Текст книги "Призраки Белой крепости"

Антон знал Серебряную как никто другой. Он научился понимать ее с полуслова, угадывать потаенные желания, которые рождались в ее сознании. Он мог окружить ее ожившими грезами, подарить кусочек луны на фарфоровом блюдечке, поймать «синюю птицу» за хвост и принести любимой в золотой клетке, прочно запертой на замок. Но, к сожалению, оградить ее от реальных опасностей, от многочисленных превратностей жизни воителя, от горестей и стрессов он был не в состоянии. Играючи делать шаг в сторону от булыжника, летящего в голову, уклоняться от пуль, направленных в сердце, выходить сухим из воды, сильной рукой останавливать стихию, способную поглотить без остатка, – это были таланты Максима. Бордовый сумел стать для Алины стеной, за которой можно спрятаться от любой невзгоды, в то время как Зеленый был для нее кислородом, необходимым каждой клеточке тела, чтобы жить. Антон отдал бы все на свете, чтобы этого оказалось достаточно, но понимал, что любой женщине прежде всего нужен человек, который убережет ее от ударов судьбы. Он старался измениться и стать более похожим на брата, но оттого терял себя. Иногда ситуация казалась ему безвыходной, но один взгляд любимых глаз менял его ощущение действительности, и он мог только наслаждаться любовью, которой так щедро одарили его небеса.

Как видели Серебряную остальные? Кем она стала для них? Какую роль играла в их сплоченном коллективе? На этот вопрос Антон не сумел бы ответить однозначно, хотя прекрасно знал место каждого из них и мог четко определить его.

Стас был их головой, двигательным центром, щитом. Страстная натура, скрытая под маской спокойствия, огромный ум, запертый в рамки долга. Черный был абсолютно надежен. Идеальный товарищ и наставник, чей опыт не имел цены. Он не знал, что такое кинжал в спину и ненавидел интриги, но прекрасно умел плести их, коли возникала необходимость. Он знал все и обо всем, в его памяти хранились ответы на любые вопросы. На главу можно было положиться больше, чем на себя самого. Дружба с таким человеком делала честь. Для Антона Стас стал вторым отцом, которого он уважал, которого любил и которому подчинялся. Зеленый знал, что сходные чувства к Черному питают остальные ребята. Это было естественно, по-другому просто не могло быть.

Лиза стала душой их группы. Нежная и мягкая, она не имела прочного стержня, который бывает внутри у других. Она умела слушать и мало говорила, никому не навязывала своего мнения и всегда принимала точку зрения собеседника. Она обладала тонким внутренним миром и огромной глубиной чувств, которые всегда оставались скрыты от окружающих за внешней оболочкой спокойствия и рассудительности. Она не считала свои страдания первостепенными и никогда не зацикливалась на себе. О существовании эгоизма Голубая даже не подозревала. Она думала о близких и их нуждах, порой становясь жертвой собственной альтруизма. Лиза могла отказаться от последней рубашки, чтобы согреть кого-то, кто был ей дорог, могла потратить целые выходные, чтобы приготовить ужин и вызвать улыбки на лицах любимых. Она имела магический дар, но не обладала амбициями, чтобы пожелать воспользоваться им иначе, чем для самообороны или помощи нуждающимся. Она ненавидела убивать, но не мыслила себя вдали от скрытого мира, живя в котором, как она искренне считала, приносит пользу всему человечеству. Ее мир был соткан из добра. Ее вселенная принадлежала Линде. Ее богом был Стас. Ее архангелами являлись друзья. В какой-то степени Лиза стала матерью для каждого в их небольшом коллективе. Ее все любили и старались беречь.

Хадижа была сердцем группы. Чувствительная, сентиментальная, склонная все преувеличивать, она находила подход к каждому благодаря своей детской непосредственности. Она была ребенком, которому не суждено повзрослеть. Она душой болела за всех, принимая неприятности каждого на себя. Она умела искренне плакать и так же самозабвенно предавалась радостям. Она была человеком толпы, для которого самое страшное наказание – одиночество. Те, кто не знал ее близко, могли посчитать Розовую порочной, путая развращенность с открытостью, греховность с умением наслаждаться всеми сторонами бытия. Для Антона Хадижа была любимой младшей сестричкой, которую хотелось усадить на колени и успокоить, когда черные глаза заволакивала пелена печали, или отшлепать, когда ее непосредственность переходила рамки приличия.

Роберт был эндорфином группы, ее бессменным тонизатором. Его мир искрился светом, он не знал, что такое тоска, не умел предаваться грусти, никогда не унывал. Он умел возводить все низменное и греховное на уровень возвышенного, мог поднять настроение в день великой скорби, раскрасить серую рутину во все оттенки радуги. Он не ведал парализующего душу страха и не боялся смерти, потому что не сомневался: за гранью его ждет вечная пирушка, на которой никогда не подадут паленый бренди. Но никто так не ценил бренное существование в плотской оболочке, как он. Оранжевый любил игры, и жизнь для него была лишь модифицированной версией покера, в которой не лишнее иной раз сплутовать. Алкоголь, красивые женщины, шумные вечеринки – это была его реальность, которая вращалась вокруг Хадижи. Даже изменяя ей, он делал это во имя нее. Роберт кидался в бой, не будучи ни самым сильным, ни самым опытным, ни самым умелым. Он воспринимал сложнейшие воинские операции как очередной квест в реальности, который надо выполнить любой ценой, как еще одну партию в карты, которую нельзя продуть. Иногда инстинкт самосохранения вопил в нем, заставляя сердце испуганно биться, но даже самая большая порция адреналина не вредила ему, скорее, наоборот, только опасность помогала раскрыться лучшим качествам его натуры. Роберт не знал угрызений совести и сомнений, был способен выполнить любой приказ и, погрузившись по уши в грязь или кровь, выйти из этого болота с улыбкой на лице и без единого пятна на душе. Он как был бандитом с большой дороги, рассекавшим просторы Дикого Запада, так им и остался. Шулер, вор, убийца – он прекрасно знал, что такое честь, дружба, любовь и доброта. Для Антона Роберт был младшим братом – непоседливым, опрометчивым, часто совершающим ошибки, но от того не менее дорогим.

Соня представляла собой разящий меч, зажатый в крепком кулаке, она была яростью группы, дающей силу. Красная стала для друзей вечным раздражителем, который заставлял руки чесаться и вызывал неукротимое желание кому-нибудь врезать. Она не умела быть счастливой и не ведала покоя. В ее венах горел огонь, ее сердце было сделано из пороха. Неистовая внутренняя мощь металась в душе этой неистовой женщины и не находила выхода. Ее нервы были натянутыми струнами, готовыми лопнуть в любой момент. Ее суть являлась сутью монстра, возможно более страшного, чем любой из оборотней. Соня была по-настоящему жестокой и не умела сопереживать. Она не знала слова «жалость», получала удовольствие от мучений других людей и видела неизъяснимую прелесть в убийстве. Она привыкла быть лучшей как в сражении, так и на балу. Жизнь виделась ей нескончаемым боем, люди – врагами. Ее мир разрывали на части стихии, представлявшие собой нескончаемую войну страстей. И тем не менее Соня умела любить со всем пылом, свойственным сильной натуре. Этому чувству, как и любому другому, она отдавалась вся без остатка, но его проявления ничем не отличались от проявлений ненависти. Она могла убить любя и вознести на трон ненавидя. Такие, как Соня, творили историю, сокрушали цивилизации, испепеляли пространства и преодолевали время, но каждое новое действие, даже самое незначительное, сжигало частичку ее самой. Она не могла сломаться, потому что внутри нее не было стержня, там буйствовал хаос, который являлся началом всего и должен был стать концом. В ее силах было удержать на плечах гору, но она не стала бы даже пытаться ухватить ладонью пылинку. Красная сама создала себе жизненные принципы, которым следовала неукоснительно. Она была целомудренной, хотя в душе являлась отъявленной распутницей. Она стала верной женой, хотя могла бы быть самой падшей из шлюх, она служила свету, хотя каждая клеточка ее тела принадлежала тьме. Соня была бомбой замедленного действия, которая могла в любой момент взорваться, погребя под осколками всех, кого она любила. Иметь такого друга – огромная удача и тяжкий крест. Для Антона Красная была опасной кузиной, которую в глубине души он побаивался, но все равно обожал и восхищался.

Влад служил противовесом для своей жены, голосом здравого смысла, сильнодействующим успокоительным, к которому частенько прибегали все члены их группы, даже не догадываясь об этом. Он являлся флегматиком на все сто процентов. Фиолетовый никогда не терял головы, всегда выбирал прямой путь, не задумываясь над опасностями, которые его там поджидали, и не рассчитывал обрести почести за свои заслуги. Он просто жил, дышал, думал. Он был таким, какой есть, ничего не скрывал, никому не завидовал, не желал того, что не принадлежало бы ему всецело. Он не упускал шансов, если они летели ему в руки, но только единожды потянулся к чему-то, что находилось в недосягаемой дали. В тот раз он женился на Соне и всегда считал это самой большой удачей в своей жизни, потому что только ее огонь мог растопить лед его холодной натуры. Влад не любил много говорить и действовал только тогда, когда это было необходимо. Он не ведал лени, но и жажда бурной деятельности была ему незнакома. Он мог понять каждого, но никогда не испытывал тех страстей, которые одним кружили головы, других доводили до могилы или возносили на вершины счастья. Влад обладал чувством юмора, но не позволял себе высмеивать все и всех. Он умел находить решения сложных задач, но старался не оказываться в центре внимания и терпеть не мог ответственности. Он дорожил жизнью, даже не догадываясь о существовании большинства ее сторон. Он был способен совершить подвиг, которым Дюма прославил своих мушкетеров, когда отправил их обедать на стены Ла Рашели под обстрел гугенотов. И ни единый мускул не дрогнул бы на лице бесстрашного воителя, когда пули засвистели бы возле его виска. Влад был героем, но никогда не ощущал себя таковым. Он был философом до мозга костей и стоически переносил любые тяготы, впрочем не пренебрегая удовольствиями. Смерть для него была чем-то естественным, хоть и неизвестным. Как любой другой неизбежности, Фиолетовый ее не боялся. Ему никогда не приходилось делать выбора. Он не знал, что такое максимализм и счастливо избежал бунтарства даже в юные годы. Он мог сделать карьеру абсолютно в любой сфере, потому что обладал способностями ко всему на свете в равной мере и ни к чему не питал чрезмерной склонности. Жизнь полностью его устраивала, но сложись она иначе, он вряд ли заметил бы разницу. Влад был прекрасным танцором, великолепным воином, интересным собеседником, верным другом и великодушным мужем. Он был полон обаяния и в то же время всегда оставался хладнокровным. Он не был расчетливым, но никогда не делал сомнительных ставок. Он не любил рисковать и не играл в азартные игры. Он был мудр редкой житейской мудростью и при том не умел глядеть в корень, видеть подоплеку событий или различать истинную сущность окружавших его людей. Его вполне удовлетворяли маски, хотя сам он никогда не использовал ни одной. Влад был поводырем Сони, которая не смогла бы найти спутника жизни менее похожего на себя, но более подходящего ей. Он являлся лучшим другом Стаса, уравновешивая присущую тому страстность и вспыльчивость, позволял Черному отдыхать душой в тихой гавани своей неиссякаемой флегмы. Для Антона Влад был любимым дядюшкой, с которым всегда уютно и приятно, но никогда не бывает по-настоящему весело, ведь от почтенного господина никто не ожидает безумств.

Телом их группы был Максим. Даже сейчас, обратившись в вампира, он продолжал оставаться кровью и плотью компании, связанной переплетением нитей колдовского знака. Он был близнецом Антона, но не обладал ни его склонностью к созерцанию, ни свойственным Зеленому душевными терзаниями. Макс не казался, а был человеком действия – решительным, сильным, неколебимым. Бордовый во многом походил на Роберта, но в отличие от товарища никогда не позволил бы себе опуститься на дно даже для того, чтобы отыскать там сокровища. Нет, Максим не боялся грязи, но искренне ее не любил. Он знал порок не понаслышке, но предпочитал держаться от него подальше. Он обожал роскошь и красоту, ощущал себя живым лишь во время боя и предпочитал хорошую схватку романтике отношений. Бордовый умел рисковать и всегда выигрывал. Он жил здесь и сейчас, не вспоминая прошлого и не заботясь о будущем. И умирал он так же – без сомнений и раздумий. Только смерть, напуганная его энергией, не желала забирать этого суматошного парня, уже дважды вырванного из ее цепких когтей и возвращенного в подлунный мир волей слепого случая. Макс, даже будучи человеком, являлся одним из самых сильных членов их группы. Возможно, потому что только он единственный действительно выбрал тот путь, для которого был рожден. Ни разу он не усомнился в своем предназначении. Его уделом была война. Он мог убивать ради славы своего полководца, но в отличие от Роберта никогда не унизился бы до этого ради пополнения кошелька. Высоких целей у Макса не было, как не было и сколько-нибудь значимой идеологии. Его мир ограничивался материальной реальностью, какой он знал ее с детства. Только магическая история имела для него значение. Смертные интересовали его в качестве поваров, кормивших его чудесными блюдами, дизайнеров, создающих любимую им одежду или украшения, они конструировали машины, в которых он обожал гонять на недозволенной скорости, открывали ночные клубы, где он зависал сутки напролет, рожали хорошеньких женщин, готовых доставлять ему удовольствие… в конце концов, именно кровь смертных стала его излюбленным лакомством с тех пор, как сам он превратился в вампира. Максим мог защищать их, не колеблясь, отдал бы за них жизнь, но никогда не ощущал себя одним целым с простыми людьми, потому что сам с рождения принадлежал другому миру. Обаяшка и душа компании, весельчак и заводила, он являлся именно тем, кем добровольно и полностью, понимая последствия, решил стать. Учитывая особенности его характера, он сделал верный выбор. Бордовый знал, куда должен идти, и был готов вести за собой. Его взор ни разу не застилала повязка из чувств и сомнений, так часто мешавшая Антону трезво оценивать ситуацию. Он был прекрасным другом и еще лучшим приятелем, его золотые глаза вскружили головы многих дам, но никто не запал в его сердце достаточно глубоко, и сам он редко внушал неистовые страсти своим прекрасным партнершам, чьи имена стирались из его памяти с наступлением рассвета. Максим боготворил Алину, но она не стала для него вселенной. Он смог без колебаний уступить жену брату, которого всегда считал кем-то намного лучшим, и радел о его счастье больше, чем о своем собственном. Иногда Антону казалось, что из них двоих старший именно Макс. Он относился к близнецу с уважением и любовью, которую тот заслуживал.

Сам Антон был интуицией группы. Природная способность к эмпатии делала его незаменимым, а склонность к созерцательности позволяла смотреть в глубь вещей и замечать то, что порой не видели даже умудренные опытом и покорившие все вершины бытия маги. Антон обожал жизнь, но видел ее с иного ракурса, нежели остальные. Он много читал и знал то, о чем другие даже не подозревали. Порой ему казалось, что события, произошедшие много столетий назад или даже случившиеся лишь в воображении давно канувшего в Лету романиста, намного реальней всего, что окружает его в настоящем. Он жил словно во сне, и только встреча с Алиной смогла пробудить его от многолетней спячки. Его мир был наполнен яркими красками, но Зеленый находился не в его центре, а как бы на периферии, откуда было легко наблюдать, но сложно действовать. Если бы он решился перешагнуть невидимую грань, отделявшую Антона от круговорота красок вокруг, они спалили бы его дотла. Потому что он не умел чувствовать чуть-чуть, полностью отдавался своим переживаниям и, погрузившись в них, мог пережить любые тяготы реальности, что блестяще доказал его восьмилетний плен в цепких лапах Сантьяго. Зеленый был сильным воином, но предпочел бы стать ученым. Из него вышел бы отличный командир, потому что каждое его решение было многократно обдумано и взвешено, но никогда не хотел возлагать подобную тяжесть себе на плечи, так как принятие окончательного решения всегда давалось ему с трудом, даже если это решение было правильным. Лишь в исключительных ситуациях Антон действовал быстро, и при этом ему не требовались приказы и указания. Часто он просто не слышал их, полагаясь на собственное шестое чувство, заменявшее ему и зрение, и слух. Зеленый предпочитал не видеть того, что неминуемо приходится видеть тому, кто находится на вершине, а именно – обыденность и грязь. Его отпугивало все тривиальное, пошлое. Он ненавидел шаблоны и ярлыки. Мир смертных представлялся ему захватывающим, ибо только скоротечность жизни могла раскрыть в человеке все грани его натуры, вытащить на поверхность все самое лучшее и самое худшее, то есть то, что выделяет личность из толпы. В отличие от брата Антон считал, что мир бессмертных скучен и однообразен, полон фальши и лицемерия и потому инстинктивно чурался его, даже зная, что в нем сокрыты бриллианты-чудеса, никем не распознанные и порой сами не подозревающие о своем предназначении. Зеленого интересовали души, а не тела, суть, а не оболочка. Он не замечал того, что люди старательно хотели показать ему, сразу заглядывая в те глубины, которые они стремились скрыть. Для остальных Антон был чудаковатым, горячо любимым братом. Они не могли понять его, но восхищались чистотой его натуры и глубиной суждений, которые просто не могли прийти в голову ни флегматичному Владу, ни поверхностному Роберту, ни воинственному Максиму, ни умудренному нелегким опытом Стасу. Каждый из них носил цветные очки, сквозь линзы которых проникали лишь веяния того мира, в котором существовали их плотские оболочки.

Кем же стала для их группы Алина? Сколько ни думал, Антон не смог бы сказать наверняка. Она была как дуновение свежего ветра, ворвавшегося в душную комнату из слегка приоткрытой форточки. Она была отголоском нового мира, в котором все они, дети девятнадцатого века, были глубокими стариками с молодыми телами и горящими вечным огнем глазами. Алина стала для них той ниточкой, что соединяла их дряхлое бессмертие с молодостью современности. В ней теплилась искра настоящей, еще не прожитой жизни. Серебряная обладала всеми качествами, которые характеризовали остальных женщин их группы, и в то же время ни одно из них не было выражено в ней чрезмерно. Антон с легкостью подобрал бы одно-единственное слово для остальных подруг, и оно в полной мере отразило бы внутреннюю суть каждой из них. Так для Сони этим словом была «страсть», для Лизы – «нежность», для Хадижи – «чувствительность». Эти качества делали девушек особенными, ни на кого не похожими, ибо в определенной степени доходили до абсолюта. Алина была обычной девчонкой, которую едва ли кто-то выделит в толпе и запомнит до конца своих дней. Такие, как она, учатся в любой школе, живут по соседству, сидят за столиком напротив в любимом ресторане. Алина – зеркало, в котором при желании можно увидеть черты любой женщины. И в то же время не было никого, кто действительно походил бы на нее. Ибо она была уникальна той самой уникальностью, которая отличает простушку от прославленной героини войны, великой королевы, популярной актрисы. Она не была ни Жанной Д'Арк, ни Екатериной II, ни Мерлин Монро. Но в ней таились силы, непостижимые по своей природе. Она была дочерью, подругой, матерью, любимой. Она не могла похвастаться голливудской внешностью, ломала каблуки на неровной дороге, переживала из-за пятнышка на новом платье, которое появилось неизвестно откуда. Она жила настоящей жизнью, жизнью миллионов, лишь на краткий миг и исключительно по необходимости надевая личину бессмертного воителя. И тогда она превращалась в богиню смерти, танцующую свой древний танец. Алина не была склонна преувеличивать значение обстоятельств или смысл своего существования. Она не возносила себя на неимоверные высоты и не задирала голову слишком высоко. Ее душа представлялась Антону гибким стержнем, который можно согнуть, но невозможно сломать. Она, как Феникс, воскресала из собственного пепла, чтобы в новом воплощении стать еще сильнее, во сто крат прекраснее. Но главное, что было в Серебряной, – это ее способность любить – самозабвенно, без остатка, только один раз. И это больше, чем что-либо другое, делало ее отличной от всех остальных, как от бессмертных воительниц, так и от девчонок из дома напротив. Именно это чистое, светлое, бескорыстное чувство тронуло душу Антона много лет назад. Именно это роднило его тонкую, отрешенную от действительности натуру с ее значительно более реалистичной и прагматичной. Антон понятия не имел, кем была Алина для остальных друзей, но знал, что для него она одна на всем свете, от осознания этого сердце болезненно сжималось в груди.

– Пора спать, мальчики.

Голос Анны с неприятными растянутыми интонациями заставил Антона вздрогнуть. Эта женщина была ему глубоко неприятна. Своей повышенной чувствительностью эмпата он ощущал в ней что-то настолько темное, что перед этим даже тьма, клубившаяся вокруг, казалась почти по-детски безобидной. Зеленый отогнал от себя непрошеные мысли и со спокойным выражением на лице встретил томный взгляд матери Сони, смотревшей на него с нескрываемой иронией. На миг ему показалось, что она может читать его мысли.

За спиной Анны маячил худенький силуэт Лизы, которая была выше своей напарницы почти на голову. Голубая выглядела грустной и подавленной, в отличие от блещущей силами и здоровьем Анны.

Роберт, кряхтя и чертыхаясь, поднялся с земли и, не говоря ни слова, отполз на пару метров в сторону. Не прошло и пяти секунд, как до них донесся его раскатистый храп. Антон хотел предложить заменить Лизу и высидеть еще одну смену, так как сомневался, что сможет заснуть, но посмотрев еще раз в странные голубые глаза Анны, промолчал.

Отойдя на небольшое расстояние, Зеленый растянулся на песке, плечом ощутив прохладное плечо брата. Максим перевернулся во сне. Он чему-то улыбался. От этого на сердце у Антона стало немного светлее. Все эти люди, его друзья, были полны решимости и надежд. Их переполняло желание жить, у каждого были свои радости и горести, свои дела, которые они планировали закончить. Он должен, как и они, отогнать от себя все самые плохие мысли. Должен пустить в сердце веру, которой там уже не осталось. Ему надо идти вперед с гордо поднятой головой, ведь он знал не понаслышке: только духовная сила, помноженная на уверенность в себе, и искреннее желание достичь цели, которое не допускает сомнений, помогают преодолеть любые преграды и совершать то, на что не способен даже самый умелый маг. Эти мысли мелькнули в усталом мозгу Зеленого, который сам не заметил, как погрузился в глубокий сон без сновидений.

Анна достала из походного рюкзака флягу и сделала несколько глубоких глотков. Ее глаза засверкали сильнее, едва жидкость, находившаяся внутри, коснулась губ. Лиза не сомневалась, что в золоченой таре находится не вода, а что-то покрепче. Пить Голубая не хотела – сознание и так уплывало от усталости и тоски по любимому. В целебные свойства водки девушка не верила даже в первой юности, хотя многие ее знакомые именно таким способом снимали стресс. Пустая бутылка из-под бренди, забытая Робертом на песке рядом с постом дежурных, говорила о том, что члены их группы также разделяют популярное заблуждение.

Голубая откинулась на огромный рюкзак и замерла, вслушиваясь в звуки дня, больше походившего на ночь. Ни единого дуновения ветерка не охлаждало кожу, горевшую от жара тьмы, которая была противоположностью привычному землянам теплу, излучаемому солнцем, надежно скрытым плотной пеленой чужой магии.

– Я хотела поговорить с тобой, – сообщила Анна, присаживаясь рядом.

Лиза молча кивнула. Она догадалась об этом, когда темная настояла, чтобы ее смена совпала со сменой Голубой. О чем пойдет речь, девушка не имела ни малейшего представления, но понимала, что Анна считает тему очень важной, раз не решилась обсуждать ее при всех. Лиза не имела оснований не доверять бывшей слуге Сантьяго. Сейчас они находились по одну сторону баррикад, и следовало признать, что опыт, которым обладала древняя воительница, был поистине бесценен. В свою очередь Голубая была готова помочь загадочной женщине, пришедшей из такого далекого прошлого, что не получалось даже вообразить. Оставалось лишь сожалеть, что ее возможности не так велики, как хотелось бы.

– Ты имеешь крупицы дара, – констатировала факт Анна.

Лиза снова кивнула: отрицать это не имело смысла. Меньше суток назад она попыталась бороться с помощью магии с оборотнями и лишь чудом уцелела от мастерства врагов, многократно превосходящего ее умения.

– Почему ты не стала полноценным магом? – спросила темная.

Лиза впервые посмотрела на свою собеседницу, стараясь разглядеть в кромешной тьме выражение ее лица. Подобного вопроса она не ожидала, к тому же не считала его уместным. Тем не менее хамить старшим и более опытным людям девушка не привыкла. Поборов невольное раздражение, она слегка пожала плечами.

– Не хочу брать на себя ответственность, вертеть чужими судьбами, ввязываться в грязь большой политики. Это не по мне. Такие вещи вызывают у меня отвращение, – честно ответила она. Голубая не делала тайны не только из своего дара, но и из причин, которые заставляли ее год за годом отказываться от него.

– Слова слабого человека. – Анна сверлила светлую взглядом, по которому очень сложно было понять, что она думает на самом деле. – Ты могла бы многое изменить.

– Возможно, но я не стану даже пытаться. – Лиза подобрала на земле камешек и принялась чертить на песке бессмысленные линии. Она умела неплохо рисовать, но делала это редко. Ее служба и домашние обязанности не оставляли времени на хобби. В отличие от подруг, у Голубой практически не было досуга, который она могла бы посвятить сладостному безделью.

– Твое право, – милостиво согласилась Анна, отвернувшись в противоположную сторону.

Несколько минут они сидели молча, погрузившись каждая в свои мысли, которые были так же далеки друг от друга, как эти две совершенно непохожие женщины.

– Ты использовала колдовство во время сегодняшней драки. Я хотела бы услышать в подробностях, что произошло, – наконец произнесла темная. Лиза поняла, что они подошли вплотную к тому, о чем Анна хотела поговорить с самого начала.

– Тут нечего рассказывать. Я хотела нанести по оборотням магический удар, но один из них оказался колдуном, который скрывал свой дар. Он выставил щит, чары отразились от него и ударили рикошетом по мне. Я успела защититься, но мои возможности невелики. Кстати, не знала, что магов Эрагаджуа можно убить не только заклинанием. Этому отрубили голову… кажется.

– Отрубили. И кровь, которую мы имели счастье наблюдать, оказалась чернее ночи, – кивнула Анна. Она сосредоточенно размышляла о чем-то и выглядела отрешенно.

– Это может быть особенностью их мира, – пожала плечами Лиза.

– У их племени красная кровь, как и у нас с тобой. Я повидала ее достаточно во время Великой Войны, чтобы не иметь на этот счет никаких сомнений, – отрезала Анна.

– Значит, в темноте вам просто показалось. – Лизе этот разговор был неинтересен, но из вежливости она продолжала его поддерживать, рассчитывая, что собеседница первой прекратит бессмысленное обсуждение. Голубой страстно хотелось погрузиться в свои воспоминания, подумать о Стасе, представить его рядом. Анна мешала ей, но Лиза ни за что не позволила бы себе сказать об этом вслух.

– Мне никогда и ничего не кажется, – парировала темная. Судя по всему, замолкать она не планировала. – Кровь мага была такой же черной, как у двух его спутников. А они однозначно были оборотнями. Я могу сделать только один вывод, о котором, я надеюсь, ты не станешь судачить с моей дочерью. В Эрагаджуа научили колдовать немертвых.

Лиза подскочила, словно невидимая пружина подбросила ее в воздух. То, о чем говорила Анна, было невероятным. Все знали, что великие маги древности пытались обучить волшебству своих вампиров, но ни у кого ни разу это не получилось. Даже зачатков дара не оставалось у тех, кто прошел ритуал. Наиболее жестокие колдуны использовали в качестве подопытных воителей, отказавшихся от своего дара. Но едва их тело умирало, искра магии тухла в нем, словно ее никогда и не было. Заклинатели духа умели воскрешать дар вместе с его носителем. Но то была светлая магия, которая не порождала иных существ, а возрождала в точности тех, кто уже жил на свете со всеми достоинствами и недостатками, как душевными, так и физическими. Но даже великие колдуны прошлого очень редко решались призвать обратно умершего мага: слишком много энергии требовалось для этого, а результат все равно оставлял желать лучшего.

– Мертвецы не могут иметь дар, – убежденно проговорила Голубая, справившись с первым потрясением от услышанного.

– Это ты так думаешь, девочка. Если никто из наших так и не смог научить вампиров колдовать, это не значит, что такое невозможно в принципе. Как немертвые оборотни намного совершеннее. У них больше способностей и силы, лучше развиты все чувства. Они не поддаются страстям и не умеют испытывать настоящих чувств. Их можно убить не только огнем, как вампиров, но они не исчезают после смерти мага, создавшего их. Как видишь, отличий очень много. Так почему бы им не иметь дара, который недоступен ни одному вампиру? Я не знаю, правильны ли мои заключения, но с уверенностью могу сказать: тот, кого мы убили сегодня, человеком не был. Так как ни о каких иных сущностях, населявших Эрагаджуа, я никогда не слышала, значит, можно предположить, что он являлся оборотнем. Следовательно, нам надо быть вдвойне осторожными. Любой встреченный нами зверь может окатить нас волной магии, а мы этого даже не поймем.

– Почему вы говорите это именно мне? – Лиза внимательно вслушивалась в каждое слово древней, если и не веря ей, то, по крайней мере, беря на заметку возможность невероятного преображения живых мертвецов в волшебников.

– Потому что именно ты при встрече с врагами станешь использовать магию против них, и именно по тебе придется основной удар их силы. Я не думаю, что, сражаясь с остальными, оборотни станут применять свой дар. Мне кажется, он имеет некоторые ограничения.