Текст книги "Последние часы. Книга III. Терновая цепь"

– Сомневаюсь, что все будет так просто, – мрачно произнес Кристофер. – Хотя мне нравится широта твоего мышления, Джеймс. В незапамятные времена Эдом поразительно походил на наш мир. В нем даже существовали Сумеречные охотники, у них была столица, Идумея, похожая на наш Аликанте. Но тамошних нефилимов истребили демоны. В некоторых древних текстах говорится о Принцах Ада, которые называли Эдом местом своей величайшей победы, царством, где потерпели крах надежды Разиэля. Насколько я понимаю, для них это нечто вроде военного трофея, и… я вижу, что вы уже отвлеклись, поэтому скажу только, что я намерен продолжить свои изыскания. И надеюсь, что вы все мне поможете, – добавил он, грозно взмахнув молоточком.

Наступило молчание. Корделии показалось, что все ждут от нее какой-то реакции. Она заговорила:

– Я понимаю, почему вы все считаете, что нам следует сосредоточиться на освобождении от Лилит. Если я снова смогу взять в руки Кортану, мы обретем шанс одолеть Велиала.

– Прекрати! – воскликнула Люси. – Мы должны сосредоточиться на избавлении от Лилит потому, что ты в опасности, а мы волнуемся за тебя.

Корделия порозовела. Она была одновременно смущена и рада услышать эти слова.

Джеймс начал:

– Если мне позволено будет высказаться… Люси права, но и Корделия тоже права. Уже ясно, что Велиал никогда не оставит нас в покое. Возможно, лишь после того, как наш род прервется…

– Джеймс, – ахнула Люси, побелев. – Даже не думай.

– …Но и в этом случае останется еще Татьяна, которая сделала борьбу с Сумеречными охотниками целью своей жизни. А если у нас будет Кортана, мы так или иначе сумеем покончить с Велиалом.

– Вот чего я до сих пор не поняла, – произнесла Анна. – Предполагается, что Принцы Ада живут вечно, разве не так? И тем не менее мы уже неоднократно слышали, что Велиала можно убить Кортаной. Так можно его убить, в конце концов, или нет?

– В текстах о Велиале, Лилит и Принцах Ада используется преимущественно поэтический язык. Язык символов, – заговорил Джесс, и Корделия удивилась, услышав его глубокий, мужественный голос. Он говорил весьма уверенно для человека, который провел большую часть своей жизни в виде живого мертвеца, в изгнании и одиночестве. Он улыбнулся, поймав на себе озадаченные взгляды. – Когда я был призраком, я много читал. Особенно с тех пор, как понял, что моя мать водится с могущественными демонами. Некоторое время назад, – рассказывал он, – изучение Принцев Ада и их способностей было весьма популярно. К несчастью, монахи, маги и прочие, те, кто занимался подобными исследованиями, жили недолго. Их находили прибитыми к стволам деревьев.

Все поморщились.

– Поэтому книг, содержащих подобную информацию, очень мало, и они очень старые. Кроме того, они не дают ответа на наш вопрос. Они полны парадоксов и загадок. Люцифер жив, но он не живет. Велиала нельзя убить, но Кортана может покончить с ним тремя смертельными ударами. – Он пожал плечами. – Пока ясно одно: Велиал боится Кортаны. Мне кажется, это что-то значит.

– Может, третий удар меча погрузит его в вечный сон? – предположил Томас.

– От которого его может пробудить только слюнявый поцелуй Левиафана? – хмыкнул Мэтью, и все с досадой застонали.

– А что с твоими сновидениями, Джеймс? – спросила Анна. – Помню, ты в некотором роде мог видеть, что затевает Велиал.

Джеймс покачал головой.

– Я ничего не видел, – сказал он. – Ничего не видел уже так давно, что, честно говоря, это начинает меня тревожить. Ни снов, ни видений, ни голосов. Ни намека на присутствие Велиала в моем сознании с того дня, как… в общем, после отъезда из Корнуолла. – Он сосредоточенно смотрел перед собой. – Пока мы искали Люси, в одну из ночей я видел длинную серую дорогу, в небе надо мной пролетали демоны, потом раздался голос Велиала. И с тех пор ничего. Как будто я был способен видеть что-то в дверном проеме, а теперь дверь закрылась.

– Ты слышал его голос? – переспросила Анна. – Что он сказал?

– «Они пробуждаются», – ответил Джеймс.

У Корделии на миг закружилась голова, и ей показалось, что она падает – так бывает, когда проскакиваешь ступень, спускаясь по лестнице. Она перехватила взгляд Мэтью; тот тоже выглядел встревоженным, но, когда она качнула головой, едва заметно кивнул. Они безмолвно договорились пока ничего не рассказывать остальным.

– Что бы это могло означать? – вслух размышляла Анна. Она повернулась к Джессу. – А тебе Велиал когда-нибудь говорил нечто подобное? «Они пробуждаются»?

Джесс развел руками.

– Не думаю, что со мной было то же самое, что случилось бы с живым человеком, если бы Велиал вселился в него. Пока Велиал разгуливал по городу, присвоив мое тело, я не ощущал его присутствия, я не помню, что покидал Чизвик, где стоял мой гроб. Вы могли бы встретить его в моем теле… но я ничего не знал об этом. Поэтому у меня нет воспоминаний о нем, я не слышал его голоса, не видел его, не ощущал его присутствия.

– Может, это хорошо? – с надеждой произнес Томас. – Может быть, он пока решил отступить, и у нас есть немного времени?

– Может быть, – неуверенно повторил Джеймс. – Но я не сказал, что у меня все стало нормально. Я не вижу во сне Велиала – но и ничего другого я тоже не вижу. В последние несколько ночей мне ничего не снилось – просто белая пустота вместо сновидений.

– Не забывайте о Татьяне, – сказала Люси. – Велиал явился Инквизитору, чтобы запретить ему разыскивать ее.

Кристофер спросил:

– Джеймс, как ты считаешь, Велиал нарочно прячется от тебя?

Джеймс пожал плечами.

– Возможно.

Мэтью хрипло рассмеялся.

– Какая досада, а? Все, чего ты хотел, – это чтобы Велиал оставил тебя в покое, и вот он исчез… именно в тот момент, когда мы хотим узнать о его намерениях.

– Принимая все это во внимание, – произнесла Анна, – я считаю, что нам придется заниматься проблемами Лилит и Велиала параллельно. Давайте вернемся к Корделии. Наше самое надежное оружие против Велиала – если он, конечно, появится – это Кортана, а кто является владельцем Кортаны? Ты, дорогая. Ты нужна нам.

Корделия бросила беспокойный взгляд на брата, но Алистер согласно кивнул.

– Верно, – произнес он. – Кортана выбрала Корделию уже давно. Когда меч попал ко мне, я не стал его хозяином. Я пользовался им, как пользовался бы любым другим мечом, но он не оживал в моей руке, как это было у моей сестры.

– Итак, подведем итоги, – повысил голос Кристофер. – Кортана спрятана. Корделия по-прежнему связана с Лилит, хотя об этом известно только нам. Нас здесь десять человек.

– И Велиалу, – тихо добавил Джеймс. – Он сказал Бриджстоку, чтобы мы не вздумали напустить на него нашего паладина, хотя Инквизитор, естественно, не понял, кого имел в виду демон.

Он взглянул в глаза Ариадне, потом отвернулся.

Однако Анна заметила этот взгляд.

– Ариадна больше не общается с Инквизитором, – холодно произнесла она. – Теперь она стала частью нашей группы. – И Анна вызывающе посмотрела на остальных, словно ждала, что кто-нибудь станет возражать. Но никто не произнес ни слова.

– Если Бриджсток захочет разобраться в словах Велиала, – заметила Корделия, – рано или поздно истина выйдет наружу.

– Допустим, Велиал знает, что ты – паладин Лилит, но он не может знать, что ты отказываешься брать в руки оружие, чтобы не стать ее марионеткой, – сказал Джеймс. – Вспомните: ведь Велиал счел нужным приказать Бриджстоку придержать своего паладина; значит, он боится Кортаны так же, как и раньше.

– Как ты думаешь, Татьяна знает? – спросил Томас. – О том, что Корделия стала паладином?

– Не удивлюсь, если он утаил от нее этот факт, – заметил Джеймс. – Не следует считать ее партнером или доверенным лицом Велиала. У демонов нет партнеров. У них есть слуги и жертвы… – Он умолк.

– О боже, – пролепетал Кристофер. – Прошу прощения, Джесс. Наверное, тебе очень неприятно все это выслушивать.

– Ничего подобного, – отмахнулся Джесс.

– Ты можешь подождать на лестнице, – великодушно предложил Кристофер, – пока мы обсуждаем, как одолеть твою матушку и разрушить ее планы. Если хочешь.

К счастью, Джесс только улыбнулся этим словам.

– Я понимаю, вам очень помогло бы, если бы я знал, где сейчас находится моя мать. Когда я общался с ней, она скрывала от меня свою деятельность – и когда я был по-настоящему жив, и после смерти. Но я пытался сложить кусочки головоломки и составить себе картину происходящего. Завтра я собираюсь в Безмолвный город, побеседовать с Грейс, но я сомневаюсь, что Грейс больше меня знает о местонахождении… нашей матери.

– Джесс, – пробормотала Люси, слегка подтолкнув его локтем. – Расскажи, какая у тебя появилась идея.

Джесс сказал:

– Я хотел предложить тщательно обыскать Чизвик-хаус, пока он пустует. Я, конечно, не знаю, где сейчас мать, но знаю, где расположены ее тайники в этом поместье.

Мэтью устало произнес:

– Люди из Анклава уже прочесали Чизвик-хаус. И не раз. Если они ничего не нашли…

– Возможно, потому, что там ничего нет, – сказал Джесс. – А возможно, потому, что мать умеет хорошо прятать ценные вещи. Я видел, как она это делает, причем она не всегда знала о моем присутствии.

– Ну хорошо, – согласился Джеймс, – поедем туда завтра. Нас достаточно много, чтобы как следует обыскать дом и сад. Настоящий поисковый отряд. – Он помолчал. – После того как ты увидишься с Грейс, конечно.

Ариадна предложила:

– А почему бы нам не отправиться в Чизвик прямо сейчас? Мне не терпится что-нибудь предпринять. А вам разве нет?

– Я не могу, – объяснил Джеймс. – И Люси не может, но – самое главное – Джессу нельзя туда идти. Мы смогли уговорить наших родителей отпустить нас сюда только потому, что еще светло. Если мы не вернемся к обеду, они отправят за нами собственный поисковый отряд.

– Возможно, Чизвик не будет первым в списке мест, куда они бросятся, – вставила Люси, – но наверняка он значится у них третьим или четвертым. Обыскать Чизвик – это хорошая идея, – добавила она. – Но мы ведь должны помочь и Корделии. Я не думаю, что среди вещей Татьяны мы найдем что-нибудь, касающееся Лилит или паладинов.

Корделия набрала в грудь побольше воздуха.

– Она до сих пор внимательно наблюдает за мной. В Париже она напустила на нас своих слуг. Чтобы я вступила в бой и тем самым призвала ее.

– Что? – одновременно воскликнули Алистер и Джеймс.

Они с неприязнью оглядели друг друга, потом Алистер сердито продолжал:

– Зачем она пришла? Что ей было нужно от тебя?

– Лилит решила, что Кортана еще у меня, – объяснила Корделия. – Убедившись в том, что меча нет, она принялась дразнить меня и угрожать. Ничего особенного.

– А нам известен какой-нибудь способ причинить вред Лилит? – спросил Томас. – Я, естественно, понимаю, что это Кортана, но… это не подходит.

Глаза Люси сверкнули.

– А ты забыл о револьвере Джеймса? Именно так мы избавились от нее в последний раз.

– Видимо, это было временно, – вздохнула Корделия. – Она исчезла, но когда я снова встретила ее в Париже, то не заметила никаких ран, ничего подобного.

Кристофер принялся рассуждать:

– Револьвер был, если можно так выразиться, усилен молитвой с именами трех ангелов – Сеноя, Сансеноя и Самангелофа, злейших врагов Лилит. Я хочу сказать… разумеется, все ангелы являются врагами Лилит, но эти трое – особенно. Может быть, мы сумеем как-то иначе, по-новому использовать силу этих ангелов, чтобы избавиться от нее?

К изумлению Корделии, заговорил Алистер.

– А что если попытаться найти или призвать настоящего кузнеца Велунда? Если он еще жив, то является одним из самых могущественных существ на Земле. И вряд ли ему понравится, что какой-то демон принял его облик в своих злодейских целях.

– Хорошая мысль, – заметил Джеймс. Алистер слегка удивился, услышав одобрительные слова Джеймса. Томас улыбнулся ему, но Алистер смотрел на свои ботинки и ничего не заметил.

– И еще мы должны иметь в виду, – заговорил Джесс, – что Велиал и моя… что Велиал и Татьяна используют друг друга. Она использует его для того чтобы отомстить тем, кого ненавидит: Эрондейлам, Лайтвудам, Карстерсам, Фэйрчайлдам. Даже Безмолвным Братьям. Для чего демону нужна она, мы до сих пор не знаем. Но мне кажется, это важная часть его плана.

Последовало короткое молчание. Потом Кристофер воскликнул:

– Я считаю, что этот вопрос требует всестороннего изучения!

Эти слова послужили сигналом окончания собрания, и общий разговор прекратился. Кристофер попытался завербовать себе помощников, Люси начала организовывать отряд для поездки в Чизвик и обсуждать время встречи. Только Мэтью остался на своем месте; он сидел, закрыв глаза, и Корделия заметила, что у него нездоровый цвет лица. Похмелье, печально подумала она. Как ей хотелось бы… ах, никому нет дела до того, чего ей хочется или не хочется. Она в очередной раз убедилась в этом в Париже.

Когда ей показалось, что никто на нее не смотрит, она поднялась с дивана и подошла к Джеймсу. Он стоял у книжной полки и проводил пальцем по корешкам, видимо, разыскивая что-то.

– Джеймс… мне нужно поговорить с тобой наедине, – тихо произнесла она.

Он пристально взглянул на нее. Золотые глаза пылали на бледном лице. На мгновение все остальные перестали существовать: в комнате остались только двое, он и она.

– Вот как?

Корделия с опозданием поняла, что он, должно быть, подумал о другом. Что жена хочет поговорить о будущем их брака. Девушка чувствовала, что краснеет.

– Я услышала кое-что, – быстро сказала она. – В Париже. Я подумала, что лучше нам с тобой поговорить об этом в Институте, чтобы не волновать остальных. Люси тоже должна это услышать, – добавила она.

Он застыл, держа палец на корешке толстого тома по демонологии. Затем отвернулся от полок и ответил:

– Конечно. Мы можем поговорить в Институте. И, если хочешь, можешь остаться на ужин.

– Спасибо.

Корделия смотрела вслед Джеймсу, который отошел, чтобы поговорить о чем-то с Кристофером и Мэтью. Она ощущала неуверенность, ей было почти невыносимо чувствовать себя неловко. Особенно при разговоре с Джеймсом.

Ее измученное, страдающее сердце по-прежнему было полно любви, упрямой любви, которую невозможно было стереть, изгнать, забыть. Ей не давала покоя мысль: если бы Джеймс не встретил на своем пути эту Грейс, полюбил бы он ее, Корделию? Может быть, они вместе нашли бы счастье: простое, обычное земное счастье, которое, казалось, навсегда ускользнуло от них… Никогда, даже в самых смелых мечтах, она не могла себе представить, как это будет – счастливая жизнь с ним. Возможно, ей давно следовало понять: если ты не можешь даже вообразить себе, что твоя мечта исполнилась, значит, этой мечте не суждено сбыться.

12. Те, что могут видеть

 
Так вы его приятель с малолетства…
Должно быть, необычнейшим мальчишкой
Его видали те, что могут видеть,
Должно быть, их пугало, как серьезно,
Недетскими глазами он глядит
На мир, в котором сверстники его
Высматривают разве что синиц[32]32
  Пер. А. Сергеева.


[Закрыть].
 

Эдвин Арлингтон Робинсон, «Бен Джонсон занимает гостя из Стрэтфорда»

Пока они возвращались в квартиру, утопая по щиколотку в серой снежной каше, Анна внимательно наблюдала за Мэтью.

Он всегда был ее сообщником в разных проказах и спутником в приключениях. Она могла бы поклясться, что помнит их первую встречу: ей было два года, ей на колени положили хрюкающего младенца, и именно в тот момент она решила, что они станут лучшими друзьями.

Примерно пару лет назад Анна заметила в Мэтью перемену. Его взгляд погас, словно грозовая туча застлала солнце. Он не желал говорить об этом, и через некоторое время мрак рассеялся, сменившись отчаянной, неестественной веселостью и жаждой наслаждений. Она приписала это переходному возрасту, взрослению – в конце концов, именно тогда Джеймс тоже стал вести себя странно, сделался скрытным и отдалился от друзей.

Сегодня, в таверне «Дьявол», Анна снова увидела знакомую печаль в глазах Мэтью. Даже менее проницательный человек сообразил бы, что его дурное настроение связано с крайне неприятным положением, в которое угодили он, Корделия и Джеймс. Для Анны было очевидно, что Мэтью несчастен и пытается утопить свое горе в вине. Черные круги у него под глазами походили на синяки.

И поэтому она пригласила его к себе на чай. Анне показалось, что юноша немного воспрял духом, особенно после того как выяснилось, что Корделия возвращается в Институт с Джеймсом и Люси. По дороге к дому Анны на Перси-стрит Мэтью говорил мало; он шел без шляпы и перчаток, как будто испытывал извращенное удовольствие, подставляя лицо и шею декабрьскому ветру.

Когда они вошли в квартиру, Ариадна извинилась и ушла переодеваться: на Тоттенхем-Корт-роуд карета окатила их грязной жижей. Анна предложила Мэтью кое-какой еды, от которой он отказался, и чаю – на этот раз он согласился. Когда юноша подносил чашку ко рту, она увидела, что у него трясутся руки.

Анна уговорила Мэта снять насквозь промокшее пальто и принесла полотенце, чтобы высушить волосы. Потом налила вторую чашку и влила туда рюмку бренди. Ей показалось, что Мэтью собирается возразить – странно, прежде он никогда не отказывался от чая с бренди, – но друг промолчал. Пригладив высыхающие волосы, торчавшие во все стороны, он взял чашку и покосился на дверь спальни.

– Значит, теперь Ариадна живет у тебя?

О да, Мэтью обожал посплетничать, и никакие личные переживания и бедствия не могли этому помешать.

– Временно, – пожала плечами Анна. – По некоторым причинам ей сейчас неудобно оставаться у Бриджстоков.

– Допустим, я тебе поверил и это временно, – хмыкнул Мэтью. Несколько глотков чая с бренди, казалось, помогли, и его руки перестали дрожать. – Временно или постоянно, неважно. По-твоему, это хорошая идея?

– Ты считаешь, что имеешь право рассуждать о мудрости решений, принимаемых другими? – усмехнулась Анна. – Твое последнее мудрое решение заключалось в том, чтобы неожиданно для всех уехать в Париж с женой Джеймса.

– Я – другое дело. Всем известно, что у меня появляются только неудачные идеи. Но тебя считают эталоном здравого смысла. Твои суждения всегда разумны.

– Вот тебе и ответ, – улыбнулась Анна. – Это хорошая идея. Если бы она была плохой, то не пришла бы мне в голову.

Мэтью собрался возразить, но Анна, подняв палец, велела ему замолчать; дверь спальни открылась, зашуршали юбки, и вошла Ариадна в дневном платье персикового цвета. Анна знала лишь нескольких женщин, которые могли носить такой оттенок, но Ариадна в этом платье была прекрасна – она словно светилась изнутри. Девушка распустила волосы, и тяжелая масса черных локонов, блестящих, как шелк, спадала ей на плечи.

Когда Ариадна взглянула на Мэтью, на ее лице отразилась озабоченность, но она мудро решила промолчать и устроилась рядом с ним на пурпурном стеганом диване.

«Превосходно, не следует показывать, что тебя тревожит его вид, – подумала Анна. – Он, как осел, лишь заупрямится еще сильнее».

Она беспокоилась напрасно: Ариадна выросла в доме женщины, помешанной на этикете. Наверное, девушка смогла бы вести беседу о погоде с человеком, у которого горят на голове волосы.

– Насколько я понимаю, Мэтью, – заговорила Ариадна, принимая от хозяйки чашку чая «Эрл Грей», – у тебя имеется собственная квартира. Я слышала, что ты, как и Анна, предпочитаешь жить один. Это верно?

– Не уверен, что дело в предпочтении, скорее, это была необходимость, – пробурчал Мэтью. – Но на самом деле мне нравится моя квартира, – добавил он, – да и тебе она тоже понравилась бы. Услуги горничной входят в стоимость, и я совершенно уверен, что могу хоть драться с демоном в холле, а швейцар и бровью не поведет. Он для этого слишком хорошо воспитан. – Он покосился на Анну. – Ты за этим пригласила меня в гости? Спросить у меня совета по поводу квартиры?

Анна ничего не ответила; мысль об отъезде Ариадны вызвала у нее смутное беспокойство, хотя она не могла понять, что было причиной. Это естественно, подумала она; Ариадна хочет снова иметь свое собственное жилье, убежище от внешнего мира, где можно уединиться, где ее никто не потревожит…

Ариадна поставила чашку на стол.

– Вовсе нет. Нам был нужен твой совет по поводу одной вещи, которую я случайно обнаружила.

Это сообщение вызвало слабый интерес. Ариадна поднялась, взяла письмо, лежавшее на каминной полке, и протянула его Мэтью. Тот развернул бумажку, быстро пробежал глазами, и брови у него поползли вверх.

– Где ты это нашла? – воскликнул он, оторвавшись от письма. Анна с удовлетворением отметила, что его взгляд стал острым, сонливость исчезла.

– В кабинете отца, – объяснила Ариадна. – Я уверена, что письмо написано им. Я узнала его почерк и подпись.

– Но он не отослал его адресату, – вслух размышлял Мэтью. – Следовательно, либо твой отец кого-то шантажирует, либо планировал шантажировать, но не успел довести дело до конца, поскольку ему пришлось уехать в Адамантовую Цитадель. Ему известно, что бумага исчезла?

Ариадна прикусила губу.

– Я… я не знаю. Думаю, он собирался все это сжечь – я нашла письмо в камине, так что вряд ли отец будет его искать. Но мы не разговаривали с тех пор, как он вернулся.

– Вопрос заключается в том, – вмешалась Анна, – кого именно может шантажировать Инквизитор и чем.

– Представления не имею, – произнесла Ариадна. – Он и без того занимает высокое положение, наделен большой властью. Зачем ему может понадобиться дополнительный рычаг давления на кого-то из Анклава? Если Сумеречный охотник нарушает Закон, Инквизитор имеет возможность призвать его к ответу открыто.

Мэтью помолчал несколько секунд.

– Ты из-за этого письма решила уйти из дома? – наконец спросил он. – Почему оно произвело на тебя такое сильное впечатление?

– Родители хотели сделать из меня образцового Сумеречного охотника, – негромко заговорила Ариадна. – Я – дочь Инквизитора. Задача моего отца – следить за тем, чтобы все нефилимы соответствовали неслыханно высоким стандартам, установленным Законом Разиэля. К членам своей семьи он относится так же сурово. Мне с детства внушали, что я обязана быть послушной дочерью и покорной женой. Предполагалось, что я буду делать все, что они мне прикажут, выйду замуж за того, кого они мне выберут…

– За Чарльза, например, – вставил Мэтью.

– Да. Но в конце концов оказалось, что все это ложь. Как видите, мой отец не считает, что он сам обязан соответствовать высоким стандартам, которые так яростно защищает. – Она покачала головой и посмотрела в окно. – Наверное, их лицемерие и оказалось последней каплей. – Ариадна взглянула в лицо Мэтью, и Анна невольно почувствовала гордость за нее. – Я сказала матери, что не намерена выходить замуж за мужчину, которого они мне подберут. И что я вообще не намерена выходить замуж за какого бы то ни было мужчину. Что меня интересуют не мужчины, а женщины.

Мэтью принялся наматывать на палец прядь волос – Анна знала, что эта нервная привычка осталась у него с детства.

– А ты понимала, – медленно произнес он, – что говоришь вещи, которые твоя мать не желает слышать? Что эти слова могут побудить ее отречься от тебя? Даже… возненавидеть тебя?

– Понимала, – усмехнулась Ариадна. – И повторила бы их снова, если бы можно было повернуть время вспять. Моя мать сейчас оплакивает воображаемую дочь. Но если она любит меня – а я верю, что любит, – то она должна принять меня такой, какая я есть.

– А что насчет твоего отца?

– Он вернулся из Исландии в состоянии шока, – ответила Ариадна. – Я ничего не знала о нем почти сутки, а потом пришло письмо – очевидно, они знают, что я остановилась у Анны. В письме говорилось, что я могу вернуться домой, если извинюсь перед матерью и возьму свои слова обратно.

– На что ты категорически не согласна, – сказал Мэтью.

– На что я категорически не согласна, – повторила Ариадна и невесело улыбнулась. – Наверное, тебе трудно меня понять. У тебя такие добрые и снисходительные родители.

Мэтью едва заметно вздрогнул. Анна с болью вспомнила те дни, когда Фэйрчайлды были сплоченной семьей и обожали друг друга; это было еще до того, как Чарльз превратился в карикатуру на политика, а Мэтью погрузился в свою тайную печаль.

– По крайней мере, я уверен в том, что они никого не шантажируют, – фыркнул Мэтью. – Кстати, я обратил внимание на одну фразу в письме: «Ваша семья разбогатела за счет добра, полученного от – дальше клякса, – но все это может быть утрачено, если Вы не наведете порядок в своем доме». А что, если под словом «добро» подразумеваются «трофеи»?

Ариадна помрачнела.

– Но после подписания Соглашений забирать трофеи у существ Нижнего Мира запрещено законом.

Анна внутренне содрогнулась. Трофеи. Отвратительное слово, отвратительный обычай. Он заключался в конфискации имущества у представителей Нижнего Мира, не совершивших никаких преступлений, и был широко распространен до важнейшего договора между Нижним Миром и Сумеречными охотниками, который сейчас называли Соглашениями. До этого люди, промышлявшие трофеями, оставались безнаказанными. Многие старые семьи Сумеречных охотников разбогатели именно за счет такого беззастенчивого грабежа.

– Возможно, имеется в виду добро, отнятое ранее, – предположила Анна. – После того как в 1872 году были подписаны Соглашения, предполагалось, что Сумеречные охотники вернут награбленное. Но многие оставили деньги, ценности и прочее имущество себе. Например, Бэйбруки и Паунсби. Основу их состояния составляют именно такие трофеи. Об этом всем известно.

– Что, конечно, гадко, – продолжала Ариадна, – но не может служить извинением для шантажа.

– Сомневаюсь, что на шантаж Инквизитора подвигло праведное негодование, – заметил Мэтью. – Вероятно, у него имеются какие-то собственные корыстные цели, а слова насчет богатства, нажитого нечестным путем, – всего лишь оправдание. – Он потер глаза. – Жертвой может быть любой человек, которого Инквизитор желает контролировать. Возьмем, к примеру, Чарльза.

Ариадна встревожилась.

– Но мой отец и Чарльз всегда ладили между собой. Даже после разрыва нашей помолвки они быстро помирились. Чарльз разделяет политические взгляды моего отца, хочет быть похожим на него.

– Что, по-твоему, мог натворить Чарльз? Такого, что он желает скрыть любой ценой? – спросила Анна.

Мэтью отрицательно покачал головой, и высохшие волосы упали ему на глаза.

– Ничего. Я просто назвал первое имя, пришедшее мне в голову. Я подумал, что человек, к которому обращается Инквизитор, мог разбогатеть за счет своего политического влияния. Но вы правы – давайте сначала займемся Бэйбруками и Паунсби. – Он повернулся к Ариадне. – Ты не могла бы дать мне это письмо на время? Я загляну с ним к Тоби. Я знаю его лучше других. Лгать на допросе он не умеет. Однажды в Академии он стянул чужой пакет с гостинцами и сразу же сдался, когда его заподозрили в воровстве и начали расспрашивать.

– Разумеется, – сказала Ариадна. – А я поговорю с Юнис. Мы все-таки подруги, так что она не откажется встретиться со мной. Она даже не поймет, что ее допрашивают, – для этого она слишком поглощена собственной персоной.

Мэтью поднялся. Вид у него был как у солдата, который усилием воли заставляет себя вернуться на поле боя.

– Мне надо идти, – пробормотал он. – Наверное, Оскар сейчас воет на весь дом.

Анна проводила его до крыльца. Открыв входную дверь, он поднял голову и посмотрел в глубину квартиры, где осталась Ариадна.

– Решительная девушка, – сказал он. – Наверное, она смелее нас обоих, вместе взятых.

Анна прикоснулась к его щеке.

– Мэтью, – произнесла она. – Что тебя тяготит? О чем ты так сильно боишься рассказать родителям?

Мэтью закрыл глаза и тряхнул головой.

– Я… я не могу, Анна. Я не хочу, чтобы ты стала меня презирать.

– Что бы ты ни сделал, я не стану тебя презирать, – попыталась убедить его Анна. – У каждого бриллианта имеется дефект, который делает его уникальным. Точно так же у всех нас есть свои недостатки.

– А может, я не хочу быть уникальным, – хмыкнул Мэтью. – Может, я хочу быть самым обычным человеком. Зато счастливым.

– Мэтью, дорогой, ты самый необычный человек из всех, кого я знаю – кроме меня самой, – и это, среди прочего, делает тебя счастливым. Ты – павлин, а не селезень.

– Вижу, ты унаследовала от матери ненависть к уткам, присущую Эрондейлам, – слабо улыбнулся Мэтью. Он запрокинул голову и взглянул на черное небо, усыпанное звездами. – Меня преследует мысль, что на нас надвигается нечто ужасное. Даже в Париже мы видели знаки. Дело не в том, что я боюсь опасностей или битв. Мне представляется некая гигантская тень, которая падет на всех нас. На весь Лондон.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, но Мэтью, который, видимо, почувствовал, что уже сказал слишком много, не ответил. Он поправил пиджак и пошел прочь по Перси-стрит, и вскоре его стройный силуэт исчез за углом.

– Ты можешь остаться в Институте на ночь, Маргаритка, – предложила Люси Корделии, когда они вместе с Джессом и Джеймсом шли по Флит-стрит. Фонари уже зажгли, и в желтом свете мелькали крошечные снежинки, похожие на белых мошек. Поднялся ветер, снег летел им навстречу, застревал в складках одежды, но Джесс даже не подумал поднять воротник или закрыть лицо шарфом. Казалось, он наслаждался метелью. Он напомнил им, что много лет не чувствовал ни тепла, ни холода, экстремальные температуры до сих пор приводили его в восторг. По словам Люси, недавно он придвинулся так близко к огню в гостиной Института, что опалил рукав и обжегся бы, если бы она вовремя не оттащила его прочь.

– Только посмотри, какой сильный снегопад, – уговаривала Люси.

– Я подумаю, – ответила Корделия и бросила быстрый взгляд на Джеймса, который шагал, сунув руки в карманы пальто. Всю дорогу он молчал. Снег засыпал его черные волосы.

В этот момент они подошли к крыльцу Института. В холле отряхнули снег с ботинок и повесили верхнюю одежду на крючки у парадной двери, рядом с бронированными куртками и всевозможным оружием. Джеймс позвонил в колокольчик для прислуги – вероятно, чтобы дать Уиллу и Тессе знать, что они вернулись, – и сказал:

– Нам лучше пойти в одну из спален. Только там можно побеседовать без помех.

Разумеется, если бы они поехали на Керзон-стрит, можно было бы не опасаться того, что Уилл или Тесса подслушают их разговор. Но Джеймс пообещал родителям жить в Институте до тех пор, пока не арестуют Татьяну. В любом случае, Корделия не была уверена, что сможет сохранить спокойствие в том доме.

– Идем к тебе, – быстро сказала Люси. – У меня беспорядок.

Спальня Джеймса. Корделия была там всего один раз. У нее сохранились отрывочные воспоминания, как она пришла в Институт, чтобы навестить Джеймса, прихватив с собой книгу «Лейли и Меджнун», и обнаружила его наедине с Грейс. Если бы только Корделия тогда отказалась от мыслей о нем, постаралась его забыть – но она упорно продолжала цепляться за свои несбыточные мечты, согласилась на этот фарс… Она молчала, когда они проходили через темный, пустой храм. Всего лишь несколько недель назад здесь состоялась их с Джеймсом свадьба, скамьи были увиты нарциссами и лилиями, цветы были разбросаны по центральному проходу. Она шла к алтарю по смятым лепесткам тубероз, источавшим пьянящий аромат.