Текст книги "Война потерянных сердец. Книга 2. Дети павших богов"

Глава 17
Тисаана

Проснулась я с головой словно камень. Нура сказала, что я проспала чуть не двое суток. И все равно казалось мало. Но я хотя бы могла теперь устоять на ногах; голова гудела, живот хоть крутило, но не выворачивало больше.

– Помойся и одевайся. – Нура бросила мне на кровать военную форму. – Нас ждут. Одно сражение закончилось, но война продолжается.

Как будто я не знала!

Я послушно оделась и вышла к Нуре, и та провела меня в библиотеку дома Фарлионов.

Более потрясающей комнаты я в жизни не видела – даже если сравнивать с холодным изяществом треллианских имений. В поместье Фарлионов красивым было все. Но библиотека больше всего напомнила мне домик Макса, только гораздо, гораздо величественнее. Так же залита теплом, полки забиты книгами и разными диковинками. Я задумалась, часто ли бывал здесь маленький Макс. Легко было представить, как он приткнулся с книгой где-нибудь в уголке, скрываясь от событий за дверью.

Сегодня на книги никто не глядел. Длинный стол посреди помещения устилали карты. Во главе стола стоял Зерит. Были здесь и Ансерра, и Эслин с Ариадной. Остальных я не знала. Пятеро, все на шестом десятке лет, из них двое – вальтайны. Все они обмотали шею красными шарфами, перекинув концы через плечо.

– Совет Орденов, – тихо шепнула мне Нура. – Или то, что от него осталось.

Мне сразу стало любопытно. Об Орденах я читала, но ни с кем не довелось познакомиться – хотя я пыталась одного или двоих отвести в сторонку на балу, теперь казалось, целую жизнь назад. Но эти незнакомцы меня, как видно, знали. Едва мы вошли, все глаза обратились на меня. Усаживаясь, я уловила протянувшуюся ко мне магию, мысленное прощупывание. Постаралась оградить свои мысли надежной стеной, а глаза скосила налево, на вальтайна с длинными волнами серебряных седин, с превеликим любопытством разглядывавшего меня сквозь трубочный дым.

Я встретила его взгляд вежливой улыбкой, показав, что отлично понимаю, чем он занят, и он ответил мне – кажется, с неподдельным удовольствием.

Мне было не по себе, но я постаралась изобразить полное самообладание.

– А, да. – Зерит смерил меня взглядом. – Вот и наша спасительница вернулась.

Он выглядел утомленным, тени под глазами залегли еще глубже. Откинувшись в кресле, он обвел глазами стол:

– Как все мы видели, казарцы, благодарение Тисаане, сдались. Отступили, однако… ну, полагаю, всего сразу получить невозможно. Итак, встает вопрос, что делать дальше. На севере много городов, которые следует обезоружить. Генерал Фарлион в настоящее время взял Антедейл в осаду. – Зерит снова недовольно дернул ртом. – Хотя я ясно дал понять, что время сейчас важнее всего.

У меня при одном звуке имени Макса полегчало на сердце. Осада. Хотела бы я знать, что он задумал. Что план у него есть, я не сомневалась.

– После чего, – продолжал Зерит, – он двинется к другим городам юга. Нам же остаются эти. – Он перевел взгляд на меня. – К счастью, как все успели убедиться, мы располагаем значительными возможностями. Если налечь всей силой, справимся быстро. Что подводит меня к просьбе, обращенной к каждому из присутствующих. У многих из вас есть прочные связи с аранской знатью. Я прошу вас написать им с просьбой поддержать нас своими частными армиями. Мы должны захватить множество городов, притом захватить быстро.

Вальтайн выпустил клуб дыма и указал на одну из карт:

– Это, Зерит, потребует немалых жертв. Твой план дорого обойдется.

Я с трудом различала оттенки аранской речи, но в его выговоре звучала незнакомая нотка, наводившая на мысль, что и для него этот язык неродной.

– Ты допускаешь, Ия, что мы не одержим победы? – Зерит впился в него глазами.

– Ни в коем случае. Ты, безусловно, способен победить. – (Я отметила, что он перефразировал сказанное Зеритом.) – Но Ордена никогда не намеревались участвовать в управлении Арой. Они не принадлежат ни одному государству. Ты между тем намерен отдать тысячи жизней за право на аранский трон. Это не наша война.

Зерит дернул ртом:

– Мы это уже обсуждали. У кого-нибудь есть более существенные замечания?

Но Ия еще не закончил:

– Зерит, ты хорошо себя чувствуешь? Выглядишь нездоровым.

– Я совершенно здоров. – Зерит ответил ледяной улыбкой.

– Мм. – Ия откинулся в кресле. – Как я уже говорил: есть вещи… есть магия, которая не окупается.

Не почудилось ли мне, что его взгляд, прежде чем скользнуть дальше, задержался на мне?

– Я всегда ценил твою проницательность, советник. – Зерит выразительным движением раскатал перед собой карту. – Но у нас есть более важные темы для обсуждения. Куда нам идти, уже решено. Осталось понять как.

Совет затянулся на много часов, под конец голова у меня наполнилась болью. Будущее громоздилось впереди ужасной, неохватной глыбой. Все, чего я добилась победой, отъедали один за другим ложившиеся на карту крестики.

Может быть, один раз мне удалось избежать худшего. Но придется повторять это снова, и снова, и снова.

Меня тошнило при этой мысли. Я как будто заранее чувствовала горячую кровь убитых на своих руках. Под конец совещания я едва дышала. Но не позволила себе выказывать иных чувств, кроме спокойной уверенности.

Закончив, Зерит вышел первым, и остальные понемногу потянулись за дверь. А я задержалась, прошлась по библиотеке. Она была сплошь заставлена книгами, растениями, образцами древностей. Белые стены скрывались за коврами и картинами.

Я остановилась перед витриной с выставленными на маленьких золотых подставках насекомыми. Здесь были мотыльки, огромные пауки, гусеницы, блестящие яркие жуки. Мое внимание привлекла маленькая бабочка с блестевшими тусклым золотом пятнышками на крыльях. Она напоминала ту, что Кира много лет назад показывала Максу. «Странно, что она попала в твою коллекцию, – сказал тогда сестре Макс. – Выглядит обычной и даже красивой». Я запомнила его слова с такой точностью, будто сама их произнесла.

Я задумалась, не Кирино ли все это собрание. Может, родители в очередной раз попытались придумать замену множеству ползающих по дому живых букашек?

– Бабочка Атривеза, – произнес у меня за спиной голос со странным выговором. – Красивая. Теперь, конечно, вымерла, как все чувствительные к магии существа.

Я обернулась к Ие.

– Рассказывают, что их невозможно было убить, потому что они умели предчувствовать опасность, – продолжал он.

Я дернула бровью:

– Эта, как видно, плоховато умела.

– Пожалуй. – Ия коротко рассмеялся. Он помолчал немного, разглядывая меня из-под сведенных бровей, потом спросил: – Как там выходцы из Трелла? Хорошо ли устроились?

Я заморгала. Видно, не сумела скрыть удивления, потому что он усмехнулся:

– Только не говори, что я первый о них спросил. Хотя я бы не удивился. Ара склонна думать только о себе.

И правда, в беженцах здесь видели разве что некоторую обузу.

– Для них здесь все внове, – сказала я. – Но по крайней мере, они в безопасности. Однако в помощи нуждаются еще многие.

– А Ордена за эту помощь запросили с тебя высокую цену.

Я промолчала. Не знаю, откуда Ия мог проведать про договор крови – и про Решайе. Но его тяжелый взгляд говорил достаточно ясно.

– Я когда-то верил в Ордена – такие, какими они были задуманы, – продолжал он. – Защитники всех повелителей в мире, независимые от государства, даже того, в котором стоят их Башни. И наверное, когда-то я подумывал вернуть их к свету – изнутри. Со стыдом признаюсь, что раскис и обленился, но… – он чуть склонил голову к плечу, – приятно видеть, что кто-то из молодых еще готов попытаться.

Если он хотел меня ободрить, ему это не слишком удалось. Но в его спокойном и на удивление бесстрастном тоне мне почудилась искренность.

– Таким, как я, всегда приходится бороться, – сказала я. – Нетрудно расстаться с мечтами о легкой победе, когда тебе не дают выбора.

– Полагаю, так и есть, – суховато хмыкнул Ия и отошел, не дожидаясь ответа, словно все уже было сказано.

Вернувшись к себе, я нашла на подушке письмо. При виде почерка, знакомого мне лучше собственного, у меня подпрыгнуло сердце. Вскрывая и разворачивая листок, я вопреки себе – вопреки всему! – улыбалась, и в груди вдруг стало тепло.

Тисаана,

напиши мне, что ты цела, дуреха расчудесная.

Люблю.

Макс

Не такая уж я дуреха, чтобы не заметить, что «Люблю» было приписано потом. Макс пытался выразить то, чего не сумел изобразить на письме. Смешной, ведь в его записке любви было больше, чем в самых цветистых любовных посланиях.

Мне так легко было почувствовать его любовь. Она лучилась из него, как тепло от кожи. Ему не требовалось говорить. Прикосновение руки – «Я тебя люблю». Заговорщицкая улыбка – «Я тебя люблю». Озабоченная морщинка между бровями – «Я тебя люблю».

И даже здесь, сейчас, за полстраны от него, я чувствовала любовь в каждом написанном и ненаписанном слове. «Я люблю тебя, дуреха расчудесная».

Пальцы сами собой сжали ожерелье из бабочек на шее. Грудь разрывалась от любви, от тоски, от пустоты без него.

Я шагнула к столу, схватила чистый лист и стала писать.

Глава 18
Макс

Мы окружили город баррикадами. Мои солдаты перекрыли все дороги – на вход и на выход. Антедейл застраивался плотно – высокими зданиями с узкими проходами, почти не оставляя места для огородов и скотины. Поэтому большая часть продовольствия выращивалась в полях за городской чертой, откуда недалеко было возить в город.

– Если ты ставишь цель уморить их голодом, – сказала Эссани, выслушав мои указания, – не выйдет. Слишком долго, да и пищи внутри достаточно, чтобы население не вымерло.

Она верно сказала. Огромных запасов зерна там хватило бы всем. Сыты будут. Но довольны – нет. Антедейл был преуспевающим городом. Жители не привыкли к однообразию даже на короткий срок. Вдобавок добровольцы решились оторваться от семей – и это ради того, чтобы неделями праздно стоять на холоде? – да, боевой дух скоро спадет. А значит, ослабнет бдительность.

Однако многие солдаты разделяли сомнения Эссани и Арита. Я каждую ночь слушал, как плачется жаждущая действия молодежь.

– Да мы бы их за два часа в Вознесенными клятую землю втоптали, – ворчал кто-то между глотками пива. – Вот уж не думал, что Фарлион окажется таким рохлей. Как это он победил в Сарлазае!

В самом деле, как?..

И все же я выжидал. Время скоро стало брать свое. Даже издали мы видели, что солдаты бродят с места на место, а не держат строгий строй, да и цепь их стала реже – попытка скрыть отсутствующих. Они отвлекались, они утомлялись, их становилось все меньше. Превосходно.

Я велел Эссани с Аритом собрать сильнейших своих вальтайнов, особенно искусных в наведении иллюзий. Мне представили тридцать таких – более чем достаточно.

Мы сделали свой ход ранним утром. Накатывал густой туман – обычное дело для этой части Ары. Но наши вальтайны-повелители еще сгустили его, так что город и охранявшие его солдаты рисовались смутными силуэтами. Густым воздухом трудно было дышать, все кругом отсырело. Рассвет наступил бесшумно. Город еще спал.

Тогда я отдал приказ, разбивший тишину.

Воздух прорезали вопли ужаса. Вскоре к ним добавились возгласы, лязг металла и белые вспышки, выдававшие применение грозовой пыли. Шум резни. Звук бедствия.

Он донесся не от главных ворот – нет, от южных.

Солдаты Антедейла всполошились. Многие кинулись вглубь города, без сомнения направляясь к южным воротам, где шум был громче всего.

Меньше половины остались на месте и, стискивая оружие, вглядывались в туман. Им не довелось увидеть нас заранее. Хотя зрелище того стоило – когда из серого варева наконец вынырнули мы, сотни разом. Мы многократно превосходили их в числе. Мои люди без труда захватывали пленных, принуждали бросать оружие. Убивать почти не приходилось – им было не до драки. Собственно, мы вошли как в открытые двери, насвистывая, руки в карманах, и прошагали по городу, как на торжественном параде.

Я настрого приказал по возможности избегать убийств. «Пока кто-то не приставил клинок вам к горлу, – говорил я, – и вы их не троньте».

Кое-кого из моих такие указания разозлили. Моя решимость подверглась испытанию, когда мы добрались до крепости Гридота на восточном конце. Личная стража у него была опасной и умелой. И отвлеченные нашей уловкой солдаты к тому времени поняли свою ошибку и спешили вернуться в город.

Тут заварилась каша, мы пробивались по узким улочкам к крутому подъему. С теми, кто вставал на дороге, волей-неволей приходилось драться. Владения Гридота занимали скалистую возвышенность над городом. К золотой арке ворот вели две лестницы. Их изгибы получили название «Двойная Змея» и стали зрелищной, но довольно бесполезной городской достопримечательностью.

Резня на них вышла страшная. Нам ничего не оставалось, как перебить всех защитников. На узких ступенях умещались – плечом к плечу – не более троих. Если приходилось махать оружием – меньше.

Вопреки всем стараниям мой клинок стал скользким от крови, кровь заливала мне пальцы и ладони, лицо.

Не жалей я жизней, мог бы зажечь на мече огонь и посбивать противников с лестницы. Это далось бы тем проще, что за нас сражались повелевающие ветрами вальтайны.

Но я не готов был на такие жертвы. Я тратил вдвое и втрое больше усилий, расщепив меч на два клинка и тщательно сдерживая пламя, целя по конечностям, а не в сердца и глотки. И все же я близился к тому состоянию, в котором не хотел бы снова себя увидеть. Вскоре у меня не осталось выбора. Противник дрался свирепо. Смерть не обойти. Происходящее здесь сливалось с прошлым.

Когда мы пробились на вершину лестницы, я, наверное, походил на демона. Залит багровым, руки и клинки пылают. И солдаты мои тоже наводили страх – белые волосы вальтайнов перемазаны красным, мундиры пропитаны кровью. Когда я толкнул двери замка, на красивых каштановых панелях остались кровавые отпечатки.

Внутри стояла жуткая тишина. Стражники замерли по стойке смирно, с неподвижными пиками в руках. Служанки заламывали руки, склоняли голову, исподлобья поглядывая на нас. В преддверии было красиво. За дверями открылся сводчатый мраморный с серебром зал, цветные витражные вставки отражали облачное небо. С двух сторон, подобием Двойной Змеи, вились широкие изгибы двух лестниц. Мои шаги по гладкой плитке оглушали среди внезапной тишины.

Я медленно шагнул вперед, поднял руку, без слов приказывая следующим за мной солдатам: стоять!

– Король Зерит Алдрис приказывает выдать властителя Гридота за измену, – произнес я. – Нам нужен только он.

Мне ответило эхо. Служанки и стражники смотрели молча.

– Если он сдастся, – продолжал я, – мы оставим в покое вас и ваш город.

В душе я беззвучно молился: «Сдавайся, давай с этим покончим!»

Ответа не было.

Я услышал шаги. Из тени под двойной лестницей вышел мужчина в богатом наряде, высокий, прямой, с холеной бородой.

– Максантариус Фарлион.

У него был удивительно сильный голос, редкий в его лета, плохо сочетавшийся с хрупкой фигурой и седой бородой. И лицо, и осанка выражали полное самообладание – и только глаза сверлили меня с беспредельной яростью.

– Мне доносили, но я, признаться, не верил. Максантариус Фарлион снова вступил в дело, чтобы завоевать корону закутанной в шелка уличной крысе… – Он поцокал языком. – Как это грустно.

– Не для тебя одного. – Я с намеком оглянулся на своих залитых кровью солдат. – Полагаю, мы приперли тебя к стенке.

– Да, полагаю, этого отрицать невозможно.

– Я не намерен тебя убивать. Честно говоря, мы не прочь поскорее отсюда выбраться. И с удовольствием уйдем при условии, что ты уйдешь с нами.

Гридот негромко фыркнул:

– Ты знаешь, я был хорошо знаком с твоим отцом. Он был человек достойный.

– Был. – Я кивнул.

Старик широким, плавным шагом направился ко мне. Я напрягся.

– Пожалуй, его счастье, – продолжал он, – что он этого не видит.

– Гридот, я не хочу ни убивать твоих людей, ни разрушать ваш город. И тебя убивать не хочу.

Ему оставалось до меня два шага. Глаза щурились в безмолвной усмешке.

– А что, по-твоему, сделает Алдрис, когда ты притащишь меня в оковах в его столицу?

Мне стиснул сердце страх предчувствия. Я отметил, что одна рука Гридота прячется в кармане камзола. И распознал вздымающийся огонь в его твердом взгляде.

– Он человек рассудительный.

Ложь обожгла мне язык ядом. Гридот с горечью рассмеялся, кривя губы.

– Я предпочту умереть от руки героя, а не преклоняя колени перед коронованным ничтожеством, – сплюнул он.

У меня упало сердце.

Так быстро все случилось – все, чего я боялся. Гридот мгновенно, умелым отработанным движением выдернул из кармана кинжал. И бросился на меня. Стремительно, отменным броском, который едва не достал мне до горла – и выбил струйку крови из плеча, когда я увернулся.

Но он был стар, и знал об этом. Его умения хватило ровно на то, чтобы удар стал настоящей угрозой. Я вынужден был ответить – клинок вошел ему в бок. Он рухнул.

Я вызвал к нему целителей, но он ушел в считаные секунды. Он улыбался мне, умирая, залитыми багровой кровью зубами.

Мы задержались всего на несколько дней – едва хватило времени наладить поставки и дождаться от Зерита дополнительных частей для удержания города. Когда я в тот вечер вернулся в лагерь, Моф уставился на меня, как на привидение. Должно быть, я и выглядел призраком. Силы кончились. В висках билась боль, но другая боль засела глубже.

– Вот так и выглядит победа. – Я взглянул в круглые от ужаса глаза Мофа. – Все еще жалеешь, что тебя там не было?

Моф, не ответив, протянул мне тряпку и запрошенный мной инвентарный список и сбежал от разговора.

Зерит, разумеется, остался весьма доволен результатом, хотя в письме отметил: «…мне следует быть довольным, учитывая, сколько у тебя ушло времени». Я же не знал, доволен ли я. Все силы я бросил на лечение раненых. Потребовал от людей Арита и Эссани скрупулезного перечисления всех умерших, кого не сумели спасти.

– Я перепроверила, – ошеломленно сообщила Эссани, вручая мне окончательный счет.

Пятьдесят четыре. Всего пятьдесят четыре мертвых тела, считая с самим Гридотом. Несколько погибших при падении с Двойной Змеи, двое случайно убиты своими. Один свалился со стены, торопясь вернуться в схватку, когда понял, что поддался мороку.

Хороший итог. Можно сказать, невероятный для такого количества сражающихся.

– Поразительно! – Эссани покачала головой, но я, пряча пергамент, ощущал в себе тяжелое онемение.

– Верно, – сказал я, – поразительно.

Глава 19
Эф

Мы подъехали к Дому Тростника в сумерках. Он стоял на каменистых и болотистых равнинах у южных островов. Земли эти славились обширными топями и вечным густым туманом над ними. Я была здесь всего однажды, к тому же совсем ребенком, и запомнила только туман. Сидни не слишком полагались на зрение. Что ни говори, в Уделе тоже бывало и темно, и сумрачно. Однако здешние туманы были совсем другие – их тайны проникали в легкие, и я, помнится, все цеплялась за материнскую юбку, опасаясь мерещившихся зверей.

С тех пор прошли десятки лет, я приобрела воинское умение, о каком та малышка и мечтать не смела. Но ощутила тот же ужас.

Было очень, очень тихо.

Дом Тростника окружала серая каменная стена с причудливыми металлическими статуями по гребню, увитая тускло-зеленым плющом. Дорогу к воротам заливала вода, сырость просочилась сквозь подошвы сапог. По обочинам росли высокие тростники, подступали к самой стене, вдали сливались в сплошную желто-зеленую полосу. На юге уходили в туман стеклянные неподвижные воды.

Среди всего этого поднимались ворота – фигурный чугун, увитый плющом. У меня при виде их зашевелились волосы на загривке.

– Уж очень похоже, – тихо проговорила Сиобан. – Очень похоже на то, что мы застали в Доме Камня после атаки. Такая же тишина.

Я через плечо обернулась к Кадуану – тот смотрел вдаль.

– Опоздали, – негромко сказал он.

– Это еще неизвестно, – возразил ему Ашраи. В таком месте его гулкий голос резал ухо, хоть он и старался говорить потише. – Дом Тростника тем и известен. Могли попрятаться, получив вести о Каменных.

Возглавлявший отряд Ишка обернулся. Он был мрачен.

– Вы бы слетали туда с Ашраи, – предложила я. – Посмотрите, есть ли движение за стеной.

– Да, – согласился Ишка.

Они с Ашраи переглянулись – и преобразились. Невежливо так пялить глаза, но я не совладала с собой. Они перекинулись одним движением. Обоих скрыл клуб дыма, а когда рассеялся, на месте Ишки и Ашраи оказались две птицы. Вместо Ишки – прекрасная золотистая сова со знакомыми желтыми глазами, глядящими из белых перьев на голове. Ашраи обернулся большим черно-бурым орлом и таращился так же угрюмо.

Ишка повернулся ко мне, сказал без слов, совиным взглядом: «Ждите. Увидим».

Одним сильным взмахом крыльев они ушли вверх. У меня перехватило дыхание. Была в их магии тонкость, с какой никогда не сравниться моей – грубой, нечистой.

Оба скрылись в млечно-белом небе, оставив нас в мучительном ожидании. Кадуан приблизился к стенам, прижал ладонь к камню. Склонив голову, коснулся просоленного камня лбом.

– Что там? – спросила я.

– Земля иногда говорит с тем, кто готов слушать, – пробормотал он. – Но сейчас я ничего не слышу.

Возвратившиеся Ишка с Ашраи легко вернулись в тела фейри – так плавно, что даже ряби не подняли на луже под ногами.

Мне некогда было восхищаться. Сердце замерло, стоило только взглянуть на их лица.

– Пусто, – тихо сказал Ишка.

– Ни души проклятой, одни цапли. – Ашраи выпятил челюсть. – Раньше надо было.

Я впилась ногтями в ладони. Он верно говорил – слишком долго мы медлили.

– Люди? – выдавила я.

– Не знаю, – покачал головой Ишка. – Резонное предположение, но… – Он снова повернулся к воротам. – Надо войти и посмотреть вблизи.

– Кто-то мог выжить, – добавила Сиобан.

Кадуан уже шел к воротам:

– Живых там нет. Но можно что-то разузнать.

Я взялась за ржавые прутья решетки:

– Помоги открыть.

Мы разделились. Ишка и я свернули в одну сторону, Сиобан с Ашраи и Кадуаном в другую, к берегу.

Ишка прошел вперед, я за ним, напрягая острый слух сидни, ловя каждый всплеск, каждый шорох тростника. Я смотрела Ишке в спину – золотистая, влажно блестящая кожа, напряженные плечи. Меч, который он обычно носил в ножнах за спиной, был теперь в руках. Я заметила два симметричных шрама у него вдоль лопаток – совершено прямых, совершенно параллельных.

Дом Тростника строился больше вширь, чем вверх, постройки стояли на сваях над солоноватой приливной полосой. Вода поднялась нам по щиколотку, потом по бедра. И только тогда дорожка вышла к каменной лестнице, а та вывела на мостки с поросшими мхом перилами. Первыми нам попались крошечные домишки из дерева и мха. Впереди проступали из тумана более просторные и нарядные городские дома.

И было очень, очень тихо.

– Вы видели тела? – прошептала я.

– Нет, не видели.

– Тогда они, может, разбежались.

– Возможно.

Голос его выразил то, чего не было в словах. Здесь все пропахло смертью.

В малых хижинах было пусто. В некоторых все перевернуто вверх дном: на полу осколки тарелок, одеяла с кроватей сорваны, книжные шкафы повалены. Другие выглядели нетронутыми. И нигде ни следа живших здесь фейри.

Впереди вставала столица Дома Тростника. Она строилась не из дерева – из железа и камня. Посередине поднимался храм Тростника – единственное здание, тянувшееся к небу. Его одетый мхом металлический шпиль обвивали высокие ростки бамбука с алыми цветами. Стебли поднялись так высоко, что лепестки терялись в тумане, трепетали на морском ветерке, как большие кровавые бабочки.

У дверей я потрогала камень и поднесла кончики пальцев к губам. И сразу желудок подкатил к горлу.

– Что? – заглянул мне в лицо Ишка. – Как на вкус?

– Не знаю. Вроде бы ничего особенного, но под этим… там…

– Что?

– Что-то… плохое. – Я высвободила из ножен оба клинка. – Приготовься.

Он кивнул и, крепче сжав меч, толкнул храмовые ворота.

Я никогда не бывала в храмах Тростниковых. Этот походил на лабиринт, узкие переходы стиснуты каменной резьбой и увешаны лениво шевелившимися под ветром коврами. К стенам подступала болотная вода, пол словно был составлен из пластинчатых листьев водяной лилии. Можно было представить, как в обычное время, в свете подвешенных в отрытых аркадах ламп все эти переплетения радовали глаз и внушали робость. Сейчас они выглядели угрожающими – кто-то мог затаиться за каждым поворотом, в сплетении тропинок легко заблудиться.

Мы далеко углубились в храм, прежде чем услышали голос.

Женский голос, прерываемый отчаянными всхлипами. Поначалу слишком отдаленный, чтобы разобрать слова.

Мы оба застыли, настороженно переглянулись. Ишка совершенно переменился, стал воплощением целеустремленности.

– Кто-то выжил, – выдохнула я.

Ишка уже сорвался с места, и мы поспешили по коридору, за поворот, за другой, пока не…

– Не забирайте их!

Теперь я различила слова. Они были искажены ужасом и невнятным выговором Тростниковых и еще чем-то, что едва ли можно было назвать голосом. Звуки сливались, как вода, улетучивались, как ветер.

За следующим поворотом мы ее увидели.

Она стояла в конце коридора, обратившись к нам спиной. Женщину можно было узнать по длинным косам, широким складкам тонких шифоновых юбок, мягким изгибам тела. Она стояла на коленях, согнувшись над чем-то… и ее согбенная спина чем ближе я подходила, тем больше выворачивала меня наизнанку – неправильный, слишком резкий изгиб позвоночника, неестественно ссутуленные плечи.

– Не забирайте их!.. не забирайте их!..

– Госпожа моя, – окликнул Ишка.

– Не забирайте их!..

Я на миг упустила ее из виду. Вот она стоит на коленях – а вот уже летит на нас.

Я чуть не вскрикнула от испуга.

У нее не было лица.

Я успела решить, что это ошибка зрения, как бывает, когда черты смазываются быстрым движением. Но нет, на месте лица было неуловимое отсутствие, плоть переходила там в странный туман, на котором отказывался сосредоточиться взгляд.

Впрочем, времени сосредоточиться мне не выпало.

– Стой! – скомандовал ей Ишка. – Мы пришли…

Большего он не успел сказать. Она налетела на нас – сплошной вопль и ломкие паучьи конечности. Ишка вскинул меч – он бился красиво, такие движения хочется запечатлеть в камне – не то что я. Я дралась, как ползучая тварь. А от его изящного удара женщина должна была пасть на месте.

Должна была…

Я съежилась – в лицо брызнула горячая кровь. И лишь спустя несколько скомканных мгновений поняла, что она не остановилась.

Она рвалась сквозь клинок Ишки.

– Не забирайте их!..

Слова повторялись все с той же интонацией, словно замкнуло в кольцо обрывок воспоминания.

Я выдохнула ругательство, когда она налетела на меня. Успела увернуться, мой короткий меч вошел ей в живот, кинжал скользнул по плечу. Лезвия резали, но не так, как сталь режет плоть. Почти без сопротивления, словно я рассекла гнилое мясо убитого и уже обглоданного волками оленя.

А ее прикосновение… От боли и у меня перехватило дыхание.

Я отскочила. Странный, безликий взгляд не отрывался от меня. Она сделала рывок – я упала. Ишка, едва она отвернулась, заплясал сбоку, нанес еще удар: удар, которого эта женщина – это существо – словно не заметила. Она быстро – Матира, как быстро! – развернулась и потянулась к нему.

– Не забирайте их!..

Насаженная на меч Ишки, она испустила леденящий вопль, сомкнув пальцы на клинке. Я видела боль в жесткой неподвижности ее челюстей. Ее ногти драли ему обнаженное плечо, оставляли кровавые борозды.

Обо мне она забыла.

Мои клинки вспороли ей спину. Я еще повела лезвиями вверх, рассекая плоть. Не ощутила сопротивления костей и сухожилий, плоть легко раздавалась под напором лезвий.

Один ужасный миг она оставалась в этом положении, вцепившись в Ишку, и я успела подумать, что мы столкнулись с чем-то воистину неодолимым.

Потом она испустила неестественный вопль, больше всего похожий на вой ветра в расщелинах.

– Не забирайте их… не забирайте их… не забирайте их…

Интонация не менялась, но слова выцветали, как отголоски эха.

Она обмякла, повалилась наземь. В неподвижности она выглядела еще невероятнее.

Я, выбранившись, склонилась ближе и…

Вопль. За ним другой. Где-то далеко.

Мы с Ишкой встревоженно вскинули глаза.

– Она тут не одна, – выдохнула я.

Он серьезно кивнул, и мы без единого слова кинулись вон из храма.

– Сюда! – крикнула я, видя, что Ишка сворачивает не в тот проход, и, ухватив его за плечо, развернула к нужному.

Воздух вставал перед нами стеной. Влаги в нем стало много больше, чем было несколько минут назад, туман загустел и раскалился. В пробирающей до костей тишине мы бежали к главным воротам храма, по пройденному пути, перескакивали каменные плиты, выступавшие из черной и неподвижной, как стекло, воды.

Я замедлила шаг, остановилась, напрягла слух. Ничего не слышно.

– Может, всё? – тихо пробормотала я.

– Нет. – Ишка вглядывался в даль.

Он, конечно, и должен был искать глазами небо. А я смотрела ниже. Вниз, на плиты под ногами, на окружившие нас воды. Такие гладкие, что можно было смотреться как в зеркало. На меня уставилось собственное лицо.

Мое лицо, и еще…

Еще…

Ужас желчью встал в горле.

– Ишка, – шепнула я, – они там…

И тогда сотни глаз на лицах под водой – на сотнях безжизненных, искаженных лицах фейри – разом открылись.

Я едва успела вскинуть клинки, как они вырвались из воды. Нам не дали опомниться. Мы едва успевали кое-как отбиваться. Кровь била мне в лицо. И даже кровь была необычной – не яркой лиловой кровью фейри, а гнойной, белесой.

Я обернулась на звук за спиной, увидела золотой проблеск. Ишка взметнул крылья – чистая красота в мире уродливых теней. Не переставая бить клинком, потянулся ко мне. В словах мы не нуждались, оба знали, что спасение в одном: улетать отсюда.

И тут одна из тварей ухватила Ишку за левое крыло. Воздух разорвал тошнотворный треск. Он дернулся всем телом.

Я насадила врага на меч, стряхнула его с клинка в жижу под ногами. Но крыло Ишки бессильно обвисло, изломившись под режущим взгляд углом.

Я выдохнула ругательство и отвернулась, чтобы обезглавить еще одну тварь. От их не-крови рукояти мечей стали скользкими, ладони мне жгло, как от яда. Острая боль впилась в бок. Один вонзил заостренные пальцы мне в тело. Другой надвигался сзади.

Слишком их много. Слишком много. Мы с Ишкой встали спина к спине, опираясь друг на друга, но долго нам было не продержаться. Мы были как покрытые червями трупы.

Нас ждала смерть.

– Пробиваемся к стене, – звенящим голосом приказал Ишка. – Другого выхода нет.

Да и это едва ли был выход. Нас окружили со всех сторон. До ворот не добраться.

На меня снизошло мрачное понимание.

Нам было не отбиться. Но я кое-что могла. Могла, но не хотела. Не хотела показывать ему, что я такое.

– Эф? – тяжело выдохнул Ишка.

Я могла спасти обоих. Но это означало обнаружить самое мерзкое в себе.