Текст книги "Леди доступна"

– Я не опоздаю, – заверил я. – Между прочим, если тебе это неизвестно, сейчас с миссис Майер находится Кент Верной.

– Ему придется уйти тайком, – произнесла она с отвращением. – Чтобы жить в этом доме, надо иметь глаза на затылке.

– У Вернона, случайно, нет привычки звонить сюда, когда хозяина нет дома?

– Есть! – мрачно подтвердила Хильда. – Пару раз я даже хотела намекнуть на это мистеру Майеру, но я знаю, что, если я это сделаю, хозяйка выставит меня в два счета. А мне здесь нравится, вот и приходится вертеться.

– Думай о предстоящей лазанье, моя радость, – нежно сказал я. – И не забудь, сегодня особый случай.

– Черное кружево и лазанья. – Она глуповато хихикнула. – Звучит как название песни, верно?

– Звучит как то, что мне по вкусу. – Я кивнул и направился к своей машине.

Глава 3

На обратном пути я остановил свой «остин-хили», чтобы съесть сандвич. Было чуть больше двух, когда я добрался до конторы Деккера и Майера, консультантов по вопросам нефтепромышленности. Приемная была шикарно обставлена, но было в ней что-то фальшивое. Секретарша выглядела так, будто ее тщательно подбирали в тон мебели. Она приветствовала меня теплой, абсолютно бесполой улыбкой и внимательно выслушала то, что я говорил ей о своем деле.

– Вам не было назначено, лейтенант? – с сожалением спросила она, выслушав меня. – Как раз сегодня мистер Майер чрезвычайно занят. Не могли бы вы прийти завтра утром?

– Вы что, маленький ребенок? – с интересом спросил я.

– Что?

– Вы хотите, милая, чтобы вас арестовали за то, что вы мешаете правосудию? Что скажет на это ваша мама?

Она молча потянулась к внутреннему телефону и заговорила очень тихо. Я задумчиво курил.

– Лейтенант Уилер. – Голос ее дрогнул. – Мистер Майер встретится с вами, вторая комната налево.

– Хорошо, – удовлетворенно заметил я. – Наконец-то у него появилось хоть какое-то уважение к закону.

– Я восприняла это несколько иначе, – резко бросила она. – Он сказал, что уже целый час ждет какого-то горластого панка.

– Раз вы его так обожаете, постараюсь, чтобы вам довелось сидеть с ним в одной камере.

– Я не знаю, почему мистер Майер невзлюбил вас еще до того, как вы встретились, – весело сказала она. – Но могу вас заверить, что эта ваша маленькая жестяная бляха не произведет на него особого впечатления.

Я задумчиво посмотрел на нее:

– Может, ваш отец был в числе членов-учредителей банды Аль Капоне?

– Мистер Майер не любит, когда его заставляют ждать. – На ее щеках вспыхнули два алых пятна.

– А может быть, ваш дед…

– Уйдите, пока у меня не началась истерика! – неожиданно выкрикнула она.

Я подумал, что истерики миссис Майер с меня на сегодня довольно. Я прошел по коридору и увидел дверь. Золотые буквы извещали о том, что это и есть кабинет Майера. И должно быть, именно он восседал за письменным столом с таким видом, будто все нефтяные месторождения мира вдруг иссякли вчера вечером.

– Значит, ты и есть тот сукин сын, который до полусмерти напугал мою жену? – зарычал он. – Да я тебе все зубы вобью в глотку!

Я опустился на стул, предназначенный явно для посетителей, и с любопытством посмотрел на Майера. Это был здоровенный хам лет сорока с темным ежиком на голове и хищным выражением лица. Еще пару лет назад он был вполне ничего, теперь же начал полнеть, наверное, потому, что слишком удобно расположился в своем консультантском кресле.

– Ты слышишь, что я говорю, подонок? – пророкотал он яростно.

– Неужели в нефтяном бизнесе все такие грубые? – мягко спросил я. – Вот и Кент Верной пригрозил разбить мне нос. Я не имею чести быть с вами знакомым, но вы успели пообещать, что выбьете мне зубы. Я что-то слыхал о диких нефтяных скважинах, но это же смешно.

– Не выпендривайся, коп! – Его глаза так и сверкали. – Иначе я просто разорву тебя на клочки, и меня потом оправдают.

– Почему бы вам не сделать что-нибудь более подходящее, например заткнуться? – холодно предложил я.

– Что?

– Закройте вашу жирную пасть на пару минут, пока не получите от меня тему для размышлений.

Он привстал и стукнул кулаком, как молотом, по столу.

– Вы… Вы… – На миг он задохнулся. – Как вы смеете так разговаривать со мной?

– Точно так же, как вы начали со мной, – напомнил я. – С вашей женой сделалась истерика, потому что она внезапно уяснила себе, что именно ее подозревают в убийстве.

Он медленно опустился на стул.

– Хотите выслушать все до конца? – любезно предложил я.

– Да, – пробурчал он.

Я рассказал о картине в мастерской Хардейкра, о том, что картина была перечеркнута крест-накрест кровью художника. Не забыл упомянуть о том, что жена Майера настаивает на том, что Хардейкр писал с нее обычный великосветский портрет – голова и плечи, и ни о какой обнаженной она и не слыхала. И наконец, я проинформировал Майера о том, что, когда я спросил, куда же девался настоящий портрет, мы ведь не обнаружили его в мастерской, у нее сделалась истерика.

Я замолчал. Побледневший Джордж Майер несколько раз облизнул губы и слабо улыбнулся.

– Кент Верной уверял меня по телефону, что вы прямо-таки набросились на мою жену, только что не избили ее. Погодите, лейтенант, мне необходимо сосредоточиться. Извините меня.

– Не стоит извиняться. Давайте сосредоточимся на убийстве художника.

– Я вовсе с ним не знаком. Мне давно хотелось, чтобы какой-нибудь хороший художник написал портрет Жанин, но, честно говоря, я ничего не предпринимал. Примерно полгода назад или чуть позже я случайно сказал об этом моему компаньону Хэлу Деккеру. И он мне ответил, что знает первоклассного и не очень дорогого художника, Гилберта Хардейкра. Я написал этому Хардейкру. Мы заключили контракт. Я и видел-то его всего пару раз.

– Ваша жена позировала ему за последние несколько недель раз шесть или семь. Она вам что-нибудь говорила о нем?

– Кажется, однажды… – Майер пожал плечами. – Да, однажды она сказала, что у нее затекла шея, потому что ей пришлось долго сидеть вскинув голову.

– Где находилась ваша жена прошлой ночью, допустим, с десяти до одиннадцати?

– Послушайте, лейтенант!.. – Его лицо вспыхнуло от гнева.

– Если она ужинала в теплой и большой компании, то у нее будет железное алиби, – терпеливо разъяснил я. – Итак, отвечайте на вопрос.

– Она была дома, – пробурчал он.

– Вы были вдвоем или у вас были гости? Он принялся свирепо грызть ноготь большого пальца.

– Прошлой ночью я был занят и приехал домой поздно, после двух. Но Жанин была дома, где же еще она могла быть!

Он снова прикусил ноготь и, наверное, понял, какую глупость сказал.

– В любом случае я могу допросить горничную, – заметил я.

– Конечно. – Майер заметно повеселел. – Хильда может подтвердить, что Жанин была дома.

– Кажется, ваш компаньон знал Хардейкра. Могу я побеседовать с мистером Деккером?

– Прекрасная мысль! – с энтузиазмом одобрил он. – Но сейчас Хэла нет в городе, он вернется только вечером. У нас тут грандиозные планы, но возникли некоторые проблемы. Мне не хочется расширять дело, а он настаивает. – Лицо Майера расплылось в улыбке, которая могла бы обмануть кого угодно. – Мы с ним ведь не только деловые партнеры, но и друзья детства. – Казалось, он пытался убедить в этом прежде всего самого себя. – Но если все будет развиваться, как я предполагаю, мы можем вылететь в трубу. Старина Хэл проявил упрямство, вот я и отправил его, чтобы он сам лично все проверил.

– Да, нефть – это, кажется, безумно увлекательно, – пробормотал я.

– Когда мы с ним начинали, – сказал Майер с усмешкой, – у нас была одна пара ботинок на двоих. Мы пошли на риск и вообразили себе, что скоро будем богаты. А тут через пару лет ввели сухой закон. Мы залезли в долги. Но дальше все пошло неплохо. Мы начали давать дорогостоящие консультации. – Он покачал головой. – Но мне и сегодня частенько хочется выбраться из-за стола и заняться чем-нибудь поэнергичнее. Думаю, и с Хэлом происходит то же самое.

Он открыл ящик стола и вынул сигары, стремясь поддержать свой приступ откровенности.

– Сигару, лейтенант?

– Нет, спасибо.

– Все началось во время одного недельного отпуска Хэла. У него настоящее чутье на нефть. Как и где он нашел это место, не спрашивайте меня, лейтенант, все равно не скажу. У него просто нюх на такое! Логики в этом никакой не найдешь, и с точки зрения геологии там ничего быть не могло. Так-то. Но старина Хэл не отступился до тех пор, пока не доказал, что там море нефти.

– Это замечательно, мистер Майер, – поддакнул я.

– Да. – На лице его появилось выражение трево – 1И. – Но это обработанна земля, у нее есть владелец. И сумма, которую он хочет получить за свой участок, равна всему нашему капиталу плюс займы. Фермер тоже оказалс мужиком головастым и, поговорив с Хэлом пару минут, все усек. Сейчас он поднял цену вдвое по сравнению с тем, что запрашивал с нас два месяца назад. Вы понимаете, лейтенант?

– Если там и вправду есть нефть, то это не так уж дорого, – заметил я. – А если нет, то, по крайней мере, вы будете владеть самой дорогой фермой в стране.

– Так! – Майер кивнул. – Может, сейчас у нас нет миллионных доходов, но есть надежность. Я не могу все поставить на карту. С вами, лейтенант, вполне откровенен, и думаю, вы можете это оценить.

– Конечно, – согласился я. – А что вы можете сказать о вашем партнере Кенте Верноне? Что он думает обо всем этом?

– Иногда я просто не понимаю людей, лейтенант. – Он переместил сигару из одного угла рта в другой и сердито глянул на ее кончик. – Кент у меня уже пять лет. Я относился к нему как к родному брату, сделал его своим помощником. Я даже носился с мыслью, что мы с Хэлом через несколько лет сможем сделать Вернона своим компаньоном. Никаких препятствий к этому я не видел. Я полагал, что Вер-нон – энергичный малый и вполне этого заслуживает. Но когда мы с Хэлом законфликтовали насчет этого земельного участка, знаете, на чьей стороне оказался Вернон?

– Это тяжело! – Я уже начал симпатизировать Майеру.

– Это больно, лейтенант! – Он стукнул кулаком себя в грудь. – Вот здесь, в сердце! Теперь я просто не знаю, что мне делать с этим парнем. Я не хочу избавляться от него. Жанин очень его уважает, но она ведь ничего не понимает в бизнесе.

– Мистер Майер, я горячо надеюсь, что ваши проблемы скоро решатся. – Я старался, чтобы мой голос звучал вполне искренне. – Но я хотел бы как можно скорее поговорить с мистером Деккером о Хардейкре. Как можно скорее. Может быть, вы все же дадите мне его адрес и номер телефона? Я бы попыталс связаться с ним вечером.

– Конечно. – Он что-то написал в блокноте, вырвал листок и подвинул ко мне. – Надеюсь, вы найдете убийцу, лейтенант.

– Спасибо, я приду к вам еще.

– В любое время!

В его голосе, пожалуй, прозвучал излишек энтузиазма. Редко кто, пожалуй, кроме жены или подружки, жаждет повторной встречи с полицейским.

Я вышел в приемную с довольной ухмылкой, потирая левой рукой костяшки пальцев правой. Боковым зрением я успел заметить, с каким изумлением секретарша вперилась в меня.

– Лейтенант, что случилось?

Ага, не выдержала!

– Вы были правы, мой значок не произвел на него ни малейшего впечатления.

– То есть мистер Майер поднял на вас руку? – съязвила она.

– Я слишком тренированный каратист для того, чтобы у кого бы то ни было появилась возможность ударить меня. – С этими словами я наградил ее снисходительной усмешкой.

Я снова потер костяшки пальцев.

– Животное! – выдохнула она. – Что вы сделали с мистером Майером?

– Это была ошибка, – признался я. – Один рубящий удар слева, и он, к сожалению, сломался. – Я махнул кулаком мимо носа девушки. – Вот так!

– Вы его ударили?! – Ее ноздри раздулись.

– Он был так недоволен мною, что пришлось это сделать.

– И вы бросили его там одного. – У нее задрожали губы. – Он же может истечь кровью!

Она вскочила и бегом кинулась в кабинет Майера.

– Только не трогайте его! – крикнул я вслед. – Если неопытный человек попробует вправить пострадавшему шею после такого удара, это может привести к смертельному исходу.

Она вскрикнула, и дверь за ней захлопнулась. Я вышел из офиса и направился к лифту с довольной улыбкой. Уилер снова на коне! Было приятно сознавать, что я оказал человеку услугу. По крайней мере, теперь Майер может получить самую заботливую секретаршу на свете!

Глава 4

Когда я отчитался о проделанной работе, шериф Лейверс не выказал особого воодушевления.

– Вы полагаете, жена Майера врала насчет портрета? – проворчал он.

– Не знаю, – честно признался я. – Но могла бы и соврать. Здесь вообще появилось немало возможностей, и я хотел бы в них разобраться. Например, Кент Верной. Он был любимцем Майера и отплатил ему тем, что сейчас в союзе с его компаньоном выступает против Майера и, вероятно, имеет интрижку с его женой. Но замечаете, шеф, как все закручено вокруг Хардейкра?

– Нет, – вызывающе заявил он.

– Жанин Майер говорит о своем портрете, который писал Хардейкр. Хэл Деккер, компаньон ее мужа, рекомендовал Майеру этого художника. Совпадение, которое не очень-то хорошо пахнет.

– А по-моему, Уилер, вы просто бесцельно перескакиваете с предмета на предмет, – холодно произнес Лейверс. – А я-то надеялся, вопреки всему, что у вас наконец-то будут факты, хоть мелкие, но факты. Вы понимаете, что именно я имею в виду? Что-нибудь, что можно было бы использовать в качестве доказательства!

– Что ж, поговорим о фактах, – подхватил я столь же холодно. – Вы уже получили ответ из лаборатории?

– Вот. – Он указал на стопку бумаг на столе.

– И что же?

– Ничего, что могло бы нам помочь.

– Просто груда мелочей, – заметил я не без яда. – Факт за фактом в полном беспорядке, а в итоге нуль. Он сделал вид, будто не слышит:

– Что вы теперь намерены делать? Исследовать задницу на портрете?

Я долго зажигал сигарету, делая вид, будто я детектив из романа.

– Ваши слова о важности фактов очень воодушевляют меня, шеф. Однако вернемся к началу, как любила говорить одна моя знакомая блондинка. Могу задать вам один вопрос?

Секунду он смотрел на меня с явным изумлением.

– Что вы крутите, Уилер?

– Кто был убит прошлой ночью? – решительно спросил я.

– Вы свихнулись, – беспомощно произнес шеф. – Но ладно, я вам отвечу, а потом уж выдам свидетельство о психической неполноценности. Прошлой ночью был убит художник Гилберт Хардейкр!

– Но откуда вы знаете, что это был именно Хардейкр?

– Что? – У шефа отвисла челюсть. – Что за чушь вы порете? То есть как откуда я знаю? Что за нелепый вопрос. Это ясно, потому что… потому что…

– Потому что я вам это сказал, так? – с удовлетворением подвел итоги я. – Теперь вы можете спросить меня, откуда я знаю, что это был именно Хардейкр, и я вам отвечу, что мне это сказала Белла Бертран.

– Погодите, погодите! – прорычал шеф. – Вы, стало быть, думаете, что единственное свидетельство о личности убитого дала нам красавица, рисующа орхидеи?

– Так оно и есть!

– Тогда сделайте что-нибудь с этим, Уилер, и побыстрее!

– Вы убедили меня в ценности даже самых мельчайших фактов, сэр, – вежливо сказал я. – Вы предоставляете мне карт-бланш?

– А разве вы и так не делаете все по-своему? – с горечью спросил он. – Ну, что вы мне еще можете сказать?

– Пошлите Полника в особняк Майеров, пусть проверит алиби миссис Майер на время убийства. Мне пришлось отложить этот вопрос. Майер утверждает, что она была дома, но беда в том, что его самого-то дома не было. Полник должен допросить горничную. Потом он может отвезти миссис Майер в морг, чтобы она опознала тело.

– Да, пожалуй, так и стоит действовать, – неохотно согласился шериф.

– Полник может проверить алиби Кента Вернона.

– А вы-то, Уилер, что собираетесь предпринять, пока Полник будет так чертовски занят? – подозрительно спросил он.

– Я тоже кое-чем займусь, – быстро ответил я. – Во-первых, Хэл Деккер, он также может опознать Хардейкра.

Во-вторых, я намеревался хорошенько познакомиться с черным кружевным бельем и лазаньей, но решил, что нет никакой необходимости упоминать об этом именно сейчас.

– Ладно! – Лейверс кивнул. – Я сейчас же посылаю Полника, и, если этот труп не принадлежит Гилберту Хардейкру, вам несдобровать. То, что вы так легко доверились симпатичной художнице, будет достаточным доказательством вашего идиотизма. – Он с удовлетворением посмотрел на меня. – Даже новичок в нашем полицейском деле не способен на подобную глупость.

– Вы правы, – с чистым сердцем согласился я. – Даже окружной шериф не может быть таким тупицей.

С этими словами я поспешил покинуть кабинет. Аннабел Джексон рисовала на своем простеньком личике портрет другой, значительно более красивой женщины. Я присел на край стола.

– У вас сегодня свидание, мисс Джексон? – полюбопытствовал я.

– Со своей постелью! – отрезала она.

– О! – Я громко фыркнул.

– Я должна была хорошенько подумать, прежде чем полагаться на эту засоренную кухонную раковину, которая у вас вместо головы, – заявила она. – Так вот, я сегодня намерена пораньше лечь и как следует отоспаться. Завтра вечером мне понадобится все мое чувство юмора, и на это уйдет немало сил.

– Дело серьезное! – глухо откликнулся я.

– Вы говорили мне, будто изменились, – с милой улыбкой напомнила она мне. – Смотрите не изменитесь снова в обратную сторону!

Внешне все было как вчера – приятный многоэтажный дом в приятном районе. Я нажал кнопку звонка квартиры 4Б, предвкушая, как прекрасная русалка откроет дверь. Но вместо красавицы на порог выползло какое-то чудовище, нечто пресмыкающееся. Этот субъект выглядел так, будто всю жизнь только и делал, что удерживал свою студенистую массу в более или менее устойчивом положении. Росточка он был крохотного, но это с лихвой компенсировалось огромной головой, которая на его шее выглядела словно надувной шарик на палочке.

На голове в самых разных направлениях дыбилась копна светлых волос, а глаза были до невероятных размеров увеличены толстыми линзами очков в тяжелой светлой оправе.

– Вам что-нибудь нужно? – мягко пророкотало пресмыкающееся неожиданно глубоким басом.

– Беллу Бертран, – ответил я и прошел в мастерскую.

Она сидела на полу в позе йога. На мольберте все еще красовалось изображение вчерашней орхидеи. Белое свободное неглиже сменил почти невидимый купальник. На полу за ее спиной виднелась грубая деревянная рама. Кусок холста закрывал колено Беллы, она провела на нем несколько линий и резала с одного края ножницами.

– К черту все это! – Белла отбросила ножницы и, выпрямляя ноги, заметила меня.

– Привет, Белла, – поздоровался я. – Наверное, это ужасно, когда приходится резать собственные холсты.

– Привет, Эл, – произнесла она своим страстным голосом. – Я попросила бы тебя помочь мне, но этими ножницами и кусок масла не отрежешь. – Она поднялась. – Поймал какого-нибудь замечательного убийцу?

От вида ее загорелого тела у меня дух захватило. Две черные полоски лишь слегка прикрывали его на груди и на бедрах. На диафрагме красовалось большое пятно красной краски, должно быть не так давно оставленное ее же кистью. Длинные пряди темных волос падали на высокую гордую грудь.

– Так ты не изменил своего решения, Эл? – Ее голубые глаза заискрились весельем. – Ты по-прежнему горишь желанием сравнить наши задницы? Ты ведь для этого вернулся? Две задницы: моя и миссис Майер…

– Что это вы так врываетесь, черт вас дери, в чужую мастерскую? – Пресмыкающееся сердито сжало мой локоть и довольно резко развернуло меня под прямым углом.

– Он полагает, детка, что он лейтенант полиции, – остроумно заметила Белла. – И он прав. Позволь тебе представить лейтенанта Эла Уилера.

– Да? – Толстые стекла очков уставились на меня с подозрением.

– Эл, познакомься с моим другом, – как ни в чем не бывало продолжала Белла, – Ламберт Пирс.

– Белла несколько преуменьшает степень нашей близости, – с неприятной улыбкой поправил Пирс. – Она не подходит под определение «друг».

– А под определение «знакомый»? – еще неприятнее улыбнулся ему я.

– Ламми! – холодно бросила Белла. – Во-первых, не озадачивай человека своими очками, а во-вторых, не трать на все эти глупости столько сил, ладно?

– Ладно! – Он глубоко вздохнул. – А вы интересный экземпляр, лейтенант. Для полицейского главное мышцы – ведь так?

– Чем вы еще занимаетесь, кроме того, что оскорбляете людей? – спросил я.

– Так уж случилось, что я писатель, – произнес он ледяным тоном. – Я, видите ли, один из тех странных типов, которых называют интеллектуалами и которых вы не в состоянии понять.

– Расскажи ему о своем романе, Ламми, – заговорила Белла с мягкой настойчивостью. – Это его потрясет.

– Если только я отыщу необходимые слова для того, чтобы он меня понял, – с сомнением заметил Пирс. – Вы когда-нибудь читали книги, лейтенант?

– Вы имеете в виду книги без картинок? – уточнил я. – А зачем их вообще читают?

Он погрузил пальцы в заросли волос и задумчиво почесал макушку. Затем тяжело потянул носом и посмотрел на Беллу.

– Это становится забавным, – сказал он, обращаясь только к ней своим прекрасно поставленным глубоким басом, так не соответствующим его внешности. – Лейтенант издевается надо мной. Мы имеем здесь редкостную птицу: полицейского с претензиями на интеллект!

– Нет, ты все же расскажи ему о своем романе! – настойчиво попросила Белла. – Это его позабавит.

– Ты находишь мою работу настолько забавной? – Стекла в упор уставились на Беллу. – Ты полагаешь, он в состоянии оценить твое, наше остроумие? Тебе нужно то, что у тебя было с Гилом, то, земное, так скоро?

– Тогда оставь его в покое, – твердо сказала она. – Сиди в своем углу и молчи!

Он повернул голову и посмотрел мне прямо в лицо. Я увидел его глаза, огромные и рассеянные, за толстыми стеклами очков.

– Проза – умирающий вид литературы, лейтенант, особенно романы. И на то имеются причины. Может быть, попытаетесь угадать какие?

– Люди перестали покупать подобные книги, – предположил я.

– Остроумно. – Уголки его рта дрогнули. – Роман умирает, лейтенант, потому что он лишился своего основного предмета – человека! Моя проза основывается на совершенно новой концепции.

– Я слышал о не-книгах, которые пытаются рассказать о человеке, – заметил я. – А вы? Вы пишете о не-человеке?

– Моей книге нечего делать с людьми, – холодно ответил он. – Нечего!

– Тогда о чем же она?

– О разложении! – провозгласил он. – Жизненный цикл болота – от начала развития до последнего этапа разложения.

– Наверно, это будет что-то длинное? – с беспокойством спросил я.

– Пока написано триста тысяч слов, – с гордостью заявил он. – И я еще не дошел до описания основ ползучего разложения.

– Это будет настоящее легкое чтение, – сказала Белла. – Никаких абзацев, никаких диалогов. Триста тысяч слов, разбитых на три главы, – шанс дл замшелого читателя!

Пока она говорила, я разглядывал глаза Пирса под толстыми стеклами. Они оба ждали моей реакции на сказанное, а у меня было тягостное ощущение, что просто вот так сразу рассмеяться ну никак нельзя, они могут обидеться!

– Вас это все не удивляет, лейтенант? – с подозрением спросил он после довольно длительной паузы.

– Нет, – произнес я и со смутным чувством удивления ощутил, что это правда. – Вы занимаетесь тем, что считаете важным, поэтому вы должны делать это. Тот факт, что это важно для вас, – достаточное основание для того, чтобы этим заниматься. Поэтому вы должны писать роман о болоте, а Белла должна продолжать рисовать одну и ту же орхидею, пока не почувствует, что ухватила самую ее суть.

– Ты слышала? – Он с торжествующим видом повернулся к ней. – Перед нами чудо: полицейский, умеющий думать.

Угрюмое выражение появилось в глазах у Беллы. Она наклонилась и зажала холст ножницами.

– Удивительно! – Она презрительно улыбнулась и принялась энергично кромсать холст.

– Бедная Белла… – Пирс весело хихикнул. – Такое непонимание. Така невозможность доказать, что твой ум контролирует твое тело!

Белла вздрогнула. Кончик ножниц проткнул холст.

– Черт! – воскликнула Белла. – Посмотри, что ты наделал, крокодил несчастный!

Я почувствовал, что атмосфера накаляется, и поспешил заговорить о деле:

– Если можно, не ссорьтесь, пока я здесь, ладно? Я пришел, чтобы кое о чем спросить вас, а пока получаю лишь не правильные ответы.

– Вы пришли поговорить о покойном неоплаканном Хардейкре, лейтенант? – прозвучал густой голос Пирса. – О ростовщике от искусства и соблазнителе простушек? Что ж, чудесно. Такой разговор доставит мне удовольствие.

Белла Бертран бросила холст и ножницы и растянулась на старинной кушетке, подложив руки под голову. Грудь ее приподнялась, и я подумал, что один вздох – и тонкая полоска купальника просто лопнет по шву. Чтобы подавить эту тревожную мысль, я снова перевел взгляд на лицо мистера Пирса и закурил сигарету.

– Вы собирались пообедать вечером с покойным Хардейкром, – обратился я к Пирсу. – В ящике стола мы нашли и вашу записку.

– Он платил за обед, а я выслушивал его тошнотворную болтовню о том, что он считал искусством. Этот человек раздражал меня. При жизни я презирал его, теперь я ему завидую.

– Почему? – осторожно спросил я.

– Глупый потасканный сердцеед и вдруг – наивысший триумф подлинного художника. – Пирс отчаянно потряс головой. – Нет, лейтенант, это несправедливо. Он умер настоящим художником! Несправедливо!

– Ламми! – Белла напряженно глядела на потолок прямо перед собой. – Довольно. Отправляйся домой в свое болото, хорошо?

– Я никогда не задерживаюсь, когда пытаются подавить мою индивидуальность, детка, – весело произнес Пирс. – Мы сегодня удачно пошутили, да и прежде шутили неплохо. Жаль, лейтенант не в состоянии всего этого оценить.

– Мы все тошнотворны, Ламми, но ты самый тошнотворный, – сурово сказала она. – Ступай и галлюцинируй где-нибудь в другом месте. На сегодня я уже усвоила все сумасшедшие идеи, в которых нуждалась.

– Теперь ты их мне возвращаешь, детка, – удовлетворенно заметил Пирс. – Ты получила свое собственное болото, но это уже совсем не смешно. С одной стороны – орхидея, с другой – плоть. Кровь льется и там и здесь. Все сливается в одну сладко-смердящую разлагающуюся массу, потому что…

– Вон! – взвизгнула она. – Еще одно слово, Ламми, и ты увидишь, что будет!

– И что же будет, детка?

– Я разобью твои очки, – прошипела она. – Потом затащу в туалет и запру!

Его голова судорожно дернулась. Он поспешно выбежал из комнаты.

Белла поднялась с кушетки и распахнула дверь в гостиную. Ягодицы ее дразняще покачивались.

– После всего этого мне надо выпить, – сказала она. – А тебе?

– Виски? – с надеждой спросил я. – Со льдом и каплей содовой?

– У меня есть бурбон, но льда нет, – уныло призналась Белла. – Хочешь?

– Не думаю, но спасибо за предложение, – откровенно сказал я.

– Черт с тобой. – Она приостановилась. – А как насчет кофе? Он уже готов, остается только разлить в чашки.

– Звучит убедительно. Особенно если черный без сахара.

– Ты молодец. Выбрал то единственное, что имеется.

Она прошла на кухню и через минуту вернулась с подносом.

– Садись на диван, – указала она. – Если все время будешь стоять, сотрешь себе ноги, прежде чем узнаешь, что же на самом деле произошло.

Я послушно сел. Она поставила поднос на трехногий столик и присела рядом. Ее очаровательное круглое бедро потерлось о мое.

– Ты похож на богиню мщения у греков, ее звали Немезида. – Белла налила мне кофе, – Задавай свои глупые вопросы, лейтенант, я понимаю, что у мен нет возможности избежать их.

– Расскажи мне о Гилберте Хардейкре, – просто попросил я. – Что он был за человек?

– Пожалуй, на этот вопрос я не смогу ответить. – Ее глаза насмешливо блеснули. – Конечно, у меня были с ним отношения, плотские, земные, те самые, на которые так громко намекал этот ползучий Ламми. – Она помолчала. – Но я не думаю, что могу сказать, каким человеком был Гил, потому что никогда не сближалась с ним настолько, чтобы узнать его близко. Мне было скучно общаться с ним.

– Да? – спросил я озадаченно.

– Мы все в чем-то нуждаемся, Эл, – произнесла она насмешливо и чуть смущенно. – Гил помогал мне удовлетворять некоторые мои потребности. В нем была какая-то грубая телесная привлекательность. И это было очень удобно, ведь он жил напротив. Мне даже туфли не надо было надевать, чтобы пойти к нему в любое время, когда мне этого хотелось.

– Когда ты познакомилась с ним?

– В тот день, когда он переехал в эту свою новую мастерскую. Он зашел ко мне попросить что-нибудь выпить и сразу заговорил о том совпадении, что вот два художника будут жить напротив друг друга. Он понял меня. Бросив взгляд на мою орхидею, он признал, что я действительно талантлива, а у него, мол, весьма скромное дарование, и потому он берет всего тысячу долларов за каждый портрет и работает больше, чем это возможно. Я застыла минут на пятнадцать, больше я не могла вынести. Я взяла его за руку и отвела в спальню. Я выключила свет, но он продолжал говорить. Однако после этого первого раза у нас установились определенные отношения и он уже не пытался трепаться.

– Что ты думаешь о его работе? Она глотнула кофе и выразительно пожала плечами:

– Я ведь ни одной из них не видела. Единственная работа, о которой он говорил, портрет этой куклы Майер. Холст на мольберте всегда был прикрыт. Он считал, что это дурная примета, если кто-то увидит его незавершенную картину.

– Кого-нибудь, кроме Жанин Майер, ты встречала в его квартире?

– Пару раз он упоминал о какой-то компании и просил меня на это время не заходить к нему. Он ведь был приезжий, знакомых у него было немного. Одного я, впрочем, встречала несколько раз. Этакий косматый медведь, из тех, которые полагают, будто верх утонченности – это называть тебя красоткой и щипать до синяков. Он занимался нефтью.

– Джордж Майер?

– Нет.

– Хэл Деккер?

– Да, так его звали. Они с Гидом были большими друзьями.

– А Ламберт Пирс? Кажется, он тоже считался другом Хардейкра?

– Я познакомила их, – устало произнесла Белла. – Ламми настоял на этом еще в тот, первый раз, я тогда забыла запереть дверь, и он прошел прямо в спальню. Кажется, у них сложились странные отношения. Гилу было приятно превосходить Ламми в смысле телесной силы и красоты, а Ламми зато превосходил его интеллектуально.

– Расскажи мне подробнее о Пирсе, – попросил я.

– Он пресмыкающееся, – заявила она убежденно. – Но это ты и сам уже знаешь. Он льстит и пробуждает в тебе инстинкт жалости, как хромая собака. Только он еще хуже, чем самая жалкая собака. У него квартира этажом ниже. Однажды он пришел, остановился посреди комнаты и смотрел на меня. Я не могла понять, что ему нужно, чтобы его просто погладили по голове или еще что-то. Я пошла на компромисс и приготовила ему кофе. И он стал здесь обычным непременным гостем еще прежде, чем я это осознала.

– Ты не уставала от него?