Текст книги "Как рушатся замки"

Потяни за ниточку – и клубок развяжется.

– Патруль не с Призраком пересёкся. Со мной.

Складывать слова в предложения человека обучали ещё в раннем детстве. На это неминуемо накладывался отпечаток логического мышления – главного, по утверждению учёных, отличия разумного существа от животного. Поэтому примерно в том же возрасте дети обзаводились умением делать из сказанного выводы – похлеще взрослых, ведь их уста не скрепляли хитрость, вежливость и прочие заморочки. Однако при том, что Росс за тридцать с лихвой мастерски наловчился схватывать на лету и в процессе анализировать, он опешил. Думы, которые расставлялись по полочкам на протяжении получаса, выветрились, и в голове сделалось звеняще пусто. Впервые за несколько недель ему искренне хотелось посмеяться.

– С тобой, – повторил он.

Улыбку он всё-таки с трудом удержал. Элерт смотрел на него до того невозмутимо, что руки против воли тянулись к его плечам – хорошенько встряхнуть. И затем закричать в лицо: «Ты из ума выжил?! Какого беса – с тобой?!». Объяснение у капитана, безусловно, имелось. Непробиваемое, хитроумное – такое, какому обычно нечего противопоставить.

Абсурдности это не убавляло. Ситуация складывалась, мягко говоря, щекотливая.

Пригладив волосы нервным жестом, Росс схватился за пачку курева. Запасы терпения на сегодня приближались к концу. Рекордные сроки – до полудня!

– Надо было убедиться, что Эйвилин благополучно покинет Сатгрот. От неё мёртвой пользы нет.

– Надо было… – эхом отозвался Азеф и, отставив чашку, свирепо надвинулся на капитана: – Ты что творишь? Как это понимать?

Элерт постучал по рапорту:

– Всё дело в Партлане. И фальшивой мисс Черлот – по большей части в ней. – Росс вздохнул, не скрывая раздражение. – Кто-то придумал легенду о магиструме по фамилии Черлот, составил ориентировку «от» и «до», подсунул её в «особый контроль» с припиской «опасна, задержать» и устроил девушку в соседние камеры с Эйвилин. Ты не находишь это подозрительным?

– Я каждую секунду своего грёбаного существования нахожу подозрительной! – рассерженным полушёпотом выдал мужчина. – Ты проводил арест. Кто её в ту камеру поместил? Просвети, будь любезен. Можешь начать с главного: почему ринулся её задерживать? Не припомню за тобой охоты гоняться за заурядными магиструмами. С приписками, без приписок – они одинаково опасны. Почему она? Ты сразу догадался, что Черлот – самозванка?

– Нет. Так совпало, – ответил друг без запинки. – Мы сдали её конвою и на том расстались. Вроде бы рядовой случай, и, очутись на моём месте другой, никто бы ничего не заподозрил. А я контролировал обучение гвардейцев при империи. Я знаю, по какой методичке учили драться в армии. И, поверь, она по всем пунктам мимо.

Царапина на его шее заживала. Через полторы недели от неё следа не останется, но, увидев её свежей, ещё кровящей, Азеф с внутренним содроганием подумал: не увернулся бы – лишился жизни. Убивать их беглянка умела легко, искусно – на то же умозаключение наталкивали показания свидетеля.

В лагерях постоянно случались потасовки. Нечеловеческие условия севера озлобляли людей, выбивали из них мягкосердечие, вкладывали в ладони ножи – кому для самообороны, а кому для грязи и подлости. Мальчишки, бывало, дрались насмерть из-за грубого, сгоряча брошенного слова; взрослого резал лезвием под подбородком вчерашний товарищ – ради тёплого местечка, обещанного надсмотрщиком. Смерти входили в обыкновение. Никого не удивляли мертвецы, обнаруженные утром под забором, – поселенцы только присаживались на корточки перед ними, чтобы убедиться, не их ли это друг или родственник, и, вздохнув, шли дальше.

Азефу тоже приходилось убивать – чаще, чем он бы того желал, но привыкнуть так и не сумел.

– Я пока что ни дрэга не понимаю, – признал он, надавив пальцами на веки. Пульсация смещалась к центру лба.

Элерт оттянул воротник шинели. Его дыхание учащалось, щёки рдели, лихорадочно блестели расширившиеся зрачки. Лекарство действовало. В течение часа жар уймётся, и боль отступит до вечера. К ночи разразится приступами – друг вновь возьмётся за пузырёк… или нет. Предписания врачей он соблюдал всё халатнее.

– Наша «мисс Черлот» работает на кое-какую столичную контору. Наёмники. За убийства берутся редко: в основном долги трясут, разыскивают чьих-нибудь беглецов, пропавших, документы подделывают, спекулируют на бирже и далее по списку. Формально… не прикопаешься.

– Ты же как-то выяснил, – неодобрительно фыркнул Росс. – Подозрения недостаточно?

– Будем честны: ни ты, ни я не заинтересованы в исчезновении старых наёмников. Нет смысла их прикрывать: расплодятся новые, мы не уследим, а молодёжь приструнить сложнее. У них ни законов, ни традиций, ни порядка. – Он сжал сукно на груди и ссутулился. Дотронувшись до его лба, Азеф нахмурился. Складывалось впечатление, что организм день за днём яростнее сопротивлялся вливаемому в него снадобью. – Попросил Осгюра отменить курс. У меня мозги скоро расплавятся от этой штуки.

Он тряхнул головой, прогоняя туман. Вынул из кармана зажигалку, но, прикинув «за» и «против», убрал.

– Из примечательного. Около двух месяцев назад некое заинтересованное лицо заявилось в столичные конторы с контрактом на поиск членов императорской семьи. Без конкретики. Любых. За огромные деньги.

– Не вижу связи с Партланом. У нас немало страждущих аристократов. Я бы сначала подумал о Первом министре.

Сказал – и сразу пожалел. На скулах Элерта заходили желваки.

– Он не высунется. В его интересах как можно быстрее затеряться за границей. Пусть побегает. Я его и там достану.

Он положил перед Азефом имперскую монету. Мужчина поднёс её к глазам. Золотая, с гербом Арвелей на обороте. На гурте красовалась надпись: «ЧМД П.».

– Партланы единственные в Сорнии обладали привилегией проставлять свой знак на монетах.

– Она могла оказаться у кого угодно. Они торговлю вели.

– Не спорю. Однако наш заказчик оставил в качестве предоплаты золото партлановского монетного двора. В несколько тысяч румилей. Я в совпадение не верю. Наверняка он.

– Решил подстраховать авторитет голубой кровью? Умно. Видимо, его иностранные «друзья» требуют ставку посолиднее, чем он. Зачем им разбрасываться деньгами, оружием и громкими заявлениями, если на трон посадить некого.

Элерт многозначительно хмыкнул.

– По-твоему, выманивать его на Эйвилин – хорошая идея? Не слишком ли рискованно? – с сомнением уточнил Росс.

– Я готов взять ответственность за любой исход, – прозвучало уверенное.

Паршиво, куда ни посмотри. Патрульные застали его – подставного «Призрака» – во дворе, и, проболтайся охранник о «демоне», подозрения падут именно на капитана злополучного отряда.

Настроение друга об озабоченности не говорило.

– Командующий Росс! Сэр. Мистер Катлер!

Солдат из сопровождения стукнул каблуками сапог и отдал честь. Его растрёпанный, взбудораженный вид не оставлял простора для фантазии: он бежал.

– К чему срочность, сержант?

– Сэр, свидетель… он повесился.

Глава 6. О прошлом

Перед аркой, ведущей на тренировочное поле, вилось порядка полусотни человек. С прошлого испытания претендентов заметно поубавилось: сказался высокий проходной балл на заключительный этап экзаменации. Имелись и такие, кто саморетировались, прочувствовав на себе предстоящие тяготы службы. Осуждать их не поворачивался язык: свора командиров в белых воротничках намудрила задания на грани человеческих возможностей. Дотошный подход оправдывался вакантными должностями: набирали не солдат-ротозеев для службы в армии, а стражу на Парящий Двор. В обитель императоров Сорнии по понятным причинам принимали лучших из лучших. Ни происхождение, ни связи не спасали от участия в отборе; с красным штампом «провалено» равно могли уковылять что простолюдины в дырявых носках, что напомаженные дети аристократов. За взяточничество, вопреки обычному, карали по наивысшей строгости закона: на помост – и петельку на шею. Этим людям предстояло надеть идеальный мундир охраны и встать на защиту венценосной семьи – просчётов в их подготовке, погрешностей в навыках не допускалось. Они несли крест живого щита. Блестяще вышколенные. Безукоризненно верные.

Среди оставшихся кандидатов преобладающая масса носила форму Высшей Военной Академии. Их лица выражали идентичную эмоцию собранности, они не вступали в диалоги с соперниками и не мерили шагами пяточки земли в приступе паники. От них следовало ожидать предусмотрительности: прибыли на место заблаговременно, «прощупали» площадку на изъяны, размялись, приноравливаясь к силе потенциальных противников. Пары составлял Шар – беспристрастное устройство эфекторов, которое при касании начертало на ладони случайный из заданных номеров. Совпадение определяло стороны спарринга. Кристальная чистота процесса. Ни в предвзятости не обвинишь, ни в необъективности.

Офицеры, сгрудившиеся в центре поля, поглядывали на курсантов с одобрением. Другие участники, чудом добравшиеся до финала, – пугливо или разочарованно. Они себя похоронили, эти люди. Мизерный шанс на победу уничтожался сухой оценкой фактов: самоучке с воспитанником выдающихся учителей-военных не сравниться. Тем с детства внушали, что их отец – бой, что их мать – ружьё, братья и сёстры – тактика да стратегия. Муштровкой закалялась психика, строевыми учениями – тело. Им не с кем тягаться здесь, кроме бывших академических товарищей, и они прекрасно осознавали столь приятное обстоятельство.

Девушка, прислонившаяся бедром к столбу, пронаблюдала за тренировками всё утро, но нервозность не демонстрировала. Её сонливая расслабленность привлекла какого-то сержанта: проходя мимо, он счёл нужным сделать ей замечание за «неподготовленный вид» и «несерьёзное отношение» к ключевому экзамену. Под его осуждающим взглядом она сжалась, симулируя раскаяние, и залепетала уверения в обратном. Фальшивое смущение сработало как по маслу: мужчина смягчился, даже похлопал по плечу для ободрения. В жесте между строк читалась снисходительная жалость: «Проходной материал. Сегодня она побежит плакаться домой».

Больше её не беспокоили.

Плотный занавес мглы растворялся под нажимом мороза. К липкому дёгтю неба приклеились звёзды. Они возникали в хаотичном порядке, заполняя высь вязью созвездий. Рожки лун, Примы и Алиуса, смотрели в противоположных направлениях – что поруганные супруги в кровати. Или проклятые влюблённые, которых боги обрекли коротать вечность рядом, но не обладать мочью прикоснуться. Рвись с волшебной цепи, обдирай криком горло – не смилуются, не ослабят поводок. Раз в двадцать два года замки кандалов истирались, и Прима погружалась в объятия Алиуса. Смазанный поцелуй, упоительная нега встречи – у их счастья короткий срок. Боги, разбуженные громом сломанных звеньев, отливали замки крепче старых, не внимая горю влюблённых. Напрасно пыжились! Через двадцать два года история повторялась. Ничто не убавляло любовь лун.

Девушка пожевала травинку. Люди обожали грустные легенды. На севере, где небесные светила достигали замка по размерам и ночь держалась девять месяцев из одиннадцати, в сказках ютилась душа. Юг-педант сводил их концовки к морали. Север пускал сюжет по течению, призывая слушателя не вычленять тайные смыслы. Он просил поверить. Старуха-сказительница – сморщенная, словно изюм, карга с клюкой – так и обрубила подковырку: «Не выдумывай! Вы, южане, смотрите подтекстами, когда надобно смотреть сердцем». От её непритворного роптания с девушки сдуло ухмылку. Не нашлось чем парировать, поэтому она передвинулась за камин, чтобы дослушать пожилую женщину не под прицелом укоризненных очей. Рассказывала она красочно, эмоционально, захватывала в плен низким тембром – не оторваться. Дрова пыхали искрами, придавая ей чего-то колдовского.

В итоге разбредались по комнатам гостиницы затемно под вой метели и привкус ожившего чуда.

– Сержант Родслоу прав. Вы не собраны.

– Я слышала, как вы подошли, – девушка бегло изучила одежду мужчины на предмет знаков отличия и дополнила, не обнаружив никаких: – сэр.

– Не запомнили звание? А фамилию?

Он сел на бревно, взмахом пригласив присоединиться к нему. Полы серо-синей шинели очутились на снегу, обещая принять непрезентабельный вид; красный отворот обледенел – он постоянно поднимал его в попытках согреться. В уголке губ темнела ранка от треснувшей на морозе кожи. На коленях лежал кивер2626
  Кивер – головной убор рядового и офицерского состава; имеет цилиндрическую или конусообразную форму.


[Закрыть].

Девушка помедлила.

– Не запомнила, – признала она. Мужчина усмехнулся. – До последнего не верила, что далеко продвинусь.

– Вы, видимо, оптимистка.

– Откуда узнали? – поддержала его тон она.

– Чутьё, – постучал он по кончику носа, не без довольства отметив, что она всё-таки примостилась сбоку от него.

Позицию он занял выигрышную: приоткрытая воротина загораживала его от курсантов, завал из мишеней, деревяшек, прочего барахла прикрывал от офицеров – ни подобраться, ни уличить в «симпатиях». Негромкая беседа ни о чём в этом гвалте пересуды не спровоцирует: её банально не разберут.

«Ни о чём», – повторила девушка пробежавшую мысль. Незнакомая дотоле неуверенность кольнула под ребром. Не стоило обманываться безмятежностью мужчины. Под флёром дымного аромата тщательно загримировали дух, который она распознавала с ходу. С ним, парнем без погон, водиться губительно. От безделья такой с болтовнёй не привяжется.

– Вы не боитесь?

– Чего? – поинтересовался он. Вопрос получился несколько шепелявым: в его зубах была зажата стянутая перчатка.

– Я мечу в стражу императора, вы судите испытания, – пояснила она, нарисовав носком сапога полукруг на снегу. – И ни с того ни с сего приходите пообщаться, как со старой подругой. Подозрительно, согласитесь.

Мужчина подул на окоченевшие пальцы, принялся растирать их. На сгибах – ясная ночь ничего не утаивала – застыла кровь.

– Не соглашусь. Я сегодня не судья.

– Вы тащились тысячи миль, чтобы побыть зрителем? Это ещё подозрительнее.

На её гримасу он отреагировал лёгким смехом. Вытянувшись в струнку, девушка высунулась из-за нагромождения инвентаря: забавы забавами, а, заметь кто, прилететь им могло по самое не балуйся. Убеждённость офицера в безобидности их посиделок ей не передавалась.

К облегчению, ни одного из собравшихся не привлекал захламлённый закуток.

– Вашу мнительность не провести, мисс Тэйт, – постулировал непрошеный компаньон. – Мой отряд сопровождает министра Калвага. Он справа от вице-губернатора, если вам интересно.

– С усами?

– С усами как раз вице-губернатор. Вам не приходилось видеть министра внутренних дел в столице? Он присутствует на каждом публичном мероприятии.

– На праздниках меня волнуют не толстые министры, – сказала девушка, дочерчивая на снегу шестой овал. – Я хожу на них за алкоголем по скидке и едой.

Договорив, она до того громко сомкнула челюсти, что он уставился на неё с издёвкой – не с осуждением, хотя она только что оскорбила высокопоставленного уважаемого человека.

– Вы императора-то с Первым министром не спутаете?

– Император в короне. – Она замялась, уловив его выразительный взгляд. – Нет?

– Осечка за осечкой. Я начинаю волноваться, мисс Тэйт. Вас, случаем, не монсвели2727
  Монсвель – человекоподобное существо с длинными острыми ушами, круглыми глазами без белков и тонкими изящными конечностями. Их также называют Хранителями гор или моннами.


[Закрыть] под горой воспитали? Для человека родом из Тэмпля вы поразительно не осведомлены.

«Зато ты навёл обо мне справки», – говорила её напряжённость.

Занимательный тип. Перед площадкой собралось сорок девять испытуемых. Двадцать пять из них завтра посетят торжественный приём в доме вице-губернатора в честь победы, им вручат легимы – документы под гербовой печатью, удостоверяющие право зваться стражами Парящего Двора, подарят ножны под эспадроны. Отчего он завёл разговор именно с ней? В Академии не училась, родословной не вышла, внешностью на красотку не тянула. Откровенно не за что зацепиться. На минувших экзаменах он заседал в комиссии и не выказывал ни к кому благосклонности: комментировал одинаково справедливо, не стеснялся отпускать подначки, с коллегами выдерживал почтительную дистанцию. В обществе накрахмаленных рубашек и шитых камзолов он, затянутый в чёрное, выделялся, как соловей на ветке с синицами. Не запомнить его было невозможно, однако имя – незатейливая вещь, представьте себе! – воровски улизнуло из головы.

(нет же, нет! оно срослось с ней, поселилось под сердцем, переливалось по венам! оно взывало к ней, продираясь через… она не могла его потерять… не могла… где же? где!..)

По низине прокатился раскатистый голос барабана. С балки под навесом сорвалась летучая мышь. В неуклюжем, неровном побеге от шумных людей она врезалась в шапку снега на столбе, скинув на мужчину. В свечении лун хлопья посыпались на него невесомыми самоцветами – пласт поплотнее нелиричной горкой приземлился на макушку. Офицер смахнул её, обжигаясь колкими кристаллами. Девушка, со свистом выдохнув облачко пара, сунула ему перчатки.

– Наденьте! Больно смотреть.

– На разминке вас это не будоражило. Чем меньше на мне одежды, тем меньше от вас заботы? Я учту.

Она не подала вида, что тронута шпилькой. Для лучшего обзора за утренней тренировкой она вскарабкалась под козырёк сруба – в вязкую темень, в которой не разогнуться и не различить силуэта. Небо, задёрнутое хмарью, упеленало природу в смольное покрывало; фонари не доставали до её укрытия. С точки зрения шпиона-любителя, не придраться – безупречное убежище для слежки.

– Тьма – ваша подруга? – проронила с полуулыбкой. Как и она – до безобразия поддельной.

Мужчина, уже поднявшийся и отряхнувший шинель, заговорщицки наклонился к ней. От непредвиденной близости она не увильнула, не отодвинулась: замерла, скованная пронизывающей синевой. Гордость-злодейка распорядилась не тупиться – в ущерб роли, в угоду натуре. Девушка выжидала. Он всё не делал завершающий ход, пока барабан не разразился громом во второй раз.

– Моя жена, – ответил он, постучав по кольцу на среднем пальце левой руки, и собрался было покинуть пристанище, когда она, подскочив, спросила:

– Зачем вы вообще со мной заговорили?

– Вы не собраны, – напомнил он свой же упрёк. – А я на вас поставил.

Она хихикнула не сдержавшись и зажала рот, проглатывая подступающий хохот. Имя ей – Паранойя! Понастроила предположений, напридумывала теорий заговора! Всё-таки волнение брало над ней верх. Или офицера окружала своеобразная аура, вызывавшая в ней необъяснимый диссонанс. Собеседника он прощупывал словами, припудривая мозги непринуждённостью, без скальпеля вскрывал нутро и одновременно приглашал внутрь себя: рассматривайте, любуйтесь да не запутайтесь в дверцах, иначе провалитесь и расшибётесь насмерть.

– Вы сумасшедший, – высказалась девушка наконец. – Опрометчивое расходование денег выставляет вас не в выгодном свете.

– Впервые слышу, чтобы кто-то называл себя «опрометчивым расходом», – вскинул брови он. – Поработайте над самооценкой на досуге.

Ей бы смутиться, покраснеть, как полагается всякой юной особе под напором мужской игривости, да под стереотипы о сопливых девчонках она, к сожалению, не подпадала. Метко брошенные зубоскальства возымели обратный эффект: девушка приблизилась к офицеру вплотную и выдохнула ему в губы:

– Открою вам секрет: женщины любят нежность. Остроумие не приведёт в вашу постель ни одну приличную даму.

Его покрытые инеем ресницы дрогнули.

– Пока что я лицезрю не женщину. Вы моя ставка, мисс Тэйт. После церемонии я обещаю… – он ненадолго замолчал, смакуя её реакцию, – быть с вами нежнее.

У порядочной юной особы не подобралось бы конструкций для описания возмущения вульгарностью мужчины. У неё, скаковой лошадки в Большой Гонке, чей инстинкт самосохранения приглушила острая потребность заткнуть наглеца (какими бы статусами он ни обладал), с формулировками трудностей не возникло.

– Не смею гарантировать того же.

Судя по плутовскому выражению лица, интонации вызова пришлись ему по вкусу.

– Договорились.

Он удалился аккурат под третий бой. Девушка, сердясь на задержку, перескочила через груду инвентаря: выйти с противоположной стороны – не позволить никому надумать лишнего. В строй она вклинилась среди опоздавших – в последнюю шеренгу, поле зрения для которой ограничивали широкие спины соперников.

Испытание начиналось с минуты на минуту. Штаб-адъютант – рябой человек средних лет, отличающийся пышными усами, – зычным голосом зачитывал списки. Участник, чью фамилию озвучивали, подходил к Шару и обзаводился собственным номером. Элементарность процедуры не избавляло весь процесс от затянутости. Что сложного? Пощупал устройство – встал в колонну. За ним второй. Третий. Конвейер раздачи цифр. Умудрились же превратить его в тягомотину.

Приподнявшись на носочках, девушка нашла среди офицеров новоявленного знакомца. Он застёгивал ремешок кивера – боролся с ним, если на то пошло – и, прерываясь на бормотания (вряд ли цензурные), разговаривал с мужчиной из комиссии. Тьма не помешала узнать его собеседника: Вильм Берг был знаковой фигурой для империи. Военный советник Его Величества, гений стратегии, он снискал славу после победы в войне с Барусландом. Человек, вписавшийся в историю при жизни благодаря острому уму и поразительной собранности в условиях краха Западного фронта, не распрощался с авторитетом и на шестом десятке. Его возносили в армии, любили в народе и прислушивались к советам при Дворе, потому то, как держался с ним младший офицер, смотрелось до дикого фамильярно.

Не мужчина, а находка для потрясений: развлекается ставками, разбрасывается намёками, панибратствует со старшими. У Империи до того худо с кадрами, что она готова присвоить чин повесе? Смехотворно.

Девушка сдула с глаз прядку. Людей в строю поубавилось: половина из них уже разделилась на пары.

– Джен Тэйт!

Вдруг вспотели ладони.

(о чём переживать? всё заранее решено, просчитано. поезжай по накатанной: план проработан до мелочей)

Она понимала, что произойдёт дальше. Неудача её не страшила: бесово отродье, этот сладкий мальчишка-военный, не прогадал, верно вычислил потенциал «серой мыши». Среди соискателей – равно курсантов, равно прочих – конкурентов ей не встретилось. Они могли дать ей фору в знании истории, военной науки, владении ружьями (видят боги: она не выносила длинноствольного стрелкового оружия), но сравниться в рукопашном, где гибкость, внимательность и хитрость превалировали над качеством обучения, – нет. Влияла на то и опытность: в отличие от них – в большинстве зелёных юнцов – ей довелось испробовать навыки не в одной драке. В реальности правила отсутствовали – победа оставалась за выжившим или уцелевшим. Практика доказывала: кабинетным выкормышам сложновато перестроить мозг с заученной последовательности на действие по ситуации. Они привыкли подчиняться – она приноровилась руководствоваться здравым смыслом.

На ощупь механизм был гладким и тёплым. «За грелку сойдёт», – подумалось некстати, и воображение живо выдало образ офицера, обнимающего шар бедными, израненными холодом руками. Вот уж кому пригодилось бы.

Мысль сбилась болезненным жжением ладони. Девушка прошипела что-то нецензурно-невнятное и, отнявшись от устройства, обнаружила на коже цифру четырнадцать. По приметам народов востока она сулила неприятности, для бестий она служила колдовской печатью, этаким проклятьем для особо провинившихся. Не зря в Немир2828
  Немир – противоположность миру людей, мир добрых и злых духов, обитель бестий, где совершаются их перерождения и куда первоначально отправляются души умерших людей.


[Закрыть] вело четырнадцать дверей, которые сторожило такое же число Хранителей.

Она улыбнулась причудливости судьбы. Штаб-адъютант уже диктовал фамилию следующего участника, так что девушка пристроилась в хвосте крайней колонны.

В напарники к ней распределяться не спешили. Список переместился на следующую страницу, огласил оставшиеся имена и оборвался торжественным гласом трубы. Всё тот же усач поправил очки, принял от помощника ламинированную грамоту и приступил к декламированию правила поединков. Их поменяли с прошлого набора: ограничения, кроме очевидно рискованных для здоровья, убрали, предоставив свободу фантазии и умениям, разрешили претендовать на право дополнительного тура при условии наличия вакантных мест. Тенденции масс попали на блюдце царственного дома: грязная борьба с уличных арен перекочёвывала на площадки для подготовки солдат и в заведения для сливок общества. Порадоваться бы, что не придётся сдерживаться, да пустующая позиция с левого бока пока что мешала проникнуться предварительным позитивом.

Дождавшись разрешения задать вопрос, девушка выступила из строя. От напряжения затекли плечи: держать осанку подолгу она не научилась. Штаб-адъютант осмотрел её внешний вид перед тем, как кивком дать добро на открытие рта. Что поделать: армейские порядки будут сопровождать до «отставки», надо вклиниваться и подстраиваться.

– Господин лейтенант, мне не досталось человека. Сам с собой на кулаках, понимаете ли, не поборешься.

Мужчина пригладил ус. Стёклышки его очков отражали оранжевые огни фонарей, походя на два прожектора.

– Верно подметили, Тэйт. Утром из-за перелома с испытания снялся Уиллис. Резерв в дороге задержала метель. Скажем, вам повезло. Комиссия постановила, что участнику без партнёра дозволяется выбрать себе в… компаньоны любого из присутствующих.

Девушка не растерялась.

– Любого?

– На ваш вкус, Тэйт. Выбирайте с умом.

Она развернулась на пятке правой ноги к членам комиссии и гостям и, приставив другую, поклонилась.

– Господин офицер, окажите честь!

Установилась ошеломляющая, гробовая тишина. И в ней, преодолев эффект неожиданности, рокотом заговорил гулкий смех человека, которому она дерзнула бросить вызов. Через секунду его подхватили Берг, губернатор, сержанты. Министр сдержанно покачал головой. Соперники наперебой забубнили, создавая какофонию.

Бедняга штаб-адъютант, промокнув платком виски, окриком угомонил обсуждения.

– Соблюдайте приличия, Тэйт. Я не имел…

– Бросьте, лейтенант Пелл. Не отчитывайте. Сказанное обратно не загонишь, – вступился за неё офицер. Он поклонился министру. – Позволите удовлетворить скромную просьбу?

– Конечно-конечно. Мистер Берг тоже не возразит.

– Благодарю.

У девушки дрогнули колени. От предвкушения – адреналина – зашумело в ушах.

(тебе с ним не совладать. для чего на рожон полезла?.. придерживайся плана, сумасшедшая!)

Мужчина расстегнул кивер (вздохнул тяжко-тяжко, предчувствуя, что надеть обратно всё равно придётся), передал его помощнику. Шинель, китель и рубашку закинул на человекоподобную мишень для лучников. Высокопоставленные лица тем временем занимали стулья на террасе сруба. Над территорией установилась атмосфера грандиозного шоу.

– Зря, – прокомментировала главная звезда вечера, поравнявшись с девушкой. – Вы сильны, не спорю, но об меня сломаете зубки.

– Вы поставили на мою победу. Почему бы не поддаться ради денег?

– Авторитет на монету не разменивается. Разминайтесь. Вам несладко придётся.

– Вам тоже, – ощерилась она. – Хорошенько разогрейте мышцы: мне бы хотелось посмотреть, как вы сдержите слово о нежностях. С травмами возникнут трудности в реализации.

– О, я управлюсь, – бархатисто возразил он.

Тело – превосходная работа над собой – не оставляло для неё вариантов, с чем именно справляющимся она жаждала его увидеть.

За пять минут до боя она очистила голову от ненужного, прокляла несдержанность и натёрлась специальной мазью, защищающей от холода.

Прозвенел гонг. Офицер вышел вперёд, заняв стойку в центре огороженного круга. Девушка приняла зеркальную позу напротив него. Где-то под ключицами схватывало волнение.

Новый сигнал объявил о поединке. Несколько мгновений оба противника не шевелились, словно испытывали друг друга на прочность. Она видела его на тренировке и не тешилась ложными соображениями на его счёт. Он изучал её – и растягивал удовольствие перед рывком.

Первой атаковала девушка. У среднего роста перед высоким преимущества явные: чем ты мельче, тем поворотливее. Подступила быстро, но не попыталась нанести удар спереди – проскользнула под его локтем, провела ребром ладони по лопаткам и нацелилась в большой ушной нерв: упасть не упадёт, а оглушение заработает. Мужчина, раскусив её намерение, пружинистой походкой отшагнул вбок и назад, очутившись уже у неё за спиной. Тычок – не болезненный, зато ощутимый – пришёлся на плечевой сустав. Девушка отшатнулась: неудача открывающего хода не изменяла расстановку сил – раздражала. Она блокировала его выпад, не повелась на ложный, в отместку пнула по голени. Красивое лицо скривилось от ощущений – ухмылка, точно приклеенная, с него не сошла. Он снова переместился в сторону – она отпрыгнула. Волосы липли к взмокшему лбу. Зрители галдели.

Они снова сошлись в центре: удар, поворот, удар – таков был ритм их жестокого танца. Обойти, увернуться, вдохнуть запах чужого пота – так выглядела увертюра к выступлению. Кулак девушки встретился с его печенью. Офицерский сапог – с её солнечным сплетением, отправив в кувырок через себя. Приподнявшись, она кашлянула. Отлёживаться некогда: перед глазами кружили чёрные точки, прямо как он – голодный хищник – кружил над ней, предвосхищая кровь.

– Поднимайтесь, мисс Тэйт. Я не закончил.

– Вот совпадение, – просипела девушка.

Вскочила, покачнулась. Дыхание всё никак не находилось. Конечности, мерещилось, прибавили в весе.

Плохо.

Хитрец гонял её по кругу без зазрения совести, выматывая. Пользовался её же тактикой, демон его раздери. Запыхавшаяся девушка сдавала позиции, а он, довольный, сверкал обнажённым торсом перед толпой курсанток.

Любимый козырь – проворство – проворство иной масти не бил. Мастерство мужчины впечатляло. С ним вернее переобуться в то, чего от неё не ждёшь. Сплюнув вязкую слюну, она припала на колено и, зачерпнув пригоршню снега вперемешку с песком, кинула в него. Офицер инстинктивно закрылся, за что немедленно поплатился – кулак столкнулся с челюстью.

Мужчина запнулся. На разбитой губе выступила кровь. Девушка, не позволяя ему опомниться, нанесла удары в корпус. Созерцатели разразились громогласными криками.

Триумф длился недолго: он, не поскупившись на силу, приложил по рёбрам. От боли девушка вскрикнула. Намучившиеся лёгкие горели нещадно. Она устала. Избегать выпадов – наносить их! – становилось до одури сложно.

За усталостью тянулись ошибки. Она лягнула его в колено, однако оставила без защиты шею – и пропустила момент собственного падения. Грязный снег набился в рот.

(вставай! вст…)

тэмес, 13, 1905 год

Под потолком повозки висели самодельные звезды. Во сне звезды были настоящие – северное небо усыпано ими, как наряд мертвой невесты на погребальной церемонии – жемчугом.

Снег колол кожу: она распласталась на нём, набрала полный рот – но с ней поделились сухой одеждой взамен порванной, в передвижном «кабинете» арканиста вовсю топилась печка. И не сидел на ней никто, пронзая гордость нахальной улыбкой. От нее душила какая-то тоска… потеряла. Забыла. Или не она? Чьи это воспоминания?