Текст книги "Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся"

Семьи
Глава девятая

Кашалоты встречаются не каждый день; так что тут нужно бить, не упуская ни одного благоприятного случая.

ГЕРМАН МЕЛВИЛЛ. МОБИ ДИК

Герман Мелвилл считал, что Левиафан непременно переживет «такое беспощадное уничтожение», которое устроили ему люди. Но едва ли он представлял себе, до каких масштабов оно может дойти. Ахав дал клятву преследовать Моби Дика до самых дальних уголков Земли, но народы индустриализованного XX века превратились в этакого коллективного Ахава, едва ли не более одержимого в своей погоне.

После того как основным источником топлива и смазочных материалов для человеческой цивилизации стала нефть, необходимость убивать китов ради масла и освещения, по сути дела, сошла на нет. (Эдвин Дрейк пробурил первую в мире нефтяную скважину в Тайтусвилле в 1859 году.) Но по мере того, как нужда в продуктах китового промысла неуклонно снижалась, китов продолжали добывать все больше и больше. К 1940-м годам люди убивали кашалотов главным образом ради того, чтобы использовать части их туш для изготовления таких новых изобретений, как нитроглицерин и маргарин, а также смазки новых машин и станков, хотя все эти нужды, в сущности, вполне можно было бы удовлетворить и с меньшими мучениями.

Промысел начинался когда-то с того, что люди на весельных лодках подбирались к китам вплотную и метали в них стальные гарпуны, чтобы добыть жир для ламп и свечей. Прошло время, и вооруженные пороховыми пушками суда, чьи двигатели работали на нефтяном топливе, – настоящие плавучие фабрики – теперь могли преследовать китов со скоростью, которая и не снилась гребцам, сидящим на веслах вельботов. Пока китобойный флот был парусным, синий кит оставался для него недосягаем. Когда же люди перешли на моторы, они перебили 90 % синих китов. Механизация каждой ступени процесса привела к тому, что теперь люди могли превратить плывущего кита в масло и удобрение всего за час.

Десять региональных популяций пяти видов китов были либо истреблены, либо уничтожены настолько, что сегодня практически не наблюдается восстановления[93]93
  Balance, L. T. 2014. «Whaling: Past, Present, and Future.» Online.


[Закрыть]. Это касается и гладкого кита в Северной Атлантике, и гренландского кита в восточной части Арктики, и синего кита в субантарктических водах, и других.

С начала XVIII и до конца XIX века парусные китобойные суда добыли примерно 300 000 кашалотов. Дизельные моторы и пороховые гарпунные пушки позволили китобоям XX века повторить успех прошлых двух столетий за каких-то 60 лет, а потом удвоить это число всего за десятилетие в 1960-х. Если считать всех китов в совокупности, то XX век унес три миллиона их жизней[94]94
  Cressey, D. 2015. «World's Whaling Slaughter Tallied.» Nature 519: 140–41.


[Закрыть].

В век освоения космоса люди придумывали все новые причины, оправдывающие это ненужное уже избиение. Корм для кошек и собак. Удобрения. Корм для пушных зверей на зверофермах. За XIX столетие люди выбили 60 миллионов американских бизонов и миллиарды странствующих голубей, однако в переводе на общий тоннаж этого массового истребления китовая бойня XX века может, несомненно, заткнуть их за пояс.

В 1946 году страны, занимающиеся китобойным промыслом, создали Международную китобойную комиссию, назначение которой состояло в том, чтобы защитить промышленную добычу китов от их чрезмерного истребления… в результате промышленной добычи. Внутренняя противоречивость цели вылилась практически в полную недееспособность этого органа. Обычные бюрократы, которых страны-участницы посылали на регулярные заседания комиссии, подолгу морочили друг другу головы «оценочными данными» о том, сколько китов они сами могут разрешить себе убить. Поскольку каждый из них хотел вытребовать себе долю побольше в общей квоте, то, чем больше оказывалась квота, тем, естественно, больше была и каждая доля.

Путаясь в сетях этого самообмана, члены комиссии состряпали вымученное понятие: «условная единица синего кита»[95]95
  «Blue Whale Unit Limit,» из «Отчета председателя пятнадцатого съезда МКК,» 1963; http://luna.pos.to/whale/iwc_chair63_8.html.


[Закрыть]. В итоге страны голосовали за то, сколько кому достанется «единиц синего кита». При этом они постановили, что «единица синего кита» означает соответственно одного синего кита, либо двух финвалов, либо двух с половиной горбачей, либо шесть сейвалов. Эти совершенно иррациональные соотношения не были основаны ни на чем, кроме как на относительном содержании жира в одном мертвом ките. Не учитывались ни численность популяции каждого вида, ни скорость воспроизводства, ни то, как тяжело те или иные виды переносят массовый промысел. Не учитывалось и то, как продолжение охоты на самые многочисленные из оставшихся видов облегчит полное истребление наиболее редких из них. Ничто из этого в расчет не принималось. Так что в 1960-е годы чиновники Международной китобойной комиссии орудовали этой совершенно бессодержательной «единицей» подобно пьянице, который бездумно размахивает заряженным пистолетом, совершенно не понимая правил игры, в которую ввязался, и не сознавая ее последствий.

Вот лишь крохотный пример того, как люди с бесстрастными лицами выносили абсолютно произвольные решения, обрекающие на гибель тысячи китов, а может быть, и в три раза больше заявленного числа – этого мы никогда не узнаем. Привожу выдержку из отчета председателя от 1963 года:

На следующий антарктический сезон поступили заявки: 4000, 10 000 и 12 000 единиц синего кита… В итоге, по предложению представителя комиссии от Японии, поддержанного также представителем комиссии от СССР, предельно допустимым количеством принято 10 000 единиц синего кита. Решение поддержано семью голосами «за» при одном «против» и пяти воздержавшихся. Некоторые члены комиссии, собиравшиеся голосовать за 4000, отказались от своего намерения, поскольку три страны заявили, что при таком уровне промысла деятельность их китобойных флотов окажется нерентабельной. В случае если бы такое предложение было принято, это дало бы им возможность высказать свои возражения в пределах установленного законом 90-дневного срока. В таком случае квота снова вернулась бы к уровню 15 000 единиц синего кита.

В конце концов от глупой «единицы синего кита» все же отказались. Вместо этого каждая страна стала сама назначать себе, сколько китов какого вида можно убить: столько-то таких, столько-то других…

Не имея ни малейшего представления о клановой и семейной структуре популяций – словом, не зная о китах ровным счетом ничего, кроме того, как их убивать, члены комиссии «постановили», что североатлантические кашалоты – это одно «промысловое стадо», а в северной части Тихого океана таких «промысловых стад» два. Недолго думая, они провели на картах линии – здесь можно убивать столько-то, а здесь столько-то. И еще провели девять таких линий в Южном полушарии. Вот так кашалоты, поделенные своими врагами по всем морям, были отданы на полное промышленное истребление.

В эпоху парусных китобойных судов мировой промысел кашалота достиг пика в 1830-х годах, когда ежегодно добывали около 5000 китов. В период с 1900-х по 1920-е годы его интенсивность устойчиво снижалась, опустившись до примерно 1000 китов в год[96]96
  Whitehead, Sperm Whales, p. 20.


[Закрыть]. Но с 1964 года – того самого, когда The Beatles исполнили в «Шоу Эда Салливана» свою знаменитую «I Want To Hold Your Hand», – и по 1974 год промысловые страны доложили о добыче 267 194 кашалотов[97]97
  Ellis, Great Sperm Whale, pp. 272–93.


[Закрыть].

Официальные предельные цифры по добыче китов всегда занижаются, потому что китобои систематически лгут. После Второй мировой войны, в период с 1947 по 1953 год, советские китобои сообщили о добыче 2710 горбатых китов в Южном полушарии. На самом деле добыча составила 48 702 кита. То есть в отчет пошло меньше одной особи на каждые 17 истребленных. Они же убили 3212 южных гладких китов и сообщили о четырех[98]98
  Там же.


[Закрыть].

В 1969 году, стоя на палубе промыслового судна, которому по плану полагалось в ближайшее время прекратить работу, Питер Маттиссен своими глазами увидел, что на самом деле стоит за цифрами отчетов и квот, то есть что в реальности означает охота на китов, когда человечество уже вступило в космическую эру. Китобоец W-29, на котором находился Маттиссен, вышел из южноафриканского порта Дурбан под командованием капитана Торгбьорна Хокестада. Судно принадлежало Union Whaling Company, которая к тому времени «изнывала без китов». Вот что писал Маттиссен:

Синие киты, гладкие киты, горбачи – все они в этих морях уже почти исчезли, и убивать их было нельзя. Кроме того, запрещалось добывать финвалов к северу от 40-й параллели южной широты, но, по словам местных китобоев, ни японцы, ни русские этих законов не соблюдали[99]99
  Matthiessen, Blue Meridians, pp. 4–18.


[Закрыть].

Мышцы китов предназначались на корм для кур и свиней; кровь, внутренности и кости шли на удобрения; кашалотов добывали в основном ради жира, добавляемого в моторное масло, зубов и креатина, который использовали как ароматизатор при промышленном производстве супов. «Ничто не пропадает зря, – писал Мэттиссон, – кроме самого кита».

Днем раньше шесть судов Объединенной китобойной компании добыли 15 кашалотов. Но некоторые еще остались, поэтому до завтрака принадлежащий флотилии самолет-разведчик начинает кружить над двумя группами китов, которые находятся километрах в трех друг от друга, двигаясь в общую сторону. По радиосвязи корабли получают точные координаты местонахождения китов и данные о направлении их движения. За 1965 год эта же компания добыла 3000 китов, на следующий год – только треть от того числа; нынешний год, 1969-й, должен был стать для нее предпоследним: владельцы приняли решение выжать из флотилии все, что только удастся, прежде чем она начнет больше тратить на топливо, гоняясь за китами, чем сможет выручить, продавая их жир и туши.

Прибыв на место, указанное пилотом, корабль приступает к поискам там, где самолет уже ничем не может помочь, – глубоко под водой. Корабельные эхолоты обнаруживают кита, плывущего на глубине в 300 метров. Теперь судну остается только следовать за ним, пока тот не всплывет, чтобы вдохнуть. Особого терпения не нужно. Хотя обычно киты способны задерживать дыхание почти на час, «на этот раз», как узнает Маттиссен, «будет намного меньше из-за паники животного, которое знает, что его преследуют». Он высказывает предположение, что киты сейчас обмениваются тревожными сигналами. Помощник капитана отвечает: «Против нас у них нет шансов».

По радио пилот и капитаны нескольких кораблей договариваются, распределяя китов между собой. По постановлению Международной китобойной комиссии, убивать кашалотов длиной меньше 10 метров запрещено. Разумеется, определить точные размеры кита на глаз весьма затруднительно, поэтому ошибка в полметра-метр не считается, все продумано и предусмотрено. При добыче животных длиной менее оговоренного предела китобоям грозит штраф – 30 британских фунтов за кита. Убитый кит стоит раз в десять дороже.

Несколько китов выныривают одновременно. Выстрел гарпунной пушки – и через три секунды после того, как 80-килограммовый гарпун вонзается в кита, внутри него взрывается граната. Весь корабль содрогается, когда раненое животное, метнувшись прочь, натягивает линь, как струну, и только размещенная под палубой огромная пружина амортизирует его мощные рывки. Кит крутится и бьется, заливая горячей кровью поверхность моря. Его рывки по-прежнему чрезвычайно сильны, и люди стреляют по нему второй гранатой. На этот раз киту конец, и его тело теперь в распоряжении китобоев.

«Яркое пятно расплывается на морской глади, такое огромное, такое густое, что, кажется, его уже не смыть никогда, – говорит Маттиссен. – Кровь, которая изливается из ран кита, насыщенно-красная, как у всякого зверя, но в морской воде она становится ярко-алой, как краска, и ее количество кажется немыслимым».

Радист с усмешкой подтверждает, что убитый кит недотягивает до нужного размера. Проходит всего 11 минут после первого выстрела, и охота уже начинается снова. Капитан Хаакестад сообщает Маттиссену, что, когда в следующем году компания наконец закроется, он и его помощник собираются обзавестись продуктовым магазином где-нибудь в пригороде. А море, по его словам, он никогда не любил и скучать по нему не собирается.

В 1972 году советский морской биолог, специалист по китообразным А. А. Берзин выступил с предостережением, что, «если не ввести строжайшие международные ограничения, последствия для кашалотов северной части Тихого океана могут стать фатальными»[100]100
  Ivashchenko, Y. V., et al. 2008. «The Truth About Soviet Whaling: A Memoir, by A. A. Berzin [translated by Y. V. Ivashchenko].» Marine Fisheries Review 70: 1–59.


[Закрыть]. В том же году ООН призвала к прекращению истребления китов. Принятый вскоре Соединенными Штатами Акт по защите морских млекопитающих в итоге положил конец работе последней в США китобойной станции, а уполномоченные от США в составе Международной китобойной комиссии впервые предложили установить всеобщий мораторий на добычу китов.

Мораторий так и не был принят. Члены Комиссии от СССР и Японии проголосовали за увеличение квот на добычу. В 1974 году страны – участницы мирового китобойного промысла доложили о добыче 21 217 кашалотов[101]101
  Ellis, Great Sperm Whale, p 272; Ellis, Great Sperm Whale, p. 284; Whaling Commission quotas and Soviet whaling: Ellis, Great Sperm Whale, pp. 290–93.


[Закрыть].

К тому времени из-за ясно наметившейся тенденции к вымиранию китов международное сопротивление сделалось заметнее. Страны, отказавшиеся от китового промысла, стали все решительнее выступать за его ограничение.

Однако Международная китобойная комиссия, не привыкшая к ограничениям, в 1977 году проголосовала за увеличение квот по добыче кашалотов с 12 676 до 13 037 – подозрительно точные цифры, не правда ли? Ученые, сотрудничающие с Комиссией, рекомендовали добычу 763 кашалотов в северной части Тихого океана. Комиссия увеличила эту цифру до 6444, то есть более чем в восемь раз. В тот год на специальном заседании Комиссии мировые эксперты так и не смогли привести точных данных, сколько же всего кашалотов осталось в мире. Стало очевидно, что все, как казалось ранее, тщательно рассчитанные квоты, в сущности, представляют собой, говоря ненаучным языком, полнейшую чушь.

В 1979 году Международная китобойная комиссия наконец проголосовала за мораторий на все основные разновидности китового промысла[102]102
  Ellis, Great Sperm Whale, pp. 283–303.


[Закрыть] – результат этот был столь неожиданным, что удивил даже самых пламенных борцов за защиту китов.

Месяц спустя Советский Союз запросил разрешение на добычу 1508 самцов кашалотов и получил отказ. В тот год страна доложила о добыче 201 кашалота. Цифра относительно скромная, но кто знает, сколько на самом деле китов было убито.

В 1982 году Комиссия приняла резолюцию, что с 1986 года все квоты на все виды китов на 10 лет обнуляются. Большинство стран, до тех пор занимавшихся китобойным промыслом, вскоре прекратили его. Однако резолюция – это не закон, ее соблюдение – дело добровольное, и она оставляла немало лазеек.

Убийство китов в промышленных масштабах и предоставление ложных данных продолжаются и по сей день, главным образом усилиями Японии, Исландии и Норвегии. Исландия истребляет тысячи малых полосатиков и финвалов. Когда же ученые проанализировали пробы ДНК из 700 образцов китового мяса, продающегося на японских и корейских пищевых рынках под видом мяса относительно многочисленного малого полосатика, то выяснилось, что в действительности они принадлежат кому угодно: кашалотам, клюворылам, косаткам, дельфинам, горбачам и финвалам. Кроме китообразных, в этих образцах оказались также баранина и конина[103]103
  Baker, C. S., et al. 2000. «Predicted Decline of Protected Whales Based on Molecular Genetic Monitoring of Japanese and Korean Markets.» Proceedings of the Royal Society B 267: 1191–99.


[Закрыть]. Норвегия отправляла в Японию большие партии китового мяса с маркировкой «креветки».

Японские корабли ежегодно истребляют сотни китов, причем самых разных видов. Международный суд признал Японию виновной в убийстве китов якобы «в научных целях», хотя никаких научных данных при этом не собирали[104]104
  BBC News. 2015. «Japan to Resume Whaling in Antarctic Despite Court Ruling.» Online.


[Закрыть]. Официальные представители Японии в ответ на обвинение заявили, что намерены и дальше бить китов, причем особенно их интересуют величайшие в мире певцы – горбатые киты.

В 1982 году, когда Международная китобойная комиссия проголосовала за приостановку коммерческой добычи китов, в ее состав входили представители 37 стран. Сейчас их стало около 90, поскольку страны, выступающие как за китобойный промысел, так и против него, постарались набрать в комиссию своих сторонников – в обмен на деньги, а также иные услуги, так или иначе связанные с деньгами. Больше половины этих стран никогда не занимались добычей китов, а некоторые и вовсе не имеют выхода к морю. Однако предложения добывать больше китов поступают ежегодно[105]105
  Denyer, S., and I. Kasiwagi. 2018. «Japan to Leave International Whaling Commission, Resume Commercial Hunting.» Washington Post. Online.


[Закрыть]. Единственное, что в комиссии остается неизменным, – это стремление убивать.

Роджер Пейн, стоящий у истоков многих открытий в биологии китов, однажды сказал: «Это как если бы разумные инопланетяне прилетели к нам из космоса, а мы, не сумев понять их языка, сварили бы их и съели»[106]106
  Ellis, Great Sperm Whale, p. 310.


[Закрыть].

Жители Фарерских островов в Северной Атлантике ежегодно устраивают массовый загон гринд, который заканчивается бойней; после этого убитых гринд готовят и едят. В Тайдзи, в Японии, охотники ежегодно ловят и убивают сотни афалин, полосатых стенелл и серых дельфинов, белокрылых морских свиней и гринд. Загнав дельфинов на отмели, люди связывают их пучками за хвосты, цепляют к лодкам и волокут туда, где их будут забивать. Пока дельфинов тащат, они не всегда могут поднять голову к поверхности, чтобы вдохнуть, и многие тонут. По степени «гуманности» это примерно то же самое, что привязать кого-нибудь к бамперу грузовика.

Принятые в Японии правила забоя скота требуют, чтобы животное перед убийством было приведено в бессознательное состояние методами, которые «гарантированно минимизируют, насколько это возможно» любые страдания животного. Однако правила, применяемые к домашнему скоту, не относятся к китам и дельфинам: их добыча находится в ведении Агентства по рыболовству Японии, которое рассматривает этих животных исключительно как мешки с жиром, обладающие дыхалом. Сотрудники Агентства утверждают, что дельфины и киты конкурируют с человеком за пищу, а посему мы просто обязаны убивать и есть их – это всего лишь вопрос самозащиты. Прикрываясь таким оправданием, японцы торгуют дельфиньим мясом и живыми дельфинятами, продавая их в морские парки, океанариумы и дельфинарии как в Японии, так и в других странах. То есть так или иначе истинная причина всегда кроется в деньгах.

В действительности же киты помогают сохранению жизни в океане. Убивать их – значит убивать сам океан. Если оставить наконец китов в покое, это поможет океану нарастить воспроизводство рыбы и кальмаров, которые служат пищей и людям. Кашалоты ныряют на такую большую глубину, что выносят наверх многое, давно исчезнувшее из поверхностных слоев воды. Иногда перед тем, как нырнуть, они испражняются[107]107
  Doughty, C. E., et al. 2015. «Global Nutrient Transport in a World of Giants.» Proceedings of the National Academy of Sciences. Online.


[Закрыть], вынося на поверхность накопленные на глубине соединения железа и другие вещества, возвращая их в освещаемые солнцем слои, где они питают одноклеточные организмы планктона. Эти плавучие клетки, усваивая питательные вещества, солнечный свет и диоксид углерода из воздуха, и создают зеленые океанические пастбища – первую ступень всей пищевой пирамиды Мирового океана. Собственно, все те летучие рыбы, которых мы встречали, и все те рыбы, которые охотились на них, и птицы, которые их хватали, – все они заполучали в состав собственных тел молекулы веществ, поднятых из глубин вечной ночи могучей силой Левиафана.

Если уж речь зашла о том, что киты и дельфины представляют какую-то угрозу человечеству, то стоит всерьез задаться вопросом: кто же кому угрожает и неужели только человеческие жизни и человеческие семьи имеют значение? Как писал Хэл Уайтхед, «если вы сравните относительный размер мозга, уровень самосознания, социальность и жизненное значение культуры, то китообразные окажутся… где-то между человекообразными обезьянами и человеком. Они полностью отвечают философскому определению личности»[108]108
  Angier, N. 2010. «Save a Whale, Save a Soul, Goes the Cry.» New York Times, June 26.


[Закрыть].

Левиафан, спермацетовый кит, кашалот – все это лишь ярлыки, закрывающие брешь в том месте, где живой мир сталкивается с очень несовершенным, еще только развивающимся эволюционным процессом, известным как человеческая эмпатия. Говоря по правде, нет такого названия, которое могло бы достойно отразить его величие. Не нуждаясь в обозначении на человеческом языке, это существо – с самой огромной в мире головой, самым объемным мозгом, исследующее мир самыми громкими звуками – ведет свое скрытое от посторонних глаз существование в полной самодостаточности, вдали от любых берегов, вне досягаемости для любых речей, заполняя дни общением с членами семьи и товарищами. Так было задолго до того, как первый человек произнес свое первое слово, и так оно остается по сию пору.

Уничтожение кита – чудовищный акт отрицания жизни и при этом лишь один из многих символов ненависти к миру, через которую до недавнего времени человек проявлял себя как биологический вид. Мы ввели в обиход бытовое название для косатки – «кит-убийца». Но едва ли оно подходит косаткам больше, чем нам самим. Сейчас мы научились ценить китов больше, чем когда-либо, и возможность увидеть их в природе приносит значительно больший доход, чем их уничтожение. В этом потакании нашему собственному эгоцентризму – самая верная надежда. Но даже если все человечество достигнет такой эмоциональной и интеллектуальной зрелости, чтобы полностью отказаться от всякого нанесения вреда китам, мы все равно рискуем потерять их в океане, заполненном пластиком, химикатами, рыболовными снастями и быстрыми, шумными, вооруженными опасными гребными винтами творениями наших изобретательных рук. Для китов, которым приходится конкурировать с вездесущим приматом за рыбу и кальмаров в море, настали трудные времена. Чем больше мы, люди, осваиваем мир, тем сильнее мы опустошаем его.

Разумеется, мы тоже много чего отдаем морю. Роджер Пейн, ученый, который сумел привлечь внимание людей к песням китов, вместе с коллегами годами обследовал разные моря, собирая образцы тканей китов со всех концов океана, чтобы найти ответы на вопросы, не дававшие ему покоя: могут ли стойкие токсичные химические вещества встраиваться в их организмы, и если да, то до какой степени и какой вред они причиняют. В 2019 году, выступая в программе радиостанции NPR «Живущие на Земле», Пейн объяснил, что пестициды и прочие ядохимикаты вымываются из почвы и «в конце концов попадают в океанскую воду, разведенные до очень слабых концентраций»[109]109
  NPR's Living on Earth, online. См. также: Ferber, D. 2005. «Sperm Whales Bear Testimony to Worldwide Pollution.» Science 309: 1166b. Еще: Sonne, C., et al. 2018. «Pollution Threatens Toothed Whales.» Science 361: 1208. Еще: Meyer, W. K., et al. 2018. «Ancient Convergent Losses of Paraoxonase 1 Yield Potential Risks for Modern Marine Mammals.» Science 361: 591–94.


[Закрыть]. Но уже на самой первой ступени океанической пищевой пирамиды крохотные одноклеточные скитальцы – диатомеи – начинают поглощать их, сохраняя в себе. Потом их поглощают мелкие организмы, питающиеся диатомеями. Эти организмы становятся добычей рыб и кальмаров. Их поедают рыбы и кальмары побольше, а тех, в свою очередь, заглатывают самые крупные хищники – тунцы и меч-рыбы, а также морские млекопитающие – дельфины и киты, поглощая вместе с ними и весь накопленный коктейль из токсинов в концентрированном виде, потому что, как объяснил Роберт, «жир способен накапливать множество ядов, поэтому токсины, попадающие в жир, достигают очень высоких концентраций»[110]110
  Там же.


[Закрыть]. Киты вырастают крупнее даже самых больших рыб и живут дольше, а возможностей избавляться от этих вредных веществ у них совсем немного, так что со временем они накапливают значительно больше ядов, чем другие млекопитающие. Среди них и высокотоксичные полихлорированные бифенилы (ПХБ), которые широко применялись в производстве электрооборудования и, отличаясь исключительной устойчивостью к разложению, чрезвычайно распространились в природе, в том числе в живых организмах. Пестициды тоже по-прежнему в больших количествах попадают в водные системы с полей и садоводческих хозяйств. Ртуть – обычная примесь в составе угля – вместе с дымом от сгорающего растительного топлива попадает в воздух, а оттуда в воду и в ткани рыб. Изобретая все новые способы получить свет, пищу и тепло, мы отравили не только собственную жизнь, но и жизнь всех прочих существ на планете.

И все же у нас пока остались киты.

То, что Мэттиссон узнал о масштабах китобойного промысла в конце 1960-х годов, заставило его взглянуть на перспективы китов с крайним пессимизмом.

Все, что осталось от крупных китов, истребляется при всякой возможности, и нет сомнений, что мелкие киты продержатся достаточно долго, чтобы за это время последние из Левиафанов были уничтожены окончательно. Синий кит и так уже практически выбит полностью, а гладкие и горбатые киты весьма близки к этому[111]111
  Matthiessen, Blue Meridians, p. 6.


[Закрыть].

С тех пор как Питер Мэттиссон написал эти слова, прошло еще полтора десятилетия, прежде чем коммерческий китобойный промысел в основном сошел на нет. И все же – да, сейчас он почти прекращен. И у Питера была возможность видеть, как на протяжении трех десятков лет численность горбачей и финвалов стала понемногу возрастать, а зыбкое положение синего кита понемногу укрепилось – по крайней мере, он пока уцелел. До сих пор, правда, синий кит все время уклонялся от встречи с Питером, хотя занимал одну из верхних строчек в списке его желаний. По просьбе Питера я помог ему устроить это свидание недалеко от побережья Калифорнии, где могучий Маттиссен, всегда заполняющий собой даже самое обширное пространство, встретился наконец с самым большим существом из всех, когда-либо живших на Земле. Повод был что ни на есть подходящий, хоть и запоздалый. А до чего он обрадовался бы, видя, как растет число горбатых китов, которые завели обыкновение летом проводить время прямо за линией прибоя напротив нашего пляжа, откуда хорошо видно, как они гоняют косяки рыбы, которым, в свою очередь, тоже дали наконец возможность понемногу восстанавливаться.

Так что же, выходит, Мэттиссон был неправ? И Мелвилл тоже, а до него – Ласепед? Нет, в свое время они не ошибались. А может, именно их предостережения прозвучали как раз вовремя. Может, они и спасли китов от нас. Только вот кто сумеет спасти нас, хотя бы отчасти, от нас самих?

Киты стали для нас первыми нефтяными скважинами, а гарпуны – первыми бурами. Китовый жир был источником энергии, он давал нам возможность освещать темноту и заставлял работать наши машины. Во времена Мелвилла появился другой источник энергии, на который одни люди начали посягать в ущерб другим. В наши дни нефтяные компании ловко «смазывают» правительства, подминая под себя океаны как свою собственность. Энергия по-прежнему достается нам путем грубого нарушения чужих прав владения. Ради нее мы меняем тепловой баланс Земли и кислотность океанов, затопляем побережья и усиливаем ураганы. Вопрос энергии всегда был вопросом морали. И борьба за энергию всегда поощряла аморальные действия. Пожалуй, вышло бы иронично, если б киты добились свободы, а мы погубили сами себя. Но пока конец этой истории остается неясным, и от нас зависит, каким он может стать. Истребление китов вплоть до почти полного их уничтожения наверняка привело к исчезновению значительной части их культуры. Невероятно печальный факт, и нам тяжело об этом слышать. Но есть и другая сторона, на которой нам стоит сосредоточить внимание: сейчас положение китов заметно улучшилось. И может статься, если мы поймем, как китам удалось пережить трудные времена, это поможет и нам самим пройти через непростые нынешние испытания.