Текст книги "Верная Рука"

– Погодите, я еще не закончил. Следы ведут на восток, в Льяно-Эстакадо. Какое из двух племен проявляет особый интерес к этой пустыне?

– Команчи, this is clear!

– Вот именно. И я уверен, что о планах команчей, связанных с оазисом, знает только один апач – сам Виннету. Он, конечно, уже вызвал на помощь своих воинов-мескалерос, но добраться сюда так быстро они никоим образом не могли. А посылать дозорных в сторону Льяно апачам незачем, да если бы они их и послали, то поехали бы другой дорогой, ведь селения клана мескалерос лежат к югу отсюда…

– Вы хотите сказать, что сейчас мы имеем дело с команчами?

– Думаю, да.

– Ну что ж, отлично. Раз мы это выяснили…

– Стоп, – прервал я Уоббла. – Все сказанное мной – только предположения, а нам нужна полная ясность. Это настолько важно, что мы можем пойти даже на небольшую потерю времени. Мистер Каттер, сумеете ли вы удержать эти следы в поле зрения, находясь в седле, при быстром галопе?

– Я пока еще не совсем ослеп, – обиделся Олд Уоббл.

– Тогда прошу вас, садитесь на лошадь и пустите ее вскачь по следам в обратную сторону. Пяти минут, наверное, хватит. Нам надо поточнее определить направление их пути, а также установить, едут ли они прямо или постепенно заворачивают.

– Хорошо!

Старик птицей взлетел в седло и понесся прочь по тропе, оставленной шестью всадниками. Его силуэт быстро уменьшался, превращаясь постепенно в темную точку на горизонте бурой равнины, и вскоре и совсем исчез из вида. Прошло несколько минут, и он снова появился на горизонте, доскакал до нас и осадил разгоряченного коня.

– Ну как? – спросил я.

– След прямой, как стрела, – заверил Олд Уоббл.

– Это решает вопрос. Догадываетесь, куда мы упремся, если проведем отсюда прямую линию?

– В Голубую воду, this is clear!

– Точно. Значит, этих людей послал не кто иной, как вождь Вупа-Умуги. Мы должны поспешить за ними.

– Зачем? Надеетесь их перехватить?

– Да.

– Это будет ошибкой, уверяю вас. Большой ошибкой, сэр!

– Почему вы так считаете?

– Мистер Шеттерхэнд, вы же противник убийства индейцев!

– Конечно.

– И все-таки стремитесь их догнать. Неужели вы сами не видите, что одно противоречит другому?

– В чем же тут противоречие?

– В том, что, догнав их, мы будем вынуждены истребить всех шестерых. Если хоть один из них ускользнет, команчи узнают о нашем местонахождении, и все пойдет прахом. Нам выгодно укрепить Вупа-Умуги в его убеждении, что мы ушли на запад – так зачем же нам гнаться за этими команчами?

– Вы правы лишь отчасти, мистер Каттер, – ответил я. – Все зависит от того, увидят они нас или нет. В зависимости от обстоятельств мы выберем тот или иной вариант действий. Они едут к Альчезе-чи – Маленькому лесу, где, скорее всего, меня ждет посланец Виннету. Если они проедут мимо, не заметив его – прекрасно, но если им на глаза попадется апач или просто какой-нибудь признак его присутствия, они устроят за ним настоящую охоту. Один против шестерых – сами понимаете, чем это может кончиться. Они убьют его или захватят живым. В этом случае мы обязаны спасти его, хотя бы для того, чтобы рассчитывать в дальнейшем на дружбу апачей. Кроме того, мне необходимо знать, что сообщает Виннету. И если для этого мне придется пожертвовать жизнями шестерых команчей, я заплачу и такую цену. А теперь – вперед, джентльмены!

Мы прыгнули в седла и помчались на восток. Индейцы имели преимущество во времени, но ехали медленнее, чем мы, судя по характеру следов. Значит, можно было надеяться догнать их еще до Альчезе-чи, если только они не прибавят ходу.

Вдруг возникло неожиданное и досадное затруднение: вскоре лошади Паркера и Холи начали отставать, не выдержав взятый нами темп. Тогда, чтобы не задерживать движение всего отряда, решено было разделиться – мы втроем продолжим погоню, а Сэм и Джош поедут по нашим следам на предельной для их лошадей скорости. После этого я, Шурхэнд и Олд Уоббл пустили коней во весь опор, лишь изредка поглядывая на тропу, оставленную нашими противниками. К моему разочарованию, через пару миль выяснилось, что они также перешли с рыси на галоп. До сих пор у меня теплилась надежда остановить их или попросту обойти, сделав круговой объезд, но теперь с ней пришлось проститься.

Миновал час, за ним второй, и лошади начали уставать. Мы поехали медленнее, и вот на исходе третьего часа на горизонте появилось темное пятнышко. Я показал на него моим спутникам и произнес:

– Вот он, тот самый Маленький лес – цель нашего броска. Если мы поскачем, никуда не сворачивая, то доберемся туда минут за пятнадцать…

– Но делать этого не следует, – вставил Олд Уоббл.

– Конечно, поскольку команчи, вероятно, уже расположились там на отдых.

– И все-таки нам нужно проникнуть в этот лес! Что будем делать?

– К счастью, я неплохо знаю здешние края. Давайте-ка свернем вправо, дадим небольшой крюк и попробуем приблизиться к роще с юга.

– Вы полагаете, что так нам удастся подъехать незамеченными? – недоверчиво спросил Уоббл, пока мы выполняли этот маневр.

– Да, все дело в том, что Маленький лес имеет разную густоту с разных сторон. Он вырос вокруг озерца – совсем маленького, шагов пятьдесят в поперечнике. Вода дает жизнь деревьям, а они, в свою очередь, затеняют водоем, предохраняя его от высыхания. Не знаю почему, но с востока и с запада растительность гораздо реже, чем в северной и особенно в южной части этой рощи. С юга деревья стоят так плотно, что там нелегко пробраться даже индейцу. Таким был этот Альчезе-чи три года назад, когда я проезжал тут в последний раз.

– За три года многое могло измениться, – проворчал старик. – Сейчас речь идет о нашей жизни, и не худо бы поточнее разузнать обстановку.

– Ну а что здесь могло измениться? – возразил я. – Разве что лес стал погуще, но это нам только на руку. Подъедем с юга, с той стороны, где заросли непроходимые. Устроить лагерь в такой чаще невозможно, а прерия сквозь нее не просматривается. Я, по крайней мере, не вижу другого способа проникнуть в Альчезе-чи, если мы не собираемся дожидаться ночи.

– Ладно, пожалуй, вы правы. Ох, чует мое сердце, что заработаем мы с вами по доброй порции свинца, пока доскачем до этой рощи! Но ничего не поделаешь – кто хочет чего-нибудь добиться, должен рисковать, this is clear!

Шурхэнд по-прежнему молчал, но на лице его читалась уже не задумчивость, а непреклонная решимость, я это понял так, что не существует для него сейчас опасности, которая заставила бы его отступить. Этот человек явно предпочитал поступки словам – черта, роднившая его с Виннету. Впоследствии я еще не раз убеждался в удивительном сходстве их характеров.

Итак, мы описали полукруг, не приближаясь к видневшемуся вдали лесу, и остановились на том же расстоянии, точно к югу от него. Я достал из седельной сумки мою подзорную трубу, верно служившую мне во всех странствиях, и внимательно оглядел границы зарослей. Ничего подозрительного я не заметил.

– Что-нибудь видите, сэр? – спросил Олд Уоббл.

– Нет, все спокойно, ни людей, ни животных.

– А нас оттуда можно рассмотреть?

– Странный вопрос, сэр! Вы сами смогли бы увидеть отсюда находящегося там человека?

– Пожалуй, нет,

– Точно так же и нас с вами нельзя различить невооруженным глазом. Мы здесь невидимы, если только у команчей нет подзорных труб.

– Да ни одному краснокожему и в голову не придет оснаститься подобной штукой!

– Вы ошибаетесь. У Виннету, например, она всегда при себе, и притом превосходного качества. Ну что ж, думаю, нам пора совершить рывок вперед. Возражений нет?

– Раз уж вам ничего другого не приходит в голову, поехали. Но все-таки это чертовски рискованно!

Тут Шурхэнд внезапно прервал свое затянувшееся молчание.

– Да бросьте вы осторожничать, перестраховщик несчастный! – нетерпеливо воскликнул он. – Чтобы научиться плавать, надо сначала прыгнуть в воду. Если боитесь, оставайтесь здесь, пока мы будем брать штурмом этот лесок. Вперед, мистер Шеттерхэнд, вперед!

И он хлестнул поводьями по шее коня. Я последовал за ним. Разумеется, Олд Уоббл не отстал от нас ни на шаг, он скакал рядом, ворчливо приговаривая:

– Перестраховщик! И чего только не вообразят эти мальчишки! Да я никогда в жизни ничего не боялся – ни в материнской утробе, ни потом, родившись на свет. До чего нелепыми идеями одержима нынешняя молодежь – просто диву даешься!

– Это мы-то с Шурхэндом – мальчишки! – Я не смог удержаться от смеха, несмотря на всю серьезность нашего положения. Старик заметил это и рассвирепел еще больше:

– Я желал бы знать, сэр, что это вас так развеселило! Смейтесь на здоровье, когда мы с целой шкурой доберемся до леса, а не теперь!

В запальчивости он слишком повысил голос, и мне пришлось одернуть его:

– Прошу вас, мистер Каттер, замолчите. А то команчи, даже ничего не видя, услышат, как вы нас браните, и приготовятся к бою.

– Ладно, молчу, – буркнул Уоббл. – Но моя смерть будет на вашей совести. То-то вы намучаетесь, когда вам придется тащить обратно мой хладный труп!

Мы так гнали лошадей, что казалось, будто Маленький лес летит нам навстречу. Травяной покров приглушал стук копыт, так что слух едва ли мог известить команчей о нашем приближении. Мы изо всех сил напрягали зрение, вглядываясь в край леса, чтобы вовремя обнаружить любую опасность, но впереди царили тишина и спокойствие. Достигнув первых деревьев, мы спрыгнули с лошадей и прислушались, держа ружья на изготовку. Нигде поблизости не замечалось ничего подозрительного, а проникнуть взглядом сквозь зеленую стену кустарников нам не удавалось. Шурхэнд осмотрелся по сторонам и шепнул:

– Подержите мою лошадь! Я сейчас вернусь.

– Куда вы?

– Поискать следы. Не беспокойтесь, я знаю толк в этом деле.

Я понимал, что удерживать его или предлагать мое сопровождение значило бы оскорбить самолюбие вестмена, поэтому я предоставил ему свободу действий. Потянулись бесконечно долгие минуты ожидания. Наконец Шурхэнд вынырнул из кустов и сообщил:

– Нам чертовски повезло, что мы остались незамеченными. Команчи здесь, в лесу.

– Вы видели их?

– Нет. Но я не видел и следов, ведущих наружу, в прерию, а что индейцы приехали сюда – это мы уже знаем. Они где-то там, в чаще.

– Верно, – кивнул Олд Уоббл. – Но подобраться поближе к ним смогут только двое из нас. Кому-нибудь надо остаться при лошадях. Кто будет сторожить их, мистер Шеттерхэнд?

– Вы, – отрезал Шурхэнд, хотя вопрос был обращен ко мне.

– А меня это не устраивает! – вскипел старик. – Я собираюсь отправиться в лес, чтобы вы не воображали, будто я трусливее вас!

– Мы это отлично знаем, мистер Каттер, – поспешно сказал я, видя, что Уоббл уже готов ввязаться в очередную перепалку. – Никто не сомневается в вашей храбрости, и новые доказательства здесь просто излишни. Думаю, мне незачем говорить, как я вас ценю и уважаю, и надеюсь, вы не рассердитесь, если я напомню, что действия в густом лесу – не самое сильное из ваших умений, в то время как в открытой прерии у вас нет и не может быть соперников. Ну а сейчас я прошу вас остаться постеречь лошадей.

– Ладно, как хотите, – сердито ответил Уоббл, нетерпеливо передернув плечами. – Здесь не место и не время для споров, и я подчиняюсь. Сами будете виноваты, если вернетесь с изрешеченными шкурами!

После этого напутствия он взял поводья и отошел в сторону. Шурхэнд вопросительно посмотрел на меня, и я сказал:

– Полагаю, разделяться нам не стоит. Еще светло, и команчи легко могут заметить любого из нас, на этот случай надо предусмотреть, как мы сможем быстро прийти друг другу на помощь.

– Верно, мистер Шеттерхэнд. Ну, а куда мы пойдем?

– Скажите, когда вы осматривали следы, не нашли ли вы в зарослях какого-нибудь просвета, позволяющего без особого шума углубиться в лес?

– Вроде бы есть тут одно такое местечко. Идемте!

Мы пошли вдоль края леса и скоро заметили нечто вроде узкого извилистого коридора между кустами, где ветви переплетались не так густо. Я лег на землю и пополз вперед, Шурхэнд последовал за мной. Ружья мы оставили под надзором Олд Уоббла, но при мне были оба револьвера и охотничий нож, и я надеялся, что этого хватит при любом развитии событий.

Дневной свет осложнял нашу задачу, поскольку любое движение ветвей могло привлечь внимание индейцев. Ползти приходилось очень медленно, за полчаса мы одолели не больше одной трети расстояния до водоема в середине леса (именно там я ожидал увидеть команчей). Но потом кусты поредели, и дело пошло лучше. Еще через четверть часа до моего слуха донеслось лошадиное фырканье – верный признак того, что наша цель не за горами. Оставалось лишь гадать, фыркнуло ли животное случайно, или же по обычаю индейских лошадей предупреждало своего хозяина о близкой опасности? Если так, нам надо действовать с удвоенной осторожностью.

Шурхэнд также услышал этот звук и тронул меня за плечо, безмолвно призывая к бдительности; к этому времени он уже обогнал меня и полз впереди, чуть сбоку. Я поглядывал на него с изумлением – ни у одного белого мне еще не приходилось видеть такой выдержки, ловкости и выносливости. Он использовал каждую лазейку, легко преодолевал любое препятствие. Иногда при необходимости Шурхэнд пускал в дело нож и удалял какую-нибудь нависшую ветку или острый сучок, но столь плавно и аккуратно, что никто, кроме меня, не заметил бы ничего. Я испытывал истинную радость, наблюдая за ним.

Мы продвинулись еще на десяток-другой ярдов и услышали голоса. Разобрать слова мы не могли, но зато взяли точное направление. Прижимаясь к земле, мы подкрадывались к собеседникам, пока наконец не увидели их. Собственно говоря, зрелище, которое открылось нашим глазам, нельзя было назвать беседой: мы очутились в положении зрителей на заседании «трибунала прерий».

Сквозь кусты, за которыми мы теперь притаились, поблескивала гладь пруда. Направо, привязанные к деревьям, стояли шесть команчских лошадей, а левее – стреноженный конь их врага – апача. Но из шестерых всадников, по чьим следам мы ехали последние два часа, в живых осталось только трое; окровавленные тела их товарищей лежали здесь же, на поляне. Уцелевшие команчи сидели в ряд, вполоборота к нам, лицами к высокой сосне. К ее стволу был накрепко прикручен ремнями пленный апач, по-видимому, раненый, у его ног растеклась кровавая лужица. Однако потеря крови не лишила этого человека ни сил, ни присутствия духа, а голос его звучал твердо. Он говорил:

– Собаки-команчи убьют меня, но цели своей все равно не достигнут. Длинный Нож смеется над ними. Их было шестеро, но осталось лишь трое, прежде чем они смогли осилить его. Теперь он умрет спокойно, не моргнув, с песней смерти на губах, и души убитых врагов будут служить ему в Стране Вечной Охоты.

Длинный Нож! Я отлично знал этого человека – знаменитого воина клана мескалерос, опытного и удачливого предводителя военных отрядов. Кроме того, он славился как превосходный разведчик, и совет вождей часто поручал ему дела, требовавшие в равной мере сообразительности и мужества. Значит, вот на кого пал выбор Виннету!

Один из. команчей, сопроводив свои слова жестом, выражающим презрение, произнес:

– Длинный Нож смердит, словно кусок протухшего мяса. Его душа будет извергнута из этого мира, но в Стране Вечной Охоты у нее не будет ни одного раба, потому что он потеряет свой скальп, прежде чем в муках расстанется с жизнью. Ему удалось убить трех наших воинов, потому что он трусливо спрятался, завидев нас. В открытом бою он испустил бы дух, не успев пролить и капли крови команчей.

– О да, команчи отважились бы на открытый бой, лишь имея двенадцать рук против двух моих. А будь их меньше, я расшвырял бы их, словно койотов, которые могут тявкать, но боятся напасть. Страна Вечной Охоты – только для храбрых, и я встречу там моих братьев-апачей, но ни одного команча, ибо все они трусы. Я покажу вам, кто вы такие на самом деле. Смотри на меня, собака!

И он трижды плюнул в их сторону. Но команч даже бровью не повел и продолжал тем же тоном:

– Это относится не к нам, а к тебе. Ты бросаешься громкими словами, чтобы скрыть свою трусость, но страх все равно написан у тебя на лице. Ты знаешь, что легкой смерти не получишь, твоя кожа будет содрана с тела маленькими кусочками, и потому пытаешься заносчивыми, но пустыми словами заглушить дрожь ужаса, которая пробирает тебя до костей. Но мы готовы позволить тебе умереть быстро и без мучений, если ты правдиво ответишь на мои вопросы.

Длинный Нож помедлил секунду, потом вскинул голову и произнес:

– Пусть команч спрашивает.

– Ваши воины выступили в поход против нашего племени? – прозвучал первый вопрос.

– Нет.

– Это правда?

– Да.

– Я не верю тебе.

– Можешь проверить. Горному ягуару не придет на ум готовиться к бою с больной крысой.

– Уфф! Не жди снисхождения, если будешь по-прежнему оскорблять нас. Где сейчас апачи-мескалерос?

– Дома, в своих вигвамах.

– А их вождь Виннету?

– Далеко на севере, с людьми племени снейк.

Апач явно водил их за нос.

– И снова ложь! Виннету здесь, – команча оказалось не так легко провести.

– Нет, – упорствовал апач, – Виннету на севере.

– Мы видели Олд Шеттерхэнда, а Виннету всегда держится где-нибудь поблизости от него.

Тут я заметил, что Длинный Нож с заметным усилием подавил радостный возглас. К счастью, Off вовремя овладел собой и произнес непререкаемым тоном:

– Команч лжет, он хочет обмануть меня. Олд Шеттерхэнда нет ни в долинах, ни в прерии, ни в горах. Он уехал к себе на родину, за Великую воду, и вернется не раньше, чем через две или три зимы. Таковы были его собственные слова.

Команч обиделся.

– Я не лгу, – заявил он.

– Нет, лжешь! Я тебе не верю.

– И все-таки, я говорю правду! – вышел из себя команч. – Мы сами видели его, своими глазами!

– Где!

– В нашем лагере. Он явился туда, чтобы выслеживать нас, но был схвачен и скоро умрет у столба пыток.

– Шеттерхэнд умрет у столба? – насмешливо переспросил Длинный Нож. – Да все ваши воины, вместе взятые, не смогут отнять жизнь у этого бледнолицего охотника. Даже если команчам и удалось бы схватить его, он вырвется на свободу. Или ты думаешь, что десяти тысячам воробьев будет под силу удержать в плену одного-единственного орла?

Расчет его был ясен – он хотел разозлить своих палачей и тем самым заставить их проговориться. И Длинный Нож достиг поставленной цели, потому что команч гневно возразил:

– Он у нас в руках! Воины команчей – не воробьи, а орлы, разрывающие и пожирающие воробьев вроде тебя или Шеттерхэнда! Я говорю чистую правду, а ты лжешь. Кого ты хочешь провести, когда говоришь, будто ваши люди спокойно сидят в своих вигвамах! Они уже в пути, иначе не стали бы высылать разведчиков.

– А разве они это сделали? – невозмутимо осведомился апач.

– Да, сделали.

– Но когда же?

– Недавно!

– Ха! Да известно ли вам хоть об одном лазутчике нашего племени?

– Известно. Ты – один из них.

– Я? Но кто сказал вам, что Длинный Нож приехал в Альчезе-чи на разведку?

– Никто не говорил, но тем не менее это так.

– Или вы ослепли? Разве на моем лице боевая раскраска?

– У тебя хватило хитрости не наносить ее! – рявкнул команч.

– Тогда вспомни, – продолжал пленник, – где живет твое племя и где мое. Команчи – на севере, апачи – на юге. А я приехал на восток. Зачем мне было забираться так далеко в сторону, если я послан выслеживать врагов, живущих к северу от нас?

– Ваши вожди хотели узнать, куда мы направились!

– Уфф! Ты даже не замечаешь, как выдаешь себя? Выходит, команчи выползли из своих нор не ради войны с апачами; нет, они спешат на восток! А куда и зачем, об этом я сам могу догадаться.

Команч понял, что пленник перехитрил его, и пришел в ярость.

– Молчи, собака! – завопил он, сверкая глазами. – Я могу повторить то, что сказал. Могу, ибо знаю – тебе уже не удастся разболтать ни слова из услышанного. Мы прихватим тебя с собой, и ты сдохнешь у столба пыток рядом с Шеттерхэндом.

– В таком случае, – заметил Длинный Нож, – я проживу еще очень долго, ведь все твои россказни, будто Шеттерхэнд в плену, – явная ложь.

– Он у нас, и это правда.

– Хау!

– И не только он, но и другие бледнолицые, которых ждет такая же смерть.

– Назови их! – потребовал апач.

– Во-первых, Олд Уоббл, свирепый убийца наших братьев, враг всех племен в прериях!

– Уфф!

– Потом – Олд Шурхэнд, бледнолицый огромного роста…

– Уфф, уфф! Дальше!

– Дальше? Тебе этого мало?

– О нет, вполне достаточно. Если вы действительно поймали этих великих охотников и я присоединюсь к ним в вашем лагере, то никто из нас не умрет. Мы сумеем найти дорогу к свободе. Мы пройдем сквозь толпы команчей, подобно тому как могучие бизоны прорываются сквозь стаю волков. Еще никто не побеждал Шеттерхэнда; но…

– Мы ловили его уже много раз! – перебил пленника команч.

– Ловили, но потом он почему-то всегда оказывался на свободе. А Шурхэнд может разом придушить шестерых команчей, по трое на каждую руку. Для него…

– Помолчи об этой собаке! – сердито крикнул один из сидящих. – Еще не было случая, чтобы он победил воина из нашего племени!

– Не было, потому что вы ему пока не попадались. Ну, а Олд Уоббл, самый хитрый и ловкий из бледнолицых, неуловимый и не знающий жалости к врагу, – он…

– Он умрет! А если и не умрет, то лишь потому, что это дряхлый бледнолицый – не более чем злобная дворняжка, которую прогоняют пинками, чтобы не тратить на него пули. Этот трус…

Тут говоривший внезапно умолк, но помешал ему не апач, а новое действующее лицо. В продолжение всей сцены мы с Шурхэндом смотрели на команча и теперь, когда он прервал свою речь и с ужасом воззрился куда-то в сторону, пытались понять, что его так напугало. Но наше замешательство было недолгим, ибо мы услышали хорошо знакомый голос:

– Так кто я? Трус, дворняжка? Ах ты краснокожая тварь! Вот сейчас мы узнаем, трус я или нет. Руки вверх! А кто попробует схватить оружие или хотя бы пошевелиться, тут же получит пулю в лоб.

Это был, конечно же, Олд Уоббл. Он не стал продираться сквозь сплошной кустарник, как мы, а пошел в обход и без всяких затруднений вышел к пруду с запада, редколесьем. До него этим же путем воспользовались и команчи. Держа ружье навскидку, с пальцем на спусковом крючке, старик неторопливыми шагами приблизился к индейцам.

– Руки вверх! – повторил он, видя, что ошеломленные команчи замешкались с выполнением его приказа. Те беспрекословно повиновались, и морщинистое лицо Уоббла расплылось в довольной улыбке.

– Вот вы и попались, негодяи, – продолжал он. – Стойте смирно, а кто попробует опустить руки, мигом получит пулю, я не шучу. Стало быть, говорите, я трус! Так, так. И вы уже изловили меня, а заодно и Олд Шеттерхэнда с Олд Шурхэндом. Это ведь твои слова, бездельник?

Но команч не удостоил его ответом.

– Ага! У тебя, кажется, даже дух перехватило! Погоди, сейчас мы приведем тебя в чувство. Хочу показать вам моих друзей – оба они знаменитые вестмены, и вы будете рады-радешеньки увидеть их целыми и невредимыми. Только вот куда же они запропастились?

Последняя реплика Уоббла относилась, вне всякого сомнения, к нам. Произнося эти слова, старик пристально вглядывался в заросли и в то же время держал на прицеле индейцев. Впрочем, они были так поражены его внезапным появлением, что и не думали обороняться. Один только вид Уоббла мог внушить страх кому угодно: он ощетинился винтовками, словно дикобраз иглами. Одну, как уже сказано, он держал в руках, а за плечами у него торчали еще три – весь наш арсенал.

Надо было признать, что со своей задачей Олд Уоббл справился вполне успешно, и все-таки меня немало раздосадовала его выходка. Я решил при первом же удобном случае поговорить с самолюбивым стариком, чтобы исключить подобные сюрпризы в будущем. Ну а сейчас оставалось только поддержать его игру. Я кивнул Шурхэнду, мы поднялись с земли и вышли на поляну.

Увидев нас, Олд Уоббл обратился к индейцам:

– Вот те люди, которых я хотел вам показать. Вы их как будто знаете?

– Олд Шеттерхэнд! – ликующе воскликнул Длинный Нож.

– Олд Шурхэнд! – охнул команч.

Я повернулся к нему.

– Да, это мы, ваши пленники, ожидающие казни… Мистер Каттер, возьмите-ка их оружие!

Достав револьвер, я направил его на команчей и приглядывал за ними, пока Уоббл собирал ружья и томагавки и складывал их под кустом.

– А теперь, мистер Каттер, я попрошу вас развязать апача.

Но едва старик сделал то, о чем я его попросил, как произошло непредвиденное. Почувствовав себя свободным, Длинный Нож бросился вперед, поднял ближайший томагавк, взмахнул им раз, другой – и двое команчей, не пикнув, опрокинулись навзничь с разрубленными головами. Я схватил его за руку и крикнул:

– Что делаешь, брат мой! Я хочу говорить с этим воином, он…

Но Длинный Нож не слушал меня. Вырвавшись, он обрушил такой же страшный удар на последнего из своих врагов. Лишь после этого, отбросив томагавк, апач как ни в чем не бывало обратился ко мне:

– Да простит мне мой прославленный белый брат, если я поступил наперекор его желанию. Но я знаю, что мой брат не любит проливать кровь, и решил сделать это за него.

– Гораздо лучше было бы вообще обойтись без кровопролития, – с горечью ответил я.

Индеец указал на глубокую рану у себя на груди:

– А моя кровь разве ничего не стоит? Когда вырыт топор войны, за кровь платят кровью, за жизнь – жизнью.

– Тогда уж убивай тех, кого сам победил, – возразил я. – Ну а эти трое принадлежали не тебе, а нам. С каких пор воины племени апачей настолько утратили гордость, что казнят врагов, взятых в плен кем-то другим? Может быть, за время моего отсутствия у вас вошло в обычай приписывать себе чужие подвиги?

Пристыженный апач поник головой и начал оправдываться:

– Один из этих трех ранил меня. Мог ли я оставить его в живых? Да и что стал бы делать Шеттерхэнд с этими собаками, будь они еще живы? Брать их с собой – только лишняя обуза. Или Шеттерхэнд намеревался отпустить команчей? Тогда они ускакали бы к своим и обо всем рассказали.

Его аргументы были довольно вескими, и я решил сменить тактику.

– Ты говоришь разумно, – произнес я, – но не забыл ли ты, что Шеттерхэнд уже много зим является одним из вождей племени апачей? Может ли воин тотчас исполнять все, что взбредет ему в голову, не узнав мнения своего вождя? Зачем тогда вожди, если даже в их присутствии каждый волен делать, что захочет? И что скажет великий вождь апачей Виннету, выслушав мой рассказ о сегодняшнем деле?

Эти слова не пропали впустую – гордый индеец смиренно склонился передо мной и заговорил тоном глубокого раскаяния:

– Я был не прав и признаю, что поступил дурно. Простит ли Шеттерхэнд мою поспешность?

– Что было, – ответил я, – того не изменить. И я тебя прощаю, хотя твои действия причинили нам немалый вред.

– О каком вреде говорит мой белый брат? – удивился апач.

– Я собирался потолковать с этими людьми и кое-что выяснить у них.

– Но они бы тебе все равно ничего не сказали!

– Сказали бы. Или мой брат считает меня столь неразумным, что думает, будто я стал бы открывать команчам мои истинные цели? Разве мой брат не знает, что речи и вопросы хитрого человека – это раскинутая сеть, в которой запутываются его противники?

– Я знаю об этом, но Шеттерхэнду не придется расспрашивать собак-команчей.

– Конечно, не придется, поскольку они мертвы!

– Не пришлось бы, и будь они в живых. Я знаю все, что знали они.

– От кого?

– От них.

– Ты говорил с ними?

– Нет.

– Значит, подслушивал?

– Олд Шеттерхэнд не ошибается.

– Ладно, скоро увидим, сможешь ли ты удовлетворить мое любопытство. А теперь покажи-ка свою рану. Она глубокая?

– Не знаю, – равнодушно ответил индеец. – Но смертельной она быть не может.

Он оказался прав – ранение было нетяжелым. Нож скользнул по ребру и разрезал мышцы на правой стороне груди, для любого краснокожего это почти царапина. Все же ее следовало поскорее обработать, дабы избежать воспаления и лихорадки. Пока я промывал и перевязывал рану, из зарослей появился «второй эшелон» нашего отряда – Сэм Паркер и Джош Холи. Оба они, конечно, были поражены открывшимся зрелищем. Олд Уоббл немедля обратился к новоприбывшим.

– Как видите, джентльмены, я быстро управился с этими негодяями, – и он небрежным жестом указал на убитых команчей. – Жаль, к моему приходу их оставалось лишь трое, но и с шестерыми я бы разделался точно так же… Видели бы вы, как здорово они умеют тянуть руки вверх!

– И как легко они могли бы угробить вас, мистер Каттер! – добавил я.

– Угробить? – удивленно спросил Уоббл.

– Да, да, угробить.

– Это как же?

– Очень просто. Скажите, что бы вы делали, если бы команчи не подняли руки вверх?

– Перестрелял бы их, как кроликов!

– А скольких, позвольте узнать?

– Всех троих, this is clear!

– Одного – пожалуй, да, ну а двое других быстренько спровадили бы вас в Страну Вечной Охоты.

– Пусть бы только попробовали! – возмутился Уоббл.

– А почему бы и нет? Та винтовка, что у вас в руках, была бы уже разряжена, правда, оставалось еще три, но они за спиной, и требовалось бы несколько секунд, чтобы снять хоть одну, взвести курок и прицелиться. Не будь команчи так ошарашены вашим появлением, их разговор с вами получился бы очень коротким.

– Постойте, постойте… – запротестовал Уоббл.

– А если бы индейцев было не трое, а шестеро – что тогда?

– Дайте же мне сказать! Я ведь не сразу вышел на поляну – сперва хорошенько рассмотрел из-за кустов, что тут происходит, и был наготове. И поступил бы точно так же, будь здесь шесть команчей.

– И тогда вас изрубили бы на кусочки.

– Хау! Я не ребенок. Припомните лучше свои похождения, мистер Шеттерхэнд. Вам доводилось принимать бой и с большим числом краснокожих.

– Доводилось, не спорю, но при других обстоятельствах, когда уже не оставалось иного выхода. К тому же индейцы считают мою винтовку «волшебным ружьем», один вид ее парализует их.

– Хм, это верно. И все-таки, мистер Шеттерхэнд, я не сделал никакой ошибки, подойдя к команчам. На самом деле я находился в полной безопасности.

– Уж не потому ли, что где-то рядом были мы с мистером Шурхэндом?

– Разумеется!

– И опять вы не правы. Если бы команчи не так перепугались и решили драться, ваша участь была бы плачевной. Раньше, чем кто-нибудь из нас успел бы прийти к вам на помощь, нож уже торчал бы у вас в груди. Но дело даже не в этом. Вы виноваты хотя бы потому, что, нарушив уговор, явились сюда, вместо того чтобы стеречь лошадей.

– Очень уж медленно тянулось время, – по-мальчишески беззаботно заявил Уоббл.

– Это не основание для подобных дурацких выходок!

– Дурацких? Я попрошу вас выбирать выражения, мистер Шеттерхэнд! Делать глупости – не занятие для Фреда Каттера!

– Вы были обязаны оставаться на посту, – продолжал я, демонстративно не реагируя на негодующий возглас Уоббла. – К чему мы придем, если каждый из нас в любой момент будет бросать порученное дело и удирать, потому что ему, видите ли, стало скучно? А ведь вы знаете, что мы ввязались в опасное дело, и у нас ничего не выйдет, если мы не сможем полагаться друг на друга. Если вам на это наплевать – оставайтесь здесь, а я поеду дальше.