Текст книги "Кровь и молоко"

Глава 3

«Не может жизнь по нашей воле течь.

Мы, может статься, лучшего хотим,

Но ход событий не предвосхитим».

Уильям Шекспир

– Почему отец не спустился к завтраку? – размешивая молоко в чае, спросила Амелия, наблюдая за тем, как Лиззи выставляла на стол тушёную фасоль вместо подрумяненного бекона.

– Не могу знать, мисс Говард. Я несколько раз стучала, приглашала к столу, но он лишь хрипел что-то неразборчивое. Войти без разрешения я не осмелилась.

– Он вчера никуда не выходил? – с подозрением уточнила хозяйка.

– Нет. Мистер Говард спускался лишь однажды, сразу после вашего отъезда. Требовал виски. Устроил скандал, когда я сказала, что спиртного в доме нет. Перевернул все шкафы в кабинете и на кухне, а затем ушёл в свою комнату, и больше я его не видела.

– Лиззи, а где же джем? – неожиданно вклинилась в разговор Мэри, – и я не вижу масла!

Горничная виновато опустила взгляд, переминаясь с ноги на ногу, и очень тихо ответила, словно страшась звука собственного голоса:

– Простите, мисс, запасы продуктов изрядно истощились…

– Что значит истощились? Так пополните их! – горделиво вздёрнув подбородок, Мэри бросила на прислугу возмущённый взгляд.

– Мисс Амелия? – жалобно протянула служанка, ища поддержки.

– Да-да, – махнув рукой, отозвалась старшая из сестёр, размышляя о чём-то своём. – После обеда съезжу в город и закажу доставку продуктов. Распорядитесь, чтобы заложили повозку к двум часам.

– Но почему ты должна заниматься этим? – продолжая негодовать, всплеснула руками Мэри, – для этого у нас есть…

– Кто? Слуги? – перебила её Амелия. – А ты не заметила, что из двух десятков их осталось лишь трое?

– Но, сестра, это унизительно. Леди твоего происхождения не пристало ходить по рынкам и мясным лавкам…

Амелия, на миг потеряв контроль над собственными эмоциями, ударила ладонью по столу, отчего по комнате прокатился дребезжащий звон столовых приборов.

– Ради бога, Мэри! Неужели ты настолько глупа или, быть может, слепа? Разве не видишь, в каком щекотливом положении мы оказались? Из-за отцовских долгов у нас в скором времени могут отнять дом, а ты переживаешь о том, что скажут фешенебельные барышни о моём визите к мяснику?

Мэри вздрогнула, потрясённо глядя на сестру. Прежде ей не доводилось видеть Амелию в таком состоянии. Старшая мисс Говард всегда сохраняла лицо, какой бы сложной ни была ситуация, но сегодня истинные чувства вырвались на свободу, хлёсткой пощёчиной слов ударив доселе беззаботную девицу.

Стыдливо опустив взгляд, Мэри молча приступила к завтраку, до конца которого более никто не проронил ни слова.

Ровно к назначенному времени Амелия вышла на крыльцо. Из-за угла показался экипаж, который в скором времени обогнал посыльный на лошади. Остановив кобылу, бодро отстукивающую копытом по земле и поднимающую в воздух дорожную пыль, мужчина поприветствовал леди кивком головы и спешился.

– Доброго дня, мисс. Мне нужно передать письмо мистеру Говарду.

– Я его дочь, вы можете отдать письмо мне, – спускаясь по ступенькам, отозвалась Амелия, разглядывая нежданного визитёра.

– Боюсь, послание конфиденциально. Судья Байрон поручил проследить за доставкой лично.

Переложив перчатки из правой руки в левую, Амелия внимательно оглядела юношу и, тяжело вздохнув, покачала головой.

– Мистеру Говарду очень нездоровится. Я как раз собираюсь в город за нашим семейным доктором. К сожалению, он не сможет вас принять.

Чуть слышно всхлипнув, девушка заглянула посыльному в глаза. Её плечи задрожали, в глазах появились слёзы.

– Прошу прощения! – тут же отвернувшись, Амелия прикрыла губы ладонью, изображая скорбь. – Вам наверняка достанется за невыполненное поручение, но ничем не могу помочь…

Молодой человек, смутившись, склонил голову, уставившись себе под ноги. Некоторое время он молчал, не зная, как поступить, то ли броситься успокаивать молодую леди, то ли отдать ей послание. Из раздумий его вывел голос мисс Говард. Она, демонстративно смахнув со щеки слезинку, тягостно вздохнула и подошла ближе.

– Я поставила вас в неловкое положение, извините меня. Вы не должны чувствовать вину за мои слёзы, – добросердечно улыбнувшись, леди коснулась пальцев юноши, сминающих письмо. – Мне нужно ехать, времени всё меньше. Передавайте судье наши извинения и личную просьбу не гневаться на вас.

Слегка сжав чужую руку, Амелия разорвала прикосновение и медленно, словно ей было трудно переставлять ноги, направилась к своей повозке.

– Мисс Говард, постойте! – окликнул её посыльный.

Девушка хищно усмехнулась, упиваясь собственной победой. Но когда обернулась, на девичьем лице вновь царила маска глубочайшей печали.

– Пообещайте, что передадите письмо отцу и никто не сможет изучить его содержимое.

– Даю вам слово, – кивнула Говард, протягивая руку, в которой тут же оказался конверт.

– Сопереживаю вашему несчастью, но когда мне вернуться за ответом?

– Через пару дней, не ранее, – ответила леди.

Молодой человек понимающе кивнул, после чего вернулся к лошади и, ловко её оседлав, уехал.

Как только всадник скрылся из виду, Амелия направилась в дом. Она спешно удалилась в кабинет, не удостоив ответа Лиззи, которая пыталась узнать, что произошло. Видимо, служанка стала свидетелем разговора хозяйки и посыльного через окно.

Там, на столе, средь документов и счетов, мисс отыскала нож для бумаги, лёгким движением вскрыла конверт и достала из него белоснежный лист плотной бумаги с гербом уголовного суда Олд-Бейли.

Из письма следовало, что её отец взял взаймы у судьи Байрона крупную сумму и давным-давно просрочил все сроки по выплатам. Мало того, Байрон несколько раз давал ему отсрочку, предлагал разбить долг на части, писал письма, но все они остались без ответа. Теперь же судья решил взыскать заёмные средства единовременно, угрожал Джорджу Говарду иском и публичным позором.

Округлых плеч, обжигающим пламенем, коснулась ярость. Не трепетно, не нежно, а грубо и властно, стремительно распространяясь по рукам, шее, спине, облизывая огненными языками ключицы и грудь. Амелия сжала в руке письмо, превращая его в скомканный клочок бумаги. Её дыхание участилось, отчего корсет болезненно пережал рёбра. Голова закружилась, а глаза заволокла пелена гнева. Всё, о чём могла думать леди, всё чего она страстно желала, – это подняться к отцу в спальню и вцепиться тонкими пальцами в морщинистую шею, сжать её до хруста, покончить раз и навсегда со всеми проблемами! У неё не осталось к этому человеку ни любви, ни сострадания, и даже снисходительной жалости он был недостоин. В сердце старшей дочери властвовала лишь ненависть.

Некогда уважаемый джентльмен, успешный владелец печатного бизнеса превратился в несносного, жалкого пьяницу! Да, его боль была понятна и проста – он оплакивал умершую супругу. Но прошло несколько лет! У Говарда остались две дочери, требующие определённой ответственности и помощи, а он продолжал пить, тратить деньги на азартные игры и проституток, камнем на дно, увлекая в пучину нищеты и позора своё семейство. Именно по его вине Амелии пришлось очень скоро повзрослеть, забыть про обычные женские радости, заняться воспитанием младшей сестры, заботиться о её будущем. Старшая Говард была вынуждена обучиться искусству лжи и лицедейства, дабы скрывать от окружения бедственное положение дел. Разобраться с правилами ведения бухгалтерии, познать тонкости управления поместьем, подобрать Мэри удачную партию. Мисс регулярно приходилось выискивать деньги, иногда обманом, но чаще хитростью. Заводить знакомства исключительно из выгоды, а не по причине личных симпатий. Играть роль, тысячи ролей, постепенно теряя саму себя средь них.

Рванув с места, Амелия наотмашь открыла дверь и вышла в коридор, направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж. По пути ей снова попалась горничная, но Говард даже не взглянула на неё, проносясь озлобленным вихрем мимо.

В комнату отца она вошла без стука. Джордж лежал на постели, уткнувшись лицом в подушку, что-то бормоча во сне. Шторы в комнате были плотно задёрнуты. Всюду разбросана грязная одежда. Воздух затхлый, неприятный, точно в портовой таверне.

Еле сдержав утробное рычание, мисс проследовала к окну и распахнула тяжёлые занавески, впуская в спальню солнечный свет.

– Какого чёрта? – хрипя, отозвался её отец, растирая заплывшие глаза, неуклюже переворачиваясь набок.

От него несло перегаром и, кажется, мочой. Амелия поморщилась, подавляя рвотные позывы, и подошла к постели, швырнув родителю в лицо измятое письмо Байрона.

– Вы заняли у судьи деньги. Когда? – процедила сквозь зубы Амелия.

Её взгляд был прожигающим насквозь. Как раскалённый металл, он клеймил позорным презрением.

– Что? Какие деньги? Я не понимаю, о чём ты! – попытался отмахнуться Джордж, натягивая на себя покрывало и прячась от солнечного света.

– Прочтите письмо, отец! – сорвалась на крик Амелия.

Понимая, что дочь не оставит в покое, пока не получит желаемого, мистер Говард принялся шарить руками по одеялу в поисках послания. Отыскав, он дрожащими пальцами распрямил листок, вглядываясь в буквы, но из-за невыносимой головной боли слова расплывались, а смысл их, сколько бы мужчина ни перечитывал, оставался неясным.

Откинув записку в сторону, Джордж рухнул на подушку и прикрыл глаза.

– Ужасно болит голова, давай обсудим этот вопрос за ужином…

– За ужином? – возмущённо прошипела Амелия. – А на какие средства кухарка должна купить продукты и приготовить ужин? Мы банкроты, отец! Я из кожи вон лезу, чтобы выдать Мэри замуж, хоть как-то свести концы с концами и сохранить поместье. А вы продолжаете пьянствовать и влезать в долги? Я спрашиваю в последний раз: когда вы взяли деньги у судьи?!

– Да не помню я! – закашлявшись, пробормотал мужчина. – Что ты хочешь от меня, Амелия? Ваша мать…

– Не смейте говорить о моей матери! – дочь оборвала его на полуслове, метнув яростный взгляд. – Иначе я за себя не ручаюсь!

Некоторое время оба молчали. Амелия пыталась собраться с мыслями, обдумывая, каким образом можно отложить взыскание заёмных средств. Джордж просто не знал, что сказать.

– Если ты хочешь, я съезжу к Байрону завтра и попрошу ещё об одной отсрочке, но мне нужно выспаться, – устало просипел мужчина.

– Посмотрите на себя… С вами и свиньи в загоне не захотят говорить!

Амелия обречённо усмехнулась. Её голос прозвучал значительно тише, но был насквозь пропитан сводящим скулы отвращением.

– Я всего лишь подумал…

– Нужно было думать раньше, многим раньше, отец. С судьёй я решу вопрос сама!

С этими словами леди вышла из покоев Джорджа, спустилась вниз и, отдав распоряжение Лиззи запереть комнату главы семейства на ключ, отправилась в Лондон.

Глава 4

«Ведь щеки шлюхи, если снять румяна,

Не так ужасны, как мои дела

Под слоем слов красивых…»

Уильям Шекспир

Около трёх часов экипаж Амелии прибыл в Лондон. Извозчик сразу же уточнил у хозяйки, по какому адресу следовать. Говард на мгновение задумалась, но вскоре велела доставить её к зданию редакции газеты «The Illustrated London News».

Остановившись на противоположной стороне улицы, кучер получил указание ждать леди завтра в полдень возле Гордон-сквера и, как-только Амелия вошла в здание, уехал.

В редакции, как всегда, было многолюдно и суетливо. Сроки горели, сотрудники были на пределе эмоционального срыва. Множество мужчин, слоняющихся туда-сюда, размахивающих исписанными листами, спорящих или, напротив, молящих о тишине. Писатели, журналисты, корректоры, художники-иллюстраторы, печатники. «The Illustrated London News» походил на муравейник, с одним отличием: при взгляде на служащих газеты не возникало ощущения, что они работали в одной команде.

Осматриваясь не без интереса, Амелия прошла в основной зал. На неё тут же обратил внимание юноша, судя по всему, секретарь.

– Чем могу помочь, мисс? – поинтересовался молодой человек, пытаясь перекричать гул басовитых голосов.

– Мне нужен Джозеф Фостер, – ответила Амелия, но собеседник, кажется, её не расслышал.

– Простите, главный редактор час назад велел заменить первую полосу и основной разворот уже подготовленного к печати издания! Поэтому здесь такой хаос, как на фабрике по производству свечей! Повторите, пожалуйста, к кому вы пришли? – Джентльмену пришлось подойти к Говард очень близко и наклониться, подставляя ухо прямо к девичьим губам, дабы ей не пришлось кричать.

– Джозеф Фостер! – повторила Амелия.

– Да, кажется, мистер Фостер как раз у редактора. Присядьте, пожалуйста, я посмотрю, – юноша указал леди на небольшой диванчик в углу, который был почти полностью завален стопками газет.

Мисс Говард кивнула с благодарностью, но садиться не стала, просто отошла в сторону, чтобы не загораживать проход и не мешаться под ногами.

Спустя десять минут из кабинета главного редактора выглянул Джозеф. Он чуть заметно улыбнулся, поймав взгляд любовницы, и вновь скрылся за дверью, но ненадолго. Уже через несколько секунд мужчина вышел в основной зал, подошёл к кому-то из коллег, что-то тому шепнул и, забрав пальто, ринулся к выходу.

– Прости, что пришлось ждать, – подойдя к Амелии, Фостер потянулся, чтобы поцеловать девушку в щёку, но она отпрянула назад и поспешила выйти в холл.

Досадливо вздохнув, Джозеф направился следом. Догнав Амелию на лестнице, он поймал леди за запястье, заставляя остановиться и обернуться. Журналист сразу заметил, что мысли мисс Говард далеко, она выглядела огорчённой и потерянной. Взгляд милых глаз, обычно сияющий пуще солнца в зените, поблек. Движения были резкими, нервными. Да и сам факт, что Амелия пришла в редакцию, хотя всегда была против публичного появления вместе, говорил о многом.

– Что случилось? – обеспокоенно осведомился джентльмен, спускаясь ниже на ступеньку, прижимая женскую ладонь к своей груди.

Амелия взволнованно пробежалась по его лицу взглядом, затем прикрыла глаза и тяжело вздохнула.

– Мы можем остаться наедине?

– Конечно, – растерянно кивнул Фостер. – Поедем в наше место?

– Да, если ты не обременён делами, – удрученно прошептала она.

– Амелия, для тебя я всегда свободен, ты же знаешь…

По пути в Кенсингтон-парк – спальный район, где журналист снимал квартиру под чужим именем (как раз для подобных встреч с Амелией), она рассказала про письмо, про долги и о своём сложном финансовом положении. Безусловно, Джозеф и без того знал о банкротстве бывшего работодателя. Но всегда учтиво отмалчивался на сей счёт, дабы не ставить любовницу в неловкое положение.

В дом они вошли по очереди. Сначала дама, а спустя десять минут джентльмен. Квартира представляла собой просторные апартаменты на третьем этаже – роскошная гостиная-столовая, две спальни, будуар, каминный зал и он же комната для чтения. Первый этаж занимала прислуга, на втором жил домоправитель, надежный человек, так что сплетен и пересудов можно было не опасаться. И всё же любовники всегда придерживались определённых правил, на которых с самого начала их отношений настояла Амелия.

Направившись с порога в спальню, Говард сняла шляпку, бросив её на комод, стянула с рук перчатки и вытащила из волос шпильку-лилию, запустив в упругие кудри пальцы, слегка помассировав виски. Затем в очередной раз тягостно вздохнула и подошла к окну, обняв себя за плечи.

Медленно ползущие по свинцовому небу тучи, тяжёлые и всклокоченные порывистым ветром, обещали дождь.

Джозеф в это время отдавал распоряжения прислуге. Он попросил затопить камин, подать в гостиную чай и приготовить ужин на две персоны, так как пара решила остаться вместе до утра. Когда мужчина вошёл в спальню, Амелия всё ещё стояла у окна, погружённая в собственные мысли.

– Нам скоро принесут чай, а к семи накроют стол. Всё как ты любишь, ростбиф с овощами и ягодный пудинг, – сообщил журналист, проходя вглубь комнаты.

– Благодарю, – отстранённо ответила Амелия, даже не обернувшись.

Некоторое время Джозеф молчал. Он снял пиджак, жилет, освободил шею от галстука. Несколько раз прошёлся по комнате туда-обратно. И, не выдержав гнетущей тишины, в пару шагов приблизился к любовнице, кладя ладони на её изящные плечи.

– Послушай, сколько твой отец должен судье? Я готов помочь с выплатой.

– Ну уж нет, – тотчас обернулась Говард, смерив Фостера возмущённым взглядом. – Хватит на моей памяти и одного обанкротившегося писаки.

– Амелия, на этот раз тебе не справиться самой. Давай будем реалистами!

– О, как кстати ты заговорил про реализм! Джозеф, ты бесспорно успешный журналист. Но как долго продлится твоя слава?.. У тебя нет именитых родственников или расположенного к твоей персоне покровителя, только талант! А вкусы публики весьма переменчивы! Так что не трать деньги попусту и держи свой кошелёк при себе!

Кажется, высказывание мисс Говард задело Фостера. Он ощутимо напрягся, отвёл взгляд в сторону, а его губы превратились в узкую полоску, почти полностью исчезнув с лица. Заметив это, Амелия раздосадованно закатила глаза и коснувшись подбородка любовника кончиками пальцев, заставила его посмотреть на себя.

– Но кое с чем ты действительно можешь помочь… – Вновь повернувшись к Джозефу спиной, леди перебросила свои волосы на одну сторону: – С платьем. Эти новые французские защёлки… Никак с ними не разберусь!

Разумеется, сказанное леди было ложью. Амелия прекрасно знала, как расстёгивать собственное одеяние, но ещё она наверняка знала, что столь незначительное действо сможет расслабить любовника и отвлечь его от тягостных мыслей.

Ничего не отвечая, мужчина шагнул ближе. Его руки прошлись вдоль женской спины, начиная расстёгивать крючки. Уже спустя несколько секунд дорогая парча разошлась в стороны, и журналист без лишнего стеснения забрался под неё пальцами, словно открывая увлекательную книгу. Медленно стянув платье, Фостер оставил Амелию в плотно затянутом корсете, надетом поверх тонкой сорочки, длиной до щиколоток.

Амелия почувствовала на своей шее неровное дыхание. Подавшись назад, леди прижалась к любовнику ягодицами, ощущая, как реагирует его тело даже на незначительные покачивания бёдрами. Джозеф положил руки на тонкую талию, скользнул ладонями вперёд, смыкая их на животе, и склонился к женскому плечу, прижимаясь к нему губами. Мисс, отвечая, прогнулась в пояснице, отводя бёдра ещё сильнее назад. Журналист жарко выдохнул, еле сдерживаясь, чтобы не задрать юбку любовницы и не овладеть ей немедленно.

– Знаешь, если ты примешь моё предложение, то больше не будешь обременена отцовской фамилией, как и его долгами, – касаясь нежной кожи языком, возбуждённо прошептал мужчина. – Мэри мы заберём под своё крыло, а старик пусть сгинет вместе со своим поместьем…

Руки Фостера поднялись выше, очертили окружность груди и легли поверх, требовательно сжимая женские прелести.

– Ты обретёшь независимость… Позволь мне подарить тебе независимость, Амелия…

– Независимость? – Говард нервно вздрогнула.

Схватив любовника за оба запястья, она небрежно скинула его ладони со своей груди, затем развернулась к нему, глядя исподлобья.

– Ты хочешь подарить мне независимость, надев на палец обручальное кольцо? Какой абсурд!

Сделав уверенный шаг вперёд, Амелия упёрлась ладонями в грудь Фостера, заставляя его отступать назад, пока тот не повалился на кровать.

– Заговоришь о замужестве ещё раз, и я больше никогда не позволю тебе к себе прикасаться! – забираясь поверх мужчины, прошипела леди. Что-то пугающее промелькнуло во взгляде её кофейных глаз, что-то близкое к безумию…

– Чёрт возьми, Амелия, я же люблю тебя… – приподнимаясь на локтях, обречённо прохрипел журналист.

Утробно зарычав, Говард принялась спешно расстёгивать брюки любовника, да так, словно от этого зависела её жизнь.

– Амелия… – попытался успокоить её Фостер, перехватывая тонкие пальцы, – посмотри на меня! Ты слышала, что я сказал?

– Что подаришь мне независимость? – бросив на Джозефа остервенелый и полный презрения взгляд, женщина продолжила сражение с пуговицами.

– Нет! Что я… – но тут её тёплая рука коснулась возбуждённой мужской плоти, не позволяя Фостеру закончить фразу. – Ты дьявол… – простонал он, рухнув на спину, прикрывая глаза от удовольствия.

– Я знаю, – самодовольно усмехнулась Амелия, задирая собственный подол.

Когда возбуждение мужчины достигло почти критической точки, он поднял голову, глядя на любовницу голодным взглядом. Амелия Говард была его проклятьем, ахиллесовой пятой. Джозеф не мог противиться её воле, не мог противостоять своим чувствам. Эта женщина единолично владела не только телом джентльмена, но и его разумом, сердцем, душой. Ради неё Фостер был готов на всё… абсолютно на всё.

– Мне не нужно быть чьей-то дочерью или женой, чтобы быть независимой, – гневно выплюнула леди, приподнимаясь на коленях, а затем резко опускаясь, впуская любовника в себя.

От неожиданности Джозеф зарычал, хватаясь пальцами за женские плечи, но Амелия яростно вскрикнула: «Не смей!» – и сбросила с себя его руки. Фостер повиновался, опускаясь на спину. Придерживаясь за кованое изголовье, Говард начала двигаться, да столь грубо и резко, что кровать заскрипела по паркетному полу ножками, отстукивая о стену заданный женщиной ритм.

– Амелия, что ты делаешь? Медленнее, прошу тебя… – пытаясь придержать стройные бёдра, с каждой секундой набирающие темп, просипел Джозеф, но Говард и не думала останавливаться, она словно совсем обезумела. – Медленнее… Пожалуйста…

Лицо журналиста исказилось почти страдальческой гримасой. Мужчина боялся излиться раньше положенного, но совершенно внезапно Амелия громко вскрикнула и откинулась назад, опираясь на вытянутые руки. Её тело содрогнулось, затем ещё и ещё раз. С губ сорвался протяжный стон. Глаза закрылись. Леди почти полностью прекратила движение, наслаждаясь раскатистыми волнами удовольствия, в то время как Джозеф смотрел на неё потрясённо, не смея пошевелиться.

Спустя некоторое время мисс Говард встала с постели как ни в чём не бывало и, поправив юбку, накинула на плечи белоснежный шёлковый пеньюар, лежавший на кресле, – Фостер подарил его любовнице пару месяцев назад. Взбив волосы пальцами, она мельком глянула на своё отражение в зеркале и молча направилась к выходу.

– Амелия, – окликнул её Джозеф, не понимая, что происходит. – Куда ты?..

Мисс Говард повернула голову, глядя на мужчину через плечо, и, ехидно улыбнувшись, ответила:

– Как куда? Пить чай, разумеется. Это ли не есть проявление независимости?

С этими словами Амелия вышла из комнаты. А Джозеф, отрицательно покачав головой, громко и почти истерично рассмеялся ей вслед. Конечно же, позже Фостер получил свой утешительный приз. После вкусного ужина, двух бутылок вина и идеи, куда более завлекательной, нежели замужество. Журналист предложил любовнице опубликовать её роман под мужским псевдонимом. По его подсчётам, в случае успеха гонорар за первую книгу должен был покрыть большую часть долга судье. За вторую – полностью его погасить. А за третью – решить вопрос со счетами и жалованием прислуги. Говард обещала подумать, а Джозеф – взять на себя все расходы по корректуре и переписи рукописи мужской рукой.