептывавшихся гоблинов, ощущая, как сердце сжимается от нового приступа стыда. Диаваль снова напомнила, насколько отвратительно я справляюсь с обязанностями оленя. Зачем только он меня выбрал? Даже не могу попасть в междумирье, хотя сама являюсь лиминальным существом. И теперь о моих неудачах в овладении силами знают гораздо больше гоблинов. Диаваль правильно поделилась информацией, необходимой для понимания ситуации, но становилось все сложнее игнорировать чувство вины и глубокого разочарования в собственных способностях.

Я постаралась убедить себя, что сумею освоить новые силы и постепенно преуспею в выполнении долга оленя, но, видимо, какие-то эмоции вырвались наружу, потому что теперь уже Сорен взял меня за руку и ободряюще сжал ладонь.

Точно. Самобичевание ни к чему хорошему не ведет.

– Проблема заключается в том, что душа Лидиана по-прежнему принадлежит Хель. Как и все неупокоенные мертвецы без достойного обряда погребения. Нужно вернуть его любым способом.

– Ты собираешься торговаться за душу Лидиана с Хель? – недоверчиво переспросил Розамунд. Все смотрели на меня как на безумную. – Даже Фригг не удалось провернуть подобный трюк для Бальдра. А ведь для этого она собрала всех существ. Но даже королева Асгарда и верховная богиня не смогла вернуть сына к жизни.

– Технически Бальдр погиб окончательно и оказался погребен по всем правилам, а Фригга хотела воскресить его, а не просто получить душу. Лидиан же до сих пор не считается мертвым. Так что ситуация все же отличается, – задумчиво протянул Сеппо, но заметил взгляд Розамунда и воскликнул: – Что? Это правда!

– В любом случае, вы меня поняли. – Рыжеволосый гоблин рассеянно потер лоб. – Вряд ли Хель согласится отдать душу даже королю гоблинов и его оленю.

– Розамунд очень тактично выразился, – впервые заговорила Сату, тихо и спокойно произнося слова, – но он прав. Хель известна капризным характером и собственнически относится к принадлежащим ей вещам. А еще она опасна, хитра и гораздо менее склонна прощать оскорбления, чем та же великанша Скади, – на последних словах глаза советницы метнулись к королю.

– Ты когда-нибудь расскажешь, чем так разозлил мать волков? – спросила я.

– Нет. Даже через миллион лет, – отрезал Сорен, заливаясь румянцем, отчего его голубоватая кожа приобрела слегка фиолетовый оттенок.

– Мама дорогая, – присвистнул Сеппо, – ты так странно выглядишь, когда краснеешь.

– Я не краснею, – угрожающе сощурился Сорен.

– Обманщик, – пробормотал себе под нос Роуз.

– А мне очень нравится, – заявила я в надежде остановить ссору.

– Я, конечно, обожаю потакать тщеславию нашего прекрасного короля… – встряла Диаваль, заработав испепеляющий взгляд от Сорена, и тут же пожала плечами. – А что? Это правда. Не переживай, ежевичка, если бы ты был в моем вкусе, я бы постоянно восхищалась твоей внешностью.

– У тебя есть определенные пристрастия? – заинтересовался Сеппо.

– Я предпочитаю несуществующих партнеров, – не моргнув глазом, ответила Диаваль.

– Возвращаясь к основному вопросу, – выразительно вздохнул Ивар, – Сату права. Договориться с Хель будет не в пример сложнее, чем со Скади. Яннеке окажется в опасности, так как именно ей предстоит заключать сделку, являясь самым сильным членом группы. Невозможно предположить условия богини смерти, поэтому следует готовиться к худшему исходу – сражению. Кстати, ваш статус короля гоблинов и оленя, – он по очереди смерил нас с Сореном пристальным взглядом, – вряд ли поможет, если она решит вас убить.

– Я справлюсь с любым испытанием, даже самым ужасным, – устало поморщилась я, ощущая стучащую в висках нарастающую головную боль. Следовало разобраться с недомоганием прежде, чем отправляться в загробный мир. – Мы выходили и из худших передряг. Сумеем и дух Лидина заполучить.

– И затем останется путешествие в лиминальное пространство, – напомнил Ивар. – Сможет ли Диаваль доставить вас туда?

– Она определенно в состоянии открыть портал куда угодно, даже если придется дальше двигаться вслепую. А еще она ненавидит, когда старики говорят так, будто ее нет поблизости, – сухо прокомментировала Диаваль, сложив руки на груди и многозначительно глядя на пожилого собеседника.

Я изо всех сил пыталась сдержать веселье, но остальные явно не обладали излишним тактом, а потому со всех сторон доносились сдавленные смешки, и даже воспитанная Сату не смогла скрыть улыбку.

– Итак, Диаваль сумеет доставить нас куда нужно, а потом что? Доверимся Лидиану, чтобы он провел нас к Фьялару? – спросил Сорен. – Знаю, вариантов не так много, но неужели кто-то в этом зале верит, что мой безумный дядюшка не попытается нас предать?

– У нас не просто мало вариантов, – отозвалась я, – он у нас один. И это Лидиан. Остается надеяться, что предотвратить гибель миров для него важнее, чем отомстить нам. Да и изначальная причина для покушений на нас, кстати, довольно неуклюжих, больше не существует. Плюс на нашей стороне будет численный перевес.

Конечно, ситуация была гораздо сложнее, чем я описала. Лично мне претила мысль доверить Лидиану даже собственную лошадь завести в стойло, раз уж на то пошло. Но у оленя имелось другое мнение насчет необходимости помощи гоблина в междумирье, обитателем которого тот являлся.

Я прижала пальцы к вискам и потерла, стараясь отогнать головную боль, а затем продолжила, не снимая со лба ладони:

– И то, что велит мне сделать олень, гораздо важнее всего прочего. Даже если сама мысль об объединении с Лидианом заставляет меня чувствовать омерзение, точно от миллиона пауков, ползающих по всему телу. Я просто не обладаю свободой выбора в данном вопросе.

– Откуда ты знаешь, что олень прав? – спросил стоявший возле двери Лэндон и обнажил клыки в ухмылке. – Ведь даже спустя год обучения ты не сумела полностью овладеть полученными способностями? Но все равно считаешь, что обладаешь достаточными данными для заключения союза с полным безумцем. Откуда нам известно, вдруг это лишь очередное проявление твоей некомпетентности?

На глаза невольно навернулись слезы, но до того, как я успела что-то предпринять, Сорен сделал шаг вперед. В двери рядом с головой молодого советника торчал кинжал. Ошеломленный гоблин поднял руку, дотронулся до уха и недоверчиво воззрился на кровь из пореза.

– Лэндон, правильно? – прорычал Сорен, и после кивка собеседника продолжил: – Тебя пригласили на собрание лишь благодаря многолетнему служению при дворе предыдущего короля. Будет обидно, если при моем правлении твой срок пребывания на посту советника так скоропостижно оборвется. Я не потерплю подобного обращения к оленю.

Мы дружно начали переглядываться, пытаясь определить метателя кинжала. Вскоре все сосредоточили внимание на Тане, которая подчеркнуто спокойно чистила когти еще одним тонким клинком. Она пожала плечами, равнодушно проронив:

– На твоем месте я бы остереглась оскорблять вышестоящих, Лэндон, как и говорил мой племянник. А еще следует принять во внимание, что наш олень – совершенно уникальное существо. Естественно, что она не может сразу разобраться, как применить новые способности, ведь никто не в состоянии этому научить. Ты справился с сильным врагом в тот же день, как взял в руки меч? Или являешься сверхъестественным воплощением могущества Пермафроста? Нет? Тогда воздержись от поспешных заявлений. Насколько я способна судить о силах оленя, у Яннеке отлично выходит разбираться с магией, о которой нам не известно ровным счетом ничего.

Все это Таня произнесла, не поднимая головы и не отрываясь от своего занятия. А тихий голос делал заявление еще более устрашающим, чем любой крик.

Я почувствовала прилив благодарности. Мы с тетей Сорена никогда не были близки. Иногда я боялась ее даже больше Лидиана, но в отличие от безумного гоблина Таня искренне любила племянника. Хотя ее поддержка оказалась неожиданной.

Красноволосая целительница наконец оторвалась от чистки когтей, подняла голову и осмотрелась по сторонам. Когда наши глаза встретились, она едва заметно кивнула, а затем продолжила:

– Кто-то еще желает высказаться или я подведу итог? – Таня обвела взглядом зал. Все молчали. – Отлично. Значит, план заключается в том, чтобы Яннеке, Сорен и Диаваль отправились в царство мертвых, заключили сделку с Хель, освободили дух Лидиана, нашли лиминальное существо – вестника Рагнарека – и убили его.

– Звучит немного дико, – признал Сорен.

Его слова повисли в воздухе, словно дым. Но так и было. Каждый из пунктов и по отдельности казался нелепым, почти безумным, и уж точно невыполнимым. Но, клянусь клювом ворона Одина, во время Охоты мы строили и более дикие планы, которые так или иначе срабатывали.

Кроме того, это все не имело значения. Нам нужна была стратегия дальнейших действий, как бы бредово она ни звучала. Потому что каждый раз, закрывая глаза, я видела гигантского змея, подтачивающего корни мирового древа. И словно на собственной коже ощущала впивающиеся клыки. Каждый раз, как от ствола отсоединялся очередной кусок, ветви вздрагивали, сотрясая держащиеся на них миры, точно камни, готовые покатиться вниз с горы. И если никто этому не помешает, реальности действительно полетят в пустоту, в бездонное ничто. И тогда исчезнут все: Лидиан, я, Сорен, нерожденный ребенок Сату. И не нужно будет ни о чем волноваться, ведь мы все будем мертвы.

– Мы идем с вами, – объявил Сеппо, ничуть не обескураженный невыполнимостью плана.

Розамунд взял партнера за руку и кивнул, подтверждая его слова.