Текст книги "Желание джентльмеена"

Герцог поднял вторую бровь, но этот жест выражал скорее удивление, нежели неодобрение.

– Как пожелаете.

Ханна снова робко улыбнулась.

– Не желаете ли составить мне компанию?

Он даже не пошевелился. Ханна уже слышала произнесенное холодным голосом жесткое «нет»…

Ханна покачала головой: этот проницательный взгляд сковывал движения. И тут герцог неожиданно улыбнулся в ответ:

– Если вы не сочтете, что я нарушаю ваше уединение, то с удовольствием.

Глава 14

Они молча спустились по лестнице. «Пожалуй, не стоило принимать ее приглашение», – думал Маркус. Он и так играл с огнем, и его хваленое самообладание того и гляди могло дать трещину.

Каждая встреча с Ханной приводила его в непонятное замешательство. Маркус не понимал, почему его так тянет к самозваной «герцогине», почему он не одернет ее и не поставит на место. Пожалуй, Ханна – единственная женщина в Лондоне, которая мечтает поскорее сбежать от него и никогда больше его не видеть, а он, как дурак, думает только о ней. Пожалуй, Дэвид бы со смеху лопнул, узнай он, чём обернулась его затея.

Маркус осторожно взглянул на Ханну. Поразительно, она не заполняла паузы бессмысленным щебетом, как делали все женщины, которых он знал. Он не терпел женскую трескотню, но молчание угнетало его еще больше. Ему казалось, что Ханна знает, о чем он сейчас думает: она молчит именно потому, что прислушивается к ходу его мыслей.

В этот миг Ханна вскинула на него глаза; их взгляды встретились, и она потупилась. Маркус тоже поспешно отвел взгляд. Сердце его бешено колотилось; ну почему она ведет себя так странно: убежала от него, поднимаясь по лестнице особняка Трокмортонов, когда ему так хотелось ее поцеловать; остановила его в библиотеке, когда он мечтал заняться с ней любовью…

«Перестань», – велел он себе. В конце-то концов, обязанность герцога быть человеком разумным, ответственным и хладнокровным. Он просто не может позволить себе увиваться за какой-то бабой.

Войдя на кухню, герцог отошел в сторону и, прикрыв глаза, наблюдал, как Ханна развела огонь и повесила над ним котелок. Она орудовала уверенно, словно бывала тут не впервые, тогда как Розалинда ни за что не спустилась бы на кухню в полночь ради того, чтобы заварить чай. Сюзанна и ей подобные дамы, наверное, вообще не знают, где находится кухня. Ханна же, напротив, была в своей стихии и держалась столь же непринужденно, как и на балу у Трокмортонов.

– Хотите печенья? – весело спросила она.

– Нет, спасибо. – Герцог отошел в сторону, а Ханна достала заварочный чайник и засыпала туда чай, Маркус с удивлением заметил, что она выбрала не начищенный до блеска серебряный сервиз, а глиняный, которым пользовались слуги. Да, странный поворот судьбы. Кто бы мог подумать, что герцог и герцогиня Эксетер будут посреди ночи сидеть на кухне и попивать чай из глиняных чашек?

– И часто вы здесь бываете? – поинтересовался Маркус. Ему с трудом верилось, что он и в самом деле здесь очутился.

Ханна покачала головой:

– Нет, что вы! Бедная кухарка этого бы не вынесла. Но дома я привыкла хозяйничать, и… – Она неожиданно умолкла. – Вы с сахаром пьете?

– Да. – Герцог не спеша уселся за длинный деревянный стол, заметно потемневший за долгие годы службы.

Ханна устроилась напротив и пододвинула герцогу чашку. «Дома», – сказала она. Каков ее дом? И какова была ее прежняя жизнь? Впервые Маркусу захотелось узнать то, что прежде его никогда не интересовало.

– Каким же был ваш прежний дом?

Ханна улыбнулась.

– Он не слишком походил на ваш. Очень маленький, зато уютный.

Да уж, Эксетер-Хаус маленьким никак не назовешь. Интересно, нравится ли ей здесь или она по-прежнему предпочитает маленькие и уютные жилища?

– Вы скучаете по дому?

– По дому? – Ханна опустила чашку. – Иногда. Но в домик приходского священника мне уже не вернуться, так что скучать по нему нет никакого смысла.

Верно, домик был выделен на время службы ныне покойному священнику, ее прежнему мужу.

Маркус сделал большой глоток, потом снова спросил:

– А каким он был, ваш муж?

– Стивен? – Лицо Ханны осветилось нежностью. – Добрым и щедрым, даже слишком. И очень терпеливым. Когда он приехал в Миддлборо, мне было шестнадцать, а ему было всего двадцать, и он сменил предыдущего священника, прослужившего здесь целых сорок лет. Стивен всеми силами старался завоевать сердца прихожан: работал в поле, ухаживал за больными, протягивал руку помощи нуждающимся. Вскоре все полюбили его за прекрасную душу.

– Включая вас….

– Разумеется. Моя матушка умерла, когда мне исполнилось десять, оставив на мое попечение младших братьев. Стивен часто провожал меня домой из города и всегда помогал мне нести корзины, так что я совсем разлепилась. – При этом воспоминании она улыбнулась, и острая боль пронзила сердце герцога. – Когда мне исполнилось восемнадцать, он сделал предложение, но отец разрешил мне выйти замуж только через два года.

– Почему?

– Если бы я ушла к мужу, некому было бы готовить и убирать в доме. К счастью, братья убедили его, что больше мне могут и не сделать предложения, и тогда я до старости буду сидеть на его шее.

Маркус не мог представить себе, что такое возможно. Вот и Дэвид сделал же ей предложение – и она согласилась. Вот только зачем он ее расспрашивает? Не нужно было соглашаться на это чаепитие, ни к чему хорошему его любопытство не приведет. Да и зачем ему вообще знать что-то о ее доме, семье, бывшем муже?

– Что ж. – Он задумчиво опустил взгляд.

Ханна вертела в руках растрескавшуюся чашку. Она не хотела молчать; напротив, ей хотелось хотя бы ночью побыть собой, особенно после того, как она весь день играла герцогиню… И еще ей хотелось подружиться с герцогом, втайне она мечтала даже о чем-то большем, нежели дружба. В любом случае этот спектакль будет продолжаться еще несколько недель, им нужно ладить друг с другом.

Скрестив пальцы и помолившись, чтобы ее снова не упрекнули за неподобающие манеры, и чтобы неожиданно проснувшийся интерес герцога не оказался пустой вежливостью, Ханна продолжила:

– Чем лучше я узнаю Лондон, тем больше мне нравится этот город. Жизнь здесь так и кипит, не то что в Миддлборо. И знаете, Молли в восторге от Эксетер-Хауса…

– Неужели? – Лицо герцога просветлело. – Вообще-то этот дом не очень подходит для детей, но Селии тут тоже нравилось.

Ханна улыбнулась.

– Потайные коридоры и шкафчики! Думаю, это понравилось бы любому ребенку. Кстати, почему в этом доме столько тайников?

– Наверное, потому, что моим предкам было что скрывать, – отозвался герцог.

Вскинув на него глаза, Ханна заметила предательски дрогнувший изгиб губ и разразилась смехом.

– Думаю, с гордого представителя рода Эксетер сталось бы спрятать под поместьем Эйнсли-Парк целый батальон, – продолжал он. – На случай, если к власти опять придет какой-нибудь Кромвель. Кстати, в Эйнсли-Парке тоже есть потайные ходы.

– Да неужели? Розалинда прямо-таки влюблена в это место, – заметила Ханна.

– Естественно, она полагает, что мы будем там жить вместе, то есть что мы… – Ханна запнулась.

Розалинда действительно сообщила Ханне, что готовится перебраться в Дауэр-Хаус и жить поближе к ним с Маркусом, а также к будущим внукам. Розалинда не сомневалась, что герцог вскоре обоснуется в Эйнсли-Парке – ведь теперь у него семья, того и гляди, дети пойдут, а детей лучше не растить в Лондоне.

– Она полагает, что, будучи женатым человеком, вы перенесете свою резиденцию туда, – осторожно пояснила Ханна. – Ваша мачеха так о вас печется. Какой же вы счастливец!

– О да, – хмыкнул герцог. – Я постоянно себе это твержу. На нее невозможно сердиться – ведь она желает мне счастья. Но она желает счастья не только мне, но и вам.

Герцог бросил на Ханну напряженный взгляд.

– Значит, с вами она тоже беседует на эту тему?

– Да! – честно ответила Ханна, – как и Селия. Но Селия хотя бы ограничивается тем, что поет вам дифирамбы, а не советует мне, как лучше… – Она в ужасе умолкла: не рассказывать же ему, что Розалинда постоянно уговаривает ее соблазнить герцога!

– Что же вы? Продолжайте, – спокойно произнес Маркус.

Ханна потупилась и принялась помешивать чай.

– Она советует, как лучше наладить нашу брачную жизнь, – промямлила она.

– Ну и ну! – Герцог покачал головой.

– Вот почему она заказала так много нарядов. – Ханна постаралась взять себя в руки. – Единственное, чем можно ее отвлечь, так это покупками.

– В таком случае мне все ясно.

Секунду Ханна недоуменно посмотрела на герцога.

– Но вы же сами сказали мне, чтобы я с ней не спорила.

– И поэтому вы решили бросить мне вызов.

– Разве я плохо играла герцогиню?

– Нет, но… Я бы сказал, вы играли крайне неохотно.

– Возможно, но уж в этом-то я точно неповинна. К тому же я совершенно искренне полюбила Селию и Розалинду. Мы с Молли будем очень по ним скучать.

Маркус с трудом поборол разочарование – он совсем забыл об этом условии договора. Он привык к Ханне, и теперь ему даже нравилось ее присутствие. Когда она уедет, его жизнь снова войдёт в привычную колею. Его больше не будут отвлекать от дел ее склоненная головка и хитрая улыбка, и во время работы он больше не будет сидеть и смотреть в окно, гадая, что такого интересного происходит в саду, из-за чего ее звонкий смех доносится до его кабинета. Ему не придется в неурочный час разыскивать ее по всему дому, чтобы посмотреть, чем она занимается.

Хотя Маркус только сейчас вспомнил о ее неминуемом отъезде, о котором сама Ханна, как видно, ни на минуту не забывала. Она уже заранее знает, что будет скучать по Селии и Розалинде. А как же он?

– Зимой они вернутся в Эйнсли-Парк, – зачем-то сказал Маркус. – С началом холодов Лондон пустеет.

Ханна повертела в руках чашку.

– Разве вы с ними не поедете?

Маркус покачал головой, наблюдая за игрой бликов от пламени свечей на ее распущенных волосах.

– Нет, хотя, наверное, заеду на Рождество.

Ханна вскинула на него глаза. В царивших на кухне сумерках ее кожа блестела золотистым светом.

– Но почему?

Герцог пожал плечами.

– Эйнсли-Парк – имение Розалинды. Не хочу вторгаться в ее владения.

Ханна удивленно покосилась на него. Эйнсли-Парк принадлежит ему, а не Розалинде!

– Я думала, это и ваш дом тоже. Розалинда говорила, что вы там выросли.

– Да. Это была любимая резиденция моего отца, и он привез туда Розалинду сразу же после свадьбы. Вскоре после этого нас с Дэвидом отправили в школу, и… В общем, после смерти отца по долгу службы мне больше приходилось бывать в Лондоне.

Ханна ожидала услышать совсем другое. Разумеется, долг есть долг. Она знала, как тяжело содержать небольшую ферму и маленький домик, а уж какого труда стоит содержать поместье Эксетер, и представить невозможно.

Тут Ханна с удивлением подумала, что у них с герцогом много общего. Она выскочила замуж за первого встречного, чтобы не возвращаться в отчий дом, где ее не ждут; герцог же фактически отрекся от родового поместья. Розалинда рассказывала, что прежняя герцогиня скончалось, когда Маркусу и Дэвиду было пять лет, а она вышла замуж за их отца, когда мальчикам сравнялось десять. Наверное, близнецы чувствовали себя неприкаянными в новой семье, особенно после того, как родилась Селия.

– Понимаю. – Ханна грустно улыбнулась и положила в чай кусочек сахара. – Я тоже не хотела жить с отцом и его новой женой.

– Неужели?

Она покраснела.

– Да. Я собралась переезжать к нему, но тут… я встретила Дэвида…

Герцог пристально взглянул на Ханну, но она сделала вид, что не заметила этого взгляда.

– Теперь вы знаете, почему я приняла предложение Дэвида. Молли и я пришлись бы совсем не к месту в доме отца, который недавно женился. Дэвид предложил мне брак по расчету, а я так хотела остаться в доме хозяйкой! – Ханна обвела взглядом огромную кухню, которая ни в какое сравнение не шла с кухней приходского священника, и ее губы дрогнули. А уж про остальные комнаты и говорить нечего – такое великолепие ей и не снилось. – Увы, я просчиталась и теперь нахожусь в доме, где никакая я не хозяйка и ничего здесь от меня не зависит.

Губы герцога дрогнули.

– От вас зависит больше, чем вы полагаете.

Ханна покачала головой:

– Ничегошеньки! К тому же, находясь здесь, я выказала себя полной дурой.

– Ну, если кто и вел себя по-дурацки, так это я. – Герцог вздохнул. – Интересно, найдется ли еще на свете хоть один мужчина, готовый притворяться мужем женщины, которая готова бежать от него на край света?

Ханна вспыхнула.

– Во-первых, не на край света, – заявила она, – а в Миддлборо.

Герцог безнадежно махнул рукой.

– Один черт. После этого все решат, что я оказался никудышным мужем.

– Кто это – все? – Ханна презрительно фыркнула. – Да они скорее решат, что это я спятила или… Или мы оба спятили.

Герцог улыбнулся.

– И все-таки мне кажется, что я крайне бездарно изображал супруга, а вы зря согласились на этот спектакль.

Ханна подобралась.

– Могу я задать вам один вопрос? Почему вы захотели, чтобы я осталась? Разумеется, вы не хотели скандала, но, здесь явно кроется что-то еще.

Герцог осторожно опустил чашку на блюдце.

– Совершенно верно: я не хотел скандала. А объясняться с Розалиндой желал еще меньше. Мало того, что это унизило бы ее, в особенности после радушного приема, который она вам оказала; это убило бы в ней любовь к Дэвиду. Розалинда всегда защищала Дэвида, тогда как отец, скажу правду, ничего от него не ждал. Дэвид был вторым сыном, и его ждала духовная карьера. Полагаю, священник из него вышел бы никудышный.

– Это уж точно, – пробормотала Ханна.

– Наконец отец понял, что больше сыновей у него не будет, и попытался привить Дэвиду чувство долга. Из его уроков Дэвид понял, что главное в жизни – иметь хороший костюм, острый ум и репутацию в высшем свете; а все остальное лишь пустая болтовня. Думаю, вы уже убедились, что Дэвид любит разные проделки. На смертном одре отец поручил мне присматривать за ним; но в ту пору я и помыслить не мог, каких усилий это потребует.

– Вы всегда выручаете его из беды?

– Разумеется, – спокойно ответил герцог.

– А что мне еще остается? Смотреть, как моего брата сажают в тюрьму за долги или судят за мошенничество? – Он бросил на Ханну многозначительный взгляд. – Или, может, молча наблюдать, как он губит честную женщину и дурачит все семейство?

– Так вот почему вы взяли в дом женщину, которую прежде в глаза не видели, и выдаете ее за герцогиню, – усмехнулась Ханна.

Герцог обжег ее взглядом.

– Да.

– Дэвид по достоинству оценил бы эту шутку.

Герцог улыбнулся краешком губ.

– Вы совершенно правы, хотя я никогда не рассматривал наш договор с этой стороны. – Он огорченно покачал головой. – Выходит, я ничем не лучше брата.

Ханна невольно задумалась. Нет, герцог, конечно, гораздо лучше, чем Дэвид. Дэвид непонятно зачем заварил эту кашу, а герцог поступился своим общественным положением, дабы загладить урон: не ради себя, а ради Селин, Розалинды и самого Дэвида, а также Ханны и Молли. Этот маскарад не принес ему ничего, кроме беспокойства и лишних расходов. Люди считают, что его, как дурака, окрутила деревенская простушка, Розалинда пытается превратить его в учтивого супруга, а Ханна вмешивается в его дела, словно она и вправду его жена, – и, тем не менее, он все это терпит!

Ханна осторожно размешивала сахар. Перед ней стоял выбор: либо отшутиться, либо сказать правду! В конце концов, она выбрала последнее.

– Вы обещали обеспечить Молли приданым – тогда ей не придется идти по моим стопам и выходить замуж, чтобы себя обеспечить. Кроме того, вы обещали привезти ее на лондонский сезон. Если бы я вернулась в Миддлборо, то она осталась бы без гроша, а теперь ее будущее обеспечено.

– Да, это так. – Герцог внимательно посмотрел на Ханну. – Выходит, мы оба – благородные мученики и готовы страдать, чтобы было хорошо нашим близким.

– Вовсе нет! – горячо воскликнула Ханна. – По крайней мере, я себя мученицей не считаю. Притворяться герцогиней – это не на костре гореть. А вот вы действительно вынуждены мириться с некоторыми неудобствами.

Ханна поднялась и принялась убирать посуду.

Когда она вымыла последнюю чашку и поставила ее на полку, герцог по-прежнему стоял у стола и не сводил с нее глаз. По привычке погасив свечу, Ханна вдруг поняла, что поступила довольно глупо. Разумеется, герцог Эксетер не экономит на свечах и мог зажечь хоть целый канделябр, чтобы проводить ее до спальни. Но темнота успокаивала, и Ханна молча проскользнула в открытую герцогом дверь.

По коридору они шли рядом, не прикасаясь друг к другу. Халат герцога развевался при ходьбе и щекотал ей ноги. Под халатом у Ханны не было ничего, кроме ночной рубашки, и это ее тревожило, равно как и чересчур непринужденная обстановка. Вместо того чтобы согреть и успокоить, чай разгорячил и разволновал ее. Так что же с ней такое творится?

Герцог взглянул на нее с еле уловимой улыбкой, Ханна настороженно улыбнулась в ответ, потом быстро отвела взгляд. Хоть бы он не заметил, как она покраснела! Герцог выглядел таким красивым, таким суровым и одиноким, а когда улыбался, у Ханны слабели колени. Вот незадача! Она всего лишь хотела наладить с ним дружеские отношения, а не разжечь теплившиеся в глубине души искры чувства. Ну и что с того, что их влечет друг к другу? Они слишком разные по положению и воспитанию, и ничего, кроме легкого флирта, между ними быть не может.

Маркус, в свою очередь, радовался, что Ханна помалкивает. Их разговор сильно его удивил. Особенно он удивился, когда она пригласила его па кухню, а, поняв, что не хочет окончания этого чаепития, поразился еще больше. Раньше он был уверен, что у них нет ничего общего, но теперь почувствовал, что она полностью его понимает. Это было неожиданное и крайне волнительное чувство. Каждый раз он открывал в ней все новые грани, устоять перед которыми было невозможно, однако Ханна не была ему женой, а соблазнить такую добросердечную и понимающую женщину, он не смел.

Суть проблемы заключалась в следующем: он хочет ее, но никогда ее не добьется. С другими женщинами дело обстояло проще: Маркус всегда знал, что им от него нужно и чего он сам хочет от них; теперь же он боялся, что, если займется с Ханной любовью, это будет лишь началом вереницы желаний. Единожды овладев ею, он никогда ее не отпустит. Но чем дольше он противился желаниям, тем больше они крепли. Маркусу казалось, что скоро его сердце не выдержит и разорвется под напором кипящей в нем страсти.

Но если он завладеет Ханной и потеряет ее, это будет еще хуже. Лучше уж им обоим ничего не предпринимать. Упущенный шанс можно потом всю жизнь вспоминать и со светлой печалью жалеть, что все закончилось ничем.

На подходе к лестнице Маркус уловил какой-то шорох. Странно, обычно слуги не бродят по коридору в такой поздний час. Может, Селия или. Розалинда проснулись и отправились за книгой в библиотеку?

Оглядевшись, Маркус успел заметить, как по коридору скользнула чья-то тень, видимо, человек двигался в направлении восточной пристройки. Лампы у человека не было. Он остановился – тень ему определенно не поправилась: слишком уж осторожными были движения ее владельца. Ханна не сразу заметила, что герцог замер, и прошла еще два шага.

Затем остановилась и тоже обернулась. При тусклом свете Маркус заметил, как она вскинула брови и вдохнула, готовясь задать вопрос.

В одно мгновение он обхватил ее за талию и зажал ей рот рукой:

– Тсс! – прошипел Маркус ей на ухо.

Ханна затихла, и тут же скрипнули петли.

Маркус прищурился: ему был знаком этот звук. С таким скрипом отворялась тяжелая дубовая дверь его кабинета. Не отпуская Ханну, он прокрался в густую тень под винтовой лестницей, откуда лучше просматривался вход в кабинет.

Несколько минут они молча ждали. «Выходи, – мысленно приказывал Маркус тому, кто вторгся в его владения. – Выходи же, покажись нам». Интересно, кому понадобилось ночью вторгаться в его кабинет? Вор бы не стал красться через весь дом. Не иначе как в Эксетер-Хаусе завелся шпион – последний недостающий кусочек головоломки, последняя зацепка… После того как станет ясно, кто этот человек, все встанет на свои места.

Дверь снова тихонько скрипнула, потом выскользнувший в коридор человек притворил ее и начал осторожно красться обратно по коридору. На этот раз Маркус хорошо разглядел лицо незваного гостя.

Это была Лили.

Ханна тихонько охнула: она тоже узнала горничную и удивилась не меньше герцога. Вот уж кого она не ожидала увидеть здесь.

Глядя вслед «шпиону», герцог поморщился. Неужели Лили нарочно подослали к нему в дом? Но она работает здесь уже несколько лет. Миссис Поттс никогда не предложила бы герцогине Лили в горничные, если бы не доверяла девушке.

Маркус покосился на Ханну; в ее широко распахнутых глазах застыл немой вопрос. Только тут он заметил, что крепко прижимает ее к себе. Под тонким шелком ночной рубашки чувствовались мягкие, женственные изгибы ее тела. Черт, ведь он поклялся себе никогда больше к ней не прикасаться!

Ханна заметила, как герцог переменился в лице. Когда он схватил ее и прижал к себе, она удивилась, но потом увидела Лили и поняла, что им движет отнюдь не страсть. Впрочем, это действительно странно, что горничная бродит по дому в потемках. Одного этого достаточно, чтобы ее рассчитать, а ведь она еще проникла в кабинет своего хозяина! Нет, здесь явно что-то нечисто!

Когда Маркус отвел руку, которой зажимал ей рот, Ханна почувствовала, что он думает совсем не о Лили: его глаза горели страстью, а не гневом. Он осторожно взял ее за подбородок и приподнял его… Потом к ее коже медленно и нежно прикоснулись губы герцога.

Ханна боялась пошевелиться, даже дышать перестала. Ей хотелось отринуть осторожность, послать всех к черту и ответить на его поцелуй; но одновременно с этим она понимала, что, поступив так, будет страдать еще сильнее.

Ее благоразумие проиграло в бою с желанием.

Ханна встретилась со взглядом темных, бархатистых глаз герцога. Ее сердце бешено колотилось в груди. С минуту они стояли, не шевелясь, потом герцог отпустил ее подбородок и отвел руку.

– Нет, – прошептала Ханна. Обхватив руками его шею, она притянула Маркуса к себе. На этот раз она не постеснялась подарить ему поцелуй, жаркий и бесстыдный.

Сжимая Ханну в объятиях, герцог тоже стал целовать ее со все возрастающей страстью; при этом он чувствовал, что привычная сдержанность наконец-то покинула его.

Казалось, герцог целую вечность ждал этого поцелуя.

Стащив шелковый халат с Ханны, он принялся поглаживать ее оголенное плечо и шею. Добравшись до ее волос, он зарылся в них пальцами и наклонил ее голову, чтобы было удобнее запечатлеть на губах Ханны новый страстный поцелуй.

От прикосновений Маркуса по телу Ханны разлился жар, и в то же время в его объятиях она чувствовала себя как рыба в воде, хоть и знала, что это грех.

Впрочем, сейчас ей было все равно. Она столько недель ждала и теперь, отвечая на его поцелуи, впервые за долгое время была честна перед собой. Когда руки герцога соскользнули по ее спине и он прижал ее к себе, Ханна еще раз убедилась, что герцог не играет, а настроен весьма серьезно.

Она покорно запрокинула голову, приглашая целовать себя еще и еще.

Маркус огляделся: нет ли поблизости дивана, кресла, стола, хоть какой-то мебели; сжимая Ханну в объятиях, он больше не мог сдерживать своих желаний. Эта женщина должна принадлежать ему…

Вот только согласна ли она?

Он замер. Даже если она сама подведет его к своей кровати и хрипловатым от страсти голосом прошепчет: «Ну же!» – он откажется. Так должен поступить каждый честный человек. Впрочем… Что, если Ханна останется и по окончании сезона? В конце концов, вся Англия считает их супружеской парой. Роль любящего мужа, за одним исключением, оказалась не столь обременительной, как он ожидал, и эта игра постепенно ему начинала нравиться. С Ханной приятно было побеседовать; с другой стороны, она не болтушка и не надоедает пустой трескотней, когда хочется помолчать. Она не умеет вести такое большое хозяйство, но это дело наживное, тогда как ума и практичности ей не занимать; к тому же реально все дела все равно ведет Харпер. Мачехе она нравится, сестра ее обожает, а он…

Он хотел ее, потому что она ему очень правилась. Но достаточно ли этого, чтобы фиктивный брак стал настоящим? Если он пойдет на поводу у своего желания, то Ханна может родить ему сына и наследника, и тогда следующий герцог Эксетер будет внуком фермера. Что ж, первый герцог в их роду, кажется, был солдатом, а поскольку Эксетерам принадлежали многочисленные поместья, все они были в каком-то роде фермерами.

Разумеется, когда на кону стоит будущее герцогского рода, не следует забывать об ответственности, поддаваясь сиюминутному порыву страсти. Сейчас похоть затуманила его сознание, и он не в состоянии рассуждать трезво. Как известно, утро вечера мудренее – быть может, завтра он будет думать совсем иначе. Да и про Ханну забывать не следует: нехорошо, если из-за него она окажется заложницей ненавистной ей жизни. Один раз он уже был близок к этому, но тогда ему было плевать, любит она его или ненавидит. Теперь же…

Герцог глубоко вдохнул и разомкнул объятия.

– Послушайте, Ханна, – негромко сказал он, – я…

– Ш-ш… – Она прикоснулась к его губам дрожащими пальцами. – Молчите.

Герцог опустил руки. Хорошо, что она его остановила – он все равно не знал, что сказать. Извиниться? Но он ничуть не сожалел о том, что произошло. Сказать, что у них нет будущего? Однако он сам еще не решил этот вопрос.

– Что здесь делала Лили? – прошептала Ханна, рассчитывая сменить тему и переключить внимание герцога на что-то другое. Если герцог собирается сказать, что они поступили глупо, то она это и так знает. Если же он хочет продолжить… Сердце Ханны билось с новой силой. Наверняка она согласилась бы, и тогда никто не мог бы ручаться за последствия.

Герцог отошел чуть назад и пожал плечами.

– Понятия не имею. – Он умолк и, прищурившись, посмотрел на дверь кабинета. – Но я это непременно выясню.

Затем неспешно направился по коридору, стараясь держаться в тени. Ханна шагала за ним, испытывая странную смесь облегчения и разочарования. Не нужно было позволять целовать себя, тем паче отвечать на его поцелуй. Ханна чувствовала, что они перешли какую-то важную грань, причем не сейчас, а еще раньше, на кухне, и что теперь ничего уже не будет так, как прежде.

У двери кабинета она, повинуясь жесту герцога, отступила в тень, а Маркус несколько секунд к чему-то внимательно прислушивался, затем повернул ручку и отворил дверь. Просунув голову внутрь, он огляделся, затем вошел и поманил свою спутницу.

Очутившись в кабинете, Ханна также огляделась. Вроде все на месте. В руках у Лили ничего не было, но в кармане ее передника спокойно могли поместиться деньги или какой-нибудь маленький предмет.

– Что-нибудь пропало? – прошептала она и обернулась к Маркусу. Его лоб прорезала вертикальная морщинка. Вместо ответа он обогнул стол, подошел к окну и осторожно выглянул наружу, затем повернулся к Ханне.

– Трудно сказать, на первый взгляд все на месте, за исключением щеколды.

– Щеколды?

– Она открыта. – Герцог, крадучись, отошел от окна и проверил другие окна. – А. эти закрыты на задвижку, как им и надлежит.

– Но зачем? – удивилась Ханна. – Неужели Лили хотела кого-то впустить внутрь?

Герцог подошел к открытому окну.

– Возможно. А может, она сама выбиралась через окно моего кабинета, чтобы ее не застукали; кто-то уже ждал под окном, и она ему что-то передала.

– Деньги? – предположила Ханна.

– Нет. – Герцог стоял в густой тени, и его силуэт был едва различим. – В этой комнате я денег не держу, и для прислуги это не секрет. Думаю, Лили тоже это знает.

– Но тогда что? – Ханна боялась пошевельнуться: вдруг кто-то затаился за тахтой и готовится на них напасть? Похоже у нее сдают нервы: недавний случай в коридоре явно не прибавил ей душевных сил.

– Вероятно… – Герцог помолчал. – Вероятно, это что-то более важное, чем деньги. Сведения.

Ханна ничего не понимала. Что еще за сведения?

– Как думаете, сейчас здесь, кроме нас, кто-то есть? – прошептала она.

– Здесь? – удивился герцог. – Нет, конечно. Но все равно держитесь подальше от окна: вдруг вор стоит там и пытается заглянуть в комнату.

Двинувшись на его голос, Ханна осторожно обогнула массивный стол. Как только ее вытянутая рука коснулась рукава герцога, он схватил ее за запястье и притянул к себе. Теперь Ханне уже было не так одиноко, как прежде, и она с любопытством осмотрела оконную щеколду. Задвижка действительно была открыта. Интересно, за какими сведениями охотится служанка, и кому она их передавала?

– Уж не знаю кому, – ответил герцог, когда она задала ему этот вопрос. – А вот что она пытается разнюхать – догадываюсь. Никогда бы не подумал, что в этом замешана служанка.

– Что вы имеете в виду? – Ханна напряглась; Лили как-никак ее горничная: она свободно заходит в комнату, трогает ее вещи, а иногда даже присматривает за Молли.

Герцог молчал, и Ханна, не в силах дальше выносить неизвестность, потянулась к колокольчику.

– Немедленно вызовите ее и пусть объяснится!

Он схватил ее за руку.

– Нет! И потом тоже ничего ей не говорите.

Ханна недоуменно уставилась на него.

– Но почему? Тогда она будет и дальше шпионить и вытворять неизвестно что!.

Маркус усмехнулся.

– Глупышка, она выведет меня на след остальных заговорщиков! Неужели вы не понимаете, что в этом деле замешана отнюдь не только служанка, которая бродит по дому среди ночи.

Ханна округлила глаза.

– Что вы имеете в виду?

На этот раз герцог ничего не ответил и погрузился в раздумья.

– Да что здесь происходит? – прошептала Ханна, пытаясь заглянуть ему в лицо. – Что вас волнует?

Маркус взглянул на Ханну, выпустил ее руку и негромко ответил:

– Дэвид.

Ханна вздрогнула и невольно огляделась.

– Что? Где он?

– Не знаю. – Герцог вздохнул. – Но очень хочу знать.

– Он снова что-то натворил?

– Ничего, что можно было бы доказать, – буркнул Маркус. – Конечно, я кое-что подозреваю, но не знаю точно, и пока не узнаю, не смогу ничего предпринять.

– А в чем вы его подозреваете?

– В подделывании купюр, – нехотя ответил герцог. – Если окажется, что Дэвид виноват, его сошлют.

Ханна чуть не онемела.

– Дэвида? Но это невозможно! – прошептала она.

Маркус горько усмехнулся и потер лоб.

– Еще как возможно. А я, черт побери, даже не знаю, виновен ли он. – Герцог вздохнул.

– Но если да, что вы сможете сделать?

– Некто гарантировал мне неприкосновенность брата, – вздохнув, ответил Маркус. – Но это обещание будет иметь силу, только если я докопаюсь до истины.

– И все же почему вы взялись за это дело? – удивилась Ханна. – Поручили бы лучше это полиции или тайному сыску…