Текст книги "Это закончится на тебе. Выйти из цикла травм нарциссической семьи и обрести независимость"

26-летняя Мэдисон рассказала мне, что ее мать испытывала из-за нее жгучую ревность к отцу. Мама не только обижалась, когда папа проводил с ней время в детстве, – она ревновала еще и из-за того, что ей казалось, будто быть с Мэдисон ему больше нравится, чем с ней.

Мама очень расстраивалась, когда я хотела побыть с папой. Иногда она дулась, как маленькая девочка, когда я говорила ей, что мы с папой пойдем в субботу в парк или в кино, чтобы посмотреть фильм, который я давно ждала. Или она укоризненно смотрела на меня и говорила что-то вроде: «Только вы вдвоем, да?» Она ни разу прямо не сказала: «Ты любишь папу больше, чем меня», – но явно подразумевала именно это… И я чувствовала себя виноватой из-за того, что люблю папу и хочу проводить с ним время. Сейчас, когда я вспоминаю это, мне кажется, что еще она считала, будто ко мне папа был ближе, чем к ней. Когда мы с ним возвращались откуда-то, где я замечательно проводила время, мама всегда находила способ все испортить. Она была в дурном настроении, придиралась ко мне или просто кричала на меня без причины. Она не могла скрыть своей ревности. Дошло до того, что я всерьез начала сомневаться: а стоит ли веселье с папой последующего наказания в виде маминого плохого настроения.

Родители ведут себя непоследовательно

Последовательность – признак здоровой семьи, а определяющая черта нарциссической – эмоциональный хаос и нестабильность. Все потому, что нарцисс постоянно проецирует свои непризнанные чувства на других. Дети особенно страдают от отсутствия эмоциональной честности. Ребенок часто (и совершенно зря) считает, будто именно он виноват в эмоциональной нестабильности родителей, и делает ошибочный вывод: «Со мной что-то не так, раз родители все время так расстроены».

Одну из самых печальных историй, которые я когда-либо слышала, рассказала моя клиентка Рут (слегка за двадцать):

Домашняя жизнь в детстве была в основном ужасающей. Мой отец был настолько переменчивым и непредсказуемым, что мы, дети, старались проводить как можно больше времени вне дома. Но когда мы были еще совсем маленькими, от него некуда было деться. Помню, когда мне было семь, я придумала способ успокоиться, привнести в жизнь хоть какую-то стабильность, в которой так отчаянно нуждалась. Каждый раз, проходя из гостиной на кухню, я останавливалась на пороге и моргала. Это давало мне чувство контроля, которого иначе у меня не было. Лишь когда я пришла на терапию, я узнала, что другим людям не обязательно делать такие же сумасшедшие вещи, что они могут просто расслабиться и ощутить себя в безопасности. Вот чего я хочу – стабильности и последовательности! Предсказуемости!

Члены семьи становятся заложниками потребностей нарцисса

Нарциссу требуется постоянный, непрерывный контроль, а это ведет к эксплуатации других, в том числе детей. Нарциссы часто авторитарны и требовательны, и их дети вынуждены прилагать огромные усилия, пытаясь умаслить родителей.

55-летняя Лорна выросла в семье, где мать позволяла все своему мужу – нарциссу и диктатору. Отец наслаждался своей ролью в семье и давал понять, что непослушания терпеть не будет. Еще когда Лорна была маленькой девочкой, отец издал «эдикт», что она будет работать горничной и няней. А мать подчинилась правилам мужа.

Мои родители оба работали, а я уже с восьми лет несла ответственность за всю уборку, мытье посуды, стирку, уход за братьями и сестрами и даже глажку одежды для всей семьи. Для ребенка моего возраста это было нереально. Мне нужно было еще и делать уроки, но до них я добиралась только поздно вечером, выполнив всю работу по дому. Как ни странно, я считала, что это нормально, и старалась, чтобы родители были довольны. Позже, когда восемь лет исполнилось уже моему ребенку, я поняла, что они просто мной пользовались, их нисколько не беспокоили мои нормальные детские потребности. Если отец озвучивал правила, я должна была им подчиняться, а не то…

Взрослые дети родителей-нарциссов

Клиенты, приходя ко мне, зачастую даже не представляют, что росли в закрытой системе нарциссической семьи. Они рассказывают мне о странном чувстве тревоги, которое не могут никак поймать или определить. Они задают мне вопросы, которые говорят об отсутствии чувства самоидентичности, например: «Кто я на самом деле? Почему я чувствую себя потерянной? Почему я не знаю, что мне нравится или кем я хочу стать? Почему я страдаю от таких убийственных сомнений в себе? Будут ли меня все равно любить, если я покажу всем свое настоящее “я”? Буду ли я плохим, если откажусь от контактов с семьей и родственниками?»

Когда слышу подобные вопросы, я сразу понимаю, в семье какого типа рос мой клиент, как детский опыт повлиял на его способность развить индивидуальность, развиваться и укреплять чувство собственного достоинства, как семейная история может влиять на его нынешние отношения. Едва мы начинаем распутывать его семейную историю, я сразу же чувствую надежду на восстановление и на то, что ему удастся справиться с трудностями и наконец освободиться от дисфункциональной динамики.

Взрослая история Эрики: сумасшедшая искаженная логика

Впервые придя ко мне, Эрика рассказала, что страдает от расплывчатого, хронического чувства тревоги. Ей было слегка за тридцать, она воспитывала двух прекрасных маленьких детей, жила в замечательном доме – с мужем, который, как я вскоре узнала, вызывал у нее смятение, доводящее почти до паралича. После нескольких сеансов она рассказала мне жутковатую историю:

Как-то вечером я занималась домашними делами и болтала с детьми. Том, мой муж, еще не вернулся с работы. Я поставила ужин в духовку, запустила стиральную машину, дети смотрели телевизор, и тут отключилось электричество. Было где-то полшестого вечера, уже стемнело, так что мы внезапно оказались в полной темноте. Я носилась по дому в поисках фонариков и свечей, и тут пришел Том. Он спросил, почему мы сидим в темноте, и, когда я ответила, что позвонила в энергетическую компанию, а там мне сказали, что мы не заплатили за электричество, он начал на меня орать: «Это ложь! Я оплачиваю все счета вовремя». Я ответила: «Ну значит, про этот ты явно забыл…» Но не успела я договорить, как он выбежал на улицу с криком «Да ладно тебе, Эрика, ты кому больше веришь – какому-то жулику из компании или мне?»

На самом деле Том уже не в первый раз забыл оплатить счета, не сообщив об этом Эрике. Она могла бы сама заплатить, если бы он попросил, но Том не мог поступиться своей гордостью и признаться, что у него нет денег, и вместо этого он врал. Обвинение Эрики в том, что она поверила «какому-то жулику», а не ему, – отличный пример того, как нарцисс готов пойти на газлайтинг и манипуляцию реальностью, чтобы сохранить лицо. Эрика понимала, насколько безумно поведение Тома, но оно все равно парализовало ее. Она продолжила:

У меня такое впечатление, словно я живу в зеркальном зале. Иногда все четко и ясно и кажется нормальным, а иногда кривым и перекошенным. Каждый раз, когда я ощущаю хоть какую-то почву под ногами, Том делает или говорит что-нибудь, что опять разрывает мою связь с реальностью.

Стыд, с которым Эрика мне все это рассказывала, был осязаемым. Я посмотрела ей прямо в глаза и сказала, что она не сумасшедшая. Мне стало ясно, что она живет в семье, которую держит в заложниках инфантильный, нарциссичный муж. У нас появилась отправная точка, от которой можно было оттолкнуться. Я знала, что теперь смогу помочь Эрике вернуть почву под ногами и доверие к собственным суждениям, а после тщательной проработки она сможет расслабиться и наслаждаться жизнью на своих условиях.

Эпизод с отключенным светом, о котором рассказала мне Эрика, – классический пример дисфункциональной динамики в нарциссической семейной системе. Том, нарцисс, просто не мог быть честным и отзывчивым, столкнувшись с очевидной ситуацией: его семья сидела в темноте! Единственное, что он почувствовал, – удар по самолюбию, когда Эрика указала на простую истину: он забыл заплатить за свет. Как и у большинства нарциссов, самолюбие Тома было невероятно хрупким. Любая воспринимаемая обида или угроза его статусу как главы семьи становилась триггером либо для вспышки гнева, либо для игры в молчанку, либо, как в данном случае, сумасшедшей искаженной логики.

Почему Эрику застало врасплох иррациональное поведение Тома? Она умная женщина, получила высшее образование, нашла успешную работу и растила двух маленьких детей. Иррациональный гнев Тома и отрицание своей ответственности выглядели безумно, но куда чаще методы манипуляции Эрикой были намного тоньше. Он нередко триангулировал их отношения, противопоставляя ее собственным детям или кому-то другому близкому. Его главной целью было заставить Эрику сомневаться в том, верно ли она воспринимает реальность. Благодаря тому, что связь между неоплаченным счетом за электроэнергию и отключением света оказалась слишком очевидной, а Том продемонстрировал не менее очевидную нарциссическую мелочность, Эрика наконец поняла, что проблема здесь вовсе не в ней.

Жить с нарциссом – все равно что плыть на лодке по тихому озеру, в котором прячется чудовище, постоянно задевающее суденышко. Те, кто сидит в лодке, не понимают, чем вызвана качка, но знают, что озеро было бы спокойным, если бы лодку не раскачивали – порой едва заметно, но все равно неприятно.

Пассажирам лодки – нарциссической семейной системы – не хватает одного: понимания, откуда берутся волны. Семье нужен ответ на вопрос, почему это происходит, который соответствует действительности. Эмоциональная турбулентность, вызванная отрицанием реальности со стороны мужа Эрики, не давала ей найти стабильную почву под ногами, и из-за этого ее подсознание постоянно находилось в состоянии повышенной боевой готовности. Нестыковки между реальностью и отрицанием и сокрытием реальности со стороны Тома были источником ее сомнений в себе и тревоги.

Передо мной стояла такая задача: исследовать детство Эрики вместе с ней, чтобы узнать, были ли в нем факторы, из-за которых она решила связать свою судьбу с нарциссом, когда пришло время создавать свою семью.

Детская история Эрики: мама перетягивала все внимание на себя

Эрика и ее младший брат Бен росли в маленьком городке, в квартале, где жило много молодых семей. По соседству всегда были другие дети, с которыми можно поиграть, на улицах постоянно звучал смех, лай собак, детские крики. Газоны перед домами были буквально усыпаны велосипедами и футбольными мячами, стайки детишек махали проезжающим машинам.

А вот дома все было совсем иначе. Мама Эрики была эмоционально неустойчивой и склонной к психосоматическим заболеваниям, из-за которых по несколько дней не вставала с постели и притягивала к себе внимание всей семьи. Жалюзи в доме часто были опущены, брат с сестрой быстро научились на цыпочках ходить по скрипучим деревянным половицам. Отец Эрики, когда не был на работе – а на работе он был часто, иногда надолго уезжал в другие штаты в командировку, – ухаживал за женой, словно она лежала на смертном одре.

Эрика рассказала мне, что на пороге жизнь как будто заканчивалась. Когда она открывала дверь и входила в тихий дом, у нее сердце уходило в пятки. На улице она была энергичной и популярной, входила в группку, по ее выражению, «солнечных ребят», а возвращаясь домой, думала, что лучше бы ей раствориться в воздухе.

С самого детства Эрика научилась скрывать свои чувства, зная, что отец и мать могут думать только о притворных маминых болезнях. Ее потребности игнорировались ради того, чтобы мама получила очередную дозу внимания. Эрика рассказывала об этом так:

Я знала, что, если попрошу о помощи, мне ответят резко и презрительно. На любую просьбу, даже самую простую – например, подписать согласие на школьную экскурсию, – реагировали с раздражением. Было ощущение, словно я всегда хочу от них слишком многого. Они очень злились, когда я или Бен их беспокоили, так что я, по сути, превратилась в его опекуншу. Мы двое стали беженцами в нашем доме.

Когда я спросила Эрику, любили ли ее родители, она ответила: «Конечно!» Но со временем, когда я помогла ей понять, что любовь – это не абстрактное чувство, что она должна выражаться самоотверженными проявлениями доброты, внимания, принятия и поддержки без осуждения, Эрика осознала, что в ее семье, скорее всего, царила не любовь, а более мощная сила.

Убивающая жизнь сила родителя-нарцисса не давала обоим родителям проявлять настоящую родительскую любовь к Эрике и Бену. Дети не получили поддержки, необходимой для развития и расцвета. Нарциссизм матери Эрики создал среду явного, пусть и тихого, игнорирования и пренебрежения. Отец мог бы стать противовесом своей «присутствующей, но отсутствующей» жене, но был слишком сильно привязан к ней и ее нарциссическим потребностям, чтобы уделять внимание детям. В результате Эрике и ее брату пришлось, по сути, воспитывать себя самим.

Неудивительно, что Эрику тянуло к такому человеку, как Том. Она выросла в нарциссической семье, которая игнорировала ее, не видела и не слышала ее потребностей, и научилась быть невидимой, чтобы не вызывать проблем. За годы жизни с Томом она поняла: если она станет делать то, что он хочет, и не заступаться за себя, все будет хорошо, но, когда она подавала голос, начинался настоящий ад. Ситуация была ей известна. Как же нас тянет к тому, что кажется знакомым, пока мы не начинаем серьезно работать над восстановлением!

История Джона: продолжение отца

Нарциссизм в семье Джона был другого рода: открытый и всепоглощающий. Джона, единственного сына, полностью «опутал собой» отец, Джон-старший, который с самого момента рождения малыша считал его продолжением себя. Джон превратился в аватар всех отцовских упущенных возможностей и обид на общество, и с самого юного возраста на него давили, чтобы он стал «лучшим Джоном из всех, каким может стать». Мне 25-летний Джон рассказал об этом так:

Я всегда был отличником и звездой спорта, а остальное мое время было до отказа набито всякой престижной деятельностью, – например, я был редактором школьной газеты. Но в выпускном классе школы… блин, я был измотан и опустошен и даже не представлял почему. Я просто ощущал себя самозванцем, мошенником.

Джон рос, отчаянно нуждаясь в любви и восхищении отца, но получал их только тогда, когда доказывал, что достоин этого: предъявлял идеальный аттестат, попадал в спортивный раздел местной газеты, еще как-то показывал, что внешний мир ценит его. Только тогда отец все-таки хвалил Джона.

Для его отца «неудача была не вариантом», и Джон вырос, считая, что ему нельзя совершать ошибок, передумывать или вообще как-то сходить с «проторенной дорожки». Давление оказалось настолько невыносимым, что, когда Джон в конце концов поступил в пафосный колледж Лиги плюща, выбранный отцом (Джон-старший туда в свое время поступить не смог), он страдал от такой депрессии, что не мог даже функционировать. Он бросил учебу после первого же семестра, и, когда мы начали терапию, он вообще не представлял, кто он, зачем учится в колледже и где его место в мире. Джон настолько «смешался» со своим опутывающим отцом, что не получил ни возможностей, ни поддержки, необходимых, чтобы создать собственную прочную идентичность. Вместо того чтобы заботиться о Джоне, отец просто поглотил его.

Истории Эрики и Джона кажутся полными противоположностями: в первой мы видим скрытое игнорирование и пренебрежение, во второй – открытое опутывание и удушение. Их родители представляли два разных стиля нарциссизма, но получили один и тот же результат: дети, которым не хватает заботы и безусловной любви, необходимой для развития чувства собственного «я».

Два стиля родительского нарциссизма: открытый и скрытый

Открытый нарциссизм распознать легче: среди его отличительных черт – подавляющая демонстрация грандиозности, раздутое чувство собственного достоинства, хвастовство, высокомерие, позиция «мне все должны» и одержимость фантазиями об успехе. Именно что-то такое и представляют себе многие, когда слышат слово «нарцисс».

Описание, которое дал 60-летний Чарли своей матери, как раз отлично подходит под определение открытого нарциссизма:

Моя мама полностью сосредоточена на себе и ждет, что весь мир будет вращаться вокруг нее. Она без умолку рассказывает о себе и своих достижениях любому, кто готов слушать. Если вы попытаетесь вставить хоть слово и рассказать о своих мыслях, идеях или опыте, она полностью вас проигнорирует и вернет разговор к себе. Находиться рядом с ней очень тяжело.

Когда Чарли был маленьким, мама вела себя точно так же: стягивала все внимание на себя, не интересуясь ни тревогами, ни достижениями сына. Он рассказал мне, что всегда хотел, чтобы у него была мама, с которой можно поговорить о своих чувствах и которая дала бы ему комфорт и утешение, гордилась бы им, но довольно рано понял, что такого точно не получит.

Помню, я приходил из школы, чем-то расстроенный, и пытался поговорить с мамой. Она перебивала меня, игнорировала мои слова и начинала рассказывать о себе: мой рассказ якобы напомнил ей о каком-то случае из ее жизни. И она никогда не хвалила меня за хорошие дела. Она сразу начинала рассказывать, как сама была маленькой и в детстве была лучшей во всем.

Скрытый нарциссизм не так заметен, потому что нарцисс ведет себя сдержанно. Его самодовольство и высокомерие проявляются тоньше. Скрытый нарцисс тихо манипулирует людьми и проявляет пассивную агрессию, но все равно пытается сделать так, чтобы все было как он хочет. Вот что 42-летняя Шарлин рассказала об отце:

Папа управляет всем нашим «выводком» тихо, но авторитарно. Он строгий и при этом всегда тебя стыдит. Посмотрит на тебя – и ты сразу понимаешь, что у тебя проблемы. Он манипулирует с помощью молчанки, надутых губ и мрачного лица, но по нему сразу понятно, что он расстроен. Если вы с ним поживете, то сразу поймете. Когда я в детстве говорила, что мне что-то интересно, он тихо отмахивался, принижая меня. Я очень хотела заниматься фортепиано, но он считал это пустой тратой времени, – наверное, потому, что сам музыку не любил. Если я поднимала эту тему, он просто таращился в пустоту или окидывал меня недоверчивым взглядом, словно я сделала глупость, просто упомянув это. Даже сейчас, когда у меня хорошая работа, которой я очень довольна, он пытается подорвать мое чувство независимости, выражая несогласие с моим выбором карьеры. Он хотел, чтобы я стала инженером, как он, а работа воспитателем в детском саду кажется ему недостаточно хорошей. Когда я начинаю рассказывать о ней, он всегда находит повод уйти из комнаты.

И открытые, и скрытые нарциссы завистливы, у них хрупкое самолюбие, отсутствует эмпатия и умение понимать чужие чувства. В межличностных отношениях они склонны к эксплуатации и, наконец, считают себя особенными или уникальными.

Последствия обоих видов нарциссического родительства одинаковы: ребенок вырастает, не имея чувства собственного достоинства и хоть какого-то опыта здоровой любви и нормальных близких отношений. Неудивительно, что дети родителей-нарциссов нередко воссоздают дисфункциональную систему, когда решают сами завести семью. Изучение своей семейной истории и мрачного наследия нарциссической родительской «любви» поможет Эрике, Джону, Чарли, Шарлин и множеству других людей не копировать свое нарциссическое семейное древо.

Идем дальше…

В этой главе мы рассмотрели некоторые виды дисфункциональной динамики в нарциссической семье, чтобы помочь вам разобраться в ее психологическом профиле: искаженное общение, сосредоточенность на имидже, недоверие ребенка к себе, отсутствие эмпатии и чувства ответственности у родителей-нарциссов и их настойчивая уверенность, что главное в жизни – их потребности.

В главе 2 мы подробнее рассмотрим искаженные шаблоны общения нарциссической семьи.

Я понимаю, что это довольно сложный для усвоения материал, но, узнав как можно больше обо всех тонкостях и сложностях родительского нарциссизма, вы сможете вырваться за рамки того «наследства», что получили от нездоровой семейной системы, и встать на путь к здоровью и восстановлению.