Текст книги "После потопа"

Глава 7

Когда шторм закончился, мы вылезли из-под навеса и стали подсчитывать потери. Вся дождевая вода в баке оказалась испорчена. Я опустилась перед ним на колени и выругалась. Волны, перехлестывавшие через борт, наполнили бак соленой водой. Придется все вылить. Теперь надо как можно быстрее доплыть до берега, пока не наступило обезвоживание. У нас остался небольшой запас воды – я храню несколько пластиковых бутылок как раз для такого случая. Они привязаны под навесом. Но их содержимого хватит всего на пару дней.

Перл не отходила от меня ни на шаг. Шлепая по воде, мы шли по палубе к носу лодки. Перл прижимала руку к боку. На коже проступал здоровенный синяк. Должно быть, набила о снасти, когда лезла под навес. Я присела на корточки, поцеловала палец и приложила к синяку Перл. Дочка слабо улыбнулась. Я убрала волосы со лба Перл, взяла ее лицо в ладони и поцеловала в лоб.

– Ничего, прорвемся. Все у нас будет хорошо, – сказала я.

Перл кивнула.

– Сбегай-ка за ведром и тряпкой. Надо вычерпать воду. А я проверю, цел ли руль.

Я пошла на корму, осмотрела руль и румпель.

Руль кренился вбок: в основании трещина. Наш единственный парус колыхался. Посередине зияла прореха. Нижний рей мотало на ветру. Шторм унес наш гребной шест и помидорный куст от Беатрис. Зато остальные запасы благополучно переждали бурю, защищенные бортами или привязанные под навесом.

Я выругалась и устало потерла лицо. Сколько времени мы потеряем из-за этой бури! Нам бы сейчас новую лодку строить, а я понятия не имею, где мы.

– Весла на месте! – прокричала Перл, держась за планшир.

Весла были по-прежнему крепко привязаны к бортам лодки.

Солнечные блики отражались от воды. Я выставила ладонь козырьком, прищурилась и поглядела на восток. Вернее, в том направлении, где, как мне казалось, должен быть восток. Глянула на солнце, потом опять на море. Долго ли бушевал шторм? Казалось, будто целую вечность, но вполне возможно, что прошло всего полчаса. Далеко ли нас отнесло на запад, судить трудно, но с нашего привычного курса мы определенно сбились. Обычно мы плывем в двух милях от берега, прямо на север или на юг, вдоль частей суши, возвышающихся над водой.

Примерно в миле к востоку от нас плавали обломки другой лодки. Их несло в нашу сторону. Я прищурилась, потом полезла под навес за биноклем.

Лодка оказалась самодельной, кое-как сколоченной из подручных материалов, – гвоздями прибили друг к другу двери и привязали к ним несколько шин. Недалеко от нас на боку плавала кабина грузовика. Рядом с ней на воде покачивался ярко-желтый надувной плот. Со всех сторон его окружали пластиковые пакеты и бутылки. Может, для кого-то это и мусор, а для нас – очень даже нужные вещи.

– Неси сеть, – велела я Перл.

Что, если в этих бутылках и пакетах найдется что-нибудь съестное?

– Там человек, – сказала Перл, указывая на останки самодельной лодки.

Я опять посмотрела на обломки в бинокль. За плот из шин и дверей цеплялся мужчина и бил ногами по воде. В лицо ему то и дело ударяли волны, и он каждый раз зажмуривался.

Перл устремила на меня выжидающий взгляд.

– Мы понятия не имеем, кто он такой, – возразила я, прочитав ее мысли.

Перл фыркнула:

– Думаешь, эти двери с шинами похожи на пиратский корабль?

– Угрозу представляют не только пираты. Мы должны опасаться всех без исключения.

По всему телу пробежала нервная дрожь. Я никого не пускала на борт «Птицы» и сейчас тоже не хотела нарушать это правило. Чтобы незнакомец спал бок о бок с нами под навесом… разделял нашу еду… пил нашу воду…

Я поглядела на мужчину, потом опять на Перл. На лице у дочки застыло непреклонное, упрямое выражение. Она уже все решила.

– Наших запасов не хватит на троих, – заметила я.

Перл влезла под навес и достала глиняный горшок, покрытый ярко-голубой глазурью. В нем она держала змей. Перл подняла крышку и поймала маленькую, тонкую змейку, схватив ее сзади чуть ниже головы. Та оскалила зубы. Язык стремительно выстреливал из пасти, будто красная ленточка. Перл показала змею мне и усмехнулась. Змея то открывала, то закрывала пасть, кусая воздух. Перл присела на корточки, отрубила ей голову, свесила за хвост над водой и провела по всему телу змеи большим и указательным пальцами, выдавливая кровь в воду.

– Будем есть ее, – объявила Перл.

Раньше она никогда добровольно не предлагала своих змей для наших трапез.

Я снова нашла взглядом разбитую лодку. Теперь мужчина всего в полумиле от нашего борта. Меня мучило дурное предчувствие: от этого типа жди беды. Все мои мышцы были напряжены, будто натянутые канаты. Хотя трудно сказать, что больше пугало: то, что мы сбились с пути, или перспектива взять на борт незнакомца. Страхи смешались, как кровь с водой, и теперь их трудно было разделить. Я надеялась, что сумею привести лодку в порт, но вдруг ошибусь в расчетах? Если плавание окажется слишком долгим и запасы иссякнут… если не будет дождя… Нет, даже думать не хочу о том, что мы засохнем, как чернослив на солнце.

А тем временем течение уносило незнакомца все дальше от нас. Глядя на мужчину в воде, я невольно вспомнила, как дед рыбачил на реках Небраски и напевал: «Я сделаю вас ловцами человеков»[1]1
  Матфей 4: 19.


[Закрыть]. Так и вижу, как он сидит в лодке, пристроив в углу зонт, чтобы не напекало голову, и зажав в уголке рта трубку. Поет и посмеивается. Деду многое казалось и смешным, и серьезным одновременно. Мужчину уносило прочь, а припев снова и снова крутился в моей голове, как заевшая пластинка. Слова звучали как укор. Я стиснула зубы от досады. Я хотела, чтобы дед меня поддерживал, а не взывал к моей совести!

– Держи трос покрепче, – велела я Перл.

Незнакомец был в полуобмороке, поэтому я прыгнула в воду и поплыла к нему. Обвязала вокруг его туловища трос и погребла обратно к «Птице». Перелезла через борт, а потом мы с Перл стали втаскивать мужчину в лодку, упираясь в планшир перед каждым новым рывком.

При нем не оказалось ничего, кроме рюкзака. Стоило уложить незнакомца на палубу, и он сразу закашлялся, выплевывая воду. Потом повернулся набок и сжался в комок. Ни дать ни взять поза эмбриона. Перл села на корточки рядом с мужчиной и заглянула ему в лицо. Темные растрепанные волосы спадали почти до плеч. Грудь широкая, руки и ноги длинные и крепкие, кожа потемнела на солнце. По аскетичному, суровому облику сразу понятно: этот человек привык плавать один. Но, несмотря ни на что, он хорош собой. Есть в нем какое-то спокойствие и чувство собственного достоинства, как в людях на старинных фотографиях. Вдруг мужчина поднял веки и посмотрел на меня. Вот уж не ожидала, что глаза у него окажутся светло-серые.

– Зайка, принеси воду, – велела я Перл.

Та вскочила и быстро вернулась с пластиковой бутылкой. Я склонилась над незнакомцем и капнула чуть-чуть на его губы. Мужчина вздрогнул и отпрянул.

– Это просто вода, – мягко произнесла я и показала ему бутылку, чтобы сам убедился.

Мужчина потянулся к бутылке. Я тут же отдернула руку.

– Сейчас дам тебе попить, но только немного, а то тебя вывернет.

Я подалась вперед и снова капнула ему на губы. Незнакомец мгновенно слизнул воду и посмотрел на меня с мольбой. Я налила ему в рот еще воды. Полбутылки как не бывало! Сердце сжималось от такого расточительства. Жара, воды осталось совсем чуть-чуть, а до берега еще много миль.

Потом мужчина растянулся на палубе возле планшира и закрыл глаза. Пусть поспит. А мы с Перл тем временем выловили сетями все, что плавало в воде вокруг его лодки. Разложили на палубе, осмотрели. Да, улов небогат. Почти ничего полезного. Пара бутылок воды, две протухшие рыбины и промасленный мешок с мужской одеждой. Зато вытащили из воды много дерева: пригодится, чтобы починить руль. Плот из дверей и шин привязали к корме «Птицы». Будем таскать за собой, как на буксире. Мало ли, пригодится.

Я спустила парус, чтобы посмотреть, велика ли прореха. Спустя два часа я ее зашила. Шов получился неровным и сморщенным, но до берега мы и с таким парусом как-нибудь дотянем. А там выменяем нитки и парусину.

Я подошла к мужчине и ткнула его ногой. Незнакомец вздрогнул, проснулся и выставил перед собой руки, будто защищаясь.

– Скоро стемнеет, – произнесла я. – Двух змей освежевать сумеешь?

Он кивнул.

Перл принесла ведро с углем и поставила около степса мачты. Она насыпала угли в плоскую форму: раньше мы пекли в ней торты на день рождения. Повезло, что сегодня штиль. Когда погода ветреная, приходится есть сырое или влезать в наши запасы сушеного мяса и лепешек. Я села рядом с ящиком, где мы держали растопку. Разложила прутики и сухие листья поверх угольев. Перл чиркнула ножом по кремню и развела огонь.

– Я тебе очень благодарен. Ты не обязана была меня подбирать, – произнес мужчина.

Голос у него тихий, но звучный, как звон далеких колоколов.

А я тем временем думала: может, связать его на ночь? Иначе не усну. Мне по-прежнему не давали покоя дурные предчувствия.

– Поможешь парус поднять? – спросила я.

– С удовольствием, – ответил мужчина.

Он только что снял кожу со змей. Перл бросила змей на горячие угли. Солнце клонилось к горизонту, озаряя воду золотистым сиянием. После потопа кажется, будто солнце садится гораздо быстрее, чем раньше. Но нет – просто теперь линия горизонта поднялась ему навстречу.

– Кстати, меня зовут Дэниел.

– Майра. А это Перл. Что у тебя в сумке?

– Карты и инструменты.

– Инструменты? Какие?

– Для карт. Я картограф.

В голове сразу пронеслась мысль: стало быть, в навигации он разбирается хорошо.

Перл подцепила змею длинной палкой и скинула с углей на палубу: пусть остынет. Почерневшая змея свернулась кольцом, как живая. Да, угощение неаппетитное. Запах едкий, мясо жесткое, как одна большая жила. Замучаешься жевать.

– Ты мне напоминаешь одну мою знакомую, – заметил Дэниел.

– Да? – буркнула я и ткнула палкой вторую змею.

Та еще поджаривалась на углях.

Меня сейчас больше интересовало, что за рыба водится в этих незнакомых водах и как бы найти ее косяки.

– Я с этой женщиной жил год. В Сьерра-Мадре. Она тоже людям не доверяла.

– С чего ты взял, что я тебе не доверяю?

Дэниел погладил бороду.

– Напряжешься еще сильнее – кости треснут, – заметил он.

– Думаешь, этой твоей знакомой надо было доверять всем подряд?

– Не всем, – пожал плечами Дэниел. – Но кое-кому – не мешало бы.

– И что с ней стало?

– Умерла в конце того года.

– Соболезную.

Перл откусила мяса и стала яростно жевать. Ветер доносил до меня резкую вонь. Перл разложила змею прямо на палубе, разрезала на три одинаковых куска и бросила нам с Дэниелом наши две порции.

– Для кого ты чертишь карты? – спросила я.

– Для всех, кому понадобятся. Для рыбаков. Для членов новых правительств.

– И для пиратов?

Дэниел бросил на меня такой взгляд, будто ножом полоснул.

– Нет. Разве что по незнанию.

– Раз ты картограф, что ж не выстроил себе лодку получше? Карты стоят дороже дерева.

– Скажем так – в последнее время мне не везет.

Я прищурилась и окинула его испытующим взглядом. Явно что-то скрывает.

Тут всхлипнула Перл. Я обернулась. Перл показала мне свой платок и провела пальцем по разорванному краю. Так вот почему она притихла и за все время нашего с Дэниелом разговора ни слова не сказала.

– Это он во время шторма порвался, – тихо проговорила Перл.

– Давай сюда, – сказала я и протянула руку.

Перл встала и принесла платок мне. Я поглядела на прореху.

– Ну, это дело поправимое. Хорошо, что с краю порвался. Просто подвернем его и завяжем нитку простым узлом. Вот так. Теперь не обтреплется. Наоборот – крепче будет.

Перл кивнула и осторожно коснулась платка:

– Все равно с ним спать буду.

Этот красный платок принадлежал деду. Когда он умер, мы закрыли его лицо платком. А когда я опускала тело в море, легкую ткань вдруг подняло в воздух. Платок едва не унесло ветром, но я успела его схватить. Потом Перл выдернула его из моей руки и с тех пор не расставалась с дедовым платком. Даже спала с ним.

– Ты обращаешь внимание на мелочи, – задумчиво произнес Дэниел, глядя на нас.

Он произнес эти слова с тоской. Похоже, воспоминания нахлынули. Уставился на море, и по его лицу пробежала тень.

Стоило мне заметить в его взгляде мягкость и нежность, и что-то в моей душе перевернулось. Бывает, поднимешь камень, а под ним жизнь бьет ключом: насекомые кишмя кишат. Нечто подобное случилось и со мной: что-то окаменевшее внутри меня сдвинулось, и на его месте зашевелилось мягкое, живое. Уж не знаю, как Дэниелу это удалось, но я начала понемногу расслабляться. Может, дело в его открытом взгляде, или в прямых, честных ответах, или в том, что он не старался мне понравиться. Когда-то Джейкоб из кожи вон лез, чтобы меня очаровать. Притворялся простым парнем, у которого все на лбу написано, но свои истинные мысли скрывал. А Дэниел похож на человека, готового добровольно взвалить на себя вину за свои проступки. Такие, как он, не бегут от ответственности и неприятных последствий.

Решила не связывать его. Но этой ночью буду спать чутко. За незнакомцами нужен глаз да глаз.

– Жизнь заставила, – ответила я.

– Заставить никого нельзя, – возразил Дэниел и снова устремил взгляд на море.

Глава 8

Дэниел рассчитал наши примерные координаты и объявил: возьмем курс на юго-восток и через четыре дня будем в Харджо. Дэниел чинил руль, а мы с Перл рыбачили. Несколько часов наблюдали за морем и за птицами, а потом прикрепили сеть к даунриггеру и спустили ее в воду. Два дня пытались поймать скумбрию, но толку никакого. Животы у нас урчали и днем, и ночью. А когда трос наконец натянулся, я еле сдержала вздох облегчения.

Мы вывалили скумбрию из сети на палубу. Темные полосы на спинах рыб сверкали и переливались на солнце. Каждая скумбрия весом фунтов восемь, не меньше. Я брала их в руки и наслаждалась приятной тяжестью. Сколько еды! Потом выпотрошила рыбин одну за другой, а Перл тем временем сложила очаг на треноге, которую мы использовали для готовки.

Я по-прежнему не сводила глаз с Дэниела, стараясь не терять бдительность. Но, несмотря на меры предосторожности, чувствовала себя все комфортнее в его присутствии. Казалось, мы уже давно плаваем с Дэниелом. Бо́льшую часть времени мы молчали, только вместе слушали звуки моря: вот ветер надувает парус, вот у поверхности плещется рыба, вот кричит птица. Мы здесь совсем одни. Нас только трое, и на много миль вокруг ничего, кроме неба и моря.

Чем ближе подплываем к Харджо, тем больше знакомых мест я замечаю. Из Тихого океана входим в воды, под которыми скрылись города Калифорнии. Я частенько здесь ходила: старалась держаться поближе к новым берегам. И все же не любила плавать над бывшими городами. Становилось не по себе: они казались мне чем-то вроде братских могил. Сколько народу погибло не только от наводнений, но и во время миграции! Кто-то от зноя, кто-то от обморожения, от обезвоживания, голода… Люди стирали ноги в кровь, взбираясь на горы, – лишь бы обогнать наступающую воду. Вещи бросали прямо на склонах, совсем как на Орегонском маршруте[2]2
  Орегонский маршрут – дорога длиной около 3200 км, проложенная в 1830-х годах; связывала долину реки Миссури с долинами в современном штате Орегон и сыграла важную роль в освоении Дикого Запада.


[Закрыть].

Некоторые города ушли под воду так глубоко, что теперь их не найти. Другие, построенные на возвышенностях, даже можно осмотреть, если у вас есть маска для подводного плавания и крепкие нервы. Кое-где небоскребы даже поднимаются из воды, будто металлические острова.

Раньше я ныряла и охотилась в этих подводных городах с гарпуном, но в последнее время спускаюсь под воду, только когда положение совсем отчаянное. Стараюсь держаться подальше от затонувших городов. Они только лишний раз напоминают о прежней жизни, а я этого не люблю. Как-то раз плавала и ныряла в старом городе на склоне Скалистых гор. Среди развалин поселились рыбы, прятавшиеся среди морских водорослей и анемонов. Я нырнула в офисное здание, оставшееся без крыши. Над полом плавали несколько письменных столов, у стен стояли картотечные шкафы. Остальные предметы почти неузнаваемы. Кружка с фотографией детского личика заросла ракушками. Должно быть, чей-то подарок на день рождения – раньше такие штуки заказывали по каталогу и получали по почте.

Я заплыла глубже. Косяк морских ангелов бросился от меня врассыпную, но я успела всадить в одну рыбу гарпун. А когда устремилась к поверхности, чтобы глотнуть воздуха, свернутый в кольцо трос на моем плече зацепился за сломанную нижнюю ручку картотечного шкафа. Я дернула трос. Шкаф, стоявший у стены, сдвинулся с места. Тут из-за него выкатился череп. Несколько раз подпрыгнул и замер в футе от меня. Между челюстями что-то промелькнуло. Внутри устроило себе дом какое-то подводное существо.

Я еще раз дернула трос, торопясь высвободиться. Шкаф едва не упал на меня, но я вовремя отпихнула его в сторону. Наконец трос соскользнул со сломанной ручки. На том месте, где раньше стоял шкаф, на боку, лицом друг к другу лежали два скелета. Похоже, они обнимали друг друга. Будто двое влюбленных просто заснули вместе. У одного скелета череп отвалился, но судя по положению тела, голова покоилась на груди второго. Должно быть, эти двое знали, что́ им предстоит, и ждали своей судьбы в объятиях друг друга. Вокруг плавали жалкие обрывки одежды. Вокруг тел на полу валялись камни. Мой затуманенный от недостатка кислорода мозг не сразу сообразил, что эти двое нарочно напихали под одежду и в карманы камней. Вот вода медленно поднималась вокруг них. Первыми она скрыла руки, касавшиеся пола. Вот они шепотом успели обменяться последними признаниями в любви, и вода сомкнулась над ними, пряча ото всех их последние объятия. Если бы не камни, течения растащили бы их в разные стороны и их тела пошли бы ко дну во многих милях друг от друга.

Я выронила гарпун и устремилась на поверхность. В ближайшем порту выменяла сетей и с тех пор ныряла, только когда мы оставались без улова.

Я не знала, как рассказать Перл, что́ лежит под нами. Фермы, кормившие нацию. Домики на тихих пригородных улочках, появившиеся в результате послевоенного беби-бума. За этими стенами скрываются моменты истории. Путь, который мы проделали, оставляя на земле свой след.

Какая жестокость – отнять все это у нас! Но вода скрыла землю, и теперь я смотрю на Перл и мысленно перечисляю все то, чего она никогда не испытает. Не сходит в музей, не полюбуется фейерверками летним вечером, не примет ванну с пеной. К тому времени, когда родилась Роу, всего этого почти не стало. Я и не подозревала, до какой степени хотела поделиться с детьми тем, что любила и ценила сама, ведь моя собственная радость от этих вещей с годами притупилась.

Но бывает, я вглядываюсь в темное пустынное море и понимаю, как мне повезло, что до потопа я успела узнать, что такое нормальная жизнь. Это настоящее чудо, которому нет имени.

К третьему дню Перл превратила Дэниела в товарища по играм. Они то чертили классики углем на палубе, то высматривали, на что похожи облака или волны необычной формы. А потом почти весь день лил дождь. Мы вместе сидели под навесом и рассказывали друг другу истории. Перл уговорила Дэниела поведать о своих странствиях. Оказалось, он бывал в местах, про которые мы даже не слыхали. Хотя, может, он и сочинял: уж больно диковинными мне показались его рассказы. Но Перл не спрашивала, правду он говорит или привирает.

Однажды утром я затыкала пенькой трещину в планшире, а Дэниел с Перл играли в шаффлборд крышками от пластиковых бутылок. Углем расчертили палубу на квадраты и по очереди заталкивали на них палочками «фишки».

– Почему ты так любишь змей? – спросил Дэниел у Перл.

– Они могут съесть тех, кто крупнее их, – ответила Перл.

Крышка Дэниела выкатилась за пределы квадрата. Перл засмеялась.

– Думаешь, у самой лучше получится? – подначил Дэниел.

– А то нет! – объявила Перл.

Она сосредоточилась и закусила нижнюю губу, загнала свою крышку в квадрат и, радостно вскинув руки над головой, запрыгала по палубе, празднуя победу.

Я глядела на них, и мне было хорошо. Неожиданно тепло растеклось по всему телу приятными волнами. Казалось, кто-то снова сложил вместе части развалившейся головоломки.

– Что будешь делать, когда приплывем в Харджо? – спросила я у Дэниела.

– Может, там и останусь, – пожал он плечами. – Найду какую-нибудь работу.

А в голове у меня крутилась одна мысль: нам не обойтись без штурмана. С тех пор как узнала, что Дэниел в этом деле специалист, подумывала о том, чтобы предложить ему работу. Пусть остается с нами. Поможет доплыть до Долины. Чутье подсказывало, что ему можно доверять. А может, никакое это не чутье. Просто очень хотелось верить Дэниелу, потому что этот человек был мне нужен. Как ни крути, а Дэниел явно что-то скрывает. Стоит задать ему вопрос, и он сразу меняется в лице. Будто между нами падает тяжелый занавес и прячет от меня истину.

Мы с Перл никогда не брали на борт посторонних, и я успела полюбить одиночество. Оно стало для меня привычным, знакомым. А теперь меня разрывало пополам: одна часть меня надеялась, что Дэниел останется, а вторая жаждала вернуться к обычному, нормальному укладу.

На следующее утро вдалеке показался Харджо. Острые горные пики пронзали облака. У воды пробивались молодые сосенки и кусты, а вверх по склону взбирались палатки и хижины.

Дэниел полез под навес и стал собирать навигационные инструменты: компас, самописец, циркуль-измеритель. Вокруг лежали карты. Я отвернулась от линии горизонта. Смотрела, как Дэниел аккуратно укладывал каждый инструмент в сумку, и сердце сжималось. «Так ты хочешь спасти Роу или нет?» – спросила я себя. Даже если Дэниел научит меня пользоваться всеми этими штуками, собственные добыть не сумею: мне за них в жизни не расплатиться.

Прошло всего несколько часов, и мы ступили на берег. Чайки клевали полусгнившую рыбу на берегу. Перл бегала среди них, пронзительно вскрикивая и взмахивая руками, как крыльями. Чайки поднялись в небо белым облаком. Перл закружилась на месте: из-под ног летит песок, уголок красного платка, выглядывающий из кармана, колышется… Вспомнилось, как Роу наблюдала за журавлями. Потом перед глазами встала совсем другая картина: ноги моего отца, висящие в воздухе. Нет, я не принадлежу себе. Грудь болезненно сдавило. Я повернулась к Дэниелу.

– Оставайся с нами, – предложила я.

Дэниел складывал у планшира хворост для очага, но теперь устремил пристальный взгляд на меня.

– Мы поплывем в одно место, оно называется Долина, – торопливо продолжила я. – Это такая новая община. Говорят, там спокойно и безопасно.

Из-за собственной лжи готова была провалиться сквозь землю от стыда. Оставалось надеяться, что Дэниел не знает, что на самом деле Долина – колония Потерянных монахов.

Его лицо смягчилось.

– Не могу, – тихо произнес он. – Прости, но я больше не путешествую с другими людьми.

Я постаралась скрыть разочарование.

– Почему?

Дэниел провел пальцем по куску обугленного дерева. На палубу, будто снег, просыпался пепел.

– Долго объяснять.

– Может, хотя бы подумаешь?

Дэниел покачал головой:

– Майра, я очень благодарен за все, что вы для меня сделали, но поверь на слово – такой попутчик вам не нужен.

Я отвернулась и принялась складывать в ведро копченую скумбрию.

– Пойду в торговый дом, обменяю, – произнесла я. – Потом встретимся. Отдам тебе твою долю.

Это его последний шанс передумать.

– Вся эта скумбрия ваша, – возразил Дэниел. – Больше ничего вам дать не могу. Хоть отчасти верну долг.

«Вот именно – отчасти. Мы тебя спасли, а ты нам помогать не хочешь», – пронеслось в голове.

– Помогу тебе донести рыбу до торгового дома, там и расстанемся, – произнес Дэниел.

Я окликнула Перл, и мы направились к городу. Поднялись по каменным ступеням, вырезанным в горном склоне. Поселение втиснуто в узкое пространство между горами.

Многолюдный Харджо гудит, как пчелиный улей. Гору рассекает стремительный поток и водопадом стекает в море. Уже целый год не заплывала так далеко на юг. За это время зданий в Харджо прибавилось раза в два, не меньше. На одном склоне строится мельница. Уже наполовину готова. А рядом – новенькое бревенчатое здание. На фасаде вывеска, на ней огромными буквами выведено «Отель». В прошлом году в Харджо только начинали выращивать основные культуры: кукурузу, картофель, пшеницу. Хорошо бы найти зерно по нормальной цене.

Торговый дом – каменное двухэтажное строение. Мы остановились у дверей. Дэниел протянул мне корзину со скумбрией.

– Куда теперь пойдешь? – спросила я.

– Первым делом в салун. Выпью, расспрошу местных, кому тут нужен картограф. – Дэниел помолчал. Потер ладонью подбородок. – Да, все понимаю: я тебе жизнью обязан. Прости, что не могу плыть с тобой.

– Можешь, – возразила я. – Просто не хочешь.

Дэниел странно на меня посмотрел: одновременно и с сожалением, и с укором. Присел на корточки перед Перл и потянул за уголок платка, торчавший из кармана ее штанов.

– Смотри не потеряй свой счастливый платок, – проговорил он.

Перл в шутку хлопнула его по руке.

– А ты смотри не стащи его! – дурачась, воскликнула она.

Лицо Дэниела дрогнуло: чуть-чуть, едва уловимо, но я заметила.

– Берегите себя, – тихо произнес Дэниел.

Из торгового дома вышли несколько человек, и я отошла, давая им пройти.

– Нам пора, – сказала я.

Дэниел кивнул и повернулся, чтобы уйти.

Он посторонний человек. Так почему же мне так тяжело глядеть ему вслед?

Моего кредита в Харджо хватило на меньшее, чем я рассчитывала. Я стояла у прилавка, переминаясь с ноги на ногу, и едва сдерживала досаду.

Женщина средних лет с глубокими морщинами и в очках, в которых сохранилось только одно стекло, переваливаясь, вышла из-за прилавка и заглянула в мое ведро.

– Когда я приплывала сюда в последний раз, мне сказали, что мой кредит равен стоимости двух деревьев, – заявила я.

– Цены уже не те, милочка. Рыба подешевела, дерево подорожало.

Женщина указала на таблицу на стене. Там было написано: двадцать ярдов полотна равняются двум фунтам зерна. В таблице перечислили все: и мелочи вроде пуговиц, и крупные приобретения вроде кораблей.

При виде скумбрии женщина с довольным видом зацокала языком:

– Какая прелесть! Вы, должно быть, хорошая рыбачка. В наших местах столько скумбрии наловить непросто. Погодите. Это ведь вы в прошлом году привезли рыбу-парусника?

– Я хотела узнать насчет дерева…

– Нет, милочка, лес покупать я вам здесь не советую. И лодку строить тоже. Сами видите, город растет на глазах. Мэр только что ввел ограничение на вырубку деревьев. У нас их почти не осталось, а поставок из других мест уже три недели не видели. Я бы на вашем месте закупала лес дальше, на юге.

У меня упало сердце. Сколько же времени придется потратить, чтобы найти дерево, не говоря уже о том, чтобы построить лодку? Роу десять раз успеют посадить на корабль-ферму!

– А свалка у вас тут есть?

– Маленькая, рядом с ночлежкой Кларенса. Простите, если лезу не в свое дело, но, может, скажете, куда собрались?

Женщина взвешивала скумбрию и бросала рыбин в ящик возле весов. Их туши тяжело ударялись о дно.

– На север. Туда, где раньше была Гренландия.

Я окинула взглядом торговый дом и только тогда заметила: Перл не сводит глаз с объявления у главного входа.

– Нет, на лодке из обломков туда не доплыть. – Женщина снова поцокала языком. – Море слишком бурное. Мой вам совет – оставайтесь лучше здесь. Ричардс рассказывал, в нескольких милях к югу у берега нашли полузатонувший нефтяной танкер. Хотят его вытащить и переоборудовать в жилой дом. Прямо мою мечту исполнили. Удобный просторный танкер – что еще нужно, чтобы достойно встретить старость?

На свой кредит я купила полотна для нового паруса. Мы с хозяйкой поторговались. Наконец договорились, что я отдам скумбрию за восемь футов троса, курицу, два мешка муки, три банки квашеной капусты и несколько монет, отчеканенных в Харджо. Когда мы с Перл приплываем на юг, для профилактики цинги стараемся обменивать рыбу на свежие фрукты. Но иногда за полное ведро рыбы удается выручить всего три жалких апельсина. Квашеной капусты хватает надолго, и стоит она гораздо дешевле, вот только достать ее не так-то просто: не везде растет капуста.

Я протянула Перл ящик с банками.

– Ух ты! Капуста!

– Единственная сегодняшняя удача, – пробормотала я.

Тут зазвенел дверной колокольчик. В торговый дом вошел еще один покупатель. Я уловила аромат фруктов, и рот моментально наполнился слюной. Я обернулась. Мужчина нес к прилавку целую коробку персиков. Их запах кружил голову. Так бы и схватила сейчас персик и бросилась бежать!

– Надо сказать Дэниелу про это объявление.

Я удивленно уставилась на Перл. По вечерам пыталась научить ее грамоте, хотя материалов для чтения у нас маловато: только инструкция от фена и «Обитель радости» Эдит Уортон[3]3
  Эдит Уортон (1862–1937) – американская писательница, лауреат Пулитцеровской премии; роман «Обитель радости» вышел в 1905 году.


[Закрыть]. Вот уж не думала, что Перл хоть что-то усвоила.

Автор объявления искал картографа. Над текстом были изображены компас, циркуль-измеритель и самописец. Крупные буквы кричали: «ОПЛАТА СРАЗУ!»

– Неужели прочитала? – спросила я.

Перл чуть не испепелила меня взглядом:

– Ясное дело. Где тут салун?

– Далеко. И вообще, наверняка он и сам это объявление заметит.

– Хватит прикидываться, будто не хочешь еще раз с ним увидеться! А то можно подумать, это мне одной надо! – фыркнула Перл и поудобнее перехватила коробку.

Банки звякнули друг о друга.

Несмотря на разочарование от неудавшейся затеи с лодкой, я улыбнулась. Перл как никто умеет застать меня врасплох. Никогда не угадаешь, что у нее на уме, зато я для нее – открытая книга.