Текст книги "Акцентуированные личности"

Эмотивность характеризуется чувствительностью и глубокими реакциями в области тонких эмоций. Не грубые чувства волнуют этих людей, а те, что мы связываем с душой, с гуманностью и отзывчивостью. С подобными реакциями мы уже встречались, описывая аффективно-экзальтированный темперамент, явно родственный эмотивному. Но эмотивные личности не впадают в такие крайности в области эмоций, как аффективно-экзальтированные, эмоции их развиваются с меньшей быстротой. Аффективно-экзальтированных личностей можно охарактеризовать словами «бурный, порывистый, возбужденный», эмотивных – «чувствительный, впечатлительный». Обычно людей этого темперамента называют мягкосердечными. Они более жалостливы, чем другие, больше поддаются растроганности, испытывают особую радость от общения с природой, с произведениями искусства. Иногда их характеризуют как людей задушевных.

Мягкосердечие, задушевность людей этого типа связаны с усиленным внешним проявлением их реакций. В беседе с эмотивными личностями сразу видно, как глубоко их захватывают чувства, о которых они говорят, поскольку все это отчетливо отражает мимика. Особенно характерна для них слезливость: они плачут, рассказывая о кинофильме с печальным концом, о грустной повести. Так же легко у них появляются слезы радости, растроганности. Эмотивным детям нередко нельзя читать сказки, так как при печальных поворотах сюжета они сразу же начинают плакать. Даже мужчины часто не могут удержаться от слез, в чем признаются с немалым смущением.

Особая чувствительность натуры ведет к тому, что душевные потрясения оказывают на таких людей болезненно глубокое воздействие и вызывают реактивную депрессию. Иногда, когда душевный разлад достигает патологической степени, возможны попытки самоубийства. Однако при этом патология развивается несколько иным путем, чем при реактивных депрессиях у дистимических или циклотимических личностей, у которых то или иное переживание как бы «развертывает» заложенную в человеке от природы готовность к депрессии. Это может произойти и без особо тяжелых ударов судьбы; нередко такое состояние вызывается лишь случайным поводом, приводящим в действие некий механизм. У эмотивных же личностей тяжесть депрессии всегда соответствует тяжести события, переживания. У них отсутствует предрасположение к депрессивным реакциям. Они легко поддаются и радости, причем радость также захватывает их глубже, чем других людей.

Здесь мы сталкиваемся с важным различием между эмотивным и циклотимическим реагированием. В обоих случаях наблюдается лабильность эмоционального уровня: нейтральное состояние с одинаковой легкостью может перейти и в радость, и в печаль. Однако в случае циклотимии реакция по характеру и по глубине непрочно связана с переживанием. Незначительный успех может привести такого человека в бурный восторг, а пустячная неудача – в глубокое депрессивное состояние. Как мы видели, пребывание в весело настроенном обществе может нередко вызвать первое, а пребывание с опечаленными, скучными людьми – второе состояние. На эмотивную личность воздействие оказывает только само переживание, вызывая абсолютно адекватную эмоциональную реакцию без преходящих настроений. Поэтому человек эмотивного склада не может «заразиться» весельем в веселом обществе, не может беспричинно сделаться ни смешливым, ни счастливым.

Ниже описывается женщина, впавшая в реактивную депрессию после потери мужа.

Гертруда Ю., 1916 г. рожд., уборщица. Уже в детстве была впечатлительной, часто плакала, никогда не могла отказать в просьбе другим детям. Как-то она подарила сверстнице любимую игрушку, в другой раз отдала нищему мальчику единственную конфетку. Сильно привязана к сестрам и братьям, безутешно рыдала, когда одна из младших сестричек умерла. Крепкая привязанность к семье сохранилась навсегда. Поступив работать домработницей, она с трудом переносила разлуку с близкими. Возвращаясь домой, всякий раз испытывала чувство глубокой радости. Видя плачущего ребенка, не может удержаться от слез. Частенько плачет и в кино. Когда по телевизору показывают сцены человеческих страданий, уходит из комнаты.

Вышла замуж в 22 года, была исключительно привязана к мужу. Мучительно перенесла годы разлуки с мужем во время войны. Горячо любит своих двух детей, страстно привязана к внуку.

В 1966 г. муж в возрасте 60 лет без всякой видимой причины покончил жизнь самоубийством. Незадолго до этого несколько раз говорил, что он «уже не работоспособен». Ю. была глубоко потрясена смертью мужа. Она не могла ни есть, ни спать, думала и сама о самоубийстве, но мысль о детях ее остановила. Постоянно мучила себя упреками: видно, она недостаточно заботилась о муже, вот он и ушел от нее. Объективно Ю., напротив, была женой чрезвычайно заботливой. Незадолго до кончины муж как-то сказал, что другого такого честного и хорошего человека, как Ю., на свете нет.

Когда Ю. поступила в клинику, со времени смерти мужа прошел почти год. Из-за бессонницы и отсутствия аппетита у нее развилась резкая астения, она похудела на 20 фунтов. Стоило ей напомнить о покойном муже, как она тотчас начинала плакать. Слезы лились и тогда, когда с ней говорили о других печальных событиях ее жизни. В клинике неврастеническое состояние больной удалось преодолеть, вместе с ним прошла и депрессия. Но острую боль потери Ю. все еще ощущала.

Перед нами типичная эмотивная личность, которая любое жизненное событие воспринимает серьезнее, чем другие люди. Особенно легко она поддается чувству жалости, сострадания. Но и радостные чувства она переживает глубоко, особенно радости, связанные с детьми, их воспитанием, успехами. Исключительно предана семье – сначала семье родителей, затем своей семье. Смерть мужа стала для Ю. крахом всей жизни. Потерю усугубляло терзающее чувство вины: как же это она упустила, не заметила, ведь он страдал, а она так и не пришла на помощь. У нее появлялись даже мысли о самоубийстве. На этой почве началась острейшая неврастения. Именно поэтому так долго продолжалась у Ю. реактивная депрессия, которая обычно, даже у эмотивных личностей, проходит быстрее.

К реактивной депрессии близки случаи, когда мягкосердечные личности под влиянием событий испытывают столь острую угнетенность, что теряют силу сопротивляться. Протест против нападок других людей или какие-либо действия наперекор судьбе для них невозможны из-за наличия депрессивного состояния. Привожу описание человека, который стал «мишенью» своих учеников.

Хельмут К., 1911 г. рожд., уже ребенком был боязлив, поэтому дети часто его дразнили, но не били, так как он заранее избегал этого. Он искал дружбы с детьми спокойными, любил одиночество, природу. В грубых шалостях других детей участия не принимал. Неприятностями делился с матерью. Уже будучи подростком, он нашел сверстников, которые, подобно ему, не хотели принимать участия в грубых выходках, любили совершать прогулки, беседовали о музыке, поэзии. Стал проявлять большой интерес к живописи, с увлечением занимался вопросами, связанными с искусством. В школе у них был строгий учитель, который бил детей, но его эти строгости миновали, особого страха он не испытывал. Однако он часто «плакал за компанию», когда били других детей, что вызывало гнев учителя.

В дальнейшей своей жизни К. оставался таким же мягкосердечным. Часто грустные фильмы, повести вызывали у него слезы.

Много лет К. работал картографом, считался хорошим работником. В 1948 г. сдал соответствующие экзамены и стал учителем по картографии в профшколе. В 1963 г. эта школа была ликвидирована, и он начал работать учителем в общеобразовательной школе. Вскоре выяснилось, что он не умеет наладить дисциплину в классе. Он не требовал, а больше просил у учеников послушания, умолял их вести себя подобающим образом, а класс отвечал на это еще большей распущенностью. Например, географическую карту ученики вывешивали вверх ногами, поворачивались к нему спиной; когда он начинал объяснять урок, многие ученики принимались читать вслух. Иногда К. терял терпение и, схватив ученика за шиворот, тряс его. Один мальчик при этом нарочно растянулся на полу и в дальнейшем постоянно это повторял под хохот всего класса. К. часто приходил в отчаяние, плакал перед учениками. Директор школы обвинил его в недисциплинированности класса (К. был классным руководителем). Некоторые родители хотели подать жалобу на К. в суд за то, что он «трясет» детей. «А-а-а, вы уже снова на свободе!» – сказал ему однажды маленький мальчик, которому старший брат рассказывал, будто К. отбывает наказание в тюрьме за то, что повалил своего ученика на пол. Только сердобольные девочки иногда защищали учителя, спорили с классом, а учителю говорили, что он «не должен этого терпеть». Наконец, К. был направлен к врачу для выяснения, может ли он продолжать заниматься преподавательской деятельностью. Так К. попал к нам в клинику.

Он рассказал, что совершенно растерян, не знает, что делать. Его требования к детям почему-то носят характер просьб, а на просьбы дети отвечают издевательством и грубостями. Дело дошло до того, что он плакал перед классом. Надо сказать, что его мягкая и чуть растерянная манера поведения бросилась нам в глаза и при обследовании. Он чуть не плакал, рассказывая нам о своих злоключениях. С другой стороны, К. с глубоким удовлетворением говорил о своей специальности чертежника. С глубоким чувством он рассказал нам и о некоторых других событиях и связанных с ними переживаниях. Мы подвергли его психотерапевтическому лечению и порекомендовали заниматься со взрослыми: учитель он, видимо, хороший, а во взрослой аудитории трудностей с дисциплиной не будет.

Обследуемый К. еще в детстве отличался большой душевной мягкостью. Он всегда держался вдали от шаловливых и шумливых детей, любил природу, искусство; печальные события очень удручали его. Уже будучи взрослым, тоже нередко плакал. Чувствительность К. была результатом мягкосердечия. В школе он нередко проливал слезы, когда били его соучеников, но сам наказаний не боялся. Сначала его эмотивность не вела к каким-либо жизненным осложнениям, он охотно и успешно работал чертежником. Но когда он начал преподавать и стал не только обучать подрастающее поколение профессиональным навыкам, но и воспитывать ребят, все изменилось. Ученики скоро поняли, в чем слабость их учителя, и со свойственным детям бездушием стали издеваться над ним. Лишь сердобольные девочки пытались его защищать. Его беспомощность в школе была обусловлена тем, что возмутительное поведение детей подавляло его и он не мог занять энергичную позицию протеста. Бороться с гнусными выходками детей он был не в состоянии, лишь просил пощады, на что дерзкие мальчишки отвечали новой наглостью.

Эмотивность у детей сопровождается боязливостью. При тщательном обследовании обнаруживается, что эта боязливость связана с общей повышенной чувствительностью ребенка. В этом плане ее и следует здесь рассматривать.

Привожу пример эмотивного ребенка, описанного Линднер.

Ханс-Иоахим Р.поступил к нам в клинику в 9 лет. Через длительное время после того, как Ханс начал аккуратно ходить на горшок, он вдруг вновь стал пачкать в штаны. Случилось это как раз к тому времени, когда его младший брат научился проситься на горшок.

У Ханса прекрасные домашние условия. Он старший из четырех детей. Мать не работает, так как полностью посвятила себя детям и хозяйству. Отец серьезный и выдержанный человек, служит главным бухгалтером, много времени и внимания уделяет семье. Все дети развивались нормально. В общем семья вполне благополучная.

Ханс родился на три недели раньше срока, аккуратность в отправлениях пришла с некоторым опозданием – в 4 года. Мальчик мечтателен, чувствителен к наказаниям, после них долгое время бывает подавленным, угнетенным. Трудно привыкает к новой обстановке, поэтому неохотно ходит с матерью в гости. Вообще незнакомых сторонится, контакты с ним устанавливаются туго. Разлука с членами семьи (например, отец уезжает с другими детьми в отпуск, мать уходит в родильный дом) проходит болезненно. Мать например, уходя в роддом, хотела попрощаться с детьми, но Ханса нигде не было: он оказался у себя в постели и горько рыдал, хотя притворялся спящим. Для Ханса характерна скрытность в чувствах: так, перед отъездом отца он сидел за столом, якобы с интересом углубившись в «Жизнь животных» Брема; он не хотел не только проститься с отъезжающими, но даже посмотреть им вслед из окна, т. е. пытался игнорировать ситуацию, которая слишком глубоко его трогала.

Во время пребывания Ханса в клинике мы узнали его как тихого, приветливого, очень послушного мальчика. Он охотно и старательно выполнял все поручения и предписания, но на самую незначительную критику реагировал крайне впечатлительно, нередко со слезами. Несмотря на застенчивость Ханса, у него установился хороший контакт с другими детьми. Ему было назначено специальное лечение по поводу энкопреза, и он охотно выполнял все предписания. При выписке из клиники все симптомы заболевания исчезли бесследно.

В том, что ребенок испражнялся в штаны (в дневное время), мы усматриваем желание ребенка вернуть себе заботливость матери. Такой прием явился результатом скрытого «хода» Ханса: младший брат к этому времени как раз научился аккуратно испражняться, у матери «развязались руки», следовательно, она могла «проявить заботу» и о нем, Хансе.

Боязливости у Ханса мы не наблюдали, однако по натуре он был крайне чувствителен, мягок. Подавленность после наказаний, тяжесть разлуки с близкими, стремление избегать людей малознакомых, слезливость – все это типичные реакции эмотивной личности. Стараясь подавить эти реакции, Ханс избегал ситуаций, которые могли бы их спровоцировать. Так как все грубое ему было противно, он рос славным, чутким и правдивым ребенком.

У взрослых эмотивный темперамент, как мы видели, нередко является причиной болезненных депрессивных реакций на сильные переживания. У ребенка, чувства которого более преходящи, мы реже сталкиваемся с такими проявлениями: он может быть глубоко потрясен в данный момент каким-то событием, но оно быстро улетучивается из его памяти. Поэтому самоубийства в детском возрасте наблюдаются редко. Возможно, это связано и с предварительным продумыванием, которого требует самоубийство и для которого интеллект ребенка еще не созрел. Случаи самоубийства или попытки к самоубийству в детском возрасте происходят в виде импульсивных действий. Какое-либо тяжелое переживание вызывает глубокую депрессию, возможно, в связи с эмотивным темпераментом и ведет к непродуманной и неподготовленной попытке самоубийства, к счастью, в большинстве случаев неудачной. Попытки самоубийства в детском возрасте встречаются чаще всего в связи с острым и тяжелым страхом перед наказанием.

Я не ставлю перед собой цель показать все возможные сочетания черт характера и темперамента. Если две или даже несколько представленных параллельно черт не слишком заметно взаимно пересекаются, то, зная эти отдельные черты, нетрудно понять и их комбинации. Взаимосвязь различных черт, которая была проиллюстрирована выше, показала любопытные особенности характера, часто совсем неожиданные. Определенные сочетания черт темперамента между собой и с чертами характера также дают весьма интересные результаты. Мы считаем целесообразным остановиться и на этом вопросе, чтобы восполнить картину акцентуации личности, представить ее исчерпывающим образом.

Можно было бы предположить, что демонстративная склонность к притворству окажется особенно выраженной в сочетании с гипертимической активностью. Но это допущение справедливо лишь в отношении детского возраста, когда, действительно, нередко при такой комбинации жажда активности влечет за собой целый ряд нечестных поступков. Я детально описал в своей цитированной уже работе одного гипертимически-истерического ребенка. Здесь привожу пример, описанный Бергманом.

Моника К., 7 лет 11 мес., поступила в клинику по поводу патологического беспокойства. Отец – большой хвастун, вороватый тип. Разыгрывал из себя «большого человека».

Уже в 4 года девочка была дикой, неуправляемой, дезорганизовывала детский коллектив. В школе оказалась невыносимой, родители были вынуждены забрать ее. Она постоянно лгала, забирала у детей вещи, которые ей нравились, прогуливала уроки, класс ее «не принял».

У нас она без всякого стеснения рассказывала о своих выходках, кражах. Никаких признаков стыда, тем более подавленности не было и в помине. Кроме того, Моника все время была неспокойна, ерзала на стуле, говорила возбужденно и без умолку. Вообще настроение у девочки всегда приподнятое.

С игрушками Моника обращалась на редкость неряшливо. Другие дети в клинике не хотели с ней играть, так как она была нетерпима, груба и бесцеремонна. Однако к взрослым она пыталась втереться в доверие, льстила напропалую, старалась им понравиться.

Выходки Моники характерны для всех гипертимических детей. Но она была еще и воровкой и отъявленной лгуньей в при этом совершенно не сознавала, что ведет себя неподобающим образом. Льстивость по отношению к взрослым и бесцеремонность со сверстниками свидетельствуют об истерических чертах. Если учесть асоциальное поведение Моники, напрашивается плохой прогноз. Но все же не исключен и другой путь развития этой девочки, ибо комбинация данных черт у взрослых не исключает противоположных результатов.

Гипертимическая жажда деятельности у взрослых далеко не всегда выражается в совершении непорядочных поступков, наоборот, это свойство темперамента нередко ослабляет аморальные проявления. Открытые натуры, которыми большей частью являются представители гипертимического темперамента, избирают прямые пути. Хитрость, неискренность, притворство не вяжутся с их жизненной установкой. Ребенку менее свойственно торможение побуждений, в том числе и нечестных, особенно если речь идет об исполнении его желаний. Кроме того, у детей иногда наблюдается безудержное стремление хотя бы в чем-то себя проявить – своеобразное детское тщеславие. Иногда у ребенка неискренность сочетается с открытым, жизнерадостным поведением. У взрослых параллелизм таких разноплановых свойств личности почти не встречается.

Описываемое сочетание весьма часто наблюдается у писателей, журналистов, деятельность которых, можно сказать, прямо стимулируется суммой гипертимического темперамента и демонстративного характера. Например, что в первую очередь важно для писателя, журналиста? Открытость миру, впечатлениям и богатство воображения, дар фантазии. Приведу описание одного из четырех описанных нами ранее писателей, являющихся демонстративно-гипертимическими личностями.

Ханс Ш., 1933 г. рожд. Мать – веселая, словоохотливая, играла в самодеятельном театре. Она хорошо контактировала с окружающими, являлась душой общества, увлекалась музыкой, книгами, живописью. В настоящее время Ш. готовит к изданию дневник своей матери. Обследуемый любит бывать в обществе, где он всегда находится в центре внимания. С детства мечтал стать актером, так как прекрасно умеет вживаться в роль.

По окончании школы пытался поступить в театральное училище и провалился. Затем он пробовал заняться режиссерской работой, даже сочинил за три дня (!) драму, но и на этом поприще не сумел продвинуться. У него был скандал на любовной почве. В поисках работы устроился наборщиком в типографию и здесь начал писать. Писал новеллы, короткие рассказы сатирического содержания. Как писатель пользовался успехом и хорошо зарабатывал. Женился, но в 28 лет развелся.

С двадцатилетнего возраста Ш. пьет, постепенно увеличивая дозы, – ему кажется, что в состоянии опьянения лучше идет творческая, писательская работа. На самом же деле он зачастую так напивался что вообще ничего не мог написать. После развода он, несмотря на приличный заработок, влез в долги; вел неупорядоченную половую жизнь. Одна из его «подруг» пыталась покончить жизнь самоубийством.

В нашей клинике Ш. всегда был разговорчив, в приподнятом настроении. Всегда у него находилось, что рассказать. Если его не прерывать, он может говорить без конца, постоянно отклоняясь от темы. Он любит покрасоваться своей речью, иногда говорит манерно, вставляя иностранные слова там, где в них нет никакой надобности. Рассказывая свою автобиографию, он всячески приукрашивал ее, желая показать себя в выгодном свете. Когда его упрекали в злоупотреблении алкоголем, он тут же приводил тысячи оправданий и, по всей видимости, внутренне также не признавал за собой вины. Более того, он считал, что как писатель имеет право претендовать на большее в жизни, чем другие люди. Однако его зазнайство и высокомерие никогда не производили у нас в клинике неприятного впечатления, потому что Ш. любые свои заявления сопровождал улыбкой, веселыми шутками и прибаутками. По окончании лечения он стал снова продуктивно писать и сделался – во всяком случае на некоторое время – социально уравновешенным человеком.

Безусловно, мы вправе говорить о наличии у этого обследуемого черт демонстративной, даже истерической личности. Он тщеславен, преувеличивает свои способности, хвастается тем, что за три дня написал драму. Свой неупорядоченный образ жизни он либо всячески оправдывает, либо вообще отрицает. Вполне возможно, что жизнь Ш. сложилась бы еще менее удачно, если бы к истерическим чертам у него не присоединились гипоманиакальные. Несомненно, его писательская деятельность без этой активности и «открытости» натуры не удалась бы.

Итак, данную комбинацию черт можно, в общем, считать благоприятной. Однако алкоголизм при таком сочетании представляет особую опасность: гипоманиак постоянно ищет веселого общества, а ведь в таком обществе часто не обходится без алкогольных напитков. Тем самым убивается то гипертимически-положительное, что могло бы выровнять некоторые истерические черты личности.

Сочетание демонстративных черт характера с гипертимической живостью темперамента способствует активизации актерских данных в человеке. Зайге в нашей совместной работе описывает трех актеров с такими свойствами личности. Одно из этих описаний я привожу здесь.

Ханнц Г., 42 лет, актер, режиссер, автор пьес. Еще в школе интересовался театром, музыкой, брал уроки музыки. По желанию отца поступил в университет, но лекций не посещал, экзаменов и зачетов не сдавал, а через друзей обманным образом оформлял всю документацию. Сам же он занимался театром, эстрадой, «капустниками». Позже Г. открыл свой театр, но вскоре вынужден был закрыть его, так как переоценил свои экономические возможности и очень скоро начал испытывать финансовые затруднения. Он брался одновременно за разные работы, но многое выполнял недобросовестно. Г. написал несколько пьес для театра и телевидения. Поскольку Г. часто держал себя весьма самоуверенно и даже нагло, он то и дело вступал в конфликты с влиятельными театральными деятелями. Однако вины своей никогда не признавал, сваливал ее на других. Настроение у Г. было всегда приподнятое, он обладал неиссякаемым красноречием, иногда переходившим в скачку идей.

Гипертимические черты у этого обследуемого преобладают над демонстративными. Возможно, именно поэтому театрально-организаторской (административной) деятельностью он занимался больше, чем актерской. С другой стороны, отчетливо видны и демонстративные черты: он часто обманывал окружающих, всегда был готов смошенничать, в споре никогда не признавал своей вины. Наиболее яркая черта Г. – желание произвести впечатление, т. е. выраженное тщеславие.

Особый интерес представляет сочетание демонстративных и аффективно-лабильных черт, так как и те и другие связаны со склонностью к поэтической, художественной деятельности. Демонстративные черты характера стимулируют фантазию, аффективно-лабильный темперамент порождает эмоциональную направленность.

Приведу описание обследуемой, у которой тяга к поэзии обусловлена именно таким сочетанием черт личности.

Бербель Г., 1935 г. рожд., по профессии медсестра, но с детства чувствовала поэтическое призвание. Все свободное время у нее уходило на творческую деятельность. Она писала стихи, рассказы для детей, сказки, иногда сатиры. Погруженная в мир фантазии, она забывала об окружающем. Хотя на успех и признание надежды не было, но вдохновение не покидало ее, и она продолжала сочинять. Депрессивный полюс выражался у Г. в нескольких попытках самоубийства, причем некоторые из них были истерически окрашены, поэтому их нельзя считать серьезными. Наблюдались и другие демонстративные черты. Г. уклонялась от трудной работы, часто спасалась «бегством в болезнь» и была склонна к самосостраданию. В клинику она поступала неоднократно: здесь настроение ее колебалось между кокетливым заигрыванием во время «подъемов» и пароксизмами слез, которыми она пыталась вызвать к себе жалость. Несколько раз ее посещала мать, отличавшаяся патетическими манерами и производившая яркое впечатление демонстративной личности.

После выписки из клиники Г. оставалась под психотерапевтическим наблюдением. И в последующие годы она не изменила своим поэтическим склонностям, сочиняя теперь в основном стихи и рассказы для детей. Нередко ее творчество бывало пессимистически окрашено. Позднее она обращалась и к изобразительному искусству, лепила глиняные фигурки, изготовляла разные кустарные изделия. Она продолжала работать медсестрой, хотя для этого нуждалась в систематической поддержке курсами психотерапевтического лечения.

Обследуемой постоянно грозила опасность полного погружения в мир фантазии и забвения действительности. Впрочем, способность к вдохновению положительно сказывалась и на ее основной профессии медсестры, в которой Г. проявляла немало самоотверженности, несмотря на временные срывы. Как видим, аффективно-лабильный темперамент оказывает смягчающее воздействие на эгоизм истерического плана.

Совершенно очевидно, что и на профессию актера такое сочетание черт оказывает благоприятное воздействие. Глубокие чувства, если они связаны с чертами демонстративного характера, приобретают динамическую силу выражения. Когда актер только истеричен, он может лишь удачно изображать различные душевные состояния, но глубокая эмоциональная передача чувств невозможна, если нет внутренних переживаний.

Привожу наблюдение, описанное Зайге.

Берта Ш., 68 лет, актриса, с молодых лет вместе со своей сестрой работает в одном и том же театре.

С юности Ш. отличается резкой лабильностью настроений, испытывая то безудержную радость, то отчаяние. В театре она всегда работала с полной отдачей, была неописуемо счастлива, когда роль ей удавалась. Но даже независимо от своей непосредственной работы она вообще страстно любила театр, музыку, все прекрасное. Вместе с тем Ш. жила в постоянном страхе перед заболеваниями, то инфекционными, то легочными. Вначале этот страх был связан с чьей-то конкретной болезнью. Позднее она жаловалась на страх без видимого повода. Ш. всегда отличалась суеверностью. Неоднократно она просила принять ее в нашу клинику, но при этом ставила свои условия. Прежде всего, она не могла отказаться от снотворных порошков, которые в течение многих лет принимала в огромных количествах. Но поскольку на это мы пойти не могли, она лишь один раз была у нас в стационаре, да и то преждевременно прервала курс лечения. После этого она время от времени приходила к нам и с явной аффектацией просила ее лечить по ее собственной схеме. Ш. сильно нервничала, испытывала приступы страха, но когда ей говорили, что причина этих явлений – в злоупотреблении снотворными средствами, она и слушать не хотела. При отказе Ш. пускала в ход всевозможные театральные приемы: падала перед врачом на колени, протягивала к нему руки, осыпала его похвалами по поводу его врачебного мастерства, чуткости и т. д.

Эту обследуемую всегда отличал аффективно-лабильный темперамент. Но им одним нельзя объяснить такую утрированную демонстрацию чувств. Актрисе легче, чем другим людям, опуститься перед врачом на колени, но в том, как она вела себя в дальнейшем, чувствовались черты демонстративной акцентуации. Режим, система в ее жизни отсутствовали, злоупотребление снотворными средствами, которые ей были запрещены, в какой-то мере можно считать попыткой Ш. к самоутверждению.

Педантический характер смягчается при сочетании с гипертимическим темпераментом, поскольку последний несколько поверхностен. И все же истинного выравнивания не происходит. Эти черты личности относятся к слишком различным сферам, чтобы компенсировать друг друга. Например, гипоманиаку ничто не помешает быть добросовестным работником, если он обладает и ананкастическими чертами. Привожу пример обследуемой, ранее описанной Бергманом.

Шарлотта К., 44 лет, уже ребенком была очень старательной, трудолюбивой. Позднее всегда намечала себе в жизни некую цель, которой обязательно достигала. Человек предприимчивый, она открыла свой парикмахерский салон. Со времени окончания школы работает ежедневно по 12 ч, почти все это время ей приходится стоять на ногах. Во время войны потеряла мужа, парикмахерская почти не работала. После войны предприятие скова расцвело, у К. теперь работали 12 человек. На иждивении К. были ее родители, не чаявшие души в дочери. Она в очень хороших отношениях со своим сыном. К. – натура веселая, жизнерадостная. У нее масса приятельниц, все ее любят за живость, веселость. Она также образцовая хозяйка, отлично руководит своим салоном. Бухгалтерские книги многократно контролирует, чтобы не допустить ошибки.

К. явилась в клинику, чтобы проверить, может ли она и дальше руководить парикмахерской. Незадолго до этого она простудилась, но перенесла болезнь на ногах, работала, и вот начались физические недомогания. К. жаловалась на сердцебиение, на странное чувство в руках, «точно по ним ток проходит». Кроме того, она ощущала внутреннее беспокойство, стала раздражительна. После краткого отдыха, к которому мы почти не подключали психотерапию, К. поправилась и вернулась к исполнению своих обязанностей.

Сочетание обеих черт акцентуации у данной обследуемой оказалось в высшей степени благоприятным. С гипоманиакальной неутомимой энергией она пробивалась в жизни, но в то же время ее педантичность служила гарантией того, что все се дела будут заранее тщательно подготовлены и добросовестно выполнены. Те и другие черты в ней гармонически сочетались, не было их «взаимоуничтожения» и не возникали тяжелые личностные противоречия. Пожалуй, об абсолютно положительном сочетании черт у К. говорить все-таки нельзя; взять хотя бы ее реакции на преходящее неврастеническое заболевание: вместо того чтобы лечиться, К. продолжает работать, частично из-за жажды деятельности, частично из-за редкостной добросовестности.