Текст книги "Все дело в пакете"

– Вот почему я забрал с собой ее драгоценности. – Он скосил глаза на Фэбриеллу, продолжавшую все еще прижимать к груди соломенную куклу. – Посчитал, что она должна расплатиться хоть как-то со мной за все те кошмары, которые мне пришлось перенести…

– Могу вам посочувствовать, – пробормотал я.

– Да-а?.. Ну да черт с ним. Мне нужен пакет, а ваше время давно уже истекло, Холман. И не несите мне чушь, будто вы не знаете, где он находится. Мне сейчас все совершенно понятно, почему я раньше-то не мог разобраться? – Он как-то особенно мерзко расхохотался. – Вы и…

Раздался характерный свист пули. В его глазах мелькнуло удивление, затем оно сменилось выражением ужаса. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, вместо этого оттуда хлынула кровь. Пистолет выпал у него из рук, затем свалился он сам. Его правая нога разок дернулась, и он замер.

В комнату первым вошел шофер, его приплюснутая физиономия вообще ничего не выражала. За ним с довольно хмурым видом шел Патрик.

– В этом не было необходимости, Морт! – сказал он недовольно. – Уэстэрвей не был идиотом. Если бы ты велел ему бросить пистолет, он бы сразу сообразил, что у него не было возможности повернуться и выстрелить в тебя первым!

– Возможно, – равнодушно хмыкнул “примат”, – но, когда у парня в руках пистолет, независимо от того, куда он направлен, я не хочу напрасно рисковать!

– Ладно, не имеет значения! – Патрик раздраженно пожал плечами. – Дело сделано. У нас будет достаточно времени, чтобы побеспокоиться об этом позднее. – Он посмотрел на Фэбриеллу и на куклу, которая злобно таращилась на него поверх плеча крепко обнимающей ее хозяйки. – Успокойся, милая!

Он нагнулся и осторожно поставил Фэбриеллу на ноги. Кукла поднялась вместе с ней, и на какое-то мгновение мне показалось, что она была наделена собственной жизнью и двигалась по своей воле.

– Как вы ухитрились появиться в полном смысле слова в самое последнее мгновение, мистер Патрик? – вежливо осведомился я.

– После того как Морт пришел в себя и увидел, что ваша машина все еще стоит на прежнем месте, он решил, что вы, очевидно, снова прошли в дом, – холодно произнес Патрик, – поэтому он съездил за мной и привез меня сюда, совершенно правильно решив, что мне пора выяснить, что здесь творится. Несколько недель назад Фэбриелла дала мне ключи, так что нам ничего не стоило появиться незаметно. Уэстэрвею не повезло… – Он равнодушно посмотрел на тело, распростертое на ковре у его ног, затем пожал плечами. – Полагаю, это все равно должно было случиться в ближайшие дни. Но мне бы хотелось услышать ваш ответ, Холман, в отношении пакета. – Он пригладил свои красивые седые волосы, затем для чего-то дотронулся до мясистого носа кончиком пальца. – Морт только что намекал на то, что он не прочь поквитаться с вами за то, что вы довольно зло подшутили над ним сегодня, – сказал он, усмехаясь. – Он ведь не знает удержу, будет бить вас до тех пор, пока вы не развалитесь на куски, Холман. Я прав, не так ли, Морт?

– Точно! – Холодные, блестящие глаза с лютой ненавистью смотрели на меня из-под козырька фуражки. – Никаких проблем, босс. Вы начнете с мелочей, чтобы он понял, что вы не шутите, ну а коли это не поможет, можно будет поднажать и посильнее. Никогда не забуду, как один парень посмел…

– Мне все ясно, – сказал я Патрику.

– Морт, конечно, будет разочарован, это каждому понятно! – Патрик широко улыбнулся, к нему вернулось прежнее хорошее настроение. – Так где же он?

– Закрой глазки и не смотри, дорогая! – Фэбриелла обратилась к кукле нараспев; по всей вероятности, ее саму не волновала возможная расправа со мной. – Притворись, что мы с тобой совсем одни, просто по радио передают какую-то страшную историю и…

– Прекрати! – рявкнул Патрик. Он схватил Фэбриеллу за обе руки, с большим трудом вырвал у нее куклу, довел до дивана и заставил сесть.

Кукла, оставленная без поддержки, упала на кресло, при этом ее голова ударилась о деревянный край спинки и как бы отскочила от него, так что получился самый настоящий поклон в сторону Патрика, затем снова выпрямилась. Почему-то я не ожидал от нее такой прыти, на мгновение даже поразился, как ловко у нее получилось. Потом припомнил тот случай в баре, когда кукла неожиданно свалилась лицом на стол и разлила бокале мартини. Фэбриелла еще отругала ее за то, что она не умеет пить, а я сказал, что просто нужно поднабить кукле талию. Но судя по тому, как Гильда ловко выпрямилась после этого удара, она стала гораздо более упругой.

И тут у меня в голове заработали шарики так шумно, что я поразился, как это другие не слышат; и, как по мановению волшебной палочки, все решительно встало на свои места. Сказанное Майком Уэстэрвеем неожиданно приобрело смысл. Решение все время было у него под самым носом, но именно потому, что оно было столь очевидным, он его и не видел. Впрочем, он был прав лишь наполовину. Оно все время находилось под носом решительно у всех, включая меня.

Теперь-то наконец я понял, почему Ясон Вагнер притворился, будто поручил мне выяснить, почему была убита его секретарша. Ему просто требовался предлог, чтобы вытянуть из меня имя моего клиента, он даже пригрозил уничтожить меня, коли я ему его не назову. И под клиентом, разумеется, он имел в виду вовсе не Фэбриеллу, про нее-то он, конечно, знал, но считал, что я использую ее для прикрытия. Его интересовало имя моего подлинного клиента, того самого, с которым, по его мнению, я договорился поделить пакет, а за это потребовал избавиться от Глэдис Пирсон, пока она не стала постоянной угрозой для нас обоих. Вагнера интересовало имя моего предполагаемого партнера по надувательству. Он не был уверен, что им был Уэстэрвей, как утверждал Патрик, или же сам Патрик. Самым забавным было то, что он-то знал правду с самого начала, но она была под самым его носом, чтобы ее разглядеть.

– О'кей. – Патрик снова выпрямился. Теперь он был уверен, что Фэбриелла будет сидеть спокойно на кушетке и какое-то время держать язык за зубами. – Где он, Холман?

– Сначала ответьте мне на пару вопросов, потом я преподнесу вам ваш пакет. Поколебавшись, он буркнул:

– Всего пару!

– Вы слышали, как Уэстэрвей заявил, что идея шантажировать Фэбриеллу в отношении развода принадлежала Луизе, а не Пирсон?

По выражению его лица я понял, что он не в курсе. Тогда я почти дословно повторил слова Уэстэрвея. Как к нему явилась в отчаянии Глэдис и сообщила, что оставила пакет в одном месте, где он будет в полной безопасности. А позднее ее убили.

– Глэдис знала, что вы ни за что не поверите тому, что она не имеет никакого отношения к шантажу по поводу развода, пока она этого не докажет, – продолжил я. – Чтобы это сделать, ей необходимо было разыскать Уэстэрвея. Единственный человек, который знал, где он, была намеченная им жертва шантажа – сама Фэбриелла, не так ли?

– Какого черта стала бы Фэбриелла сообщать ей, где найти Уэстэрвея? – хмыкнул он. – Это лишено всякого смысла. Неизвестно откуда появляется какая-то особа и задает подобные вопросы? Да Фэбриелла решила бы, что она была ненормальной. Сумасшедшая, которую следует забрать в ближайшую…

– Если она не сообщила какую-то историю в поддержку своей просьбы, – заметил я.

– Мы напрасно теряем время, босс, – заныл Морт, – он же нарочно развел этот треп… Патрик поморщился:

– Погоди! Я хочу все услышать.

Я постарался “не обратить внимания” на нетерпение Морта, чтобы не выказать внутренней дрожи. В конце-то концов, Глэдис Пирсон могла сделать только это!

– Предположим, – я постарался говорить как можно увереннее, – что Глэдис сказала Фэбриелле, что все с самого начала было настоящей западней. Что вы и она были “бригадой шантажистов”, а когда Уэстэрвей снова оказался в Лос-Анджелесе, вы изобрели другой эффективный маневр. Вы станете всячески обхаживать Фэбриеллу, попросите ее выйти за вас замуж, а в правильный психологический момент Уэстэрвей потребует “отступного”, пригрозив в противном случае не дать ей развод.

– Он сошел с ума! – Фэбриелла неожиданно выпрямилась на диване, внимательно прислушиваясь к каждому слову. – Подобное предположение по меньшей мере нелепо, Юджин, дорогой! Как, чтобы я…

– Помолчи! – прикрикнул он. – Я хочу выслушать все до конца.

– Глэдис была в отчаянии, – продолжал я, как будто меня не прерывали, – Вы ей угрожали Мортом, в отместку она отказалась отдать вам деньги, которые вы получили от Вагнера и отдали ей на хранение. Глэдис просто необходим был союзник, и, чтобы доказать Фэбриелле, что она говорит правду, она оставила деньги, весь пакет, у нее.

– Вы пытаетесь мне сказать, что именно Фэбриелла убила Глэдис и Луизу? – прохрипел Патрик.

– Полагаю, для этого она нуждалась в помощнике, – покачал я головой. – Как мне кажется, Фэбриелла – такая особа, которая способна испытывать жуткую ненависть. Но, конечно, ей требовался хороший помощник, профессионал-силач, из тех, которого она сначала могла соблазнить, а затем поманить морковкой, сунутой ему под нос. Весьма солидной морковкой, Юджин! – Я отнюдь не дружески подмигнул ему. – Примерно так: “Мы должны избавиться от людей, которые могли бы распространять неблаговидную правду, дорогуша, но ведь мы можем сделать так, чтобы все решили, что их убил Юджин, защищая себя. А как только мы от них отделаемся, дорогуша, мы сможем зажить счастливо и беззаботно на содержимое пакета”.

Никто ничего не сказал. Никто не пошевелился. Я чувствовал, что струйки пота стекают по моей спине, и, глядя на злобный блеск в глазах шофера, понимал, что ему ничего не стоит спустить курок и отправить меня в небытие.

– Дорогуша? – Фэбриелла посмотрела прямо в глаза Патрику с непередаваемым обожанием, потом набрала побольше воздуха в легкие, так что ее умопомрачительные груди уткнулись в тонкий шелк сорочки, подтверждая силу ее страсти. – Вы же не собираетесь поверить подобной идиотской истории, Юджин, дорогуша? – Играла она бесподобно, ничего не скажешь! – Честное слово, дорогуша, неужели я похожу на какую-то заговорщицу из фильма ужасов?

Физиономия Патрика отражала растерянность и раздиравшие его сомнения. Я не без удовольствия отметил, что впервые он не выказывал обычной самодовольной уверенности в собственном превосходстве.

– Ладно, Холман, – наконец изрек он дрожащим голосом, – полагаю, сейчас я могу сказать следующее: выкладывайте или заткнитесь!

– Вы интересуетесь, могу ли я это доказать? – спросил я, моля Бога, чтобы мой голос звучал как можно увереннее.

– Совершенно верно!

– Думаю, что смогу.

Я нашел острый фруктовый нож на полке под баром и, зажав его в руке, медленно направился к ним. Все трое молча следили за мной, причем Гильда тоже не сводила с меня своих ненавидящих глаз. У меня мелькнула мысль: не Фэбриелла ли сама подарила ей такой устрашающий взгляд? Я решительно набросил подол муслиновой ночной рубашки на голову куклы.

Фэбриелла отчаянно вскрикнула, как будто она сама подверглась подобному унижению, но сразу же замолчала, когда я провел острым лезвием ножа по черным ниткам в том месте, где совсем недавно были кое-как наложены швы после хирургического вмешательства в бесформенное туловище куклы.

Потом я запустил пальцы в открытую рану и начал поиск. Сначала я вытащил несколько соломинок, затем порядочный комок и, наконец, солидный бумажник, плотно замотанный в замшу. Я протянул его Патрику, он забрал бумажник совершенно автоматически.

– Даже сотни тысяч наличными? – спросил я его.

– Мы договорились взять половину себе и дать половину ему в ценных бумагах, – бесцветным голосом ответил он. – Таким образом, их нельзя было обнаружить.

– Морт, дорогуша? – зашептала Фэбриелла, теперь ее голос выражал ненависть. – Мне только что пришло в голову, что раз Рик выяснил, что обеих этих женщин убил Юджин, то Юджину пришлось бы убить Рика, чтобы обезопасить себя. Затем, раз ты пришел слишком поздно, чтобы спасти Рика, но вовремя, чтобы спасти меня, застрелив Юджина, – ну, ты же будешь выглядеть настоящим героем! И у тебя буду я, самый надежный очевидец!

С того самого момента, когда я впервые задумался над ответом на теорию Майка Уэстэрвея, что все дело было во мне и Фэбриелле, я не сомневался, что будет разбирательство между Патриком и Мортом, причем в любом случае я проиграю. Мне не оставалось ничего иного, как сделать несколько осторожных движений да на всякий случай помолиться.

Когда Фэбриелла закончила излагать свое воистину трогательное предложение, Патрик повернулся к “орангутангу” с яростным, но немного помятым, если сравнивать с его дорогим костюмом, лицом. Я стоял позади него и пырнул кончиком фруктового ножа ему в ягодицу. Он заорал и наскочил на шофера. Опять послышался отвратительный визг пули, Патрик повалился на “орангутанга”, раздались яростные проклятия Морта, старавшегося избавиться от инертной массы тела Патрика.

Это предоставило мне достаточно времени, чтобы нырнуть за пистолетом, который валялся на полу рядом с трупом Майка Уэстэрвея, схватить его и повернуться лицом к верзиле шоферу, который все еще старался освободиться от навалившегося на него Патрика, Наконец тело соскользнуло на пол, только руки все еще обхватывали кольцом колени Морта в безмолвной мольбе.

Я не собирался дожидаться еще одного смертоносного визга пули. Нажав два раза подряд на курок своего верного тридцать восьмого, я убедился, что Морт зашатался, но на всякий случай всадил и третью пулю ему в грудь, потому что такая глыба, как он, может оказаться весьма живучей. После этого Морт медленно повалился назад. Трех пуль оказалось достаточно.

Все же я проверил, на самом ли деле он мертв, и чуть было не прозевал следующий номер в этом спектакле, через пару секунд было бы уже слишком поздно. Я повернулся спиной к телу Морта и в самый последний момент сумел схватить Фэбриеллу за руку. Пока я занимался вопросом отправки Морта на тот свет, она соизволила растянуться на ковре рядом со своей куклой, натянула ночную сорочку себе на голову точно так же, как я это проделал с сорочкой куклы. В руке у Фэбриеллы был зажат все тот же злополучный нож – вне всякого сомнения, она намеревалась вспороть им собственный живот, не желая ни в чем отличаться от Гильды.

Мне с большим трудом удалось разжать ей пальцы, нож упал на пол, не причинив вреда. Я поднял Фэбриеллу и одернул на ней рубашку. Вообще-то я не ожидал услышать от нее слова благодарности – и не ошибся.

Фэбриелла яростно плюнула мне в лицо. К тому времени, когда прибыл лейтенант Сантана, она успела уложить куклу на кушетку, сложила ей руки крест-накрест на соломенной груди и негромко пела колыбельную, расчесывая ее засаленные волосы.

Глава 9

Абсолютно лысая голова по-прежнему казалась розовой, как у новорожденного младенца, под мягким светом ламп, скрытых за лепными украшениями на потолке. На окнах были закрыты венецианские ставни, прекращая доступ грубому, не поддающемуся контролю дневному свету, стремящемуся проникнуть внутрь. Постоянно выступающие над его верхней губой бисеринки пота дополняли картину, ну и, разумеется, огромная сигара, занимавшая свое привычное место между двумя пальцами.

– Сантана проверил все счета Патрика, – сообщил я. – У него было поразительное число клиентов, которые потеряли кучу денег, делая совершенно несуразные капиталовложения. Весьма странно – почти все эти клиенты были из мира кино, более того, все они в то или иное время были связаны с вашей студией.

Он кивнул пару раз:

– Полагаю, это был хитрый трюк. Вместо того чтобы получать с них наличными, когда он их шантажировал, он их наверняка заставлял делать совершенно идиотские инвестиции, вроде бы даже вопреки его совету, так что, если бы кто-то из его жертв поднял шум, доказать что-либо было бы невозможно!

– Верно, мистер Вагнер! И вам даже в голову не приходило, что именно ваша секретарша снабжала его необходимой информацией, которую она могла раздобыть благодаря своему положению в вашем офисе?

– Ни разу! – воскликнул он. – Я всегда считал Глэдис действительно сообразительным секретарем и доброй дочерью, которая, скорее всего, большую часть свободного времени вяжет теплые носки своей калеке матери.

Он неожиданно издал забавный не то писк, не то стон.

– Фэбриелла, конечно, никогда не предстанет перед судом, – продолжал я. – Они прямиком отвезли ее в сумасшедший дом, и, судя по словам Сантаны, врачи сомневаются, что она когда-нибудь излечится.

– Скверно!

Его сигара энергично подчеркнула данное высказывание, рассекая воздух на отдельные участки по количеству звуков, одновременно приговаривая Фэбриеллу к вечному забвению.

– Глэдис, конечно, погорела на той жульнической операции, которую вы проделали с иностранной валютой, – продолжал я нейтральным тоном. – Поэтому, полагаю, именно Патрик первым сделал заявку.

– Ему было известно решительно все, он предложил мне на выбор: либо я передаю эти деньги ему и мы их делим, либо он сообщает имеющуюся у него информацию Карлу Лаймеру, одному из двух основных акционеров, который давно точил на меня зуб, но просто не мог ничего доказать. Мне не оставалось ничего иного, как согласиться, я дал ему деньги, он пообещал приобрести на них надежные акции и вернуть половину мне.

– Но когда этого не произошло, полагаю, вы разъярились?

– Я сказал ему, что не допущу подобного финала, со мной шутки плохи! – возмущенно воскликнул Вагнер. – Либо я получаю назад свою половину, либо отправляюсь в полицию. В подобной ситуации они меня защитят.

– Догадываюсь, ему пришлось сообщить вам правду сразу после того, как Глэдис была убита? – Я ободряюще улыбнулся ему. – Может быть, он даже высказал предположение, что Уэстэрвей не имел к этому никакого отношения?

– Черта с два! – Сигара снова рассекла воздух. – Патрик сказал, что Уэстэрвею требовался партнер, а его партнером, возможно, являетесь вы, Холман!

– Неужели? – Я попытался выглядеть изумленным. – Так вот почему вы позвонили, затем пригрозили уничтожить меня, если я не сообщу вам имени моего клиента? Я-то всегда считал, что защищаю интересы Фэбриеллы, которая первой обратилась ко мне, но вам хотелось, чтобы я признал, что это был Уэстэрвей?

– Что же еще? – Он усмехнулся. – Вы не всегда такой сообразительный, Холман!

– Людям свойственно ошибаться… Лейтенант Сантана сказал мне то же самое, только изложил это куда более впечатляюще. Заявил, что он лишился ума, имея дело с каким-то маньяком, который приблизительно через шесть часов предоставил ему три трупа и еще ожидал, что его наградят за это медалью.

– ? – Вагнер в недоумении уставился на меня, – Не имеет значения… Вот что я хотел сказать, отношение Сантаны так меня обозлило, что я решил послать его ко веем чертям, ему вовсе не обязательно про все знать, и без того слишком задирает нос!

– Я не уверен, что правильно понял сказанное вами.

– Раз он знал уже решительно все, что его интересовало, чего ради мне рассказывать ему что-то дополнительно? – пожал я плечами. – К примеру, про пакет.

Теперь сигара указывала прямо на меня, а Вагнер смотрел на нее, как будто определял мой рост с помощью своеобразной масштабной линейки.

– Я удивлялся, почему я до сих пор ничего не слышал об этом… – Он улыбнулся почти благосклонно. – Вы оказались чересчур сообразительным для лейтенанта, Холман?! Не стали раскрывать секрета!

– То, чего он не знал, его не касается, – обтекаемо ответил я. – Кроме того, должен я подумать и о самом себе? Я всегда считал Фэбриеллу моей настоящей клиенткой, ни на одно мгновение не воспринимал серьезно ни самого Патрика, ни его дутое предложение. Но когда твой клиент непосредственно причастен к убийству и в конечном счете оказывается запертым в сумасшедшем доме, тебе приходится задуматься о том, с кого же теперь получить свой гонорар.

– Вполне понимаю, в каком вы оказались положении… – Он заулыбался во весь рот. – И естественно, вы не забыли, что у вас был и второй клиент – я?

– Естественно. Я подумал, что, если верну пакет вам, как моему клиенту, вы, скорее всего, с радостью уплатите мне пятнадцать тысяч долларов.

– Я выпишу вам прямо сейчас свой персональный чек! – обрадовался он. – Только верните мне пакет, Холман, и я…

– Потом я принялся рассуждать дальше, – продолжил я, как будто не слышал ни единого слова из сказанного им. – Как вы обращались со мной и третировали меня за то, что я осмелился в отношении себя употребить слово “этично”? – Я усмехнулся, видя его растерянность. – Да, тогда какое-то время я чувствовал себя далеко не сладко, мистер Вагнер!

– Пожалуйста! – Сигара в полном смысле заплясала в воздухе. – Приношу вам нижайшие извинения, Холман! Я был страшно расстроен, буквально обезумел в тот момент. Так что, если вы вернете мне этот пакет, я тут же выпишу вам чек и…

– Потом у меня появилась другая идея, – невозмутимо продолжил я. – Меня уже ждал другой клиент. Некто, с радостью выложивший бы мне мой гонорар только за информацию. – Я весело подмигнул ему. – Я вынужден признаться, что обманул вас, заявив, будто не вручил пакет лейтенанту Сантане. Он слишком умный коп, чтобы затевать с ним игры, в особенности такого рода.

Сигара неподвижно замерла в воздухе.

– Другой клиент? – хрипло произнес Вагнер. – Кто же заплатил вам гонорар?

– Полагаю, вы его знаете очень хорошо. Несколько минут назад вы даже упомянули его имя: Карл Лаймер, один из двух основных акционеров, которые совсем недавно причинили вам серьезные неприятности.

Я посмотрел на него последний раз уже с порога. Сигара все еще оставалась поднятой вверх, сам же Вагнер уставился в какую-то точку на противоположной стене. Его физиономия вспотела сильнее, чем обычно. Возможно, но в этом я не был абсолютно уверен, его сигара погасла.

– Все дело в том, – медленно заговорил я, – что, если босс, контролирующий такую огромную организацию, как эта, настолько обеспокоен, что настаивает на включении в любой контракт напечатанного петитом очень длинного параграфа о моральном облике данного человека, значит, он должен быть хорошо осведомлен о происходящем: что некоторых его работников шантажировали, потому что утечка конфиденциальной информации происходила в его собственном заведении. Человек достаточно сообразительный непременно станет подозревать решительно всех, в том числе собственного секретаря. Если только (прошу простить за вульгарное выражение) он не спит с ней регулярно и не имеет возможности сам поживиться за счет ее дополнительной деятельности.

Я немного подождал, но Вагнер молчал.

– К примеру, – продолжил я. – Он увидел поразительную возможность надуть своих акционеров на двести тысяч долларов, и ему потребовались услуги человека, который мог приобрести свободно реализуемые боны. (Их нельзя проследить, а если спрятать до времени, тогда можно будет без риска обменять на наличные.) Кого-то вроде партнера его личного секретаря по шантажу, к примеру? За это имело смысл даже поделить деньги пополам при завершении дела. Вы все равно имели по сто тысяч долларов на человека, верно?

Я немного подождал, но по его виду нельзя было сказать, что он слушает меня.

– Вот почему я не думаю, что вы хотя бы на мгновение предполагали, что я действую заодно с Уэстэрвеем, – продолжил я, – вы считали, что я заодно с Патриком и что я убил Глэдис Пирсон, все это было составными частями отвратительного плана лишить вас ваших ста тысяч. Именно это меня больше всего возмущало. Вы допускали, что я мог действовать заодно с таким мерзким шантажистом, как Патрик.

Он продолжал сидеть совершенно неподвижно, уподобясь огромному каменному идолу. И тут мне пришло в голову, что необходимо предпринять еще одну попытку вызвать какую-то человеческую реакцию у этого мерзавца.

– Эй, мистер Вагнер! – резко крикнул я. – А ваша сигара полностью сгорела!

* * *

Было около семи часов вечера. Когда мне, убежденному холостяку, ничто не улыбалось, кроме унылого обеда в обществе телевизора, так что я невольно стал чувствовать себя настоящим изгоем, которому лишь понаслышке известно, что кругом кипит жизнь и творятся важные дела.., бесконечные вереницы привлекательных и весьма покладистых молодых особ направляют свои шаги в интимные уголки баров, скудно освещенные холостяцкие квартиры или фойе роскошных ресторанов с твердым намерением осчастливить разных холостяков, которые, если говорить откровенно, по всем статьям не идут ни в какое сравнение с одиноким парнем, которому улыбается лишь обед в обществе телевизора.

Я приготовил себе новый бокал, подумал и добавил к нему второй, поставил их рядышком на стойке бара и задумался: если возможно выкурить одновременно две сигареты, кто мне помешает осушить сразу два бокала?

Через секунду я получил ответ – продолжительный звонок в дверь.

Я отворил дверь и растерянно заморгал глазами, но она не исчезла. Она выглядела как плод самого необузданного воображения утратившего надежду холостяка. Потрясающая, сказочная фигура, головка, увенчанная коротко остриженными светлыми волосами.

– Привет, мистер Холман, – мило зашепелявила она, одновременно награждая меня лучезарной улыбкой, – меня прислал мистер Хофман.

После этого она бесцеремонно прошла мимо меня в квартиру, умопомрачительно покачивая округлостями под белой шелковой блузкой спереди и под узкой синей юбкой сзади. Один вид их сразу же прогнал все мои унылые мысли.

Я прошел следом за ней в гостиную в каком-то полусне и встал в дверях, восхищенно любуясь ее улыбкой.

– Мистер Хофман говорит, что он бесконечно благодарен вам за те сведения, которые вы сообщили ему для мистера Карла Лаймера. Он что-то велел мне передать, но… – Она растерянно нахмурилась. – Боже, забыла… Мистер Хофман болтал без умолку весь день, потому что вроде бы теперь на студии будет командовать мистер Лаймер, а мистеру Вагнеру впору будет защищаться от обвинения в криминальном заговоре… Да вы и сами знаете, я не совсем разобралась, что там стряслось. Мистер Лаймер говорит, что он намерен проследить за тем, чтобы все клиенты мистера Хофмана отныне и впредь как-то особо обслуживались. Обстановка наибольшего благоприятствования, вроде бы так?

– Приятно слышать, – пробормотал я. – Рад за Фредди.

– Поэтому мистер Хофман сказал, что хочет сделать вам приятный подарок… – Она снова улыбнулась, у нее сверкнули белые зубы, и это почему-то мне напоминало барракуду. – Поэтому я сказала ему. – Она глубоко вздохнула, раздался щелчок: это с треском оторвалась верхняя пуговка от ее блузки, не выдержав мощного напора груди. – Я сказала: почему бы не меня?

– Ха?

– Точно так же отреагировал мистер Хофман! – взвизгнула она от восторга. – Мне пришлось ему объяснить, что мне хочется с нашей первой встречи с вами свести вас с ума от эротического желания, так что, если он сейчас преподнесет меня вам в качестве подарка, вам будет неловко отказаться, верно?

– Полагаю, что так! – растерянно пробормотал я.

– Меня зовут Дороти. Дороти Прентис, – сообщила она.

– Помню. – Я медленно кивнул. – А ваши друзья зовут вас Дотти, и это вам подходит.

– А вы Рик!

– Да, Рик.

– Значит, нам теперь можно покончить с формальностями. Я пойду сяду на кушетке, а вы приготовите выпивку. Хорошо бы коктейль из виски и мятного ликера со льдом в высоком бокале, пожалуйста?

Я отправился к бару, и в это мгновение что-то случилось со светом, все лампы погасли” исключая торшер возле кушетки. В полумраке у меня ушло гораздо больше времени, чем обычно, на приготовление напитков, но в конце концов я справился с задачей. Взяв в руки два бокала, я медленно поплыл через всю комнату к одинокому огоньку, светящемуся в гавани.

Какая гавань! Нечто фантастическое!

Может быть, она устала или просто любила отдыхать, но только она растянулась во весь рост на кушетке, подложив руки себе под голову, и призывно улыбалась. Может быть, перестал работать кондиционер – во всяком случае, ей стало жарко. Настолько, что она уже сняла и блузку, и юбку. Я не был вполне уверен в отношении бюстгальтера, может быть, она вообще таковой не носила? В результате на кушетке лежало нечто розово-кремовое, разделенное черной кружевной полосочкой трусиков, которые правильнее было бы называть “пояском стыдливости”.

Она взяла у меня из рук высокий бокал и поставила его на впадинку между своими двумя потрясающими холмами.

– Скажите мне, Рик!..

Она часто-часто захлопала ресницами. Откровенно признаться, я не вполне понял цель этого маневра.

– Я уже наполовину свела вас с ума от эротического желания?

– Не наполовину, милая! – прохрипел я. – А полностью!

– Это замечательно! – Она самодовольно улыбнулась. – Но прежде чем мы что-то начнем, я хочу, чтобы вы обещали мне одну вещь!

– Какую?

– Я должна вернуться к себе на квартиру точно к восьми часам утра в понедельник! – заявила она не терпящим возражений голосом.

– Дорогая, – задыхаясь от счастья, пробормотал я. – Сегодня пятница, торжественно обещаю вам доставить вас домой утром в понедельник ровно в восемь часов!

– Пятница? – Она посмотрела на меня и печально вздохнула. – Проклятье! Какая жалость, Рик!

– О чем вы сожалеете?

– Понимаете, я была уверена, что сегодня четверг!