Текст книги "Лилия под дождем"

ГЛАВА 5

Мэгги и ее мать прохаживались между торговыми рядами, энергично прицениваясь к товарам. Уиллу и Ти давно наскучило это занятие, и они решили поболтаться по главной улице. А для женщин это было развлечением, несмотря на отсутствие лишних денег и возможности сделать покупку. Пока шла война, товаров в магазинах не было, и теперешнее относительное их изобилие радовало глаз. К тому же у Мэгги и Жо была возможность поболтать с городскими жителями, которых они редко видели.

В тот момент, когда они рассматривали разложенный на прилавке набивной ситец, зазвенел колокольчик, и в открывшуюся дверь вошел Бентон Конвей, лысеющий мужчина средних лет, чья дорогая, отлично пошитая одежда не скрывала его торчащий живот. У него было полное лицо, крупный нос и маленькие, почти бесцветные глазки. Он шагал с нарочитой надменностью, не глядя по сторонам, как будто знал, что все преграды на его пути будут почтительно исчезать.

Рядом с ним шла его дочь Розмари, миловидная, стройная девушка с каштановыми волосами. Ее глаза прятались за парой очков в металлической оправе.

Розмари казалась совершенно незаметной рядом с третьим членом группы, ошеломительной красавицей с рыжими волосами. У нее были глаза яркого небесно-голубого цвета, безупречная фигура и нежное лицо с правильными чертами. Она была одета в модное голубое платье, не похожее на скромные наряды остальных женщин. Дорогая материя, из которой было сшито ее платье, элегантная шляпка, ридикюль и перчатки, туфельки из мягкой кожи, – все свидетельствовало о богатстве и хорошем вкусе этой женщины. Это была вторая жена Бентона Конвея, Линнет. Когда-то она была помолвлена с Хантером, братом Мэгги.

Увидев семью Конвея, Жо поджала губы, но ничего не сказала. Она была не из тех, кто выставляет семейные проблемы напоказ. Однако Мэгги знала, что никого ее мать не презирает так сильно, как эту пару.

Когда-то Жо очень любила Линнет: девушка очень подходила Хантеру и казалась именно той, с кем он мог бы быть счастлив. Однако, когда по ошибке Хантер был объявлен убитым, Линнет вышла замуж за Конвея с такой поспешностью, что, по мнению окружающих, бросила этим поступком тень не только на свою любовь, но и на себя как человека. Когда Хантер вернулся, он был настолько потрясен, что, казалось, никогда не оправится от удара. Он оставил дом и отправился на запад. Жо никогда не смогла бы простить Бентона и Линнет за боль, которую они причинили ее семье.

Впрочем, семья Тиреллов была не единственной в Пайн-Крике, которая недолюбливала Конвеев. Бентон был представителем группы южан, которых насмешливо называли «скалавагами».[1]1
  Скалаваг (англ.) – бездельник, пройдоха, презрительная кличка южан, перешедших на сторону северян (прим. ред.).


[Закрыть] После войны они подружились с «саквояжниками» – янки, которые хлынули на юг в поисках легкой наживы. Конвей нажился на послевоенной разрухе, но уважение земляков потерял начисто. Единственное, что ценилось в этих краях, – преданность Арканзасу. Но в самом штате обстановка тоже была далеко не безмятежная. Одни считали, что жить обособленно нельзя, а надо налаживать связи с Севером, другие яростно противились этому. Конвей принадлежал к первой группе. Последующая война окончательно расколола людей. Те, кто подобно Бентону Конвею повернулись спиной к своему народу, были презираемы как предатели.

Увидев миссис Тирелл и Мэгги, Конвей остановился и улыбнулся:

– Добрый день, миссис Тирелл, миссис Уиткомб. Рад видеть вас.

Мэгги холодно посмотрела на него, а Жо коротко кивнула и жеманно произнесла:

– Мистер Конвей, миссис Конвей, – ее глаза напряженно скользнули по Линнет, но она заставила себя улыбнуться дочери Бентона: – Привет, Розмари.

– Добрый день, миссис Тирелл. – Розмари, скромная, застенчивая девушка, походила, скорее, на испуганного кролика.

Линнет, как обычно, была холодна и сдержанна. Мэгги не могла понять, что случилось с живой, смешливой девушкой, которую так любил Хантер. Линнет Сандерс когда-то была лучшей подругой Тэсс, но после замужества превратилась в одинокую, холодную красавицу, стоявшую особняком в жизни Пайн-Крика. Мэгги подумала, а знал ли кто-нибудь из них настоящую Линнет, или же девушка все время играла определенную роль, интересуясь лишь тем, как бы поудачнее выйти замуж.

Конвеи прошли в магазин и остановились поздороваться с какой-то парой, стоящей возле прилавка. Мужчина нехотя протянул Бентону руку, а его жена вспыхнула и отвернулась.

– Вне всяких сомнений, этот человек должен Бентону деньги, – язвительно заметила Жо. – Подозреваю, что Бентон специально ссужает людей деньгами, чтобы поставить их в зависимость от себя.

Вдруг через главный вход в магазин вошел еще один посетитель. Заметив Конвея, он уставился на него мутными глазами, а затем расправил плечи и направился к нему. Все присутствующие, затаив дыхание, следили за тем, как он, пошатываясь, приближается к Конвею.

Этого человека звали Роберт Боулин. Перед войной он владел компанией гужевых перевозок и товарным складом в Пайн-Крике. Два года назад, когда дела пошли из рук вон плохо, он продал свое дело Конвею. С тех пор, несмотря на то, что он пробовал себя в разных сферах, удача отвернулась от него, и теперь его жене приходилось брать на дом шитье, чтобы свести концы с концами. Он бросил работать и начал пить. Последнее время он слонялся по улицам Пайн-Крика, жалуясь на жизнь каждому встречному и поперечному. Судя по нетвердой походке, и сегодня он принял изрядную дозу спиртного.

Его жена Саманта, рассматривающая пуговицы у прилавка, увидев, в каком состоянии находится ее благоверный, бросилась к нему.

– Роберт, прошу тебя…

– Черт побери! – прорычал Боулин, хватая Конвея за руку и поворачивая его к себе.

Такое поведение в общественном месте было настолько скандальным, что все застыли, не зная, что делать.

– Роберт, ты пьян, – скривил губы Конвей.

– Пусть я пьян, но я не мошенник и сукин сын, как ты, – заорал Боулин, сжав кулаки.

Саманта разрыдалась, закрыв лицо руками.

– Папа… – Розмари потянула отца за рукав. – Пойдем.

Линнет побледнела, но глаза ее были абсолютно бесстрастны.

– Глупости! – Конвей твердо посмотрел в лицо Боулину. – Я не собираюсь убегать от какого-то лакающего виски неудачника, который…

– Ты, ублюдок! – зарычал Боулин.

В глубине магазина отдернулась занавеска, и выглянул хозяин. Увидев, что происходит, он поспешил в зал:

– Роберт! – крикнул он, подав знак своему приказчику, чтобы тот поспешил на помощь. – Прекрати!

– Ты грабитель! – продолжал кричать тот. – Половина твоих денег ворованная. Ты, как шлюха, лег под врага. Ты хуже, чем янки!

Маклин, владелец магазина, подошел к ним и крепко схватил Боулина за руку.

– Роберт, – сказал он сквозь зубы, – ты забываешь, что здесь находятся женщины. Выйди отсюда.

– Оставь меня! – Роберт попытался оттолкнуть Маклина, но тут подоспел приказчик и схватил Роберта за другую руку. Они поволокли его к выходу, но тот сопротивлялся и выкрикивал на ходу:

– Он обманул всех, с кем когда-либо имел дело! Он одолжил мне денег. «На, возьми их, Роберт, – сказал он. – Я знаю, что ты честный человек, и не буду торопить тебя с уплатой долга». А потом он отнял у меня мое дело. Забрал его в счет долга. Уничтожил труд всей моей жизни. А старый Джефф Картер? Он и у него ферму отобрал. Его друзья – янки – так повысили налоги, что бедняга не смог выплатить их. Кто выкупил его землю за бесценок? Он, обманщик и вор. Я не единственный, кого он разорил. Посмотрите на него, он любит делать такие вещи.

Наконец его выволокли на улицу, и он прекратил кричать, а его жена принялась его успокаивать. Мэгги бросила взгляд на Конвея. У него был такой надменный вид, что можно было подумать, что все, сказанное Боулином, – правда. Перехватив ее взгляд, Конвей улыбнулся и слегка поклонился, но его глаза были такими холодными, что Мэгги невольно вздрогнула.

Игнорируя самого Конвея, Жо обратилась к его дочери, которая была смущена и испугана происшедшим.

– Розмари, с тобой все в порядке? – спросила она.

– Да, – дрожащим голосом ответила девушка. – Со мной все в порядке. Извините.

– Глупости, ты ни в чем не виновата.

– Папа, пожалуйста, пойдем, – прошептала Розмари.

– Не будь смешной, – ответил Бентон насмешливо. – Роберт Боулин – жалкий, хныкающий пьяница. Не думай о нем, а занимайся своими покупками.

Мэгги с матерью ободряюще посмотрели на девочку и направились к другому прилавку, где их заинтересовали нитки.

– Бедная девочка, – возмущенно прошептала Жо. – Нелегко ей, должно быть, с такими родными.

Мэгги кивнула.

– Как ты полагаешь, Конвей действительно поступал так, как говорил Боулин?

Жо фыркнула:

– Представляю, как Роберт рвал на себе волосы, когда с ним сотворили такое. Впрочем, вся эта сцена отбила у меня всякую охоту глазеть на товары. Пойдем к Тэсс, пока Гидеон занят там работой.

– Хорошо. – Когда они уходили, Мэгги оглянулась в сторону Конвея. Он стоял, раздувшись от удовольствия, в то время, как Маклин рассыпался перед ним в извинениях. Стоявшая рядом Розмари выглядела жалкой и несчастной, а ее мачеха, отойдя в сторону, лениво перебирала пальцами нежное кружево.

Почувствовав на себе взгляд Мэгги, Линнет подняла глаза. Вдруг в ее глазах Мэгги увидела такую тоску, что у нее перехватило дыхание и защемило сердце. Но через мгновение глаза женщины приняли свое обычное выражение, и Мэгги подумала, что ей показалось, повернулась и последовала за матерью.

* * *

Что-то напевая про себя, Уилл взбивал масло маслобойкой. Это было одним из его самых любимых занятий. Ритм работы успокаивал его, а изрядная физическая сила позволяла ему делать это быстрее и лучше, чем Мэгги или Ти. Он оторвался от своего занятия и улыбнулся.

– Спой, – попросил он Мэгги. – Пожалуйста.

Она улыбнулась:

– Хорошо. – Уиллу нравилось, как она поет, и было все равно, что слушать, детские песни, баллады или гимны.

Мэгги начала с легкой и жизнерадостной мелодии Стефана Фостера. Уилл присоединился, и они запели дуэтом. Его голос не отличался красивым тембром, но он пел с энтузиазмом, отбивая ритм ногой. Она, улыбаясь, смотрела на него. Уилл подпрыгивал на стуле в такт песне, с большим старанием взбивая масло, а на его лице отражалось удовольствие от происходящего. Она подумала, что в отличии от Ти, Уилл всегда останется рядом с ней ребенком, который будет всегда любить ее с преданностью, не допускающей никаких сплетен и разговоров. Она подошла к нему, поцеловала его в лоб и погладила по голове. Улыбаясь, Уилл поднял на нее глаза.

Мэгги искала в его лице черты прежнего Уилла, проблески его живого ума и памяти. Однако в глазах ее мужа она не могла найти ничего, к чему так привыкла в былые годы. Тогда она не могла смотреть на него без волнения. Ей не забыть того блеска в его глазах, который говорил ей, что он испытывает желание.

Мэгги выпрямилась и отошла от Уилла. Лучше не вспоминать об этом. Она научилась сдерживаться, однако по временам ей было безумно трудно контролировать себя. Молодая, здоровая женщина, она так нуждалась в мужской любви и ласке.

– Где Ти? – спросил Уилл.

– Ты же знаешь, – спокойно ответила она. – Он сидит под деревом и готовится к уроку с мистером Прескотом.

– Ах, да. – Уилл кивнул головой. Ти теперь занимался каждое утро, но Уилл частенько забывал об этом и начинал искать его.

Мэгги знала, что Уилл всегда был покладистым, и она благодарила за это судьбу. Не все, потерявшие разум, вели себя так же, как он. Взять хоть брата Селии Портер, который стал безумно капризным и придирчивым. Селия часто обнаруживала его слоняющимся во дворе посреди ночи, но когда она пыталась отвести его в дом, то встречала яростное сопротивление. Однажды он даже запустил ей в голову медный таз, от которого она чудом увернулась.

Стань Уилл таким же безумцем, Мэгги просто не знала бы, что делать.

Все же, несмотря на свою любовь и жалость к нему, Мэгги временами едва сдерживала себя. Теперь, когда в доме поселился Рейд Прескот, ей становилось все труднее справляться с собой.

– Ах, ма, посмотри! – взволнованный Уилл не сводил глаз с открытой двери. – Что это?

Мэгги вытерла руки о фартук и направилась к двери. Выглянув во двор, она ахнула и закрыла лицо руками, пытаясь сдержать смех.

Во дворе Рейд Прескот наматывал проволоку на четыре столбика, вбитые вокруг персикового дерева. Сегодня Мэгги попросила его поставить изгородь вокруг этого дерева, так как козел постоянно объедал с него кору и молодые листья. Сейчас козел стоял менее чем в двадцати футах от Рейда, наблюдая, как тот закрепляет проволоку.

Козлы от природы гордые животные, но нападать на высокие предметы они не рискуют. Но сейчас, нагнувшись, Прескот стал отличной мишенью. Мэгги знала, что козел ни за что не упустит такой возможности.

– Мистер Прескот! – крикнула она, но было уже поздно. Козел пригнул голову и бросился вперед.

Рейд, услышав крик Мэгги, обернулся и посмотрел в сторону дома. Он вопросительно поднял брови, но ничего не сказал, так как держал в зубах два гвоздя.

– Берегись! – закричала Мэгги. – Сзади!

Не успела она договорить, как козел ударил Рейда своими рогами точно пониже спины. У того от удара выпали гвозди изо рта, а молоток из рук, а сам он растянулся на земле лицом вниз. При падении он завалил плечом оградку и запутался в проволоке.

Мэгги была вынуждена зажать рот рукой, чтобы не расхохотаться. Смотреть на поверженного Рейда без смеха было невозможно. Козел же, расправившись со своим противником, даже не посмотрел больше на Рейда. Он уперся передними копытами о нежный ствол дерева и, вытянув шею, стал срывать молодые листочки. Мэгги, сдерживая смех, поспешила прогнать козла.

– Пошел! Пошел, глупый, прочь!

Козел уставился на нее своими блестящими глазами, изо рта его свисали листья, но уходить он не собирался. Мэгги взяла хворостину и замахнулась на него, тогда, отскочив в сторону, козел убрался, наконец, восвояси.

Рейд барахтался на земле, пытаясь освободиться от проволоки, но только все больше запутывался в ней. Услышав смех Мэгги, которая не могла больше сдерживаться, он поднял на нее глаза.

– Извините! – произнесла она, наклоняясь, чтобы помочь ему выпутаться. – Мне следовало предупредить вас, что надо привязать козла. Это его любимое место.

Рейд скривился от боли и отстранил ее руку:

– Боюсь, я не очень хорошо знаком с домашними козлами.

– Извините, – повторила Мэгги, – я не могла удержаться от смеха.

Рейд распутал ноги, но проволочная петля, зацепившаяся за пуговицу брюк, не хотела отцепляться. Он дернул, и проволока, зацепив рубашку на спине, с громким треском разорвала материю.

– О… вы порвали рубашку.

Он через плечо посмотрел на дыру и шепотом выругался. Мэгги кусала губы, борясь с очередным приступом смеха. Рейд с трудом поднялся на ноги, стряхивая остатки проволоки, посмотрел на Мэгги и вдруг расхохотался, не в силах остановиться. Мэгги перестала сдерживаться и разразилась громким смехом. Они стояли друг против друга и хохотали как сумасшедшие.

Глядя то на одного, то на другого, засмеялся и Уилл. Ти, который читал под деревом и ничего не видел, подошел к ним. Они пытались рассказать ему, что случилось, но могли только беспомощно ловить ртом воздух, не в силах произнести ни слова. Когда наконец Ти понял, что произошло, он удивленно переспросил Рейда.

– То есть вы не привязали Ефимию?

– Ефимия! – воскликнул Рейд. – Вы назвали этого сына Сатаны Ефимией?

Ти кивнул, и Рейд разразился новым приступом смеха. Уилл тоже улыбнулся, довольный тем, что на этот раз он понял шутку.

– Странное имя для козла.

– Но, – запротестовал Ти, – я ничего не мог поделать. Я не знал, что он – мальчик, и потом, он был похож на тетю Ефимию.

– Ты хочешь сказать, что назвал его в честь кого-то?

– Да, – немного смущаясь, ответила за Ти Мэгги. – Тетя Уилла… она выглядела точно так же, как этот козел, только без бороды, конечно.

Этот неожиданный поворот дела снова всех развеселил. Прошло несколько минут, прежде чем все, наконец, успокоились. Разглядывая порванную рубашку Рейда, Мэгги сказала:

– Мне действительно жаль, что так случилось, позвольте, я зашью вашу рубашку.

Он смутился.

– Вам не обязательно делать это, мэм.

– Мне не трудно. В конце концов, этот козел – мой.

– А я считаю, что у вас и так хватает дел, – заметил Рейд.

– Нет, правда, – Мэгги улыбнулась. – Пожалуйста, позвольте мне зашить вашу рубашку, мне лучше будет.

Она подумала, насколько моложе и красивее становился Рейд, когда его лицо светилось весельем. Ему следовало улыбаться почаще.

Ее взгляд скользнул по его губам. У него были полные, красивой формы губы, а за ними – ряд белых ровных зубов. Мэгги невольно засмотрелась на Рейда, ей показалось, что в его глазах вспыхнул ответный огонек, но он быстро пропал. Был ли он на самом деле? Взволнованная, Мэгги отвернулась, надеясь, что краска не залила ее лицо.

– Хорошо, – согласился наконец Рейд. – Только позвольте мне сначала переодеться.

И он направился в хлев.

Когда он ушел, Мэгги и мальчики быстро привели место происшествия в порядок, все вернули на свои места. Спустя несколько минут вернулся Рейд и отдал разорванную рубашку Мэгги. Помня о странном чувстве, которое она испытала, разглядывая Рейда, она почти с неохотой взяла ее. Рубашка показалась ей вдруг слишком интимной вещью, как будто Мэгги коснулась его тела. Она с настороженностью держала ее в руках, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего не сказав в ответ, Мэгги не находила в себе сил сдвинуться с места.

Рядом с ней нетерпеливо топтался Уилл.

– Рейд, посмотри, – Уилл заглядывая ему в лицо. – Мы с Ти поставили столбики.

Его слова нарушили очарование, охватившее Мэгги и Рейда, сделавшее их молчаливыми и неподвижными. Рейд повернулся к Уиллу, который, ожидая похвалы, стоял возле столбиков.

– Да, я вижу. Спасибо вам обоим. Хорошая работа.

Мэгги наконец очнулась и пошла к дому. Ей не нравилось ее состояние. Что с ней такое происходит?

– Я закончу здесь, – услышала она голос Рейда, – и мы сможем начать наши занятия, Ти.

– Можно мне заниматься с вами? – спросил Уилл. В его голосе послышались просящие нотки.

Мэгги остановилась и посмотрела на всех троих. У Уилла было тоскливое, по-собачьи просящее выражение лица, которое появлялось тогда, когда ему казалось, что его бросают. У Мэгги заныло сердце. Она надеялась, что Рейд будет терпелив с ним, поэтому с облегчением услышала ответ:

– Конечно, Уилл. Давай после обеда, пойдет?

– Правда? – сияя, Уилл повернулся к Ти. – Я тоже буду учиться!

– Это здорово, Уилл. – Ти улыбнулся, но глаза его беспокойно обратились в сторону матери.

Мэгги прикусила губу. Очевидно, Рейд не понял чего-то об Уилле.

– Мальчики, может, вам лучше вернуться к работе? Уилли, ты знаешь, что масло никогда не получиться, если его не взбивать.

– Хорошо. – Уилл тяжело вздохнул и потащился за Мэгги на кухню. Взбивание масла перестало быть для него интересным, ведь теперь он будет заниматься с Рейдом.

– Мистер Прескот, – Мэгги неловко было начинать этот разговор.

– Да?

Она остановилась рядом с ним.

– Я… ну, я не уверена, что вы понимаете, в каком состоянии находится Уилл. Он хочет быть похожим на Ти, хочет научиться читать и писать, но он не сможет.

– Мы не знаем, на что способен человеческий мозг. Я знаю случаи, которые считались безнадежными…

Мэгги прервала его.

– То, что вы слышали, не имеет никакого значения. Мы говорим об Уилле, и я не хотела бы, чтобы вы вселяли в него надежду, что он сможет научиться чему-нибудь. Это жестоко, поймите.

– Похоже, вам ужасно не хочется, чтобы он попытался. Почему? Проще оставить его таким, какой он есть? Мэгги возмутилась.

– Проще! Вы считаете, что я хочу облегчить себе жизнь? Вы думаете, я не пыталась сделать его таким, какой он был раньше? Что я не проводила час за часом с ним за грифельной доской вместе с Ти, пытаясь научить его алфавиту? Но все бесполезно, ни имени своего, ни слова, ни хоть несколько букв! Ничего! Он даже не в состоянии скопировать их, он пишет буквы задом наперед или пропустит, что захочет, и не может понять, где правильно написано, а где нет. Он ничего не может запомнить, и если вдруг ему удастся прочесть слово, то на следующий день он ведет себя так, как будто его и в глаза не видел!

При этих воспоминаниях из глаз Мэгги брызнули слезы, и она сжала кулаки, пряча их в складках своей юбки. У нее перехватило горло, но она продолжала говорить, не в силах остановиться.

– Я хотела вернуть себе своего мужа. Я была уверена, что если буду упорно с ним работать, долго работать, он станет таким, каким был. Я пыталась вылечить его мозг, убеждая себя, что смогу это сделать так же, как я вылечила его тело. Но я не смогла, Уилла больше не будет! – Мэгги закрыла лицо руками, чтобы не разрыдаться.

– Извините, – Рейд шагнул вперед и взял ее за руку, – я не знал.

– Никто не знает! – ответила Мэгги с горечью. – Все говорят: «Какая ты любезная с ним, какая добрая». Или: «Что ж, по крайней мере, он не приносит много хлопот». Они не знают, что значит жить со своим мужем, который не осознает этого. Если подумать, так его как будто бы и нет. Он далеко от меня, он как будто умер, а я так сильно хотела вернуть его, я так старалась!

– Я верю. – Рейд подвел Мэгги к пню, на котором они рубили дрова, и осторожно усадил на него. – Я прошу прощения за то, что сказал, я не подумал. Так много людей выбирают легкий путь, ничего не делают даже тогда, когда можно что-то изменить. Их принцип – «моя хата с краю». Мне бы следовало знать, что вы не такая. Простите, я не хотел вас расстраивать.

Мэгги подняла на него глаза. Наклонившись к ней, он смотрел внимательно и обеспокоенно. Она сразу почувствовала, что перед ней другой человек, не тот холодный молчаливый незнакомец, который жил у них последние две недели. Неожиданно ей захотелось излить ему свою душу, поделиться тяготами жизни.

Но ведь ему не нужно это. Мэгги опомнилась. Рейд Прескот – скиталец, бродяга, зачем ему чужие переживания. Сегодня он здесь, а завтра там. Вздохнув, Мэгги сказала:

– Извините. Я не знаю, почему так разволновалась. – Она слабо улыбнулась. – Это несдержанность. Гидеон говорит, что я как трут, быстро воспламеняюсь.

– У вас много причин для этого. Я позволил себе плохо думать о вас. – Рейд замолчал, потом сел на корточки рядом с Мэгги. – Что случилось с Уиллом? Он был ранен?

– Да. Во время сражения при Пи Ридже он был ранен шрапнелью. Ему удалили осколки из рук и плеча, но в голове они остались, доктора не стали их вынимать, потому что решили, что Уилл не выживет.

– Но он выжил.

– Да. – Мэгги горько усмехнулась. – Они не знали, что Уилл всегда был очень крепким и здоровым мужчиной.

– Вы говорите о нем так, будто его больше нет.

– А его и нет, – просто ответила Мэгги. – Это не тот мужчина, за которого я вышла замуж. Мой Уилл никогда бы ничего не испугался, а этот Уилл боится грозы. Многие манеры, привычки моего мужа исчезли. Когда-то он с удовольствием ходил на охоту, а сейчас это его не интересует. Раньше он не любил музыку, а сейчас может часами сидеть и слушать, как я пою. Зато он совершенно разучился танцевать. Когда он вернулся, то никого не узнал. Сейчас он любит нас, но эта любовь возникла у него за последние годы, что было прежде, он не помнит.

– Должно быть, вам очень тяжело, – глухо произнес Рейд.

– Да. Прежде я не думала об этом – была слишком занята тем, чтобы спасти Уиллу жизнь. Гидеон написал мне с фронта, чтобы я узнала обо всем. Он боялся, что Уилл умрет от ран, ведь в госпитале не могли уделять ему много внимания.

Рейд понимающе кивнул, морщины вокруг его рта резко обозначились.

– Я знаю, что такое полевой госпиталь.

– Поэтому я поехала туда и забрала Уилла домой.

Рейд в изумлении посмотрел на Мэгги.

– В район боевых действий? Одна?!

– А что я могла поделать? Больше некому было. Отец Уилла умер, мой – тоже. Все мои братья ушли на войну, слуг у нас тоже не было. Так что я оставила Ти с матерью, села в повозку и поехала.

Рейд был поражен. Мэгги рассказала об этом так буднично, как будто она отправилась в соседний город, а не в опасный путь через горы по полудикой территории, где шла война.

– Конечно, выбора у вас не было. Хотел бы я, – Рейд вдруг улыбнулся и вновь помолодел, – увидеть лица докторов, когда вы вдруг появились перед ними в своей повозке и сказали, что приехали забрать мужа.

Мэгги усмехнулась.

– Они действительно удивились. Один из них сказал мне, что я убью Уилла, если заберу его сейчас домой. Я ответила, что то, что они делают в этом госпитале, больше подходит на убийство.

Воспоминание о неприятном разговоре с врачами зажгло недобрый огонь в глазах Мэгги, но он тут же погас.

– Всю дорогу домой я до смерти боялась, что они окажутся правы. Ему было так плохо, лихорадка не отпускала его, он постоянно бредил: ничего похожего на слова, одни нечленораздельные звуки. Он горел, и я все время делала остановки, чтобы обтереть его прохладной водой. Какой он был худой! Кожа да кости, почти ничего не ел. Одна из его ран загноилась, и я должна была часто менять повязки. Меня охватывало отчаяние при мысли, что я не довезу Уилла до дому. Это был кошмар, – сказала она тихо.

– Но вы привезли его и выходили.

– Да. – У нее был отсутствующий, обращенный в себя взгляд. – Но еще не единожды я думала, что потеряю его. Мама мне очень помогла тогда. Но вскоре мы обнаружили, что он никого и ничего не узнает: ни родных, ни дом, ни город. Сначала он еле говорил, потом смог вспомнить названия некоторых предметов. Когда он поправился и окреп, стало очевидно, что больше всего пострадал его мозг. Он опять стал ребенком. – Гримаса боли исказила ее лицо. – Когда он обращался ко мне, то называл меня «мама», как Ти.

– Я… прошу прощения, – хрипло произнес Рейд.

– Никогда не знаешь, какие испытания готовит нам жизнь, – задумчиво сказала Мэгги. – Когда мне было шестнадцать лет, и Уилл ухаживал за мной, разве я могла себе представить…

– Вы стойкая женщина, – в голосе Рейда звучало восхищение. – Большинство на вашем месте сдались бы. А вы продолжаете бороться.

– Это благодаря моей маме. Она считает, что во всем нужно идти до конца, особенно, если дело касается любви.

Мэгги подняла голову и увидела, что Рейд пристально смотрит на нее со странным выражением на лице. Ей стало интересно, о чем он сейчас думает. Вдруг ей пришло в голову, что она кажется ему грубой, неженственной. Мэгги покраснела, и тот факт, что она подумала об этом, заставил ее покраснеть еще больше.

Она вспомнила ту пору, когда была молода, вспомнила, как ухаживал за ней Уилл: он заботливо прикрывал ее плечи шалью, когда она выходила из дома, осторожно помогал ей сесть в кабриолет. Вспоминала нежные слова, которые говорил ей Уилл, а она улыбалась ему в ответ. Боже, как давно все это было, тогда она была не одна и могла опереться на крепкое, родное, мужское плечо. Сейчас ей не на кого было положиться, кроме себя самой. Она приняла решение и управляла жизнью своей семьи так, как считала правильным, и ей было все равно, женственная она или больше похожа на мужчину, грубая или нежная, угловатая или грациозная. Все равно до недавнего времени…

Мэгги быстро отвернулась, ее сердце забилось сильнее. Какое ей дело, что думает о ней Рейд Прескот? Мэгги не хотела задумываться над тем, что означают все эти мысли.

Она резко встала.

– В общем, я хотела вам сказать, что пыталась научить Уилла читать и писать, но из этого ничего не вышло. Он только расстраивается и сердится. Однажды он даже закричал, затопал ногами и швырнул грифельную доску через всю комнату – так это оказалось тяжело для него. Он понимает, что не в состоянии сделать то, что другим дается легко. Это причиняет ему боль, и он раздражается. Я не хочу, чтобы он вновь все это испытал.

– Я тоже. – Рейд встал. – Послушайте, я обещаю, что не буду требовать от него того, на что он не способен. Не знаю, насколько он был пригоден к учебе, но я буду заниматься с ним тем, что находится в пределах его понимания. Я буду рассказывать ему истории, легенды о событиях и людях. Иногда я буду читать ему вслух. Это поможет Уиллу не чувствовать себя таким одиноким, разве нет?

– Да! Думаю, это так. Ему должно понравиться. – Мэгги взглянула на Рейда сияющими глазами. – Это очень любезно с вашей стороны. Многие даже не подозревают, какие чувства он испытывает. Обычно они просто не обращают на него внимания.

Рейд пожал плечами.

– Мне нравится Уилл. Я хочу попробовать позаниматься с ним. Если ему будет тяжело, мы тут же прекратим.

Мэгги дотронулась до руки Рейда.

– Спасибо. Вы – хороший человек. Рейд смутился и невольно сделал шаг в сторону от Мэгги.

– Не думайте обо мне лучше, чем я есть на самом деле.

– Не буду. – Она улыбнулась ему и пошла в дом.

Рейд наблюдал за тем, как она уходила, замечая все движения ее тела – раскачивающиеся упругие бедра, прямую ладную спину, маленькие ножки, показавшиеся из-под юбок, когда она поднималась по ступенькам крыльца. Его охватило волнение. Она – Мэгги Уиткомб, была желанной для него женщиной. С другой стороны, он понимал, что она интересует его и как сильный, волевой человек, который смотрит жизни в глаза, не жалуясь на лишения. Всегда ли она была такой, или ее изменила война?

Рейд вернулся к персиковому дереву, вдавил в землю тонкие столбики и плотно утрамбовал грунт вокруг них. Работа не смогла отвлечь его от мыслей о Мэгги и ее рассказе. Он представил ее в повозке, в полном одиночестве проехавшей почти половину территории Арканзаса. Как она чувствовала себя, когда вошла в грязный полевой госпиталь и увидела Уилла, лежащего рядом с такими же раненными, как и он, людьми.

Рейд закрыл глаза. Он представил себе эти ряды людей, истерзанных, окровавленных, лежащих на носилках и грязных подстилках, а то и просто на земле, лежащих в ожидании своей очереди на операционный стол, а когда подходило их время, половина из них уже ни в чем не нуждалась. Он мог физически почувствовать знойную жару под тентом госпиталя, липкий пот на спине и лице, прилипшую к телу одежду, а вокруг слышались, крики и стоны раненых. Кто-то молился богу, кто-то корчился от боли. Один, после Шарнбурга, звал вновь и вновь: «О Господи, прости меня», – весь день, всю ночь, пока Рейд не почувствовал, что сейчас закричит сам. И тучи мух вокруг столов и носилок.

Рейд заскрежетал зубами, медленно опускаясь на землю. На лбу выступили бусинки пота. Он не хотел все это вспоминать, но видения прошлого волнами наплывали на него и против его воли уносили в океан боли, стонов, рыданий и молитв, заставляя вспоминать снова этот характерный запах крови, запах кровавой бойни. Кровь была везде – на столах, людях, одежде, впитывалась в землю. Этот запах невозможно было забыть даже многие месяцы спустя. Он перемешался с запахом мочи и фекалий, когда смерть настигала свои жертвы, с запахом гноящихся ран и ампутированных конечностей, сваленных в кучу позади операционного стола. Это был запах смерти – удушливый, тошнотворный… Воспоминания были так похожи на реальность, что почти раздавили Рейда. С трудом вырвавшись из плена страшных видений прошлого, он, шатаясь, поднялся на ноги. Постепенно кошмары отступили от него, и он увидел, наконец, что находится на ферме, где провел уже не один день, а вокруг яркая зеленая трава, залитая золотистым солнечным светом.