Текст книги "Кататимно-имагинативная психотерапия. Учебное пособие по работе с имагинациями в психодинамической психотерапии"

3.5. Анонсирование имагинаций как часть согласования лечения

Если терапевт хочет работать с имагинациями, это необходимо указать в тех же рамках, что и предложение по содержанию соответствующего лечения. Итак, необходимо включить дополнительно к ниже указанным пояснениям (пар. 3.4) уведомление о том, что пациенту предлагаются не только беседы, но еще и выслушивание, расспрашивание, понимающие пояснения и толкования, а также сообщить о своем желании посвятить время внутреннему миру представлений пациента в форме имагинаций и включить их в терапевтическую работу. В таком уведомлении пациенту сообщается, что КИП-терапия состоит из двух видов работы: бесед и имагинаций. После этого имеет смысл сразу провести первую имагинацию, чтобы наглядно показать пациенту, что под этим подразумевается, каков процесс имагинации «на ощупь», чтобы он получил реальное представление для согласия или для отказа (пар. 3.6).

Очень важно найти понятное и подходящее данному пациенту обоснование, так как процесс имагинации – это нечто иное, чем то, что пациенты обычно ожидают от терапевтического процесса. Включение имагинаций кажется сначала чем-то необычным, что пациенты плохо себе представляют. Сообщение об этом может показаться странным, как и основные правила, с их «странными» требованиями говорить все или переживаемый как «странный» отказ терапевта отвечать на вопросы о личном, например, семейном положении, детях, отпуске и т. д. В качестве рамочной составляющей все эти коммуникативные формы имеют характер чего-то чуждого, так как они значительно отличаются от будничной коммуникации; они подчеркивают асимметричные переживания, поскольку сначала исходят от терапевта. Пока пациент не знает, «как идет процесс», сообщение об использовании имагинаций может звучать неуверенно и наряду с любопытством вызывать легкий страх – и при этом сопротивление. Выраженный по отношению к процессу имагинации «скепсис» будет обязательно распространяться не только на актуальный процесс терапии, но и на терапию в целом. При этом требуется также проясняющая обработка сопротивления, кому и почему важна эта терапия (пар. 7.7.3).

Для терапевта, который не посвящен в процесс работы с имагинациями, сообщение об этом может быть также связано с неуверенностью, которая вступает во взаимодействие с чувствами пациента и затрагивает процесс переноса.

Для того чтобы построить мост с пациентом, исходя из возможной неуверенности вначале, есть несколько точек соприкосновения. Если пациент открыто поддерживает позицию, что сновидения содержат душевные послания, которые могут расширять самопознание, он, возможно, сможет также открыто принять предложение терапевта обогатить терапию за счет «терапевтических дневных сновидений». Для пациентов, которые по причине своей защиты имеют ограниченный доступ к своим сновидениям или совсем их обесценивают, этот вариант не подходит. Здесь указание на метафору может быть использовано как удачный переход: например, можно пояснить, что почти ни одна беседа и тем более ни один терапевтический процесс не проходит без метафорических сравнений, так как мы привыкли описывать наше состояние образно. Мы чувствуем себя, например, «как тигр в клетке», «как белка в колесе», «как чужак в собственном доме» и т. д. В лучшем случае мы приводим примеры с теми метафорами, которые пациент использовал сам в первой беседе или позже. Зная о том, что в этих метафорах речь идет об имагинативном уровне, пациент может открыться для проведения «путешествия по образам». Третья возможность заключается в сравнении имагинаций с «фантазированием» или «сновидениями наяву» (пар. 3.5, экскурс 5: Сновидение наяву и имагинация). В случае, если вызванные терапевтом в КИП-терапии имагинации не идентичны тем мечтаниям, которые имеет каждый из нас, можно все же предложить обратиться к опыту, особенно, если речь идет о боязливых, зажатых или просто эмоциональных пациентах. Терапевт тогда может сказать:

«Вам наверняка знакома ситуация, когда вы едете домой после первого свидания или очень важного собеседования и еще раз проигрываете все перед вашим взором. Это видение вашим внутренним взором может быть очень полезно нам в работе, и поэтому я вам предлагаю, чтобы мы иногда (или один раз сейчас) вплетали это в процесс нашей работы».

Чересчур рассудительным пациентам, напротив, можно указывать на повседневные способности человека выражать чувства и мысли символическим образом. В данном контексте стоит обратить внимание на ученых, которые представляют решение задачи пророчески образно (открытие бензольного кольца). Можно также продолжить следующим образом:

«Люди думают не только посредством мыслей, но и образно. Если открыться своим внутренним представлениям, иногда можно прийти к наблюдениям, которые раньше никогда не приходили в голову. Я хотел бы предложить вам заняться этим в нашей терапии».

Обоснование предлагаемой имагинации совершенно необходимо для точного понимания совместно с пациентом его позиции и опасений, так как во время беседы формируются важные проблемы отношений, например, страх достижений, основанный на жизненных событиях («Я это не смогу») или привычки обесценивания («Это ничего не даст»). Это также подходит пациентам, которые безоговорочно мирятся с таким анонсированием или восторженно с ним соглашаются.

Форма обоснования зависит не только от самого пациента, но и, в частности, от поставленной задачи, то есть от решения терапевта, должны ли имагинации с самого начала присутствовать в процессе терапии или могут быть введены позже в текущий терапевтический процесс по особым причинам. Если имагинации изначально являются составным элементом терапевтического процесса, обоснование можно указать при согласовании лечения. Сформулировано это может быть таким образом:

«Я хотел бы предложить вам на некоторых сеансах расширить и углубить терапевтическую беседу благодаря работе с представлениями образов». Другая формулировка может звучать схоже: «Наш внутренний мир знает не только слова и мысли, но и представления, внутренние образы. Вы часто пытаетесь выразить что-то, что вам еще совсем неизвестно, или представляете что-то хорошо знакомое в новом свете. Это очень важно для нашей с вами работы. Я хотел бы в терапии с вами время от времени применять такие представления, но также вы сами можете, когда захотите, совершить такие путешествия при помощи воображения (образного путешествия во внутренний мир)».

В случае, если имагинации будут предложены терапевтом позднее, уже в ходе терапии, причины будут выглядеть немного иначе в зависимости от оценки терапевтического процесса. Выше приведенные сообщения можно использовать и в этом случае, но надо провести предварительную подготовку:

«Я предлагаю вам сегодня нечто другое, так как у меня такое чувство, что это может помочь (будет полезно, прояснит что-то)…»

Экскурс 5. Сновидения наяву и имагинация

Сновидения наяву – это интенсивно и чаще всего приятно переживаемые внутренние представления, в которых воображаются сцены или ситуации, а также прошлое и будущее, встречи с любимыми людьми, пожелания или предстоящие значимые жизненные события; частично это происходит в реальности, частично выдумано, как мысли об эротических сновидениях наяву или о фантазиях мести. Внимание в сновидениях наяву отвлечено от окружающего мира, но в любой момент этот внешний мир вновь может начать восприниматься. Тот кто представляет сновидение наяву, фокусируется на внутреннем мире представлений, несмотря на то, что его сознание находится в состоянии нормального бодрствования и он может «внезапно выйти» из своего внутреннего погружения. Сновидения наяву широко распространены; они воспринимаются очень «лично» и интимно и чаще всего о них не сообщается никому; обычно они возникают, если человек находится в одиночестве, в свободное время или в момент засыпания. У процесса сновидений наяву есть стабилизирующая функция, но он может также принимать характер поиска и дестабилизировать того, кто это сновидение видит. Диетер (Dieter, 2005) подчеркивает, что процесс сновидения наяву при этом не может помочь индивидууму «избежать чего-то действительно невыносимого»; он (индивид) может только это выборочно «вытеснить» (там же, S. 93), оставаясь с этими переживаниями в одиночестве.

Терапевтические имагинации, напротив, развиваются при участии значимого другого, и это участие пациентом осознается. Они диалогически направлены, и это отличает их от сновидения наяву. Имагинации состоят из того же «материала представлений», что и сновидения наяву, но относятся к «контексту триангуляторной психологической структуры» и разделенного «имагинативного пространства» (Schnell, 2005), ведь имагинации черпают свои образы и характер развития из состояния отношений между пациентом и терапевтом (Pahl, 1982).

В подобных случаях нужно все-таки более тщательно учитывать послания переноса (пар. 7.7) и при применении аналитической терапии их понимающе проблематизировать, так как, если это не учитывается, пациент может воспринять сообщение об имагинации скорее как критику в отношении себя («Я недостаточно, излишне, неверно даю информацию» и т. д.) или он может предположить беспомощность терапевта («Да, он со мной так дальше не продвинется, сейчас он должен попробовать действовать иначе»).

Все описанные возможные варианты неуверенности – это часть необходимой настройки отношений, как они характеризуют терапевтический процесс, а еще источник бесконечных возможностей понимания. Это относится к каждой терапевтической сессии, а также к процессу имагинации. Даже если некоторые имагинации уже были проведены, пациент все еще не знает, что его ожидает на его «внутренней сцене», что он «сейчас представит», то есть некий момент напряжения остается и должен оставаться.

3.6. Особенности первичных имагинаций и рекомендации по практическому применению

Как и когда терапевт проводит первую имагинацию? Вне зависимости от того, договорились ли мы с пациентом о краткосрочной, психодинамической или аналитической психотерапии, рекомендуется провести первую имагинацию уже в рамках пробных сеансов. Благодаря этому происходит знакомство с процессом погружения в образ, кроме того, первичные имагинации могут давать диагностические подсказки (главы 4–6). Для того чтобы облегчить пациенту «вхождение» во внутренний образный мир, мы предлагаем для начала в качестве стимулирующего мотива определенную исходную тему (о рассуждениях по поводу данной терапевтической активности см. пар. 7.2). Для этой цели хорошо зарекомендовал себя мотив «Цветок», так как у него очень приятный горизонт значений, и часто спонтанно он воспринимается пациентом как «моментальная вспышка» желаемого или уже пережитого состояния: «Он такой же, как я! Сверху немного слабый, но очень хорошо укорененный».

Лейнер назвал эту первую имагинацию «тест Цветок» (Leuner, 1985). Обозначение «тест» сейчас не употребляется в данном контексте, так как он не соответствует комплексному сценическому развитию «первичной имагинации» на заданную тему. Кроме того, он сразу вводит в заблуждение, так как «тест» содержит в себе аспект оценки результата. Но при первом знакомстве с имагинацией пациенту может и не стать «лучше» или «хуже», в то же же время содержащаяся в слове «тест» оценка может преградить путь к пониманию. Помимо этого, сегодня мы в отличие от Лейнера исходим из того, что основная способность к процессу воображения, как и все кинестетические формы восприятия, доступна каждому (глава 2, экскурс 3: Термин «кинестетический»), и потому она не должна подвергаться испытанию, даже если используется теми или иными пациентами с различной степенью интенсивности (глава 2). По этой причине обозначение «тест» здесь неуместно. Если мы все-таки будем говорить о «тесте», тогда, скорее всего, о «тестировании отношений»: как и что из своего внутреннего мира пациент может донести в символическом, более неконтролируемом, более приближенном к чувствам виде именно в это время, именно этому терапевту через языковые сообщения, через ранее полученные представления, подвергая это цензуре, или же, по причинам защиты изолируя от аффекта, и как он может «делиться» этим с терапевтом? Эти действительно важные вопросы с их имплицитным значением переноса подвергаются на самом деле «тестированию» (пар. 7.7.2 – интерсубъективная парадигма).

В конце концов все зависит от опыта отношений и ожиданий пациента, как он хочет и может обращаться со своими представлениями и сообщать о них в присутствии другого, а именно в присутствии и при участии «эмоционально сильно действующего на него» чужака, к которому он обратился за помощью. Пациент может испытывать стыд, «делаться маленьким», не получать отражения, чувствовать себя чрезмерно перенапряженным, обесцененным или заброшенным – это лишь несколько возможных переживаний отношений – и начинает бессознательно ожидать от находящегося в терапевтическом переносе лица чего-то подобного, готовясь к обороне (пар. 7.7.4). Если же (что иногда случается) пациент при первичной имагинации «ничего не видит» или видит только «туман», это не значит, что он не может видеть образы, просто он пока еще не может допустить процесс имагинации в актуальной ситуации переноса.

Первой имагинации в психотерапии придается особое значение. Она схожа с первым сновидением пациента, о котором он сообщил терапевту (пар. 3.6, экскурс 6: Первичное сновидение). Она представляет для пациента, как описано в параграфе 3.5, определенный риск. Если однажды он уже получил имагинативный опыт при нашем участии, то весь его последующий опыт будет опираться на предыдущий. Можно предположить, что все пациенты осознанно или неосознанно чувствуют: «Этот терапевт обходится с моими имагинациями так же, так он будет обходиться со мной и с моей душой».

Экскурс 6. Первичное сновидение

Под первичным сновидением в психодинамической терапии понимается первое сновидение, рассказанное пациентом своему терапевту. Так как это сновидение содержит что-то такое, что пациент не вполне понимал и выпускал из-под своего контроля, первичное сновидение интересно не только по своему содержанию, но, прежде всего, по переносному значению (см. момент сообщения в ситуации с г-жой Грюн во время 9-го сеанса) и, как правило, оценивается терапевтом как что-то очень важное. Первичное сновидение может быть рассказано как сразу после первого контакта, так и спустя большое количество сеансов.

Фрейд (Freud, 1911) описывает такое первичное сновидение следующим образом: оно отличается от всех последующих благодаря своей «наивной» представленности, так как сновидец еще не знает, как ему обходиться с материалом своих сновидений. Благодаря этому, говорит Фрейд, первичные сновидения много чего выявляют, часто они базируются «на общем патогенном материале случая». Поэтому он называет их «программными сновидениями», или «биографическими снами». Они являются символическим переводом общего содержания неврозов на язык сновидений и потому окончательно интерпретированы могут быть лишь в конце терапевтического процесса.

Четыре основных свойства первичного сновидения, по Фрейду: наивность, программирование, диагностическая содержательность, ограниченная возможность интерпретации – считаются достойными внимания, причем сегодня признается, что первое сновидение находится в тесной взаимосвязи с процессом переноса: «Они (первые сновидения) часто включают в себя в сжатом виде очень много о виде желаемых отношений с аналитиком и о фантазиях пациента об аналитической коммуникации» (König, 1991, S. 130).

Юнг имел несколько отличную точку зрения относительно первичных сновидений. Он видел «бесконечное разнообразие» содержания первичных сновидений (Jung, 1929) и указывал, как и З. Фрейд, на их диагностическую ценность: «Очень часто уже в начале лечения случается сновидение, которое открывает врачу полную программу бессознательного пациента на долгосрочную перспективу» (Jung, 1931, S. 168). С другой стороны, Юнг находил, что многие первичные сновидения в противоположность поздним сновидениям имеют «поразительно прозрачную и понятную форму» (S. 154) и говорил в связи с этим о «ярких первичных сновидениях».

Для проведения имагинаций большое значение имеют следующие моменты: а) сеттинг, б) введение, в) сопровождение, г) выход, окончание имагинации, а также проведение заключительной беседы (пар. 3.7).

а) Сеттинг

Чтобы подчеркнуть, что имагинация представляет собой что-то отличное от обычной беседы, можно предложить пациенту переместиться в пространстве кабинета, например, попросить прилечь на кушетку во время представления образа, чтобы находиться в физически расслабленном состоянии. Из-за новизны, поскольку пациент еще не знаком с подобной терапевтической ситуацией, в самом начале ему следует сообщить, что представлять образы можно также и в положении сидя. Само собой разумеется, что пациенту всегда, как сейчас, так и в будущем, необходимо давать право выбора самого удобного для него пространственного расположения. (Чаще всего пациенты сначала при проведении процесса имагинации выбирают положение сидя, а когда они уже достаточно хорошо познакомились с этой терапевтической ситуацией, охотно меняют положение и ложатся на кушетку, а терапевт сидит либо рядом с ними в кресле, либо, как во время проведения аналитической терапии, позади них.)

Если пациент сразу во время проведения первой имагинации принимает данные изменения сеттинга (касающиеся местоположения в пространстве), можно предположить, что он внутренне склонен принять предложения терапевта или уже установил с ним хорошие отношения (пар. 3.5). Действительно, пациент должен сначала во многом довериться терапевту относительно того, что его имагинации содержат терапевтическую эффективность, что изменение положения в пространстве должно этому способствовать, что он вообще «в состоянии» представлять образы. Получение подтверждения в результате опыта имагинации является важной составляющей первичной цели и становится значимым этапом дальнейшей стабилизации терапевтических отношений.

С предложением смены положения в пространстве связано также преодоление психологических барьеров. Некоторые пациенты в жизни настолько скромны и зажаты, что они даже опасаются свободно пройти по приемной до кушетки. Рекомендуется лишь отмечать, например, предпочтение пациентом положения сидя или его (чрезмерную) готовность прилечь на кушетку как его психодинамические особенности и ни в коем случае не интерпретировать, так как это может значительно повысить его уровень тревоги и спровоцировать сопротивление.

Если аналитическая терапия проводится в положении лежа, предложение о смене пространственного сеттинга отпадает. Включаются ли имагинации в терапевтический процесс, когда и как они включаются, все это постоянно рефлексируется терапевтом. Осуществление ритуалов, например, вводных инструкций, также может быть полезно. Однако необходимость этого снова и снова проверяется в соответствии с развитием отношений, поскольку анализанды с течением времени могут позволить себе погрузиться в имагинацию самостоятельно (последующие единичные случаи – главы 4–6).

Основные технические задачи процесса сопровождения имагинации состоят в том, чтобы, во-первых, инициировать развитие событий в воображении, а затем удерживать пациента «в образе», не мешать ему в момент эмоционального погружения в представление и, наконец, вывести из образа, когда возникнет подходящий момент.

б) Введение первой имагинации

Вы можете начать с короткой инструкции релаксации и предложить пациенту занять в кресле (на кушетке) физически удобное положение (это важно для пациентов, которые, например, из-за перенапряжения сидят на краешке кресла) и, если ему так более комфортно, закрыть глаза. Вы можете сказать:

«Сейчас важно только то, что в вас, что вы чувствуете. Позвольте мыслям приходить и уходить свободно».

Или что-то подобное.

Применяется ли релаксация и если да, то в какой форме, зависит от динамики переноса-контрпереноса (пар. 7.7). Так, например, слишком растянутая фаза расслабления в противовес осознаваемой цели помочь пациенту погрузиться в имагинацию может бессознательно служить защитой терапевта от его собственной тревоги. Инструкцию релаксации следует опустить, если у вас появляется чувство, что фокусирование на собственном теле для пациента совсем невозможно в присутствии терапевта и ведет к еще большему напряжению.

Далее вводится инструкция:

«Попробуйте увидеть перед вашим внутренним взором какой-нибудь цветок (дерево, ландшафт), и, если что-то представилось, опишите это пожалуйста так, чтобы я тоже мог его представить» (или что-то подобное). Для того чтобы дать понять пациенту, что это только предложение, которому он может, но не должен следовать, можно добавить следующее: «Если перед вашим внутренним взором возникло что-то другое, то просто опишите этот образ».

Более эффективно, как оказалось, говорить во вводной инструкции о «представлениях» вместо «образов», так как некоторые пациенты под «образом» понимают что-то выразительное, они опасаются, что не смогут вызвать в себе что-то яркое, объемное, такое как «образ». Если использовать слово «представление», можно избежать этого лишнего переживания.

Кроме того, к этапу введения относятся такие первоначальные интервенции, которые имеют своей целью помочь пациенту создать полноценный образ. Например, вы можете сказать, что может возникнуть несколько представлений:

«Дайте себе время» или «Опишите их все по очереди». (Если это произошло.) «Который из них в данный момент виден вам отчетливее? Нравится вам больше? Особенно выделяется?» И т. д. Если ничего не появляется: «Не торопитесь!» Или один из следующих вопросов: «Что сейчас открывается вашему внутреннему взору вместо этого?», «Как вы себя чувствуете?», «Что сейчас происходит с вами?», «Хотите еще раз попробовать представить какой-нибудь цветок?», «А у вас есть любимый цветок? Опишите его, как будто он появился перед вашим внутренним взором». Всегда, чтобы смягчить напряжение ожидания, можно вставить или добавить: «Но и любой другой представленный образ приветствуется». Если возникает много цветов или деревьев (например, поле подсолнухов, лес) или бесконечные широкие ландшафты: «Есть ли цветок, дерево, какое-то место в ландшафте, которое по какой-либо причине особенно бросается вам в глаза?». Если представляется только часть образа (только бутон, стебель, ствол) или что-то затуманенное, размытое: «Ничего. Просто опишите то, что у вас перед глазами, даже если это не совсем четко». Как правило, затем образ будет более выразительным и детали будут поддаваться описанию.

Если все же, несмотря на интервенции – такое может быть как исключение, – образы не появляются или же представленные пациентом образы не могут быть им описаны, это не плохо, это просто выражение сформированной в отношениях потребности прояснения.

в) Сопровождение имагинации

Теперь представленный образ немного устоялся. Пациент, например, увидел поле подсолнухов и по вашей просьбе выделил один из цветков, который ему особенно бросается в глаза: «Да, он стоит немного в стороне, прямо на пути». Он делает паузу. В этот момент можно стимулировать его при помощи вопросов об описании образа к совершению следующих действий с этим цветком (пар. 7.3):

«Что именно бросается вам в глаза на цветке? Попробуйте описать все так, как вы это видите своим внутренним взором».

Если пациент это делает, то имагинация становится более выразительной, ближе к эмоциональному переживанию. В дальнейшем для усиления данного процесса полезно во время сопровождения спрашивать обо всех возможных модальностях восприятия. Например, если пациент говорит о том, что вокруг цветка летает шмель, имеет смысл спросить, слышит ли пациент его; если пациент приближается к цветку, можно спросить, пахнет ли он, может ли он прикоснуться к нему и т. д.

Особую функцию вопросов о специфике образа несут «интервенции прикосновений» (пар. 7.3), так как тактильные переживания относятся к самым ранним, внутриутробным ощущениям, а за ними уже идут слуховые (пар. 7.3, экскурс 8: Акустическое измерение имагинации). Поэтому при кинестетическом развитии имагинативных переживаний особенно помогает стимулирование тактильного и слухового восприятия (Nohr, 2006). В зависимости от того, на чем фокусируется в данный момент пациент, можно его попросить, например:

«Попытайтесь дотронуться до стебля/бутона/лепестков. Что вы чувствуете? (Это приятное чувство?)» Если вы замечаете, что пациент не может так быстро приблизиться к цветку и имеет диффузное, целостное представлении образа: «Как выглядит именно то место, где вы сейчас находитесь? Вы можете увидеть что вас окружает?». Или: «Где вы видите цветок? Как выглядит почва у вас под ногами? Чувствуете ли вы какой-либо запах? / Слышите ли вы что-нибудь?».

Если первое знакомство с тем, что представляется в образе, закончено, оно может завершиться очень быстро, менее чем через минуту, или занять несколько минут – было бы важно затем провести интервенцию, используя вопросы о воздействии образа (пар. 7.3): «Как это (цветок, дерево, ландшафт) влияет на вас?» Данная интервенция выделяется среди вопросов, которые направлены на отдельные формы чувствования, имея целью получить информацию о некоей целостности восприятия и эмоционального фона. Происходит фокусировка на актуальном эмоциональном состоянии пациента, которое, находясь в имагинативном режиме, сливается с собственным внутренним восприятием (глава 2 и пар. 3.3). Этот процесс можно углубить или прояснить, если спросить: «А вы воспринимаете сейчас цветок так, будто находитесь рядом с ним?».

При помощи вопроса о воздействии образа как будто открывается новое поле, новое внутреннее пространство, так как не позже и не раньше, а именно сейчас пациент делится с вами своими впечатлениями от эмоционального воздействия, такими, например, как: «Ну, он стоит совсем один». Или: «Он выглядит немного засохшим», или: «Стебель так странно повернут в середине», или: «Он как будто потерян», или: «Он прекрасен. Он возвышается над всеми. Он светится…». В этот момент вы можете почувствовать, идеализирует ли пациент свой цветок или свое дерево, выдавая желаемый образ за действительный, или, может быть, он отражает в цветке картину актуального самочувствия или существования.

Теперь присоединение аффективной составляющей стало более ощутимым, что может побуждать пациента к более активным действиям. У некоторых это происходит спонтанно, других из-за их внутренних ограничений необходимо стимулировать определенными вопросами, побуждающими к действию (пар. 7.3):

«Чего бы вы хотели сейчас больше всего?» («Чего бы вам хотелось именно в данный момент?»), «Что было бы сейчас хорошо?» Если пациенты это подхватывают, например, говорят, что с удовольствием взяли бы цветок домой или полили бы его, или сделали подпорку для стебля, или просто наблюдали бы за ним, то терапевтически было бы плодотворно применить подбадривающую интервенцию (пар. 7.3), например: «Попробуйте все же сделать что-то/пересадить его, чтобы принести вам/цветку пользу». Если это не срабатывает: «Что было бы сейчас полезно?», «Что могло бы помочь?», «Какие возможности приходят вам в голову, чтобы все же это осуществить?».

При этом, например, ситуативно могут быть смягчены обусловленные Сверх-Я запреты и ограничения, что помогает пациенту перемещаться в имагинативном пространстве более естественно.

В заключение можно сказать, что имеют смысл преимущественно те интервенции, которые поддерживают благодаря вопросам об описании образа контакт с объектами (цветком, лугом, зверями и т. д.) или благодаря вопросам о воздействии образа помогают прояснить и усилить эмоциональные переживания. Чем менее суггестивно будет задан вопрос, тем лучше пациент будет переживать развитие своего образа. Должен быть достигнут целостный образ переживания (гештальт) (глава 2). Это удается в том случае, если изначально вырабатывается и сохраняется эмоциональный контакт с объектами (вопросы об отдельных формах восприятия) и на этой основе происходит исследование сопутствующего чувства (вопросы о воздействии образа). Если обращаться к чувствам слишком рано, это может привести к защитным реакциям в виде «размывания» образа и процесс имагинативного погружения будет нарушен. В такой ситуации новый вопрос о чувствах и стимулирование к детальному описанию могут вернуть пациента в образ, например: «В каком окружении находится этот цветок?», «Чем привлекательна земля?». Здесь важно соблюсти баланс между различными интервенциями и наряду с этим понять, какие соответствующие внутренние психические области будут затронуты.

Таким образом, вопросы об описании образа открывают имагинативное пространство, вопросы о воздействии образа помогают при аффективном обогащении и дифференцировании различных чувств, и только потом вопросы, побуждающие к действию, могут дополнить и завершить гештальт (пар. 7.3).

г) Выход, окончание имагинации

Первая имагинация, исходя из опыта, бывает довольно краткой, очень редко она длится более 5 минут. У пациентов, которые воспринимают предложение о введении имагинации охотно и легко (пар. 3.3), она может длиться немного дольше, так как для них это не будет иметь эффект внезапного выхода из интенсивного эмоционального состояния, такого, например, как когда пациент вручает цветок своей возлюбленной/возлюбленному или, просто затаившись, наблюдает приятный или чем-либо беспокоящий образ.

Если все-таки терапевт затягивает окончание имагинации, так как у него есть ощущение того, что «еще не достаточно», или «еще не все» было обработано, или пациент, по его мнению, еще не достиг «хорошего места» или «окончания», возникает сопротивление, обусловленное контрпереносом. Если он может заметить свою тенденцию к замедлению, это, в свою очередь, может защитить его (и пациента!) от реализации его собственной власти или альтруистического мотива. (Затягивание окончания может вызвать у пациента различные, очень сложные переживания, например, ощущение дефицита). Терапевт и пациент быстро и спонтанно погружаются в переносе в ситуацию сговора, в которой пациент, например, «доказывает» себе и терапевту через непринятие побуждающих к действию интервенций, что он «ничего не может» или что он «нехороший» и «деструктивный», или даже «ущербный», или даже что «этот метод» и «этот терапевт» не вполне ему подходят. В рефлексии контрпереноса терапевту может помочь супервизия (пар. 7.7.5). Инструкция выхода из образа может быть представлена одним из способов: