Текст книги "Принцесса из эры динозавров"

Слепящий свет ударил по глазам. Миллиарды крохотных бликов переливались в бескрайних снегах, отражая холодные солнечные лучи. По коже побежали мурашки, и Сафира автоматически установила вокруг себя чары обогрева, которые не давали замерзнуть на сорокаградусном морозе даже голышом. Где-то на краю сознания мелькнула мысль о Птео, которого она оставила во дворце. Но размышления быстро вернулись к тому, что тревожило принцессу больше всего. Ее любимцу ничто не грозило в замковом питомнике, где за ним наверняка будут прекрасно ухаживать, пока она не заберет его. А вот что грозило человечеству, не представляла ни одна живая душа.

За краткий миг телепортации сотни мыслей проскользнули в ветреной головке, и теперь сердце колотилось в груди под воздействием ужаса, пожирающего внутренности. Что, собственно, Сафира знала о духах? Ничего. А вот Элайн знала, и это знание было столь страшным, что гордая вэр Сара не думала о нанесенном оскорблении, слишком занятая осмыслением сложившейся ситуации. Наверное, если бы сотни теней выскользнули из-под земли прямо во дворе замка Массао, Сафира не осознала бы их появления с такой беспощадной ясностью. Никакие слова и даже видения не могли быть красноречивей безразличного взгляда Элайн.

Принцесса зябко поежилась и сделала шаг из телепортационного круга, начертанного на гранитной плите перед вратами замка. Хрустальная, переливающаяся всеми цветами радуги громада предстала взору хозяйки во всем великолепии и величии. Массао долгие годы создавали лучшие мастера империи специально для нее. Остроконечные башни уносились изукрашенными пиками к самым небесам. Казалось, своими вершинами они касались солнца. Возле ворот по обеим сторонам прохаживались стражники из личной охраны королевской дочери. Они склонились в глубоком поклоне перед госпожой, но она не удостоила их ни единым взглядом.

Замерев на месте, Сафира пыталась разобраться в собственных ощущениях. Немного поколебавшись, она сняла чары обогрева, позволив ледяному воздуху коснуться незащищенной одеждой кожи. Ей не показалось, на улице действительно было теплее, чем полагалось в зоне, граничащей с ледниками, в это время года. Быстро восстановив заклинание, Сафира скользнула в открытые слугами ворота и, пробежав по засыпанному снегом двору, очень скоро оказалась в просторном, светлом холле замка.

Стены здесь изнутри были прозрачными, при том что снаружи нельзя было разглядеть ничего из того, что творилось в покоях. В центре ярко горел огонь. Благодаря магии он давал гораздо больше тепла, чем обычный костер. Несколько смертных прислужниц устремились к хозяйке, но она жестом отослала их.

– Где господин? – спросила Сафира у дворецкого, бастарда Дома Мирабло, уже спешившего ей навстречу.

– В кабинете, госпожа, – почтительно ответил тот.

– Спасибо, Гарсив.

Сафира быстро взлетела по белоснежной лестнице на второй этаж и юркнула в узкий коридор, на стенах которого висели многочисленные гобелены с изображением сладострастных сцен, а полы устилали пушистые ковры, дававшие тепло и радовавшие глаз. Ничего этого принцесса не замечала, воспринимая как должное. Каким бы роскошным ни был замок Массао, до дворца, в котором она выросла, ему было далеко.

Кирвил стоял спиной к дверям, напряженно вглядываясь в расстилающийся под окном пейзаж. Шагов жены он не услышал, а потому слегка вздрогнул, когда она нежно опустила ему на плечи холодные руки. Обернувшись, он поцеловал ее в губы, но отстранился быстрее, чем обычно.

– Ты бледна, – констатировал факт вэр Шадо, проведя кончиками пальцев по смуглой щеке. Только влюбленный мужчина мог заметить легкую бледность, разлившуюся на темной коже Сафиры. Для Кирвила, который знал тело жены лучше своего собственного, это было нетрудно. Девушка сдавленно всхлипнула, позволив напряжению сегодняшнего дня вылиться наружу. Вэр Шадо прижал ее к себе, давая возможность выплакаться. Свою тревогу он загнал как можно глубже, зная по опыту, что любимая сама расскажет ему все, как только придет в себя.

Неумение держать под контролем эмоции было еще одним недостатком Сафиры. Слезы текли из ее глаз чаще, чем дожди в родном городе. Кое-как путем долгих лет тренировки она приучила себя не реветь на людях, сохраняя маску полной невозмутимости. Но это давалось ей с огромным трудом, и хороший физиономист (а таких при дворе было большинство) всегда мог прочитать ее истинные чувства по лицу. Наедине с любимым (как, впрочем, и с Карин) Сафира никогда не притворялась и не лицемерила. По отношению к близким она была открыта и в горе, и в радости.

Как только первый порыв угас, принцесса отстранилась от плеча любимого и сбивчиво, словно отвечала плохо выученный урок, поведала мужу все, что произошло с ней сегодня, включая страшные новости, которые услышала на совете, а потом осознала, всего раз взглянув в глаза Элайн. Сафира не была уверена, что информация, которой она теперь владела, не была тайной. Прямо ей никто не запрещал рассказывать об этом, но умный политик должен был сам знать, что и когда следует говорить, а о чем лучше даже не думать. Но Сафира была просто женщиной, больше всего на свете нуждавшейся в плече мужчины. И этим мужчиной для нее был Кирвил. В отличие от жены, тот умел хранить маленькие секреты и большие тайны. Долгие годы службы в ордене воинов приучили его к дисциплине, от привычки к которой не избавишься за неполный год.

– Я боюсь, – закончила свой рассказ Сафира, закрыв лицо руками и прислонившись лбом к плечу любимого. – Ох, Кир, я такая никчемная…

– Саффи, не надо. Не оскорбляй себя. – Кирвил бережно отодвинулся от жены, отвел ее узкие ладони от щек и заглянул в темные омуты глаз. – Я бы никогда не полюбил тебя, будь ты никчемной. Ты самая лучшая. Просто твоя душа слишком чистая и невинная. Ты не умеешь лицемерить и не хочешь осваивать эту науку. И да, ты немного непоседлива и совсем чуть-чуть легкомысленна. Но ты еще слишком молода…

Он нежно гладил ее по голове, губами касаясь тяжелых прядей волос, давно рассыпавшихся из сделанной Карин прически. В каждом слове Кирвила слышалась такая убежденность, что, казалось, сейчас он мог бы доказать свою точку зрения даже Элайн или Марне – двум людям, которые наиболее скептически относились к Сафире и ее достоинствам, зато видели малейшие недостатки принцессы, превращая их в глобальную проблему. По крайней мере, так думала она сама, не в силах разобраться, что на уме у этих двух чрезмерно сдержанных леди.

– Молода… Мало кто из смертных доживает до моей «молодости», – буркнула Сафира, тыльной стороной ладони вытирая слезы. Они вновь брызнули из глаз, размазывая остатки косметики, в которой принцесса не нуждалась, но все равно пользовалась в угоду моде.

– Ты не смертная, – возразил Кирвил, усаживаясь на диван. Он притянул девушку к себе и заставил опуститься на свои колени, крепко обняв за талию. – Твой разум устроен иначе. В двадцать лет почти все обычные люди уже имеют семью, ты же едва достигла совершеннолетия. Не жди, что твое восприятие мира будет таким же. Их век короток. Порой они сами не успевают осознать, что живут.

– Сколько тебе лет? Тысяча? – сквозь всхлипывания попыталась пошутить Сафира.

Она очень любила, когда Кирвил говорил с ней так, будто является не мужем, а отцом. В отличие от многих других женщин, принцесса не стремилась быть независимой или самостоятельной. Она нуждалась в родителе, который не просто любил бы ее, но и заботился. У Кайро никогда не было времени на своих детей. Он постоянно был занят, улаживая проблемы мирового масштаба, разбирая разногласия между Великими Домами, участвуя в бесконечных битвах с духами ядра и поражая весь свет своей безграничной мудростью. Кирвил, напротив, никогда не жалел на любимую времени. Весь свой опыт, всю накопленную за долгую жизнь нежность он отдавал жене, за что она не уставала благодарить его.

– Пятьсот пятьдесят шесть, – улыбнулся вэр Шадо, целуя любимую в губы. – Я гожусь тебе в дедушки, а потому, будь добра, слушай меня, а не себя, особенно когда в чем-то сомневаешься.

– Как думаешь, Элайн станет мстить? – по-девчоночьи спросила Сафира. Она в равной мере боялась и мести вэр Сары, и ее пренебрежения. Первое несло для нее большие неприятности, второе – унижало достоинство.

– Нет, – искренне ответил Кирвил. – Твоя выходка типична для любого придворного, ни разу не испытавшего на своей шкуре боевых чар. Ты мыслишь не так, как тот, кто неоднократно рисковал жизнью, прикрывая собой других. У Элайн иные заботы. Она горда и, конечно, затаила обиду. Но мстить из-за нескольких некорректных слов или тем более письма, написанного под диктовку пятьдесят лет назад… Боюсь, она вряд ли найдет для этого время. Тебе просто придется смириться с ее безразличием, не принимая его на свой счет.

– Легко сказать, – Сафира ощутила невольное облегчение, хотя не решилась бы признаться в этом даже себе.

Известная проказница, она не привыкла всерьез отвечать за свои поступки. Обычно ей все сходило с рук, даже оскорбления, которые она наносила другим скорее невольно, под воздействием минутного порыва, нежели осознанно, испытывая злобу или желание унизить кого-то. Сегодня все было иначе, но виной тому стала ревность, которая не умерла до конца даже спустя почти год счастливого супружества.

– Кир, – после минутной паузы начала Сафира. То, о чем она хотела поговорить с мужем, в их отношениях было единственным табу. Но сейчас ей требовалось узнать все до конца, чтобы сегодняшняя ситуация никогда не повторилась. Неведение порождало бурные фантазии, которые, вполне вероятно, не имели ничего общего с действительностью. Те, в свою очередь, пробуждали в душе принцессы все самое низменное. И оно из-за нехватки самоконтроля вырывалось наружу, вызывая горькие сожаления о том, чего уже не изменить. – Ты и Элайн… Мы никогда не говорили об этом, но мне необходимо понять… Что между вами было? Ну, кроме очевидного, то есть вашей помолвки. Не бойся причинить мне боль…

Кирвил внимательно посмотрел на жену. Раньше, когда они тайком встречались в самых отдаленных уголках Вселенной, он иногда пытался завести речь о своих отношениях с невестой, но Сафира всегда останавливая его, довольствуясь клятвенными заверениями, что между ним и Элайн нет любви. Вэр Шадо полагал, что она боится услышать подтверждение своим тайным страхам, являвшимся плодом слишком бурной фантазии, и первое время пытался быть откровенным, чтобы хоть немного облегчить мучения возлюбленной. В их запутанной истории хватало проблем реальных, для выдуманных просто не было места. Но спустя какое-то время он оставил свои попытки, осознав, что ни одно его слово не доходит до распаленного ревностью сознания Сафиры. После свадьбы все это стало неважно, и они, не сговариваясь, постарались забыть об Элайн и обо всем, что с ней связано. Видимо, сегодня, после нелицеприятной стычки между бывшими соперницами, наступил кризис. Глубоко вздохнув, Кирвил ответил на вопрос жены:

– Я всегда знал, что однажды мне придется жениться, – медленно произнес он, глядя куда-то в сторону. – И понимал, что никому из Виварди не светит брак по любви. Ну, разве что такое произойдет случайно, но я не был мечтателем и в случайности подобного рода не верил. Короче, после окончания Академии я вернулся домой и каждый день ожидал, когда отец объявит, кто моя нареченная. Но шли годы, а этого не происходило. В конечном итоге я перестал забивать себе голову женитьбой, тем более что проблем и неотложных дел в ордене у меня и так хватало. С Элайн я познакомился, когда она вступила в наши ряды. Некоторое время мы служили в одной точке и часто работали в паре. Я уважал ее за рвение и недюжинную магическую силу, но мы не были близки. Даже дружба между нами почему-то не ладилась. И это странно, учитывая, что с другими она легко находила контакт, безусловно, если сама того хотела. У таких, как Элайн, есть собственное мнение абсолютно по всем вопросам. Я чем-то не устраивал ее, и мне было плевать. Если обстоятельства вынуждали, мы становились неплохими партнерами, но как женщина она меня не привлекала.

Кирвил провел рукой по волосам жены, надеясь прикосновением снять напряжение, сковавшее ее тело.

– А потом отец пригласил меня в свой замок, устроил грандиозный пир в мою честь. Я сразу понял, о чем пойдет речь, и совершенно не удивился. Но когда мне стало известно имя нареченной, я не смог удержаться от ругательств. Естественно, упражнялся в сквернословии я про себя. В качестве невесты Элайн была не лучше и не хуже любой другой, вот только наша взаимная холодность не давала мне покоя. Впрочем, от мужа и жены никто не ожидает бурных страстей, для этого существуют любовники. Церемония обручения состоялась через месяц. Элайн приветливо улыбалась при встречах и даже начала изредка разговаривать со мной. К сожалению, все ее попытки не находили никакого отзыва в моей душе. Периодически, чтобы не вызывать лишних сплетен, мы уезжали куда-нибудь вместе. Но большую часть времени, которое проводили наедине, молчали.

Кирвил выдержал небольшую паузу. Он полностью погрузился в воспоминания, хотел как можно точнее выразить то, что чувствовал тогда.

– Однажды я решился на крайний шаг. Я подумал, что холодность в общении вполне возможно заменить страстью в постели. Я поцеловал ее, она не возражала. В ту ночь я окончательно убедился, что нас ничего не связывает. Наши тела были еще дальше друг от друга, чем мысли. Если честно, то я впервые столкнулся со стойким внутренним сопротивлением, которое испытывал, лаская собственную невесту. А ведь мне было уже немало лет, и опыт в подобных вопросах я имел вполне достаточный. Возможно, все дело было в нашей несовместимости, а может, в том, что эти отношения нам навязали силой. Не знаю… Фактом остается то, что после того случая мы старались больше не оставаться наедине и по взаимному согласию прилагали всевозможные усилия, чтобы по роду службы чаще оказываться как можно дальше друг от друга. Признаюсь, нам неплохо удавалось держать дистанцию, и в конечном итоге мы оба примирились с тем, что такой теперь будет вся наша жизнь. Мне помолвка давалась нелегко, но выбора не было, и я терпел молча, как терпят многие другие.

Тут Кирвил улыбнулся и посмотрел жене в глаза.

– А потом появилась ты. Если бы мы встретились раньше, я сумел бы найти слова, чтобы убедить отца рискнуть и попросить для меня руки принцессы. Я постарался бы совершить что-то такое, что поставило бы меня выше более родовитых претендентов. Но в нашей ситуации это было невозможно. Ты не представляешь, как я мучился все эти годы! Когда думал о том, сколько страданий причиняю и еще причиню тебе, мне хотелось отправиться в самое пекло и отдаться во власть духов. Бессилие буквально убивало меня. Я до сих пор не могу спокойно вспоминать то время. Когда ты предложила безумный выход, я не задумываясь согласился. Я вообще не вспоминал об Элайн. Я был уверен, что не разобью ей сердца. И не ошибся. Спустя месяц после нашей свадьбы я получил от нее записку, посланную с ее первой дамой прямо сюда. Она благодарила меня за подаренную свободу и желала нам счастья. Думаю, ее сердце занято кем-то другим. Что ж, если я прав, то у нее появился шанс построить свою жизнь так, как ей хочется.

От слов Кирвила стало только хуже. Ревность отступила, сменившись раскаянием. Элайн была благороднее, чем Сафира предполагала. Она была выше любого этикета и навязанных обществом норм. В ее сердце не было места низменным чувствам, что так часто терзали принцессу. Если бы Сафира могла забрать обратно слова, что говорила о вэр Саре не только в лицо, но и за глаза! Впрочем, вряд ли она стала бы это делать. Сафира никогда не признавала свою неправоту прилюдно. Она была истинной дочерью двора и считала унижением хоть малейшее отступление от сказанного ранее. Впитанные с молоком матери нормы морали ставили ее на ступень ниже Элайн, и понимание этого заставляло страдать еще сильнее. Постепенно раскаяние превратилось в злобу, а та – в еще более жгучую ненависть. Ведь теперь Сафира точно знала, кто из них двоих лучше, и этим знанием была ранена в самое сердце.

В тот вечер они с Кирвилом больше не разговаривали. Утомленная трудным днем, Сафира искала утешения в ласках, и муж с готовностью дарил их ей, вкладывая всю душу в поцелуи и объятья.

Ночь сгустила краски над хрустальным замком. Жарче запылали многочисленные камины, примолкли слуги, место солнца на небе заняла луна в обрамлении миллионов звезд, которыми можно было любоваться сквозь полупрозрачную крышу супружеской спальни. Устав от любви, Кирвил заснул поверх шелковых покрывал. Его обнаженное тело, такое белое рядом со смуглой кожей Сафиры, выделялось на фоне окружающей их темноты. Обострив заклинанием и без того прекрасное зрение, принцесса любовалась мужем. Высокий, сильный, он был сложен идеально. Рельефная грудь и руки свидетельствовали о годах спортивных тренировок. Но самым прекрасным в этом мужчине было лицо. Словно высеченное из камня, оно не казалось смазливым, как у дворцовых франтов. Скорее, наоборот, некоторые черты были слегка грубоватыми, что лишь придавало им мужественности, не убавляя красоты. Густые светлые брови, глубоко посаженные карие глаза с длинными, немного рыжеватыми ресницами, широко очерченные скулы, волевой подбородок, нос правильной формы с тонкой переносицей, длинные до плеч русые волосы и небольшая аккуратная бородка, сбритая по краям, – все это Сафира знала наизусть. Кирвил казался ей эталоном мужской привлекательности, и с каждым днем, нет, с каждым часом ее страсть неуклонно росла. Сейчас, разглядывая спящего мужа, Сафира чувствовала, как болезненно сжимается сердце. Нежность накрыла ее с головой, мешая нормально дышать.

И в то же время сегодня принцесса не получала привычного наслаждения, наблюдая за сном любимого. К приятному томлению добавилось нечто неведомое прежде. Страх, который закрался в ее душу в телепортационном зале и не исчез после всех разговоров и ласк, какие подарил ей Кирвил. Неясная тревога не давала расслабиться. Сафира закрыла глаза, надеясь провалиться в спасительный мир грез, но сон не шел. Руки слегка подрагивали, будто от холода. Не вставая с постели, чтобы не развеять последние крохи дремы, она вытянула вперед руку и двумя словами усилила пламя в камине. Теплее не стало. Тогда она осторожно, боясь разбудить уснувшего поверх одеяла мужа, залезла под пуховое покрывало. Но согреться так и не получилось. Простыни обжигали ледяными касаниями, будто пролежали несколько часов на снегу.

Ворочаясь с боку на бок, Сафира провела не один час, обдумывая последние новости с ледников. И чем больше она думала, тем хуже ей становилось. Набатом звенел в ушах голос Элайн. Каждое слово воительницы врезалось в память и кололо мозг тысячей иголок.

На ум приходили сказки, которые еще в детстве кормилица рассказывала Сафире. Они были о страшных существах без плоти и крови, обитающих в недрах Земли. Самым большим желанием не то духов, не то теней было обзавестись собственным телом, чтобы вырваться в подлунную часть мира и стать если не людьми в полном смысле этого слова, то кем-то наподобие. Что собой представляло вечное Зло, откуда оно взялось, никто не знал. В некоторых смертных селениях поговаривали, будто духи ядра произошли из душ, отвергнутых богами за грехи. Были ли то души смертных или бессмертных, оставалось загадкой. Сафира не слишком верила в байки, выдуманные неграмотными старухами для устрашения малолетних отпрысков. Никаких научных или магических подтверждений их словам не имелось. Но иногда ей доводилось слышать, как люди, достойные доверия, на полном серьезе повторяли глупые россказни. Обычно Сафиру это раздражало, но сегодня она не стала бы делать ставку на то, что деревенские бабки заблуждаются. Кто она такая, чтобы судить? Возможно, у Элайн было свое мнение о происхождении духов ядра. Среди воинов ордена многие пытались разгадать загадку появления опасного зла. Но если кто-то и докопался до сути, то с Сафирой они своими знаниями не делились. Приходилось исходить из единственной известной теории. И выводы напрашивались самые печальные.

Что должен был совершить человек при жизни, чтобы после смерти отправиться в адское пекло недр? Какие грехи закрывали вход на путь предков? Она знала только один – свадебный обряд, проведенный в Храме Любви. Но разве любовь можно было назвать грехом? А если все-таки можно, неужели их с Кирвилом ждала такая судьба?

Вопросов накопилось так много, что от них болела голова и зудело под ложечкой. Ответа не было ни одного. Никто толком не объяснял, что представляет собой путь предков. Даже дэль Хаинэ, исторически лучше других владевшие мечом смерти, никогда не отваживались ступить на него добровольно и призвать в мир живых тех, кто его уже покинул. Достоверно было известно одно – путь существует, но, куда он ведет, ведали лишь боги. Возможно, он оканчивается совсем не там и не так, как проповедовали жрицы Последнего Храма, обещавшие умершим магам вечный покой и ничем не омраченные радости. Даже смертным после гибели тела даровывался сладостный отдых. Но так говорили жрецы, а подтвердить их слова было некому.

Религия Единой Империи поддерживала правящую партию, состоявшую исключительно из чистокровных магов. Если верить ее служителям, все девять богов только и делали, что заботились о процветании колдунов. Простые люди должны были испытывать счастье от помощи бессмертным господам и хозяевам. Если они отказывались служить, их ждала кара – страшные муки в посмертии. Что это за муки, никогда не говорилось. Как и обещанные удовольствия, они оставались понятием эфемерным, которое каждый понимал в меру своей испорченности.

Была ли хоть доля правды в словах служителей девяти богов или нет, большой вопрос. Но силы им было не занимать. Ритуалы, которыми владели жрецы, превосходили все, что могли сотворить самые могущественные маги, в совершенстве владевшие всеми десятью мечами, а таких среди представителей Великих Домов имелось немало. Да и среди остальных попадались волшебники одаренные, умеющие использовать сложнейшие заклинания. Поэтому волей или неволей приходилось принимать за истину то, что некто по имени Маврисий тысячи лет назад записал в «Божественную книгу о Владыках надземных», создав тем самым единую для всего мира религию. Ее исповедовали даже в самых удаленных и диких уголках империи. Жрецы, какие бы дороги ни привели их в храм, после вступления в один из орденов превращались в настоящих фанатиков. Принято было считать, что на них снисходила особая благодать, позволявшая прозреть. Но Сафира никогда в это не верила. Считала, что все дело, как обычно, в магии. Никто в здравом уме не станет спорить с тем, что любую волю можно подчинить. Может, со служителями богов так и происходило? Может, их разумом владело некое колдовство? Как знать… Однако после ритуала в Храме Любви принцесса усомнилась в своем атеизме.

Заставив себя расслабиться, Сафира давно привычным внутренним жестом потянулась к тому, что видела как душу Кирвила. Прозрачная субстанция, в точности повторявшая ауру любимого, была совершенно спокойна, как и всегда, когда он спал. Тонкая, почти неразличимая нить тянулась от огненно-красной части ауры-души куда-то вовне. Сафира точно знала, что поток энергии через невидимые для колдовского взгляда сферы идет к ее душе, где крепко переплетается с точно такой же нитью, только небесно-голубой.

Примерно раз в неделю принцесса проверяла крепость связи, порожденной магией Храма Любви, словно опасалась, что та может растаять. Умом она понимала: этому не бывать. Прежде чем предложить Кирвилу сбежать от мирской суеты, Сафира ознакомилась с древними свитками, сохранившимися в королевской библиотеке со времен, которые предшествовали правлению Дома дэль Хаинэ. Там упоминалось, правда не слишком подробно, о двух парах, сочетавшихся браком подобным образом.

Первыми безумцами, решившимися отказаться от возможности пройти по пути предков, стали сами жрецы, которым по статусу полагалось безбрачие. Считалось, что именно они изобрели этот ритуал. После того, как они сошли с алтаря, долгие тысячелетия влюбленные были неразлучны, пока один из них (кажется, мужчина) не погиб, получив случайную магическую стрелу в сердце. Его душа не ступила на путь предков, зависнув между миром живых и миром мертвых. Она не ведала покоя так долго, что его бессмертная возлюбленная потеряла счет времени и сошла с ума от ожидания. Когда несчастный любовник вернулся в подлунный мир, от его супруги осталась лишь пустая оболочка, неспособная обрадоваться воссоединению. Связь выпила из нее всю энергию, саму жажду жизни, поддерживая существование души погибшего. Тогда-то бывший жрец стал искать способ умереть и убить возлюбленную, дабы избавить ее от мучений.

Все остальное, что удалось найти в книгах, было куда более туманным. Если первая часть легенды подтверждалась историческими фактами, то вторая могла быть и вымыслом автора. В рукописи говорилось, что воскресший нашел заветный способ умертвить их обоих и благополучно совершил акт самоуничтожения. Но души, подвергшись страшным изменениям, лишились своего бессмертия, дарованного всем магам и даже смертным. После физической гибели тела они просто растворились во времени и пространстве, навеки исчезнув из мироздания.

Вторая пара родилась пять веков спустя после смерти первой. Они были братом и сестрой и потому не могли заключить между собой брак. Пагубная страсть, возникшая между родственниками, в итоге привела их в Храм Любви, где из поколения в поколение жрецы передавали друг другу тайну странного ритуала на случай, если найдутся безумцы, готовые рискнуть всем ради страсти. История этих двоих была не такой печальной, как у их предшественников. Никто из них никогда не умирал насильственной смертью, но однажды по неизвестным потомкам причинам жизнь им просто наскучила. Оба одновременно возжелали вечного покоя и снова отправились в Храм, на этот раз просить не любви, а забвения.

Третьими и на данный момент последними, кто ступал на древний алтарь, стали Сафира и Кирвил. Пока ни один из них не мог предположить, что могло бы заставить их добровольно свести счеты с жизнью, но по меркам вечности они были очень молоды, будто новорожденный младенец рядом со сморщенной старухой.

Раньше Сафира не задумывалась над тем, что станет с ней после смерти. Но в эту ночь, когда сон отказывался приходить, а страшные вести с ледников настойчиво кружились в воспаленном мозгу, она впервые попыталась представить бескрайнюю пустоту между двумя мирами, где, возможно, ей или Кирвилу однажды придется очутиться, пока второй, сходя с ума от безысходности, будет метаться по Земле, проклиная день своего рождения. Почему-то Сафира могла увидеть себя только в роли выжившей…

Мысль о потере любимого заставила принцессу оцепенеть от боли. Нити, символизировавшие их связь, содрогнулись вместе с ней. Кирвил шевельнулся во сне, издав что-то похожее на полустон-полувздох.

Можно ли считать грехом такую любовь, которая даже сквозь сон заставляет одного чувствовать страх и боль другого? Достойно ли желание никогда не разлучаться ссылки в ядро мира в форме бестелесного духа, всего лишь тени, являющейся ледяным сгустком чистого зла? Сафира никогда бы не решилась назвать их любовь чем-то предосудительным. Но что она могла знать о замыслах богов, о том, что они считают правильным, а что – вредоносным? За что карают, а за что даруют блаженство?

Впрочем, даже если такова цена того счастья, каким они с Кирвилом наслаждались весь год, Сафира была готова заплатить ее, не раздумывая. Но что сказал бы любимый, если бы ему пришли мысли сродни тем, что бродили сегодня в очаровательной головке его супруги? Что бы ни случилось, Сафира решила никогда не раскрывать терзавших ее страхов и сомнений мужу, опасаясь, что тот отнесется к ним слишком серьезно. Отныне это была ее маленькая тайна, на которую имеет право любая женщина.

Наконец после долгих мучений принцесса погрузилась в тревожный сон. Неприятные мысли преследовали ее и там. Каждые полчаса она вскакивала, судорожно вдыхая воздух пересохшими губами.

– Господин, господин, – раздалось у самого уха, когда Сафира в очередной раз ненадолго забылась. – К вам прибыли из Рагварда. Господин Сольер вер Жуйер из Дома Каспиа. Он не желает ждать до утра. Говорит, что-то спешное.

Вначале принцесса приняла голос служанки за очередное порождение фантазии, но потом почувствовала, как зашевелился Кирвил. Осторожно, пытаясь не разбудить ее, он встал с постели и, накинув на обнаженное тело бархатный, очень теплый халат, вышел из комнаты. Сафира заметила, как полыхнул на его ладони крохотный огонь, едва муж очутился в коридоре. Приоткрыв глаза, она уставилась в темный потолок. Значит, так Кирвил получал последние новости из столицы и тем же путем попало в его руки поздравительное письмо Элайн, о котором он рассказывал ей вечером. Гонцы приезжали к нему под утро, когда полуночница Сафира спала крепким сном. Обычно ее было не так легко разбудить, и вэр Шадо мог спокойно общаться с вестниками, не опасаясь потревожить жену.

Раньше Сафире никогда не приходило в голову, что даже в изгнании Кирвил продолжает поддерживать связь с внешним миром. Ее саму мало интересовали дела, не связанные лично с ней. Иногда ближе к обеду, еще нежась в постели, она узнавала, что ночью к ним прибыл Сольер вер Жуйер, первый кавалер ее супруга, который, в отличие от Карин, частенько навещал своего господина. Но ни о чем серьезном при Сафире никогда не говорили. Визиты Сольера напоминали скорее дружеские, нежели деловые. Бывало, что Кирвил засиживался допоздна со своим другом и компаньоном якобы за мужскими беседами. Сафиру это не беспокоило, и она не стремилась узнать, о чем беседовали эти двое. Она доверяла мужу.

Но сегодня с самого утра все шло не так, как обычно. Встревоженный голос служанки поселил новые опасения в душу принцессы. Возможно, это был лишь плод ее воображения, но ей показалось, что новости, которые принес вер Жуйер, очень важные и уж точно тревожные.

Сафира встала с кровати и, не потрудившись привести себя в подобающий вид, вышла из комнаты. Легкая ночная рубашка не согревала, а в это время суток почти все камины давно погасли, и ледяное дыхание зимы проникало в хрустальный замок. Активировав чары обогрева, принцесса удовлетворенно поежилась, привыкая к теплу. На ладони появился крохотный магический огонек, точно такой же, как недавно зажег любимый, оказавшись в темноте коридора. В его тусклом свете было видно всего на несколько шагов вперед, но Сафира прекрасно ориентировалась у себя дома, да и опасаться здесь ей было некого. Слуги любили свою немного ветреную, но веселую и, в общем-то, добрую госпожу, которая проявляла высокомерие только в присутствии важных персон, изредка прибывающих из Рагварда, или в силу очень скверного настроения, что для столь благородной особы вполне простительно. Магов среди челяди было немного, да и те являлись всего лишь бастардами или их потомками в первом поколении. Даже самые умелые из них намного уступали Сафире в колдовской мощи. При желании она размазала бы по стенке любого, дерзнувшего поднять на нее жезл, одним простеньким заклинанием, не прибегая к боевым мечам.