Текст книги "Роковая любовь"

Глава 12

Энэлайз убедилась, что свобода достается с большим трудом. Курт Миллер, как и обещал, дал ей работу. Но хотя, как она подозревала, он дал ей больший оклад, чем большинству служащих, все равно было трудно обеспечивать необходимым ее маленькую семью. Ее рабочий день был длинным. Она приходила в магазин к 7 часам 30 минутам, и была на работе до 6 часов 30 минут вечера каждый день, кроме воскресенья. Большую часть своего рабочего дня она проводила на ногах, так что к концу рабочего дня ее ноги гудели, а все мышцы болели. Более того, она каждый день покидала магазин умственно и эмоционально опустошенная, так как ей долгими часами приходилось улыбаться, угождать и убеждать – это было необходимо для того, чтобы продать товары.

Никогда ее умение справляться с делами по дому и на плантации не было сопряжено с таким напряженным трудом, с которым она столкнулась здесь. Она не была реально готова к такой нагрузке и много раз, поддаваясь малодушию, хотела подать заявление об уходе и вернуться обратно к Шэфферам. Но она стойко держалась и ее дела медленно, но пошли в гору. Энэлайз быстро поняла, что ее южный акцент неприятен многим северным леди, с которыми она имела дело. Поэтому она решила говорить с французским акцентом. Сделать это ей было тем более легко, что она с детства говорила по-французски, потому что в Новом Орлеане жило много выходцев из Франции и в монастырской школе она тоже учила этот язык. Эти интонации и манеры давались ей очень легко.

Поменяв свой имидж, она сразу завоевала авторитет среди своих клиенток, так как врожденный вкус помогал ей безошибочно подобрать клиентке все вещи в ансамбле, включающем фасон и цвет платья, драгоценности и все остальные аксессуары.

Оценив ее вкус, и передавая друг другу свое мнение о таланте Энэлайз, светские дамы стали все чаще обращаться именно к ней. А в результате то, что она продавала, расходилось быстро и по более высоким ценам.

К удовольствию Энэлайз, она получила вознаграждение к жалованью.

Курт Миллер старался ее не выделять среди других служащих во избежание лишних разговоров, но навещал ее два-три раза в неделю у нее дома.

Энэлайз уже давно подозревала, что Курт влюбился в нее и давно хотела пресечь его визиты, но он никогда не переступал грани вежливости, и компания его была настолько интересной, что ей не хватало духу отказать ему от дома. Они часто беседовали и обсуждали дела по работе.

Курт расширил ее знания в коммерческом деле, объясняя приемы и методы бизнеса, целесообразность оптовой купли и продажи.

Энэлайз все схватывала на лету, так как у нее были врожденные способности к бизнесу. Уроки Курта не прошли даром. Вскоре Энэлайз предложила улучшить работу Отдела готового платья. Прежде всего устроить большой демонстрационный салон, где не одна дама, а многие, сидя в удобных мягких креслах, могли любоваться показом новых моделей и тканей. Их коллективное восхищение могло усилить стремление приобрести новую модель, внося элемент соперничества – кто купит самое красивое и, соответственно, самое дорогое платье?!

Курт принял ее предложение и вскоре полностью вверил Отдел в ее руки. Энэлайз пришлось с этого момента трудиться еще усерднее, чем прежде, но работа начала приносить ей радость.

В ходе дела у нее возникало много других творческих идей, и она с увлечением их реализовывала. Иногда эксперименты проваливались, но это было редко, в целом Отдел стал самым прибыльным в магазине к февралю 1864 года. И тогда Энэлайз стала задумываться о работе магазина в целом. Прежде всего, она поделилась с Куртом соображениями о переоборудовании витрин. В витринах пылились образцы товаров, на которые давно уже никто не смотрел. Энэлайз предложила переоборудовать их так, чтобы каждая представляла целую группу товаров, необходимых, скажем, чтобы оформить интерьер-гостиной в доме.

Это будут мебель, ковры, книги, цветы и, словом, в витрине будет оформлен этот интерьер.

Курт полностью поддержал ее и результат превзошел все их ожидания.

Перед новыми витринами целый день толпился народ, который после непременно посещал магазин. Это был большой коммерческий успех. Курт стал предлагать Энэлайз войти в Главное правление магазина, и предложение это стало ее большим личным успехом.

Марк вновь появился в ее жизни в конце зимы, когда уже начиналась оттепель. Она не писала ему с тех пор, как покинула дом его отца. У нее не осталось времени, чтобы писать письма человеку, которого не интересовало, жива она и его ребенок и что с ними.

Энэлайз, конечно, скучала по нему, а ее тело все так же желало его близости. И когда уставшая, она укладывалась спать, то долго не могла уснуть и плакала оттого, что несчастна в любви и одинока! В эти часы она размышляла и сомневалась и сама себе задавала вопросы о нем. Это были плохие мысли после тяжелого рабочего дня.

Она, конечно, не забыла его, но он с течением времени превращался для нее в какой-то фантом, совершенно теряя реальность. Она уже не рассчитывала когда-нибудь встретиться с ним.

Поэтому, она была так ошеломлена, когда входная дверь распахнулась, и она лицом к лицу встретилась со своим мужем.

Глаза его горели гневом.

Энэлайз сидела онемевшая от ужаса и смотрела на него. Он грубо рассмеялся.

– Так вот как! Ты ушла из моего дома в эту грязную, убогую маленькую комнатушку, что в меблированных комнатах?

– На следующей неделе я переезжаю в свой собственный дом, – сказала Энэлайз первое, что ей в голову пришло.

Марк прошел в комнату, и Энэлайз встала, чтобы встретить его. Потрясенная, она отметила про себя, что он постарел, похудел, глубокие морщины залегли у него вокруг рта. Невероятно, но она поймала себя на мысли, что беспокоится о нем. Это ее потрясло. Сейчас ей нельзя было расслабляться и проявлять малодушие.

Она должна владеть собою. Она не должна позволить ему опять манипулировать собою. Она не бросится слепо к нему в объятия, хотя ее сердце дрогнуло при виде его.

Во-первых, ему придется объясниться, почему он так жестоко игнорировал ее на протяжении многих месяцев. Но Марк, разгневанный, расстроил все ее твердые намерения. В нем перемешалось все: и желание, и разочарование, и ревность, и гнев. Но сейчас ему было намного хуже, чем тогда, когда он думал, что Эмиль был ее любовником. В то время это была вершина его любви. У них с Энэлайз в то время был один прекрасный месяц, что они провели вместе. Он поверил ей, поверил в ее любовь, он доверился ей. Но затем все изменилось.

После его отъезда в действующую армию он не получил от нее ни одного письма, хотя сам писал очень часто, и в письмах изливал всю любовь, всю тоску, которую испытывал вдали от нее.

Каждый день он ждал письма, но за полгода не получил ни одного, и это больно отзывалось в сердце.

Он понял, вопреки своему сердцу, что Энэлайз лгала ему. Ей нужно было только имя и дом для ребенка, а когда она все получила, она ясно – отсутствием писем – дала ему понять, что он ей больше не нужен!

А затем пошли письма Фрэнсис, которые разъяснили все. Она писала о рождении сына, затем, что Энэлайз встречается тайно с немцем, затем – что она ушла из их дома с маленьким Джоном Прентиссом. Позже в письмах Фрэнсис сообщила, что немец, мистер Миллер, предоставил Энэлайз работу в собственном магазине, что он был очень состоятельным человеком, и что он постоянно заходит к Энэлайз. А когда Фрэнсис сообщила, что Энэлайз стремительно продвигается по службе в компании, для Марка все стало ясно – его жена стала любовницей владельца магазина.

Он умирал от ревности, а ее поведение и отсутствие писем подливали масла в огонь. В это время в Армии прекратились боевые действия, и Марк смог получить кратковременный отпуск.

Он приехал в Нью-Йорк, чтобы увидеть Энэлайз и сына, объясниться с ней и окончательно выяснить ситуацию. У Фрэнсис были доказательства того, что жена неверна ему, и Марк решил явиться к ней внезапно, чтобы окончательно разоблачить ее.

Возвращение Марка домой сильно испугало его сестру.

Фрэнсис постоянно забирала письма Энэлайз и приходившие для нее ответы брата. Эти письма, полные любви, шли постоянно и в каждом Марк волновался и умолял ответить хоть на одно письмо. Фрэнсис, забирая письма, вскрывала и прочитывала их, а затем разрывала. Каждый раз Фрэнсис ожидала, что брат отвергнет южанку, но поняла, что он действительно ее любит. Она уже стала раскаиваться в своем вероломстве, но продолжала красть письма, так как объяснить их пропажу ей уже было невозможно.

Когда Марк прибыл домой на побывку, Фрэнсис в ужасе осознала, что она должна всякими правдами и неправдами помешать разговору отца с Марком насчет писем. Она помнила, что отец первым делом хотел узнать у Марка именно это.

Она также не могла допустить, чтобы Марк и Энэлайз выяснили все между собой в спокойной обстановке. Она была уверена, что они докопаются до сути дела.

И она могла представить себе, что за этим последует, какой приговор вынесет ей брат.

Итак, она задумала настроить Марка и отца против Энэлайз. Она придумала, что сказать, чтобы они никогда не обсуждали вопрос о письмах. Фрэнсис рассчитывала, что Марк обрушится на Энэлайз с упреками так, что не даст ей ни малейшей возможности объясниться. Фрэнсис также рассчитывала на то, что и брат, и отец поверят ей на слово, чтобы она им ни сказала. В этом она не сомневалась.

Когда Марк, Прентисс и Фрэнсис сидели в гостиной по случаю приезда сына, она спокойно сказала:

– Я не знаю, как тебе об этом сказать, Марк. Надеюсь, что ты не рассердишься на меня из-за того, что я лезу не в свои дела. Я только хочу предупредить тебя…

– О чем ты? – спросил Марк, сжавшись как пружина.

– Однажды я решила проследить за Энэлайз и пошла украдкой за ней туда, где обычно они встречались. После свидания они зашли к нему домой. Я прождала целый час, но они так и не вышли. Я наняла детектива, который стал мне регулярно докладывать о ее поведении, после того, как она ушла из дома. Ранее я не верила, что она изменяет тебе, но теперь ты сможешь забрать у нее малыша, Джона Прентисса. Я получила сведения от детектива, что, по крайней мере, дважды в неделю мистер Миллер посещает Энэлайз и засиживается там допоздна, иногда до двух-трех часов ночи, – закончила Фрэнсис.

Отец Марка был совершенно шокирован, а сам Марк сидел окаменевший – весь его мир разрушился.

Итак, это было правдой – сестра предоставила ему убедительные доказательства неверности Энэлайз. Она стала любовницей человека богаче и, вероятно, уступчивее его.

Марк бросился по адресу, данному сестрой и взбешенный ворвался в ее комнату.

Красота и очарование жены опять поразили его как молния. Гнев и пробудившаяся страсть боролись в нем.

Она спокойно стояла перед ним. На ее лице не было ни страха, ни стыда, но не было и любви.

– Как ты смогла? – прошипел он, уставившись на нее. – Как ты смогла забрать моего сына и уйти из моего дома?

– На это были причины, – начала наступать на него Энэлайз.

Но Марк грубо перебил ее.

– Чертова неверная шкура! Красивая сучка, я верил тебе!

Энэлайз в изумлении уставилась на него. Ее молчание еще больше выводило его из себя.

– Боже! – закричал Марк. – Ты даже не пытаешься это отрицать! Что же ты за женщина?! В твоих жилах течет ледяная кровь!

Энэлайз, разозлившись, ответила:

– Ты посмел обвинить меня в холодности?! Ты, кто…

– Да, я посмел и обвиняю тебя во многом другом. О, Боже! Энэлайз! Неужели ты не могла найти нескольких минут, чтобы облегчить немного мои страдания. Неужели ты не могла, по крайней мере, написать пару строк и сообщить мне о рождении сына?!

Теперь у Энэлайз поплыло все в голове. Она была, как в кошмарном сне – Марк обвинял ее в том, что она не писала ему. Это было уму непостижимо! Энэлайз чуть было горько не рассмеялась.

Марк принял ее молчание, как признание вины, и это задело его за живое.

– Зачем ты это сделала? – кричал Марк. – Почему ты говорила, что любишь меня! Я бы на тебе женился и без этих заверений в любви. По крайней мере, мне сейчас было бы не так больно.

– О чем ты говоришь? – в свою очередь закричала Энэлайз. – Я любила тебя.

– Не лги мне, Энэлайз, – произнес он презрительно. – Я не доверчивый немец, запомни! Ты даже не сможешь убедить меня, что это по любви ты залезла в постель к Курту Миллеру.

– Что? Да, как ты смеешь? Это же сумасшедствие! Я никогда…

– Не лги мне больше! – прогремел он, и от его голоса в боковой комнате проснулся маленький Джонни и начал плакать.

Марк повернулся туда, откуда доносился плач, а затем – к Энэлайз, желая как бы снять с себя ответственность за то, что это он разбудил ребенка и продолжил спокойным голосом:

– Я не буду мужем-рогоносцем!

Энэлайз была сбита с толку. Он высказал все так, будто она во всем виновата, будто она и только она не писала писем, будто она не была верна ему. Слезы брызнули у нее из глаз – что за безумную игру он вел?

– Я не буду говорить с тобой, пока ты так себя ведешь, – сказала, расстроившись, Энэлайз. – Ты груб и безумен. И до тех пор, пока ты не успокоишься, пока не будешь говорить, как нормальный человек, я отказываюсь обсуждать с тобою какие бы то ни было вопросы.

– Да, ты можешь прекрасно играть, дорогая жена! – сказал саркастически Марк. – Теперь ты меня не надуришь! До последней минуты я надеялся, что все это неправда. Но теперь я убедился. Ты даже не пытаешься оправдаться.

– Черт побери! – взорвалась Энэлайз и набросилась на него. Она говорила ему, что это он покинул ее, что его семья выжила ее из дома, что она была невиновна ни в чем. Энэлайз так волновалась, что ее тирада звучала непоследовательно и сбивчиво.

Вдруг Марк грубо схватил Энэлайз, прижал к себе и поцеловал. Пальцы его рук вонзились ей в плечи, своими губами он впился в ее губы, и безжалостно повалил ее на пол. Энэлайз испугалась и начала сопротивляться. Марк прижал крепко ее своими ногами и грубо разорвал платье и нижнюю юбку. Она извивалась под ним, пытаясь освободиться, но он придавил ее своим телом и насильно раздвинул ноги. Они боролись молча, но он был сильнее и, торжествуя, завладел ее плотью. Закончив, он вдруг почувствовал себя настолько опустошенным, как будто наслаждения не было.

Энэлайз яростно смотрела на него. Марк, весь дрожа, встал на ноги. Ему хотелось упасть на пол и расплакаться как ребенку.

Его гнев растворился в мести насилия. Единственными чувствами, которые остались, были отчаяние и безнадежность.

Побелевшими губами он произнес:

– Я немедленно возвращаюсь в Вирджинию. Мой долг – содержать вас и я буду это делать. Но я никогда не хочу больше ни видеть тебя, ни слышать о тебе. – И вышел за дверь, которую на этот раз он очень тихо закрыл за собой.

Энэлайз посмотрела ему вслед и, дав волю слезам, разрыдалась.

Глава 13

С улицы раздавались крики возбужденной толпы.

– Война закончена! Война закончена!

Эти крики становились все слышнее, подхваченные сотрудниками универсального магазина, и вскоре дошли до последнего этажа, где располагалось его правление.

Энэлайз, которая нахмурившись, сидела над новыми эскизами оформления витрин, недовольно посмотрела в сторону двери, где в соседней комнате располагалась бухгалтерия. Она встала и, быстро подойдя к двери бухгалтедии, открыла ее.

В комнате все возбужденно говорили, смеялись, а некоторые даже пританцовывали. Энэлайз и раньше приходилось приструнивать молодых людей, работавших там, но такого беспорядка еще не наблюдала. Она сердито спросила:

– Что здесь происходит?

– Миссис Шэффер, – закричали юноши. – Все кончено! Ли[31]31
  Ли – генерал, главнокомандующий войсками Конфедерации.


[Закрыть] окружен. Мы победили!

Энэлайз удивленно посмотрела на них. Они ведь знали, что она родилась и выросла на Юге и должны понимать, что вряд ли она разделяет их радость по поводу поражения Конфедерации.

Давно, еще в оккупированном Новом Орлеане, Энэлайз поняла, что война неизбежно будет проиграна, но, когда этот факт свершился, у нее на глаза навернулись слезы!

– Хорошо, – сказала она, – может быть, теперь все, наконец-то, встанет на свои места! – и, быстро повернувшись, ушла к себе в кабинет.

Нет, так раскисать перед ними больше нельзя. Она плотно прикрыла дверь, прислонилась к ней спиной, закрыла глаза и стала вспоминать.

Боже мой, сколько прошло времени с того рокового, праздничного вечера в Новом Орлеане! Какой горький путь ожидал ее и как, пройдя через все испытания, она изменилась! Ее любовь к Марку, вспыхнувшая тогда с первого взгляда, обернулась не восторгом, а горьким разочарованием и унижением.

Затем, когда казалось, что их любовь вот-вот окончательно погибнет, объяснив и отбросив в сторону то, что им мешало, они достигли ее блаженных вершин. Но, как только Марк ушел на фронт, что-то с ним произошло, и он оставил ее и сына.

Подумать только – ее сыну, сыну Марка, – уже исполнилось два года! Но она радуется ему и воспитывает его одна. Она отвергнута своими родными и своим родным Югом, но она остается чужой всем и здесь, в Нью-Йорке. Правда, она работает и преуспевает в работе, но как она одинока!

Стоя с закрытыми глазами, она вспоминала свой дом и ощущала тепло весеннего воздуха и пряный запах жимолости, который из сада проникал через открытое жалюзи в ее кабинет, в ту первую ночь с Марком.

И опять горячие слезы, которые сейчас ни перед кем не надо было скрывать, побежали у нее по лицу. Сможет ли она когда-нибудь освободиться от этих не только блаженных, но и болезненных воспоминаний?

Прошло уже полтора года с тех пор, как они виделись с Марком. Тогда, ворвавшись в дом, оскорбив ее морально и физически, он поклялся, что больше никогда не захочет ни видеть ее, ни слышать о ней. Она с сожалением вздохнула – так и произошло. И, хотя его отец, Прентисс Шэффер, регулярно приходил по воскресеньям и забирал своего внука на прогулку в экипаже, он никогда не напоминал Энэлайз о своем сыне и не разговаривал с ней самой.

Он, оставаясь в экипаже, ждал, когда Мэй принесет ему Джонни.

Энэлайз поняла, что Шэфферы – и отец, и сын – отличаются одним и тем же: упрямством, гордостью и эгоизмом. Они оба полностью игнорируют точку зрения других людей. Отец и сын поступали одинаково, но то, что исходило от старого Шэффера, не так больно ранило Энэлайз.

Она вспомнила, каким гневным было лицо Марка в их последнюю встречу, каким бешенством сверкали его глаза! Он возненавидел ее за то, что она ушла из дома его отца. Неужели в этом была причина всех тех обвинений, которыми он ее осыпал?

Неужели он мог только из-за этого отказаться от жены и сына? Его отказ, правда, не коснулся материальной стороны дела, – и он, и его отец регулярно давали ей деньги, не желая, чтобы Джонни рос в нищете. Только регулярные денежные переводы от Марка, говорили Энэлайз, что он жив. Каждый пришедший чек был свидетельством этому.

Как-то он задержался на целый месяц, и Энэлайз так волновалась, что едва удержалась от визита к отцу Марка, пытаясь узнать о его судьбе. Но следующей почтой пришел двойной чек, и Энэлайз вздохнула с облегчением. Она сейчас хорошо зарабатывала, и деньги, которые присылал Марк из своего армейского жалованья, клала в банк на имя Джонни, чтобы обеспечить сына к его совершеннолетию.

Сейчас, когда так удачно складывалась ее карьера в магазине, когда ее жалованье позволило обеспечивать свою маленькую семью, она не нуждалась ни в деньгах Марка, ни в деньгах его отца. Но отказываться от их помощи она не стала, думая о будущем сына.

Энэлайз подозревала, конечно, что таким стремительным продвижением по службе, она обязана не только своим способностям к торговле, но и тому, что Курт был влюблен в нее.

Он постоянно был внимателен к ней, делал дорогие подарки, которые она неизменно отвергала. После того, как ее идея принципиально нового оформления витрин принесла большую прибыль, она фактически стала его правой рукой. То жалованье, которое она сейчас получала, Энэлайз заслужила. Привыкшая с молодости управлять хозяйством, она распоряжалась этими деньгами экономно, стараясь вложить все, что оставалось после расходов на содержание семьи, – в дело. Задолго до окончания войны, Курт Миллер предложил ей купить акции судостроительной компании, получавшей много военных заказов и вскоре она начала получать хорошие дивиденды. Действуя по его советам, она вскоре утроила прибыль и вложила ее в покупку земельных участков.

При этом она рассуждала следующим образом – после войны всегда следует экономический подъем. Люди начнут возвращаться домой и строить жилье, предприятия; в страну не иссякает поток иммигрантов из Европы – им тоже нужно жилье. Город обязательно начнет разрастаться, и стоимость земли не может не подняться резко вверх.

Суммируя все, чем она владела в настоящий момент, Энэлайз уже могла назвать себя состоятельной женщиной. Она была довольна собой, хотя успех не вскружил ей голову. Она не жаждала большей власти и богатства, но была довольна, что никогда не будет нуждаться так, как во время оккупации в Новом Орлеане или, как когда она только что ушла из дома Шэфферов.

Энэлайз поняла довольно быстро, что деньги дают не только житейские удобства, но – и это самое главное, – свободу и независимость. Она получила и то, и другой и гордилась этим своим достижением.

Теперь она сама могла заботиться о сыне, могла предоставить сыну и себе не только все необходимое, но и гораздо больше. Как хорошо не зависеть от милостей отца или брата, любовника или мужа! Никогда она не будет больше трепетать от страха так, как когда была любовницей Марка, сознавая, что если он выгонит ее, она станет нищей и бездомной.

Энэлайз вздохнула и вытерла слезы с лица. Боже, если бы ее деловые успехи помогли преодолеть страдание и одиночество, прочно поселившиеся в сердце!

Она, конечно, очень любила Джонни, и все редкие часы отдыха проводила с ним. Но это была иная любовь. Тепло материнской любви не могло заменить ей полностью тот жар, который давала страсть между мужчиной и женщиной. Марк разбудил дремавшие в ней инстинкты, и этот страстный голод не был утоляем. Она вспомнила, как билось ее сердце, и кровь стучала в висках, только при одном взгляде на него!

Она вспомнила, как она трепетала от его прикосновений, какое наслаждение давала ей близость с Марком, и какая безумная страсть возникала между ними во время любовной игры!

Познав с ним наслаждение, она страдала о его утрате.

Иногда она думала, что место Марка никто не сможет занять. Она не видела достойных претендентов, хотя по работе встречалась со многими мужчинами, и многие из них были очень привлекательны. Но ни один из них не заставил забиться ее сердце.

Даже Курта, который помог ей в трудную минуту, который был всегда так добр и внимателен, она воспринимала только как друга. Она легко и непринужденно беседовала с ним, ей было приятно смотреть на него – его внешность была достаточно привлекательной. Этот крепкий голубоглазый блондин был порядочным и одаренным человеком.

Но как ни решала она забыть своего такого необузданного в страстях мужа и влюбиться в Курта – это у нее не получалось.

Она не могла приказать своему сердцу и телу сделать это. Марк – его лицо, руки, его голос, его худощавое тело – постоянно вспоминался ей, и у нее начинало щемить сердце.

Пусть он постоянно игнорировал ее и не написал ни строки, пусть он безосновательно обвинил ее в неверности, и в том, что это она не писала ему, – несмотря на все это, Энэлайз знала, что она все еще любила его и любила так, как и в те времена, когда она, бывшая первой красавицей Нового Орлеана, только встретила Марка.

Вздохнув, Энэлайз, наконец, открыла глаза и начала расхаживать по комнате. Она никак не могла сосредоточиться после того потока воспоминаний и мыслей, который вызвало известие об окончании войны и даже обрадовалась, когда в дверь постучали.

– Войдите, – разрешила она, и в кабинет вошел Курт.

– Ты слышала новости? – спросил он своим мягким голосом.

Энэлайз улыбнулась.

– Разве я могла их не услышать?!

– И что ты скажешь?

– О, Курт, – ответила Энэлайз, – ты ведь помнишь, что я южанка и, хотя я давно предвидела такой результат, мне сейчас очень горько. Это известие заставило меня вспомнить о моем прекрасном и теплом Новом Орлеане, и понять, как я тоскую здесь в холодном Нью-Йорке! Я так хочу снова оказаться дома, Курт.

– Мне знакомо это чувство. Я, когда только эмигрировал в Америку, долго оставался здесь чужим.

Энэлайз помолчала, а потом тихим голосом произнесла:

– А еще я вспомнила свою встречу с Марком.

Лицо Курта страдальчески дернулось, и он спросил:

– Ты все еще любишь его?

– Не знаю. Я приложила все усилия, чтобы забыть его. Я никак не могу разобраться… и еще…

– Наберись терпения, – сказал Курт Миллер и дотронулся до ее руки. – Мне кажется, что ты так стараешься забыть его, что в результате только о нем и думаешь. Расслабься, отдохни и просто живи своей жизнью, и в один прекрасный момент ты обнаружишь, что он исчез из твоего сердца также, как из твоей жизни.

Энэлайз хотелось разрыдаться.

– Но, когда, как скоро это будет? – спросила она его. А затем, улыбнулась и, пожав плечами, сказала:

– Ты, конечно, прав, Курт. Я так и сделаю.

– В честь окончания войны у всех праздник. И мы закрываем магазин и даем всем день отдыха. Впрочем, это не только подарок – они так перевозбуждены, что работа не будет эффективной. Да, и сегодня всем не до покупок!

– Хорошо, – ответила Энэлайз. – Как раз у меня будет время закончить свои дела в отделе домашних товаров. Я посмотрю, что там можно сделать.

– Нет! Ты не будешь этим заниматься! – запротестовал Курт. – Ты и я, как и все сотрудники, возьмем выходной день и отправимся в Хадсон.

– Но, Курт, – запротестовала сначала Энэлайз, но сдалась и слегка улыбнулась. – Ты прав. Мне нужно поднять свое настроение. А сейчас, позволь мне надеть свою шляпку.

Они плыли на небольшом корабле от Хадсона к Йон-керсу и обратно. На судне царила праздничная атмосфера – все пассажиры пели и кричали, надрывно гудел корабельный свисток. Все вокруг праздновали победу. И даже Энэлайз захватила эта атмосфера торжества. Они стояли на палубе, и их обвевал весенний ветерок.

– Ох, Курт! – сказала печально Энэлайз. – Как я изменилась за последние несколько лет! Какой я была счастливой, веселой, всегда в обществе, всегда в окружении поклонников, а сейчас…

– А сейчас ты прекрасная, зрелая женщина, а не легкомысленная девчонка, – подхватил Курт.

Энэлайз засмеялась на сказанный комплимент и продолжила:

– Я так постарела, устала, стала резкой и скучной. Скоро я превращусь в какое-то бесполое существо, которое не интересует ничего кроме бизнеса.

– А твой чудесный ребенок? – задал вопрос Курт. – Война всех нас состарила, Энэлайз. Многих она не только состарила, но искалечила морально и физически, но многих сделала лучше, проявив те качества, которые оставались ранее невостребованными. Кем бы ты была сейчас, если бы не война? Просто чей-то капризной женой, и была бы ты счастлива? Ведь ты сильная натура, очень способная к предпринимательству. Пусть в трагических обстоятельствах, но ты получила возможность реализовать свои способности, а не остаться кокеткой, кружащей мужчинам головы.

– Но в душе мне так одиноко! – попыталась возразить Энэлайз, стараясь приоткрыть ему свой внутренний мир.

– Энэлайз! – сказал серьезно Курт и взял ее руки в свои. – Я люблю тебя, и ты это знаешь.

Она послушно кивнула головой, и слезы подступили к ее глазам. Он был такой хороший, такой добрый и… так не подходил ей.

«Я хочу Марка!» – кричало предательски ее сердце.

– Выходи за меня замуж, Энэлайз. Ты заслужила любви! Позволь мне сделать тебя счастливой.

– Но, Курт! Я ведь замужем! – запротестовала Энэлайз.

– Замужем за бессердечным, лживым мерзавцем, – подхватил Курт. – Ты можешь получить от него развод. Судя по тому, что ты рассказала, мы можем уличить его в нарушении супружеской неверности.

– Но скандал… Я не хочу тебя втягивать в нечто подобное…

– Я уже втянут во все, что касается тебя. Я это выбрал сам.

Энэлайз нахмурилась и посмотрела на водную гладь реки.

Освободиться от Марка… Разве не об этом она мечтала? Здесь, рядом был Курт, который предлагал ей доброту, любовь и состояние – одним словом, все, о чем женщина может только мечтать. Но она знала… что не будет счастлива.

– Курт, – обратилась она к нему. – Даже, если я расторгну брак с помощью суда, я все равно останусь замужней женщиной в глазах моей церкви! Я – католичка, и ты об этом знаешь.

– Но ведь и церковный брак можно аннулировать! – воскликнул Курт.

– Иногда можно, – призналась Энэлайз.

– О, Боже! Он заставил тебя выйти за него замуж. Затем он бросил тебя. Он унижал тебя… Ведь это веские причины для расторжения брака в глазах твоей церкви, – сказал Курт.

Энэлайз стояла молча и смотрела на воду, а затем вздохнула и ответила:

– Я подумаю об этом, Курт. Я обещаю тебе. Дай мне немного подумать. Я не хочу спешить. Немец улыбнулся.

– Конечно, mein liebchen[32]32
  mem liebchen – моя любимая (нем.).


[Закрыть], ты можешь все обдумать. Ты же знаешь, что я умею ждать.

Редкостная, искренняя улыбка озарила лицо Энэлайз. Какой же он был добрый человек, но, пожалуй, слишком положительный для нее. Сможет ли он когда-нибудь понять ее?

На следующий день Курт Миллер уехал в Новую Англию заключать контракты с валадельцами фабрик готового платья. Все военные годы они работали на армию, поставляя обмундирование для солдат, и сейчас были совершенно выбиты из колеи известием об окончании военных действий. Миллер надеялся воспользоваться их растерянностью и заключить максимально выгодные для себя контракты.

У Энэлайз появилось время обдумать предложение владельца магазина и почувствовать – действительно ли она будет скучать без него.

Да, ей было не только одиноко, но и плохо без Курта.

В магазине ее не любили – она была женщиной, сделавшей карьеру среди мужчин, и они побаивались и избегали ее. У нее не было времени, чтобы подружиться с дамами, жившими с ней по соседству.

Кроме того, их отталкивало то, что она работает, что ее семейное положение двусмысленно, и что у нее есть черная служанка.

Получалось, что никаких друзей и знакомых, кроме Курта, у нее не было. Ей не с кем было просто поболтать, посмеяться, никто так преданно не восхищался ею и не выслушивал ее мысли по самым различным вопросам.

Вечером после работы, она с нетерпением бежала домой к Джонни, которого так любила, но это общение не могло заменить ей отсутствие мужского внимания.

Иногда она возвращалась так поздно, что заставала сына уже спящим, и ее собеседницей становилась Мэй.

Энэлайз отлично понимала, что Курт никогда не станет ддя нее тем, кем был для нее Марк. Но ведь и выбора – или Курт или Марк – у нее тоже не было. Марк отказался от нее.