Текст книги "Ведьмин рассвет"

– Не стоит.

– Я все равно не пойду за него! – Стужа обняла себя. – Я… я от рода откажусь, если…

– Давай, – осклабился Буран. – Откажись. И силу свою, от него полученную, отдай. И станок погубишь, и себя, дурища.

Стужа прикусила губу.

Что-то окончательно я запуталась.

– Собирайся. Нам еще ехать.

– Извините, – Лют покачал головой. – Клятвы клятвами. И замуж за вас девушка выйти должна, раз уж слово было сказано. Но это еще не значит, что её можно увезти куда-то против её желания. Все-таки не средние века. У нее есть права…

Буран поднял взгляд в небеса и сказал что-то тихо, под нос. Явно про женские права или около того.

– И что теперь? – я переводила взгляд со Стужи на княжича, а с него – на другого княжича. – Тупик?

– Тупик, – вынужден был согласиться Лют.

– Ну… – Буран поскреб макушку. – Вообще-то есть вариант… по старому обычаю. Вызови меня на бой. Одолей. И забирай невесту.

– А станок?

– Скажу отцу, что не сумел добыть… – он пожал плечами и даже обрадовался этакому замечательному варианту. – Только это… драться я всерьез буду. Так что, ежели чего, то извиняй…

Глава 15

Лют крякнул.

Хмыкнул.

И тихо сказал:

– Если я его одолею…

Прозвучало как-то не слишком уверенно, что ли.

– …мне придется взять девушку в жены. В противном случае её род сочтет себя оскорбленным… а я…

Стужа обняла себя крепче и буркнула.

– Да не хочу я замуж! Я учиться хочу!

– Это дикость, – сказала я. – Это какая-то совершенно дикая дикость!

– Мы чтим старые обычаи, ведьма, – Буран, кажется, немного обиделся. – Некогда мой прапрапрадед вызвал на поединок самого князя Московского, и победил его, чтобы забрать его невесту.

Мда. А мнением самой невесты они, надо полагать, не слишком интересовались. И вправду, на кой оно надо-то?

– Я… – Лют окончательно растерялся.

Зато Зар, до того сидевший тихо, даже будто бы дремавший, как это умеют кошки делать, даже сидя, потянулся и заворчал.

Выпустил когти, пробуя асфальт на прочность.

Что сказать, не больно-то прочным он оказался… вон, этак куски выдерет. Это ж какую когтеточку ему дома ставить надо-то?

Он перетек на передние лапы. И рявкнул. Так, что подпрыгнули и я, и Стужа, и оба княжича.

– Э… это он чего? – уточнил Буран.

– Мой брат, – Мир, как обычно, умудрился возникнуть из ниоткуда. И выглядел не слишком довольным. – Насколько я понял, он бросает тебе вызов.

– Он? – Буран ткнул пальцем в рыся, который рядом с Бураном не казался таким уж грозным. – Серьезно?

Второй рявк был полон негодования.

– Он, – подтвердил Мир, хмурясь сильнее. – Он… слушай, может, сам скажешь?

А это уже почти заискивающе.

– Тебе ведь все одно в человека обращаться…

И так искушающе.

– Бой там начинать и все остальное…

– Ага, – согласился Буран. – Сражаться по обычаю будем, коль и вправду… хотя… я котов не больно люблю… вечно метят, пакостят… один мне в тапки нагадил!

Вот теперь выражение лица и морды у братьев стало одинаково возмущенным. А я подумала, что хорошему человек кот в тапки гадить не станет.

– В таком случае, наверное… – я попыталась отвлечь внимание, потому как оборотни пялились на Бурана, он сверлил взглядом рысей. – Надо что-то подготовить… площадку там… судей.

– Каких? – отвлекся Буран.

– Таких, которые подтвердят, что поединок имел место. И что прошел честно.

А то знаю я таких, сперва котиков недолюбливают, а потом кричат, что их обманули и все такое. Нет уж, если играть, то так, чтобы не переигрывать после.

– Разумно, – согласился Лют. – Девушка пока побудет нашей личной гостьей. Составит компанию моему деду.

– Не сбежит? – Буран чуть нахмурился. – А то потом опять ищи её…

– Не сбегу, – Стужа сложила руки на груди.

А Буран поинтересовался, ткнув пальцем в Зара.

– Ты ж понимаешь, что если чего, тебе за этого драного кошака идти. Будешь за ним лоток убирать.

Возмущенный мяв был ему ответом.

– Уж лучше с драным кошаком, чем с тем, кто за спиной сестру обхаживает. А потом с легкостью меняет её опять на невесту. Скажи, только честно, сколько бы я прожила после нашей свадьбы?

Буран не ответил.

Отвернулся.

– Тогда… не тяни, княжич.

– Часа, – вмешался Мир, – думаю, хватит, чтобы организовать все. Ограждение сдвинем. Людей оттесним. А места на площади хватит. Щиты?

– Поставлю, – Лют протянул руку Стуже. – Идем.

И мне тоже это сказал.

Добавил чуть тише:

– Яна, с тобой тоже поговорить хотят. По поводу картины.

Вот… не хватало головной боли-то.

– Мне уже начинать волноваться? – улыбка у меня получилась нервной.

– Уже? Поздно уже волноваться, – оптимистично ответил княжич. – Да и дед там будет.

Не успокоило. Вот совершенно.

Господин Поздняков, который и собирался поговорить со мной об искусстве, был человеком весьма объемным, причем большая часть этого объема приходилась на живот. Округлый, какой-то несуразно огромный, особенно по сравнению с вытянутой и чуть приплюснутой головой, тот возлежал на коленях. И серый не по погоде жаркий костюм лишь подчеркивал эту выдающуюся часть тела.

Господин Поздняков, точно опасаясь, что излишняя резкость повредит животу, двигался медленно и мягко, а для пущей надежности сцепил руки перед собой. Причем получалось, что ими он словно бы живот поддерживал.

– Доброго дня, – произнес он премрачно и поглядел на меня так, что мне бы раскаяться и усовеститься. Наверняка моя выходка оторвала господина Позднякова от дел важных и суеты не терпящих.

– Доброго дня, – вежливо ответила я, поняв, что ни раскаяния, ни угрызений совести не испытываю вот совершенно.

Взгляд у него мутный.

Нехороший взгляд.

И то, что при беседе присутствует князь, не может не радовать. Думаю, что не будь здесь князя, беседовали бы со мной совершенно иным тоном.

Вон, господин Поздняков на князя покосился. А тот слегка нахмурил брови.

– Госпожа…

– Ласточкина, – подсказала я. А то ж понятно, что человеку важному недосуг запоминать всяких там.

– Ласточкина, – повторила Поздняков медленно, явно пробуя имя на вкус. – Признаться… не ожидал… меня пригласили в качестве эксперта по магической составляющей, но ничего интересного… что может быть интересного на местечковых конкурсах живописи?

И скривился.

Мне даже обидно стало. Сразу и за всех. Девочки вон старались, а этот…

И князь услышал.

Запомнил.

Пусть виду не подал, но точно знаю – запомнил. У упырей память отличнейшая, как нам говорили.

– Извините, но я говорю, что думаю… и тут такое… такое… – мягкие ладошки чуть оторвались от живота. – Неожиданно. Да, да… весьма неожиданно… и любопытно. Кого вы собирались убить?

– Что? – мне показалось, что я ослышалась.

Но господин Поздняков спокойно, прежним, расслабленно-ленивым тоном повторил вопрос.

– Кого, госпожа Ласточкина, вы собирались убить своим творением?

– Никого.

– Но вы знали, что картина представляет опасность.

– Предполагала, – как-то разговор этот совсем не понравился.

– Тогда с какой целью написали её? Если не собирались никого убить?

– Ни с какой. То есть цель была одна. Участие в конкурсе. Я не умею рисовать. Совсем.

Он сделал вид, что не верит.

– И мне посоветовали взять особые краски, которые сами рисуют. Силой.

– Запечатление, – кивнул господин Поздняков, и три его подбородка собрались складочками под четвертым. – Весьма своеобразная методика… многие профаны от искусства полагают, что главное – точность. Но точность – это к фотографии. Истинный художник запечатлевает эмоции! Впечатления.

– Вот… мне сказали, что нужно представить что-то, что впечатлило.

– И вы представили себе… это?

Он махнул рукой, указав на картину. То есть на нечто, прикрытое тонким полотном, вроде даже тем, которое Маверик набросил.

– Да.

– Почему?

– Потому что! – рявкнула я, чувствуя, что теряю терпение. – Тот пейзаж меня ну очень впечатлил! И вообще… я художник! Я так вижу!

– Вы сами говорили, что не умеете рисовать. Так какой из вас художник? – поинтересовался Поздняков вкрадчиво.

– Не умела. А теперь вот научилась!

– То есть, вы планируете и дальше… рисовать?

И блеск в глазах. И ощущение, что я весьма близко подошла к чему-то… к границе? А за ней что? Лучше не проверять.

– Такое – нет, – врать не стоит. Сдается мне, что вранье он почует.

– А какое?

– Понятия не имею. Мне пока хватило этого эксперимента. Да и не факт, что картина действительно опасна. Может… может, я преувеличила. И вообще это же просто картина! Нарисованная! Проклятий я точно не накладывала.

Он кивал.

Кивал.

А потом произнес:

– Живопись бывает разной.

С намеком, который я совершенно точно не поняла.

– Простите?

– Живопись… живопись и музыка, любое искусство, если оно истинно, обращается не к разуму, но к душе. А душа хрупка и беспечна. Да… и потому существует особое искусство, которое может на душу повлиять. По-всякому, да… картины, которые сводят с ума. Музыка, пробуждающая ярость… многое, многое… знали бы вы, сколь изощрена фантазия человеческая, особенно в том, когда дело касается причинения вреда ближнему.

Тяжкий вздох.

– Князь поручился за вас.

– Спасибо.

– И ваша сознательность сыграла вам на пользу… похоже, вы и вправду… случайно?

Вопросительный взгляд.

– Случайно! – подхватила я радостно. – Совершенно случайно! И убивать никого не собиралась. И сводить с ума. И… просто так получилось.

У меня даже ладони вспотели.

Хотя я и вправду не специально.

– Вижу, вы понимаете всю серьезность… ситуации. И на будущее… я не буду просить вас давать неисполнимые обещания. Но… если вдруг окажется, что вы создадите очередное полотно… – взгляд сделался тяжелым. – Вы сообщите о том, верно?

– Д-да.

– Не важно, покажется ли оно вам опасным или же обычным. Не важно, каких достоинств будет. Или не будет… вы все равно сообщите.

– Клятву? – поинтересовалась я, понимая, что таки да, без клятвы не обойтись.

И господин Поздняков важно кивнул, сказав:

– Рад встретить столь ответственную особу.

И улыбка у него душевная. В смысле, душу от этой улыбки прямо наизнанку выворачивает. Но клятву я принесла. Картину… претендовать на нее не собираюсь.

– А с конкурсом что? – спросила я робко, когда кровь из пальца – а некоторые клятвы только на крови и приносятся – течь перестала.

– С конкурсом? – кажется, он даже несколько растерялся. – Ах да, конкурс этот ваш… вот не было печали… сейчас.

Поздняков поднялся. Признаться, мне показалось, что это-то у него не выйдет, что в какой-то момент необъятный живот перевесит. Но нет, он справился.

И медленно, вразвалочку, подошел к моему творению.

Сдернул покрывало.

Развернул.

Ткнул пальцем и палец поднес к носу. Понюхал. Потер краску.

– А вот краски могли бы и получше прикупить, княже. Экономите… впрочем, в данном случае невысокая их чувствительность скорее плюс. Да, да… итак… погодите. Эй там, принесите чистый холст!

Приказ был исполнен.

Взмах руками.

Прикосновение коротких пальчиков к белоснежной поверхности. Мгновенье. И появляется картина. Копия моей… нет, не копия.

Она похожа.

Но…

Глуше?

Цвета глуше, если можно так сказать об оттенках серого, которые вроде бы такие же, но неуловимо иные. Теперь я вижу не то место, которое между мирами, где тоска и безысходность, но просто серую равнину и серое небо. И дерево между ними.

– Как-то вот так, – Поздняков чуть наклонил голову. – Похоже… весьма… более того, если отвлечься от внутренней составляющей, сугубо внешне копии неотличимы. Величина мазка, интенсивность пигментации и прочее, и прочее…

Но та, которая моя, притягивала взгляд.

А эта серая была просто унылой. Проклятье…

– Оценку я вам поставлю, – господин Поздняков потер ладони. – Но на особо высокую не рассчитывайте.

– Виктор! – князь все же нахмурился. – Мало того…

– Мало, много… прежде всего я эксперт. И как эксперт скажу тебе, что это – мазня. Унылая. Бестолковая. Но с претензией на оригинальность.

– А это? – я указала на свою картину.

– А это – врата в безумие, – ответил он. – Но их оценивать… сами понимаете. Чем меньше людей знают правду, тем спокойней вам будет жить.

И вот не поспоришь.

Я и не стала.

В конце концов, мне же лишь отметиться надо, а не победы одерживать. И вообще, там схватка того и гляди начнется, за руку прекрасной девы и магического артефакта, к деве прилагающегося, а я тут какой-то ерундой страдаю.

– Я… пойду? – поинтересовалась я осторожно, ибо господин Поздняков уже явно позабыл о моем присутствии. Он стоял, подперев пальцами все четыре подбородка, пристроив локоть на мягкой подушке собственного живота, и смотрел на серую бесконечную даль.

Как-то оно… небезопасно.

Но с другой стороны он явно больше меня о таких картинах знает. А потому… я тихонько отступила. И еще на шаг. И почти дошла до двери…

– В следующий раз постарайтесь вспомнить что-то хорошее, – настиг меня голос Позднякова. – Если у вас получится… подобные работы куда более редки. К сожалению. Но потому и ценятся куда как выше…

Глава 16

А на площади все изменилось.

Во-первых, людей стало больше. Не знаю, каким образом слух о предстоящем поединке растекся по городу, но событие явно не оставило граждан равнодушными. Во-вторых, площадь разделили на две части. Исчезли мольберты и только чудовищного вида станок – все-таки как она его уволокла-то? – сдвинули ближе к сцене. Саму брусчатку вымели, убрали мелкий мусор.

За оградой вытянулось оцепление.

А я…

Я поняла, что понятия не имею, куда идти. До ограды-то я дошла, а дальше куда?

– Яна! – из толпы вынырнул Серега, несколько более взъерошенный, нежели обычно. – Вот вы где! Я нашел её, мои дорогие! Нашел!

И телефон в лицо сунул.

– Скажите, что вы думаете!

– О чем?

– О предстоящем сражении?! Правда, удивительно знать, что столь варварский обычай не только…

– Извини, – из толпы вынырнул Мир и подхватил меня под руку. – Серега, потом… позже…

– Но я…

– Она тебе интервью даст. Эксклюзивное!

– Слово?

– Ушами клянусь!

А меня спросить? Я, между прочим, не соглашалась на интервью…

– Не дуйся, – сказал Мир, утаскивая меня в толпу же, которая, правда, очень вежливо расступалась. – Серегу у нас любят и ценят. Твои рейтинги среди местных сразу взлетят до небес.

Я и до небес не хочу.

Я…

– Куда ты меня тащишь?

– Поговорить с этим ослом упрямым!

– А есть оборотни-ослы? – поинтересовалась я.

Мир от удивления даже споткнулся и наградил меня таким взглядом, что у меня едва совесть не проснулась.

– Это образно…

– Да я поняла, – успокоила я его. Хотя задумалась. А и вправду. Оборотни-волки есть. И рыси вот. Львы, наверное. Про медведей я точно слышала. А ослы? Почему нет оборотней-ослов? Или есть, но они скрываются? Тоже не очень понятно, зачем. Или… наверное, несолидно.

Там львы с тиграми да медведями, а ты осел.

Причем натуральный.

По жизни.

Я головой затрясла, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей о несчастных оборотнях-ослах. А Мир, подтянув меня к ограде, но с другой стороны, просто перекинул через щит. И сам перемахнул с легкостью.

Мы оказались у помоста.

Потом за помостом. И под помостом, потому что тот был достаточно высоким, чтобы под ним нашлось место куче коробок, проводам, что змеились по полу, каким-то розеткам и даже чему-то, весьма похожему на рояль, но без ножек. У рояля и стоял Зар.

Что сказать…

В рысьем обличье он выглядел куда как солиднее.

Высокий. Пожалуй, на полголовы выше Мира, но при этом худой до изможденности. Вон, щеки запали, под глазами темные круги. Майка, на плечах натянутая до предела, ниже висит красной тряпицей. Штаны и вовсе, кажется, чудом держатся.

Мда.

На меня Зар глянул и чуть склонил голову, приветствуя.

– Доброго… наверное… дня.

А глаза все еще рысьи, с зеленцой. И взгляд насмешливый, будто он наперед знает, зачем меня Мир приволок, и что я могу сказать, и что он даже выслушает и меня, и его, и всех остальных, только все одно поступит так, как решил.

Причем не только я это поняла.

Мир тоже вздохнул тяжко так, обреченно.

– Буран сильный.

Зар чуть пожал плечами, соглашаясь.

– Он не просто сильный. Бураничи еще с тех времен, как Север к Империи присоединился, служат. И уважают лишь личную силу. А ты… ты в последние годы, уж извини, не больно-то… – Мир развел руками. – И жалеть он тебя не станет.

Кивок.

Согласие. Зар точно знает, что жалеть его не будут. И ему это, кажется, только по вкусу.

– Или это такой хитрый способ самоубийства?

Задумчивость, которую Зар скорее изображает. Интересно, он говорить не способен или просто отвык?

Но вот качает головой.

Вытягивает руку. И сжимает кулак. Не впечатлил. От совсем не впечатлил.

– Да и на кой она тебе нужна-то? Тебе же, если победишь, жениться придется!

Кажется, это обстоятельство пугало Мира куда сильнее грядущей схватки. И вот не могу сказать, что он в чем-то неправ. Девица, конечно, в беде, но как знать, что она за человек-то?

И не окажется ли в беде после сам Зар?

Но он кивнул, показывая, что понимает.

– Ладно… – Мир нахмурился. – В таком случае… давай я. Сам. Раз уж на то пошло… я сильнее. И заломаю… и женюсь, один хрен когда-то да придется. Так что.

Зар оскалился.

И рыкнул. Негромко, но весьма выразительно.

– Вот… это у него от приворота? – шепотом поинтересовался Мир. – Последствия? Я там читал… психика может компенсировать утрату, перенося привязанность с одного объекта на другой.

Зар закатил глаза.

– Особенно, что касается изначально абьюзивных отношений и созависимости…

Я тоже поглядела на Мира с удивлением. Нет, таланты бывают разными, конечно, но… оборотень-психолог? Это еще более странно, чем оборотень-осел.

– Это… – что тут сказать, чтобы не обидеть. – Наверное, психолог разбираться должен…

Кошачье фырканье стало ответом.

– Или психотерапевт…

– Он отказался идти к психотерапевту.

Интересно, если посоветую хорошего зоопсихолога они сильно обидятся?

Хотя… хороших зоопсихологов в запасе у меня нет.

– Ладно… – Мир, кажется, окончательно смирился. – Ты там только не убейся, ладно? А если что… девицу всегда выкрасть можно. Это тоже вполне себе по закону.

Да?

Только вряд ли он имеет в виду законы государства российского, ибо в них ничего-то кражу девиц не говорилось. Я точно знаю.

Я основы уголовного права на отлично сдала!

– Удачи, – сказала я единственное, что в голову пришло. И Зар, чуть прищурившись, склонил голову. И улыбнулся. Улыбался он совершенно по-человечески…

А потом он ушел.

Мы же с Миром чуть отстали.

– Он… вообще как? – я решилась задать вопрос далеко не сразу. Честно говоря, я бы тоже пошла следом, пусть и в толпу, но мне надо видеть, что там будет.

И как будет.

– Лучше, чем было. Намного, – Мир сжал кулак. – Эта тварь… извини. Мы… в долгу. Род в долгу. Не забудем.

– Я не о том.

– Понимаю. Но… в общем, он уже может оборачиваться по желанию. Сама видишь. Проблема в том, что он не хочет. Упертый баран… это я образно.

– Понимаю.

Оборотни-бараны, если подумать, это близко к оборотням-ослам.

– Дома во второй ипостаси ходит, хотя и матушка просила, и отец. А он вот вбил себе что-то в голову и все. И главное, не поймешь, что ему не так. Хоть бы сказал.

– Возможно, говорить пока не получается.

Сколько он в рысьем обличье был?

– Возможно, – согласился Мир. – Главное, что больше в лес не сбегает. А остальное как-нибудь… справимся. И девица эта вот.

Девица ему категорически не нравилась.

А я… я промолчала.

Трусливо.

Но пусть хоть что-то здесь случится без моего непосредственного участия. Хотя… вопрос-то я могу задать?

– Слушай… – к делу, конечно, мой вопрос не относился, но все же. – А как она его украла? Этот станок-то? Он же здоровенный какой! Его и поднять-то с трудом можно. А она вон, худенькая.

Мир поглядел на меня с недоумением. А потом фыркнул.

– Это ж волшебный станок.

– Я поняла, что артефакт.

– Не артефакт, – поправил он. – Волшебный. Слышала сказки? Там, кинул Иван-царевич гребешок, и встал за ним лес густой. Или вон лента в реку превратилась…

– Это невозможно!

– Сейчас – да. Но в былые времена порой случались особенные вещи, такие вот… которые не людьми сотворены. И не нелюдьми тоже. В смысле, не теми, кто просто на земле живет. Осталось их мало…

И повторить волшебство, которое действительно волшебство, а не венец магической научной мысли, вряд ли у кого получится. И потому понятно, почему станок этот так нужен.

– В общем, победит Зар или проиграет, проблем мы отгребем по полной, – сказал Мир и почему-то почудилось, что он этому рад до крайности.

Место мне досталось на помосте, где уже выстроилась вереница кресел. В центральном восседал князь, за спиной его молчаливой фигурой застыл Маверик. Чуть дальше нашлось место Люту и Марку. Стужа, что характерно, сидела между княжичем и князем, глядя исключительно перед собой. А мне куда? Додумать не успела, потому что Свята, которую я сперва и не заметила, помахала мне рукой, а там и похлопала по креслу, приглашая.

Отказываться я не стала.

– Привет, – глаза Святы горели предвкушением. – Ты как? На форуме такое пишут! Читала?

– Нет, – я осторожно опустилась на стул. – И не собираюсь.

– Правильно, – одобрила Свята. – А то ж никаких нервов не хватит!

Вот-вот, тем более, что у меня нервов изначально немного было.

– А тебя и вправду с конкурса сняли? За незаконное использование секретного артефакта?

– Нет.

– Вот! Я так и написала, что чушь это. И выдумки.

Мир встал за князем и делал вид, что слышать нас не слышит, хотя наверняка слышит распрекрасно. Я же…

Не успела додумать, как раздался удар гонга. И что? Никакого шоу? Объявлений там и прочего? Хотя что это я…

Князь поднялся.

И Маверик наклонился, коснувшись чего-то на пиджаке. Князь же оперся на трость и обвел площадь взглядом. Клянусь, сразу стало как-то тише, что ли.

– Сегодня, – голос его, усиленный магией, разнесся над городом. Он не был громким или оглушающим, но даже я замерла, боясь пропустить хоть слово. – Мне выпала великая честь…

Пауза.

Всего на один удар сердца. И сердце пропускает этот удар.

– Время идет. И многие традиции остаются в прошлом. Я не возьмусь судить, к добру это или к худу. Всяк решит по-своему. Но впервые за многие годы здесь и сейчас раздастся голос родового горна, который возвестит начало поединка. Согласно старому Праву… подойдите.

Буран покосился на Зара.

И сделал шаг к помосту.

И еще один. Он остановился, глядя на князя снизу вверх. И поклонился, низко, с уважением.

– Рад приветствовать доброго сына Зимы на землях моих, – произнес князь.

– Благодарю, – Буран разогнулся. – И прошу простить меня, что пришел не с миром. Но если родич твой отступится, то не будет в том позора.

– Зар?

Зар тоже подошел. И тоже поклон отвесил, пожалуй, даже более низкий. А потом разогнулся и покачал головой.

– Вам обоим мила одна дева…

Дева сидела, обеими руками вцепившись в стул. И кажется, с помоста её с этим стулом и унесут.

– Мила, – буркнул Буран, но как-то не особо искренне.

Зар снова склонил голову.

– Может, стоит спросить, кто милее деве…

– Нет, – Буран тряхнул гривой волос, которую тут же перехватил, собрав в хвост. – Сердце девы, что ветер по весне, сегодня в одну сторону дует, завтра в другую… пусть будет по обычаю.

Зар кивнул, соглашаясь.

– Только… – Буран поглядел на Зара, перевел взгляд на князя и опять на Зара. – Я… я не хочу его покалечить.

Фыркнул уже и Мир.

– Видно, что родич твой болел. И еще не оправился. Но и отложить поединок тоже не могу. Я дал слово отцу…

– И это достойно.

– А потому, коль будет у твоего родича желание, пусть поставит кого-то вместо себя. Я согласен на замену. Это… не противоречит правилам.

– Надо же, – пробормотала я. – Он не такая скотина, какой показался.

– Кто? Буран? – Свята подвинулась ближе. – На форуме пишут, что это ты их стравила.

– Зачем?

– Чтобы убрать лишних претендентов… хотя, конечно, не очень логично. Тогда бы дяде надо было… и Буран ведь на тебя не претендовал?

– Нет.

– Вот! Я напишу, что они идиоты?

– Только вежливо!

– Ай, не поможет…

– Спасибо, – ответил князь. – И я не забуду твоего благородства, Буран, сын Зимы…

– А почему он сын Зимы? – поинтересовалась я шепотом, отвлекая Святу, которая быстро что-то набирала.

– Потому что он и есть сын Зимы… то есть, по легенде северяне возникли, когда дыхание Зимы опалило снежные скалы и все такое… их сила связана с зимой. И это хорошо.

– Почему?

– Потому что сейчас-то лето, – ответила Свята, поглядев на меня с удивлением. – И солнце вон. А дядя Зар все-таки болел долго. Вот на кой ему эта тощая?

Понятия не имею.

Но вот чую, что, может, Стужа ему и не нужна особо, но и Бурану он её не отдаст. После всего, что услышал. Ладно…

– Что ж, таков твой выбор, – провозгласил тем временем князь. И я поняла, что от замены Зар отказался. Вот… бестолочь!

Выживет, кисточки на ушах оборву, чтоб неповадно было!

Наверное.

И… и почему я волнуюсь? Я с ним едва-едва знакома. И до того только в рысьем обличье, считай, и видела… и все равно волнуюсь.

Ерзаю вот.

– Что ж, пусть начнется бой… – вдох. И выдох. Нелегко говорить князю, но он говорит. – И пусть будет он честен. Дозволено использовать силу свою, что дана землею и родом. Дозволено менять обличье, ежели в том будет нужда или желание. Дозволено использовать оружие, если будет о том договор…

Оба покачали головой.

И я выдохнула с облегчением. Все же без оружия шансов выжить у Зара как-то побольше, что ли.

– …но не силу заемную и вещевую волшбу.

– Это он о чем?

– Артефакты нельзя, – отозвалась Свята, не отрывая взгляда от мобильника. – Все-таки идиоты! Пишут, что ты хочешь всех извести и сама за князя замуж выскочить…

Точно, идиоты.

А князь, о моих коварных планах не ведая, продолжил:

– В таком случае бой будет длится до тех пор, пока один из вас не отступит, признав себя проигравшим, – князь замолчал, явно собираясь с мыслями, затем все-таки произнес. – А если нет, то… до смерти.

Слово было сказано.

И услышано.

Тишина над площадью стала звонкой-звонкой…

– Пишут, что Зар тощий и болел долго, и наверное, совсем умом двинулся, если… ага, а еще пишут, что он был сильным. И вообще в лесу жил. А в лесу зверь крепче становится.

Маверик подал князю шкатулку, простую и черную, но я чуяла исходившую от нее силу. В шкатулке оказался рог. Обыкновенный, разве что двумя серебряными полосами перепоясанный. Бычий? Турий? Понятия не имею.

Князь поднес его к губам.

И дунул.

– Стойте! – голос Стужи перекрыл их. – Я… я вернусь! Не надо никого убивать, Буран… слышишь…

Хриплый рев рога заглушил иные звуки. Он полетел-понесся над площадью и, отразившись от домов, вернулся, чтобы рассыпаться пылью да на брусчатку. Вдруг стало так… спокойно.

И выдохнула Свята.

А из глаза скользнула слезинка. И я подумала, что ей-то Зар знаком куда лучше, что она переживает за него больше, и если с ним что-то да случится, больно будет ей. Снова.

Звук еще не стих, когда Буран с оглушающим ревом бросился вперед. Он явно рассчитывал сбить оборотня с ног, задавить его силой, только… Зар вдруг просто сдвинулся в сторону. Как он это сделал, я не понял. Вот он стоит.

А вот его нет.

Вот он уже сделал что-то, отчего Буран полетел кувырком. И растянулся на брусчатке, правда, всего на долю мгновенья. Поднялся он быстро.

– Хор-р-рошо…

Я слышала его отлично, пусть и находился он далековато.

– Сильный враг… крепкий вр-р-раг… больше чести.

– Болтает много, – поморщилась Свята. А князь, ухватив Стужу за руку, усадил на место. И что-то говорил, втолковывал, то ли успокаивая, то ли рассказывая.

Схватка же…

Как описать?

Я смотрела. Честно. Потому что не смотреть было невозможно. Казалось, если отвести взгляд, то всенепременно произойдет что-то плохое.

И завораживало.

Волосы Бурана расплескиваются белой волной, и волна эта летит навстречу Зару. Уже не волосы – снежное крошево метели. И до нас доносится дыхание ветра, того, ледяного, истинного, что рождается в раззявленных ртах древних ледников.

И ветер этот разбивается о выставленные ладони Зара.

А Зар бьет, пытаясь выцепить в круговерти льда и снега ту скользящую, почти сроднившуюся с предвечной тьмой фигуру, в которой не осталось ничего и близко человеческого.

Я забываю дышать.

И хорошо, потому что снег касается щек.

Он оседает на ресницах Святы. На моих тоже. И холод сковывает губы. От холода отступают люди, которые, кажется, не думали, что увидят подобное.

Они шли смотреть на…

На представление?

А здесь…

Зар быстр.

И Буран.

И в какой-то момент круговерть почти успокаивается, а снег слетается воедино, вылепляя белоснежную фигуру, высокую и теперь – тонкую, ломкую, словно сложенную из вытянутых сосулек. Эта фигура нависает над Заром…

– Он же говорил, что будет в человеческом обличье… – мой шепот даже мне кажется оглушительно громким. И я слизываю с губ горький-горький лед. – Он же говорил…

– Может, передумали? Правилами дозволено…

Они стоят друг напротив друга.

Человек…

Нет, и Зар не человек. Он не так сильно изменился, даже нельзя вот сходу сказать, что в нем иное. Но… не человек. Как и Буран, сын Зимы.

И это стояние длится…

Только закипает земля.

И лед то подползает к босым ногам Зара, то отступает, ломается, брызжет острыми ледяными искорками, чтобы истаять в воздухе. Сила кипит. Бурлит, ищет выхода. И от этой силы, чужой, раздражающей, начинает ломить виски.

Её… много.

Слишком много. настолько, что… я трясу головой. Но силы лишь прибавляется.

– Проклятье… – Свята чуть подается вперед и щурится. – Быть того не может, чтобы…

Зар делает шаг назад. И тут же – возвращает ногу на место. Теперь я вижу эту силу.

– Он не может проиграть!

Ноги упираются. И все же…

Кипит.

За Заром сила леса. Живая. Родная. И я вижу связь его, чувствую теперь куда острее, чем прежде, как и свою собственную… а еще вижу, что та, другая сила, рожденная внутри ледяного чудовища, она не настоящая.

Как так…

Не настоящая!

Она похожа. Очень. И все-таки…

– Ты же говорила, что артефакты использовать нельзя? – глаза слезятся, потому что разглядеть инаковость этой силы непросто. Как льдом по снегу рисовали.

– Неа, – отозвалась Свята. – Силу личную – это да… обличье вот тоже не возбраняется менять, но тут уж как охота. А вот артефакты, если только не родовые, это подло.

Подло, стало быть.

А я уже почти решила, что он не сволочь.

Только… что сделать-то? И могу ли я хоть что-то? Скажем… князю? Пока отвлечешь, пока бой остановит, да и докажи, что был артефакт. Буран в одной рубахе стоял вон, но я чую… чую, как ярким осколком горит у него в груди… или это не артефакт?

А если артефакт, то, может, родовой? И тогда я своим вмешательством лишь опозорюсь?

Я прикусила губу.

Спокойно.

Думай, Яна. Думай…

Додумать я не успела. Зар вдруг отряхнулся, согнулся, припав на колено. Зарычало ледяное чудище, и столько радости было в его голосе, что я рот открыла…

Не успела.

Я не знаю, как Зар это сделал.

Рывок.

И грохот. Грома, бури… земля вздрагивает, а я с нею. И голова просто-напросто раскалывается. Не голова – земля, впитывая ту, иную, злую силу.