Текст книги "Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся"

Киты мирно жили-поживали, занимаясь своими делами, как вдруг на них ополчились люди, прибывшие с другого конца света, – с тем же успехом это могли бы быть инопланетяне на летающей тарелке. Кашалоты мирные существа, но их жизнь проходит в океане, где опасность никогда не дремлет. Они понимают, что такое агрессия, а следовательно, и что такое оборона.

Пожалуй, наиболее примечательный факт, касающийся китов и их культуры, заключается в том, что и Моча Дик, и кит, потопивший «Эссекс», а также, вполне вероятно, тот, что протаранил борт «Кэтлин», были огромных размеров самцами, которые добровольно ринулись защищать подвергшихся нападению самок и детенышей. Поскольку самцы кашалотов не образуют устойчивых пар и, следовательно, вряд ли испытывают особую привязанность к какой-либо определенной семейной группе, вполне возможно, что кашалоты являют чистейший пример еще одного вида, помимо человека, которому не чужд альтруизм.

Кашалоты не причиняют беспокойства ни друг другу, ни прочим морским обитателям (кроме тех, что служат им пищей), ни человеку. В наши дни люди уже поняли, что могут спокойно плавать рядом с ними, тревожась лишь о том, хорошие ли получатся снимки.

Веками же большинство встреч людей и кашалотов заканчивались весьма печально. Вот как Томас Бил описывает один из таких контактов:

Обезумевший от мучительной агонии… страдающий от удушья или иного отказа какого-либо из наиболее важных органов, в считаные секунды он со всей мощью огромного тела приходит в движение, и яростные конвульсии терзают его сотней жесточайших судорог единовременно, так что море вокруг него взбивается пеной. ‹…› И вся эта могучая схватка завершается тем, что гигантское животное бессильно переворачивается на бок и лежит безжизненной грудой на поверхности хрустально-прозрачной синевы – жертва тирании и эгоизма, а также великолепное подтверждение величию и могуществу человеческого разума.

Не так уж трудно понять, почему вдруг загарпуненный кит или его сородич порой кидаются агрессивно защищать себя и своих близких. Куда менее успешны бывают попытки постичь «величие и могущество человеческого разума».

Семьи
Глава восьмая

Кашалоты, будь они большие или маленькие, владеют каким-то способом обмениваться сигналами, тем самым оповещая друг друга о приближении опасности. И им это удается, хотя расстояния между ними могут быть весьма значительны, достигая порой четырех, пяти, а то и семи миль. То же, каким образом это осуществляется, остается любопытнейшей загадкой.

ТОМАС БИЛ, 1839

И сейчас, по прошествии полутора столетий со времени, когда Бил написал свою книгу, способность кашалотов передавать информацию на дальние расстояния в случае нападения агрессора по-прежнему ошеломляет ученых. Но сами кашалоты знают, что их культура позволяет им призывать помощь и что явиться к тому, кто попал в беду, чрезвычайно важно. Специалисты по китам Боб Питман, Лайза Балланс, Сара Месник и Сьюзан Чиверс подробно описали на примере нескольких случаев, как кашалоты реагируют на косаток[74]74
  Pitman, R. L., et al. 2001. «Killer Whale Predation on Sperm Whales: Observations and Implications.» Marine Mammal Science 17: 494–507.


[Закрыть].

Однажды в ходе наблюдений за двумя группами кашалотов они заметили пять косаток, которые направлялись ко второй группе, где был маленький детеныш. Кашалоты из второй группы тут же нырнули, оставив китенка на поверхности менее чем на минуту, и снова поднялись на поверхность. Исследователи отметили:

Мы полагаем, что они успели послать сигнал тревоги, поскольку сразу же после этого первая группа кашалотов сбилась плотнее и быстро поплыла в сторону второй. Когда вторая группа поднялась, к ней почти мгновенно присоединились еще несколько кашалотов, выныривавших неподалеку или прямо среди них, и к тому времени, как обе исходные группы объединились, в целом их численность достигала порядка 15 особей[75]75
  Там же.


[Закрыть].

Некоторые из кашалотов выставляли из воды головы, осматривались, а затем кто-то из них хлопал по воде хвостом. К кашалотам приблизилась косатка – одинокая взрослая самка, и, судя по маслянистому пятну, расплывшемуся на краю китового стада, она укусила кого-то из них. Однако продолжало прибывать все больше и больше кашалотов:

Когда их число возросло до примерно 20… по крайней мере еще четыре группы кашалотов, находившихся в отдалении, направились к основной группе на полной скорости, так что вода перед их головами вздымалась волной. Сходящиеся группы исходно насчитывали восемь, пять и двух особей, а кроме них, был еще одинокий крупный кит, вероятно взрослый самец[76]76
  Там же.


[Закрыть].

По мере того как ученые продолжали наблюдать за китами, спешащими к месту опасности, группа, значительно выросшая за счет прибывших, перестроилась в практически правильную военную колонну, «от одного до четырех-пяти животных в ширину и от 12 до 15 в длину, и все смотрели в одну сторону». Время от времени они поворачиваясь в одном направлении, всегда по ходу часовой стрелки.

Когда самка косатки снова показалась среди китов, «вызвав большое волнение», почти все кашалоты занырнули. А когда менее чем через минуту они всплыли, их было уже около 30. То есть они успели привлечь еще десяток китов.

Питман и его коллеги отметили, что «каждый кашалот в радиусе не меньше семи километров немедленно устремлялся в сторону группы, подвергшейся нападению, на максимальной скорости и присоединялся к ее оборонительной формации. ‹…› Едва ли можно сомневаться, что это было их реакцией на крайне специфический и мощный акустический сигнал». (Ученые наблюдали за происходящим в гигантский широкоугольный поворотный бинокль, установленный на мостике судна высоко над ватерлинией, что давало возможность следить за китами на расстоянии в несколько километров во все стороны.) После этого кашалоты «перестроились в линию со смещением подобно актерам кордебалета, когда вся группа оказалась повернута в одну сторону, располагаясь при этом бок о бок и, по-видимому, касаясь друг друга», то есть они образовали «примечательную по своей четкости формацию».

Почти невероятно, но всё новые кашалоты продолжали прибывать и присоединяться к группе, пока она не разрослась примерно до 50 особей. Как выразился Шейн, «стоит косаткам показать нос, как рядом внезапно начинают выныривать кашалоты, возникая словно из ниоткуда».

Ту самку косатки в последний раз видели километрах в двух от кашалотов; она направлялась к своему стаду, из которого никто так и не отважился на нападение. Судя по всему, система взаимной защиты кашалотов именно так и работает.

В 2011 в северной части Мексиканского залива ученые наблюдали, как пять косаток принялись осаждать группу из 19 кашалотов, в которой были два маленьких детеныша. Атаковать они так и не стали[77]77
  Whitt, A., et al. 2015. «First Report of Killer Whales Harassing Sperm Whales in the Gulf of Mexico.» Aquatic Mammals 41: 252–55.


[Закрыть]. В другом случае, в том же заливе, кашалоты сумели отбиться от пристававших к ним гринд, перестроившись в оборонительную позицию в виде трехмерной розетки, при которой киты располагаются вертикально, головой к поверхности воды и хвостами вниз, а наиболее уязвимые молодые особи оказываются в центре этого защитного кольца. Время от времени двое взрослых приближались к детенышу с разных сторон, так что он оказывался между ними и водной поверхностью сверху. Гринды удалились[78]78
  Weller, David, et al. 1996. «Observations of Interaction Between Sperm Whales and Short-Finned Pilot Whales in the Gulf of Mexico.» Marine Mammal Science 12: 588–94.


[Закрыть]. Описанные случаи наглядно показывают, что океан – небезопасное место для кашалотов и что им необходимо вырабатывать общий и хорошо согласованный ответ на угрозу. Что они и делают. И обычно это работает.

Но так бывает не всегда. Исход столкновения, возможно, зависит от того, есть ли в группе опытные киты, способные возглавить совместные оборонительные действия. Та же команда исследователей (Роберт Питман и его коллеги), которая описала, как кашалоты скликают удаленных от них на километры сородичей, чтобы отпугнуть косаток, стала свидетелем совершенно иной ситуации в другое время и в другом месте, когда два с лишним десятка косаток атаковали семейную группу из девяти кашалотов и те проявили полную беспомощность. Все девять построились в оборонную «розетку», но это им не помогло. Несколько раз косаткам удавалось оттащить кого-то, и тогда одному или двум кашалотам приходилось оставлять круг; несмотря на страшные раны, которые наносили им при этом косатки, кашалоты приближались к оторванному от остальных сородичу сбоку и возвращали его в круг. Косатки прекратили атаку лишь тогда, когда им удалось убить одного из китов.

На исследователей это произвело сильное впечатление: «Если бы кашалоты не продолжали раз за разом возвращать отделенных косатками особей, а позволили хищникам завладеть кем-то одним, остальное стадо бы спаслось. Но, хотя альтруистичное поведение, по-видимому, в большинстве ситуаций служит кашалотам хорошую службу, в данном случае оно привело к тому, что очень многие, если не все члены группы, пожертвовали собой в попытках защитить отдельных пострадавших». Ученые полагают, что «вполне вероятно, [впоследствии] все стадо погибло» из-за полученных китами тяжелейших ран.

В других описанных мною случаях кашалоты оказались вполне способны к эффективной самозащите, так что долгое время их вообще считали неуязвимыми для нападений косаток. В описанном выше эпизоде Питмана и его коллег поразила «явная беспомощность»[79]79
  Pitman et al., «Killer Whale Predation on Sperm Whales,» 494–507.


[Закрыть] кашалотов. Они не звали на помощь, не пытались атаковать косаток и даже не сделали попыток спастись, нырнув на большую глубину. Почему они вели себя так нерационально? Исследователи не разглядели ни на одном из китов мозолистых утолщений, характерных для взрослых самок, а значит, вероятно, высказывают они догадку, это была «группа подросших, но неполовозрелых особей». Тогда можно предположить, что решающую роль в ее судьбе сыграло отсутствие в ней взрослой, умудренной опытом особи, которая показала бы молодым, как в культуре кашалотов принято эффективно реагировать на нападение.

Когда кашалоты бросаются навстречу опасности, чувствуют ли они, что поступают правильно? По крайней мере, ясно одно: кашалоты знают не только, что их безопасность – в их численности, но и что большая численность означает безопасность для всех.

И отсюда следует вопрос: способны ли они понять, что при постоянной угрозе им выгоднее все время держаться большими группами? Похоже, что да, и скоро мы в этом убедимся. За те два столетия, в течение которых человек сперва начал, потом планомерно наращивал, а в последнее время почти свел на нет китовый промысел, кашалоты сначала жили небольшими группами, затем стали путешествовать многочисленными стадами, а теперь снова проявляют склонность делиться на мелкие группки. В последние годы во всех океанах размер таких групп варьирует от трех до примерно двух с половиной десятков особей, составляя в среднем около дюжины[80]80
  Whitehead, Sperm Whales, p. 232.


[Закрыть].

Однако в отчете Рейнольдса об уничтожении Моча Дика в 1810 году китобои столкнулись с таким большим стадом, что вначале они заметили его по «струям из сотен дыхал». Герман Мелвилл, оставивший нам как очевидец и участник самые выразительные и эмоциональные хроники китовой охоты времен парусных китобойных судов, был убежден, что осаждаемые промысловиками остатки разрозненных китовых стад видели свое спасение в объединении в большие, устойчивые скопления. Мелвилл так исподволь подготавливает нас к последующей напряженной сцене китовой бойни:

Но здесь необходимо заметить, что из-за неустанного уничтожения, какому подвергают в последнее время люди кашалотов по всем четырем океанам, эти животные, вместо того чтобы плавать, как было встарь, разрозненными небольшими группами, чаще всего встречаются теперь обширными стадами, насчитывающими подчас столь огромное число голов, что кажется, будто это целые нации заключили торжественное соглашение и пакт о взаимной защите и поддержке. … Иной раз даже в промысловых районах плывешь несколько недель, а то и месяцев подряд и не встретишь ни одного фонтана; а потом вдруг тебе откроется салют из тысяч и тысяч бьющих струй[81]81
  «Моби Дик». Гл. 87.


[Закрыть].

Так подготовившись, мы подходим к сцене, когда несколько вельботов начали атаку с наружного края большого китового стада, и киты на том крае остановились, чтобы перестроиться в многочисленные оборонные порядки. А тем временем Мелвилл, находясь в тихом сердце надвигающейся бури, с великим сочувствием описывает нам невинность кашалотов, еще не чующих беды:

…Мы, скользя, прошли между двумя китами прямо в самый центр стаи, точно по горному потоку спустились в спокойное длинное озеро. Отсюда бури, бушующие в узких теснинах между китами на краю стада, были только слышны, но уже не чувствовались. Море здесь представляло собою как бы шелковистый атласный лоскут; это было «масло» – гладкий участок морской поверхности, образованный нежной жидкостью, которую выпускают в воду киты в минуты безмятежного покоя. Да, да, мы оказались среди той самой волшебной тишины, какая таится, как говорят, в сердце всякой бури. А из отдаления, с внешних концентрических кругов, к нам еще доносился оглушительный грохот и видно было, как киты небольшими стаями по 8–10 голов проносились по кругу, точно цирковые лошади по арене; они мчались бок о бок, так тесно прижавшись один к другому, что, казалось, какой-нибудь великан наездник мог бы без труда прокатиться на них, поставив ноги на спины двум животным… А пока мы держались у середины озера, и к нам подплывали время от времени лишь сравнительно мелкие и смирные матки да телята – женщины и дети в обозе этого раскинувшегося войска. ‹…›

…Быть может, по своей молодости и неискушенности, будучи неопытны и невинны во всех отношениях, эти маленькие киты – оставлявшие по временам окраины озера, чтобы навестить нашу неподвижную лодку, – именно поэтому обнаруживали удивительное бесстрашие и спокойствие… их поведению нельзя было не удивляться. Словно дворовые собаки, обнюхивали они нас, подходя чуть не к самому борту и задевая лодку боками; казалось, будто какие-то чары приручили их. Квикег гладил их по головке, Старбек почесывал им острогой спины, но, опасаясь последствий, не решался покамест вонзить ее.

А в глубине под этим безмятежным миром нашим глазам, когда мы заглядывали за борт, открывался иной мир, еще более странный и удивительный. Там, повиснув под текучими сводами, плавали кормящие матери-китихи… и подобно тому как человеческий младенец, сосущий материнскую грудь, глядит спокойным, ровным взглядом куда-то в сторону… так и те юные китята, казалось, глядели в нашу сторону, но не видели нас, словно их новорожденному взору мы представлялись лишь пучками бурых водорослей. Да и матери тоже спокойно разглядывали нас, повернувшись на бок. ‹…›

Покуда мы так стояли, точно завороженные, на одном месте, по некоторым признакам в отдалении было заметно, что остальные вельботы, сея смятение… вели бой[82]82
  Там же.


[Закрыть].

Отчасти эта великолепно переданная картина повторяет сказанное ранее Билом в его «Естественной истории кашалота»: «Они лежат в матке, изогнувшись дугой… Молоко, отведанное господами Дженнером и Ладлоу, хирургами в Садбери, отличалось отменным вкусом и походило на коровье молоко, к которому щедро добавили сливок»[83]83
  Beale, Natural History of the Sperm Whale, pp. 52, 126.


[Закрыть]. У Мелвилла же это звучит так: «неродившийся кит лежит… как натянутый монгольский лук» и «молоко у кита очень сладкое и густое, оно неоднократно отведывалось человеком, очень неплохо идет с клубникой»[84]84
  «Моби Дик». Гл. 87.


[Закрыть].

Далее Мелвилл сообщает нам, что с полвека назад, в конце XVIII века, когда кашалоты жили еще небольшими группами (примерно так, как они живут в наши дни), они встречались чаще, а потому и походы китобоев были короче и выгоднее. Бил же описывает нам невообразимо огромные стада кашалотов, виденные им в 1830-х. «Я встречал стада, – поверяет он нам, – голов в пятьсот или шестьсот. И всегда при них были от одного до трех крупных "быков"»[85]85
  Beale, Natural History of the Sperm Whale, p. 51.


[Закрыть]. Мелвилл твердо верил, что кашалоты отвечали на все возрастающее давление, перестраивая свой социальный уклад, наращивая силу коллективной реакции на смертельную опасность.

В прошлые года (скажем, во второй половине минувшего столетия) эти левиафаны – небольшими стаями – встречались гораздо чаще, чем теперь… Дело в том, что, как выше уже было замечено, киты из соображений безопасности стали плавать теперь по морям обширными караванами… объединились в огромные армии, которые, однако, не так часто встречаются[86]86
  «Моби Дик». Гл. 105.


[Закрыть].

Все это свидетельствует о существеннейшей перестройке социальной организации вида, неизвестной мне по другим примерам. И, что особенно впечатляет, осуществилась она в масштабе всего Мирового океана. Как именно киты пришли к такому решению и как им удалось организовать столь глубокие культурные изменения, долгое время сообща поддерживать их, а затем постепенно ослабить, остается полнейшей тайной. Хотя, пожалуй, тонкое наблюдение Мелвилла, что все это было так, «будто… целые нации заключили торжественное соглашение и пакт о взаимной защите и поддержке»[87]87
  Там же. Гл. 87.


[Закрыть], наводит на мысль о том, как бесподобно функционирует уникальная клановая культура кашалотов.

Вероятно, до начала XVIII века люди практически ничего не знали о кашалотах. Так как обитают они обычно в открытом океане вдали от побережий, их разве что изредка замечали на мелководных шельфовых банках, изобилующих треской. Охотиться на кашалотов стали, по всей видимости, в 1720-х годах в Новой Англии. Томас Бил, будучи британцем, пишет, что кашалотов начали промышлять «немногие американцы». Число этих немногих быстро выросло, и в считаные годы «они не только истребили великое множество полезных животных, но и вынудили уцелевших искать себе более безопасные убежища, где те могли бы следовать своим естественным склонностям и где им не грозили бы ни погони, ни гарпуны»[88]88
  Beale, Natural History of the Sperm Whale, pp. 141–42.


[Закрыть]. К 1770-м годам американцы уже били кашалотов «с рвением необычайным» и в северной, и в южной части Атлантики. Например, в то время один только Массачусетс снаряжал на промысел 183 судна, отправляя их искать добычу за дальние горизонты. И паровые гейзеры китовых фонтанов, которые моряки жадно высматривали среди волн, можно было считать белыми флагами, мольбой о пощаде.

В 1788 году один лондонский коммерсант снарядил, «ценой больших вложений»[89]89
  Там же, с. 148; дальнейшие сведения, в том числе относящиеся к походу «Сирены», – там же, с. 150.


[Закрыть], корабль, рассчитывая проверить слухи, будто бы, если обогнуть мыс Горн и выйти в Тихий океан, кашалотов там можно найти столько, что это окупит любые затраты. «Амелия» вышла из Англии в первый день сентября 1788 года, а год и семь месяцев спустя, как с ликованием сообщает Бил, судно вернулось к родным берегам «с колоссальным грузом в 139 тонн спермацетового масла!».

Впрочем, понадобилось всего несколько лет, чтобы китобои опустошили и всю восточную часть Тихого океана. Промысловые походы становились все дальше, все продолжительнее. «Сирена» вышла из английского порта третьего августа 1819 года и прибыла к берегам Японии пятого апреля 1820-го. И там, как отмечает Бил, «натолкнулась на огромное множество спермацетовых китов». Команда воротилась домой спустя без малого два года и восемь месяцев. За это время китобои «благодаря своему усердию, отваге и настойчивости добыли в далеких пределах Северной Пацифики столь великое количество спермацетового масла, что было его не менее 346 тонн!».

Неслыханный доселе успех «вскружил немало голов, побуждая к действию всех, занятых этим промыслом и в Европе, и в Америке».

В 1804 году, когда промышленная революция еще пребывала, что называется, в пеленках, кое-кто уже почувствовал, чтó сотворит с нами вскоре этот пока еще невинный младенец и что мы сотворим с китами. Французский ученый, граф Бернар-Жермен де Ласепед, с удивительной прозорливостью писал в своей «Естественной истории китообразных»:

Человек, привлеченный богатством, которое сулит ему победа над китами, нарушил покой их необъятных уединенных обиталищ, разорил их убежища. ‹…› Война, которую он объявил им, была особо жестокой потому, что он понял: чем больше окажется его улов, тем сильнее станет процветать его торговля, тем больший размах приобретут его предприятия, тем многочисленнее станут его моряки, смелее морские походы, опытнее лоцманы, надежнее корабли и тем большим будет его могущество.

Вот почему эти гиганты среди гигантов пали от его руки; и поскольку гений его бессмертен, а наука его отныне непобедима и поскольку воображение его отныне не сковано никакими ограничениями, киты так и не перестанут быть жертвами его интересов, пока не исчезнут окончательно. Напрасно бегут они от его гарпунов; его умения способны перенести его в любую точку земли, и китам больше не найти себе иного приюта, кроме как канув в небытие[90]90
  Цит. по: Ellis, Great Sperm Whale, p. 314.


[Закрыть].

Ласепед расслышал первый раскат бури, предвосхитил нарождающуюся волну того цунами, в которое мы превратимся со временем. Он был в числе первых, кто осознал, что мы обратим свою опустошительную предприимчивость на все стороны горизонта, и, вероятно, первым, кто еще в ту раннюю пору начала мировой индустриализации понял, что не в нашей натуре делиться местом с остальными живыми существами на Земле.

В 1840-х годах, во времена, когда Мелвилл ходил под парусом китобойного судна, даже в восточной части Тихого океана отыскать китов становилось все труднее. Размышляя об этом, он задал один из самых острых и западающих в память вопросов, какие только есть в американской литературе, – и, пожалуй, куда более пророческий, чем понимал сам автор:

Быть может, из-за всеведения дозорных на топах мачт китобойцев, проникающих теперь даже в Берингов пролив и в отдаленнейшие тайники и секретные сейфы мира; из-за тысячи гарпунов и острог, запускаемых вдоль всех материковых побережий; – возникает вопрос, быть может Левиафану из-за всего этого долго не выстоять против такой широкой облавы и такого беспощадного уничтожения; быть может, он будет в конце концов полностью истреблен по всем морям и океанам, и последний кит, как и последний человек, выкурит последнюю трубку и сам испарится с ее последним дымком? ‹…›

…Мы получим неопровержимое доказательство того, что и китам не избежать быстрейшего вымирания[91]91
  «Моби Дик». Гл. 105.


[Закрыть].

И все же Мелвилл верил, что Левифан сумеет выстоять. Похоже, в душе он отчасти надеялся, что Провидение в конце концов все же откажет человечеству в такой возможности и что Левиафан, явившийся в мир раньше нас, переживет нас в нем:

…Мы объявляем кита как вид бессмертным, сколь уязвим бы он ни был как отдельная особь. Он плавал по морям задолго до того, как материки прорезались над водою. … Во время потопа он презрел Ноев ковчег, и если когда-либо мир… снова зальет вода, чтобы переморить в нем всех крыс, вечный кит все равно уцелеет и, взгромоздившись на самый высокий гребень экваториальной волны, выбросит свой пенящийся вызов прямо к небесам[92]92
  Там же.


[Закрыть].