Текст книги "Ярость"

Глава 11

11 октября 2005 года

Джон лежал на кровати и дремал, когда в дверь его комнаты в ночлежке постучали. Он перекатился на бок и, прищурившись, взглянул на часы. Шесть тридцать. Вставать на работу ему было только через час.

– Тук-тук, – произнес женский голос, и он со стоном снова откинулся на подушку. – Проснись и пой, мой маленький певчий! – пропела Марта Лэм.

Первым, что он узнал о своем надзирающем офицере по условно-досрочному освобождению, было то, что она обожает внезапные проверки.

– Минутку! – откликнулся он, усаживаясь на кровати и сонно потирая глаза.

– Никаких минуток, ковбой, – настойчиво сказала мисс Лэм вежливым, но твердым голосом. – Немедленно открывай дверь, слышишь меня?

Он сделал, как было велено, потому что знал: если она вобьет себе что-то в голову, то может усадить его обратно за решетку еще сегодня.

Марта Лэм стояла в дверном проеме, опираясь рукой о косяк, и на губах ее цвела радостная улыбка, как будто она была просто счастлива видеть его. Одета она была как обычно: черная отглаженная рубашка, жилет из ткани с золотой нитью и черные кожаные брюки в обтяжку. Та ее часть, которая находилась между вульгарными туфлями и внушительным «глоком» в кобуре на поясе, вполне могла бы принадлежать девушке из какого-нибудь глянцевого журнала.

Она мельком взглянула на его трусы-боксеры и махнула рукой в сторону ванной комнаты.

– Пойди отдай честь своему маленькому генералу. А я тут пока одна посижу.

Джон прикрылся руками, чувствуя себя пятнадцатилетним мальчишкой.

– Мне просто в туалет нужно, – пояснил он.

Она снова радостно улыбнулась ему; благодаря тягучему южному произношению слова ее прозвучали даже как-то вежливо:

– Возьми стаканчик в коридоре возле бачка с водой и наполни его для меня, договорились?

Он как можно быстрее прошел в общий туалет, спешно пописал, набрав достаточное количество мочи в стаканчик для выборочной пробы на наркотики, и вернулся в комнату. Мисс Лэм сейчас должна будет сделать анализ, и хотя Джон знал, что она там ничего не найдет, он все равно чувствовал себя виноватым и боялся, что она может снова запереть его обратно. Парни в тюрьме рассказывали много чего о надзирающих офицерах, о том, что они подкидывают наркотики, если им кто-то не нравится, что к насильникам они особенно придираются и ищут любой повод упечь их снова за решетку.

Когда он вернулся, она держала в руках фотографию его матери в рамке.

– Это было снято в прошлом году, – сказал он, чувствуя комок в горле.

Эмили стояла в тюремной приемной для посетителей, и Джон обнимал ее одной рукой на фоне белой стены из шлакобетона. Это было на его день рождения. Снимок сделала Джойс, потому что мама настояла.

– Славно, – сказала мисс Лэм.

Джон всегда называл ее мисс Лэм, и никогда – Марта, потому что она пугала его, а он хотел показать ей, что способен на уважительное отношение.

Она сняла заднюю стенку рамки. Что она там искала? Он не знал этого, но чувствовал, что обливается пóтом, пока она не поставила фотографию обратно на картонный ящик, служивший ему прикроватной тумбочкой.

Потом она начала просматривать книжки в мягкой обложке, которые он набрал в библиотеке; она пролистывала страницы, комментировала названия.

– «Тэсс из рода д’Эрбервиллей»? – удивленно спросила она, остановившись на последней.

Он пожал плечами.

– Я раньше ее не читал. – Его арестовали на следующий день после того, как мисс Ребак, преподавательница английской литературы, объявила классу, что письменную работу они будут писать по «Тэсс».

– Хм… – промычала мисс Лэм и просмотрела книгу еще раз, уже более внимательно.

Наконец она поставила ее на место и, уперев руки в бока, оглядела комнату. Комода у Джона не было, поэтому его вещи были сложены и аккуратными стопками лежали на красном холодильном ящике, где он держал еду. Он мог сказать, что она уже рылась в его одежде, поскольку рубашка сверху была сложена иначе; также можно было предположить, что она проверила его бананы, хлеб и банку с арахисовым маслом в холодильнике. В комнате было одно окно, и он клейкой лентой прилепил на него картон, чтобы заслониться от раннего утреннего солнца. Мисс Лэм отклеила края, чтобы убедиться, что там нет чего-то недозволенного. Комнату освещала голая лампочка, и он заметил, что она выключила напольный светильник возле его кровати. Абажур висел косо. Она его тоже проверяла.

– Подними, пожалуйста, матрас, – сказала она, а потом доверительно, словно они были старинными приятелями, добавила: – Я только что сделала маникюр.

Джон ступил два шага и оказался возле матраса. Он поднял его и прислонил к стене, чтобы она могла посмотреть на грязный блок матрасных пружин снизу. Они одновременно обратили внимание на нижнюю сторону матраса. Кровавые пятна и какой-то грязный серый круг посредине заставили ее поморщиться от отвращения.

– Это тоже, – сказала она, показывая на блок пружин, лежавший на голом полу.

Он поднял его, и они дружно отскочили назад, словно перепуганные школьники, потому что оттуда выскочил большой таракан и побежал по сырому коричневому половику.

– Брр… – сказала она. – А лучше комнату найти нельзя?

Он покачал головой и бросил пружины на пол. Ему повезло, что он нашел хотя бы эту. Как и в тюрьме, в ночлежках свои требования, и очень многие из них не пускают к себе осужденных за сексуальное насилие, особенно если жертвами стали подростки. Джона поселили здесь с шестью другими заключенными, и все они были взяты на учет штатом. Один из них пошел за восьмилетней девочкой, другой любил насиловать пожилых женщин.

– Ладно. – Мисс Лэм улыбнулась, снова очень радостно. – Думаю, с орудиями педофилов в данный момент разобрались. – Она показала на картонный ящик возле кровати. – Открой вот это, пожалуйста.

– Да там ничего…

Джон осекся, понимая, что возражать бессмысленно. Он снял с ящика стопку книг, положил их на кровать, а сверху поставил фотографию мамы, не желая, чтобы она касалась грязного постельного белья.

Он открыл ящик, показав мисс Лэм, что он пустой.

Она следовала дальше по своему списку.

– Виагру, случайно, где-нибудь не прячешь? – Джон отрицательно покачал головой. – Запрещенные наркотики? Порнография? Какое-то оружие?

– Нет, мэм, – заверил он ее.

– По-прежнему работаешь в «Горилле»?

– Да, мэм.

– Если что-то изменится, первым делом докладываешь мне, понятно?

– Да, мэм.

– Что ж. – Она снова уперлась руками в бока. – Тогда все в порядке. На сегодня ты чист.

– Спасибо, – сказал он.

Она погрозила ему пальцем с накрашенным ногтем.

– Я слежу за тобой, Джон. Не забывай об этом.

– Нет, мисс Лэм, не забуду.

Она чуть дольше задержала на нем взгляд, а потом сокрушенно покачала головой, словно никак не могла понять его.

– Не влазь ни в какие неприятности, и у нас с тобой не будет проблем, о’кей?

– О’кей, – согласился он и невпопад добавил: – Спасибо.

– Я буду заглядывать к тебе, – сказала она, направляясь к двери. – Держись подальше от неприятностей.

– Да, мэм, – пообещал он.

Проводив ее, он задержал руку на закрывшейся деревянной двери и устало прислонился к ней лбом, переводя дыхание.

– Тук-тук, – услыхал он из коридора сверху. Мисс Лэм отвечала также и за насильника старух. Джон не знал, как того зовут, потому что всякий раз, когда они встречались в этой ночлежке, он собирал всю волю в кулак, чтобы сдержаться и не врезать ему по полной.

Он вернулся в свою комнату, стараясь не слушать бодрые пассажи мисс Лэм в комнате наверху. Он ненавидел людей, которые копаются в чужих вещах. Самое главное, чему он научился в тюрьме, – нельзя прикасаться к чужой собственности, если не хочешь умереть за это.

Он взял футболку, одну из шести, и снова сложил ее по-своему. У него была пара хлопчатобумажных брюк, двое джинсов, три пары носков и восемь пар трусов, потому что мама почему-то все время приносила ему в тюрьму нижнее белье.

Ногой Джон поправил одну из кроссовок. Мисс Лэм и их тоже обыскала. Языки были вывернуты наружу, стельки смяты. Тридцать баксов за пару спортивных туфель, подумал Джон. Он не мог поверить, насколько подорожала одежда и обувь, пока он сидел.

Внезапно он услышал, как мисс Лэм наверху произнесла: «Уху-ху!» Джон застыл, понимая, что она что-то там нашла. Он слышал, как насильник что-то бормотал в ответ, а затем мисс Лэм громким и четким голосом сказала:

– Расскажешь это судье.

Никакой стычки там не произошло. В конце концов, у нее был «глок», и, кроме того, не похоже, что в этом ветхом строении, которое он называл своим домом, было куда бежать. Джон не удержался и выглянул в коридор, когда услышал, что они спускаются вниз по лестнице. Мисс Лэм положила одну руку бывшему насильнику за плечо, а второй держалась за наручники, застегнутые на запястьях у него за спиной. Мужчина был в нижнем белье – без рубашки, без носков, босиком. В камере предварительного заключения ему будет весело, и мисс Лэм это прекрасно знала.

Она заметила, как он выглядывает из дверей.

– Он облажался, Джон, – сказала она, как будто это и так не было очевидно. – Пусть это послужит тебе уроком.

Джон ничего не ответил. Он закрыл дверь и дождался, пока на улице хлопнула дверца машины, заурчал заведенный двигатель и они отъехали от дома.

Все же он решил убедиться в этом и отодвинул край приклеенного к окну картона как раз вовремя, чтобы успеть заметить, как красный джип мисс Лэм остановился на светофоре в конце улицы.

Джон опустился на колени и приподнял край грязного коричневого половика, стараясь не думать о тараканах или мышином дерьме, которые вполне могли там оказаться. Он нашел справку о кредитоспособности там, где положил ее. Ничего запрещенного, но что бы сказала мисс Лэм, если бы увидела это? «Уху-ху!» – и он пропал.

Джон натянул джинсы и сунул ноги в кроссовки. По лестнице он шагал через две ступеньки. В коридоре стоял телефон, которым можно было пользоваться для местных звонков. Он схватил трубку и набрал номер, который помнил наизусть.

– Компания «Кинер, Роуз и Шелли», – представилась секретарша на другом конце линии. – С кем вас соединить?

Джон старался говорить тихо.

– Джойс Шелли, пожалуйста.

– Как я должна вас представить?

Он уже хотел назвать ей чужое имя, но потом передумал.

– Джон Шелли.

Последовала пауза, короткая заминка, от которой он застыл на месте.

– Момент.

Момент этот затянулся на несколько минут, и Джон уже представил себе, как нахмурилась сестра, когда секретарь сообщила ей, кто звонит. Жизнь Джойс была вполне обустроена, и, похоже, дела у нее шли хорошо. Он восстала против диктата отца по-своему: она не стала врачом, бросив медицинский факультет университета Эмори на втором курсе, и подалась в юристы. Сейчас она целыми днями оформляла сделки по недвижимости, получая фиксированную плату за то, что ее клиенты оставляли свою подпись в бумагах над пунктирной линией. Ему было трудно представить ее за столь скучным занятием, хотя Джойс, со своей стороны, вероятно, тоже подняла бы брата на смех за то, что он целый день вытирает с машин мыльную воду.

– Что случилось? – прошептала она, не удосужившись даже поздороваться.

– Мне нужно тебя кое о чем спросить.

– У меня сейчас сделка в разгаре.

– Это не займет много времени, – сказал он и тут же продолжил, чтобы она не успела прервать его: – Что такое кредитный балл?

Она перешла с шепота на нормальный голос.

– Ты что, совсем идиот?

– Да, Джойс, да. Ты же в курсе.

Она тяжело вздохнула, и вздох этот прозвучал более сдавленно, чем обычно. Он подумал, что она, наверное, простыла или опять начала курить.

– Все компании, работающие с кредитными картами, все банки и вообще любой, кто дает тебе возможность покупать что-то в кредит, сообщает в кредитное агентство, насколько успешно ты платишь по своим счетам, вовремя ты это делаешь или задерживаешь платежи, делаешь только минимальный взнос или полностью рассчитываешься каждый месяц, и все в таком роде. Эти агентства составляют твою историю платежей и выставляют тебе балл, который говорит другим компаниям, насколько рискованно давать тебе в долг.

– Семьсот десять – это хороший балл?

– Джон, – сказала она, – у меня правда нет на это времени. Что за аферу ты затеял?

– Никаких афер, – ответил он. – Я аферами не занимаюсь, Джойс. Не за это меня в тюрьму посадили.

Она молчала, и он понял, что перегнул палку.

– Я не забыла, за что именно тебя посадили в тюрьму, – сказала она, и по напряженной интонации было слышно, что она с трудом держит себя в руках.

– А что, если кто-то воспользовался моими личными данными, чтобы оформить кредитные карты и все такое?

– Тогда это испортит тебе кредитный балл.

– Нет, – уточнил он, – что, если они полностью расплачивались по этим картам и по всему остальному каждый месяц?

Она на мгновение задумалась.

– Но зачем им это делать?

– Я не знаю, Джойс. Поэтому и обратился к тебе.

– Так ты что, серьезно? – спросила она. – В чем дело, Джон? Просто спроси меня о том, что ты хочешь узнать. У меня много работы.

– Я и спрашиваю, – сказал он. – Дело в том, что кто-то…

Он умолк. Не впутывает ли он Джойс в то, что сейчас происходит? Не может ли ей повредить каким-то образом, если она об этом узнает? Он не знал, как работают законы. Черт, на прошлой неделе он вообще ничего не знал о существовании таких вещей, как кредитный балл.

И еще он не знал, не прослушивает ли мисс Лэм этот телефон.

Наконец он сказал:

– Это одна афера, которой занимаются парни в тюрьме.

– Господи! – Она снова перешла на шепот. – Лучше тебе не влазить в такие вещи.

– Хорошо, – сказал он. – Буду держаться от греха подальше.

– Так действительно будет лучше, Джон. Они быстро засунут тебя опять за решетку – опомниться не успеешь.

– Ты говоришь совсем как папа.

– Это ты так интересуешься, как у него дела?

Джон вдруг понял, что затаил дыхание.

– Нет.

– Хорошо, потому что он все равно не захотел бы, чтобы я тебе рассказывала.

– Я знаю.

– Господи, Джон! – Она снова вздохнула. Он раздражал ее. Зачем он ей позвонил? Зачем ему нужно было беспокоить ее всем этим?

Джон почувствовал, как подступают слезы, и надавил пальцами на уголки глаз, чтобы попробовать это остановить. Он вспомнил, как они были маленькими, как сестра, играя с ним, наряжала его в вещи Ричарда, как будто была его матерью. Они устраивали чаепития и пекли маленькие кексы в ее игрушечной печке.

– Помнишь, как мы расплавили мамин подарок? – спросил он.

Джону тогда было шесть, Джойс – девять. Они откладывали карманные деньги и купили маме на день рождения браслет. Джойс предложила запечь его в печенье, чтобы сделать ей сюрприз, – она вычитала об этом в какой-то книжке. Они только не учли, что браслет этот был из очень дешевых украшений, и, когда они включили стоваттную лампочку, чтобы испечь печенье, браслет просто расплавился на подставке. А от дыма сработала пожарная сигнализация.

– Помнишь?

Джойс вздохнула и ничего не ответила.

– Ты в порядке? – спросил он.

Ему хотелось расспросить ее о жизни. Встречается ли она с кем-нибудь? Она никогда не была замужем, хотя была такой чертовски красивой и умной. В ее жизни должен быть кто-то, кто будет заботиться о ней.

– Я заболеваю, простыла, – сказала она.

– По голосу похоже на то.

– Мне нужно идти.

Он услышал мягкий щелчок, когда она повесила трубку.

Следующие три дня выдались с грозами, – то набегают тучи с дождем, а через минуту уже светит солнце, – и у Джона, в принципе, не было работы на мойке, пока погода не устоялась. Он уже жалел, что так глупо протрынькал те пятьдесят долларов со шлюхой. Но потом ловил себя на мысли, что на самом деле жалеет о том, что у него не было еще пятидесяти, чтобы отдать ей. Какой бы вопрос он задал ей на этот раз? Возможно, каково это – быть влюбленным в кого-нибудь? Что чувствуешь, когда обнимаешь человека, который тоже хочет обнимать тебя? Ему хотелось снова поговорить с ней. Хотелось узнать о ее жизни.

К сожалению, он не мог себе этого позволить.

Когда Джон рос, ему не нужно было беспокоиться о том, что он будет есть, какую одежду носить. Обо всем заботились его родители. Постель всегда была застелена свежим бельем, туалет был сверхъестественно чистым, и когда бы он ни открыл холодильник, тот постоянно был забит вкусными вещами, которые он любил. Даже в тюрьме он был обеспечен буквально всем. Там был жесткий распорядок дня и правила просмотра фильмов, но пока ты делаешь то, что говорят, тебе не нужно ни о чем переживать.

Примерно за месяц работы на мойке Джон заработал чистыми, после удержания налогов, около тысячи долларов. За свою комнатку три на три метра с тараканами он платил четыреста пятьдесят долларов – дорого, конечно, но, с другой стороны, никто другой его вообще бы не пустил к себе, так что домовладелец имел право взвинчивать цену. Снять квартиру было бы дешевле, но Джон не смог бы потянуть взнос приличного залогового депозита, не говоря уже о всяких платах за подключение и большой первый платеж, которые требовали коммунальные предприятия. Проезд также обходился недешево. Управление городского транспорта Атланты – МАРТА – предлагало месячный абонемент на неограниченное число поездок в автобусах и сабвее, но это стоило почти пятьдесят два доллара каждый месяц. Иногда Джон не мог позволить себе заплатить за это заранее, и тогда приходилось тратить по доллару семьдесят пять центов за проезд в один конец, чтобы добраться до работы и вернуться домой.

На еду, которая у него обычно состояла из сухих завтраков из овсяных хлопьев, бананов и бутербродов с арахисовым маслом, к которым иногда добавлялось что-нибудь из фруктов, уходило сто двадцать долларов в месяц. Джону приходилось покупать молоко в маленьких упаковках, чтобы его можно было выпить сразу, и таким образом не связываться со скоропортящимися продуктами. Холодильный ящик для хранения продуктов он использовал в основном для защиты пищи от тараканов: Джон не мог покупать пакет льда каждый день, особенно летом, когда жара превращала лед в воду еще до того, как он успевал доехать домой в автобусе.

За привилегию условно-досрочного освобождения он ежемесячно платил штату двести тридцать долларов. Изнасилование и убийство – штука не из дешевых, и если ему не удастся сделать этот платеж, то он прямиком направится обратно в тюрьму.

При таком раскладе у него каждую неделю оставалось на все необходимое менее семидесяти пяти долларов. Причем это если неделя была удачной, потому что порой он получал значительно меньше. Джон заставлял себя экономить, иногда на еде, и бывало, что от голода у него так кружилась голова, что, дойдя вечером домой, он тут же без сил валился на постель. Однажды он в отчаянии забрел в один из миллиона так называемых магазинов «заплатишь в получку», которых было полно в бедных районах города, но так и не смог заставить себя платить четыреста восемьдесят процентов за кредит на неделю. А даже если бы и смог, там все равно требовалось наличие текущего счета, чтобы они могли перевести деньги непосредственно в банк. Но ни один банк мира не открыл бы у себя текущий счет Джону Шелли.

Медицинская страховка была фантастической мечтой, и Джон жил в постоянном ужасе от мысли, что может заболеть.

После злополучного звонка сестре он шел под дождем, ожесточенно пиная встречавшиеся на пути лужи и жалея, что не может дать пинка самому себе за то, что позвонил Джойс. Он и так уже доставил ей массу неприятностей, чтобы навешивать на нее еще что-то сомнительное. На самом деле ему просто хотелось поговорить с ней, узнать, как у нее дела. Джон звонил ей где-то раз в месяц, и она всякий раз радовалась его звонку примерно так же, как сегодня утром.

Перед ним, взвизгнув тормозами, остановился автобус МАРТА, и Джон сначала взглянул на его номер, прежде чем сесть. Этот месяц выдался удачным, так что он махнул абонементом перед считывающим устройством и кивнул водителю.

– Холодает, – заметил тот.

– Это точно, – согласился Джон, наслаждаясь этой незамысловатой беседой, пока вдруг не сообразил, что теперь придется покупать зимнюю куртку или пальто. Господи, сколько же это может стоить?

Автобус дернулся, набирая скорость, и Джон, пробираясь на заднюю площадку, схватился за спинку сиденья, чтобы удержаться на ногах. Народу было много, и он нашел свободное место только возле пожилой женщины, которая читала лежащую на коленях Библию. Когда он садился, она не подняла голову, но он видел, что она краем глаза взглянула в его сторону.

Существует куча жульнических способов заработать. Всегда можно придумать аферу, какой-то финт. В тюрьме было полно таких, кто думал, что изобрел идеальную схему. Джон знал, что некоторые парни из «Гориллы» воруют из машин квитанции об оплате товара и обменивают их на наличные. Для этого лучше всего подходят большие магазины, относящиеся к какой-нибудь торговой сети. Все, что нужно, – это зайти туда, найти товар с номером, указанным на квитанции, потом отдать квитанцию девушке за стойкой и получить наличные. Легкие деньги, говорили они все. Причем Рей-Рей говорил это по два раза.

На остановке Линдберг Джон пересел в другой автобус, который ехал мимо закрытой автомойки. Понимая всю бесполезность этой затеи, он все же выбрал длинный маршрут через Чешир-Бридж-роуд, зная, что он проходит мимо винного магазина, где он встретил Робин. Всю эту неделю он вспоминал о ней и думал, чем она занимается.

Представляя себе ее жизнь, он почему-то считал ее зеркальным отражением своей. Возможно, она была немного испорченным ребенком, как Джойс – папина дочка. Он думал о ее младшем брате, дружившим со Стиви, который поцеловал ее. Интересно, какой он? Звонит ли она ему иногда, когда наступают особенно тяжелые времена? Раздражают ли его эти звонки так же, как Джойс злят звонки брата? Джон не мог себе представить, каково это – иметь сестру шлюху. Он был готов убить любого мужика, который только посмотрел бы на нее.

Автобус проехал мимо винного магазина, и Джон увидел трех девушек, стоявших на рабочем месте под навесом. Одна из них была та крикливая, которая сцепилась с Реем-Реем. Но Робин там не было.

Джон откинулся на спинку сиденья, глядя, как мимо проплывают дорогие рестораны. Автобус остановился на углу рядом с кинотеатром, и он встал, чтобы пропустить чернокожую пожилую женщину, которая выходила здесь. Он прочитал бегущую строку, но по названию ни одного фильма не узнал. Со своей первой получки он пошел в кино и был шокирован, когда, дойдя до кассы, увидел цены на билеты. Десять баксов! Он не мог поверить, что кино может столько стоить. Даже дневной сеанс стоил очень дорого.

На перекрестке автобус повернул направо, и картина за окном поменялась, став более похожей на жилой квартал. Джон видел, что дома становятся все больше, а дворы – все ухоженнее. Морнингсайд, Вирджиния-Хайленд, Понис-Хайленд. Через Литтл-Файв-Поинтс, мимо новых магазинов «Барнс энд Нобл», «Таргет», «Бест Бай». Декорации снова несколько ухудшились, только когда они уже прилично проехали по Морланд-авеню. По обе стороны неопрятной улицы выстроились винные магазины, угловые гастрономы и лавки автомобильных запчастей. Вывески зазывали дешево обналичить чек или застраховаться, а одна гордо провозглашала: «Единственное место в городе, торгующее одеждой на вес».

На остановке стояла группа мужчин с накинутыми на голые плечи грязными футболками – они натянули их на себя только в самый последний момент перед посадкой. В автобус начали садиться строительные рабочие, и в воздухе почувствовался новый запах. Мексиканцы, азиаты, черные. Очень скоро Джон остался единственным белым среди пассажиров.

Он вышел из автобуса в месте, где улицу можно было назвать даже красивой. Эта часть Морланда граничила с парком Браунвуд и Грант-парк. Здесь поселялись семьи, которые приватизировали городскую землю. Они заботились о своих домах, следили за порядком во внутренних дворах и требовали лучшего отношения к себе, более хороших ресторанов, большей безопасности на улицах, чем предыдущие обитатели этого района. Джон уже давно понял, что средний класс живет так хорошо потому, что все время ждет улучшений. Они знают себе цену и на меньшее не согласны. В противном случае они садятся в свои сияющие автомобили и отправляются туда, где их будут ценить. Бедные же люди, наоборот, довольствуются тем, что им дают, и благодарны уже за это.

В какой-то момент дождь прекратился, и из-за темных туч показалось солнце. Джон не захотел возвращаться через Морланд и поэтому пошел через парк Браунвуд, срезая путь через посадку. Он изучал этот район по карте из городского атласа, который обнаружил в библиотеке, и с удовольствием отметил, что дороги здесь расположены примерно так, как он и ожидал. Вокруг шло строительство, и над домами в стиле ранчо пятидесятых годов уже поднимались трехэтажные особняки. Интересно, сколько это может стоить? Какая должна быть работа, чтобы ты был в состоянии купить собственный дом, обеспечить детей и, возможно, позволить себе подержанный, но хороший автомобиль? Он даже примерно не мог прикинуть того количества денег, которое на это потребуется.

Свернув в Ист-Атланта-Вилледж по Таублиб-стрит, он с удивлением обнаружил несколько симпатичных ресторанчиков и небольшое кафе на месте, где ожидал увидеть заброшенные дома и захудалые автомастерские. Здесь же находилась пара бутиков, кондитерская и магазин товаров для домашних животных. Сквозь его витрину он увидел жирного рыжего кота, принимавшего солнечные ванны на большом мешке с собачьим кормом. Хорошо было бы завести кота, хоть какое-то животное составило бы ему компанию. Таракан, которого обнаружила мисс Лэм, не в счет. Но эту роскошь он сможет себе позволить только в будущем. Пока что Джон с трудом мог прокормиться сам.

Он свернул направо по Метрополитен-авеню и, пройдя несколько кварталов, оказался перед почтовым отделением Восточной Атланты. Джон оглядел приземистое здание казенного вида. На табличке перед входом был указан тот же почтовый индекс, что и на его справке о кредитоспособности: 30316.

Здесь было многолюдно, стоянки перед почтой и сбоку были забиты, так что машины стояли даже на улице, несмотря на запрещающие дорожные знаки. Подъезд к голубому дому в викторианском стиле, расположенному рядом с почтой, был перекрыт большим грузовиком с трейлером.

Небо снова потемнело, и с него посыпался мелкий моросящий дождь. Джон прошел немного вниз по Метрополитен-авеню, потом развернулся и пошел назад. Он смотрел на людей, входивших и выходивших с почты, и думал, какого черта он сюда пришел.

Потоптавшись на улице с полчаса, Джон понял, что ему на самом деле ничего не мешает зайти внутрь. Его местное почтовое отделение выглядело мрачно, и там, непонятно почему, все время пахло копченым салом. Он покупал бланки для оплаты квартиры и сбора в пользу штата там только потому, что это было в десяти минутах ходьбы от того места, где он жил. Поблизости жила масса иммигрантов, и порой люди притаскивали на почту кур и других домашних животных, чтобы отправить их бог весть куда. Частенько, стоя в очереди, он слышал крик петуха.

В центральном отделении Восточной Атланты было светло и чисто, и вообще здесь чувствовалась какая-то здоровая энергетика. Прямо напротив входной двери располагались ряды почтовых ящиков, наверху – те, что поменьше, внизу – побольше. Слева от него находился офис, где две женщины старались как можно быстрее помочь клиентам. Через весь холл к автомату у входной двери, продающему почтовые марки, тянулась длинная вереница людей. Джон вытащил из кармана пустой конверт и встал в очередь, стараясь не привлекать к себя внимания. Очередь продвигалась медленно, шаг за шагом, и он не смотрел в сторону почтовых ящиков, пока не поравнялся со стеклянной дверью, ведущей в офис.

Ящик номер восемьсот пятьдесят находился в первом ряду примерно на уровне глаз. На ящике рядом был наклеен оранжевый стикер с настолько выцветшей надписью, что прочесть ее было невозможно.

– Следующий, – сказала одна из служащих почты за стойкой, когда очередная клиентка вышла из офиса, задев Джона. Он быстро отступил с дороги, бормоча извинения и вытирая стекающие с промокших волос капли дождя. Когда он снова поднял голову, то заметил, что к почтовым ящикам кто-то направляется.

Джон затаил дыхание и судорожно сжал в руке свой конверт, когда худощавая чернокожая женщина, разговаривавшая по сотовому телефону, вставила ключ в замок ящика номер восемьсот пятьдесят. Она смеялась в трубку, рассказывая что-то малопочтительное о ком-то из членов семьи, но вдруг выдернула ключ и громко сказала:

– Блин, подруга, я с тобой совсем заболталась и сунула ключ не в тот замок.

Прижав телефон плечом и продолжая разговаривать, она вставила ключ в ящик, который находился ниже номера восемьсот пятьдесят.

– Сэр? – сказала женщина, стоявшая в очереди позади него.

Очередь сдвинулась, а он остался стоять на месте. Джек виновато улыбнулся.

– Простите. Забыл бумажник, – сказал он и вышел из очереди.

Глупая трата времени! Не может же он целый день сидеть возле этого ящика, а вероятность того, что тот, кто воспользовался его именем, появится здесь в одно время с Джоном, была ничтожно мала. Скорее можно выиграть по лотерейному билету.

Он распахнул дверь и выбросил чистый конверт в корзину для мусора. Небеса вновь разверзлись, обрушив на землю очередной холодный шквал воды. Джон зябко передернул плечами. Сто долларов. Хорошее зимнее пальто будет стоить по меньшей мере сто долларов. Откуда ему взять такие деньги? Сколько времени нужно будет копить на это долбаное пальто?

Съежившись, он стоял на автобусной остановке, проклиная себя и этот дождь. Нужно будет подумать о том, чтобы начать искать новое место работы. Что-нибудь в помещении, с фиксированным рабочим днем и чтобы от погоды не зависело. Что-то такое, где не обращали бы внимания на то, что на тебя в полиции заведено досье, в котором записано, что с тобой нужно обращаться, как с бешеной собакой, чтобы защитить окружающий мир от пропитавшего тебя насквозь порока.

Выбор такой работы для Джона ограничивался только чем-то связанным с опасностью. Половина парней в тюрьме сидели за то, что обчистили круглосуточный магазин или семейную закусочную. Большинство тех, кто сидел в камерах смертников, начинали с ограбления местного универсама «Квики Март» и заканчивали свою криминальную карьеру, всадив пулю в голову какому-нибудь низкооплачиваемому работяге за шестьдесят баксов в ящике кассового аппарата. Перед тем как мисс Лэм определила его на работу в «Гориллу», он от отчаяния уже готов был попробовать обнести ночной магазин. Теперь он понимал, что не может продолжать работать на автомойке, – зимой, по крайней мере. Ему было необходимо найти способ получить деньги, причем срочно.