Текст книги "Благодать и стойкость. Путешествие сквозь жизнь и за ее пределы"

Из дневников Трейи

– Ну а ты как думаешь? – в конце концов спросила я Кена.

Всего два дня назад мне поставили диагноз, и мы обедали в паузе между назначенными встречами с докторами.

– Ты-то как думаешь, почему у меня рак? Я понимаю, что все это упрощенное применение той идеи, что ум влияет на тело, но рак вызывает у меня такой страх, что мне трудно вдаваться во всякие нюансы! Всякий раз, когда у меня рождается какая-то теория о возможной эмоциональной причине моего ракового заболевания, – а не внешней или генетической, – очень трудно не предаться самообвинениям. У меня чувство, будто я что-то где-то сделала не так, что-то не то думала или чувствовала. А время от времени я размышляю о том, что и у окружающих могут возникнуть какие-то соображения, когда они узнают, что у меня рак. Может, они подумают, что я подавила свои эмоции или была слишком отчужденной, слишком холодной. Или слишком покладистой, слишком хорошей, слишком добренькой, чтобы быть искренней. Или слишком самонадеянной, самоуверенной и поэтому заслужила, чтобы это свалилось мне на голову. Со мной все не так плохо, как с той женщиной, которая решила, что она полная неудачница, только потому, что заболела раком, но, когда меня одолевают эти мысли, я начинаю понимать, что она имела в виду. А ты что об этом думаешь?

– Черт возьми, малышка, я не знаю, что и думать. А что, если тебе написать список? Попробуй прямо сейчас. Просто запиши все, что, по-твоему, способствовало тому, что у тебя развился рак.

Вот что я написала в ожидании, пока мне принесут овощной суп:

• подавление эмоций, особенно гнева и грусти;

• период больших изменений в жизни, стрессы и депрессия, через которые я прошла несколько лет назад, когда два месяца почти каждый день плакала;

• слишком критичное отношение к себе;

• слишком много животных жиров в рационе в молодости, а также кофе;

• беспокойство о своем подлинном предназначении в жизни, внутреннее напряжение из-за потребности найти свое призвание, свою стезю;

• чувство одиночества и беспомощности в детстве, изолированности и невозможности высказать свои эмоции;

• многолетнее стремление быть самодостаточной, независимой и держащей все под контролем;

• неспособность достаточно последовательно идти по духовному пути, например медитировать, с тех пор как это стало моей основной целью в жизни;

• то, что я не встретила Кена раньше.

– Итак, как ты считаешь? Ты так и не сказал.

Кен взглянул на список.

– Знаешь, солнышко, мне очень нравится последний пункт. Хорошо… Что думаю я? Я думаю, что у рака десятки разных причин. Как сказала бы Фрэнсис [Воон], у человеческих существ есть физическое, эмоциональное, ментальное, экзистенциальное и духовное измерения, и я бы предположил, что неполадки на каждом из этих уровней и на всех вместе могут сыграть свою роль в появлении болезни. Физические причины: рацион, средовые токсины, радиация, курение, генетическая предрасположенность и т. д. Эмоциональные причины: депрессия, жесткий самоконтроль и чрезмерно выраженное стремление к независимости. Ментальные: постоянное критическое отношение к себе, постоянный пессимистический взгляд на мир, особенно депрессивность, которая, похоже, сказывается на иммунной системе. Экзистенциальные: чрезмерный страх смерти, который приводит к чрезмерному страху жизни. Духовные: неумение прислушиваться к внутреннему голосу. Может быть, в развитии болезни поучаствовали они все. Проблема в том, что я не знаю, какую долю какому уровню приписать. Дать ментальным или психологическим причинам 60 % или 2 %? А в этом-то вся суть, правда? В этом-то все и дело. На сегодняшний момент, исходя из того, что я знаю, я бы сказал, что причины рака примерно на 30 % генетические, на 55 % – внешние (спиртные напитки, курение, жиры в рационе, отсутствие пищевых волокон, токсины, солнечные лучи, электромагнитная радиация и т. д.), а на 15 % – все остальные: эмоциональные, ментальные, экзистенциальные, духовные. А это значит, что как минимум на 85 % причины физические, вот так мне кажется.

Принесли мой суп.

– Все это могло бы и не иметь особого значения, однако я боюсь, что если я каким-то образом ответственна за свой рак сегодня, то в будущем это может просто повториться. Зачем тогда лечиться, если я снова сделаю то же самое? Я уже почти готова воспринять все это как стечение случайных обстоятельств: может быть, причина в генетической предрасположенности, или в том, что в детстве меня облучали рентгеном, или в том, что я жила рядом со свалкой токсичных отходов, или еще в чем-нибудь подобном. Теперь я боюсь, что если я погружусь в депрессию, то моя воля к жизни, а также число белых кровяных телец могут начать снижаться. Если в моей голове прокручиваются сцены на смертном одре, я пугаюсь, что сама добавляю энергию такому исходу, чуть ли не сама создаю его. Я просто не в состоянии выкинуть из головы эту мысль: чем я вызвала все это? Что я сделала не так? Что я хочу сказать сама себе этим раком? Может быть, я почему-то не хочу жить? Достаточно ли сильная у меня воля? Может быть, я каким-то образом себя наказываю?

У меня снова полились слезы, на этот раз прямо в овощной суп. Кен передвинул свой стул и обнял меня.

– Между прочим, очень хороший суп.

– Не хочу, чтобы ты так переживал из-за меня, – проговорила я наконец.

– Солнышко, пока ты дышишь и плачешь, я не волнуюсь. Вот если ты перестанешь что-нибудь из этого делать, тогда я начну волноваться.

– Мне страшно. В какую сторону мне надо измениться? И надо ли мне вообще меняться? Я хочу, чтобы ты честно сказал мне, что ты думаешь.

– Я не знаю, что стало причиной рака, и думаю, что никто этого не знает. Люди, которые твердят, что основная причина рака – подавленные эмоции, низкая самооценка, духовный застой, просто не понимают, о чем они говорят. Нет вообще никаких убедительных оснований для таких выводов; ими в основном прикрываются типы, которые хотят тебе что-то продать. Ну а поскольку никто не знает, из-за чего у тебя возник рак, я не в курсе, что ты должна изменить, чтобы способствовать излечению. Так что почему бы тебе не попробовать следующее: что, если относиться к раку как к метафоре и стимулу, призванному помочь тебе изменить в своей жизни то, что ты и так хотела бы изменить? Подавление эмоций может быть одной из причин рака, а может и не быть, но, если ты и так хотела бы перестать подавлять эти эмоции, воспользуйся раком как поводом, как оправданием для этого. Я понимаю, что советы здесь – дело сомнительное, но почему бы тебе не отнестись к раку как к шансу исправить те пункты из твоего списка, которые можно исправить?

Я почувствовала огромное облегчение от этой мысли и стала улыбаться. Кен добавил:

– И не надо пытаться исправить что-то только потому, что ты думаешь, будто это и есть причина рака, – так ты только усилишь в себе комплекс вины. Изменяй в себе только то, что ты в любом случае хотела бы изменить. Тебе не нужен рак для того, чтобы понять, над чем тебе надо работать. Ты и так это знаешь. Так что давай начнем. Начнем все заново. А я тебе помогу. Это будет весело. Правда. Тебе не кажется, что я превращаюсь в кретина? Можем назвать все это «Забава с раком».

Мы в один голос расхохотались.

Но все это имело смысл, и я ощутила ясность и решимость. В конце концов, возможно, в том, что я заболела раком, не было никакого предуготованного смысла, хотя в прежние времена люди могли воспринимать подобные толкования всерьез. Кроме того, я была не особенно удовлетворена общим медицинским подходом, который, как я чувствовала, склонен сводить все к случайному сочетанию материальных факторов (рацион, наследственность, загрязненность окружающей среды). На определенном уровне такое объяснение вполне адекватно, и оно верно для этого уровня, но для меня этого было недостаточно. Я хотела – мне было нужно, – чтобы во всем этом были какой-то смысл и какое-то предназначение. А единственная возможность для меня наверняка добиться этого – действовать так, как будто так оно и есть: наполнить это событие смыслом с помощью своих мыслей и действий.

На тот момент я еще не определилась с курсом лечения, так что прежде всего решила подумать об этом. Я не хотела просто лечить свою болезнь, чтобы потом задвинуть ее в какой-нибудь темный чулан своего сознания в надежде, что мне никогда не придется в него заглянуть или сделать что-то с его содержимым. Отныне рак, безусловно, будет частью моей жизни, но не просто в плане регулярных проверок или постоянного осознавания того, что возможны рецидивы. Я собиралась использовать его максимально возможным количеством способов. В философском плане – чтобы он помог мне пристальнее взглянуть на смерть, приготовиться к ней, когда пробьет мой час, осознать смысл и предназначение моей жизни. В духовном плане – освежить мой интерес к тому, чтобы найти и следовать такому медитативно-созерцательному пути, который бы устроил меня хотя бы в общих чертах, и прекратить откладывать это путем поисков «идеального пути». В психологическом плане – быть добрее и проявлять больше любви к себе и окружающим, легче выражать свой гнев, уменьшить свое стремление защищаться от близости и уходить в себя. В материальном плане – питаться в основном свежими, чисто вымытыми овощами и цельными продуктами[36]36
  Цельная еда (whole foods) – подход к питанию, предполагающий употребление необработанных и нерафинированных (либо минимально обработанных и минимально рафинированных) пищевых продуктов, например: цельнозерновых, корнеплодов, орехов, овощей, фруктов. Прим. науч. ред.


[Закрыть] и снова заняться физическими упражнениями. А главное – мягче относиться к тому, добиваюсь я всех этих целей или нет.

Мы закончили обед, который позже в шутку назовем «Великое действо с овощным супом, или Забава с раком». Он стал поворотным пунктом в нашем совместном восприятии «смысла» того, что у Трейи рак, и особенно – в нашем отношении ко всем тем изменениям, которые она впоследствии будет производить в образе жизни: изменения надо вносить не из-за рака, а из-за того, что так было нужно, и точка.

– Знаешь, по-моему, ты ее не видишь и не видел. Ее видела только я.

– Она все еще там? – Мысль об этом меня тревожила.

– Сейчас я ничего не вижу, но ощущение такое, что она все еще здесь. – Трейя говорила об этом таким тоном, словно фигура смерти на плече возлюбленного – самая заурядная вещь на свете.

– Может быть, ты ее просто ненароком стряхнула?

– Не говори глупостей, – вот и все, что она сказала.

В итоге мы с Трейей разработали собственную концепцию этого недуга и, как станет ясно в дальнейшем, свои теории здоровья и исцеления. Но это позже – пока же нам предстояло заняться лечением заболевания, причем как можно скорее.

На прием к Питеру Ричардсу мы пришли позже назначенного времени.

Глава 4. Вопрос баланса

– Это новая процедура, недавно введенная в Европе. Думаю, вам стоит ее попробовать.

Питер Ричардс выглядел подавленным. Он явно симпатизировал Трейе всей душой. «Как же тяжело, – подумал я, – лечить раковых больных». Питер описал возможные варианты: произвести мастэктомию с удалением всех лимфатических узлов; оставить грудь, но удалить лимфатические узлы, а потом лечить грудь радиоактивными имплантатами; произвести частичную мастэктомию (удалить примерно четверть грудной ткани) и удалить примерно половину лимфатических узлов, а потом пять-шесть недель подвергать грудь облучению (лучевой терапии); произвести частичную мастэктомию с удалением всех лимфатических узлов. Трудно было отделаться от ощущения, словно мы равнодушно обсуждаем технологию средневековых пыток. «О да, мэм, в железной деве[37]37
  Железная дева – мифическое средневековое орудие пыток: железный шкаф в форме женской фигуры, внутренняя поверхность которого утыкана гвоздями. Прим. пер.


[Закрыть] восьмого размера у нас есть кое-что славненькое».

Трейя уже разработала общий план действий. Хоть мы оба и были горячими сторонниками альтернативной и холистической медицины, при внимательном исследовании стало ясно, что ни один из таких методов – в том числе визуализация Симонтона, диета Герсона и методика багамской клиники Бертона – не дает ощутимых результатов против опухолей 4-й стадии. Эти новообразования можно сравнить со «злодеями-нацистами» среди раковых заболеваний: на них трудно произвести впечатление травяными соками и приятными мыслями. Этих подонков надо забросать бомбами, если хочешь получить хоть какой-то шанс, – тут-то и вступает в игру обычная западная медицина.

Проанализировав как следует все варианты, Трейя решила, что самый осмысленный план действий таков: для начала использовать методы классической медицины, а потом совместить их с полным набором вспомогательных холистических методов. Сторонники холистической медицины, разумеется, не одобряют никаких ортодоксальных методов вроде облучения или химиотерапии; они утверждают, что те наносят серьезный ущерб иммунной системе и из-за этого уменьшают шансы холистического лечения.

В этом есть доля правды, но в целом ситуация гораздо более тонкая и неоднозначная, чем кажется приверженцам альтернативной медицины. С одной стороны, правда, что радиация снижает количество белых кровяных телец, одного из передовых отрядов иммунной системы организма. Но, с другой стороны, явление это временное, и не было выявлено, чтобы такое понижение – краткосрочное и незначительное – как-либо коррелировало с иммунным дефицитом, просто потому, что между количеством белых кровяных телец и качеством иммунной защиты нет прямой связи. В частности, люди, которые лечились химиотерапией, в среднем не чаще других страдают от простудных заболеваний, гриппа, общих инфекций или метастатических раковых образований, хотя содержание белых кровяных телец у них может быть и пониженным. Совершенно не очевидно, что иммунная система этих людей повреждена. Неоспоримый факт состоит в том, что многие из тех, кто прибегает к холистическим методам, умирают, а самое привычное объяснение такое: «Надо было обращаться к нам с самого начала».

Трейя решила, что, учитывая современный уровень медицинских знаний, самым правильным курсом лечения будет энергичное сочетание ортодоксальных и альтернативных методов. Что касается первых, то европейские исследования показали: частичная мастэктомия с последующим облучением дает такие же результаты, что и жуткая радикальная мастэктомия. Все трое (Питер, Трейя и я) были согласны, что частичная мастэктомия – вполне разумное решение. (Трейя не была тщеславна: она выбрала этот вариант не для того, чтобы сохранить большую часть груди, а для того, чтобы оставить большую часть лимфатических узлов.)

Вот так 15 декабря 1983 года мы с Трейей проводили свой медовый месяц в палате № 203 на втором этаже больницы Children’s Hospital города Сан-Франциско.

Из дневников Трейи

– Что ты делаешь?

– Хочу, чтобы мне принесли раскладушку. Я буду ночевать здесь.

– Тебя не пустят.

Кен закатил глаза, что означало: «Ты, должно быть, шутишь».

– Малыш, больница – отвратительное место для больного человека. Там водятся такие бактерии, каких во всем остальном мире просто не найдешь. А если бактерии до тебя не доберутся, то больничная еда доберется точно. Я остаюсь. И вообще у нас медовый месяц, я не собираюсь проводить его без тебя.

Ему принесли раскладушку – такую крохотную, что с нее свешивалась довольно внушительная часть его почти двухметрового тела, – и все это время он жил в моей палате. Перед самой операцией он принес прекрасный букет. Записка гласила: «Второй половине моей души».

К Трейе быстро возвращалась ее всегдашняя уверенность. Ее невероятная природная отвага вновь вышла наружу, и через все последующие испытания она прошла легкой поступью.

Из дневников Трейи

11 декабря. Мы все [Питер Ричардс, Трейя и Кен] пришли к одному решению: сегментарная, частичная операция на подмышечной ткани [удаление примерно половины лимфатических узлов] и облучение. Ощущения обнадеживающие. Чувствую себя прекрасно, шутили надо всем этим, хорошо провели время. Обед в ресторане «Макс», рождественский шопинг с Кеном. Домой вернулись поздно, сильно устали, зато разделались с большей частью этих вечных хлопот. Не могу выразить, как я люблю Кена; захотелось всех простить и всех объять своей любовью, особенно своих близких.

14 декабря. Первый сеанс иглоукалывания. Вздремнула, завернутая в простыни. В гостинице – ужин с мамой и папой, еще свадебные подарки. Позвонила и позвала Кэти [сестру]. Полежала в обнимку с Кеном.

15 декабря. К девяти в больницу – подготовка к операции – предоперационная – моя палата – двухчасовая задержка. Самочувствие перед операцией – отличное; после нее – тоже; ведет, но не сильно. Проснулась в пять – Кен, папа, мама и Кэти здесь. Кен добыл раскладушку – «для второй половины моей души». Морфин, потом ночь. Ощущения странные: немного ведет, сновидное состояние, иногда напоминает медитацию. Буквально каждый час будят, чтобы измерить температуру и давление. У меня гипотония, так что Кену приходится просыпаться каждый час и убеждать медсестру, у которой все не получается нащупать пульс, что я жива.

16 декабря. Весь день проспала, медленно прогулялись с Кеном к холлу. Мама, папа, Кэти, Джоан [подруга]. Пришел доктор Р.; удалили двадцать узлов, все результаты отрицательные [в лимфатических узлах не обнаружено раковых клеток; невероятно радостное известие]. Прогулка с Сюзанной. Ночью не могла заснуть, в четыре вызвала медсестру. Морфин и тайленол. Прекрасно, что Кен рядом; я рада, что он настоял.

17 декабря. Звонила разным людям – много читала – заходил доктор Р. – родители и сестра уехали – Кен покупает подарки к Рождеству – чувствую себя хорошо.

18 декабря. Куча посетителей – Кен на посылках – много ходила пешком – читала «Цвет пурпурный»[38]38
  Уокер Э. Цвет пурпурный. М.: АСТ, 2018. Экранизация: фильм Стивена Спилберга «Цветы лиловые полей» (1985). Вупи Голдберг получила премию «Золотой глобус» за лучшую женскую роль в драматическом фильме. Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Небольшая слабость, отток жидкости продолжается.

19 декабря. Выписка – обед в ресторане «Макс» – шопинг к Рождеству с Кеном – домой. Появилось желание написать обо всем этом подробнее – чувствую себя отлично, уверена в себе – в первый день болезненные ощущения, особенно в тех местах, где были [дренажные] трубки, – чувствую себя так хорошо, что иногда боюсь, не слишком ли я оптимистична.

Первый эффект от операции был психологическим: у Трейи появилось время, чтобы начать практически полную переоценку того, что она всегда называла делом жизни, а точнее – того, каким должно быть это дело. Как она объяснила мне, этот вопрос связан с проблемой противопоставления делания и бытия, что в нашей культуре также подразумевает проблему мужественности и женственности как гендерных ролей. Трейя, по ее словам, всегда больше ценила делание[39]39
  Другой вариант перевода – «деятельность», «действование» (doing). Прим. науч. ред.


[Закрыть], которое часто (но не обязательно) ассоциируется с мужским началом, и пренебрегала бытийностью[40]40
  Другой вариант перевода – «бытие», «бытование», «бытийствование» (being). Прим. науч. ред.


[Закрыть], которая часто (но не всегда) ассоциируется с женским[41]41
  Трейя имеет в виду традиционное соотнесение мужественного (маскулинности) с деланием, разумом и небом (логикой) и женственного (феминности) – с бытием, телом и землей. Эта классификация не жесткая и абсолютная, скорее из области личных предпочтений; не предполагает она и того, что мужчина не способен просто быть, а женщина действовать. Просто в таких категориях Трейя стала размышлять об этих различиях, как они проявлялись в ней и во мне. По ее ощущениям, первая волна феминизма была связана со стремлением доказать, что женщины могут так же хорошо справляться с деятельностью, как и мужчины, а вторая будет состоять в возвращении к тем способам бытийности, которые более естественны и понятны для женщин. Во всем, что относится к этой теме, я буду придерживаться терминологии Трейи: как-никак здесь она была моим главным учителем. Прим. авт.


[Закрыть]. Ценности делания – это ценности производства, создания или достижения; они зачастую связаны с агрессивностью, соперничеством и иерархичностью; они ориентированы на будущее и основаны на правилах и вынесении оценочных суждений. Делание по природе своей стремится преобразить настоящее во что-то лучшее.

Ценности бытийности, с другой стороны, – это ценности объятия настоящего. Ценности принятия людей такими, какие они есть, а не с точки зрения того, что они могут сделать. Это ценности отношений, включения, принятия, сострадания и заботы.

Я убежден, что ценности и делания, и бытия одинаково важны. Но проблема в другом: раз бытийность чаще всего соотносится с женским началом, Трейя чувствовала, что, придавая сверхценность деланию / мужественному, она фактически подавляет в себе ценности бытия / женственного.

Для Трейи это не было предметом праздного любопытства. Я берусь утверждать, что в том или ином виде это была основная психологическая проблема, прошедшая через всю ее жизнь. Кроме всего прочего, именно из-за этого она поменяла свое имя и из Терри стала Трейей: она чувствовала, что Терри – мужское имя.

Из дневников Трейи

Многие вещи для меня прояснились. Сколько себя помню, я всегда истязала себя вопросом: «В чем дело моей жизни?» Думаю, дело в том, что я слишком много значения придавала деланию, а бытийности – слишком мало. Я была старшей из четырех детей и в детстве всегда хотела быть старшим сыном своего отца. Кроме всего прочего, в то время в Техасе любая мало-мальски значимая работа считалась мужской: именно мужчины делали всю работу, связанную с производством чего-либо. Я принимала мужскую систему ценностей; мне не хотелось становиться «техасской женой», поэтому женские ценности я отбрасывала в сторону и подавляла; каждый раз, когда они пробуждались во мне, я старалась с ними бороться. Полагаю, что я отрицала свой женственный аспект, свое тело, свою ухаживающую и подпитывающую часть, свою сексуальность и старалась держать равнение на свою голову, на отца, на логику, на общественные ценности.

Теперь, столкнувшись с раком, я думаю, что этот настойчивый вопрос – каково дело моей жизни? – имеет две стороны.

1. По иронии судьбы (если учитывать то, как я постоянно противилась тому, чтобы обретать свое «я» через отношения с мужчиной) одна из составляющих моего дела – именно забота о Кене, помощь всеми силами в его работе; параллельно это поиск такого способа заботы и помощи, который не угрожал бы моей автономии; а также это позволение старым страхам постепенно отмирать по мере того, как я все больше погружаюсь в это свое дело: для начала достаточно быть его женой, помогать ему, поддерживать дом в порядке, создавать ему хорошие условия для работы (надо бы нанять горничную!), а потом посмотреть, во что это все может перерасти. Но для начала – помогать и поддерживать его всеми теми невидимыми способами, которые присущи жене, хотя прежде мое эго и бунтовало против такого варианта. Теперь, однако, это уже не просто абстрактная идея, и сама ситуация ничем не напоминает тот вариант «техасской жены», против которого я восставала, да и мое эго больше не в том состоянии, в котором оно было тогда. Я свято верю, что его работа чрезвычайно важна; она во всех отношениях совершается на том уровне, до которого мне не дотянуться (я ни в коем случае не занимаюсь самоуничижением, я просто хочу быть честной). Ну и кроме того, речь идет о Кене, в которого я безмерно влюблена. Очевидно, что он занимает абсолютно центральное место в моем деле. Подозреваю, что я бы не поставила перед собой такой цели, если бы Кен этого от меня захотел, если бы он потребовал, чтобы я стала «хорошей женой». Но он вообще от меня ничего не требовал! Если на то пошло, это он сейчас заботится обо мне, выполняя роль «жены».

2. Другая составляющая, которая складывается прямо сейчас и соотносится с консультациями и групповой работой, которые я проводила и раньше, – это дело, связанное с раком. Я все сильнее чувствую, что именно мне стоит делать. Для начала – написать книгу о своем опыте, включив в нее описания различных теорий исцеления, интервью с психотерапевтами, специализирующимися на вопросах взаимоотношений тела и разума, интервью с другими раковыми больными. Потом, может быть, сделать фильм… Посмотрим. В любом случае я чувствую, что это становится центральным элементом в моей жизни.

Я вижу, что обе эти составляющие – формы самоотдачи и беззаветного служения, способы выйти за пределы своего эго и жить во благо других. Так что оба они напрямую отвечают стремлению всей моей жизни следовать духовному пути. Вот так разрозненные фрагменты сходятся в единое целое!

 
Я чувствую открытость бытия,
Я ощущаю связь ума и сердца,
Отца и матери, сознания и тела,
Моих мужской и женской половинок.
Во мне живут ученый и художник,
Один – писатель, а другой – поэт.
Ответственная дочь и старшая сестра,
Идущая отцовскими стопами[42]42
  В оригинале буквально: «принимающая на себя дело отца в том, чтобы сохранять семью вместе». Прим. науч. ред.


[Закрыть],
Искательница приключений,
Исследователь и беззаботный мистик –
Все здесь во мне соединилось…
 

Это ни в коем случае не было окончательным ответом на поиски Трейей своего призвания, настоящего дела жизни, но это было началом. Я чувствовал, что в ней происходит переворот, своего рода внутреннее исцеление, обретение внутренней целостности и баланса.

В конце концов мы пришли к тому, чтобы называть поиск своего дела поиском даймона[43]43
  Даймон (англ. daemon; греч. daimon, daimonion) – в древнегреческой философии бестелесное существо рангом ниже богов со сверхчеловеческими силами, служащее для связи между людьми и богами. Считалось, что даймоны – космически необходимые порождения Мировой Души, предназначенные для действия на разных планах бытия, в том числе в земных стихиях. В ранней греческой культуре даймонами нередко называли добрые души великих людей, живших в древнем золотом веке и посланных для поддержки, защиты и духовного руководства к людям на Земле, избранным для исполнения какой-то миссии. Самый известный – даймон Сократа, тайну которого разгадывали многие вплоть до XX в. В XX в. Карл Юнг писал, что и у него был личный даймон по имени Филемон. Прим. пер.


[Закрыть]. В древнегреческой мифологии это слово обозначает «бога внутри» – наше внутреннее божество или духа-наставника, известного также под именами «гений» (genii) или «джинн» (jinn), божество-покровитель или гений человека. Считается также, что понятия «гений» или «даймон» синонимичны понятиям «судьба» или «фортуна». Трейя пока не нашла свою судьбу, своего гения, свое предназначение, своего даймона, по крайней мере в окончательном виде. Мне выпало стать частью ее судьбы, но не основным ее центром, как думала Трейя, – я стал скорее катализатором. На самом деле ее даймоном была ее собственная высшая Самость, которая должна была вскоре проявиться, но не в работе, а в искусстве.

Лично я уже следовал своей судьбе, уже обрел своего даймона – в писательском деле. Я точно знал, чем хочу заниматься; знал, почему я этого хочу; знал, каково мое предназначение и что мне предстоит осуществить в жизни. Я реализую свою высшую Самость, когда пишу, – относительно этого у меня не было никаких сомнений или колебаний. Лишь только я написал два абзаца своей первой книги – мне тогда было двадцать три года, – как сразу понял: здесь мое место, я нашел себя, нашел свою цель в жизни, обрел своего даймона. С той поры у меня не возникало никаких сомнений в этом.

Но с даймоном связана одна странная и страшная вещь: если ты к нему прислушиваешься и следуешь его голосу, он действительно становится твоим духом-наставником; те, кто хранят внутреннее божество, привносят гения в свое дело. Однако если ты слышишь даймона, но не внемлешь ему, то даймон превращается в демона, злого духа: божественная энергия и талант вырождаются, превращаясь в саморазрушающую активность. Между прочим, христианские мистики утверждают, что пламень ада – это ангелы, отвергнувшие любовь Бога и превратившиеся в демонов.

Из дневников Трейи

Меня несколько смутило, когда Кен и Дженис [подруга] стали рассуждать, как они похожи в том, что им становится плохо, если они не работают. Кену, когда он не работает, приходится выпивать или расслабляться как-то иначе; Дженис говорит, что уходит в работу, чтобы избавиться от суицидальных мыслей. По-моему, здесь совершенно разные мотивации: Кена заставляет работать его даймон, нуждающийся в реализации, а Дженис вынуждена работать, чтобы убежать от своего демона. Впрочем, суть в том, что Кен пытался провести здесь параллели, и это вполне понятно; но мне стало не по себе из-за этого, ведь сама я чувствую уязвимость относительно того, чем сейчас занимаюсь. Все та же старая история: не хочу работать по принуждению внутреннего демона (случай Дженис), но я еще не нашла своего даймона, который вдохновлял бы меня на любимую работу (случай Кена). Иногда мне кажется, что моя настоящая проблема вот в чем: я просто не верю в свои силы, в то, что смогу сделать что-то достойное; мне не дает покоя моя склонность к преувеличению того, насколько хороши другие люди; и, может быть, только годам к пятидесяти, когда опыт прожитых лет заставит меня реалистичнее смотреть на вещи и исправит мои ошибки в оценке себя и других, я осознаю, что я достаточно хороша. А иногда я думаю, что мне надо прекратить гоняться за своим даймоном хотя бы на время, чтобы дать ему возможность самому проявиться и дать о себе знать. Я хочу заполучить цветущее растение немедленно, и у меня не хватает терпения вырастить несколько побегов и решить, какой из них я выберу (или он выберет меня).

Мне нужно научиться считывать информацию в глубинах своего существа, найти своего «наставника», даймона. Я не хочу жить без веры в высший смысл, даже если он будет состоять лишь в эволюции! Поэтому я не могу допустить, чтобы мои гневные эмоции [связанные с раком] как-либо заслонили в моем сознании мистические переживания и их способность менять человеческую жизнь. Я не могу допустить, чтобы раздражение разъело во мне ощущение сакральности и высшего смысла в жизни; наоборот, оно должно усилить мою потребность в постижении этого смысла. Даже гнев может быть инструментом, с помощью которого Бог или эволюционная сила проявляют и реализуют себя. Мне все еще важно понять, как люди меняются, как находят смысл и предназначение в своей жизни. Я отчетливо ощущаю потребность в том, чтобы найти свое дело, какое-то прочное основание для несколько размытой работы в Финдхорне и Windstar. Я чувствую, что мое дело, связанное с Кеном и раком, – важная часть этого основания. Но мне надо найти в самой себе что-то вроде писательства Кена, архитектуры Стивена, танцев Кэти. Я ощущаю в себе [говоря словами Харидаса Чаудхури[44]44
  Харидас Чаудхури (1913–1975) – бенгальский мыслитель, один из классиков интегральной философии, крупный ученый, познакомивший Америку с наследием Ауробиндо Гхоша и создавший структуру, ныне ставшую Калифорнийским институтом интегральных исследований. Прим. науч. ред.


[Закрыть] ] «потребность в самосозидании и творческой реализации», «волю к саморазвертыванию».

Чтобы продолжать идти по этому пути, мне нужно научиться взаимодействовать с глубинной частью своей души, установить контакт с внутренним принципом непрерывного саморазвития. Это самое близкое, насколько я вообще могу подобраться к контакту с «божеством внутри меня». Научиться его понимать и следовать ему – то же самое, что уметь слышать Божий глас и следовать ему. Погрузиться внутрь, установить связь с самой глубокой, истинной частью себя… знакомиться с ней, поддерживать ее, позволять ей расти и становиться более зрелой… снабжать ее энергией, принять ее как внутреннего Бога… и найти в себе волю следовать этому внутреннему направлению… это возможность испытать его истину, веру и смелость – смелость следовать ему даже тогда, когда это противоречит требованиям рационального ума нашей «консенсусной» реальности[45]45
  Трейя использует термин consensus reality (реальность консенсуса или консенсусная реальность), распространенный в трансперсональной психологии того времени (см. Ч. Тарт, К. Кастанеда, А. Минделл). Имеется в виду, что наше обыденное сознание – это скорее социальная конструкция (конструкция общественного договора), а не жестко фиксированная данность. Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Вот в чем теперь моя задача…

В надвигающемся кошмаре, который предстояло пережить нам с Трейей, ее мучения заключались еще и в том, что она пока не нашла своего даймона, а мои – в том, что, имея своего, я наблюдал, как он ускользает от меня. Мои ангелы превратились в демонов, я был близок к гибели в этой особой версии персонального ада.

Мы провели Рождество в Ларедо с семьей (перед этим ненадолго заехав в центр Андерсона в Хьюстоне), а потом вернулись в Мьюир-Бич, чтобы Трейя начала проходить облучение у доктора Симеона Кэнтрила (друзья называли его Симом). Сим был прекрасным профессионалом и славным человеком, пережившим смерть жены от рака; однако интенсивность его интеллекта порой проявлялась в холодности и даже жесткости общения с другими. Это впечатление, хоть оно и было обманчивым, все-таки отпугивало. Как бы там ни было, в придачу к первоклассной рентгенотерапии Трейя получила возможность отточить свою настойчивость[46]46
  Букв. «ассертивность» (assertiveness) – психологический термин, обозначающий самостоятельность позиции, способность четко ее доносить до других с отношением самоуважения и уважения к другим. Прим. науч. ред.


[Закрыть] в общении с докторами – это искусство она позже довела до совершенства.

Из дневников Трейи

Они не протягивают руку помощи. Надо настаивать, задавать вопросы, снова настаивать и, главное, не испытывать неловкости. Особенно не надо реагировать, когда они делают вид, будто страшно заняты, будто их время настолько ценно, что они и на вопросы ответить не могут. На кону стоит твоя жизнь. Задавай вопросы.

Настойчивость Трейи была проявлением стремления взять на себя ответственность за свою жизнь, которое во время болезни становилось в ней все сильнее. За те пять с половиной недель, что Трейя каждый день проходила процедуры лучевой терапии – сами по себе безболезненные, с единственными побочными эффектами в виде небольшой, но постепенно накапливающейся усталости и проявляющимися время от времени простудными симптомами, – Трейя начала приводить в действие главный план: менять в своей жизни то, что и без того нуждалось в переменах.