Текст книги "Время шинигами"

Глава 5

Мои шинигами всегда приходили на мой зов. У них не было выбора.

Тиё принесла мне чистый лист тутовой бумаги, кисточку из конского волоса и чернильницу. С поклоном она положила все это на стол. Я отпустила ее и вытащила из рукава кинжал.

Провела лезвием по ладони. На ней появилась ярко-красная линия, и к запястью потекла холодная алая капля. Я поспешила сжать кулак над чернильницей и наполнила ее неглубокую чашу кровью. Затем рана закрылась, оставив после себя только красные пятна.

Я взяла кисть, окунула ее в чернильницу и начала писать на чистом листе бумаги имена.

Киё из Токусимы.

Ама из Нагано.

Мэго из Сайтамы.

Одно за другим я писала имена всех своих верховных шинигами – по одному на каждую из сорока семи префектур Японии. Кровь была гуще чернил и быстро сворачивалась, поэтому иероглифы были неровными, но сейчас красота почерка не имела значения. Когда богиня писала имена шинигами своей кровью, татуировки на их позвоночниках вспыхивали и начинали гореть в ожидании сообщения. На этот раз под всеми этими именами я написала лишь одно слово.

«Возвращайтесь».

Обычно я вызывала своих шинигами только на ежегодный сбор после Нового года. Мое сообщение наверняка вызовет у них много вопросов, но я не могла ждать до весны. Жнецы уже здесь.

– Тиё, – позвала я, открывая дверь в свою комнату, – подготовь…

Но Тиё и другие служанки уже разложили на моей кровати императорское дзюни-хитоэ. Я вздохнула и шагнула вперед, на ходу развязывая черное кимоно и сбрасывая его на пол, чтобы они могли одеть меня.

Только присутствие моих верховных шинигами могло заставить меня надеть императорское дзюни-хитоэ. Я не могла появиться перед старейшими и самыми могущественными шинигами Японии в одежде простолюдинки, потому что они были способны ясно видеть даже в полной темноте и могли осудить меня. Хотя кровь была холодна, как смерть, я все равно потела под всеми этими слоями ткани. Юбки будто были вытканы из свинца: они намертво приковывали меня к полу.

Самый верхний слой был из королевского пурпурного шелка, с узорами в виде сот и с вышитыми белыми солнцами – символами господства шинигами над светом. Рукава – такие широкие, что доставали мне до колен, – обнажали остальные слои ткани: бледно-сиреневый, королевский золотой, мшисто-зеленый и похоронно-белый. Ткань не имела швов и скреплялась лишь рисовым клеем.

Служанки нанесли мне на лицо белую пудру, а губы и щеки покрыли сафлоровым пигментом. Я запрещала им сбривать мне брови или чернить зубы, утверждая, что даже люди уже начали отходить от этих традиций. Тиё никогда не спорила со мной по этому поводу, но в такие моменты начинала пудрить мое лицо с чуть большей силой, чем нужно.

Когда я наконец была готова, то вышла в коридор и прижала ладони к стене, представляя каждую свечу в каждом коридоре и комнате дворца. Одним выдохом я погасила их все. Замок вновь погрузился в тихий мрак, став таким же, каким он был, когда принадлежал Идзанами в самом начале времен.

Это был маскарад, который мне приходилось устраивать для верховных шинигами. Я понятия не имела, хватит ли им сил, чтобы одолеть меня, если они нападут вместе, но рисковать не хотела. Для них я готова была прикинуться настоящей богиней.

В туманной темноте мои дремлющие способности шинигами ожили, приподнимая шелковую завесу ночи, и я смогла ощутить изысканные фрески и полированные половицы, несмотря на полную, почти кладбищенскую тьму. Мир клубился и дрожал, как беспокойное отражение в озере: без дела мои глаза шинигами ослабли.

– Значит, ты надела императорский дзюни-хитоэ для своих шинигами, но не для бога-собрата, – произнес голос в конце коридора.

Я вздохнула. Цукуёми подошел ближе. Будучи сыном Идзанаги, технически он был шинигами и мог видеть в темноте, даже не живя в Ёми. По мере приближения его образ становился все ярче, как будто он вышел из сна. Луны в его глазах светились белоснежным светом, заставляя сиять и его лицо.

– Тебе идет, – заметил он так, словно это был факт, а не его мнение.

– Я дам тебе его примерить, когда закончу, раз уж он так тебе понравился, – сказала я, сдерживая рвущийся изо рта поток грубостей.

Его глаза расширились, луны внутри них стали больше, как будто устремились вперед, навстречу Земле.

– Я не это имел в виду. Я лишь хотел…

– Да знаю, – я махнула рукой, обрывая его. – Почему ты еще не отправился домой? Я же сказала, что мне нужно подготовиться.

– Мне дали задание защищать тебя, пока угроза не будет устранена, – напомнил он. – Жнецы все еще на свободе. Может, ты и убила двоих, но на подходе другие.

Я закрыла глаза. От раздражения мне становилось еще жарче в этой одежде, а я не могла позволить себе приветствовать всех моих шинигами потной. Они почувствуют это, как акулы чуют запах крови в океане.

– Ваше Величество, – позвала Тиё.

Я повернулась – мучительно медленно из-за всех этих юбок – туда, где согнулась в поклоне Тиё.

– Ваши шинигами прибыли.

– Отлично, – отозвалась я, поправляя воротник. – Покончим с этим побыстрее.

Но еще до того, как я повернулась, чтобы уйти, волоча за собой тяжеленные юбки, Тиё со вздохом достала носовой платок.

– У вас помада на зубах, а на бровях потекла пудра.

Хмурясь, я вытерла зубы носовым платком Тиё, пока та вытаскивала кисточку, чтобы подкрасить мне лицо. Цукуёми наблюдал за нами так, словно никогда в жизни не видел кисточки для макияжа. Уверена, будь у него под рукой бумага, он делал бы заметки.

– Единственная богиня, с которой они могли бы сравнить меня, была похожа на разлагающийся труп, – сказала я Тиё, возвращая ей платок. – Наверняка на контрасте мой макияж выглядит неплохо.

– Но этот «разлагающийся труп» создал Японию, – заметила Тиё, отступая назад, чтобы проверить свою работу. – Ей было дозволительно выглядеть… менее презентабельно.

– У нее были личинки в глазах.

Тиё сжала губы и что-то неразборчиво промычала в ответ – должно быть, нечто вроде: «Мне бы очень хотелось отчитать тебя, как ты того заслуживаешь, но я не могу этого сделать, потому что ты меня за это прикончишь».

В конце концов она просто поклонилась и повела меня по коридору. Цукуёми поспешил за мной.

– Тебя не приглашали, – сказала я.

– Твой план победы над жнецами имеет отношение и ко мне.

– Не имеет. И я не допущу, чтобы верховные шинигами подумали, будто мне нужна твоя помощь.

– О, – кивнул Цукуёми, – так вот из-за чего ты волнуешься. Могу сказать им, что я здесь по научному вопросу.

– Это мой дом, а не библиотека.

– Тогда просто скажи им, что я твой гость.

– У меня не бывает «гостей», – отрезала я. – К тому же у тебя лицо моего погибшего жениха. Они начнут строить догадки.

– Я могу сказать им…

– Ты ничего им не скажешь, – оборвала я его. Мы были уже почти в тронном зале, и, подойди мы ближе к дверям из тонкой бумаги, нас наверняка услышали бы. Прежде чем Цукуёми успел свернуть за следующий угол, я остановилась и дернула его назад, сжав белую ткань его рукава. Мои шинигами ждали меня, так что я не могла терять ни минуты. Кажется, отговорить его все равно не получится.

– Если хочешь войти в эту комнату, то не будешь говорить, пока я не позволю, – предупредила я. – И не станешь обращаться к моим шинигами. Не смей ничего испортить.

– Испортить? – нахмурился он. – Зачем мне…

– Они могут бросить мне вызов и без повода, – пояснила я. – А если ты им его подаришь, я убью тебя.

Не дожидаясь его ответа, я устремилась к тронному залу. Мне предстояла работа потруднее, чем сбор душ.

* * *

Как только я вошла в зал, шинигами поклонились. Они опустились на колени на подушки, разложенные ровными рядами перед троном. Их красные халаты расплывались во тьме, словно бушующее кровавое море.

Я не позволила им поднять головы, пока, глядя на них сверху вниз, не опустилась на свой высокий трон. Мои юбки раскинулись огромным красно-желтым шлейфом, который струился вниз по лестнице, словно вода. Цукуёми застыл по ту сторону дверного проема, безо всякого выражения наблюдая за мной, маленькой и далекой, отделенной от него океаном мрака. Столько могущественных существ напряженно замерло, ожидая моих слов. Когда-то это чувство привело бы меня в восторг, но сейчас я ощутила лишь подступающую тошноту.

– Поднимитесь! – приказала я.

В тот же миг все шинигами задрали головы, и на меня разом уставилось множество темных глаз. Я уже давно уяснила, что произносить пышные речи нет смысла. Это лишь давало им больше возможностей обнаружить неидеальность моего произношения. Лучше всего было просто сказать им, чего я хочу, и покончить с этим как можно скорее – пока их терпение не иссякло.

– Япония подверглась вторжению, – сказала я.

По рядам шинигами пронесся шепот, но в темноте я не могла разглядеть, кто именно осмелился перебить меня.

– Где-то на нашей земле высадились британские жнецы. Они уже убили троих шинигами, и я сомневаюсь, что они остановятся на достигнутом.

Должно быть, с моим акцентом было что-то не так, потому что по комнате прокатился тихий смех. Я стиснула зубы, мои тени заволновались в глубине комнаты, словно морские водоросли. Цукуёми нахмурился, хотя я не знала, из-за меня или шинигами.

– Они носят часы из серебра и золота, которые позволяют им повелевать временем, – продолжала я. – Отнимите их – и жнецы окажутся бессильными… – Но я уже потеряла внимание шинигами, они перешептывались между собой.

– Зачем они явились сюда? – спросила Нака из Хиросимы в первом ряду. Ее вопрос нельзя было назвать грубым, но, когда она заговорила, ее глаза засверкали, а брови резко изогнулись. У нее было вытянутое, узкое лицо и длинные волосы, концы которых лежали на полу.

– Можете задать им этот вопрос после того, как доставите их ко мне, – ответила я, отведя глаза прежде, чем она успела прожечь меня взглядом.

– Разве вы их не знаете? – спросил другой шинигами. – Они что, не ваши товарищи?

– Разумеется, нет! – рявкнула я, ударив кулаком по подлокотнику трона. Но собравшиеся не обратили на мои слова внимания, их возражения лишь зазвучали громче:

– Как мы можем остановить жнецов, которые контролируют время?

– Зачем вы привели их сюда?

– И каким образом мы будем собирать души и одновременно отбиваться от этих чужеземцев?

Шквал вопросов вжал меня в кресло, мое лицо запылало, а губы крепко сомкнулись. Я была не в силах выдавить ни слова. С верховными шинигами всегда так. Один неправильно произнесенный звук – и я уже не их богиня, а чужеземка, заигравшаяся в переодевания. Уважения людей и ёкаев я могла добиться силой, но с шинигами это не работало. Потеря доверия даже одного из них вела к уменьшению сбора душ, не говоря уже о риске восстания. Они были на сотни лет старше меня, так что кто знает, на что они будут способны, если их объединит гнев.

Я стиснула зубы и закрыла глаза. Мне ужасно хотелось схватить кольцо на цепочке, потому что это была единственная вещь, которую я могла раздавить, но не сломать. Но я не хотела показать свою слабость перед шинигами. Вместо этого я сунула руки в рукава и сомкнула пальцы на часах.

– Все заткнитесь! – крикнула я.

В резко наступившей тишине слова эхом разнеслись по комнате. Конечно же, не по причине того, что ко мне кто-то прислушался. А потому, что я остановила время.

Шинигами молча застыли. Их черные, как угли, глаза казались теперь еще более пронзительными, несмотря на то что в этот краткий миг они не могли ничего увидеть. Теперь, когда их взгляды были прикованы не ко мне, а к месту, где я была до этого, я шагнула вперед, выдыхая оттого, что наконец перестала быть объектом их гнева. Стоящий в глубине комнаты Цукуёми скрестил руки на груди и прищурил глаза. В его лице читалось не то замешательство, не то беспокойство. Сомнений нет, теперь он считает меня жалкой. Какая я богиня, если не могу удержать внимание своих подданных даже две минуты?

«Сейчас он не имеет значения», – подумала я. Ничто не имело значения, кроме того, что я должна была убедить их отнестись ко мне серьезно. Если придет Айви, в одиночку мне ее не одолеть.

Я глубоко вздохнула и взяла Наку под руки.

Из-за того, что мои ноги путались в длинных юбках, я едва могла двигаться. Конечности Наки окоченели из-за застывшего времени, но мне все же удалось перетащить шинигами к стене и раскинуть ее руки и ноги крестом, не касаясь ее кожи, чтобы случайным движением не освободить женщину от оков времени.

Я взяла меч Наки и вонзила в стену, приколов к ней ее рукав. Затем мечами других осмелившихся встать шинигами я проткнула ее второй рукав и юбку, пригвоздив шинигами к стене, словно мотылька.

Наконец я сняла со стены катану Идзанами и приставила ее к горлу Наки. Я легко могла бы нажать чуть сильнее. Катана разрезала бы позвоночник Идзанами, словно мягкий фрукт. Вонзить меч Наке в горло и утопить ее в крови, навсегда заглушив ее неповиновение, было проще простого.

Но это не помогло бы мне избавиться от жнецов.

Одной рукой я крепче сжала рукоять катаны, другой запустила время.

Все крики и жалобы снова нахлынули на меня, как приливная волна – разительное отличие от идеальной тишины безвременья. Но, когда шинигами увидели, что на троне меня нет, крики почти мгновенно стихли. Один из них ахнул, заметив приколотую к стене Наку, находившуюся полностью в моей власти. Когда шинигами повернулись к нам, Нака рванулась, пытаясь освободиться, но шевелиться толком она не могла, иначе катана перерезала бы ей горло.

– Как вы…

– Вот что сделают с вами жнецы! – крикнула я на языке Смерти – языке, на котором говорила без акцента. В зале повисла тишина. – Вернее, – добавила я, – вот что с вами сделает милосердный жнец. Кровожадный же с удовольствием проведет сотню лет, сдирая с вас кожу, или тысячу лет, выкалывая вам глаза.

Я ожидала новой волны гнева, но ее не последовало. Все молчали, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

– Вот что за существа пришли в Японию, а вы, глупцы, не слушаете меня, когда я рассказываю, как можно их остановить!

Мой выговор заставил шинигами вздрогнуть. Мои тени позади них окрасили бумажные двери в черный цвет, как будто мы все вошли в непроглядную тьму. Один за другим шинигами опустились на колени и низко склонились.

Я убрала клинок от горла Наки, но в ножны не вложила. Сердце глухо билось в груди. Когда я оглядела своих шинигами, их лица были практически прижаты к полу.

– Чего вы от нас хотите, Ваше Величество? – дрожащим голосом спросил один шинигами в конце комнаты.

– Хватайте любого, у кого увидите белые волосы, меняющие цвет глаза и часы на цепочке, – приказала я. – Они будут прикреплены к их одежде. Отнимайте у жнецов часы и ведите ко мне. Я избавлюсь от них.

Нака позади меня фыркнула. Другие шинигами подняли головы.

– Если они могут делать так, – возразила она, кивая на свои приколотые рукава, – то в тот же миг, как они нас увидят, нам конец. Как, по-вашему, мы сможем победить существ, контролирующих время?

– Не притворяйся беспомощной, – ответила я. – Однажды я победила жнецов лишь светом.

– Потому что вы одна из них! – воскликнула Нака, дергаясь на стене. Остальные шинигами одобрительно зашептались.

– Если увижу одну из этих тварей, я как можно скорее поспешу обратно в Ёми! – сказал шинигами в переднем ряду. – Я жил тысячи лет не для того, чтобы умереть от рук чужеземцев.

Остальные начали подниматься, кивая в знак согласия.

Как быстро я потеряла контроль. Я пыталась напугать их, но это сработало не так, как я рассчитывала. Шинигами отвечали только тем, кого уважали или боялись, – и заслужить их уважение было до безнадежности сложно, – а жнецов они боялись гораздо сильнее, чем меня.

Шинигами вскочили на ноги, обвиняя меня в некомпетентности, в том, что я готова пожертвовать ими, в том, что Идзанами никогда бы так не поступила. И хуже всего было то, что они были правы.

– На колени! – выдохнула я.

Но, разумеется, за громкими протестами никто меня не услышал. Мои руки задрожали, прямо под кожей закипели тени. Моего статуса богини им было недостаточно. Что еще я могла дать этой стране, чтобы угодить ей? Я здесь родилась, эта ненасытная земля поглотила кровь моей матери, моего жениха и, возможно, даже моего брата. Чтобы стоять перед ними на месте Идзанами, я принесла в жертву абсолютно все, что у меня было, – так чего еще им нужно?

– Я сказала: на колени!

Тени хлынули из меня, словно вода из распахнутых шлюзов.

Тьма рухнула с потолка, как будто ночное небо внезапно обрушилось, прибивая шинигами к полу с треском сломанных носов и ребер и выбитых зубов.

– С кем, по-вашему, вы разговариваете? – крикнула я на языке Смерти. – Думаете, сердца шинигами придутся мне не по вкусу? – Слова вырвались из меня, хотя я даже не думала о них. Я словно была сосудом, из которого лились ярость и тьма. «Слова Идзанами», – поняла я, и на этот раз они опасно совпали с моими мыслями. Кожа слезла с кончиков моих пальцев, и я вспомнила скелетные руки Идзанами, когда в этом же тронном зале она обрушила свою желчь на Хиро.

Нака с трудом подняла лицо от пола, в ее рту запеклась кровь, выбитые зубы рассыпались по полу.

– Мы нужны вам, – произнесла она. Ее речь была невнятной, в щели между зубов сочилась кровь. – Вы знаете это, особенно теперь, когда жнецы здесь. Не надо угрожать нам впустую.

Я неподвижно застыла в передней части комнаты. Не имело значения, сколько слоев сложного костюма я на себя надела, насколько идеальным был мой макияж, сидела ли я на троне Идзанами. Они не видели во мне никого, кроме маленькой девочки-иностранки.

– Убирайтесь! – велела я.

Протащив юбки по лужам крови на полу, я вышла в коридор и помчалась прочь, оставляя за собой красный след. Цукуёми отступил, выпустив меня из зала, но тут же последовал за мной. Я пыталась идти настолько быстро, насколько позволяло все это абсурдное количество юбок.

– Рэн…

– Ты тоже можешь убираться, – сказала я, стараясь двигаться быстрее, чем Цукуёми, чтобы он не увидел моих слез. Я стерла с лица пудру одним из своих слишком широких рукавов, безнадежно испортив ткань и размазав помаду. Но разве это имело какое-то значение? Ничто из этого не помогло. Жнецы прибудут сюда в полной боевой готовности, и мне придется сражаться с ними в одиночку.

– Рэн… – снова позвал Цукуёми.

– Я не хочу ничего слышать! – воскликнула я, оборачиваясь, чтобы посмотреть на него, но вместо этого запуталась в юбках и чуть не упала. Цукуёми подхватил меня под локоть и крепко сжал, его лицо оказалось в нескольких дюймах от моего, а глаза-луны были невероятно большими и искренними. Сердце екнуло в груди, я снова подумала о Хиро, и мой взгляд опустился на губы Цукуёми. Я оттолкнула его прежде, чем мысли пустились дальше, и прижалась к стене.

– Я думала, что чужеземка здесь я, но, видимо, это ты не понимаешь по-японски. Я сказала тебе проваливать!

Я сорвала внешний слой дзюни-хитоэ и швырнула его в стену. Звук рвущейся ткани оказался слишком приятным, поэтому по пути в кабинет я сорвала еще один слой.

– Рэн, ты же богиня. Ты не можешь раздеваться посреди коридора.

– На мне двенадцать халатов! – рявкнула я, швыряя следующий слой ему в лицо. – Последний я оставлю, будь спокоен!

Цукуёми поймал халат и принялся собирать все остальные слои, которые я сбрасывала, пока в его руках не оказался огромный ворох тканей.

– Твои шинигами всегда такие воинственные? – спросил он.

Ничего не ответив, я распустила волосы и швырнула в него пригоршню шпилек.

– Должен напомнить тебе, что мой долг – помочь тебе, – заметил Цукуёми, уворачиваясь. – Так что, если твои шинигами не в состоянии помочь, возможно, я смогу.

– Что ты вообще можешь сделать? – огрызнулась я. – Ты просто вуайерист, подглядывающий за людьми с неба.

– Лунный свет могущественен, – возразил он. – Он может связывать людей.

– А если жнецы придут не ночью?

Цукуёми ничего не ответил. Он наклонился, чтобы поднять еще несколько халатов. На мне осталось всего два слоя, и моя ярость постепенно начала угасать. Тени медленно скользили за мной по полу, щекоча лодыжки Цукуёми. Когда они наконец снова заползли мне под кожу, я почувствовала себя так, будто мне тысяча лет и эти годы давят на мои плечи. Я упала на колени в коридоре и принялась царапать ногтями фреску перед собой.

Цукуёми остановился позади меня. Он долго молчал, и я подумала, что он ждет, пока я заговорю.

– На этой фреске я? – спросил он наконец.

Я нахмурилась, глядя на изображение, у которого оказалась. Я почти никогда не заходила в эту часть дворца, поэтому была не очень знакома с картинами здесь. На этой был изображен бог в белом одеянии, с полумесяцем в руках.

Его лицо было таким же, как у Цукуёми, – холодным и суровым. Глаза, в которых сияла Вселенная, смотрели куда-то вдаль. На следующей фреске он был изображен сидящим на полумесяце, как на качелях, его лунный свет освещал Японию. Люди внизу танцевали, держались за руки и поднимали детей на плечи, а Цукуёми сидел высоко в небе, и в его глазах отражался весь свет Земли.

– Здесь есть фрески со всеми богами, – произнесла я наконец, проследив взглядом остальную часть истории Цукуёми.

На картине перед ним было изображено омовение Идзанаги: виднелся только силуэт плеч, когда он ступил в реку Татибана, одежда лежала на берегу.

На следующей фреске Идзанаги промывал левый глаз очищающими речными водами. От этого появился яркий солнечный луч – это была Аматэрасу, богиня Солнца. Когда он промыл правый глаз, в небо поднялась полная луна, осветив темный и пустой мир. Это был Цукуёми. Наконец Идзанаги омыл нос, и из океанских волн родился Сусаноо, бога бурь и морей.

На фресках Сусаноо казался лишь фигурой в тени, его лицо было скрыто в темных водах. Я подползла ближе, ощупывая текстурную краску океанских волн, бьющихся в пенистом шторме, и кораблей, разбивающихся о берег от гнева Сусаноо.

Возможно, присутствие Цукуёми и в самом деле может мне помочь.

Жнецы повелевали временем, но попасть в Японию они могли только морем.

– Цукуёми, – позвала я.

Он шагнул ближе, с тревогой рассматривая фреску с историей своего рождения.

– Ты все еще хочешь мне помочь? – спросила я, поворачиваясь к нему.

– Это мой долг, – без колебаний ответил он.

– Тогда отведи меня к Сусаноо.

Он замер, не сводя глаз с фрески.

– Моего брата не интересуют дела Ёми, – сказал он после долгой паузы. Его слова всегда казались отрепетированными, но эти были произнесены слишком тихо, будто он боялся, что голос может выдать его мысли.

– Но прибудет еще больше жнецов, – продолжила я. До сих пор помню обещание, высеченное над входом в катакомбы Лондона: «Анку не уйдет с пустыми руками». Айви не уйдет, пока не получит то, чего хочет. – Если он имеет власть над морями, то может помешать Айви добраться до наших берегов.

Цукуёми медленно качнул головой, не отрывая взгляда от фрески, будто что-то за ней видел.

– Он может сделать многое, но вряд ли пойдет на это. Есть определенные причины, по которым наш отец попросил меня помочь тебе, а не Сусаноо или Аматэрасу.

– Какие, например?

Цукуёми наконец оторвал взгляд от стены. Сияние лунного света вокруг него стало тусклее, как и блеск в его глазах.

– Они не занимаются… благотворительностью, – сказал он.

Я подняла брови.

– Поэтому ты помогаешь мне? – спросила я прямо. – Это благотворительность?

Он покачал головой:

– Это мой долг.

– Но не их?

– Но не их… – Цукуёми покачал головой. – Я не думаю, что Сусаноо будет тебе так полезен, как ты себе представляешь.

Он с беспокойством взглянул направо, на другую фреску с Сусаноо. Я проследила за его взглядом. На картине были изображены ухмыляющийся бог моря над разорванным надвое трупом лошади посреди темного, пустого мира и богиня Солнца, съежившаяся в пещере на заднем плане. На следующей панели на месте полей золотой пшеницы виднелись зловещие колючие серые стебли – все посевы в мире погибли от мрака и холода. Тиё рассказывала мне, что однажды Сусаноо так напугал солнце, что оно спряталось, обрекая мир на вечную ночь.

– Но что еще мне остается? – спросила я, обмякая на полу. – Я должна что-то сделать. Айви будет здесь через четыре дня.

Цукуёми смотрел себе под ноги. Его глаза бегали из стороны в сторону, словно он обдумывал, как ответить.

– Я могу отвести тебя к нему, – сказал он наконец. – Но не могу предсказать его ответ.

Я кивнула, поднимаясь на ноги.

– Он – такая же часть этой страны, как и мы. Если он готов отдать Японию жнецам, то пусть скажет мне это в лицо.