Текст книги "Девушка полночи"

Саша протянула руку:

– Спасибо, Дух.

Он какое-то время колебался, но потом пожал ей руку.

– Не опаздывай. Краситься тебе не обязательно.

– Я не крашусь. Только отвезу ребенка к бабушке и буду.

– У тебя есть ребенок? Ты вышла замуж? – удивился Дух. Саша посерьезнела:

– Дочь, шесть лет. В сентябре идет в школу.

– Ребенок заставляет бросить якорь, – улыбнулся он. – А ты изменилась.

– Я сбросила кожу. И теперь совершенно другой человек.

– Ты всегда была в этом хороша, – похвалил он ее.

Оба знали, что правы.

Молоточек невролога был красный, с хромированной рукояткой. Иза смотрела, как доктор Сильвия Малецкая обстукивает ее конечности. Проверила все рефлексы, просила сгибать и выпрямлять руки, сжимать кулаки. Потом царапала иглой по телу и спрашивала, чувствует ли она боль одинаково как с одной, так и с другой стороны. В конце попросила вытянуть руки перед собой и, хоть ненадолго, удержать их в данной позиции. Правая немного опала и вообще была значительно слабее. Это было видно невооруженным взглядом даже неспециалисту. Иза уже ранее это заметила. Пальцами она шевелила коряво, топорно. У нее не получалось взять карандаш. Но это наверняка придет. Нужно только заниматься. Когда-то она уже ходила на реабилитационные процедуры. В результате падения с лестницы она сломала бедро, но благодаря терпению и систематическим занятиям выкарабкалась.

– У вас вялый парез правых руки и ноги средней тяжести. И проблемы с речью.

Иза смотрела на нее, по-прежнему ничего не понимая.

– Все в порядке, – приободрила ее врач. – Парез не очень выраженный. Необходимо будет пройти восстановительное лечение. Объем и точность движений в правой руке восстановятся, память тоже вернется. Время идет вам на пользу.

Пришла медсестра. Она умело перевернула Изу и сменила простыню. Когда пациентка уже лежала в свежей постели, медсестра вынула из кармана ручку и записала что-то в карте, висящей на кровати. Иза заметила, что ноготь на мизинце медсестры посиневший, почти черный.

– Что это? – прохрипела она.

– Прижала дверью, – смущенно засмеялась медсестра и тут же сжала руку в кулак, пряча почерневший ноготь.

Иза подняла руку и указала на ручку. Медсестра взглянула на металлический рекламный продукт золотого цвета с логотипом слона, после чего передала его Изе. Та неуклюже взяла ее и стала внимательно рассматривать, как будто этот предмет ей что-то напоминал.

– FinancialPrudentialSEIF.de, – прочла она. – Откуда это у вас?

– Подарили, когда я открывала счет. Это страховая компания и банк. Они занимаются инвестициями в драгоценные камни, металлы и что-то там еще. – Медсестра пожала плечами. – Но такие ручки сейчас заказывает почти каждая корпорация. К сожалению, я не могу ее вам оставить. Это моя личная.

Иза сразу же вернула ручку.

– Можно на секунду? – К ним подошла невролог и одолжила ручку у медсестры. Она взглянула на пациентку, потом села за рядом стоящий стол и стала писать. Иза с завистью смотрела на то, как ручка танцует в ее руке.

«Вялый периферический правосторонний парез и изолированный центральный проксимальный парез нервов VII правого и XII правого. Отступающая двигательная афазия: дефицит кратковременной памяти. Рекомендованы реабилитация опорно-двигательного аппарата и занятия с логопедом», – написала невролог в истории болезни.

Потом встала и вернула ручку медсестре.

– Вам необходимо много отдыхать, – посоветовала она Изе. – Вас осмотрит реабилитолог. Пожалуйста, делайте упражнения и выполняйте все его рекомендации. Или я, или кто-то из моих коллег оценим динамику через какое-то время.

Когда Иза осталась одна, она закрыла глаза и почувствовала, что ее снова одолевает сон. Собственно, она просыпалась только во время врачебных визитов. Во сне перед ее глазами проплывали картинки. Иногда они были как вспышки. Ручка с надписью, хромированная рукоятка неврологического молоточка, а потом ключ. Иза резко открыла глаза. Помещение не изменилось, она по-прежнему была в больнице. Однако она понимала, что это воспоминание – очень важно, но она не знала почему. Этот ключ она знала очень хорошо. Он был небольшим, открывал противовзломную входную дверь, и колечко на нем было обмотано ярко-розовой нитью мулине. Он принадлежал Люции Ланге. Иза опять почувствовала, что проваливается в сон. Но, собрав остатки сил, она нагнулась, вынула из тумбочки обертку от печенья и левой, более сильной рукой, корявыми буквами записала: «Ключ».

– Я не делала этого.

Она резко двинула ногой. Каблук замшевых ботинок был надломлен. Провод, запутанный словно удав, не позволял отойти от телефона старого образца, который все еще висел на стене в полицейском участке. Он наверняка был старше Люции, так же как и большинство предметов в этом помещении. Ремонт был просто необходим, но денег не хватало даже на бумагу для принтера и карандаши. Кому бы пришло в голову менять действующую аппаратуру?

– Меня не интересует, верите ли вы мне, – не слишком вежливо бросила она и убрала трубку от уха. Под глазами у нее были синяки от хронического недосыпания. – Я только сказала, что меня не интересует… Почему вы меня перебиваете? Жизнь человека – да. Но верит ли мне кто-либо – нет. – Она глубоко дышала, раздражаясь все больше. – Да, в смысле нет! Не интересует! А как это относится к делу? Я невиновна. – Лицо перекосило от злости. – Я звоню только затем… – Она запнулась. В глазах стояли слезы бессилия. – Я не могу дозвониться до тети. Не хочу, чтобы она узнала об этом из новостей. Я знаю, что она каждый день бывает в костеле. Не пропускает ни одной мессы, которую служит ксендз Старонь. Она помогает в плебании[22]22
  Плебания – двор священника католической, реформаторской или униатской церкви в Польше и в Белоруссии в XVI–XXI веках. Обычно располагается около храма, включает жилой дом и хозяйственные постройки.


[Закрыть]. Вы наверняка знаете ее! Кристина Ланге. Она работает в прачечной, вы отдаете ей в стирку свои сутаны и постельное белье. Не могли бы вы передать ксендзу, чтобы он сказал моей тете, что со мной все в порядке. И что, как только я выйду отсюда, сразу приеду. – Люция опять отодвинула трубку от уха. Начала беззвучно считать до десяти. Немного успокоившись, она вновь приставила трубку к уху. – Никто меня не бьет, – возмутилась она. – Я этого не говорила. Передайте, пожалуйста, чтобы тетя не волновалась, и успокойте ее, что я не такая, как мать. Я знаю, что это странно. Но я имею право только на один звонок, а номер тети у меня был в мобильнике, который не работает. Ксендз Мартин будет в курсе дела. – На лице Люции запечатлелся ужас. – Я дозвонилась в костел Рождества Господня на Стогах? С кем я вообще разговариваю? Викарий какой? У вас же должно быть имя, да?

Люция замерла. Из трубки доносился сигнал прерванного соединения. Надсмотрщица подошла к девушке, вынула у нее из рук трубку и повесила на место.

– Это все? – Женщина скрупулезно, узел за узлом распутала телефонный провод. Видимо, она давно здесь работала, ее мало что удивляло. Она внимательно посмотрела на подозреваемую, после чего легонько похлопала ее по плечу, как бы желая подбодрить. В какую-то секунду Люции показалось, что в глазах женщины мелькнуло сочувствие.

– Бросил трубку, – произнесла она дрожащим голосом.

Люция рассчитывала на то, что дежурная сделает что-то, чтобы помочь ей, но та молчала, всем своим видом давала понять, что спешит заняться другими своими обязанностями. Закончив с проводом, вызвала кнопкой конвойных и начала складывать документы в папку. Ланге продолжала говорить сама с собой, все больше заводясь.

– Ведь этот несчастный ксендз-стажер не передаст того, о чем я его просила. Он этого не сделает! Господи, на что я рассчитывала? Подробно расспросил обо всем, а теперь наплюет на меня.

Она закрыла лицо руками. Из-под них доносилось шмыганье носом, что-то между всхлипами и хохотом. Вдруг Люция вскочила, пытаясь схватить за плечо выходящую надзирательницу, но та уверенным движением отодвинула подозреваемую на безопасное расстояние. Люция с грохотом упала на пол. Каблук сломался окончательно. Когда полицейская протянула руку, чтобы помочь девушке встать, та отстранилась и свернулась клубком в углу.

– Извините, – прошептала она смиренно.

Женщина в форме уверенным движением подняла Люцию и усадила на стул. Ее голос перестал быть приятным. Видимо, лимит терпения, предназначенного для общения с Люцией, был исчерпан.

– Не двигаться, – приказала дежурная. – И больше никаких выходок, не ухудшай свое и без того незавидное положение.

Залусская не сразу поняла, чем вызвано компульсивное поведение подозреваемой. В окно для наблюдений невозможно было разглядеть детали. Только после того, как Люция подняла голову, профайлер поняла, что атака на дежурную была жестом абсолютного, признанного поражения. Она жестом показала Духу, что ей необходимо поговорить с девушкой. Он сам пытался сделать это около часа назад, но безуспешно. Было решено подождать несколько часов прежде, чем повторить попытку. Но сейчас Саша изменила мнение: надо ковать железо, пока горячо. Подозреваемая отказалась от дачи показаний, упорно не признавала свою вину. Алиби у нее не было. Мотив слабоват, но за неимением других данных следователи были вынуждены придерживаться того, что есть. Ограбление плюс месть за обвинение в краже. Если прокуратура правильно это подаст, суд без проблем примет дело. У них есть показания чудом уцелевшей жертвы. Для прессы это было бы очень эффектно, для профессионалов – скользко, никаких доказательств. Однако этого было достаточно для того, чтобы задержать подозреваемую на сорок восемь часов. За это время нужно было накопать что-то еще, чтобы у суда были основания для ареста Ланге на три месяца.

– Не сейчас. – Дух раздраженно махнул рукой. – Ее адвоката до сих пор нет. Если он не появится в течение пятнадцати минут, то начинаем снятие пальчиков и все такое. Это важнее. После обеда можешь забрать ее в исповедальню.

Саша в очередной раз просматривала текущие материалы дела. Несмотря на муравьиного упорства труды Джекила на месте преступления, список вещдоков оказался короток. Гильза от пистолета 8-го калибра, предположительно газового, каким-то умельцем переделанного в огнестрельный. Следователи распространили по городу слух о том, что разыскивается такой тип пистолета. К сожалению, как никогда, ни одна из шестерок не поддалась искушению заработать несколько сотен. Был еще, правда, отпечаток папиллярных линий указательного пальца правой руки, взятой с ручки входной двери, – единственный, который годился для идентификации, но он точно так же мог принадлежать медикам и полицейским, как и жертвам. Пока было известно лишь то, что отпечаток не принадлежит Люции. Ее отпечатки имелись в базе.

Рядом с трупом Янека Вишневского были обнаружены ключи от «Иглы» и «Игольницы»; одно из колечек было обмотано ярко-розовой нитью мулине – любимый цвет Люции. Залусской казалось странным, что именно полиция увидела здесь связь с подозреваемой. Некоторым мужчинам кажется, что они прекрасно разбираются в женской логике. Хозяин ботинка, отпечаток которого был оставлен перед входом в клуб, тоже не установлен. Наконец, имелась еще голубая перчатка с заклепками. Дамская митенка из тонкой кожи, размер М. Вплоть до недавнего времени она была, наверное, очень стильной вещью. Сейчас помятый и перепачканный некой бурой субстанцией аксессуар напоминал грязную ветошь. Не считая гильзы, это было главное вещественное доказательство. Сначала возникло предположение, что перчатка принадлежит жертве. Но вторая перчатка, скорее всего составляющая пару первой, обнаружилась в квартире Ланге. Джекилу удалось снять с перчатки образцы крови жертв, а также кровь третьего, неизвестного пока человека. Немного, всего каплю. Снимать отпечатки папиллярных линий с такого материала не было смысла, они все равно не годились бы для сравнения. Но запаха и биологических следов было достаточно. Все с надеждой ждали результатов анализа ДНК. Если они совпадут с генетическим кодом Люции, им, возможно, удастся избежать громкого судебного процесса под прицелом СМИ, присутствия которых можно было ожидать уже на ближайшем заседании. Занимательной игры под названием «бабушка надвое сказала», то есть судебного разбирательства, боялись все. Убийство публичного человека всегда вызывает резонанс, поэтому в течение всего судебного процесса это дело будет главной новостью всех СМИ. Духновскому звонили сверху, наблюдали за каждым его действием. Сегодня умничал даже пресс-секретать. Все твердили ему одно и то же, как будто Дух работал здесь первый день: «Мы не имеем права на ошибку».

– Я или докажу вину этой барменши так, что комар носа не подточит, или мы все получим по ушам. Нельзя довести дело до показательного судебного процесса, – заявила прокурор Зюлковская. Она делала все, чтобы как можно быстрее бросить Люцию на растерзание прессе. Утверждала, что всегда найдется какой-нибудь доброжелатель, готовый донести на эксцентричную подругу. Хорошо, что ее начальник Ежи Межевский запретил проведение пресс-конференции прежде, чем будут готовы результаты ДНК-тестов.

– Чем дольше нам удастся держать эту информацию в тайне, тем лучше для следствия.

Дух вздохнул с облегчением: среди обвинителей все еще попадаются здравомыслящие люди. Он относился к Межевскому с уважением, поскольку считал его лучшим прокурором Польши.

– Лялька, откуда я тебе возьму точные доказательства? – возмутился Духновский. Ему не хотелось долгих объяснений. Он был в два раза старше ее. Ведь она была там, видела все это. – Тот, кто стрелял в певца, не оставил почти никаких следов, а если даже и были какие-нибудь, то их затоптали приехавшие полицейские и медики, которые спасали жизнь Изы Козак. Все преступление совершилось за каких-то пятнадцать минут, и убийца удалился из клуба очень быстро, никто не видел его и не слышал. Это означало, что у него или были сообщники, или что-то важное упущено из виду. Невидимых людей не бывает.

– Я о том и говорю! – ухватилась за эту гипотезу прокурорша. – Ланге хорошо ориентировалась в клубе и близлежащем районе. Знала, где они держат деньги. У нее был конфликт с жертвой. Купила ствол на черном рынке. Вошла, выстрелила, убежала. Может, и был какой-то сообщник, который стоял на шухере. Прижмите ее!

– На каком черном рынке? – Духновский схватился за голову. – Этот ствол стар, как каменный уголь. Даже мне вряд ли удалось бы найти такое.

– Вот вам ордера на обыски везде, где потребуется. Проверьте ее квартиру, родителей, любовников. Где-то же она должна была спрятать этот пистолет, – напирала Зюлковская.

– Дитя мое, не учи меня, как мне проводить расследование! – не выдержал Духновский. – Я делаю все возможное и работал в этой фирме, когда ты еще писала в памперсы. Собственно, даже когда еще не было памперсов, я уже бегал на осмотры мест преступления.

Он хотел бросить трубку, но сдержался, боясь, что и так перегнул палку. Прокурор проглотила обиду, она была профессионалом и знала, насколько неблагодарна ее роль. Эдита отдавала себе отчет в том, что работает с лучшим следователем отдела. Дух, хотя часто бывал резок и не слишком приятен в общении, хорошо разбирался в том, что делает. Собственно, все то, что она сочла нужным, было сделано в самом начале. Тетка задержанной чуть не лишилась чувств при виде нескольких полицейских в штатском, которые еще в тот самый день ворвались в ее квартиру на Хельской. Тетка клялась, что не видела племянницу уже несколько недель, но они все равно прошмонали бывшую комнату Люции и все остальные помещения в квартире. Пистолет найден не был.

Собственно, никто на положительный результат и не рассчитывал. Каждый убийца знает, что оружие лучше всего разобрать на части. Следователи предположили, что ствол закопан в лесу, дюнах либо выброшен в море. Обыскали залив и территорию вокруг волнореза, но нашли только кучу металлолома и несколько трупов животных. Между делом организовали ночлег в вытрезвителе паре подмерзших забулдыг. Наконец, сделали ставки на допрос свидетелей. Надеялись на то, что в Пасху кто-то все-таки должен был видеть девушку, выбегающую из «Иглы». Может, кто-то слышал выстрелы? Допросили всех жителей соседних домов, постучали в каждую квартиру. Никто, ничего. Пришлось смириться с тем, что люди были слишком заняты праздничными хлопотами и отсутствием электричества, чтобы заметить убегающую барменшу, пусть и с пистолетом в руке. Одиннадцать человек чуть ли не сутки потратили на просмотр всех доступных видеозаписей мониторинга. Как оказалось, тем утром, кроме примерных христиан, в основном пенсионного возраста, на улицах не было никаких других прохожих.

– Только толпы бабок в мохеровых беретах, – услышал Духновский. Он без энтузиазма просматривал список установленных личных данных людей, возвращавшихся с мессы в районе улиц Пулаского, Монте-Кассино, Бема, Шопена или Хроброго. Проверили все проезжавшие там автомобили. Их тоже было немного. Большинство – приезжие или городские службы. Было решено, что убийца, видимо, удалилась пешком, между домами.

– Может, она переоделась и слилась с толпой? – предположила молодая сотрудница, указывая на группу людей на автобусной остановке. У одной из бабушек лицо было закрыто шарфом.

Данную версию тоже проверили. В связи с этим все материалы были проанализированы заново. Многие из людей были допрошены дома, в своих квартирах. Полицейские вернулись оттуда с полными желудками, но с пустыми блокнотами. Никто не опознал Люцию и не видел никого подозрительного. Весь отдел соглашался с тем, что это как минимум странно. В старой части Сопота – все близко, все под рукой. Это не агломерация, где можно сохранить анонимность, как, допустим, в Силезии или в Варшаве.

– Испарилась она, что ли? – психовал Дух. – Может, она и не уходила далеко? Притаилась где-то и только после того, как все утихло, вышла из укромного места. Это было бы не лишено смысла. А может, просто…

– Ее там не было, – рискнула предположить Саша. – Она сама не стреляла, а поручила это профессионалам? Потому и молчит. У нее могли быть такие знакомые, благодаря работе в этом баре. Убийца собрал гильзы и профессионально удалился. Только вот не добил женщину… Возможно, не очень опытный. Взял халтуру, сидит сейчас где-то и пьет, боится, что арестуют.

– Бред! Мы проверили эту версию. – Дух категорично мотнул головой, но она знала, что он уже думал об этом, только не хотел признаться, так как это означало бы, что направление выбрано неверно. – Было кое-что еще, явно указывающее на то, что Люция связана с этим делом. Даже если она сама не стреляла, то, возможно, знала, кто мог бы это сделать. Буль утверждал, что из сейфа пропали тридцать тысяч злотых. Он переписал номера банкнотов. Именно такую сумму нашли у задержанной. Номера совпадали.

– Это барменша. Украла деньги, ее накрыли, потому она их и убила. Но ей не повезло, так как не добила одну из жертв. Наверное, патронов не хватило, – упиралась прокурор.

– А зачем Буль их переписал? – размышляла вслух Залусская. – Эти номера. Странно. Почему он записал именно эти? Вы спрашивали?

– Почему? – Прокурорша запнулась и перевела взгляд на Духновского.

– Его уже обворовывали. Он всегда переписывал номера, прежде чем отвезти в банк. Так он утверждает, – последовал ответ.

– Ланге не знала об этом? – Саша сняла очки и потерла уставшие глаза. – Она давно там работала. Мне кажется, что-то тут не пляшет. Она не украла бы деньги, которые так легко идентифицировать.

– Пляшет или нет, она сидит у нас в обезьяннике. – Духновский закончил дисскуссию и встал, собираясь уходить.

Саша послушно двинулась за ним.

– А этот Буль? – спросила она, когда они уже были в коридоре. – Его вы не взяли?

– Мне ничего об этом не известно. – Духновский сунул в рот жвачку. – У него алиби от жены. Если что, то я в любой момент готов надеть ему симпатичные блестящие браслеты. Но пока у нас есть только эта Ланге. Неплохая фамилия для преступницы, да?

– Значительно лучше, чем Буль, – пробормотала Саша. – Хотя ты прав, сначала займемся девицей. Может, они действовали вместе?

Если Иза Козак не откажется от своих показаний, судебный процесс Люции гарантирован. Это был неплохой результат для двухдневного расследования. Хотя, если сообразительный адвокат опротестует предположение о том, что перчатка была оставлена убийцей, дело треснет по швам, потому что Люция, работая в этом клубе, могла потерять ее раньше. Одних только показаний Изы будет недостаточно, зря она сказала о револьвере. И все это сегодня утром Дух рассказал своему начальству, а потом повторил прокурорше.

– А мини-сейф? – упиралась Эдита Зюлковская.

– Какой мини-сейф?

– Для денег. Мотив – ограбление, это ключевой момент. Раз уж мы хватаемся за эти запахи.

– Эдита, – вздохнул сдавшийся Духновский, – мы уже проработали эту версию. На нем нет запаха. Бухвиц все снял, как ты просила, но это металл. Не очень хороший носитель. Но, если хочешь, мы можем проделать этот эксперимент лично для тебя.

– Хочу, – заявила она. – И отпечатки пальцев.

– Ее пальцев там нет, – парировал Дух.

– Какой-нибудь волос? У нее же длинные волосы. Биологические следы?

– Ничего нет. Сейф был чистый.

– Ладно, придется лезть в осмологию. Но стоит только лишиться хотя бы одного звена – вся цепочка летит к чертям собачьим. – Прокурор не скрывала недовольства.

– Я дам знать, когда появятся новые обстоятельства. – Дух с облегчением закончил дискуссию.

Потом он проинформировал Сашу, что думает по поводу такого подхода к следствию.

– Чему ты удивляешься, девочка борется за то, чтобы усидеть на этом кресле.

– Недавно она спалила мне дело карманников. Полгода мы копали под одну группу. Эдя получила их на блюдечке и всех выпустила. И это прокурор?

– Подай на нее в суд.

Духновский громко рассмеялся:

– Ее мужик – шишка в Гданьском совете адвокатов. А подруга заседает в той комисии, которая бы расследовала ее дело. Это банда.

– Ну, с таким подходом к делу далеко не уедешь.

– Я просто не хочу в этом участвовать. От геройства я уже давно излечился. А вот людей жалко. Они пашут как проклятые, а эта дура отпускает воров. Сизифов труд. – Дух огляделся. – Ну и где этот адвокат?

– И что же за знаменитость взяла под крыло нашу несчастную? – поинтересовалась Саша.

Дух пощелкал себя по шее, показыывая, что адвокат любит выпить, а потом стал изображать, будто ковыляет с тростью.

– Мартиняк? – удивилась профайлер. – Он еще работает? Как он читает материалы? Он же ничего не видит.

– Вроде как зрение у него улучшилось. Меньше пьет. Тростью по-прежнему пользуется, но только тогда, когда ходит в суд, – производит впечатление на присяжных. По идее, он должен быть через пятнадцать минут. Ассистентка сообщила, что он выехал из канцелярии. То есть это значит, что защитник скорее трезв, чем пьян.

– Ага, а я – танкистка. К сожалению, помню его по старым сопотским злачным местам. Бедная девка, можно считать, что у нее вообще нет адвоката.

– Что ты, Мартиняк не пьет уже целый год. Сила воли.

– Попробуй силой воли остановить понос.

Духновский смерил ее ледяным взглядом:

– Ты считаешь, что это смешно?

– Я вульгарная?

– Как минимум.

Ему удалось смутить ее.

– Нельзя смеяться над больными людьми. – Саша задумалась на минутку. – Силой воли алкоголика не вылечишь. Он должен понять, что необходима терапия, и пройти ее. Ладно, не важно. Кому это интересно?

Духновский воздержался от ответа, а Залусская оценила его молчание.

– В таком случае дай мне только пятнадцать минут. Я проверю ее на детекторе лжи, – попросила она. – Если прибудет адвокат, задержи его как-нибудь.

Дух поднял бровь, а потом, к ее удивлению, кивнул в знак одобрения. Казалось, что он заинтригован.

– Десять минут, – объявил он, хитро прищурившись.

– Двенадцать – и забирайте. – Саша выудила из сумки сигареты и диктофон, положила их в карман куртки, потом подняла голову и сказала: – Мартиняк не приедет. Это все потому так тянется, что кто-то тасует карты. Эта девочка не стала бы убивать ради тридцати тысяч, к тому же пронумерованных. Тут дело в чем-то другом. Кто-то оплатит ей дорогого, известного адвоката. Будь начеку, Дух.

– Угу, – промычал Дух. – Давай погадаем. Откуда ты можешь это знать?

– У этой фирмы миллионные обороты. И дело вообще не в клубе. Это разборки. А девочка – прекрасный козел отпущения. Может быть, ее и посадят, но это только верхушка айсберга.

– Ай, да ну тебя, Залусская. Далеко не каждое дело – международный заговор. Фильмов ты, что ли, насмотрелась в этой своей Англии? Алло, мы здесь кукуем на выселках.

– Спорим, что вместо Мартиняка приедет адвокат из первой лиги?

– К этой? – Духновский недоверчиво покачал головой и протянул руку, принимая пари.

Залусская неуверенно пожала руку и уже пожалела о том, что сказала.

– На бутылку? – предложил он.

Он дразнил ее, Саша понимала это.

– Не те времена, – произнесла она твердо. – На одно желание. У каждого свое.

– Все равно какое?

Она рассмеялась. Духновский тоже улыбнулся.

– Это не она, – блефовала Залусская. – Если бы это была она, то у нас не было бы второй перчатки. Кроме того, кому-то очень нужно навести нас на ложный след. Вы – как хотите, но я не дам себя спровоцировать. Надо мыслить трезво.

Духновский скривился, он не верил в эту ее теорию.

– Тебе, по-моему, везде мерещатся хитроумные убийцы, предвидящие твое явление и участие в деле. Но они, в большинстве своем, примитивны, а истории повторяются почти один в один. Неблагополучие, алкоголь, насилие, безденежье. И без профайлера все ясно. Достаточно многих лет стажа в этом дурдоме и экскурсий по местам преступлений.

– Я проверила ее досье, – перебила его Саша. – Она далеко не дура. Если бы она сделала это, то не сидела бы вчера в этой своей съемной конуре и не ждала трубочистов[23]23
  Трубочисты – в полицейском сленге: антитеррористы, отряд особого назначения. (Примеч. авт.)


[Закрыть]. Собственно, я сейчас это выясню, даже если она не ответит.

– Интересная теория. – Духновский зевнул и включил секундомер в электронных часах. – Время идет.

Залусская застегнула молнию потертой замшевой куртки до самого подбородка, подняла воротник. Уверенным шагом она вошла в комнату для допросов. У нее в запасе осталось одиннадцать минут и сорок секунд, чтобы без вариографа провести Люции тест Гвинера. Эта тактика допроса незаслуженно редко применяется в Польше, но в Великобритании, например, пользуется большим успехом. Так называемый психологический детектор лжи.

Как только они уперлись друг в друга оценивающим взглядом, Саша уже знала, что эта девушка не из тех, кто падает на дно. Люция лишь старалась произвести впечатление бунтарки, но внутри ее пряталась маленькая девочка, единственным грехом которой было неверие в себя. Ее имидж говорил о ней многое. Конечно, нельзя было не заметить татуировки, пирсинг над губой или асимметрично выстриженные волосы с длинной прядью, покрашенной в отчаянно-розовый цвет. Все это говорило: не подходи, кусаюсь. Саша, однако, была уверена, что Люция – человек исключительно организованный, а ее эксцентричная маска нужна для того, чтобы отпугивать, мешать сближению. Люция, по-видимому, очень строга к себе. Наверняка старается выполнять любые обязанности с точностью перфекциониста, пристально контролирует себя и бывает очень довольна, если ей удается осуществить задуманное пункт за пунктом. В определенном смысле эта характеристика согласовалась с профайлом преступника. Стрелок из «Иглы» тоже представлялся организованным, расчетливым и умным, а прежде всего – по мнению Саши – он не профессиональный киллер. Но все это означало, что Люция могла убить Вишневского.

Кроме того, у этой девушки были свои амбиции. Саша видела ее фотографии и интернет-журнал Mega*Zine Lost & Found, который она делала бесплатно, ради собственного удовольствия. Все это было очень профессионально и с большим вкусом. Она могла бы стать отличным аниматором в сфере культуры и только из-за отсутствия веры в себя работала в клубе. А может быть, существовал какой-то другой повод? Деньги? В любом случае Саша была уверена: падение на дно Люции не грозит, она уже побывала там. Сейчас должно быть только лучше, несмотря на то что признаки этого пока не обнаруживались. Ей был знаком такой тип женщин, она сама была такой.

– Говорят, что людей с двумя татуировками можно встретить очень редко. – Саша положила на столике диктофон и пачку R1, которую принялась очень медленно открывать. – Обычно, сделав первую, или останавливаются на этом, или сразу же появляется вторая, а следом третья и четвертая… Всегда найдется повод для того, чтобы сделать следующую. Это так?

Люция подняла голову. Она взглянула на диктофон, он был выключен. Саша заметила в уголках губ подозреваемой ироничную гримасу.

– Брехня, – с вызовом произнесла Люция. Обе знали, что это правда. – Я отказалась от дачи показаний, – добавила она уже спокойнее.

– Мы не будем говорить о деле. Если только ты сама не захочешь, – заверила ее Саша и довольно улыбнулась. Люция легко поддалась. Когда она врала, была спокойной, сосредоточенной. Смотрела профайлеру прямо в глаза. Большинство людей так маскируется. Им кажется, что они при этом выглядят наиболее искренне. Это совсем не так. Саша не переносила слова «интуиция». В полицейской среде оно имело слишком амбивалентные коннотации, хотя большинство сотрудников ежедневно полагались на интуицию. Но в работе с людьми интуиция плюс трезвая оценка фактов всегда приносили результаты. Жизнь – это ежедневный допрос, вот только слушать здесь недостаточно. Необходимо также видеть. Тогда ты не только слушаешь, но и слышишь. – Я так и не решилась разукраситься, – продолжала Саша. Слегка смяв сигарету по всей длине, она сунула ее в рот и прикурила, после чего подвинула пачку в сторону Люции. Девушка взяла одну. – Именно потому, что быстро впадаю в зависимость, не могу остановиться.

Люция натянула рукав, пытаясь скрыть татуировку на кисти. Язык огня, извергающийся из пасти дракона, все равно был виден.

– Твой адвокат уже в дороге. – Саша подала подозреваемой зажигалку.

Залусская поставила себе стул и села близко к Люции, очень близко. До нее донеслись запах пота и звук учащенного дыхания. Люция тут же отодвинулась на несколько сантиметров. Саша опять переставила стул.

– В твоей семье мужики – гниловатая публика? – Саша ударила в самое слабое, по ее мнению, место. – К этой плеяде можно отнести и твоего бывшего мужа. Он заслужил свои мухоморы, но почему ты решила наказать и его новую женщину? Я читала дело. Кстати, жаль, что ты не дала рецепт.

Люция сглотнула и отвернулась. Саше казалось, что девушка сейчас скажет правду, хотя разговор был для нее мучительным. Однако она молчала, еще плотнее закрывшись в своей скорлупе.

– Ты не виновата. – Саша встала. – Генограмма. Мультиплицирующаяся в роду ошибка. Я знаю это по собственному опыту и наблюдениям.