Текст книги "Под скорбной луной"

Карен Одден
Под скорбной луной

Karen Odden

Under a Veiled Moon

* * *

Copyright © Karen Odden 2022

© Тулаев В. Н., перевод на русский язык, 2023

© Оформление. Т8 Издательские технологии, 2023

© Издание на русском языке. ООО «Издательство „Омега-Л“», 2023

* * *

Как всегда, посвящается Джорджу, Джулии и Кайлу, а также добрым учителям и вдохновителям, встречающимся на нашем пути

 
Мы – словно облака, полночную сокрывшие луну;
Летят они бездумно, и трепещут, и мерцают,
Свеченьем призрачным рассеивая тьмы ночной волну,
Но вновь густеет мрак, и света проблеск исчезает.
 

Перси Биши Шелли «Непостоянство» (1816)

Юность – грубая ошибка; зрелость – борьба; старость – сожаление.

Бенджамин Дизраэли «Конингсби» (1844)

Действующие лица

Речная полиция, Уоппинг-стрит

Майкл Корраван, исполняющий обязанности суперинтенданта

Чарли Дауэр, протоколист

Сержант Трент

Скотланд-Ярд

Говард Винсент, директор Скотланд-Ярда

Гордон Стайлз, инспектор, бывший напарник Корравана

«Принцесса Алиса»

Капитан Гринстед

Фредерик Бонси, старший стюард

Констебль Брискоу, пассажир

Джон Эйрc, рулевой

«Замок Байуэлл»

Капитан Томас Гаррисон

Генри Джон Белдинг, помощник капитана

Питер Даймлоу, инженер

Джон Конвей, рулевой, лоцман

Джордж Перселл, кочегар

Ма Дойл, приемная мать Корравана, проживает в Уайтчепеле

Колин Дойл, сын ма Дойл

Элси Дойл, дочь ма Дойл (сестра-близнец Колина)

Белинда Гейл, писательница и драматург

Гарри Лиш, племянник ма Дойл, живет в доме Корравана

Том Флинн, репортер из «Фалкона»

Уинторп Ротерли, член комитета по расследованию крушений

Эдгар Куотермен, глава парламентского комитета, начальник Ротерли

Мистер Вуд, сотрудник инспекции речных причалов

Лорд Бейнс-Хилл, член парламента, адвокат

Джеймс Маккейб, главарь банды «Каменщики мыса»

Тимоти Луби, идейный вдохновитель Ирландского республиканского братства

Глава 1

Лондон,

сентябрь 1878 г.

Груз прошлых лет мы несем с собой всю жизнь. Иногда это опыт яркий и заслуживающий уважения, словно лежащая в кармане новенькая монета. Порой же его хочется с себя стряхнуть, как приставшую к одежде ворсинку. Многие из моих воспоминаний вызывают лишь сожаление и стыд, и время от времени я задумываюсь: как нам удается благополучно жить, несмотря на багаж нелепых и неблаговидных поступков, которых из жизни не вычеркнуть.

Я совершил немало ошибок с тех пор, как впервые попал в Ламбет и надел форму столичного полицейского. Уж двенадцать лет минуло… Расследование убийств и розыск пропавших людей – не для тех, кто опасается раз за разом ступать на ложный след, прежде чем найти искомое. Подобные промахи возникают в результате неверных гипотез, которые, в свою очередь, основываются на недостаточном знании. Эти оплошности могут обеспечить вам несколько бессонных ночей, и все же они поправимы.

Есть ошибки и другого рода, ошибки непростительные, которые наносят вред близким людям. И уж совсем плохо, когда осознаешь свои просчеты много лет спустя. Частенько в подобных случаях уже ничего не поправить – время потеряно безвозвратно. Тяжело найти себе оправдание, когда задним числом понимаешь: следовало сто раз подумать, к каким последствиям приведут твои поступки. Урок этот не усвоишь заранее. Лишь оступившись, впоследствии представляешь цену своего промаха.

Порой, встречаясь по вечерам с Белиндой, я слушаю, как она зачитывает вслух отрывки из книги, что занимает ее мысли.

Как-то раз она пересказывала мне греческий миф о человеке, потерявшем жену из-за укуса ядовитой змеи. Музыка послужила ему пропуском в подземный мир, и там герой мифа убедил Аида отпустить любимую. Правда, бог царства мертвых выдвинул одно условие: ни сам мужчина, ни его жена не должны оглядываться, покидая загробный мир. Что же сделал глупец? Обернулся, дабы удостовериться, что супруга не отстала. Не совладал с собой, бедняга… Врата ада открылись, и женщина пропала навсегда.

С другой стороны – как не утратить самообладание, если не помнишь себя от ужаса?

Мне было девятнадцать, когда, лишившись от страха рассудка, я бежал из Уайтчепела, имея при себе лишь сумку с одежкой да горсть монет, что втиснула мне в руку ма Дойл. Улепетывал без оглядки. Вот только, в отличие от того человека из мифа, оглянуться как раз следовало.

Поступи я тогда как человек разумный, через тринадцать лет передо мной не разверзся бы ад.

Первого сентября я проснулся с восходом бледного осеннего солнца. В душе царило ощущение внутреннего благополучия. Такое случалось нечасто. Пришлось приложить усилие, чтобы вспомнить: отчего мне так хорошо? Валяясь в постели, я прислушивался к умиротворенной воскресной тишине своего маленького дома. За окном поскрипывали по булыжной мостовой колеса тележки уличного торговца, били колокола расположенной неподалеку церкви Святого Варнавы. Службы я более не посещал, однако веру в Бога не утратил. В Бога разумного и беспристрастного, хотя порой справедливое начало нашего мира меняло знак – подобно тому, как плохо закрепленный на кнехте лодочный канат вдруг разматывается, и лодка плывет в непредсказуемом направлении.

Уставившись в потолок, я с чувством глубокого удовлетворения собрался с мыслями. Уже три месяца мне приходилось исполнять обязанности суперинтенданта речной полиции. На днях мы раскрыли дело контрабандистов, совавших взятки работникам таможни. Те в ответ занижали вес груза, соответственно уменьшая сумму налога. Целый месяц я трудился без продыха, а теперь испытывал заслуженное облегчение. С моей шеи словно свалилось тяжелое ярмо – так бывало всегда после окончания важного расследования. Вчера в газетах даже отозвались о наших действиях вполне положительно. Господь не даст соврать: благожелательность публики нам требовалась как воздух.

При воспоминаниях о прошлогоднем судебном процессе о взятках в полиции я до сих пор поеживался. Как дружно проклинали тогда нас, детективов, за мошенничество… Заголовки газет кричали, как очистился бы Лондон, окажись вся наша шайка на дне реки.

А потом мы распутали случай с апрельскими убийствами на Темзе, да еще призвали к ответу контрабандистов, и отношение к полиции потихоньку стало налаживаться. Разумеется, репортажи о наших успехах содержали множество неточностей. Конечно, никто не вспоминал об утомительном следствии, ложных уликах и бесчисленных часах, проведенных на улице – так что особой достоверностью газеты не грешили. Тем не менее полиция представала в выгодном свете.

Открылась дверь соседней спальни, которую занимал Гарри. Гго быстрые ноги застучали по лестнице, и я выбрался из кровати. Камин в моей комнате давно прогорел; было холодно и сыро – давали о себе знать отголоски дождливого августа.

Стоя у окна в ночной рубахе, я поглядывал на двухэтажные кирпичные домики через дорогу, стоявшие стена к стене, как и на моей стороне улицы. Золотистый солнечный свет, напоминающий цветом корочку хорошо пропеченного хлеба, отражался от окон верхних этажей, и я прищурился. Черт, приятно сознавать, что на сегодня планов нет! Ну, разве что забежать на чашечку чая к Дойлам… Совсем закрутился с расследованием и своими новыми обязанностями на Уоппинг-стрит – уже месяц не видел ни ма, ни Элси с Колином. Соскучился…

Внизу засвистел вскипевший чайник.

Гарри… Готовит себе чай, мне кофе. Наверное, я придерживался привычек прошлого столетия, ибо слабеньких напитков по утрам пить не умел. Научил Гарри заваривать кофе как следует, тем более что он сам сказал: сделает все, чтобы я на него не ворчал.

Гарри Лиш, племянник ма Дойл, переехал ко мне в Сохо полгода назад после смерти отца. Мать его умерла еще раньше. Некоторое время он кантовался у Дойлов, а потом ма пришла к выводу, что Уайтчепел – не его место. Слишком хорошо образован, да и речь его скорее уместна в Мейфэре, нежели в Мерсисайде. Мальчишке едва исполнилось шестнадцать, а он уже был серьезно настроен изучать медицину, так что я подыскал ему место в госпитале Святой Анны, у моего приятеля, Джеймса Эверетта – отличного врача, хирурга, который заведовал отделением мозговых травм и умственных расстройств.

Завтра Гарри собирался уехать на пару недель на стажировку в Эдинбургский госпиталь. Такую возможность предложил ему Джеймс, который нашел в мальчике прилежного и внимательного ученика.

Я натянул рубашку и брюки со специальным карманом для короткой дубинки. Память о днях, когда носил форму полисмена… По воскресеньям у меня был выходной, однако Дойлы жили в самом центре Уайтчепела, а там ушки надо держать на макушке. Плеснув горсть воды в лицо и пробежавшись расческой по волосам, я прихватил дубинку и спустился на первый этаж.

– Доброе утро, Микки! – приветствовал меня Гарри.

– Доброе. – Я принял из его рук чашку. На столе лежала записная книжка, которую Гарри всегда брал с собой в госпиталь. – Сходишь со мной к Дойлам?

– Я бы с удовольствием, – виновато моргнул мальчик, – но у нас сегодня намечается особая операция.

– В воскресенье?

Он кивнул, и его карие глаза загорелись.

– Доктор Эверетт будет делать трепанацию черепа женщине с кровоизлиянием в мозг.

Вкус кофе вдруг показался мне кисловатым. Впрочем, не стоит остужать научный пыл молодого медика.

– Полагаю, ты будешь только наблюдать?

– Да, со специального балкончика, – с сожалением кивнул Гарри и тут же просиял: – Ассистировать будет Ричард!

Ричард – студент второго курса университетского колледжа – уже служил в госпитале. Гарри он взял под свою опеку.

– Как же это случилось? – поинтересовался я. – Как кровь оказалась в голове?

– Наша больная упала с лестницы. Если не сделать операцию, то кровяные сгустки начнут давить на внутренние участки мозга. – Он приложил палец к виску. – У пациентки уже проявились вторичные симптомы: судороги, спутанность сознания и так далее.

– Ого… А во сколько операция?

Запрокинув голову, Гарри допил свой чай.

– В десять утра, но я хочу прийти пораньше, к анестезии.

– Ну да, разумеется.

Наверняка зрелище увлекательное…

Скрывая улыбку, я спрятал лицо за чашкой.

– А потом, вряд ли тетя Мэри ждет меня в гости, – пробормотал мальчик, потянувшись за пальто. – Я ведь был у них во вторник, застал тетю и Элси, – добавил он, продевая руку в рукав. – Колина не было. Впрочем, как всегда.

Наверное, мне следовало насторожиться при изменении его тона, в котором сквозили боль, напряжение и подавленность. Почему я не заподозрил неладного? Увы, момент для далеко идущих выводов был совершенно неподходящим. Гарри уже побежал вверх по лестнице, бросив на ходу:

– Подожди меня, я быстро.

Я же во время разговора шарил по столу, разыскивая под газетами свой блокнот – черт, куда он запропастился? – и сигнал тревоги остался незамеченным.

Допив остатки кофе, я удовлетворенно кивнул: осадка на донышке не было. Педантичный мальчишка, наверняка добьется успеха в профессии, требующей особой точности. Блокнот наконец нашелся, и я натянул пальто. Ботинки Гарри застучали по лестнице; я махнул ему от входной двери и отпер замок.

Мы вместе дошли до угла, где и распрощались. Я постоял, провожая взглядом его худощавую мальчишескую фигуру. Торопится, даже шапку не надел… Понятно, не хочет пропустить самого интересного.

Улыбаясь, я развернулся. Мальчик мне нравился, и мы наконец научились понимать друг друга. Белинда говорила, что у нас с ним много общего: оба сироты, оба умны, однако есть и не слишком приятные черты – ни один из нас терпеть не может быть кому-то обязанным. Так что походили мы друг на друга куда больше, чем я готов был признать. В глубине души я соглашался с Бел, хотя различия у нас с Гарри тоже имелись. Порой в голову приходили печальные мысли: кем бы я стал, будь у меня такое же образование? Чего добился бы под присмотром таких специалистов, как Джеймс? Нет, родная мать тоже учила меня грамоте, а после того, как она пропала, я освоил и арифметику, помогая в лавочке ма Дойл.

Но… Я вспоминал, как Гарри порой ронял фразочки то на французском, то на латыни или рассказывал что-то любопытное из истории. Точно так же вели себя и Джеймс, и мой бывший напарник Стайлз – и вовсе не потому, что кичились своей ученостью. Просто всплывало, вот и все. А я все больше убеждался: человека из нас делает прошлое и через голову прыгнуть невозможно.

С другой стороны, я сделал карьеру в полиции. Сделал себя сам и тем гордился.

Глава 2

День для пешей прогулки выдался чудесный, и я направился в свой любимый паб – единственный в пределах мили от дома, где подавали отличный пирог с румяной корочкой. Я любил посидеть там в воскресенье, обложившись газетами, к тому же знал, что сегодня Дойлы меня раньше двух или трех не ждут.

Мой обычный стол заняли двое мужчин, и я выбрал другой, у окна, где лежало несколько мятых газет – явно кто-то уже читал их до меня. Перебрав стопку, нашел «Таймc» с жирным заголовком на первой полосе: «Катастрофа в Ситтингборне». Чуть ниже – изображение поезда с паровозом, угольным и двумя опрокинутыми на бок пассажирскими вагонами. Вокруг – обычная в таких случаях толчея и вывалившиеся на пути вещи.

Я подавил тихий стон.

Ситтингборн находился в пятидесяти милях от Лондона, на южном берегу Темзы, недалеко от того места, где река впадает в Северное море. Я быстро просмотрел статью. Особых подробностей не было. Поезд потерпел крушение предыдущей ночью, тридцать первого августа, на ветке Лондон – Чатем – Дувр. Скоростной состав, перевозивший туристов из Ширнесса и прочих мест, сошел с рельсов. По всей видимости, причиной послужила просадка грунта либо прогнившая шпала, вот рельс и потерял устойчивость. Точно такой же случай произошел в марте прошлого года в Морпете, да и помимо этого я мог вспомнить десяток похожих катастроф за последние несколько лет. Предварительные отчеты говорили о трех погибших и шестидесяти двух пострадавших. Наверняка их число еще возрастет. Завершалась статья обычными в таких случаях мрачными сентенциями: до тех пор, пока парламент не установит стандарты безопасности при пользовании железной дорогой, путешественники так и будут погибать в подобных крушениях.

Я встал и направился к соседнему столу, где нашел другую газету. Здесь имелись новые подробности: оказывается, по неясной причине поезд шел по второстепенной ветке, проложенной в ста ярдах от станции, тогда как должен был двигаться по основной. Уточнялось количество погибших – пять, а не три. На второй полосе газетчики дали зловещие описания изуродованных тел и разбросанных по путям поломанных детских игрушек, снабдив их иллюстрациями.

Несчастные родственники туристов… Что за жуткое окончание приятной экскурсии!

Свернув газету, я ощутил, как по спине пополз тревожный холодок. Белинда должна была через несколько дней вернуться поездом из Эдинбурга. Моя любимая на месяц уезжала к двоюродной сестре. Так надолго мы за три года не расставались ни разу – с тех самых пор, когда я впервые появился в ее доме, расследуя проникновение со взломом. Я представил себе, как Бел попадает в железнодорожную катастрофу, и холодок перебрался со спины в сердце.

Впрочем, страхи мои были безосновательны. По маршруту Лондон – Эдинбург Белинда ездила не меньше десятка раз; эта линия – одна из недавно построенных и достаточно надежных. Газетчики могут писать что угодно, но парламент еще до крушения потребовал навести порядок с процедурами безопасности. Вне всяких сомнений, катастрофа в Ситтингборне потребует создания еще одного парламентского комитета, а департаменту инспекции железнодорожных путей в ближайшее время предстоит дать показания и составить огромное количество отчетов. Словом, им не позавидуешь.

Прикончив пирог, я еще немного посидел, листая другие газеты, затем оделся и вышел из паба. Направившись в восточную часть города, пересек Леман-стрит и попал в Уайтчепел. На многих узких, покрытых выбоинами улочках табличек с названиями не было, однако я вырос в этих кривых переулках. Верхние этажи зданий здесь нависали над немощеными проходами и причудливой формы двориками. Я поворачивал то направо, то налево и наконец добрался до улицы, где находилась лавочка ма Дойл. По воскресеньям она обычно открывалась в час дня, после мессы, и я уже предвкушал, как увижу обычную суету у дверей.

Забитое досками окно стало для меня неприятной неожиданностью. По спине побежали мурашки.

Кражи со взломом в Уайтчепеле были явлением довольно обычным, но от Дойлов грабители всегда держались в стороне. Целью, как правило, выбирали владельцев лавочек, опрометчиво оставлявших на ночь товар в витринах, а еще личностей непопулярных или повздоривших с «Каменщиками мыса». Жертвами становились и противники ирландской банды из Севен Дайлс, которая, распространив свое влияние на восток, занималась здесь азартными играми, вымогательством и тому подобными делишками. Я представить себе не мог, чтобы кто-то из них покусился на лавочку ма Дойл. Ее всегда знали в квартале как добрую соседку, всегда готовую предложить бесплатную чашку чая и толику сочувствия. Кроме того, ма была слишком проницательна, чтобы сказать слово поперек «Каменщикам мыса», которыми командовал Джеймс Маккейб.

Приблизившись к одному из двух открытых окон, я оглядел внутренние помещения. Вроде бы все как обычно: человек десять посетителей в выходной одежде после мессы болтают и посмеиваются, прицениваясь к свечкам, чаю и прочим мелочам. Сын подруги ма, Иман Кейси, стоит за прилавком, заворачивая покупки в коричневую бумагу. До сегодняшнего дня я видел его лишь дважды, однако успел составить о нем мнение как о весьма приличном молодом человеке, неглупом и рассудительном. Наверное, в воздухе витали какие-то флюиды, ибо я с первого взгляда понял, что двадцатитрехлетний Иман влюблен в Элси. В ее чувствах мне, правда, пока разобраться не удалось.

Я наблюдал в окошко, как парень отсчитывает сдачу. Молодец – нашел время перекинуться парой слов с одной из старых подруг ма. Слушает, кивает в ответ.

Из торгового зала шла лестница наверх, в жилые помещения, однако проходить у всех на виду я не захотел. Вместо этого обошел дом, рассчитывая подняться по лестнице со двора. Хлипкая нижняя ступенька качнулась под моим тяжелым ботинком, однако остальные держались крепко, хоть и поскрипывали. Все как раньше. Я дважды постучал и вставил в замок свой ключ.

Еще не успев отпереть дверь, услышал голоса близняшек. Разговаривали они на повышенных тонах – Элси с ноткой разочарования в голосе, Колин же довольно сердито. Странно… Я перешагнул порог. Детьми они часто подначивали друг друга, дразнились, но при мне никогда не ссорились.

Колин восседал на кухонном стуле, откинувшись на задних ножках и поставив башмак на перекладину. На сестру он смотрел недобро, а та стояла по другую сторону стола, сжимая в руках выцветшее полотенце. Подбородок вздернут – знакомая поза.

– Привет! – поздоровался я. – Что тут у вас происходит?

Они одновременно обернулись и в один голос пробормотали:

– Да так, ничего.

Мало что изменилось с той поры, когда им было по пять лет. Я вспомнил выражения лиц близняшек, когда их поймали за поеданием варенья, припрятанного за жестяной банкой с мукой. На лице Колина сегодня красовалась подозрительная припухлость. След от удара?

Парень с грохотом опустил стул на передние ножки и оттолкнулся от стола.

– Ладно, у меня дела.

Он сдернул с вешалки пальто – не привычное, выцветшее, а новенькое – и, выйдя за порог, захлопнул за собой дверь.

Я повернулся к Элси, вопросительно подняв брови.

– Изображает из себя придурка, как и все мужчины, – скорчила гримаску она.

Ее голосу сегодня недоставало обычной теплоты; я бы сказал, что девушка была по-настоящему зла. Господи, да что случилось?..

– Где ма? – спросил я.

– Пошла вниз за чаем.

Элси отошла к буфету и поставила чайник на плиту. Ее рукав зацепился за ручку, и я заметил на запястье белую повязку.

– Поранилась?

– А, упала на лестнице. Такая вот я неуклюжая.

Разбитое окно, внезапный уход Колина – как тут не насторожиться? Впрочем, беззаботный тон Элси меня так и так обмануть не мог. Голос ее всегда выдавал.

– Нет, никуда ты не падала, – возразил я.

Стоя спиной ко мне, девушка бросила через плечо:

– Да ничего страшного не случилось, Микки.

Я подошел и, нежно взяв Элси за локоть, развернул к себе лицом.

– Дай-ка гляну.

Она неохотно закатала рукав. На запястье красовался длинный синяк – такой остается от удара дубинкой или металлической трубой. По краям кровоподтек уже начал желтеть.

– Кто это сделал? – хрипло осведомился я, посмотрев ей в глаза, и девушка выдержала мой взгляд.

– Микки, не пялься на меня так. Было темно, и я не думаю, что меня ударили специально.

– Господи Иисусе, Элси… – Я не хотел на нее слишком давить. Пусть придет в себя. – О ком ты говоришь?

– Я не знаю, кто это был. В среду вечером была в гостях у Мэри, а когда возвращалась домой, попала в самый центр драки – человек двадцать парней скандалили и размахивали кулаками. Я быстро отошла в сторону, но один из них успел заехать мне по запястью. Я даже упала.

– Почему ты возвращалась одна затемно? Где был Колин?

Элси пренебрежительно фыркнула.

– Если б я знала! Иногда он приходит домой чуть не за полночь. Бывает, что и вовсе не придет.

Я вспомнил слова Гарри.

Колина не было. Впрочем, как всегда.

Кстати, во время моих последних визитов к Дойлам Колин тоже частенько отсутствовал: ма говорила, что он работает на строительстве новой набережной. Но стройка завершилась в июле… Где же он болтается? И где, интересно, взял деньги на новое пальто?

На внутренней лестнице зазвучали шаги ма, и Элси быстро шепнула:

– Не говори ей… – Повязку она предусмотрительно прикрыла рукавом. – У нее и без того забот полон рот. Обещай, Микки!

Я поклялся, гадая, что там за заботы такие, и, услышав скрип двери, быстро изобразил приветливую улыбку.

В комнату вошла ма с мешочком чая в руках.

– О, Микки! Как хорошо, что ты пришел! – Она просияла, отбросив со лба медно-рыжую прядь. Окинув взглядом комнату, со вздохом спросила Элси: – Колин ушел?

– Только что, – ответила та.

Их взгляды скрестились, и я тут же инстинктивно ощутил: это не случайно. У тех, кто пытается предвидеть беду еще до того, как она случится, развивается своего рода шестое чувство. Увы, подозрение так и осталось подозрением: Элси пожала плечами, и ма переключила внимание на меня. Изучив мое лицо, констатировала:

– Ну, сегодня ты похож на человека. – Одобрительно потрепав меня по плечу, обратилась к дочери: – Элси, принеси-ка варенья, а я вскипячу чайник.

– Я сам, ма.

Подойдя к плите, я подбросил в нее несколько кусков угля и с лязгом закрыл металлическую дверцу. Наполнил чайник, пока Элси резала хлеб, а ма тем временем достала с полки три чашки и блюдечки.

Напряжение сохранялось. Внешне и ма, и Элси были вполне спокойны, однако что-то явно грызло их изнутри. Что-то изменилось в моем семействе. Я не мог понять, что именно, потому и начал с самого очевидного:

– Что случилось с окном?

– Ах, окно… – отозвалась ма, расставляя посуду. – Окно разбилось на прошлой неделе. Завтра придет стекольщик, наведет порядок.

Выдвинув стул, я уселся, и одна ножка подкосилась под моим весом. Я осторожно сменил позу, опасаясь, как бы стул совсем не развалился.

Ну, Колин! Мальчишка вполне мог справиться с ремонтом – я сам учил его устранять мелкие поломки. Неужели ма должна его просить специально?

Элси сняла чайник с огня и налила нам по полной чашке.

– Ой, Микки, ты чуть не упал!

– Ничего, – отозвался я, – потом починю.

– Ну уж нет! Попрошу Колина, он займется, – возразила ма, устраиваясь напротив. – Он давно хотел, просто все время занят.

Элси скорчила недоверчивую гримасу, поставила чайник на подставку и уселась за стол. Выспрашивать о Колине я не стал. Ма никогда не обсуждала одного из близнецов в присутствии другого.

– А когда разбили окно? В какое время дня? – продолжил я.

– Во вторник, поздно вечером, – ответила Элси. – Мы уже легли, когда раздался звон, а потом еще и крики. Так и не уснули – боялись, что подожгут дом, но, слава богу, хулиганы убрались.

– Почему не послали за мной? – сердито выпрямился я.

– Ах, Микки… – вздохнула ма. – Никто ведь не пострадал, а у тебя и без нас есть чем заняться.

Элси хотела что-то вставить, однако передумала. Скорее всего, она рассказала бы мне все как на духу, но ма поднимать шум не любила.

– Почему выбрали нашу лавочку?

– Не только нашу, – поправила меня Элси. – На следующее утро выяснилось, что досталось еще четырем магазинчикам, да еще и одного человека убили.

Слухи по Уайтчепелу расходятся быстро, однако на Уоппинг-стрит до сих пор ничего не знали. С другой стороны, последнее время я безвылазно сидел на таможне и в архивном управлении выше по реке, а преступлениями в Уайтчепеле занимался отдел «Эйч».

– Убили кого-то из знакомых?

– Какого-то Шона Дуна. Я лично это имя слышу первый раз, – покачала головой Элси.

Фамилия распространенная, однако Шон Дун и мне не был известен.

– Где находятся остальные пострадавшие лавочки?

– На Уикли-стрит – это по пути к Бойд.

Ничего удивительного, что я не наткнулся на эти магазинчики. Уикли-стрит начиналась за следующим углом и тянулась на юго-восток, а я пришел с противоположного направления. Между прочим, всеми лавочками на этой улице владели ирландцы, и я ощутил внезапную тревогу.

– Полиция была?

– Конечно, была, – вздохнула Элси, – только с полисменами никто разговаривать не стал.

Ma смела крошки со стола в свое блюдце и добавила:

– Преступники украли свечи и сахар. Ничего серьезного. Украли и украли.

Она поджала губы, и мы поняли намек: ма не собиралась больше обсуждать неприятную тему. Попить чай – это пожалуйста.

– Ага, – согласилась Элси, намазывая варенье на хлеб. – Разбитое окно – это худшее, что случилось той ночью. Представляешь, как хлопотно было заметать осколки? – Она скривила губы. – Жаль, что поработал не звездобой[1]1
  Звездобой – вор, аккуратно выбивающий маленький участок окна с тем, чтобы открыть его изнутри. (Здесь и далее примеч. перев.)


[Закрыть]. Было бы меньше мороки.

Я сообразил, что Элси подшучивает над моими прежними воровскими временами, и, подыгрывая ей, невесело ухмыльнулся и взмахнул салфеткой. Хитро прищурившись, спросил:

– Видел за прилавком Имана… У него все в порядке?

Элси бросила в мою сторону сердитый взгляд и зарделась.

– В порядке, в порядке, – добродушно вклинилась ма, явно желая предотвратить ссору до того, как та началась. – Прекрасно управляется и в торговом зале, и в кладовой, в подсказках не нуждается. Народ его любит.

Элси глянула на нас через край чашки.

– Все потому, что он позволяет покупателям судачить прямо у прилавка! На днях минут двадцать слушал, развесив уши, как миссис Коннелли рассказывает о своей домашней птичке.

Ма с упреком постучала по столу.

– Не забывайте, эта канарейка – все, что у нее есть. А с кем ей еще поговорить, если дочь вышла замуж и съехала? – Помешав сахар, она добавила: – А Иман к ней добр.

– Да знаю, – отозвалась Элси. – Старухам-сплетницам такое отношение очень даже нравится.

– А тебе? – поднял бровь я.

– Ну хватит! – возмутилась девушка и пошла к плите за горячим чайником.

Мой взгляд случайно упал на ма. К моему удивлению, наша перепалка даже не заставила ее улыбнуться. Посматривая на Элси, она явно глубоко задумалась – иначе откуда бы эта вертикальная морщинка на переносице? Я тоже глянул на девушку. Ее руки, обычно такие ловкие, никак не могли совладать с ручкой чайника. О, да у нас тут, как говорят речники, мутный водоворот…

Похоже, ма не возражала против отношений Элси и Имана. Однако не из-за молодого ли человека ссорились близнецы? Неужто Колин не одобрял кандидатуру Имана? Должно быть, ему было не по себе от мысли, что сестра выскочит замуж и уйдет из дома… Ведь ма Дойл – не миссис Коннелли, ворковать дома с птичкой не в ее характере.

Воцарившуюся в кухне тишину бодро прервала ма:

– Во вторник заходил на чай Гарри. Он тебе не рассказывал? Мальчик так волновался из-за человека, который выпал из поезда и раскроил себе череп… Все же он без ума от своей работы в госпитале.

– Даже чересчур, – бросила вернувшаяся к столу Элси и поставила заварочный чайник, накрыв его сложенным вдвое полотенцем. – Обожает рассказывать во время еды, как мозги бултыхаются в раскрытой черепушке.

Я хмыкнул.

– Джеймс отправляет его на пару недель в Эдинбург на стажировку по хирургии. Оттуда – сразу в лечебницу в Суррее. Говорит, что Гарри – настоящий талант. Хочет через годик послать его в Королевский колледж Эдинбурга, обещает оплатить обучение.

– Похоже, Джеймс и впрямь заинтересован в нашем мальчике, – ахнула ма. – Я ему так благодарна!

– У него ведь нет детей, Микки? – поинтересовалась Элси и запихнула в рот последний кусок хлеба с вареньем.

– Нет, – ответил я, продолжая краешком глаза наблюдать за девушкой.

Синие глаза, тонкие черты лица, густые каштановые волосы. Хорошенькая, можно даже сказать – красавица. Элси было девятнадцать, а в таком возрасте многие уже выходят замуж. Действительно ли ей нравится Иман? Может, есть и другие ухажеры? Дело касалось исключительно моей семьи, и все же во мне проснулся детектив. Кстати, Белинда говорила, что как раз своих родных разгадать сложнее всего.

– Элси, милая, – непринужденно сказала ма, – раз уж ты допила чай, сбегай вниз, дай небольшую передышку Иману.

Девушка глянула на часы, как раз пробившие половину четвертого, и с готовностью встала.

– Конечно, ма.

Она направилась к двери, и ма проводила ее взглядом, в котором сквозили нежность и тоска.

Дверь закрылась, и я тут же спросил:

– У них с Иманом все серьезно?

– Ах, да кто его знает… Как бы там ни было, мне их пара нравится. Иман – хороший парень. Уж точно не такой, как все остальные, – поморщилась она.

Ага, значит, другие ухажеры все-таки есть…

– И сколько их, остальных? – полушутя, полусерьезно спросил я.

Ма мрачно махнула рукой.

– Пэдди Кофлин, Финн Райли, Ангус Маккей, Маркус Макбрайд – помнишь его старшего брата? Джон ведь твой ровесник. Кстати, женился на Мэри Уоллес.

Я кивнул.

– Половина местных парней якшается с «Каменщиками мыса», – пренебрежительно хмыкнув, продолжила ма, – а остальные – юные глупцы, у которых в голове только карты да желание прокутить свой заработок. – Она поставила чашку на блюдце. – Если кому-то интересно мое мнение, то Иман станет лучшей для Элси партией. Он человек рассудительный. Не буду говорить, что Иман не любит мою девочку – на самом деле любит, еще как! – но безрассудно связывать себя отношениями не станет, пока все не обдумает.

– Что же тебя тогда беспокоит? Колин? – Ма заколебалась. На улице вдруг послышались сердитые возгласы, и она метнула взгляд на окно над раковиной. Шум улегся, и я продолжил: – Или эта история с разгромленными лавочками и убитым человеком?

– Чепел изменился, Микки, – вздохнула ма.