Текст книги "Время шинигами"

Глава 7

Слова Цукуёми скользнули по мне, как дождевые капли по куполу зонта. Но когда они эхом отдались в моей голове, внутренности скрутил жгучий холод, обвиваясь вокруг сердца и вен как виноградная лоза, проникая в каждый закоулок моего естества. Все это время – с тех пор как он пришел в мой дворец – Цукуёми казался мне странным и вызывал смутную тревогу, но чего-то подобного я и представить себе не могла.

Я отстранилась.

– Ты убил Аматэрасу? – прошептала я.

– Не ее! – воскликнул Цукуёми. Хмурые брови портили его идеальную маску невозмутимости. – Я бы никогда не причинил ей вреда! Ты что, не читала «Кодзики»? У меня много сестер.

– Тогда кого? – спросила я. Мой голос был тоньше комариного писка.

Цукуёми посмотрел на меня долгим взглядом, а потом наконец расправил плечи. Его лицо вернулось к своему лунно-белому оттенку и снова лишилось всякого выражения.

– Ее звали Укэмоти, – произнес он резко и отстраненно. – Она была богиней еды.

Начинался прилив, и волны подползали все ближе, заливая наши ноги. В напряженной тишине нам слышался только шепот океана.

Будь моя совесть чиста, я могла бы развернуться и оставить Цукуёми на берегу. Возможно, у него были свои причины, даже очень веские. Между убийством хорошего и плохого человека нет большой разницы, поскольку в каждом есть и темная, и светлая сторона. Если Цукуёми мог предать свою семью, что помешает ему предать и меня?

Но ведь и я отправила своего брата на верную смерть и пролила столько человеческой крови, что могла бы заполнить ею все Восточное море. Мне ли не знать, что даже те, кто преследует благие намерения, способны на невыразимую жестокость в угоду выгоде.

– Почему? – спросила я.

– Потому что Аматэрасу… – Он замолк, качнул головой и зарылся пальцами в песок, позабыв об изяществе. – Ты должна понять, Аматэрасу – богиня не только Солнца, но и небес, и всей Вселенной, – сказал он. – Весь мой свет происходит от нее, ибо собственного сияния у луны нет. Без нее я лишь холодный камень, окутанный тенями. Ей это известно так же хорошо, как и нашим родителям. Вот почему она правит всей Вселенной, а я – только ночным небом.

Он снова замолчал, взглянул на заходящее солнце и поморщился от его пронзительного света.

– За всю нашу жизнь она попросила меня об услуге лишь раз: чтобы я спустился на Землю и навестил нашу сестру Укэмоти от ее имени. Я думал, что это будет простое задание, поэтому согласился, надеясь, что если хорошо справлюсь, то она, может быть… – Он вздохнул и закрыл глаза. В угасающем свете выражение его лица казалось болезненным. – Предполагалось, что Укэмоти устроит для меня роскошный пир. Я никогда не встречался с ней до этого, поэтому не знал, чего ожидать. Когда я вошел в ее дом, она заперла двери…

– Заходи и поешь, – предложила она мне.

Я взглянул на длинный пустой стол. За ним могла разместиться сотня человек, но там не было ни зернышка риса.

– Но что же мне есть, если тут ничего нет? – спросил я.

Укэмоти покачала головой и улыбнулась.

– Скоро все будет, – ответила Укэмоти.

До этого я никогда не видел и не пробовал пищи, потому решил, что, возможно, просто несведущ и еда появляется, только когда ты садишься за стол, или она видима только для человеческих глаз. «Если я буду задавать слишком много вопросов, Укэмоти расскажет Аматэрасу, каким я себя выставил дураком», – подумал я тогда.

Поэтому я сел за стол и стал ждать.

Укэмоти заняла место в противоположном, таком дальнем конце стола, что казалось, будто она в тысяче миль от меня. Кушанья все не появлялись. Я ощупал поверхность стола, но не почувствовал ничего, кроме гладкости кедра. Пошарил под столом и не увидел ничего, кроме отполированного деревянного пола. Я даже покосился на окна – на случай, если еда похожа на летний бриз, дующий снаружи. Укэмоти просто молчала и смотрела на меня с застывшей ухмылкой.

– Прошу прощения, сестра, – произнес я наконец, – но откуда же возьмется пища?

Она поднялась, и каким-то образом ее ухмылка растянулась еще шире, а зубы стали острее мечей.

– Из меня, конечно, – ответила она. – Я и есть еда.

Затем она откинула голову и засунула руку себе в горло.

Укэмоти с силой дернула – и изо рта на стол хлынули тысячи рыб и заскользили ко мне, шипя от желудочной кислоты. Она наклонилась вперед, и ее вырвало горой риса с запекшейся слюной, он посыпался из ее носа и глаз. А из ушей выросли стебли пшеницы, напоминавшие крученые золотые косы. Поры широко раскрылись, и из них выползли шелковичные черви и начали извиваться на столе.

Блюда текли по длинному столу – все ближе и ближе ко мне. Я застыл, словно камень.

– Ешь, брат! – сказала она. – Я создала все это специально для тебя.

Я вскочил, опрокинув стул, и бросился прочь, но она, точно паук, переползла через стол, схватила меня за щиколотки и потянула к себе. Сестра разжала мои зубы, схватила горсть горького риса и запихнула мне в рот. Рис смешался с грязью и пеплом, но Укэмоти продолжала заталкивать в меня пригоршни еды, пока я в слезах царапал ее руки и дергал за волосы, пытаясь остановить.

– Какой же бог станет плакать над рисом? – насмехалась она. – Вот почему старшая сестра не хочет делить с тобой свое небо. Вот почему мать и отец знают, что ты его недостоин.

Она смеялась и смеялась, пока звук ее голоса не превратился в скрежет стекла. Она запихивала мне в рот шелковичных червей, пока меня не стошнило, но даже после этого ее смех продолжал разрывать меня на части, скручивая жилы. Укэмоти хохотала, пока я не схватил со стола нож и не вонзил ей прямо в сердце.

* * *

Цукуёми зарылся пальцами в песок, его руки дрожали.

– Ты не родилась богиней, поэтому я не жду, что ты поймешь, – продолжал он. – Ты даже не представляешь, Рэн, каково это – смотреть, как другое божество лишает тебя сил. Мы, боги, рождаемся только потому, что у нашего существования есть цель. Используем наши силы для поддержания Вселенной. Без этих сил мы – ничто. Ничтожнее, чем люди, потому что люди, по крайней мере, могут существовать, не имея цели. Мы же живем лишь ради наших целей и сил, но из-за Укэмоти я лишился и того, и другого.

Он разжал пальцы, глядя на воду, которая уже образовала вокруг нас неглубокий бассейн.

– Я думал, что Аматэрасу будет гордиться мной. Думал, что это испытание, в котором я доказал, что силен. Но она была в ярости. Сестра сбросила меня на Землю и сообщила, что больше никогда со мной не заговорит. Вот почему день и ночь разделены и солнце с луной редко встречаются на небе. С тех пор я с ней не общался.

Он прижал ладони к глазам, словно хотел стереть эти воспоминания. Я неподвижно сидела рядом с ним: его ужасные слова обрушились на меня яростным градом.

– Мой отец стыдится меня, потому что я убил одного из его детей, потому что я такой слабый, – сказал он. – Вот отчего я – его марионетка. Оттого, что в отличие от Сусаноо, я мечтаю вернуть свой статус. Он послал меня к тебе, поскольку ему все равно, умру я или нет.

Он обнял колени руками и притянул их к груди – это была самая небожественная поза, в которой я видела его за все время нашего знакомства. Я все еще сидела неподвижно, сжимая рукава пальцами и не зная, что сказать.

Если его слова правдивы, то я вряд ли могу винить его за убийство сестры. Сама я убивала и за гораздо меньшее, чем то, что сделала Укэмоти. Я поднимала нож даже на тех, кого любила.

Но кто сказал, что все его слова – правда?

– И я должна в это поверить? – спросила я.

Он поморщился.

– Зачем мне придумывать о себе такую ужасную историю?

– Потому что в конце концов я бы все равно выяснила про Укэмоти. Но откуда мне знать, что ты убил ее не по другим причинам?

Он вздохнул.

– Прочитай «Кодзики», если не веришь мне.

– «Кодзики» – это лишь версия событий, описанных людьми, одна из многих, – отозвалась я. – Легенды редко бывают такими подробными.

– Рэн, чего ты от меня хочешь? – спросил он, снова погружая пальцы в песок. – Доказательств у меня нет.

Я закусила губу и повернулась к океану. Мне не дано узнать, насколько правдивы его слова. Придется принять решение. Я вспомнила о Хиро, о том, как легко верила всему, что он говорил, даже несмотря на то, что Нивен с самого начала почувствовал его недобрые намерения.

Но я уже не та маленькая потерянная девчонка, которой требуется проводник по Японии. Хиро сумел очаровать меня, потому что я была выброшенной на берег рыбой с выпученными глазами и мне не к кому было обратиться, кроме как к прекрасному незнакомцу со сладким голосом. Цукуёми же постучал в дверь богини. Он неспособен был дать мне то единственное, что могло бы заставить меня потерять из виду свою цель.

– Может быть, есть еще какие-нибудь секреты, о которых ты мне не рассказывал? – спросила я.

Цукуёми продолжал смотреть на горизонт, как будто не слыша моих слов. На мгновение я представила, что чувствовала бы, если бы Нивен тысячелетиями отказывался со мной разговаривать, как поступила с Цукуёми его сестра.

– У меня была очень долгая жизнь, – сказал он наконец, – но я не могу вспомнить больше ничего такого, что огорчило бы тебя.

Я покачала головой.

– Не надо этих словесных игр. Есть у тебя другие секреты или нет?

– Я лишь имел в виду, что не могу предвидеть, как ты отнесешься к каждому…

– Послушай, Цукуёми. – Я подняла руку, прерывая его речь. – В прошлом я уже попадала в плохую компанию и не хочу, чтобы меня снова выставили дурой. Если ты сделаешь хоть что-нибудь, что заставит меня заподозрить ложь, я прикончу тебя. Я убила своего жениха. Если мне придется расправиться с тем, кого я только что встретила, не поколеблюсь ни минуты. Так что, если тебе есть в чем признаться, это последний раз, когда я готова все выслушать.

Он покачал головой. Его глаза походили на сталь.

– Больше ничего, – подтвердил он. – Я не лгу.

– Тогда и проблем не будет.

Цукуёми кивнул, расслабляя плечи.

– Благодарю, – произнес он. Его тон был мягче зыбучих песков.

Я отвернулась к океану, потому что его глаза выглядели невыносимо искренними.

– Тебе не за что меня благодарить, – сказала я. – Итак, наш план – утром отправиться во дворец солнца.

Цукуёми побледнел, но кивнул. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но тут же передумал и лишь покачал головой.

– Нет, прекрати так делать, – потребовала я.

Он поднял брови.

– Что?..

– Перестань скрывать от меня детали, – пояснила я. – Скажи то, что собирался.

Цукуёми вздохнул.

– Я просто не думаю, что Аматэрасу предоставит тебе ответы, которые ты ищешь, – сказал он. – Сусаноо не дал бы тебе такое простое задание.

Возможно, он был прав, но что мне еще оставалось, кроме как отправиться к Аматэрасу и выяснить все на деле? Я смотрела вдаль, на заходящее солнце, как будто оно могло помочь мне с вопросами, разрешить которые я так жаждала. Но солнце насмешливо скрылось за горизонтом, и его последние розовые лучи угасли.

– Мне нужно вернуться в Ёми, – сообщила я. – А ты… – я сделала паузу, глядя на небо, – вернешься на луну сегодня вечером?

Он посмотрел на небо.

– Луна находится в апогее, – ответил он. – Значит, сегодня вечером на возвращение мне потребуется несколько часов. Так что, если ты не возражаешь…

Я повернулась к городу, кивнула и махнула Цукуёми рукой, приглашая следовать за собой.

Мы шли до тех пор, пока не отыскали в тени Идзумо влажную землю. Я затащила нас с ясного ночного воздуха в густую тьму Ёми. Ноги ударились о твердую плитку дворцового двора.

Я тут же поняла: что-то не так.

Ко мне, путаясь в юбках, бежала Тиё. Это было совершенно не в ее стиле.

– Ваше Величество! – Я вздрогнула от резкости в ее голосе. – Где вы были? – спросила она, когда наконец поравнялась со мной, и рухнула на камень, упав на четвереньки.

– Что случилось-то? – забеспокоилась я. – Меня не было всего несколько часов.

Тиё замотала головой, задыхаясь.

– Ваше Величество, – выдавила она, – ваш брат вернулся.

Глава 8

– Они прибыли сразу же, как только вы ушли, – сообщила Тиё, пока мы втроем бежали к дворцу.

Я распахнула главные ворота, прорвавшись сквозь теневых стражей, которые испарились от моего прикосновения. По топоту сзади я поняла, что Цукуёми спешит за мной, но больше не обращала на него внимания.

– Где они? – спросила я, закружившись по холлу, когда не увидела в нем Нивена. – Скажи мне!

Тиё вздрогнула и согнулась под прямым углом.

– В тронном зале, – ответила она. – Мы пытались удержать их в западном крыле, но они довольно…

Я бросилась бежать.

Я мчалась по коридорам, не чувствуя ног. Тело было до странности онемевшим, и только сердце в груди грохотало так мучительно громко, что мне казалось, его слышит весь дворец. Я споткнулась и скинула сандалии, врезалась в угол и стянула юбку, чтобы она мне не мешала. Слуги вжимались в стены, пропуская меня, пока я летела по лабиринту коридоров.

«Нивен здесь! – думала я. – Теперь между нами всего несколько дверей».

Я чувствовала себя легкой, будто последние десять лет была погребена заживо и только сейчас выкарабкалась на поверхность. Наконец-то этот кошмар прекратится. Наконец-то я смогу подарить Нивену тихую, безопасную гавань, которую хотела для него с тех пор, как мы впервые ступили на землю Японии. Смогу перестать красть людские сердца и попытаюсь стать богиней, а не чудовищем.

Крики вели в тронный зал. Не раздумывая, я распахнула двери.

Посреди комнаты стояли теневые стражи, удерживая мужчину и женщину, с одежд и кожи которых, словно черная краска, капала тьма. На полу вокруг них собралась лужа, которая медленно текла к открытым дверям. Мужчина отпихнул стража локтем и выругался голосом, который никак не мог принадлежать Нивену. Его голос я узнала бы где угодно, но этот был низким, надтреснутым и грубым – абсолютно непохожим на голос моего брата.

«Это не он», – подумала я.

Мой брат был подростком, а его ёкай – ребенком. Мои стражи знали об этом и все же притащили во дворец двух взрослых. Вся надежда, которую я испытывала несколько мгновений назад, испарилась, оставив только пустоту, столь огромную и голодную, что она поглотила все вокруг: слова, готовые сорваться с моих губ, слезы, готовые пролиться из моих глаз, даже стук моего сердца, замедлившегося до такой степени, что я задумалась, бьется ли оно вообще. Как же я глупа, раз поверила, что Нивен выбрался из непроглядной тьмы без моей помощи.

Я закрыла глаза, чтобы больше не видеть незнакомцев. Остатки возбуждения испарились, и я ощутила себя руинами древнего города, рассыпающегося на части. Я схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть на колени, пальцы дрожали. Я обернулась как раз в тот момент, когда Тиё и Цукуёми наконец догнали меня. Увидев мое лицо, они замерли в отдалении.

– Как ты посмела? – прошептала я.

Тиё отшатнулась.

– Ваше Величество…

– Как ты посмела?! – рявкнула я, хватая Тиё за плечи. Я заговорила на языке Смерти, горло служанки обвили тени. – Ты же знаешь, как выглядит мой брат, Тиё! Ты его видела! Это для тебя шутка какая-то?

– Ваше Величество, пожалуйста! – воскликнула Тиё, вытаскивая из рукава грязный круглый предмет. – У него было это, поэтому я подумала…

Я отпустила Тиё, беря в руки протянутую ею вещь. Служанка упала на пол, кашляя и задыхаясь, пока я счищала с округлой поверхности смолу непроглядной тьмы.

Это были серебряно-золотые карманные часы.

На корпусе виднелись следы зубов, и, хотя стекло внутри оказалось разбито, стрелки по-прежнему вращались. «Это часы Нивена», – поняла я, и по спине пробежал холодок. Я думала, что Хиро выбросил их десять лет назад. Как они попали к этим незнакомцам?

– Рэн!

Я обернулась и увидела, как мужчина впился зубами в руку одного из теневых стражей, вырвал из нее кусок тьмы и сплюнул его мне под ноги.

– Рэн, прикажи им отпустить нас! – воскликнул он.

«Он говорит по-английски, – подумала я, – на языке, на котором никто не говорил со мной уже десять лет. Как он узнал мое имя?»

Я подняла руку – и стражи сжали мужчину и женщину еще крепче, заставив их замереть на коленях. Женщина смотрела на меня широко раскрытыми глазами, а мужчина тяжело дышал и хмурился, продолжая выплевывать на пол чернильную тьму.

Я опустилась перед ним на колени. Острый холод непроглядной тьмы просачивался сквозь юбки. Хотя его глаза налились кровью от колючей тьмы, капавшей с ресниц, они горели небесно-голубым светом, а затем вспыхнули зеленым, как бурлящая река, меняющая оттенки. Я протянула дрожащую руку и смахнула с его волос скользкую тьму. Она сползла на пол, обнажая светлые пряди.

– Отпустите их, – велела я дрожащим голосом.

Стражи испарились, освободив пленников. Мужчина уставился на меня, и я узнала его даже сквозь завесу тьмы, грязи и возраста, который не могла объяснить.

– Нивен? – спросила я так тихо, что это не смог бы услышать никто, кроме другого жнеца. Я так боялась произнести его имя слишком громко, боялась, что он скажет «нет» и на меня обрушится вся тяжесть Ёми. Я многого не понимала, но даже без очков у него были те самые голубые глаза, в которые я смотрела больше века.

Я потянулась, чтобы стереть еще немного грязи с его лица. Я должна увидеть больше, должна быть уверена.

Он ударил меня по ладони.

Звук шлепка разрушил повисшую в комнате тонкую тишину. Тиё резко вдохнула, а стражи немедленно скрутили ему руки за спиной. Я смотрела на него, он уставился на меня в ответ с яростью раскаленного солнца.

– Не прикасайся ко мне, – отчеканил он, скрежеща зубами.

Я моргнула, не в силах ответить. Он был так похож на Нивена, но мягкость, которую я помнила, исчезла. Я повернулась к женщине, замершей рядом с ним. Ее лицо было мне незнакомо, но яркие, как луны, глаза ёкая, которая десять лет назад разрушила мои планы, я все еще помнила. Это и в самом деле были Нивен и Тамамо-но Маэ.

– Что случилось? – спросила я. – Почему ты так постарел? Ты кажешься моим ровесником.

Он поджал губы, оглядывая комнату, словно ища способ сбежать. Прищурился – вероятно, силясь разглядеть очертания зала без очков. На мгновение я подумала, что он не будет со мной говорить.

– Сколько лет прошло? – наконец спросил он.

– Десять, – ответила я дрожащим голосом.

Он усмехнулся.

– Всего десять? Я потратил больше времени, чем думал.

Его часы холодной тяжестью давили на мою ладонь. Нивен и его ёкай прятались в замороженном времени, укрываясь от того, что преследовало их в непроглядной тьме? Все эти годы я думала, что Хиро уничтожил часы, но Нивену, должно быть, удалось схватить их, прежде чем его бросили во тьму, и именно это, по всей видимости, спасло ему жизнь. Но какой ценой? Должно было пройти как минимум столетие, чтобы он стал выглядеть на мой возраст.

Я так сильно жаждала обнять его, но он наверняка просто оттолкнул бы меня, раз не позволил даже коснуться своего лица. Спустя десятилетие ожидания этот момент был все так же далек.

– Отпусти его, – приказала я стражу.

Он освободил Нивена. Тот, поморщившись, повел плечами.

Я так много хотела ему сказать, но с чего начать? Мой милый, бедный брат, который отдал ради меня всего себя и которого, как я считала, я убила, наконец вернулся ко мне. Никакие слова не могли выразить всего того, что я хотела ему сказать. «Я люблю тебя больше, чем Вселенную, больше, чем я могла бы показать за тысячу жизней».

– Прости, – попросила я, мое горло сжималось от слез. – Нивен, прости меня.

Он уставился на меня так, словно я ударила его, и нахмурился.

– Думаешь, твои слова что-то значат для меня после всего, что произошло?

Его глаза вспыхнули ярко-голубым, точно раскаленное железо, и у меня перехватило дыхание. Я не ожидала гнева Нивена, хоть и понимала, что заслужила его. Нивен, которого я знала, был добрым и всепрощающим.

– Ты действительно думаешь, что этого достаточно? – сказал он, повышая голос. – Я провел во тьме столетия, после того как ты пообещала мне… – Его голос стих, по липкой смоле на лице заструились слезы. – Другие жнецы советовали мне избегать тебя. Они говорили мне, что, если я останусь рядом с тобой, это разрушит мою жизнь, и они были правы.

Мое медленно бьющееся сердце, и без того скованное холодом, остановилось. Губы онемели, лишив меня сил произнести хоть слово.

– Я покинул свой дом ради тебя, – продолжал Нивен. – Я умер бы за тебя, Рэн. Но я рад, что не сделал этого, потому что ты была не готова пойти на то же ради меня.

– Нивен, – прошептала я, стоя на коленях в озере тьмы. Все мое тело окаменело. Это неправильно. Все неправильно. Я должна была обнять брата и больше никогда его не отпускать. Кошмар должен был закончиться. Теперь я смогу его защитить, и мы будем вместе жить в Ёми, как и планировали десять лет назад.

– И где он сейчас? – спросил Нивен. – Твой жених, который оказался для тебя намного важнее меня.

Я качнула головой.

– Его больше нет, – прошептала я, с трудом выдавливая слова. – Нивен…

– Отлично, – перебил он. – Надеюсь, с тех пор как меня не стало, ты каждый день провела в темноте в полном одиночестве.

Я закрыла глаза, взмолившись, чтобы все это оказалось ночным кошмаром и я снова проснулась в Лондоне и ответила за свои ужасные преступления. Это было бы проще, чем то, что происходило сейчас. Я представляла себе мир, в котором навеки осталась одна, обреченная страдать за свои ошибки, в котором теневые стражи вернули лишь тело Нивена и я утопила весь Ёми во тьме, чтобы облегчить свое бесконечное горе. Но я никогда не представляла себе мира, в котором Нивен больше не любит меня.

Моего милого, доброго и нежного Нивена больше не существовало. Наконец он понял, каково это – носить в себе столько гнева, от которого хочется утопить весь мир во мраке. Я всегда хотела, чтобы он больше походил на меня и мне не приходилось извиняться за свои острые углы или чувствовать свою чудовищность на фоне его доброты. Мое желание наконец-то сбылось.

Он поднялся и прошел мимо. На мгновение мне показалось, что он хочет покинуть меня, и я обернулась, чтобы схватиться за подол его кимоно, или за голени, или за ботинки – за что угодно, лишь бы остановить его. Но он направлялся не к двери. Вопреки моим ожиданиям он сорвал с крюков над троном катану Идзанами, двигаясь быстрее и грациознее, чем мне привелось когда-либо видеть. Ножны со звоном упали на пол.

Стражи окружили его, но замерли в тот момент, когда он приставил лезвие к моей шее сзади.

– Назад! – рявкнул он им. Ёкай единственная не отступила сразу, ее взгляд метался от меня к Нивену.

То, что Нивен угрожал мне смертью, должно было напугать меня, но все, что я почувствовала, – лишь жжение от струйки горячей крови там, где лезвие поцарапало мне кожу, и давление тьмы, которая разверзлась внутри меня, поглощавшей все черные океаны мира, все беззвездные ночи и все бесцветные рассветы.

– Ты обещала мне, – снова сказал Нивен, и на этот раз в его голосе звучали слезные нотки, а руки, которыми он сжимал меч богини, тряслись, царапая мне кожу. – Ты обещала не оставлять меня в темноте.

Цукуёми сделал шаг вперед, как будто собирался вмешаться.

Я повернулась ровно настолько, чтобы взглянуть на Нивена. Его лицо все еще было покрыто тьмой.

– Сделай это, – попросила я.

Нивен напрягся, лезвие в его руках замерло.

Цукуёми стоял неподвижно.

– Что? – прошептал Нивен.

– Сделай это, Нивен, – повторила я, закрывая глаза. – Если это то, чего ты действительно хочешь, просто сделай это. Пожалуйста.

Я не хотела умирать. У меня не было никакого желания выяснять, куда отправляются проклятые души жнецов и шинигами после смерти. Но если я действительно так сильно ранила Нивена, то заслуживаю любое наказание, которое он сочтет справедливым.

– Ваше Величество! – воскликнула Тиё.

– Не вмешивайтесь! – рявкнула я, заставив слуг съежиться. – Это приказ!

Тиё смотрела то на меня, то на Нивена, парализованная моим распоряжением. Я снова закрыла глаза. На руки капали горячие слезы. Я вспомнила день, когда родился Нивен и когда я поняла, что больше не буду одна против всех. Он заступился за меня перед другими жнецами, последовал за мной через океан. Он подарил мне всю свою любовь, а я отмахнулась от нее. Из всех дурных поступков, совершенных мной, это предательство было самым ужасным. Я заслуживала судьбы хуже, чем у Нивена, и хуже, чем у Хиро.

Чем дольше он не двигался, тем сильнее страх сжимал холодными пальцами мое сердце. Мне никогда не попасть в рай, если он и существует. Возможно, я буду гореть в вечном огне или просто обращусь в ничто, застыв в небытии, неподвижная и бездыханная, на веки вечные. Я задрожала, чувствуя себя так, словно Нивен остановил время и запер меня в этом моменте перед смертью, навсегда оставив гадать, когда наконец обрушится его меч и мир погрузится для меня во мрак и больше уже не озарится светом.

Лезвие с грохотом упало на пол рядом со мной. Я подняла глаза и увидела, что Нивен сделал несколько неуверенных шагов назад, глядя на меня так, будто я страшнее любого ёкая. Он вытер слезы, схватил Тамамо-но Маэ за руку и, рывком подняв ее на ноги, бросился к двери.

Я подняла руку – и мои тени, скользнув по полу, захлопнули двери.

Он обернулся.

– По-твоему, я оставил тебя в живых для того, чтобы теперь ты держала меня здесь, внизу, взаперти? – возмутился Нивен, ударяя по двери кулаком.

– Нет, – ответила я, дрожа всем телом. – Наверху меня ищут жнецы. Они могут схватить тебя и использовать как приманку.

– Значит, мы станем твоими пленниками? – спросил он, и его лицо покраснело от гнева, а на шее вздулись вены. Ёкай вздрогнула от того, как крепко он сжал ее руку, но промолчала.

– Нивен, они убьют тебя! – крикнула я, и от внезапно громкого звука моего голоса он отшатнулся от двери. На мгновение гнев исчез с его лица. Я отвернулась раньше, чем он приблизился.

– Мы находились во тьме веками, – заговорил Нивен более мягким голосом. – Больше я не намерен в ней оставаться.

Я повернулась к Тамамо-но Маэ, которая до сих пор не произнесла ни слова. Она не выглядела злой, как Нивен, но ее круглые глаза смотрели на меня так безучастно, словно я была лишь движущейся картинкой. Казалось, ее на самом деле даже не было в этой комнате – будто она наблюдала за мной из другого мира.

– Я выведу тебя на солнечный свет, – пообещала я, отрывая взгляд от ёкая. – И пойду с тобой – на случай, если появятся жнецы. Но сейчас в человеческом мире ночь. Нивен, пожалуйста, останься здесь. Только сегодня.

Мы смотрели друг на друга через всю комнату – два незнакомца, пытающихся понять друг друга. Наконец Нивен кивнул.

– Тиё! – Я повернулась к служанке, потому что смотреть на нее было проще, чем на брата. Она мгновенно очутилась рядом со мной. – Покажи им комнаты для гостей. Позаботься о том, чтобы они получили все, что попросят.

Тиё поклонилась сначала мне, потом Нивену и ёкаю.

– Следуйте за мной, – сказала она.

Я не смотрела, как они уходят, лишь слышала, как их шаги в коридоре становятся все тише и как к ним добавляются шаги слуг.

Цукуёми приблизился ко мне, но я все еще смотрела в пол.

– Прошу тебя, уходи, – сказала я. У меня сейчас не было сил что-либо ему объяснять или выслушивать его непрошеные мысли.

Но вместо слов он поднял катану Идзанами, вытер ее безупречно белым рукавом своего кимоно, так что тот почернел, а затем повесил обратно над троном. Он поднял что-то еще, тоже вытер, затем опустился передо мной на колени и раскрыл ладонь.

На ней лежали часы Нивена, сияющие ослепительным серебром, как и прежде.

Я потянулась, чтобы забрать их. Его пальцы, коснувшиеся моих, были поразительно теплыми. Я прижала часы к груди.

Цукуёми поднялся на ноги, предлагая мне руку.

– Богини не стоят на коленях в лужах непроглядной тьмы, – заметил он. Но, в отличие от того раза, когда впервые пришел в мой дворец, он говорил не снисходительно: теперь в его тоне звучала нежность.

– Богини не делают многое из того, что делала я.

– Тебя это удивит, – продолжил он, – но стоять здесь на коленях ниже твоего достоинства.

Я не до конца верила его словам, но все равно позволила ему помочь мне подняться. Чувствовал ли Цукуёми что-либо подобное, когда сестра сбросила его на Землю? Я с легкостью могла представить, как меня срывают с неба и швыряют вниз, точно падающую звезду, как моя плоть сгорает в атмосфере, а кости при ударе обращаются в пыль.

– Что ты сделал? – спросила я.

Цукуёми выдержал паузу, но по выражению его лица я догадалась: он понял, что я имею в виду.

– Я ничего не мог с этим поделать, – признался он. – Я вернулся на луну, потому что я есть тот, кто я есть, и должен делать то, чего от меня требует мир. – Его тон был идеально ровным – я поняла: все это напускное.

Но он был прав. Мир и от меня требовал многого.

Я оставила Цукуёми и вернулась в свою комнату, где могла погоревать наедине, чувствуя себя так, будто мир разбился на тысячи острых осколков.

* * *

Через час я постучала в дверь спальни Нивена. Мне казалось странным стучаться в своем дворце, ведь я всегда могла ворваться в любую комнату и потребовать, чтобы тот, кто находится в ней, покинул ее.

Открыла мне Тамамо-но Маэ, а не Нивен.

В ее круглых черных глазах, похожих на две чернильные лужи, повисло мое отражение. В последний раз я видела ее ребенком, сейчас же она казалась примерно моего возраста. Она абсолютно не напоминала давшую ей имя ряску[6]6
  Тамамо-но Маэ в переводе с японского означает «госпожа ряска» или «водоросль». Также в Древнем Китае иероглифы «Тамамо» (читаются как «юйцзао») означали украшение из яшмовых нитей, размещавшееся спереди на церемониальном головном уборе и напоминавшее травинки водорослей.


[Закрыть] – больше была похожа на хризантемы, росшие вокруг дворцового озера: царственные и изысканные, совершенные в своей симметрии. Ее лицо было способно развязывать войны и ставить на колени великие королевства.

– Спасибо, что разрешила нам остаться здесь, – поблагодарила она. Ее слова звучали как стихи. Наверняка никто никогда не говорил по-японски столь сладко.

– Где мой брат? – спросила я, проигнорировав ее слова.

– В ванной, – ответила она, кивая на комнату позади себя. – Он пропустил меня вперед.

– Разве Тиё не предоставила вам раздельные комнаты? – спросила я, стиснув зубы.

– Предоставила, – ответила ёкай. – Но Нивен предположил, что ты можешь убить меня, если я надолго останусь одна.

Я вздохнула, прижав руку ко лбу.

– Я не собираюсь убивать тебя, ёкай.

Нивен уже ненавидит меня, и, причинив вред его единственной спутнице, я ничем себе не помогу. К тому же если она желала ему зла, то за столетие в непроглядной тьме у нее было достаточно времени, чтобы убить его и обвинить в этом чудовищ.

– Знаю, – сказала она, пожимая плечами. – Но мальчишки не всегда умны. – В этом я была с ней согласна. Я вспомнила о Цукуёми, все еще бродящем где-то во дворце. – Я также хотела поблагодарить тебя за то, что ты забрала меня из моей деревни, – продолжала она.

На коже выступил холодный пот.

– Что?

– Когда я была ребенком, – пояснила она. – Я помню, что меня собирались продать якудза, но ты придумала, как вызволить меня.

– Ты это помнишь? – спросила я, поморщившись при воспоминании о том, как Хиро проткнул катаной ее бабушку. – Почему ты благодаришь меня, а не злишься за то, что я бросила тебя в непроглядную тьму?