Текст книги "Верная Рука"

– Мистер Холи, ваши друзья вынесли единодушный вердикт – «невиновен». Я полностью согласен с их мнением, однако хотел бы, если позволите, добавить кое-что от себя.

– Добавить? – переспросил Холи, и в тоне его явственно послышалось презрение старожила к новичку, который настолько бестактен, что лезет с непрошеными утешениями.

– Да, мне хочется рассказать вам одну правдивую историю – она связана с событием, происшедшим в маленьком городе у меня на родине, в Германии.

– Какое мне дело до ваших немецких историй?

– Вы узнаете, какое дело, если выслушаете меня. Минутку внимания! Однажды магистрат решил заменить флюгеры на городской колокольне. За эту трудную и ответственную работу взялись два кровельщика – отец и сын. Отец, опытный верхолаз, мог бы взобраться на колокольню и с завязанными глазами, а вот сын овладел семейным ремеслом недавно и чувствовал себя на ней не очень уверенно. Но хорошие заработки позволяли ему кормить жену и четырех детей, так что о смене профессии он и не задумывался.

Мастера заранее укрепили лестницы от верхнего окна звонницы и дальше, к самому шпилю. В назначенный день они начали опасный подъем. Двигались медленно, подниматься быстрее мешал тяжелый медный флажок, который каждый из них держал в левой руке. Флажки нужно было установить вместо прежнего флюгера. Первым лез отец. Внизу собралась большая толпа любопытных.

Вдруг с крыши донесся крик ужаса – это кричал молодой кровельщик. Никто не мог понять, что его так напугало. Затем послышался спокойный голос отца. Разобрать отдельные слова не удалось, но, судя по интонациям, он уговаривал или успокаивал сына. Парень завопил вновь, бросил флюгер и протянул руку к следующей перекладине, пытаясь ухватиться за отцовский сапог. И тут толпа дружно ахнула: резким ударом ноги старый кровельщик сбросил сына с лестницы. Падение, глухой удар о каменные плиты паперти – и отец четырех детей превратился в груду мяса и переломанных костей.

– Ни за что не поверю, что такое возможно! Убить своего родного сына на глазах у всего города! – возмутился Холи.

– Не торопитесь, сэр; слушайте дальше. Через несколько минут, осознав случившееся, толпа забурлила от ярости. А старик, как ни в чем не бывало, лез дальше, добрался до шпиля и, выпрямившись во весь рост ловко и аккуратно заменил проржавевший флюгер на новый. Потом он тронулся в обратный путь. Казалось, он ничуть не взволнован, и это бесчеловечное хладнокровие было страшнее всего. Старый кровельщик благополучно спустился по шатким перекладинам лестницы и шагнул в слуховое окно, откуда он вылез вместе с сыном каких-нибудь полчаса тому назад. На площади, перед дверями, его ждали сотни разъяренных сограждан, охваченных единым желанием растерзать убийцу, как только он появится на ступенях. Но преступник почему-то не выходил. Его начали искать и скоро нашли в звоннице – старик лежал там на полу, без сознания, со всеми признаками нервной лихорадки. Видимо, он свалился, едва успев войти внутрь. Это зрелище отрезвило народ, и кровельщика отнесли домой. Около месяца он пролежал в беспамятстве, и врачи уже сочли его состояние безнадежным. Но кризис миновал, к старику вернулось сознание, и он начал поправляться. Как только мастер почувствовал, что может встать с постели и держаться на ногах, он сам явился в городской суд. Теперь скажите мне, мистер Холи: каким, по вашему мнению, должен был быть вынесенный ему приговор?

– Каким должен быть приговор? О чем тут толковать! Конечно, смертная казнь за убийство сына, – ответил заинтригованный Холи.

– Вы в самом деле так считаете, сэр?

– Конечно. Здесь все ясно, и не может быть никаких сомнений.

– Вы в этом уверены?

– Еще бы! Ваш кровельщик преднамеренно нанес удар, ставший причиной гибели парня.

– А особые обстоятельства дела – разве вы не приняли бы их во внимание, будь вы на месте судьи?

– Обстоятельства необычные, не спорю. Но неужели они исключают ответственность за убийство?

– Может быть, и нет. Но на суде дело обернулось совсем другой стороной.

– Это как же?

– Процесс над стариком привлек внимание всего города и даже попал в газеты. Большинство считало, что он будет осужден и не избежит встречи с палачом; другие добавляли, что, возможно, его – после осуждения – помилует король, заменив смертную казнь каторгой или тюремным заключением. Но о каком-либо сочувствии к подсудимому не было и речи – до тех пор, пока старый кровельщик не дал свои показания, одинаково неожиданные для публики и судей.

Что же произошло на куполе собора? Оказывается, у сына внезапно закружилась голова. Он потерял самообладание и закричал от страха. «Закрой глаза и подожди, – приказал отец. – Приступ сейчас пройдет, и все будет в порядке». Он хорошо знал, что в подобной ситуации спасти человека могут только выдержка и спокойствие. Но сын не слушал, его уже захлестнула паника. «Я не могу держаться… ничего не чувствую!» – завопил он, выпустил из рук медный флажок и попытался схватиться за ногу отца. Тот прекрасно понимал, чем это должно кончиться. В подобных случаях человек может рассчитывать только на себя. Если же он потерял голову, то попытка спасти его обернется смертью и для него, и для спасателя. Старый кровельщик знал много таких примеров.

Положение оказалось безвыходным. Правой рукой он держался за лестницу, в левой – тяжелый флюгер. На ноге повис безумный сын. Будь отец снизу, он еще попытался бы помочь парню, но сейчас такой возможности не было. Речь шла лишь о том, сколько жизней унесет внезапный приступ головокружения – две или одну. И он оттолкнул сына – оттолкнул от себя, но этого оказалось достаточно. Несчастный сорвался с лестницы и полетел с крыши.

Отец услышал глухой удар и тысячеустый вздох ужаса на площади, но не оглянулся. Глаза его застилала пелена, сердце разрывалось от горя и жалости, но он заставил себя забыть обо всем, двинулся вперед и закончил работу. Спокойная уверенность, так ужасавшая зрителей, объяснялась не равнодушием к судьбе сына, а сверхчеловеческим напряжением воли. И только когда он ощутил под ногами каменный пол, силы покинули его, и старый мастер потерял сознание. А теперь ответьте мне, мистер Холи, считаете ли вы по-прежнему, что этот человек заслуживал смертной казни?

– Хм! То, что вы сейчас рассказали, и впрямь показывает все дело в ином свете.

– Вот именно. Такое же впечатление сложилось и у судей, да и вообще у всех горожан. Были заслушаны показания множества людей – врачей и законников, строителей, ремесленников и даже трубочистов. Суд выслушал каждого, кто мог сказать со знанием дела что-нибудь о головокружениях на высоте и о том, как следует вести себя человеку, оказавшемуся в такой ситуации. Все без исключения подтвердили, что старик невиновен в убийстве и что он при всем желании, даже ценой собственной жизни, не мог бы спасти своего сына – парень был обречен с того момента, как выпустил из рук лестницу и начал цепляться за отца. Короче говоря, старика оправдали и освободили из-под стражи. Те самые люди, которые недавно собирались его линчевать, встретили мастера у дверей суда почтительным молчанием; они стояли перед ним, не смея поднять глаза. Кровельщик прожил еще много лет, заботясь о вдове сына и осиротевших внучатах. Он пользовался всеобщим уважением, и ему предоставляли самые почетные и выгодные заказы. Но уже никто и никогда не слышал его смеха, и улыбка ни разу не смягчила выражение его лица. Он не мог простить себя, хотя был безоговорочно оправдан и законом, и людским мнением. Ну, сэр, что вы об этом скажете?

– Скажу, что с ним поступили по справедливости, – ответил Джош. – Но какая связь между вашим кровельщиком и моим выстрелом в тот злополучный день?

– Неужели вы даже не догадываетесь об этой связи?

– Нет.

– Но это так очевидно. Вас мучает вопрос – являетесь ли вы убийцей? Я рассказал вам историю о человеке, который сознательно, отдавая себе полный отчет в своих действиях, лишил жизни родного сына – точно так же, как вы сознательно нажали на спусковой крючок тридцать лет назад. Герой моего рассказа был оправдан. Вот и подумайте, какой вердикт вынес был суд присяжных, доведись ему разбирать ваше дело.

Холи задумался, глядя в землю. Наконец его мрачное лицо просветлело, он протянул мне руку и произнес:

– Теперь я вас понял, мистер Чарли. Я слишком давно таскаю на душе этот груз, чтобы можно было так сразу взять и сбросить его. Но все равно – спасибо вам, сэр. Мне надо хорошенько подумать над услышанным. Кажется, вы не зря потратили время, растолковывая мне, что к чему. А теперь давайте поскорее уберемся из этого проклятого места!

Мы сели на лошадей и поехали дальше. Каньон был таким длинным, что только через час быстрой езды тропа вывела нас на открытое пространство. И здесь возвышались зеленые колонны огромных кактусов, многие из них были увешаны крупными, мясистыми плодами. Это зрелище натолкнуло Паркера на мысль об очередной забаве, и он обратился к своим друзьям со следующей речью:

– Согласитесь, джентльмены, что всегда полезно узнать заранее, чего стоит человек, который едет рядом с тобой. Мистер Чарли присоединился к нашему отряду и, надо полагать, покинет нас не очень скоро. А дорога опасна, в любую минуту могут появиться команчи, и нам придется отстреливаться. Не думаете ли вы, что мистеру Чарли следовало бы сделать несколько пробных выстрелов?

– Да, да! Верно, пусть покажет, на что способен! – послышались одобрительные возгласы; всех привлекла идея – посрамить самоуверенного новичка. Только Холи не произнес ни слова.

– Вы слышите, мистер Чарли? – теперь Паркер обращался непосредственно ко мне. – Надеюсь, вы не станете возражать против небольшого испытания вашей меткости?

– О нет, – ответил я, – но при условии, что буду не единственным участником.

– А кто вам нужен для компании?

– Конечно, вы.

– Я?

– Да, вы и все остальные джентльмены из нашего отряда. Уж если устраивается состязание в стрельбе, то само собой разумеется, что каждый покажет свое искусство.

– Не вижу надобности в этом. Разговор-то идет только о вас. Может статься, вы стреляете не лучше, чем я в те дни, когда впервые встретился с Олд Уобблом, и тогда нам следует иметь это в виду на случай какой-нибудь заварушки. Я хотел устроить такое испытание еще вчера, но решил не позорить вас перед солдатами. А здесь мы все свои, и смеяться над вами никто не будет, уж поверьте.

– Ну что ж! А какую мишень вы мне предложите, мистер Паркер?

– Видите вон те кактусы? До них примерно полторы сотни шагов. Неплохо будет, если вы сумеете сбить одно из «кактусовых яблок». Они легко отрываются, стоит только попасть.

– А вы сами можете отсюда попасть в такое яблочко, мистер Паркер?

– Дьявольщина! Вы что, сомневаетесь в этом? – вознегодовал Сэм Паркер.

– Неужели для вас так важно, сомневаюсь я или нет? – спросил я с самым невинным видом.

– Ну-ну! Нахальства у вас хоть отбавляй. Впрочем, ведь вы приезжий. Запомните, мистер Чарли: разговаривая с кем-нибудь на Западе, не вздумайте выражать сомнение в том, что он хороший стрелок, если не хотите оскорбить собеседника. Ни один старожил никогда не позволит себе подобной бестактности.

– В таком случае, – радостно заявил я, – вы тоже из новичков!

Этот спор доставлял мне живейшее удовольствие, которое хотелось продлить. Давно уже Олд Шеттерхэнду никто не предлагал продемонстрировать, умеет ли он стрелять, или нет. Между тем Паркер чуть не задохнулся от возмущения.

– Что? Я новичок? Это как понимать?

– Но вы же сами сказали, что ни один старожил не позволит себе такой бестактности. Тем не менее вы ее себе позволили и еще настаиваете на испытании моей меткости.

– О, это совсем другое дело. Мы-то все люди бывалые и можем доверять друг другу. Ну а вы, хоть и немолоды, здесь новичок. Тащитесь на своей извозчичьей лошаденке раскапывать всякие древности. Откуда нам знать, можете ли вы постоять за себя в случае опасности?

– Как вам угодно, – невозмутимо ответил я. – По-моему, мы с вами в равном положении. Вы не знаете меня, а я не знаю вас. Значит, я также имею право требовать проверки ваших возможностей. Да, я согласен пострелять, но лишь в том случае, если и вы покажете, чему научились за эти годы.

Он посмотрел на меня с неописуемым изумлением, потом расхохотался и воскликнул, обращаясь к остальным:

– Чему мы научились! Вот это здорово! Не правда ли, джентльмены? Сэм Паркер должен показать, чему он научился!

– А что здесь особенного? – возразил я. – Вы же сами вчера рассказывали, как развлекали своей стрельбой стервятников во время первой охоты с Олд Уобблом.

– Когда это было! С тех пор утекло много воды, и Сэмми Паркеру нет нужды экзаменоваться, словно прилежному ученику в воскресной школе. Ну, да ладно, будь по-вашему! Настоящий мужчина никогда не отказывается от испытания, и мы принимаем ваше условие, хоть оно и не лезет ни в какие ворота. Согласны, джентльмены?

Все охотно выразили готовность участвовать в состязании, и мы сошли с лошадей. Разумеется, я собирался показать именно такой результат, какого от меня ожидали. Не исключено, что вскоре нам придется вступить в бой с более опасными врагами, чем «кактусовые яблоки», тогда и поглядим, кто будет смеяться последним. А пока пускай потешаются над безобидным любителем старины. Я не мог понять только одного: пусть эти люди принимают меня за простодушного новичка, но неужели они совсем не разбираются в лошадях? Как они могут называть моего бесценного коня то «клячей», то «извозчичьей лошаденкой»? Мозгов у них, конечно, не сказать, чтобы много, но ведь глаза-то есть! Итак, мы взялись за ружья, и началась грандиозная трата пороха и зарядов. Паркер и Холи стреляли в общем неплохо, остальные оказались просто никудышными стрелками. Я добросовестно всадил три пули в скалу, совсем недалеко от кактуса, и это возбудило дружный смех присутствующих. Паркер торжествовал. Повернувшись ко мне, он произнес нравоучительным тоном:

– Так я и думал! Надо быть круглым дураком, чтобы вызвать на состязание Сэма Паркера, если сам не можешь послать пулю ближе, чем на двадцать шагов от цели. Не хочу вас обидеть, сэр, но, говоря напрямик, на такую стрельбу даже смотреть тошно! Ни в дичь, ни в индейца вам никогда не попасть, так что благодарите судьбу за нашу встречу. Вы мне все-таки нравитесь, и никто из нас не будет возражать против вашего общества. А оставить вас одного в этих краях было бы равносильно убийству!

Мы сели на лошадей и поехали дальше. Я уже привык к свойственной Паркеру манере выражаться и, конечно, нисколько не обижался на него – напротив, был очень доволен тем, что так удачно подтвердил его мнение обо мне.

Наш путь теперь проходил по плоскогорью, изрезанному глубокими ущельями. Оно постепенно понижалось к северу, и завтра, ближе к вечеру, можно было надеяться достигнуть долины Пекос. Кое-где уже попадались участки, покрытые настоящей травой, иногда одинокие чахлые кустики с переплетенными стеблями вьюнков ветками. После полудня мы увидели ручей, вдоль которого тянулись густые заросли кустарника. Ручей тек как раз в том направлении, которое нам было нужно, и мы поехали вдоль него. Здесь нетрудно было найти удобное место для лагеря, а наличие воды и корма для лошадей окончательно определило наш выбор.

Едва село солнце, мы остановились на ночлег. Паркер, по общему молчаливому соглашению считавшийся предводителем отряда, высмотрел уютную зеленую лужайку, с трех сторон окруженную кустами, с четвертой – граничащую с ручьем. Тут было достаточно просторно, вдоволь травы, и в то же время не приходилось опасаться, что лошади уйдут и потеряются в пустыне. Набрав сухого валежника, мы развели костер, а оба ветерана – Сэм и Джош – решили использовать последние минуты угасающего дня для охоты. Они углубились в береговые заросли и скоро вернулись с добычей – дюжиной куропаток, составивших нам великолепный ужин. Съев свою долю, я отошел от огня и прилег на землю недалеко от лошадей. Разговоры моих спутников не содержали для меня ничего нового, и я предпочитал побыть в одиночестве. Ну а они считали ниже своего достоинства вовлекать в беседу никчемного новичка, к тому же только что так опозорившегося. Один только Джош проявлял ко мне признаки дружеского внимания. Днем он не раз по нескольку минут ехал рядом со мной, иногда обращаясь ко мне с каким-нибудь незначительным замечанием; и слова его, и голос звучали при этом куда теплее обычного. Сейчас он сидел у костра, изредка вставляя в разговор короткие фразы. Видно было, что его занимает некая мысль, и я догадался, какая именно. Наконец Джош встал, тихонько подошел ко мне и, присев рядом, спросил:

– Не возражаете, если я составлю вам компанию, сэр? Или мне лучше уйти?

– Что вы, мистер Холи! Оставайтесь, я буду только рад.

– Вот и отлично. Вы кажетесь мне довольно молчаливым человеком, я тоже не болтун. Не хотелось бы произносить пустые слова, но сказать вам «спасибо» я просто обязан.

– За что?

– За ваш сегодняшний рассказ. Я думал над ним весь день, да и сейчас еще не во всем разобрался, но уже вижу, что он принесет мне облегчение. Ах, сэр, как это ужасно – столько лет чувствовать себя убийцей друга!

– Такое определение неприменимо к вам, мистер Холи. Если помните, я сказал это в самом начале, а потом постарался доказать на примере того кровельщика.

– Пусть так! В любом случае я перед вами в долгу и буду очень рад, если мы станем друзьями. Может, вы и не слишком важная птица у нас на Западе, но есть в вас что-то привлекательное. Не знаю, как это объяснить… Посмотришь вам в глаза – и на душе становится легче. И мне было чертовски досадно за вас из-за того дурацкого состязания, которое затеял Сэм. Вы тогда сильно огорчились?

– Нисколько.

– Да? Удивительно! Все-таки невелика честь так плохо стрелять.

– Но в этом нет и ничего позорного.

– Ну, знаете ли…

– У разных людей – разные таланты, мистер Холи. Самый плохой стрелок может оказаться мастером в каком-нибудь другом полезном деле.

– Наверное, вы правы; вопрос лишь в том, пригодится ли ему это мастерство здесь, на Западе. Но мне совсем неважно, что вы умеете, а чего не умеете. Я хочу сказать только одно: вы мне по сердцу и в случае какой-нибудь нужды можете на меня рассчитывать. Вот и все, а теперь давайте-ка помолчим.

Он растянулся не земле, немного повозился, чтобы устроиться поудобнее, и скоро задремал.

Сидевшие у огня продолжали беседовать. Они разговаривали гораздо громче, чем это было уместно в нынешней обстановке, но утихомирить их я не мог. Считая меня зеленым новичком, «ветераны», конечно, с презрением отвергли бы любой совет с моей стороны. А между тем они знали, что поблизости может оказаться отряд команчей; я же, прочитав записку Виннету, знал это наверняка.

Угрозу представляла не только их беззаботная болтовня, но и костер, отблески которого проникали сквозь кустарник. Выдавал нас даже невидимый ночью дым – обоняние индейца способно уловить запах горящих сучьев за сотню шагов, а то и больше. Призвать моих спутников к бдительности я не мог, мне не оставалось ничего другого, как самому постоянно быть начеку,

Я лежал в позе спящего, прижавшись одним ухом к земле (что позволяло еще издалека услышать стук копыт), а другим напряженно вслушивался в ночные звуки. В то же время я не переставал внимательно наблюдать за темной массой кустов. Прошло полчаса, и вдруг мой конь перестал щипать траву и насторожился: подняв голову, втянул ноздрями воздух и тихонько фыркнул, всматриваясь куда-то во тьму. Это означало, что оттуда к нам приближается человек, и этот человек – белый, а не индеец. Как я уже упоминал, моя животинка прошла полный курс индейской дрессировки.

– Иш-хош! – вполголоса проговорил я. Услышав эту команду, умный мой конь тотчас опустился на землю. Он выполнил свою задачу – предупредил хозяина об опасности, и теперь должен был вести себя смирно, чтобы чужак, наблюдая за лошадьми, ничего не заподозрил и действовал без опаски.

Скорее всего, незваный гость был один – какой-то отважный путник, заметивший наш огонь. То, что он старался остаться незамеченным, еще не свидетельствовало о его враждебных намерениях. Увидев костер, он отправился на разведку, а затем, выяснив, с кем имеет дело, он, надо полагать, подзовет свою лошадь и присоединится к нам. Для нас же увеличение численности отряда будет только кстати.

Тем не менее следовало соблюдать осторожность. Чуть повернувшись, я стал напряженно вглядываться в заросли, из-под полуопущенных век методично отмечал любое движение листвы, озаряемой отблесками костра. Вскоре я заметил очень медленное, еле уловимое, но произведенное явно человеком движение в гуще кустарника – чуть шевельнулась одна из ветвей. Пришелец подкрался так тихо, что я не сумел расслышать его шаги, хотя усердно напрягал слух. Теперь он стоял у края кустарника, пытаясь рассмотреть лица людей, сидящих у огня. Но ветки и листва создавали труднопреодолимую преграду даже для самого острого зрения, а отодвинуть их в сторону без явственного шороха было едва ли возможно. Значит, нашему гостю придется пустить в дело нож и срезать несколько побегов.

Не успел я прийти к такому выводу, как в сплошном покрове листвы образовался небольшой просвет. Способность видеть в темноте – природный дар, который у меня был развит к тому же многими годами тренировки. Сейчас, присматриваясь, я различил во мраке две блестящие точки – глаза ночного пришельца. Верхнюю часть его лица затеняли поля шляпы, а вокруг его головы замечалось что-то вроде легкого серебристого мерцания. Этот человек был, вне сомнения, стар, и свет звезд отражался от его длинных, белых как снег волос.

Прошло несколько секунд томительного ожидания, и вдруг тишину ночи прорезал громкий боевой клич. Покинув свое укрытие, пришелец бросился вперед и в два прыжка очутился у костра.

– Сэм Паркер! – радостно заорал он. – Сэмми, старый дружище! Раз ты здесь, мне больше незачем прятаться!

Люди у огня в испуге вскочили на ноги, поднялся и спавший рядом со мной Джош Холи. Я остался лежать.

– Олд Уоббл! – воскликнул Паркер. Осознав свою ошибку, он тут же поправился. – Я хотел сказать – Фред Каттер! Простите мне эту оговорку, мистер Каттер, но я прямо ошалел от неожиданности…

Итак, вот он – знаменитый Олд Уоббл, герой бесчисленных рассказов, передававшихся из уст в уста на Диком Западе, о котором мы говорили не далее, как вчера! Стоит, озаренный светом костра, раскачиваясь и дрожа, как лист на ветру, да еще и посмеивается. Выглядит он в точности так, как его описывали: огромные шпоры на сапогах, кожаные штаны, по виду не моложе своего владельца, рубашка распахнута на груди, на худых плечах болтается замшевая куртка. Узкое лицо изборождено морщинами, в ушах тяжелые серебряные серьги, широкополая шляпа надвинута на лоб. У пояса большой охотничий нож, в руке винтовка. Но, конечно, самым примечательным во внешности старого «короля ковбоев», как еще его называли повсюду, были его волосы – длинная белая грива, крупными волнами ниспадавшая ему на спину.

– Ха! Не извиняйся, Сэм, – ответил старик, окинув цепким взглядом всю поляну. – Я давно знаю, что все, и ты в том числе, зовут меня этой кличкой, и не обижаюсь, this is clear! Но должен сказать вам, ребята, что вы чертовски неосторожны, да. Разожгли костер, который виден за двадцать миль, и галдите так, что слышно за десять! Будь на моем месте полдюжины краснокожих, они прикончили бы вас всех за минуту, this is clear! Иные люди, сколько ни проживут, так никогда и не поумнеют. Ну, да ладно. Куда вы направляетесь, ребята?

– На Рио-Пекос, сэр, – ответил Паркер.

– Отлично. Нам по пути, и возможно, для вас найдется работенка. Вы видели военный лагерь в нескольких часах езды от каньона Мистэйк?

– Мы переночевали там, сэр.

– Солдаты еще там?

– Да.

– Хорошо, отлично! Мне надо спешить к ним. Всего несколько дней назад я был неподалеку от лагеря, но не думал, что придется возвращаться.

– Они видели ваши следы, – вставил Сэм.

– Так вот, у меня есть одна просьба ко всем присутствующим. Нужна помощь. Я все объясню, но сперва схожу за лошадью; я привязал ее за холмом, когда начал выслеживать вас. Обождите минуту.

С этими словами он перепрыгнул через ручей и скрылся в темноте. Люди у костра еще не вполне оправились от изумления, но быстро пришли в себя и заговорили все разом. Я сохранил роль зрителя и ограничился тем, что позволил встать моему коньку. Услыхав знакомую команду «Ши-ши!», он вскочил и снова начал спокойно щипать траву.

Вскоре вернулся Олд Уоббл, ведя в поводу свою лошадь. Он пустил ее пастись, подсел к огню и сказал:

– Костер слишком велик, this is clear, но теперь, раз уже я нашел вас и заодно убедился, что вокруг спокойно и команчей поблизости нет, можно оставить его как есть. Как долго вы собираетесь тут задержаться?

– Только на одну ночь.

– А если я предложу вам пробыть здесь завтрашний день и еще одну ночь?

– Трудновато!

– Еще бы! И все же дело стоит того. Однако прежде всего я должен выяснить, кто передо мной. Сэма я знаю не первый год, а что собой представляют остальные джентльмены?

Паркер назвал имена присутствующих и в заключение, кивнув в мою сторону, добавил:

– А там лежит мистер Чарли, немецкий ученый, он разыскивает старые индейские могилы.

– Индейские могилы? Странное увлечение! Но человек он надежный?

– Он новичок, – ответил Паркер, явно не собиравшийся щадить мое самолюбие. – Стрелять совсем не умеет, мажет на двадцать шагов.

– Хм, понятно. Однажды несколько подобных субъектов побывали у нас в прерии, чтобы изучить языки краснокожих племен. Я работал у них проводником и бывало чуть не лопался от злости. Ни один из этих буквоедов не знал, за какой конец надо брать нож или винтовку! Ученость только портит человека, this is clear. Ну а теперь скажите мне, ребята: как вы насчет того, чтобы добыть дюжину-другую индейских скальпов?

– Почему бы и нет? – храбро ответил за всех Сэм Паркер. – Но какого племени?

– Команчей.

– Было бы неплохо. Но вы уверены, что это дело выгорит наверняка, мистер Каттер?

– Не скрою, дело нелегкое, и надо будет рискнуть собственной шкурой. Ты боишься?

– Нет, но я хочу знать свои карты, прежде чем начинать игру. Думаю, вам следует рассказать без утайки, что именно нам предстоит и ради чего.

– Хорошо. Вы слышали когда-нибудь имя Олд Шурхэнда – Верной Руки? – Тут все оживились, а Паркер быстро спросил:

– Шурхэнд? Он попал в беду/

– Да. Так вы его знаете?

– Нет, лично никто из нас с этим человеком не знаком, но слышали о нем все. Это же лучший стрелок Дикого Запада.

– Ну, не преувеличивай. Стрелок он не из последних не спорю, и прозвище свое получил не зря, но вождь апачей Виннету или, например, Олд Шеттерхэнд – Разящая Рука стреляет ничуть не хуже. Но в любом случае Верная Рука заслуживает всяческого уважения, и мы с ним крепко подружились. Несколько дней назад мы расстались – мне надо было ехать в Форт-Стентон, а он собирался проведать апачей-мескалерос, чтобы узнать у них, где сейчас может быть Виннету. А вскоре прошел слух, что команчи выкопали топор войны. Шурхэнд об этом не знал, а путь его лежал через страну команчей. Я повернул назад и помчался за ним. Все складывалось очень удачно: я успел догнать и предупредить его, но на этом наше везенье кончилось. Мы не пробыли вместе и четверти часа, как столкнулись с целой оравой этих дьяволов-команчей.

– Гром и молния! И много их было?

– Больше сотни.

– А вас только двое?

– Да.

– И все же вам удалось ускользнуть! – восхитился Сэм.

– Только мне, но не ему, – ответил Олд Уоббл, и морщины на его лице обозначились еще резче.

– Вы бросили Шурхэнда одного?

– Да.

– Что за черт! Как вы могли так поступить?!

Старик выпрямился и внушительно произнес:

– Ты, кажется, хочешь упрекнуть меня в недостойном поведении – меня, Фреда Каттера по прозванию Олд Уоббл? Так вот, во-первых, читать мне мораль – не твоя забота. Запомни это, Сэмми, мой мальчик. А во-вторых, одна унция смекалки часто бывает куда полезнее, чем двадцать фунтов пороха. Да, я удрал. Почему бы и нет? Принимать бой с сотней врагов было бессмысленно, это понимал и Шурхэнд, и он сдался, не пытаясь оказать сопротивление. По-твоему, было бы лучше, если бы индейцы перестреляли нас, как кроликов? Или если бы мы оба попали в плен? Исход один – казнь у столба пыток, и лишь через много дней стало бы известно, что команчи отправили в Страну Вечной Охоты еще парочку бледнолицых. Нет уж, спасибо! Олд Уоббл не играет в такие игры. Я предпочел удрать. Их пули так и свистели вокруг меня, но ни одна не задела, и даже куртка моя осталась цела. В результате я жив, свободен и могу вызволить Шурхэнда из лап краснокожих. Разве это не лучше, чем быть убитым или попасться вместе с ним?

– Так-то оно так, мистер Каттер, но теперь люди будут говорить, что Олд Уоббл убежал, испугавшись команчей. Вряд ли такие разговоры придутся вам по душе, сэр.

– Заподозрить меня в трусости способен разве что законченный дурак. Но бывалый и опытный вестмен не попрекнет меня ни единым словом. Что легче: сдаться или пробиться сквозь сотню индейцев? Отвечай!

– Конечно, проще сдаться.

– То-то же. Но мы теряем время на болтовню, а надо скорее спасать Олд Шурхэнда.

– Ваша правда, мистер Каттер. Однако это чертовски опасное предприятие.

– Сам знаю, но нельзя же бросить друга в беде! Я сразу вспомнил о драгунах за каньоном Мистэйк и решил обратиться к ним за помощью.

– Думаете, капитан согласится дать вам своих людей?

– Едва ли он пойдет на это с большой охотой. Их интересует совсем другой клан племени команчей. Но я буду упрашивать и угрожать, пока не добьюсь своего.

– Жаль только, что времени в запасе маловато…

– Да, нужно поторапливаться. Краснокожие напали на нас вчера на рассвете. Я побуду с вами до утра, чтобы моя лошадь успела подкормиться и отдохнуть, и поскачу дальше. Значит, завтра к вечеру я достигну лагеря. Даже если они сразу же согласятся участвовать в этом деле, пройдет не меньше двух суток, прежде чем мы вернемся к месту стычки. Команчи, надо думать, не станут нас дожидаться, и неизвестно, сколько времени займет погоня. Дня два, пожалуй, а может, и больше. А с Шурхэнда в любую минуту могут снять скальп. В общем, положение невеселое, но как выручить его быстрее – ума не приложу. И я рассчитываю на тебя, Сэм, и на вас, джентльмены.

– А что мы можем сделать? – спросил Паркер, очевидно, уже позабыв о своем намерении обзавестись дюжиной индейских скальпов.

– Капитан, this is clear, выделит мне лишь несколько человек из отряда. Так вот, я прошу вас всех остаться тут еще на сутки и поехать со мной, когда я послезавтра вернусь с солдатами. Вас тут десяток, а десять вестменов с десятью винтовками – серьезная сила.