Текст книги "Роковая любовь"

Глава 17

Энэлайз быстро убедила Курта Миллера, что открывать новый магазин надо в Новом Орлеане. Она обратила его внимание на то, что после войны там многие разорились, поэтому и земля и рабочая сила, необходимая для постройки магазина, будет очень дешевой.

Когда Курт Миллер задумался над ее предложением, она добавила, что Новый Орлеан всегда был центром Юга, куда – рано или поздно – опять начнут стекаться богатые люди, и, кроме того, как и раньше с плантаций будут приезжать за покупками.

– Знаешь, – с энтузиазмом сказала Энэлайз, – мы сможем открыть там роскошный магазин, где будут продаваться последние модели одежды, кружева, фарфор и драгоценности. Уже сейчас есть множество выскочек, разбогатевших на спекуляции во время войны, и мы сможем помочь им потратить свои деньги. Я устрою там «Парижский салон», где будут работать обедневшие аристократки из Французского квартала, и где будем шить новые модели по парижским журналам. И, конечно, все наши обычные товары с простой обувью, одеждой, тканями, и еще обязательно нужна будет секция со скобяными товарами – гвозди, молотки, инструменты. Люди обязательно начнут восстанавливать разрушенные войной дома, и все это быстро пойдет в ход, Ты будешь совершать закупки на фабриках Севера и снабжать товарами магазин в Новом Орлеане. Я уверена, что у него большое будущее.

Курт внимательно выслушал все ее аргументы и, признав их убедительность, дал свое согласие, но поставив условием поездку в Новый Орлеан, где на месте будет все реально выяснено. Если открытие магазина действительно обойдется дешево, то она может приступить к работе, предоставив ему все необходимые сметы.

Это был деловой разговор деловых людей, и Энэлайз завершила его просьбой о повышении ей жалованья, так как она, став хозяйкой крупного магазина, возьмет на себя и большую ответственность.

Курт засмеялся:

– Ты уговариваешь меня открыть новый магазин в твоем родном городе за мой счет, полностью владеть им, да еще и просишь прибавку к жалованью?! – Он опять засмеялся, хотя в глазах его мелькнула печаль. – С реализацией этой идеи Энэлайз обретет еще большую независимость, и возможно будет для него потеряна навсегда.

– Хорошо, – сказал Курт, – а теперь давай договоримся о разделе прибыли. Пополам тебя устраивает?

Энэлайз улыбнулась и протянула ему руку.

– Идет! – ответила она.

Курт пожал ее руку и, на мгновенье задержав в своей руке, очень серьезно сказал:

– Энэлайз, мне очень трудно будет пережить твой отъезд, но я желаю тебе всего хорошего. Я надеюсь даже, что это принесет тебе счастье.

Грустно улыбнувшись, Энэлайз ответила:

– Сомневаюсь, что это принесет мне счастье, но я это должна сделать.

– Дай мне знать, если будет нужна моя помощь, я всегда приеду к тебе.

– Я всегда буду помнить о твоей дружбе, Курт. Я никогда бы не смогла ничего достичь без твоего участия.

Она закончила разговор и вышла из кабинета, а Курт Миллер долго смотрел ей вслед и думал, что, кажется, она ушла и из его жизни.

Заручившись согласием и обещанием помощи от Курта Миллера на открытие магазина в Новом Орлеане, Энэлайз стала активно готовиться к отъезду.

Она заказала билеты, оплатила все счета, помогала служанке паковать вещи, решала все возникавшие по ходу дела проблемы. Она не сделала только одного – не сообщила Марку о своем предстоящем отъезде и о том, что его она забирает с собой. Эту проблему, самую сложную, она отложила на последнюю минуту, рассудив, что чем меньше у Марка будет времени на сопротивление, тем будет лучше для всех. Хотя иногда ей становилось страшно при мысли о предстоящем разговоре с Марком, она все же продолжала активно готовиться к отъезду.

Наконец, когда сборы практически были завершены, Энэлайз отправилась к отцу Марка и рассказала ему о своих дальнейших планах. Она посвятила мистера Шэффера в то, как она собирается лечить Марка и легко доказала ему, что мягкость и снисходительность не только навредили Марку, но и очень скоро превратят его в полного инвалида. Отцу Марка было очень трудно признать правоту Энэлайз, но она была очевидной. Кроме того, он прекрасно видел, что тяжелая обстановка в доме отнюдь не улучшала угнетенность Марка. После признаний Фрэнсис он категорически отказался ее видеть, и та была близка к полному отчаянию.

– Только почему вы хотите увезти его в Новый Орлеан?

– Доктор рекомендовал ему сменить климат на более теплый. Это поможет его выздоровлению, – ответила Энэлайз. – Кроме того, я очень надеюсь на то, что тетушка Моника, о которой я вам рассказала, поможет Марку.

Мистер Шэффер недоверчиво посмотрел на Энэлайз, а она продолжила:

– С Новым Орлеаном у Марка связаны хорошие воспоминания – там мы встретились и полюбили друг друга. Там мы даже, хоть и недолго, были очень счастливы.

Мистер Шэффер тяжело вздохнул. Энэлайз была женой Марка и имела законное право распорядиться его дальнейшим лечением. И она была права, говоря, что Марк катится к гибели, и они не в силах его остановить.

Энэлайз предстоит одной попытаться исправить то, с чем они не справились все вместе.

Мистер Шэффер уже давно подозревал, что его красивая невестка – очень сильная духом женщина. Их последние разговоры полностью утвердили его в этом мнении. Все, кто сталкивался с ней, попадал в плен ее красоты и обаяния, не замечая сразу силы ее характера. И, пожалуй, только Марк был с ней на равных.

– Хорошо. Я согласен. Возможно Марку станет там лучше. Я надеюсь, что ты спасешь его, – завершил их сложный разговор мистер Шэффер.

Объясняться с Марком Энэлайз пришла в дом Шэфферов только за два дня до отплытия.

Для этого решающего визита она постаралась выглядеть как можно более эффектно и добилась своего. Она надела к темно-зеленой шелковой блузе с высоким воротничком новую юбку, волосы стянула в узел на затылке. Перчатки и шляпа с широкими полями дополняли туалет строгой, деловой женщины – именно так она хотела выглядеть сегодня.

Ее сердце замирало, но она, перешагнув порог, поздоровалась с ним, как можно более спокойно.

– Привет, Марк! Здравствуйте, сержант Джексон.

– Я… Я не думал, что ты вернешься, – охрипшим от волнения голосом ответил Марк.

«Похоже, он обрадован», – заметила Энэлайз, и это вселило в нее некоторую надежду, но тут Марк опомнился.

– Не понимаю, зачем ты пришла. Может быть тебе нравится, когда тебя прогоняют?

– Тебе представится возможность еще много узнать о том, что мне нравится, – не поддалась Энэлайз и ответила веселым тоном. – Даже не знаю, как ты во всем разберешься. Ведь сейчас ты совсем ни о чем не думаешь, кроме алкоголя, – съехидничала она, все же не удержавшись.

Марк никак не отреагировал на ее реплику. Он продолжал молчать. Энэлайз, все еще стоявшая у двери, прошла и села в кресло, стоявшее напротив дивана, на котором сидел Марк. Старательно расправив свои юбки, чтобы оттянуть момент продолжения разговора, она, чувствуя как тишина в комнате становится все более напряженной, улыбнувшись, храбро продолжила:

– Ты обрадовался, что я пришла?

Марк не отвечал.

– Ах да, я совсем забыла, что в этом доме редко отвечают искренне.

– Какого черта ты пришла? Что тебе нужно? – грубо закричал Марк.

– Я пришла сообщить тебе, что через два дня мы вместе отъезжаем в Новый Орлеан. Сержант Джексон, вы можете начинать упаковывать вещи полковника и свои тоже, если вы решите ехать с нами.

– В Новый Орлеан?! – сверкнул глазами Марк. – Ты что с ума сошла. Я никуда не поеду!

– Мой дорогой, я – твоя жена, и твой отец согласился, что жить тебе надо со мной, а не в его доме.

– Я никуда не поеду!

– Ты ничего не понял, милый. У тебя нет выбора. Просто двое сильных слуг придут и вынесут тебя отсюда. Что ты сможешь сделать? Драться с ними или, может быть, убежать? – язвительно спросила Энэлайз.

Бледное лицо Марка покраснело, и он набросился на нее:

– Думай, что ты говоришь!

– Я и так все обдумала. – Теперь Энэлайз полностью взяла себя в руки и говорила спокойно, но с легкой иронией в голосе. – Я все обдумала и хочу вернуть тебя к нормальной жизни и сделаю это. Я не знаю, понимаешь ли ты, что сделал с собой? В этом доме все настолько трусливы, что не решаются сопротивляться тебе, а тем более говорить тебе правду. Но я не из робких, и ты это прекрасно знаешь. Ты действительно искалечен, но ты можешь вылечиться, но не хочешь этого. А вот почему, это еще вопрос. Возможно, тебе понравилось жалеть себя и валяться в своей комнате как улитка в своей раковине. Возможно, ты просто трусишь или делаешь это из упрямства. Во всяком случае, ты не хочешь сам себе помочь и тебя устраивает постоянная пьянка. В результате ты уже превратился в слабовольного алкоголика и в этом доме справиться с тобой уже никто не может, – закончила она уже презрительно.

Помолчав немного, Энэлайз добавила:

– Марк, ведь у тебя был такой сильный характер.

Муж ненавидяще посмотрел на нее, но не обращая внимания на эти испепеляющие взгляды, Энэлайз продолжала:

– Я хочу спасти твою душу и покончить с пьянством раз и навсегда.

Сержант Джексон даже поперхнулся, – ну и язычок у этой женщины? – И как только полковник управлялся с ней?

Джексон и не подозревал, чего стоило Энэлайз сохранять спокойствие, когда она вся сжималась от страха, но твердо вела свою линию, понимая, что как бы ни оскорблял ее Марк, она должна выдержать все – ради его блага.

«Ничего, через два дня, как только они отплывут, его страсти поутихнут», – подумала Энэлайз.

– И как же ты собираешься меня спасать? – издевательски передразнил ее Марк.

– Во-первых, ты не получишь больше виски. Мы отплываем через два дня и больше никто не принесет его тебе. А когда прибудем в Новый Орлеан, каждый слуга, снабдивший тебя виски, будет немедленно уволен. То же относится и к сержанту Джексону. Если он не пожелает расстаться с тобой, то будет выполнять мои, а не твои, приказы.

– Это я плачу Джексону, а не ты! – зарычал Марк.

– О, это не проблема. Если потребуется, то я легко докажу в суде, что ты не в состоянии распоряжаться своими деньгами, потому что ты инвалид, но, главное – пьяница. Таким образом, я получу право распоряжаться твоей военной пенсией, и если сержант Джексон не захочет поддержать меня, то я его не задерживаю.

Марк забушевал, ругаясь последними словами, но тут сержант Джексон, до этого только наблюдавший за сражением супругов, вмешался в разговор:

– Не надо, сэр, она права. Я уже давно видел, что вы губите себя спиртным, но я не мог вас остановить. И, если миссис Шэффер собирается прекратить ваши пьянки, то я буду на ее стороне.

– Шли бы вы оба к черту! Проклятье! Я сам себе достану выпить! – прокричал Марк.

Энэлайз в ответ на это только улыбнулась и сказала:

– Достанешь не раньше, чем сможешь выходить из дома до магазина, а для этого будешь лечиться.

Марк побледнел от этих слов. Он откинулся назад и закрыл глаза. Тихим голосом он произнес:

– Боже! Какая же ты оказалась стервозная баба! Пожалуйста, уйди отсюда, оставь меня в покое, Энэлайз.

У Энэлайз защемило сердце: «Неужели она проиграла? Может быть, не стоило себя так с ним вести? Боже! Она перегнула палку и разрушила свои планы!»

– Марк, – вновь обратилась она к нему. – Доктор сказал, что есть надежда на твое выздоровление, что твои ноги можно разработать. Ты будешь ходить, если захочешь. В Новом Орлеане я покажу тебя тетушке Монике – это знаменитая знахарка. Она поможет тебе, и ты будешь ходить, и рука начнет действовать.

– Нет, всякие ведьмы не помогут мне обрести здоровье, – неожиданно с болью в голосе сказал Марк. – Твой немец-доктор сказал, что раз я не чувствую ничего, когда он иголкой колет ноги и руку, то мне мало, что поможет. В лучшем случае, я встану на костыли. И больше ничего. Как ты не можешь этого понять?

– Так ты отказываешься ехать и отказываешься лечиться? Зато я так легко не отказываюсь от своего долга как жены. Я хочу, чтобы ты выздоровел не только ради тебя. Бросить калеку я не могу. А вот, когда я вылечу тебя, когда ты встанешь на ноги и сможешь без моей помощи заботиться о себе, вот тогда я смогу оставить тебя и с чистой совестью развестись. Знай же, что тогда, когда Фрэнсис обвиняла меня в связи с Куртом Миллером, наши отношения были только дружескими.

Марк вопросительно взглянул на нее:

– Тогда? Ты хочешь сказать, что потом…

– Да. После того, как ты уехал, я еле пришла в себя. Но Курт был так добр и заботлив со мной, что я в него влюбилась. Я ведь уже говорила тебе, что рассчитывала на развод с тобой, после которого я смогу выйти замуж за Миллера. Но я не могу сделать этого, пока ты настолько беспомощен. Как видишь, мне придется немало потрудиться, чтобы ты как можно быстрее стал здоровым, а я – счастливой.

Их взгляды встретились, и Марк зашипел:

– Иди отсюда к черту! Я дал тебе согласие на развод! Оставь меня в покое и уходи немедленно!

– И не собираюсь. Я не такая как ты и от ответ-твенности не бегу. Пока ты – калека, я не разведусь с тобой, – сказала Энэлайз нарочно грубо.

Стиснув зубы, Марк ответил:

– Тогда, клянусь тебе Богом, я снова начну ходить. Мне больше ничего не остается делать. Только так мы сможем отделаться друг от друга! А сейчас – вон отсюда!

Энэлайз быстро поднялась и, не оглядываясь и не прощаясь, чтобы он не заметил радостного блеска в ее глазах, почти выбежала из комнаты.

Итак, сработало! Она сыграла на его самолюбии и ревности к Курту. Это настолько взорвало его, что от его апатии не осталось и следа. Теперь он так разозлился, что приложит все усилия и станет быстренько на ноги.

Закрыв за собой дверь, она, обессилевшая, почти рухнула на скамейку из красного дерева, что стояла в зале. Она дрожала от дикого напряжения как осиновый лист.

Удалось! Ей все удалось! Она расшевелила его и не важно, чего ей это стоило. Господи, но какими глазами он на нее глядел! Она никогда не забудет этого пронизывающего и зловещего взгляда.

За дверью еще слышалась брань, а затем послышался грохот и что-то разбилось о дверь. Она вскочила со скамейки, но тотчас схватилась за виски – там возникла резкая боль.

Ей пришлось опять опуститься на скамейку, чтобы не упасть от охватившей ее слабости. А за дверью опять послышался звон бьющегося стекла – это Марк в сильном гневе швырял вослед ей все, что попадалось ему под руку.

Энэлайз нетерпеливо расхаживала по своей крошечной каюте от двери к иллюминатору и обратно. Вот-вот должны были доставить Марка, если только его отец не передумал в последнюю минуту. Энэлайз закусила губу – надо было послать за Марком своих людей и экипаж, не доверяя мистеру Шэфферу.

Она оглядела каюту и на минуту отвлеклась, вспомнив, как они плыли с Марком из Нового Орлеана.

Но в этот раз все будет по-другому. Уже не будет тех страстных ночей, когда они не могли оторваться друг от друга, лежа в своей каюте на узкой койке. Не будет той любви, когда разрешив все недоразумения, они были так нежны друг с другом! И каюты у них в этот раз разные. Она будет жить с Джонни и Мэй, а Марк – в одной каюте с сержантом Джексоном, который будет ухаживать за ним.

Энэлайз вздохнула и поднялась на палубу, посмотреть Джонни. Она увидела его на другом конце корабля, где он быстро бегал с Мэй, крепко державшей его за руку. Убедившись, что Мэй хорошо смотрит за ребенком и с Джонни все в порядке, Энэлайз подошла к борту и стала высматривать – не везут ли Марка. И как раз вовремя – на пристани показался знакомый экипаж, из которого вышли сержант Джексон, мистер Шэффер и слуга. Они вынесли носилки, а затем – Марка, и втроем бережно уложили его на носилки.

Глаза Энэлайз наполнились слезами. Как ужасно чувствует сейчас себя ее гордый муж, находясь на глазах у всех в таком жалком виде!

Она не стала разглядывать дальше с палубы, как его будут заносить на корабль, а развернулась и пошла к Джонни.

Сын сразу же бросился ей в объятия и начал что-то лепетать ей на ухо. Но, полностью поглощенная Mapком, она почти не понимала. Она боялась даже обернуться, чтобы не встретиться своим взглядом с враждебным взглядом мужа, хотя уже прошло достаточно времени, и Марка должны были занести в его каюту.

Энэлайз оставалась на палубе до тех пор, пока корабль не отчалил. Мэй уже давно забрала ребенка, уставшего от обилия новых впечатлений и увела его в каюту, а Энэлайз все ходила по палубе и, только абсолютно устав, спустилась к себе. Она очень хотела навестить мужа, но понимала, как сейчас он переживает отъезд, и новый поворот своей судьбы, и поэтому его лучше не беспокоить.

А Джонни, как они встретятся? Ведь один раз Марк уже напугал сына! Может быть и не надо им здесь на корабле встречаться? Энэлайз совсем не хотела, чтобы Джонни привык пугаться отца, у которого не было к сыну никаких теплых чувств.

Но все-таки придется их знакомить и надо будет это начинать здесь, на корабле, где она в любой момент сможет вмешаться и утешить Джонни. Ведь им предстоит жить под одной крышей. И, может быть, Джонни растопит сердце отца, ведь и тогда он кричал не на мальчика, а на свою сестру.

Марк, конечно, очень беспокоится, что его шрамы и неподвижность испугают ребенка. Он стыдится своей беспомощности перед всеми, а перед сыном ему особенно плохо, но если он допустит к себе ребенка, детская непосредственность Джонни, его лепет, его бесконечные вопросы возможно поднимут настроение Марка и помогут ему, перенести путешествие. Возможно, он полюбит сына, и эта любовь даст новый стимул к жизни. Марк, лишенный спиртного, заключенный в каюту, наверняка, будет постоянно злиться, а Джонни отвлечет его от черных мыслей.

И решив завтра же представить их друг другу, Энэлайз наконец-то уснула.

Утром Энэлайз, одев и покормив сына, пошла с ним гулять на палубу и начала ему объяснять:

– Мой милый, помнишь, я говорила тебе о папе? Твой папа был командиром и сражался на войне. Он очень храбрый и хороший человек.

Джонни внимательно посмотрел на маму. Он что-то помнил и знал, что у всех детей должны быть «мама» и «папа». Но у него «папы» не было – он был на войне.

– Мой мальчик, мой дорогой мальчик, твой папа, наконец, вернулся с войны, но он был сильно ранен и теперь очень болен. У него болят ноги и рука, и он не может ходить, а на лице у него большой шрам… Это тот человек, которого ты видел в доме у дедушки.

Мальчик нахмурил свои бровки.

– Он кричал…. – вспомнил Джонни.

– Это потому, что он испугался. Он испугался, что не понравится тебе из-за своего шрама. Но вообще-то он очень хочет тебе понравиться. Когда тебе, Джонни, снится страшный сон, ты пугаешься и кричишь – вот и папа тогда испугался.

Джонни все так же внимательно смотрел на маму, а та продолжала:

– Ты хотел бы с ним встретиться? Он очень хочет повидать тебя. Папа здесь, рядом, вон за той дверью. Очень скоро мы будем жить все вместе.

Мальчик кивнул головой в знак согласия, и Энэлайз, ободряюще ему улыбнувшись, постучала в каюту Марка.

Им открыл сержант Джексон. Энэлайз попросила его подождать на палубе, пока она поговорит с мужем. Выражение лица сержанта совсем не было дружелюбным, и он молча прошел на палубу.

Энэлайз поняла, что Джексон считает ее холодной, рассчетливой дрянью, после того, как слышал ее последний разговор с Марком.

Но уже давно Энэлайз решила для себя, что на осуждение других людей нельзя обращать внимания, если хочешь добиться своей цели. Этому ее научила трудная жизнь, начавшаяся со встречи с Марком.

Она решительно вошла в каюту, крепко сжимая в своей руке ручку Джонни. Марк лежал в постели. Заметив их, он, ничего не говоря, стал рассматривать Джонни.

Его сын одной рукой держался за руку матери, а в другой крепко держал игрушечного солдатика.

– Папа?.. – неуверенно произнес Джонни.

Марк побледнел и бросил на Энэлайз негодующий взгляд. Она уже была готова повернуться и увести мальчика, но спохватилась.

«Никакой жалости, он должен начать новую жизнь – рано или поздно, – твердя это сама себе, Энэлайз не увела сына, а пропустив его вперед, оставила на середине каюты, а сама быстро ушла и плотно закрыла за собой дверь.

Марк тяжело вздохнул и посмотрел на ребенка. Он боялся, что Джонни сейчас закричит и убежит вдогонку за матерью. Но, к его удивлению, ничего подобного не произошло.

Без всякого страха Джонни прошел вперед и внимательно посмотрел на отца. Потом, подойдя еще ближе, он протянул Марку свою игрушку.

– Солдатик, – сообщил мальчик, как будто Марк мог принять ее за что-то другое.

Марк, облизнув пересохшие вдруг губы, ответил:

– Да, я вижу. Очень красивый солдатик.

– Ты…. – сказал мальчик и указал ручкой на Марка.

– О, ты даришь мне этого солдатика? – полыценно спросил Марк.

Джонни покачал головой:

– Нет. Ты тоже солдат.

– Ах, да, да… Я был солдатом, – сухо произнес Марк. Что он мог еще сказать двухлетнему малышу?

А Джонни смотрел на него все так же внимательно, как будто проверял что-то.

Марку тоже было интересно рассматривать сына. Он ни в чем здесь не мог упрекнуть Энэлайз – мальчик рос храбрым и смышленым, как настоящий мужчина.

Он был так похож на Марка в детстве – такие же черные волосы и темные блестящие глаза, упрямый подбородок. И в его маленькой фигурке и в его походке чувствовалось тоже что-то фамильное. Маленький Шэффер, его сын!

Какое-то странное чувство овладело Марком. А мальчик тем времнем, совсем осмелев, вскарабкался на постель и сел рядом с ним. Он сидел, болтая своими маленькими ножками, и рассматривал с любопытством шрам на щеке у отца. Сердце у Марка заныло. Он ожидал, что мальчик испугается и заплачет, но Джонни очень осторожно дотронулся до сине-багрового рубца и спросил:

– Что это такое?

– Шрам, – светил Марк. – Несколько острых кусков металла от снаряда угодили мне в лицо и разрезали его так.

Джонни нахмурил бровки и спросил:

– Больно?

Марк облегченно вздохнул. Его сын не напугался шрама, он только им интересовался.

– Сейчас не больно. Было больно, когда все случилось, – произнес Марк.

– А ты – мой папа? – спросил мальчик, удовлетворив свой интерес по поводу шрама.

– Да, я твой папа, – ответил Марк. Ребенок некоторое время переваривал всю эту информацию молча, а затем спросил:

– Что такое «папа»?

Марк слегка улыбнулся и задумался. Он не привык отвечать на детские вопросы.

– Ну, «папа», – это один из родителей. Папа – мужчина.

– А кто такой «родитель»? – вновь спросил мальчик.

– Твоя мама – родитель. Мама, такой же самый родитель, как и папа; только мама – женщина, а папа – мужчина.

Джонни восхищенно посмотрел на отца, а Марк продолжил:

– Это значит, что ты мой сын. Я женат на твоей маме.

Джонни вдруг улыбнулся.

– Мама очень красивая.

Глаза Марка сразу же потемнели, но он сказал равнодушно:

– Да, она красивая.

Джонни сполз с постели и начал исследовать каюту, а Марк с интересом наблюдал за ним. Затем Джонни вернулся к Марку и предложил, чтобы они вдвоем поиграли с солдатиком. Потом мальчик захотел, чтобы Марк рассказал ему сказку. Но Марк никак не мог вспомнить ни одной сказки из своего детства. Единственной сказкой, которую он вспомнил, была сказка о Короле Артуре. Они сидели вдвоем. Марк рассказывал ему сказку, а Джонни слушал. Вскоре Марк заметил, что глаза мальчика постепенно начинают закрываться. Еще немного и, подложив руку отца себе под голову, Джонни крепко заснул. А Марк долго наблюдал за спящим ребенком. Он любовался сыном, ему хотелось крепче прижать его к себе и защитить от всех возможных опасностей.

У Марка пробуждались отцовские чувства. Он осторожно обнял спящего ребенка, улегся с ним рядом и тоже стал дремать.

Похоже, с помощью Энэлайз, ему удалось вырваться из мрачного, пуританского дома отца и сестры и, может быть, он поправится…

Последней его мыслью перед тем, как он окончательно заснул, была следующая: «Что за чудный у него сын, Джонни Прентисс Шэффер!

Часом позже Энэлайз осторожно открыла дверь каюты и вошла туда. Она увидела своего мужа и своего сына мирно спящими, и у нее отлегло от сердца. Марк нежно обнимал здоровой рукой сына, и лицо его было умиротворенным и спокойным. Разгладились во сне горестные морщины и в эту минуту он был похож на того красивого и жизнерадостного человека, в которого она влюбилась.

И как был на него похож маленький Джонни!