Текст книги "Наследники Виннету"

Глава четвертая. НАГГИТ-ЦИЛЬ

Мы покинули Ухо Маниту и были на пути к горам Магворт-хиллз, которые Виннету и его отец называли Наггит-циль. Оба Энтерса тоже стремились туда. Но мы знали более короткую дорогу. Кроме того, подготовлены были намного лучше, поэтому обогнали их, хотя и покинули Утес Дьявола гораздо позже. Теперь мы спокойно могли ждать братьев где нам заблагорассудится. Берега реки Гуальпы представились нам самым подходящим местом. Именнно там я после смерти Виннету наткнулся на Гейтса, Клая и Саммера. Там было все, что нужно: питьевая вода, корм для лошадей и густой кустарник, в котором мы могли укрыться так, что никто не заметил бы нас, прежде чем мы его. В самой гуще зарослей нашлась маленькая полянка, на которой когда-то часто жгли лагерные костры. Здесь мы и разбили палатку.

Пока мужчины возились с палаткой, моя жена приготовила обед. Медведя, похоже, нам должно было хватить надолго. Кроме того, по пути мы настреляли индеек и курочек прерий. Таким образом, нам вовсе не нужно было заниматься поисками дичи, а оставалось лишь сосредоточиться на приготовлении жаркого.

К вечеру с той стороны, откуда мы ожидали увидеть Энтерсов, показались два всадника. Их лошади явно были утомлены. Когда они почти поравнялись с кустарником, мы узнали братьев. Каждый из них был вооружен ножом, револьвером и ружьем – прямо как в лихие стародавние времена. Поскольку мы прибыли с другой стороны, наших следов они не заметили.

Перед зарослями всадники спешились, пустили коней напиться, а сами занялись поиском хвороста для костра. Вскоре они разложили его, но не в укрытии, а снаружи. Все это они проделали специально, чтобы потом, когда наступит вечер, свет огня был виден издали. Наш уже давно потух. Учитывая, что костер Энтерсов мог выдать не только их, но и нас, я поднялся и уже готов был показаться им на глаза, чтобы предостеречь. Но тут раздался голос Паппермана:

– Можно мне с вами? Хочу посмотреть на их физиономии, когда они увидят вас!

– Идемте.

Мы двинулись к Энтерсам. Высовываться сразу я не стал, оставаясь за густыми зарослями ветвей и дав братьям возможность сначала увидеть Паппермана. Тот как ни в чем не бывало вышел из укрытия и приветствовал их:

– Добрый день, господа! Меня так и подмывает спросить: хотите ли вы быть оскальпированными сейчас или предпочтете умереть у столба пыток завтра, а может, послезавтра?

Оба в ужасе подскочили.

– Оскальпированными? Кем? – вскричал Зебулон.

– Лишить нас жизни у столба пыток?! – вырвалось у Гарримана. – Это по чьей же воле?

– По воле команчей и кайова, которые утверждают, что эта земля принадлежит им! – бесстрастно заявил старый вестмен. – Вы разожгли такой костер, словно хотите, чтобы негодяи схватили вас за глотку! Почему вы не спрячетесь в кустах?

– Потому что не боимся ни команчей, ни кайова, – усмехнулся Зебулон.

– Значит, вы в дружбе с ними?

– Мы друзья всех, кого повстречаем, будь то белый или краснокожий.

– Ладно. Стало быть, и мои! Но имена друзей мне обычно известны. Могу я попросить назвать мне ваши?

– Наша фамилия – Энтерс. Я Зебулон, а это мой брат Гарриман.

– Благодарю! А откуда вы и куда держите путь?

– Из Канзас-Сити. Нам надо на Рио-Гранде-дель-Норте. А вы что за птица?

– Моя фамилия Папперман, пришел сюда из Тринидада, а куда направляюсь – сам пока не знаю.

Тут оба немало удивились, а Зебулон быстро осведомился:

– Папперман? Может, Макс Папперман?

– Да. Меня так назвали и, к сожалению, зовут до сих пор.

– Вот так встреча! Мы ведь были в вашем отеле. Даже записались там в книгу постояльцев.

– Ничего об этом не знаю. Отель больше не мой.

– Об этом мы слышали и знаем, что до самого вашего отъезда вы жили у нового хозяина. Очень молчаливый и нелюбезный человек. Мы хотели навести справки, а он отказал нам. Нам пришлось обращаться к другим, но мы так ничего толком и не узнали. Может, вы нас просветите?

– Это в чем же?

– Речь идет о чете Бартон. Они раньше нас приехали в Тринидад, поселились в вашем отеле и должны были ждать нас там. Прибыв туда, мы услышали, что они уже уехали – буквально на следующий день. Куда – никто не знал. Может, вы что-нибудь скажете?

– Хм! С этим вопросом вы обратились прямо по адресу.

– Правда?! Тогда мы очень рады, очень! Итак, если вы тот человек, то скорее скажите нам…

Тут Папперман перебил говорившего:

– Я «тот человек»? Этого я не говорил.

– Если не вы, то кто же…

– Да вот он сам!

Он указал на меня, поскольку как раз в тот момент я вышел из зарослей, чтобы положить конец этой комедии, ибо Папперман по простоте душевной легко мог ляпнуть что-нибудь вовсе не предназначавшееся для ушей Энтерсов. Мое появление поразило их довольно сильно, но не могу сказать, что они перепугались, – скорее, обрадовались. Я посоветовал погасить огонь и следовать за нами в укрытие вместе с лошадьми. Так они и сделали.

Мою жену они приветствовали с подчеркнутой вежливостью, – Гарриман, похоже, искренне, в отличие от Зебулона, хотя он из кожи вон лез, чтобы оставить хорошее впечатление. Когда нас спросили, почему мы не дождались их в Тринидаде, я ответил без обиняков:

– Потому что нашел возможность избежать вашей компании. Письмо попало в ваши руки?

– Да, его дал нам хозяин, – ответил Зебулон. – Вы называете Корнера и Хоуи нашими друзьями, но это не так. У нас с ними были чисто деловые отношения в торговле лошадьми, пока не оказалось, что они люди нечестные. И как вам пришло в голову посчитать нас друзьями… Могу я спросить, куда вы направились из Тринидада?

Не успел я и рта раскрыть, как Душенька выпалила:

– На медвежью охоту.

Ответ был не только кратким, но и исчерпывающим: у них отпали все вопросы в отношении Утеса Дьявола.

– И ваша охота удалась? – осведомился он.

– Да, – ответил я. – Теперь у нас есть медвежий окорок. Но мы приступим к нему только на Тавунцит-Пайа!

– На Тавунцит-Пайа? – удивился он, бросив обрадованный взгляд на своего брата. – Вы знаете это место?

– Да. Еще с прежних времен.

– Нам тоже нужно туда!

– Зачем?

– По воле вождей сиу и юта.

– А! Так вы их встретили?

– Да.

– На Утесе Дьявола?

– Да. Жаль, что вы уехали. Мы охотно взяли бы вас с собой.

– Не стоит сожалеть. Я бы не смог появиться перед ними.

– Но вам представилась бы возможность взглянуть на них издалека или, может, даже что-нибудь услышать…

– Зачем? Надеюсь, что сейчас от вас узнаю, о чем там шла речь.

И Зебулон начал свой рассказ. Он назвал нам имена обоих верховных вождей. Из восьмидесяти находившихся там индейцев он сделал четыре сотни. Два часа их пребывания на Утесе он превратил в три дня. Он говорил о крайне важных переговорах, на которых он присутствовал вместе с братом, и представил все так, будто они и были главными действующими лицами. Очень дружеским в его передаче оказалось прощание, – Киктахан Шонка и Тусага Сарич даже несколько раз возвращались, чтобы пожать им руки.

– Значит, индейцы ушли раньше вас? – уточнил я.

– Да.

– Куда?

– Это большая тайна, которую мы не имеем права раскрыть ни за какие деньги. Но от вас нам нечего скрывать. Они направились к месту, которое называют Па-Виконте. Может, оно вам известно?

– Да.

– Нам подробно описали дорогу.

– И вы едете туда?

– Конечно. Там мы должны узнать окончательный вариант плана похода на апачей и их союзников. Вы хотите, чтобы мы сообщили вам обо всем, что там услышим?

– Само собой разумеется!

– Мы готовы сделать это и надеемся на вашу благодарность.

– Ваш урожай будет богатым.

– А от Деклил-То, Темной Воды, в которой погиб наш отец, до Па-Виконте, Воды Смерти, очень далеко?

– Если мне память не изменяет, близко. На месте сориентируюсь.

О том, что два разных названия означают одно и то же, я смолчал.

– Итак, вы намереваетесь ехать туда с нами?

– Конечно. Или вы не согласны?

Взгляд, который Зебулон бросил на брата, выражал полный триумф по поводу того, что я так простодушно пошел у них на поводу, хотя в действительности он сам попался на удочку.

– Мы не согласны! – буквально крикнул он. – Да что вы! Мы ведь ваши друзья! Мы так полюбили вас! Мы вообще не хотим с вами расставаться! Охотно поедем вместе с вами к Воде Смерти. И все же давайте договоримся, что за это вы покажете нам Наггит-циль и Деклил-То.

– Хорошо. Но почему Киктахан Шонка не взял вас с собой сразу? Почему он послал вас к Тавунцит-Пайа?

– Чтобы выследить скво сиу и сообщить ему о них. Он точно описал нам дорогу. По его словам, отсюда до места всего лишь два дня пути.

– Верно. А теперь слушайте внимательно! Мне кажется весьма странным, что вы просите показать, где находятся Наггит-циль и Деклил-То. Просто в голове не укладывается, почему вы раньше не разыскали эти места. В отношении Наггит-циль вам стоило только осведомиться у вождя кайова Тангуа или у его сына Пиды. А насчет Деклил-То – могу уверить, что найти какого-нибудь апача из числа тех, кто были там со мной, совсем не трудно.

– Легко сказать, но на самом деле это не так, – возразил он. – Я был у кайова. Старый Тангуа уже готов был сообщить мне обо всем, но Пида помешал ему. Почему – я не знаю. И среди всех апачей, которых я расспрашивал о Темной Воде, не нашлось ни одного, кто не отнесся бы ко мне с подозрением. Они очень осторожны, эти мерзавцы!

– Эти «мерзавцы» – мои друзья, мистер Энтерс. Нравится вам это или нет, но, если вы еще раз употребите это слово, наши пути разойдутся. Сейчас моя жена приготовит ужин. После него мы ляжем спать. А завтра на рассвете покинем это место и направимся к Тавунцит-Пайа. Вы согласны?

– Да. Но давайте мы расположимся в сторонке. Мы неисправимые храпуны, и нам не хотелось бы беспокоить леди.

Было очевидно, что они хотели спокойно переговорить друг с другом. Мне пришло в голову подслушать их, но я отказался от этой мысли. Все, что я хотел бы узнать, можно выведать более легким способом.

Во время нашей беседы с Зебулоном Энтерсом его брат не вставил ни единого слова. Похоже, у них были разные точки зрения.

Молодой Орел держался так, словно братьев вообще не существовало. Их совместное пребывание вряд ли сулило радужные перспективы. Как и говорил Зебулон, после ужина они покинули нас и появились лишь на рассвете, на запах кофе. И только теперь нам бросилось в глаза, что к седлам их лошадей крепко приторочены заступы. Папперман спросил:

– Мечтаете добыть сокровища?

– Возможно, – ответил Зебулон загадочным тоном.

– Какие же?

– Еще не знаю. Вдруг инструменты нам пригодятся! Киктахан Шонка обещал нам не деньги, а добычу. Речь идет о бонансе, или кладе. Потому мы и прихватили с собой заступы.

Парень был упоен собой. У него и мысли не возникало, что он сам всего лишь простой инструмент, который за ненадобностью будет безжалостно выброшен.

Мы отправились той самой дорогой, по которой много лет назад я ехал вместе с Гейтсом, Клаем и Саммером. И лагерем мы стали именно там, в открытой прерии, где и в прошлый раз. Костра разжигать не стали – так и уснули. На следующее утро я сообщил Энтерсам, что мы достигнем Тавунцит-Пайа в полдень. О Мэгворт-хиллз я предусмотрительно умолчал, поскольку это название упоминалось в третьей части «Виннету», которую, судя по всему, они читали и могли догадаться, что речь шла о Наггит-циль. Знать им об этом было еще рано. К моему удивлению, Зебулон вдруг спросил:

– Вы знаете горы понаслышке, мистер Бартон, или уже бывали там?

– Бывал, – ответил я.

– Там наверняка есть могилы. Две, три… Это так?

– Две я видел. Кто там похоронен?

– Вожди кайова.

– Правда?

– Да. Мне рассказывал один человек, который не раз бывал там.

– Привал сделаем у двух могил, которые я видел. Лучшего места не найти.

Все утро жена выглядела задумчивой. Мы приближались к месту, которое было для нее священным. Она ревностно чтила память о прекрасной сестре Виннету и сожалела, что никогда не приедет в Америку и не увидит ее могилы. И вот она здесь и ее желание вот-вот исполнится.

Молодой Орел тоже впал в раздумье. Временами он испытующе смотрел на меня, и опускал глаза, как только встречал мой взгляд.

Энтерсы держались от нас на расстоянии. Они ехали за Папперманом, который теперь точно знал, что можно при них говорить, а что нельзя – накануне я его проинструктировал.

Около полудня показались горы. Они становились все выше по мере приближения к ним, и вот на одной из самых высоких вершин замаячило огромное дерево.

– Все чистая правда! – указала Душенька на дерево. – Вон туда, наверх, Виннету выслал своего разведчика, да?

– Да, – кивнул я.

– Скажи, что у тебя на душе? Мне хочется плакать. А тебе?

Я промолчал. Мы объехали темные вершины с запада, чтобы спуститься в глубокую долину, которую, безусловно, хорошо помнят мои читатели. По ней мы проследовали в небезызвестное боковое ущелье, которое снова вывело нас, разветвляясь наверх. Спешившись, мы перевалили через одну из остроконечных вершин и направились прямо к лесу, пока не достигли цели. Здесь находились две могилы: Инчу-Чуны, отца моего Виннету, похороненного верхом на своем жеребце, и каменная пирамида с растущим в центре деревом, в стволе которого покоилась Ншо-Чи. Мне показалось, будто я был здесь совсем недавно. Правда, деревья стали выше, а кустарник – гуще. Но девственный покой остался таким же, каким был десятилетия назад.

– Тут лежат вожди кайова, – первым нарушил молчание Зебулон Энтерс. – Значит, мы на месте. Останемся здесь сегодня?

– Да; возможно, и завтра, – ответил я.

– Отведи их подальше! – почти взмолилась жена. – Пусть они не портят мне хотя бы первые часы!

Но Зебулон опередил меня:

– Может, мы с братом поищем свежей дичи? Или прямо сейчас займемся обещанными медвежьими лапами?

– Да, попробуйте ннайти что-нибудь, – поддержал его Кларочка. – У вас в запасе много времени. Обедать будем не скоро.

Они удалились, мы с Папперманом разбили палатку, а Душенька опустилась на колени у могилы Ншо-Чи и стала молиться. Потом она подошла к могиле вождя. С западной стороны, где все заросло мхом, грунт немного осел.

– Ты копал здесь? – спросила она.

– Да, – ответил я. – Я замаскировал яму очень тщательно, но вырыл слишком много земли, поэтому со временем грунт осел. Оттого и эта выемка.

– Но здесь кто-то мог рыть и после тебя!

– Если это и так, они все равно ничего не нашли.

– Прошу тебя, не говори так уверенно. У меня на этот счет есть одна мысль.

Как правило, я прислушиваюсь к соображениям, высказываемым женой. Ее врожденная проницательность часто помогает мне, в то время как мой с таким трудом приобретенный в прериях опыт иногда уводит на ложный путь. Не будем спорить: женская интуиция превосходит мужскую. Потому я всегда жду, что скажет жена, и принимаю это во внимание.

– Когда мы приближались к этим горам, я снова и снова перебирала в памяти все, что ты рассказывал. И вспомнила слово, которое в первый раз сказал тебе Виннету. Ты не забыл, как он обычно называл золото?

– Ты имеешь в виду deadly dust?

– Да, «мертвая пыль», именно так он говорил. Незадолго до смерти он сказал, что тебе уготована лучшая судьба, чем просто обладание золотом. А ты все равно рылся здесь, у могилы его отца, только ради золота и больше ничего! Разве это не было ошибкой, мой дорогой?

– Не думаю. Золото, зарытое здесь, предназначалось не мне, оно должно было послужить благородным благотворительным целям.

– Разве дальновидный и благородный Виннету при составлении завещания не мог иметь в виду, что для «благородных благотворительных целей» можно оставить нечто лучшее, чем золото? Подумай же!

– Хм! Знаешь, Душенька, ты права. Хотя тогда я вел поиски с большим риском для жизни и в страшной спешке, это вовсе не оправдывает меня. Позже у меня было время наверстать упущенное, но я даже не подумал об этом. Никогда!

– Я тоже нет. Значит, и меня можно упрекнуть в такой же неразумности, что и тебя. Ты исполнишь мое желание?

– Какое?

– Раскопать могилу еще раз. Но тщательнее и гораздо глубже, чем тогда! Я полагаю, мы найдем самое важное! Упоминание о золоте было сделано только ради защиты настоящего сокровища.

– Как будто ты все это точно знаешь.

– Не знаю, но чувствую. Виннету был умнее и опытнее тебя в то время. Хотя ты и был его другом, тебе не удалось постичь его суть. Мы займемся, так сказать, «двойными раскопками»: в могиле его отца и в твоих воспоминаниях. Тогда мы определенно не испачкаем руки «мертвой пылью», а достанем подлинные драгоценности. Не начать ли нам прямо сейчас, пока нет Энтерсов?

– Замести следы будет непросто. Прошло тридцать лет, и, пожалуй, два-три часа роли не сыграют… Вспомни, что Тателла-Сата в письме указал на среднюю из голубых елей. Он писал: «Ее голос станет для тебя голосом Маниту, Великого и Вселюбящего Духа!» Значит, это и есть самое важное и самое главное!

– Совершенно верно! Но где эти голубые ели? – нетерпеливо вопросила Душенька.

– Недалеко отсюда. Идем.

Я вывел ее на другую сторону леса, где скалы вырастали словно великаны из земли. Там росли пять голубых елей, которые и имел в виду Тателла-Сата. Едва взглянув на ту, что росла в середине, я понял, как мне быть дальше. Но Душенька застыла, безмолвно взирая на деревья, потом вздохнула:

– Они как близнецы, только вот средняя переросла своих сестер на несколько локтей. Ветки у них одинаковые, густо обросли хвоей. И эта ель должна тебе что-то сказать? Ты знаешь что?

– Да.

– А я нет.

– Нетрудно догадаться… Ты сможешь отличить пихту от ели?

– Надеюсь.

– Тогда посмотри на среднюю ель повнимательнее! Там внизу есть несколько полузасохших веток. Пожалуйста, пересчитай их снизу вверх.

– Одна, две, три, – начала она, – четыре, пять шесть…

– Стоп! – прервал ее я. – Взгляни теперь на шестую. Это тоже еловая ветка?

– Нет, это пихта!

– Теперь ты видишь, что дерево начинает говорить?

– Ах вот как!

– Именно. Может ли ветка пихты вырасти на ели?

– Конечно нет. Настоящую срезали, а эту вставили вместо нее. Но смог бы об этом догадаться кто-то другой, кроме тебя?

– Вряд ли. Если бы ветки были зелеными, разница бросилась бы в глаза сразу. Но сейчас на них совсем мало иголок, а потому попасть в точку смог только я один, ведь раньше я был очень внимателен. Пожалуйста, убери ее.

– Сломать?

– Нет, вытащи.

Она выдернула ветку из ствола. Оказалось, что она была воткнута в заранее проделанное отверстие. Мы осмотрели его, но оно оказалось пустым. Тогда я обследовал ствол. Все ясно! Кто-то мастерски снял квадрат коры со ствола, а потом веткой приколол его назад. Под «заслонкой» я обнаружил лист бумаги. Душенька схватила его и радостно воскликнула:

– Это голос дерева! Это он!

– Конечно он.

– Какой догадливый человек!

– Да, – засмеялся я, – а какую беспримерную проницательность проявила некая скво из Радебойля, которая сразу все обнаружила!

Она в том же духе заметила:

– Разве не я увидела пихтовую ветку?.. Давай же прочтем письмо!

Поскольку дома она заменяла мне секретаршу и заботилась почти обо всей моей корреспонденции, она посчитала себя вправе сделать это. Раскрыв листки, напустив на себя важный вид, она приготовилась огласить текст, как вдруг разочарованно протянула:

– Не могу понять!

– Что – язык индейских рисунков?

– Нет. Буквы латинские, а язык непонятный.

– Покажи.

– Вот!

Строчки послания были написаны каллиграфическим почерком, на языке апачей, на очень хорошей бумаге, как то письмо, что пришло от Тателла-Саты мне домой. В переводе оно звучало так: «Почему ты ищешь только „мертвую пыль“? Неужели ты думаешь, что Виннету не оставил человечеству ничего лучшего? Или Виннету, которого ты все же должен знать, был так поверхностен, что ты пренебрегаешь поисками на большей глубине? Теперь ты знаешь, почему я сердился на тебя. Добро пожаловать ко мне, если ты это понял!»

Это было послание старого Тателла-Саты, Тысячи Лет. Мы переглянулись.

– Это ли не странно? – первым нарушил молчание я. – Он пишет то, что сказала мне ты. Я пристыжен.

– Не принимай близко к сердцу.

– О нет! По отношению к Виннету я совершил грех, который не могу себе простить. И не только по отношению к Виннету, но и ко всей его расе! Теперь я тоже убедился, что мы найдем здесь много важного!

– Потому что об этом сказал старый Тателла-Сата?

– Не только поэтому. Разгадка кроется в характере самого Виннету. Я постиг его благородство и написал о нем очень поверхностно. Это мой трех. Конечно, Виннету улыбнулся бы и простил бы меня, но мне совсем не смешно. Подумать только, ведь тридцать лет прошло зря! Почти целая человеческая жизнь! Идем, Душенька, пора начинать раскопки.

– Да, пока Энтерсов нет, – согласилась она.

– Мне теперь все равно. Постой! Они вернулись. Я слышу их голоса.

Братья подстрелили беднягу зайца, невесть как забредшего в горы. Зебулон любовался охотничьим трофеем, но я быстро поставил его на место:

– Положите зайчишку! Может, мы его поджарим, а может, и нет. Сейчас есть вещи поважнее. Я должен кое-что сообщить вам. Место, где мы находимся сейчас и останемся до завтра, вовсе не то, какое вы предполагаете. Здесь похоронены не вожди кайова, а отец и сестра моего Виннету. Тавунцит-Пайя – это Наггит-циль.

Реакция на последнюю фразу была мгновенной. Братья словно окаменели, они не двигались и молчали, будто немые.

– Вы меня поняли? – переспросил я.

Тут Гарриман рухнул на землю, закрыл лицо руками и заплакал. Зебулон устремил на меня мрачный горящий взгляд:

– Это правда?

– Зачем же мне лгать?

– Хорошо, мы верим вам. Значит, это могилы Инчу-Чуны и Ншо-Чи, убитых нашим отцом?

– Да.

– Позвольте взглянуть.

Он подошел сначала к могиле вождя, потом к могиле его дочери, подолгу разглядывая их. Наконец он осторожно, как будто шел по натянутому канату, вернулся назад, пнул зайца ногой и сквозь зубы процедил:

– Всего лишь жалкий зайчишка! Прямо как тогда, у Гейтса и Клая! Видите, мистер Бартон, я читал роман и мне запомнились все детали, даже заяц и старые голуби, которых никто не смог съесть. Я хотел бы попросить вас оказать нам любезность…

– Какую?

– Показать нам наяву две картины из прошлого этих мест, самые важные для нас. Вы меня понимаете?

– Понимаю. Вы хотите, чтобы сейчас мы сели на лошадей и я провел вас по округе, рассказывая обо всем, что произошло тогда.

– Да, это я и имел в виду.

– Я собирался показать упомянутые места миссис Бартон. Если хотите нас сопровождать, то я не против. Но думаю, вам все же лучше отказаться.

– Почему?

– По-моему, осматривать места, где отец совершал преступления, не очень приятное занятие для сыновей.

– Наши нервы в порядке.

– Итак, мы едем, а мистер Папперман останется здесь часовым.

– С удовольствием! – кивнул старик. – Не имею ни малейшего желания лечить чьи-то старые раны!

Он выразился бы и покрепче, ибо терпеть не мог обоих братьев, особенно Зебулона, который был ему прямо-таки ненавистен, и все же старый вестмен ограничился сказанным. Мы поехали назад тем же путем, которым прибыли сюда, потом свернули на юг, достигнув источника, где я в последний раз стоял лагерем вместе с Виннету, Инчу-Чуной, Ншо-Чи, Сэмом Хокенсом, Диком Стоуном, Биллом Паркером и тридцатью апачами. Об этом можно прочитать в первой части «Виннету». Оттуда мы последовали тем же путем, которым спешил я тогда, пока не услышал выстрелы, сразившие отца и дочь.

Итак, мои спутники смогли представить полную картину убийства тех, кого я так любил. Гарриман Энтерс не произнес за все это время ни слова и даже ни разу не взглянул на меня. Временами щеки его горели, он смахивал пот со лба, как будто его лихорадило. Его брат, напротив, сохранял полное безразличие. Но его глаза выдавали бурю, которая неистовствовала в его душе оттого, что не все выстрелы его отца в свое время достигли цели. Вероятно, он стал ненавидеть меня еще сильнее, чем прежде, и был способен совершить убийство. Но мне не стоило опасаться, по крайней мере сейчас, поскольку ему еще предстояло доставить меня Киктахану Шонке живым и невредимым.

Именно Зебулон заметил маленькое углубление у могилы вождя.

– Наверное, здесь вы и копали тогда? – поинтересовался он.

– Да, – кивнул я.

– Тут лежало завещание?

– Да. И не только оно.

– А еще что?

– Этого я не знаю, но надеюсь скоро узнать. Прошу вас одолжить мне на время ваши заступы.

– Зачем?

– Чтобы раскапывать.

– Еще раз?

– Конечно!

– Так вы в самом деле полагаете, что там что-то осталось?

– Да, уверен!

Тут его глаза полыхнули невообразимым пламенем и дрожащим, хриплым голосом он крикнул:

– И я вам должен дать заступы? И не мечтайте! Мы сами станем раскапывать могилу – я и мой брат!

Он бросился к заступам, бегом вернулся к нам, подал один брату и прикрикнул на него:

– Эй, не ной как баба! Ты слышишь? Это гнездо не до конца выпотрошено! Есть еще кое-что. Работать, работать!

Гарриман покачал головой.

– Оставь меня! Я не шевельну и пальцем! Будь оно проклято, все это золото и твоя жажда наживы за счет других! Ты кончишь тем же, чем и отец.

– Трус! Проклятый трус! – презрительно прошипел Зебулон.

Тут Гарриман со сжатыми кулаками подскочил к нему и гневно воскликнул:

– Кто трус – ты или я? У меня осталась хоть капля мужества, чтобы бороться, у тебя же и этого нет! Я хочу быть свободен – свободен от этого дьявола, который овладел нами и не отпускает! Он без пощады и без жалости! Он распоряжается нами и ведет нас к гибели. Он требует от нас новых преступлений или искупительной жертвы за отца. У тебя нет мужества бороться с ним, поэтому ты выбираешь преступление, а я выбираю… смерть. Так кто же трус? Ты или я?

– Я не выбираю преступление, – я выбираю золото. И если ты мне не поможешь, я заберу все один!

Он с силой вонзил заступ в грунт. Гарриман опустился на землю. В этот момент подошел Папперман, подхватил валявшийся заступ и предложил:

– Я помогу. Двое добудут больше, чем один.

Но Зебулон грубо отрезал:

– Убирайтесь! Вам нечего здесь искать! Я не потерплю никого другого!

– Ладно, как вам угодно. Думал, что окажу любезность.

Зебулон работал как сумасшедший. Он спешил, словно речь шла о жизни или смерти. Пот ручьями тек по его лицу. Яма становилась все глубже.

– Это безумие! – прошептала Душенька. – Он считает, будто все принадлежит ему! Чем это кончится?

– Для нас – ничем особенным, – ответил я так же тихо.

– А если он что-нибудь найдет?

– Ему нужно только золото, а там его нет. Он не возьмет того, что найдет.

– А если возьмет? Тогда между вами завяжется драка!

– Драка? Ни в коем случае. Доверься мне и не волнуйся. Здесь происходит важный психологический эксперимент, который я вряд ли смогу повторить при других условиях.

– Что тебе до этой психологии, когда ты можешь лишиться жизни!

– Прошу тебя, будь благоразумной! Со мной ничего не произойдет.

– Хотелось бы верить. Но все-таки дай мне револьвер! Я не раздумывая выстрелю в этого сумасшедшего, если он вздумает поднять на тебя руку!

Она говорила это совершенно убежденно. Она, сама доброта, дрожащая над каждым жучком-червячком, могла из любви ко мне убить человека… Я был тронут, но не выдал своих чувств и с улыбкой ответил:

– Если понадобится стрелять, то предоставь это дело мне. Я прицелюсь получше. А теперь будь добра…

– Подожди! – прервала она меня. – Что это?

Зебулон издал крик. Не крик, а вой! И принялся рыть с землю удвоенной силой. Я подошел к яме.

– Прочь, прочь! – рявкнул он.

– Хоть одним глазком бы взглянуть! – наигранно пролепетал я.

– Нет! Прочь, или я…

Он высоко поднял заступ, уставив на меня угрожающий взгляд. Глаза его налились кровью. Я отступил назад и продолжал спокойным тоном:

– Всего один вопрос: почему вы так громко кричали?

– Тут я вам, пожалуй, отвечу: я наткнулся на золото!

– Неужели?

– Да, здесь лежит что-то твердое и широкое. Дыра для него слишком узка. Мне надо расширить ее. Но это я сделаю сам! Не приближайтесь ко мне! – И он еще яростнее замахал заступом.

– Вот видишь, я права! – констатировала Душенька, когда я возвратился к ней. – Он хотел тебя убить!

– Он этого не сделает. Прошу тебя, не усложняй все своими страхами. Нет никаких причин для беспокойства!

Зебулон устал и вынужден был теперь чаще останавливаться, чтобы перевести дух. Его руки дрожали, а движения стали замедленными. Вдруг он снова издал крик радости:

– Отец, отец, ты здесь! Ты поможешь мне! Я знаю это, я чувствую! Благодарю тебя, спасибо тебе! – Выкрикнув все это, он повернул к нам искаженное злобой лицо и пригрозил: – Кто рискнет прикоснуться к сокровищам, того я прикончу прямо на месте! Зарубите это себе на носу!

Зебулон спустился на дно ямы, нагнулся и что-то поднял. В руках у него оказался большой глиняный сосуд. Вслед за ним появился еще один, потом еще… Поработав заступом еще минут пять, он глубоко вздохнул:

– Все! Больше ничего нет!

При этих словах Гарриман поднялся и подошел к брату.

– А, идешь! – с издевкой пробормотал тот. – Не думай, что ты хоть что-нибудь получишь. Это все мое.

– Только не твое! – повысил голос Гарриман.

– Чье же тогда?

– Все это принадлежит мистеру Бартону, никому другому. Виннету зарыл их для него одного.

– Докажи! – рассмеялся Зебулон. – Этот мистер Бартон тридцать лет назад унес то, что ему причиталось, – завещание. Все остальное он оставил тут! А сегодня сосуды нашел я. Они такая же находка прерий, как любая другая! По закону Запада найденное принадлежит нашедшему, а значит, мне!

– Ложь, грубая ложь! – Гарриман двинулся на брата. – Что знаешь ты об этом сокровище? А мистер Бартон знал о нем. Он собирался вырыть его и взять. Он просил у нас заступы. Выходит, ты одолжил ему не только заступ, но и свою силу. Ты копаешь от его имени, за него! Вот так!

– И это говоришь ты, мой брат? – зашипел Зебулон. – С чего ты взял, что я копал за него, а не за себя? Может, я сам тебе сказал это? Или он? Нет! Он спокойно наблюдал, как я работал. Когда он хотел заглянуть в яму, а я его прогнал, он подчинился без всяких возражений. Стало быть, эти пять сосудов с сокровищами – моя собственность. Хотел бы я посмотреть на того, у кого хватит наглости оспаривать это… Теперь помоги! Я хочу открыть их!

Душенька озабоченно поглядывала в мою сторону.

– Подождем, что там внутри, – успокоил я ее. – Уж конечно, не золото.

– А может, все же…

– Нет. Они слишком легкие. Терпение!

Темно-коричневые четырехгранные глиняные сосуды были украшены индейскими фигурами. Я издали узнал работу гончаров из деревень моки или суньи 3131
  Моки и суньи – индейские племена из группы пуэбло; прославились своим ткаческим (покрывала) и ювелирным искусством, но никак не военными подвигами.


[Закрыть]. Верхняя часть сосуда немного прикрывала нижнюю, а место соединения было обмазано не пропускавшей влагу мастикой. Широкое горло каждого сосуда обвивали промасленные лыковые жгуты. Потому я и предположил, что их содержимое не могло быть металлом, – скорее, это что-то боящееся влаги.

– Иди же сюда, помоги! – снова обратился Зебулон к брату. – Только осторожно, не сломай!

Оба взялись за дело – Гарриман спокойно и умело, а Зебулон чуть ли не рвал оплетку.