Текст книги "Кататимно-имагинативная психотерапия. Учебное пособие по работе с имагинациями в психодинамической психотерапии"

Я была в замешательстве: почему на протяжении всего сеанса она не сказала ни слова об этой важной для нее теме? Почему это осталось у нее в «фильтре»? Может быть, она хотела уберечь меня от сопричастности к ее неуверенности и беспокойству, а возможно, и разочарованию – вероятно, она стремилась оградить и саму себя от связанных с терапевтической рефлексией переживаний? Не ждала ли она в связи с материнским переносом сочувствия с моей стороны? Или, расставаясь со мной на выходные, она как будто опережала окончание терапии и, возможно, ощущала, что вскоре ей снова придется справляться в одиночку без моего понимания?

Краткосрочная терапия в оговоренных нами рамках подходили к концу. Поэтому в понедельник, начиная сеанс (18), я предложила г-же Мусат еще два дня поработать в таком же режиме, а последние два сеанса посвятить восстановлению баланса: обзору прошлого и перспективе на будущее. Г-жа Мусат согласилась. В пятницу она уже сама попыталась многое подытожить. Она начала свой рассказ: Франческа все-таки приехала. Впервые они не были в интимных отношениях. Это было по-другому прекрасно. У г-жи Мусат возникло беспокойство по поводу тромбоза Франчески, поэтому она позвонила родителям. Однако мать сказала ей: Наконец-то у тебя наступили прекрасные выходные дни рядом с Франческой. От этих слов ей стало хорошо…

Я ощущала, как мало пациентка обращалась ко мне и размышляла над тем, не начала ли я уже отдаляться (пар. 7.7.5). Г-жа Мусат как будто почувствовала этот внутренний вопрос и захотела меня снова «приблизить» к себе, рассказав свои сновидения. Первое было отчетливо связано с отношениями в переносе.

Накануне ночью ей снилось:

Компания проводила тренинг личностного роста. Я ощущала близость с женщиной, которая все организовывала. Женщина-тренер была приглашена извне. Она пришла пешком и принесла все необходимое в рюкзаке, не как подобает руководителю – на автомобиле и с кожаной папкой, чему организатор была крайне удивлена. Инес, беременная женщина из сновидения с авокадо, также присутствовала и помогала в подготовке мероприятия.

Она вспомнила еще один сон, который ей приснился во время перерыва в терапии:

Я осталась ночевать с Франческой у родителей. Родители зашли в нашу комнату. Это возмутило меня, и я ушла в город. Там мне угрожала одна уличная банда, поэтому я снова вернулась домой. Дом мутировал и превратился в гостиницу. Я была здесь единственной, кто чувствовал угрозу. Я хотела спрятать все вещи от этой банды. Мать же стала показывать мне и Франческе какую-то одежду, которую она хотела выбросить. Тут нагрянула банда. Я начала переживать, что бандиты заберут деньги, но других это, похоже, совсем не волновало.

Также она вспомнила полусон-полузабытье, который приснился ей приблизительно в то же время. Это был период, когда она прощалась с Франческой.

Обеим было немного больно расставаться. Я сказала: Иногда нужно отдалиться от картины, чтобы воспринять ее целиком. Франческа ответила: Я бы лучше сама ее написала.

Я засомневалась, стоило ли мне говорить это. Однако, когда в пятницу она позвонила и сообщила, что все-таки приедет, я испытала огромнейшую радость. Когда же она была уже здесь, действительно рядом, я восприняла это достаточно нейтрально.

Из-за большого объема сообщенного материала сновидений я чувствовала себя немного переполненной и ненадолго задумалась о том, как бы я могла это интерпретировать. Нужно ли было, учитывая защиты, обсуждать чувства, которые мы испытывали в терапевтическом процессе и в наших многогранных и по-разному воспринимаемых отношениях, включая боль от расставания, с которой нам предстояло столкнуться на этой неделе. Или, наоборот, из-за своего многообразия чувства могли бы раскрыться сами, но только в концентрированной форме.

Еще немного поразмыслив над этим, я отказалась от преждевременных интерпретаций и подумала, что можно было бы вернуться к сновидениям чуть позже. Таким образом, я сначала ухватилась за то, что она сказала в конце – за фактически пережитую ей внутреннюю дистанцированность по отношению к Франческе, как она это ярко представила в имагинации «Лев». Я спросила ее: «Что могло стать причиной этого?» Г-жа Мусат начала неуверенно размышлять, она не знала, как могла бы все, что имеет здесь, разделить с Франческой и что, похоже, поэтому создала программу дистанцирования. Я сказала: «Кажется сцена со сближением важная и сложная. Как ваши сновидения связаны с этим?» В сновидении с тренингом, сказала г-жа Мусат, она, собственно говоря, была организатором. Она была недовольна этой ролью. Она никогда не ощущала себя матерью нации! Но почему-то она всегда должна была организовывать в компании совместный отдых. Я спросила: «Организатор во сне была совершенно озадачена?» Да, из-за непосредственности женщины-тренера. Здесь в Берлине, со своим велосипедом, она жила очень естественно. Но еще больше пациентку занимала ее позиция посредника, у ее шефа была невыносимая манера общения, поэтому ей приходилось выступать посредником между ним и сотрудниками. Я заметила: «Вы знаете каково это, выступать посредником между взрывной матерью и братом или отцом и не хотеть взорваться самой». Она подтвердила это и подумала, что для нее было совершенно новым то, что мать восхищается ею. Она никогда не замечала этого раньше. Далее она стала размышлять, действительно ли мать одобряла то, что она стала другой и пошла своей собственной дорогой. «Это совершенно новые мысли. Как с этим связан сон?» Это было забавно. Франческа и я расположились в спальне родителей, и Франческа вместе с моей матерью очень дружно разбирали вещи. Франческа была рада стать частью нашей семьи. Она не разозлилась из-за того, что родители просто взяли и вошли. Г-жа Мусат осталась совсем одна со своим недовольством. «Это был такой способ нарушение границ – родители проникли в интимную сферу и не видели в этом ничего особенного. Это вызывает праведный гнев», – сказала я. Одновременно с этим я обратила внимание на то, что сновидение всегда может быть понято с разных точек зрения. «Женщина-тренер» могла бы выражать что-то другое, например, «естественное», уважительное сосуществование. Женщине-тренеру – как и мне во время терапии (пар. 7.7.6) – пациентка по собственной инициативе разрешила доступ в ее интимную сферу. Благодаря этому можно было интерпретировать, как она перенесла этот опыт отношений в терапии на «тренера, обучающего личностному росту», а возможно, даже и на фигуру родителей, которым она разрешила доступ к своей интимной сфере. С другой стороны, я отметила, что после превышения ее матерью границ в сновидении, лишь одна она восприняла угрозу со стороны банды. Возможно, здесь речь шла не о банде извне, а о банде в ней самой, о чем-то неприятном. Я напомнила ей об обсуждавшейся нами однажды ее «внутренней инквизиции». Вполне возможно, что она сама была той бандой, которая что-то портила (пар. 7.4, экскурс 9: Субъект-объектная дифференцированная интерпретация сновидения). Она задумчиво согласилась с этим. Это могло быть правдой. Она чувствовала, как снова и снова сталкивалась с системой оценок внутри себя. Я же размышляла о том, что г-жа Мусат в своем сновидении в образе Франчески выражала желание естественной женской близости в отношениях с матерью. Но обсуждать это в рамках краткосрочной терапии, особенно когда сеанс почти подошел к концу, было бы слишком рискованно.

Вчера после сеанса (19) – начала г-жа Мусат, – она еще раз все заново пережила. Она продолжила дальше размышления по поводу той радости, которую отчетливо ощутила, и по поводу того, как затем это чувство сошло на нет при приближении объекта, в общем, на «тему льва». При помощи вопроса: «А не могли бы вы и здесь еще раз попробовать все просто попереживать? Не „работать“?» – я пригласила г-жу Мусат продолжить вчерашнее свободное ассоциирование, которое было связано с восприятием импульсов и объединением частей самости. Все-таки она задумывалась о способе доминирования матери. И о том, что она хотела бы быть другой. Как это происходило в ее семье: был «управляемый подчиняющийся отец» и мать, которая принимала собственные решения, «а на самом деле не могла с этим справиться, для нее это было чересчур, что она эмоционально подчеркивала…» «Как будто вы задаетесь вопросом, насколько автономен был на самом деле ваш отец? И вы уже выразили сомнение по этому поводу». Да, у нее появились новые вопросы. Он всегда исполнял чьи-то обязанности и был нераздельно связан с компанией. Но в конце его профессиональной карьеры над ним поставили молодых начальников, и он на долгое время заболел. Это был уход с работы при помощи болезни. Но почему мне так нужен его отклик на то, что происходит со мной? Ведь он меня всегда только поддерживал… «Возможно вы хотели бы, чтобы он иногда был против вас, придерживался другого мнения?» Она подумала и сказала: Например, по поводу Милана. Тогда мне хотелось, чтобы он сказал «Нет», чтобы я получила от него поддержку в форме НЕТ. Мы вели наводящую на размышления беседу. Я обратила ее внимание: «Возможно, он не чувствовал, что вам это было необходимо. Он волновался за вас и из-за этого не мог проявить себя по-другому. Может быть, для него это выглядело так, как будто вы сами все хорошо отрегулировали?» Г-жа Мусат продолжила эту мысль и увидела параллели с матерью: мать, так же как и она, производила впечатление сильной, уверенной в себе женщины. На самом деле она всегда нуждалась в каком-то «женском сговоре». Когда сестра попросила мать пойти с ней выбрать свадебное платье, та сразу же отказалась, узнав, что там будет много женщин, и даже мать ее будущего зятя. Среди них она чувствовала бы себя неуверенно. Только внутри семьи она могла проявлять свою уверенность. Для нее, и не только для нее это была семья, дающая ощущение защищенности!

В своих размышлениях пациентка продолжила работу дифференцирования образов родителей, в определенной степени персонификации «гомогенного стада овец», а также более отчетливого понимания их зависимости друг от друга. Определенно, она была занята внутренним процессом сепарации.

Этот процесс нам предстояло пройти и в наших отношениях, поэтому я предложила ей заключительную имагинацию. Исходя из этапа терапии, тему имагинации я сформулирвала в открытой форме (пар. 7.2):

– Представьте, пожалуйста, ландшафт, который соответствует вашему теперешнему настроению.

– Это северофризский ландшафт с широким зеленым лугом. Ветрено, тепло. Ощущается что-то свободное, это свободный ландшафт…

– Куда вы сейчас смотрите?

– У меня свободный обзор до самого горизонта… я смотрю через ивы, поля, канавы…Возможно, сзади меня находится море. У меня свободный обзор…

– И как вы это ощущаете?

– Я ощущаю себя освобожденной. Свежий воздух, ветер, меня может продуть… осматриваюсь вокруг… Можно бесконечно смотреть вдаль, ходить, перемещаться.

– Чего бы вам хотелось?

– Я хочу идти навстречу ветру, бежать, прыгать, чувствовать себя. Благодаря встречному ветру я ощущаю свою силу. Куртка раздувается… мне действительно нужно немного противостоять ветру…

– И каково это?

– Приятно прокладывать свой путь. Голова свободна от мыслей, волосы развиваются. Сейчас я бегу по маленькой дамбе, здесь ветер ощущается еще сильнее…

– Как вы себя чувствуете на дамбе?

– Я могу свободно смотреть в обе стороны. Слева море, справа зеленый ландшафт. Сейчас я ощущаю соленый воздух. Море, морской ветер. На дамбе путь определен. Но если ехать на велосипеде, то можно перемещаться такими извилистыми линиями вверх и вниз…

– Как это вам?

– Это прекрасное состояние – ехать на велосипеде, как будто ты плывешь по течению с попутным ветром в спину… Это здорово, я могу так ехать до бесконечности, плыть по течению, затем снова вверх, затем снова вниз…

– Звучит действительно здорово, как будто вы полны радости.

– Да!.. Сейчас я сижу на дамбе и смотрю на море…

– Да, и что вы видите?

– Море широкое, я вижу пару кораблей. Очень сложно воспринимать его близко… Сейчас оно поменялось, волны бьются о стену набережной. Брызги летят мне в лицо, я вглядываюсь в бушующие волны… Теперь я вижу настоящий пляж, на который накатывают волны. Какая же у них сила удара! Как они меняются! Какая природная стихия! Вдруг волны отступают, а затем снова возвращаются.

– Может быть, вы их слышите?

– Да, я слышу прибой. Это дурманит. Он такой манящий и занимающий все пространство. Ни для чего другого нет места… Я слышу также крик чаек…

– Мы должны постепенно заканчивать. Есть еще что-то, что для вас важно?

– Было бы здорово находиться тут вдвоем. С Франческой. Да, мы вместе сидим на пляже. Каждый как будто сам в себе, но мы делимся чувствами. И это еще более сильные чувства, чем те, которые мы испытывали бы в одиночку.

На предпоследнем сеансе (20), первом из сеансов «по восстановлению баланса и поиску перспектив», мы разложили все нарисованные г-жой Мусат рисунки. Пациентка добавила туда и новый рисунок. Вчера она снова особенно четко ощутила, что ее тело оживает (глава 2, экскурс 3: Термин «кинестетический»). Это было так же здорово, как и последняя сцена на пляже, где она впервые в своих имагинациях была не одна. Именно благодаря этому сравнению она заметила, что в остальных рисунках содержалась тема одиночества. На этом же рисунке она нарисовала себя красным цветом, цветом чувств, и даже нарисовала закат солнца – это было так романтично, сказала она, слегка отстраняясь. В жесте – на рисунке она положила руку на плечо Франчески – должно было выражаться понятное без слов согласие, которое она ощутила. Это было сложно передать. Солнце действовало на меня, как объект, создающий триангуляцию, поэтому я о нем спросила. Для г-жи Мусат оно олицетворяло теплоту и силу. Если бы его не было, было бы более уныло и одиноко. Я закрыла солнце на рисунке, чтобы дать ей возможность почувствовать разницу, она сказала: Солнце – это как будто собеседник для обеих. «Возможно, даже воспринимающий собеседник?» Да.

Что-то из того, что проявилось в последней имагинации, необходимо было обсудить: свободный обзор и освобожденные переживания, ощущение собственной силы, с которой было так приятно прокладывать свой путь. И то, что собственная сила была ощутима благодаря встречному ветру, то есть ее можно было использовать для разрешения конфликтов. А также то, что она контактировала с ветром и морем в блаженном слиянии с «их первозданной природной силой. Это касалось нас обеих, поскольку мы до сих пор пребывали в интенсивных переживаниях и в упоении, с которыми г-жа Мусат могла соединиться. Здесь также стоило бы отметить, что последняя имагинация выражала наполненное амбивалентностью спасибо в мою сторону – и показывала «жестом безмолвного согласия» масштаб переноса (пар. 7.7.2).

Для меня также важно было осмыслить вместе с ней путь, который она проделала. То, что она начала сеанс с «переживания», открыто, ассоциативно доверяя своим внутренним импульсам, то, что она ощутила голову свободной и не переполненной мыслями. Я была впечатлена, какой образ она нашла для этого в имагинации: как будто плыть по течению с попутным ветром в спину. Мы обе осознавали, что попутный ветер отражал терапевтическую «поддержку в спину», а также и положительные интроекты собственного бессознательного. Я мысленно продолжила: я могу так ехать до бесконечности, плыть по течению, затем снова вверх, затем снова вниз…

Продолжая свободные ассоциации, она в беседе подвела разговор к представлениям о ее родителях и к тому, что следующим шагом дезидеализации и дистанцирования будет сепарация от них. Море, которое выражало что-то эмоционально-страстное, она сначала в имагинации воспринимала лишь отдаленно, затем смогла подпустить эти переживания ближе к себе, практически вплотную – когда там создалась парная ситуация и было можно разделить эмоции в непосредственной близости с другим.

Но как и рисунок заключительной имагинации не мог соединится с другими рисунками (несмотря на то, что теперь они все располагались в общем ряду), так и мы должны были снова дистанцироваться друг от друга. Таким образом, в заключительной части сеанса я снова обратилась к рисункам и спросила г-жу Мусат, какой способ ретроспективы и поиска баланса она предпочла бы далее: их хронологическое рассмотрение я противопоставила, опираясь на рисунок к имагинации «Лев», «технике волшебной палочки», с помощью которой она ассоциативно следовала бы чувствам, рождающимся в ней благодаря рисункам.

Г-жа Мусат предпочла «волшебную палочку» и сначала позволила себе почувствовать, как влияют на нее рисунки. Затем она выбрала четыре самых значимых в данный момент рисунка и начала с того, на котором был изображен лев с любопытным-открытым выражением лица. Ей стала любопытна и она сама. Она хотела бы дальше заниматься изучением своих качеств и системы ценностей. Ей было также любопытно размышлять и по поводу Милана, что было бы, если бы она поменяла свое основное место жительства. Она видела себя там, идущей по рынку и делающей покупки… Также ей было интересно обдумывать и отношения с Франческой. И еще – как будут дальше развиваться отношения с родителями: как они смогут с этим смириться.

Предложив ей обратиться к своим чувствам, я попросила пациентку выбрать из рисунков, а также из пережитого здесь в терапии то, что ее укрепило и что ей помогло. Рисунки, рисование и спокойствие, которое сопровождало этот процесс – все это помогло ей лучше себя понять. В будущем она хотела бы больше прислушиваться к себе, прежде чем что-то делать. Она размышляла о том, что хотела бы переживать больше эмоций, находясь рядом с другим. Также она хотела бы показывать эти эмоции! Как кузнечик: внешне себя проявлять. Я хотела бы иметь возможность обнаруживать себя, раскрывать свой внутренний мир.

Последний сеанс (21) проходил под знаком нашего расставания. Сначала г-жа Мусат заговорила о другом расставании, плавно переходя таким образом к нашему. Она сказала, что поняла: речь здесь шла не об уже достигнутом решении развестись с Юргеном, а об одобрении этого решения. Пациентка заметила, насколько сильно зависела от своей семьи, как значительно та нарушала целостность ее внутреннего мира. Также г-жа Мусат отметила, что этот внутренний мир должен стать ее собственной проблемой. Она смогла бы выстраивать свой путь, не ожидая благосклонности родителей, а опираясь на доверие себе и на обнаруженные ею собственные импульсы и порывы. Ведь этот опыт она уже пережила в терапии. На основании этого можно было сделать вывод, что речь здесь шла о необходимости собственного одобрения – в конечном счете родители не могли опережать ее в этом, они лишь следовали за ней.

Г-жа Мусат задавалась вопросом, как повлияет на ее новую жизнь то, что она пережила здесь. Она научилась по-новому обращаться со своими чувствами и стала ощущать большую потребность в общении. Появилось желание, покинуть ту среду обитания, где она была раньше.

Продолжив свои размышления, пациентка заметила, что если разрешить себе свободно еще раз все пережить, то многое начинает вращаться по кругу и при этом всегда фиксируется что-то определенное. Именно этот момент и интенсивность чувств в имагинациях стали для нее впечатляющим новым опытом – прежде всего интенсивность сопровождающих этот процесс телесных ощущений и то, что она не могла их больше контролировать. Самым ярким для нее было чувство радости в имагинации со львом и то реальное восприятие Франчески, которое она ощутила на прошлой неделе. Не менее впечатляющим для нее был также опыт повторного переживания. До сих пор она не знала ничего подобного. Ведь все у нее было спланировано и выполнено.

К этому я немного добавила, что благодаря высокой степени открытости собственному внутреннему миру появилась возможность обнаружить ее ограничения. Я также подчеркнула, что теперь перед ней стоит задача не только сохранить, но и развивать весь этот опыт и все эти инсайты. Совместно мы смогли оценить достигнутое и обсудить, что необходимо было ей в дальнейшем. Стремление сначала угодить другим прививалось очень долго, и его, как рефлекс, нельзя было просто взять и отключить, однако была проведена психическая работа по исследованию собственных импульсов и чувств. Ощущать, что есть что-то свое, и «жить, соединяя прежде всего внутреннее с внешним» – с этим первоначальным багажом, добытым в краткосрочной терапии, можно было успешно продвигаться в получении подобного опыта. Этот процесс нуждался в дальнейшем развитии, поскольку постоянно обнаруживалось новое сопротивление, которое нагружало самость сомнениями и оценками (например, «эгоизм») – и тогда могла возникнуть опасность, снова наделить этими проекциями других, сделать ответственными родителей или кого-нибудь еще, что г-жа Мусат и отметила в начале сеанса.

Дополнительно к этому я также заметила (пар. 7.7.5), что у меня самой была проблема одобрения: признание того, что г-жа Мусат с точки зрения своего терапевтического пути – хотя я обозначила для себя причины этого перед началом лечения – не смогла прийти в терапии к действительно окончательному завершению. И это являлось для меня определенной психической работой: признать, что последний сеанс этого не изменит, и я не смогу это компенсировать какими-либо советами. Этот сеанс был предназначен именно для того, чтобы радоваться достигнутому и признавать ограничения. Я тоже должна была сепарироваться от нее. И это должно было быть наполнено верой в совместно проведенный здесь процесс и в то, что у г-жи Мусат найдутся силы для дальнейшего развития.