Текст книги "Королевские милости"

Глава 16
«Ваше Величество»

Диму, четвертый месяц Праведной Силы

В Диму, где великая Лиру вливалась в море, русло реки достигало почти мили в ширину. На северной стороне устья, напротив Диму, находился более молодой, богатый и цивилизованный город Димуши. В то время как из порта Диму выходили корабли, груженные тем, что производили фермы, расположенные в самом сердце Кокру, в доках Димуши стояли суда с трюмами, заполненными тысячекратно кованной сталью, лакированными изделиями и тончайшим фарфором, изготовленным умелыми мастерами Гэфики, которая входила в старое королевство Тиро Аму.

После Унификации налоги, товары и люди со всех островов прибывали в Диму и Димуши, а оттуда по Лиру плыли в Пэн, сияющее сердце империи. По обоим берегам многочисленные водяные мельницы работали на мастерские и жернова, расположившиеся вдоль водного пути. Чем больше денег попадало в устье Лиру, тем больше было всего, плохого и хорошего. Путешественники, которые оказывались в городах-близнецах, говорили, что те, кто хотел иметь дело с честными купцами и получать хорошую еду, направлялись в Диму, но красивых женщин и полные страсти незабываемые ночи можно было найти только в Димуши.

Теперь Диму и Димуши смотрели друг на друга с противоположных берегов реки точно два злобных волка, застывшие на краю пропасти. В Диму находился двор короля Хуно и десять тысяч повстанцев ждали подходящего момента, чтобы пересечь реку и пойти маршем на Пэн. В Димуши расположился Танно Намен, который с десятью тысячами имперских солдат ждал удобного момента разбить мятежников. Лиру патрулировали огромные имперские корабли, словно гигантская движущаяся стена из дерева разделив реку на две части. Время от времени один из кораблей отправлял в сторону Диму ведро с горящим маслом, а когда люди, находившиеся на берегу, разбегались, выкрикивая проклятия, матросы, управлявшие катапультами, принимались громко хохотать.

Решив, что имперские силы в Димуши не собираются предпринимать ничего серьезнее смехотворных атак на защитников Диму, Хуно Крима стал их игнорировать: в конце концов, он же король и у него полно более важных дел. Одно из них – строительство нового дворца.

Хуно Крима, конечно, не слишком хорошо представлял, что значит быть королем, но твердо верил, что у каждого правителя должен быть огромный, роскошный дворец, и считал, что его королевство не станут уважать, если у него не будет такого же величественного – нет, больше и лучше – дворца, как у других королей Тиро. Поэтому солдаты западного Кокру проводили все свое время не на плацу, где должны были заниматься военной подготовкой, а рыли фундамент, таскали дерево, обтесывали камни и клали кирпичи.

«Быстрее, выше, больше! – приказывал король Хуно своим министрам и архитекторам. – Почему строительство дворца продвигается так медленно?»

«Быстрее, быстрее, быстрее! – повторяли министры лейтенантам, которые превратились в прорабов. – Вы должны заставить своих людей работать порасторопнее».

«Эй, быстрее, быстрее!» – кричали прорабы солдатам, которые превратились в простых рабочих, и щедро орудовали хлыстами, тростями и прочими методами убеждения.

Кое-кто из солдат начал задаваться вопросом, почему их называют мятежниками, если то, чем они занимаются сейчас, почти не отличается от строительства Мавзолея или Великих туннелей для императора Ириши.

Когда их недовольство дошло до короля Хуно Кримы, король впал в ярость и неистовство. Ну какие же неблагодарные: не желают видеть разницу между рабским трудом на тирана, каковым он считал императора Ириши, и добровольным вкладом в дело увековечивания славы человека, их освободившего, а также своей новой родины. Он считал, что те, кто шепчется по углам, кто произносит столь гнусные слова, вне всякого сомнения, шпионы империи, в чью задачу входит посеять семена недовольства и инакомыслия, а также распространить лживые наветы. Их следовало уничтожить, всех до одного.

Король создал из доверенных офицеров, во главе которых поставил капитана, специальный секретный отряд с целью патрулирования лагерей рабочих по ночам и выявления инакомыслящих, кто задевает честь короля Хуно и западного Кокру. В дополнение к форме бойцы отряда носили черные банданы, за что вскоре и были прозваны «черными платками». Если кого-то они вдруг подозревали в измене, больше никто и никогда бедолагу не видел.

Чем больше предателей они выявляли, тем подозрительнее становился король Хуно. Если вдруг министры забывали обратиться к нему со словами «ваше величество», то дрожали от ужаса, он приказывал людям шпионить друг за другом, потому что не был уверен, что среди «черных платков» нет имперских шпионов.

Решение проблемы он увидел в создании еще одного отряда, куда входили люди, которые пользовались его особым доверием. Эти повязывали головы белыми банданами и должны были следить за «черными платками». Первым они обвинили в измене капитана стражи, командира «черных платков». Король Хуно был разочарован, но считал, что это вполне объяснимо: так же, как рыба гниет с головы, коррупция начинается на самом верху. Конечно же, капитан стражи предатель – а как иначе?

Итак, «черные платки» следили за простыми солдатами, а «белые» – за ними. Но кто будет присматривать за «белыми платками»? Этот вопрос чрезвычайно беспокоил короля, он долго думал, пока не решил, что должны появиться и «серые платки».

Понимая, что каждое его решение рождает новую проблему, король Хуно впал в отчаяние.

По ночам люди начали убегать из лагерей в Диму – и если в первое время это был маленький ручеек, то довольно быстро он превратился в полноводный поток.

– Может быть, нам тоже стоит убежать, Рат, – прошептал Дафиро брату, постаравшись сделать это так, чтобы его никто не услышал: а вдруг рядом был кто-нибудь из переодетых «черных платков»? – До того как и нас с тобой назовут предателями.

Рато покачал головой, потому что все еще помнил пережитый восторг, когда вонзил нож в солдата Ксаны, свою первую жертву. Король Хуно показал ему, что он может быть храбрым, как настоящий мужчина, и вернуть себе жизнь, которую империя намеревалась стереть в порошок так же, как дробила камни для строительства Мавзолея. Король Хуно обещал, что такие, как он, Рато, смогут уничтожить империю и отомстить за смерть отца и матери.

Рато знал, что никогда этого не забудет.

В лагерях Диму все еще было место для десяти тысяч солдат, только вот половина коек пустовала по ночам.

«Почему мой дворец еще не построен? – бушевал король Хуно. – Я же вам приказал поторопиться. Работайте быстрее!»

Никто из министров не осмеливался сказать ему, что у них нет рабочей силы, чтобы довести строительство до конца. Отряды вербовщиков обходили окрестные деревни и силой забирали в город мужчин, которые еще не сбежали. Пойманных дезертиров казнили на глазах у остальных, чтобы преподать им урок верности, но от этого становилась только хуже.

В конце концов пришлось призвать в город на строительные работы стражей, стоявших на берегах Лиру, поскольку дворец был единственным, что действительно занимало короля.

– Генерал, разведчики, отправленные на боевых воздушных змеях, докладывают, что в обеденное время костры для приготовления пищи горят только у каждой десятой палатки.

– Пора, – сказал генерал Намен.

Глубокой ночью, когда солдаты короля Хуно спали, измученные тяжелой работой и страхом, пять тысяч имперских пехотинцев бесшумно переплыли на плоскодонках через Лиру и выбрались на сушу в нескольких милях вверх по реке. Когда они двинулись в сторону Диму, имперский флот начал такую плотную бомбардировку берега, какой в городе до сих пор не видели. Ведра с горящим маслом, точно метеоры, раскрашивали ночное небо, а в сторону лагеря, где спали последние солдаты короля Хуно, со свистом летели тучи стрел.

Это была настоящая бойня. Половина солдат западного Кокру погибли, так и не успев до конца проснуться или надеть доспехи. Остальные попытались оказать сопротивление, но тут же поняли, что следовало тренироваться с мечами, а не пилить деревья и тесать камни. Впрочем, жалеть было поздно.

Король Хуно схватил свой скипетр и гладкую новую печать западного Кокру, вырезанную из нефрита, вскочил в карету и, торопясь как можно скорее покинуть Диму и вернуться в Чарузу, чтобы потребовать у короля Туфи оставшихся мятежников и отомстить за унизительное поражение, криками принялся подгонять возницу, чтобы поспешил.

Это несправедливо! Праведный гнев, который охватил его людей, должен был сделать их неуязвимыми. Значит, напрашивалось единственное объяснение: его предали, в войско затесались шпионы. Он потерпел поражение только потому, что у имперского генерала, жалкого коварного инвалида Намена, полно доносчиков. Получалось, что имевшихся «платков» недостаточно – нужны еще, всех цветов радуги.

– Да шевелись ты! – рявкнул Хуно на возницу, но тот и не думал подгонять лошадей кнутом, а, напротив, натянул поводья, чтобы они перешли на спокойный шаг, и повернулся лицом к королю.

– Меня зовут Тэка Кимо, я с островов Таноа.

Хуно, ничего не понимая, уставился на него. Вознице было около тридцати, татуировка на лице говорила о том, что его судили по закону Ксаны и приговорили к заключению за мошенничество.

– Я был среди тех, кто первым откликнулся на призыв к мятежу в Напи и присоединился к вам с герцогом Шигином. Ты и Дзапа Шигин угостили меня стаканчиком вина в ту ночь, когда мы одержали победу.

– Не смей говорить о Шигине так, будто он мне ровня…

Но Тэка его перебил:

– Мой брат заболел десять дней назад, но командир его сотни не позволил ему остаться в палатке, потому что все должны были строить для тебя дворец. Брат потерял сознание от полуденной жары, и сотник запорол его до смерти. Ты об этом знал?

Король Хуно никак не мог взять в толк, чего хочет от него этот человек, но зато заметил его оплошность.

– Ты должен говорить «ваше величество», когда обращаешься ко мне. А теперь поспеши: я хочу убраться отсюда как можно скорее.

– Сомневаюсь, что тебе это удастся, «твое величество», – усмехнулся Кимо и дернул за поводья.

Карета резко остановилась, и Хуно вывалился наружу, а в следующее мгновение быстрым ударом меча Кимо отрубил ему голову.

– Теперь можешь мечтать о чем угодно. – Кимо выпряг одну из лошадей и вскочил на нее, даже не озаботившись седлом. – Что же до меня, я намерен следовать за настоящим героем.

Он повернул на восток и поскакал в сторону Чарузы, где Мата Цзинду, другой сын Таноа, уже ставший легендой, встретился с Рефироа.

– Мы уступаем первый раунд, Киджи. Не вызывает сомнений, что мы недооценили Марану и Намена.

– Вы двое и Фитовео всегда недооценивали Ксану и смотрели на нее сверху вниз.

– Можешь радоваться, сколько угодно, братец, можешь даже раздуться от важности, как один из твоих воздушных кораблей. Громче всех смеется последний.

– Я всем сердцем рад вас видеть, – сказал король Туфи, встретив Фина и Мата Цзинду у ворот Чарузы. – Кокру отчаянно нуждается в настоящих полководцах.

Глава 17
Ворота Дзуди

Чаруза и Дзуди, четвертый месяц четвертого года Праведной Силы

Неожиданное нападение Намена на Диму положило начало имперскому наступлению по всему южному берегу реки Лиру. Через несколько недель империя восстановила контроль над большинством городов, крупных и не очень, сдавшихся экспедиционной армии Кримы и Шигина, и имперская армия двинулась в поход на юг, чтобы вернуть короне Кокру.

Большой военный совет в Чарузе, который собрал Туфи, король Кокру, уже несколько недель не мог прийти к единому решению.

Король Туфи оглядел Зал совета и увидел послов Аму, Фачи, Римы и Гана, а также короля Хаана Косуги. Все они, в цветах королевств Тиро, сидели в формальной позе «мипа рари» на циновках, разложенных на гладком полу из толстой соломенной бумаги, выпрямив спины и равномерно распределив вес между коленями и пальцами ног.

– Мы должны начать с того, чтобы почтить память короля Джидзу, самого храброго из монархов островов Дара, – сказал посол Римы и промокнул глаза рукавом.

Все собравшиеся согласно закивали, а потом каждый поднялся, чтобы произнести замысловатую речь во славу жизни, полной отваги, и такой же смерти короля Джидзу. Король Туфи посмотрел на уменьшающийся уровень воды в водяных часах и попытался скрыть нетерпение, поскольку очень сомневался, что три недели назад любой из присутствующих, включая посла Римы, обратил бы внимание на короля Джидзу, если бы увидел в толпе нищих, но сейчас они вели себя так, будто знали его с самого детства.

Посол Фачи произнес самую длинную речь и множество раз повторил, что Фачу и Риму связывают «особые отношения». Король Туфи так старался не поддаться искушению и не закатить глаза, что у него разболелась голова. Примерно через час посол Фачи наконец сел.

– Спасибо за честь, которую вы сегодня оказали Риме, – поблагодарил собравшихся посол Римы, и голос его дрогнул. – Полагаю, теперь глава правительства Римы, которое находится в изгнании, я.

Это было сказано тихо, чтобы никто не посчитал его заявление недостойным.

Едва король Туфи собрался встать, чтобы поднять вопрос, который хотел обсудить с советом, слово снова взял посол Фачи.

– Мы также должны почтить память короля западного Кокру Хуно. Пусть он и не отличался утонченными манерами… – Посол подмигнул послам Гана и Аму, и те захихикали. – …тем не менее его признал король Туфи и западный Кокру вошел в число великих королевств Тиро. Хуно Крима был простым неотесанным парнем из деревни, но без него наше восстание никогда бы не началось. И самое малое, что мы можем сделать, это искренне почтить его память.

Туфи пришлось прогнать охвативший его гнев: надо было обсудить гораздо более важные вопросы и ему требовалась поддержка этого идиота из Фачи.

Все собравшиеся начали снова по очереди вставать и высказывать неискренние соболезнования по поводу смерти короля Хуно. К счастью, их речи на сей раз были не столь пространными.

«Наконец-то», – подумал король Туфи и начал:

– Дорогие лорды Тиро, мы должны обсудить вопрос первостепенной важности – вторжение Танно Намена в Кокру…

Однако король Косуги не дал ему договорить.

– Туфи, не позволите ли высказаться пожилому человеку? Уделите мне минуту, пожалуйста.

Огромным усилием воли король проглотил окончание своей речи и кивком позволил Косуги продолжать, хотя и знал, что тот собирается сказать. Несмотря на то что Хаан по-прежнему оставался во власти империи, навязчивой идеей Косуги являлась «территориальная целостность» Хаана. Эту песню он пел всякий раз, когда возникала возможность, но Туфи не мог заставить Косуги замолчать. Теоретически все королевства Тиро были равны, поэтому, несмотря на то что Хаан до сих пор не внес вообще никакого вклада в восстание, Туфи пришлось дать Косуги возможность высказаться перед большим советом.

– До меня дошли печальные вести, что армия Фачи воспользовалась тем, что Намен сосредоточил все свое внимание на Кокру, и заняла земли, которые по древнему и законному праву принадлежат Риме и Хаану, – сказал король Косуги.

– Ваше величество, я совершенно уверен, что вы ошибаетесь, – возразил посол Фачи. – Карты, выданные командирам нашей армии, были самым тщательным образом изучены с целью исправить старые ошибки, вследствие которых территории Хаана увеличены за счет Фачи. Но вы кое о чем мне напомнили. Я должен заявить протест Гану, чьи корабли постоянно вступают в конфликты с нашими рыбаками в районе островов Огэ. Они всегда принадлежали нам, а не Гану, что могут подтвердить все собравшиеся.

– Не думаю, что наши летописцы с вами согласятся, – заявил посол Гана. – На самом деле незаконный захват этих островов Фачей стал возможен только потому, что Ган был слишком занят, сражаясь с Ксаной более ста лет назад. И, раз уж разговор зашел о древних ошибках, я считаю, что пришла пора Кокру поступить по справедливости и вернуть Гану острова Таноа.

Король Туфи потер виски в бесплодной попытке прогнать жуткую головную боль, от которой, казалось, у него вот-вот лопнет череп, и наконец с трудом выдавил:

– Уважаемые лорды Тиро, складывается впечатление, что вы думаете, будто империя уже ушла в историю и мы вернулись к прежним временам, когда Семь королевств постоянно ссорились друг с другом. Судя по всему, вы забыли, что имперская армия с каждой минутой все ближе, и либо мы отставим наши разногласия и выступим единым фронтом против врага, либо каждого из нас ждет судьба Римы и мы снова окажемся под гнетом Ксаны.

Послы и король Косуги некоторое время молчали, но вскоре Зал совета снова наполнили их несмолкающие споры и претензии.

Король Туфи еще сильнее принялся тереть виски.

Фин Цзинду, который слушал все, что происходило в Зале совета, стоя за дверью в коридоре, покачал головой и направился к выходу. У него было достаточно важных дел, и он не мог терять время.

Поскольку началась весна и стояла теплая комфортная погода, Куни Гару решил устроить для Джиа, Рина, Кого, Муна и Тана пикник. По донесениям разведки, Намен с имперской армией по-прежнему находился далеко на западе, а пикник мог позволить его друзьям расслабиться и хотя бы на время забыть о необходимости защитить Дзуди от наступления войска Ксаны.

– Я не хочу сегодня опять выслушивать твои жалобы по поводу нехватки лошадей, – сказал Куни, когда появился Тан Каруконо.

– Ни единого слова, – улыбнулся тот.

Они ехали медленно из-за Джиа, которая должна была вот-вот родить, так что можно было порадоваться свежему воздуху и поросшим полевыми цветами склонам холмов. Время от времени они останавливались, Джиа просила кого-нибудь выкопать заинтересовавшее ее растение, нюхала его и убирала в сумку.

Джиа также приготовила ленч для пикника: свинину на пару, приправленную травами из тех, что нашла по дороге, и ростками бамбука, вымоченными в уксусе с сахаром, и пирожки с крабами, посыпанные острым перцем из Дасу, а еще они прихватили игристое вино из коллекции лейтенанта Досы, бывшего командира имперского гарнизона Дзуди, который присоединился к мятежникам. Вместо того чтобы использовать палочки для еды, они брали все с тарелок руками.

– Очень вкусно, – сказал Куни и прищелкнул языком от удовольствия.

Наевшись до отвала и насладившись вином, они улеглись на прогретом солнцем склоне холма отдохнуть после охоты на зайцев и фазанов. Лошадей они отпустили, и те паслись неподалеку. В такой чудесный день никому не хотелось возвращаться в город и снова приниматься за работу.

Тан встал и потянулся, собираясь посмотреть, как далеко ушли лошади, но вдруг удивленно спросил:

– Почему над городом белые флаги?

Остальные неохотно поднялись на ноги, прикрыли глаза от солнца и посмотрели на далекие стены Дзуди. Тан не ошибся: вместо красных флагов с черным и белым воронами над воротами города развевались белые флаги, и у Куни возникло неприятное подозрение, что на них сокол-минген.

Вся компания мгновенно протрезвела и, охваченная беспокойством, помчалась к воротам города. Почему-то никого нисколько не удивило, что они закрыты и заперты.

– Прошу прощения, герцог Гару, – крикнул со стены бывший имперский солдат.

– Где Муру? – крикнул в ответ Куни.

Обычно Муру отвечал за ворота.

– Он отказался предать вас и попытался оказать сопротивление, так что лейтенанту пришлось его убить.

Куни будто ударили под дых.

– Почему вы это сделали?

– Пока вас не было, лейтенант Доса попросил городских старейшин снова поклясться в верности императору. Мы слышали, что генерал Намен обещал пощадить те города, которые изгонят мятежников и сдадутся без сопротивления, в противном случае нас ждет жестокое наказание. Вы мне очень нравитесь, герцог Гару, и я считаю, что вы хороший правитель, но у меня жена и маленькая дочь, и я хочу увидеть, как она вырастет и выйдет замуж.

На мгновение Куни охватили прежние сомнения, на лицо будто набежали тучи, и, когда его лошадь отступила назад, он чуть не свалился на землю и пробормотал:

– Проклятье!

– Ты начал с пустого места, – сказала Джиа. – Почему бы не сделать это снова?

Куни взял руку жены и сильно сжал, а когда поднял голову снова, на его лице появилась решимость.

– Все в порядке. Скажи всем, что я понимаю их решение, даже несмотря на то что не согласен с ним, но вы еще увидите Куни Гару.

Когда солнце село на западе, шесть лошадей с шестью подавленными всадниками остановились у небольшого ручья, чтобы разбить там лагерь и переночевать. После некоторых раздумий Куни решил, что самым разумным будет отправиться в Чарузу и попробовать уговорить короля Туфи принять «самопровозглашенного герцога» и одолжить ему солдат для того, чтобы смог вернуть Дзуди.

Они приготовили зайцев и фазанов, которых поймали днем, на костре, но мрачное настроение сидевших вокруг огня людей резко контрастировало с беззаботным весельем утреннего пикника.

Из зарослей на берегу реки неожиданно появился высокий мужчина и направился прямо к ним. Тан и Мун тут же потянулись к оружию, но мужчина обезоруживающе улыбнулся, поднял вверх руки, показывая, что они пусты, и подошел к костру. Когда он оказался в круге света, который отбрасывал огонь, они увидели, что он очень худой и изможденный, с черной, как знаменитые пески берега Луто, кожей.

– Меня зовут Луан Цзиа, я из Хаана. Не поделитесь ли едой с незнакомцем? А я буду счастлив предложить вам свой мех с вином.

Куни не сводил с незнакомца взгляда. Луан Цзиа… что-то в его фигуре и движениях пробудило давние воспоминания, и он вернулся в тот день примерно двенадцать лет назад, когда они с Рином Кода недалеко от Дзуди с восхищением наблюдали за торжественной процессией императора Мапидэрэ.

– Вы управляли змеем! Вы тот самый человек, который пытался убить императора.