Текст книги "Желание джентльмеена"

Рано или поздно Дэвид разболтает их тайну всему свету, если слуги уже этого не сделали, и тогда жизнь для Ханны станет сущим адом. Тем не менее, герцог отчаянно подыскивал довод, почему Ханне следует остаться, но в голову ему ничего не приходило.

– Она фактически была моей женой, – неожиданно вырвалось у него.

Розалинда всплеснула руками.

– Что? Значит, вы…

– Нет, конечно, нет! – Герцог понизил голос: – Я хочу сказать, Ханну представили лондонскому свету как мою супругу.

Розалинда с облегчением вздохнула.

– То, что вы два месяца водили всех за нос, ничего не меняет. Ты не имеешь на нее никаких прав.

Переведя взгляд на окно, Маркус почувствовал в сердце холодную пустоту. «У меня есть на нее все права! – хотелось крикнуть ему. – Я залгался до того, что сам себе поверил. Я привык к ней, она мне нравится, и я не хочу, чтобы она уезжала!» Но чего хочет сама Ханна? Однажды он уже подчинил ее своей воле, но тогда ее желания его ничуть не волновали. Зато теперь…

Герцог поднялся.

– Хорошо, я сегодня же с ней поговорю.

Глава 17

Ханна попросила Лили принести ужин в детскую на случай, если семейство решит отужинать вместе. Рисковать ей не хотелось. Она немного поиграла с Молли, стараясь не думать о будущем. Слуги, должно быть, вовсю сплетничают о сегодняшнем представлении. Теперь все в доме знают, что она – обманщица, и скоро эта новость облетит весь Лондон.

Когда Лили вернулась, чтобы забрать поднос, она упорно отводила глаза, словно не хотела смотреть на хозяйку, но Ханне так было даже легче. Ничего удивительного, что слуги видеть ее не желают – это верный знак, что ей нужно побыстрее убираться восвояси.

Уложив Молли, Ханна вернулась в свою комнату; ей еще предстояло много дел. За два неполных месяца Розалинда изрядно пополнила гардероб Ханны, и Маркус говорил, что она может оставить одежду себе… Но куда ей столько платьев? Ханна с горечью взирала на прекрасные кружевные шали, изящные туфельки, гору перчаток, чулок, шляпок – всего того, что пристало носить герцогине. Скромные платья, привезенные из Миддлборо, давно были погребены под грудой роскошных одеяний.

Ханна взяла ночную рубашку, которая первая подвернулась ей под руку, и принялась поглаживать нежный шелк. Может, это и грех, только она всегда была неравнодушна к красивой одежде, и ей нравилось прикосновение мягкого шелка к коже. А еще нравилось быть красивой.

Ханна потрогала ткань и вздохнула: в ту ночь, когда ее поцеловал Маркус, на ней была именно эта рубашка.

Боже праведный! Кто бы мог подумать, что у них окажется так много общего? Кто мог предположить, что чувства, которые Ханна питала к герцогу, претерпят столь кардинальные изменения?

От волнения у нее даже разболелась голова, и Ханна решила поскорее переодеться ко сну в надежде, что ночь принесет ей успокоение.

Когда она собралась погасить лампу, в дверь постучали, и, открыв дверь, она с удивлением увидела Селию. Девушка быстро скользнула в комнату и притворила дверь. Ее глаза были широко распахнуты.

– Маркус обо всем рассказал матушке, и она велела ему отпустить вас, – затараторила Селия. – Она пыталась заставить его признаться, что он любит вас, несмотря на проделки Дэвида, но у нее ничего не вышло. Ох уж этот Маркус! Ах, Ханна, скажите ему, умоляю!

– Пожалуйста, успокойся, – прервала ее Ханна. – Расскажи толком.

Селия перевела дух, потом принялась рассказывать все заново:

– Маркус описал маме все, что натворил Дэвид, и что за этим последовало, как он притворился, что женился на вас, привез вас в Лондон, бросил в доме своей любовницы, а Маркусу написал, что нашел для него герцогиню. Матушка жутко рассердилась; я уж думала, она поднимется к Дэвиду и устроит ему разнос. А потом…

– Откуда ты все это знаешь? – удивилась Ханна.

Господи, похоже, дела обстоят даже хуже, чем она полагала.

– Я у двери подслушивала. – Селия потупилась. – Понимаете, я просто не могла не подслушать! Ах, Ханна, какого вы, наверное, о нас ужасного мнения, ведь мы причинили вам столько неудобств! Не говоря уж…

– Нет, Селия! – Ханна крепко стиснула руку девушки. – Наши с герцогом дела не касаются ни тебя, ни твоей матушки. Если мать и брат тебе дороги, ты не будешь повторять то, что услышала.

– Ну конечно, не буду! – воскликнула Селия. – Но мама загнала Маркуса в угол, а он ни за что не признается в своих чувствах, если вы первая ему не скажете! Если он вам небезразличен, вы просто обязаны ему сказать, иначе он отошлет вас обратно!

Ханна выпустила руки Селии и в недоумении уставилась на нее.

– Но…

– Он отошлет вас домой, поверьте. Мама велела ему это сделать в надежде, что он испугается и признается вам в любви, только вряд ли он такой храбрый. Вы ведь его любите, верно?

– Да.

– Ну вот, тогда зачем же вам уезжать?

Селия схватила Ханну за руки и вдруг, шмыгнув носом, бросилась в ее объятия.

– Ах, Ханна! Я буду очень по вам скучать!

«Я тоже буду скучать по тебе, детка», – подумала Ханна, и ее сердце сжалось от тоски. Ну конечно, она едва удерживалась от слез. Она будет скучать по Селии, по Розалинде, а больше всего – по Маркусу. Какая злая ирония – теперь она может вернуться домой, но ей совсем этого не хочется.

Ханна обняла Селию и, после того как та успокоилась, отослала ее к себе в комнату с наказом умыться, а потом уселась на кровать и задумалась. То, что рассказала Селия, было похоже на правду. Ханна всегда знала, что Розалинда мечтает, чтобы они с Маркусом были счастливы вместе. Сама она уже не сомневалась, что влюблена в Маркуса; неизвестно когда, где и почему, но она в него влюбилась.

И вот теперь он, если верить Селии, собирается отправить ее восвояси. Хитрости Розалинды, конечно же, не сработают: он отошлет Ханну домой хотя бы для того, чтобы показать характер; Но если герцог не в силах побороть гордость и попросить Ханну остаться, значит, его любовь недостаточно сильна. Тогда чего ради объясняться с ним?

«Впрочем, что за беда, если я скажу, что хочу остаться? – размышляла Ханна. – Почему он первый должен поступиться гордостью? Может, если я признаюсь в своих чувствах первой, это все изменит? Но даже если нет… В любом случае я это почувствую».

Час спустя герцог постучался в дверь ее комнаты, и у Ханны чуть сердце не выпрыгнуло из груди.

– Войдите!

Маркус шагнул через порог: на нем не было ни пиджака, ни жилета, и выглядел он донельзя уставшим.

– Вы не спустились ужинать.

Ханна потупилась.

– Полагаю, мое появление пришлось бы некстати.

– Возможно. – Он потер подбородок. – Я обо всем рассказал Розалинде.

– Недавно приходила Селия и пересказала мне ваш разговор…

Маркус кивнул.

– Верно, я заметил за дверью какую-то тень и подумал, что это она. – Он поднял взгляд. – Послушайте, вас никто ни в чем не винит. Розалинда знает, что это я вынудил вас играть роль герцогини и всех обманывать. Она знает также, что Дэвид обманом привез вас в Лондон и что вы все это время вели себя как честная женщина.

Голос герцога дрогнул.

– Больше вас не станут здесь держать. Скажите, когда вы будете готовы к отъезду, и я велю подать экипаж.

Ханна зажмурилась.

– Вам Розалинда велела так поступить?

– Да.

– А сами вы этого хотите? – прошептала Ханна.

В глазах герцога затеплился огонек, потом он вздохнул, и свет померк.

– Я обещал отпустить вас, когда закончится весь этот маскарад, и я не нарушу слова и не стану удерживать вас против вашей воли. Вы вольны уехать, когда вам вздумается.

У Ханны подогнулись колени, и она опустилась на стул перед туалетным столиком. Вот он, решительный момент: если она промолчит, он ее отпустит.

– А что, если я не хочу уезжать? – Ей потребовалось сделать над собой колоссальное усилие, чтобы взглянуть Маркусу в глаза. Что, если он все же ее прогонит?

Герцог долго молчал.

– Если вы не желаете уезжать, я вас неволить не стану.

В его голосе прозвучала надежда, или ей это только показалось?

Ханна снова вскинула на него глаза.

– Я хочу остаться.

Он не пошевелился.

– Маркус…

– Да?

– А сам-то ты чего хочешь?

– Разумеется, чтобы ты осталась.

Маркус сам не знал, когда пришел к такому решению, но теперь у него не оставалось в этом никаких сомнений.

– Я хочу, чтобы ты осталась навсегда.

Ханна приподнялась с сиденья, приглушенно охнула и протянула к нему руки. Маркус в два шага пересек комнату, заключил Ханну в объятия и зарылся лицом в ее волосы, а потом стал покрывать поцелуями ее шею.

– Так ты остаешься? – спросил он, целуя ее за ухом. – Скажи, что остаешься…

– Да, я остаюсь. – Ханна обхватила Маркуса за шею и приникла к его губам жарким поцелуем.

– Навсегда? – Маркус крепко прижал ее к себе, так, чтобы не оставалось ни малейшего сомнения в его намерениях. Он больше не мог выносить эту пытку: жить рядом с ней и не прикасаться к ней, не целовать, не любить. Она откинулась назад и пронзила его синей молнией глаз.

– Да. – Ханна прижалась к нему крепче, тем самым давая понять, что разрешает овладеть собой, более того – хочет этого.

В одно мгновение Маркус смел с туалетного столика флаконы с духами, кисточки и уложил туда Ханну. Она развела колени, и он сразу же опустился между ее ногами. Ему не терпелось войти в нее и входить в нее до тех пор, пока они оба не сольются воедино. Маркус осыпал Ханну жадными поцелуями, поглаживал, сжимая трясущимися руками ее тело. Его сжигала страсть, он больше не в силах был медлить. Боже, как же давно он этого хотел – прижать ее к себе, чтобы она обвивала ногами его бедра, сгорая от желания…

Ханна вся трепетала. То, что она не стояла рядом с ним в церкви и не приносила клятву, не имело никакого значения – главное, он хотел, чтобы она осталась с ним навсегда. В устах Маркуса такое признание было серьезнее, чем для иного – брачный обет. Ему больше не требовалось, чтобы Ханна притворялась его женой; он хотел ее просто так.

– Господи, как долго я этого желал, – хрипловато простонал он, взяв в ладонь ее грудь и поглаживая большим пальцем сосок, прикрытый шелковой ночной рубашкой.

Ханна, застонав, придвинулась к нему ближе и потянулась к застежке на его брюках. Ей давно не приходилось раздевать мужчину, и пальцы ее не слушались.

Наконец застежка поддалась, и Ханна скользнула ладонями по его бедрам, обхватила за спину, притянула ближе. Расстегнутые брюки сползли вниз, и обнаженная плоть Маркуса прижалась к ее бедрам. Он втянул в себя воздух и крепко сжал Ханну в объятиях, а она сладострастно изогнула бедра.

Поглаживая ее живот, Маркус задел шелковые складки ночной рубашки, и из его груди вырвался невольный стон: ее кожа была мягче шелка. Он тут же принялся целовать ее и гладить, даря ей жадные, нетерпеливые прикосновения.

Ханна обмякла в его руках и судорожно ухватила его за плечи; тогда он наклонил ее назад, не отдавая отчета в том, что занимается с ней любовью на столе. Ханна лежала снизу, взор ее пылал страстью, и вдруг она просунула руку между их сплетенными телами и обхватила его возбужденную плоть. Маркус больше не мог сдерживаться. Он почувствовал, что проваливается в бездонную пропасть, и, обхватив рукой ее руку, помог ей направить свой разбухший член в ее истекавшее соком лоно.

– Я никогда не собирался тебя отпускать, – выдохнул он, и когда Ханна удивленно приоткрыла губы, вошел в нее так стремительно, что она охнула, пораженная мощью его желания.

– Я не сделал тебе больно?

– Нет. – Ханна понемногу привыкла к тому, что он внутри ее. – Сделай это еще раз.

Маркус повторил движение, и Ханна, застонав, запрокинула голову, чувствуя, как по низу ее живота пробегают волны надвигающейся кульминации.

В этот миг его рука, проскользнув под её бедро, раздвинула ей ноги, и он снова проник в нее, так глубоко, что Ханна чуть не вскрикнула: ей показалось, будто Маркус добрался до самого ее сердца. Его движения были грубы, Оно Ханна испытывала неведомую ей прежде нежность. В момент, наивысшего возбуждения ей показалось, будто она открыта нараспашку; ей даже пришлось укусить Маркуса за плечо, чтобы не закричать. В тот же миг он застонал, двинулся еще раз, потом обнял ее, прильнул к ее губам и подарил ей страстный поцелуй.

Только когда Маркус оторвался от ее рта, Ханна заметила, что он весь дрожит.

– Боже, – прохрипел он и уткнулся в ее шею, плечи его тяжело вздымались.

Ханна улыбнулась, не открывая глаз, ей казалось, что в висках у нее стучат маленькие молоточки.

Вернувшись наконец из мира сладких грез, Маркус взял Ханну на руки и понес к кровати, она еще громче залилась смехом. Уложил ее на кровать, поставил руки на бедра и стал любоваться ею, при этом его глаза пылали страстью.

Ханна усмехнулась.

– Тебе не кажется, что на нас чересчур много одежды?

Он уже развязал галстук и стягивал рубашку.

– Сейчас мы это исправим.

Неплохо он с этим справляется, если учесть, что раньше его всегда одевал и раздевал камердинер, подумала Ханна, скользя взглядом по груди Маркуса, его рукам, талии, бедрам. Он был стройным и поджарым, гладкая кожа отливала золотом в отблеске свечей, грудь и низ живота покрывали темные волосы, и весь он напоминал сильного зверя, затаившегося в засаде и готового накинуться на свою добычу.

Присев рядом, Маркус стал снимать ботинки, и у Ханны перехватило дыхание. Подумать только, у нее в постели обнаженный герцог Эксетер! Ее живот свело спазмом, и она затрепетала от предвкушения.

Наконец Маркус поднялся на ноги, притянул к себе Ханну и принялся снимать с нее белье. Когда он развязал атласную ленточку, она вздрогнула. Затем он снял с нее юбку и ночную рубашку.

– Мне всегда было интересно… – пробормотал он, проводя рукой по ее спине.

– Что? – выдохнула Ханна.

Маркус намотал ее волосы на руку и потянул.

– Всегда было интересно, до каких пор, – прошептал он ей на ухо и уронил распущенные волосы ей на плечи.

– Твоя кожа… – Маркус поцеловал самую чувствительную точку под ее ухом.

Ханна с шумом втянула в себя воздух, надеясь тут же не растаять от наслаждения.

– …Такая золотистая. – Его ладони обхватили ее груди. – Что надо делать, чтобы так загореть?

– Я не знаю… – Ханна склонилась головой на его плечо, и Маркус принялся целовать ее шею, груди, лаская большим и указательным пальцами соски.

– Я всегда… – Маркус легонько укусил ее за мочку уха. – Я… О!

Он прижал ее к себе спиной, и она вытянулась во весь рост, ощущая сзади его твердый возбужденный член.

– Да? – Он отпустил ее груди и стал поглаживать ягодицы. Наконец его руки сомкнулись на ее талии.

– Что ты делала, любовь моя?

– Я вечно забывала шляпу…

Тут Маркус резко выдохнул и подтолкнул Ханну вперед, потом приник губами к ее шее, словно знал о существовании заветной точки. Ханна снова охнула. Теперь Маркус занимался с ней любовью со спины, и это сводило ее с ума.

Ханна застонала. Одной рукой Маркус сжал ее бедро, а другой раздвинул пошире ноги. Все это время он, не переставая, покрывал поцелуями ее спину. Ханна задрожала. Она попыталась было пошевелиться, но он воспользовался ее шаткой позой и подтолкнул ее колено вперед. Теперь одна нога Ханны стояла на нижней рейке кровати.

Она никогда не испытывала ничего подобного. Чтобы не упасть в обморок от наслаждения, ей пришлось вцепиться в столбик обеими руками, и тут он просунул внутрь ее пальцы. Его прикосновения становились все более властными, а губы шарили по местам, прежде не знавшим поцелуев.

Ханну охватила дрожь, она с трудом подавила рыдания.

Когда ей уже казалось, что она сойдет с ума от охватившего ее желания, Маркус остановился. Ханна едва стояла на ногах, голова у нее шла кругом, и вдруг Маркус развернул ее к себе и опустился перед ней на колени.

Она невольно улыбнулась, несмотря на то что от сладостного предвкушения у нее перехватило дыхание. Ее тело откликалось на каждый звук его голоса.

– Мне все ясно. – Маркус вскочил на ноги, обхватил Ханну за талию и опрокинул на кровать. – Я съем тебя целиком.

– Всю сразу? – Ханна снова улыбнулась, и тут Маркус, перекинув через плечо ее ногу, вошел в нее легким, стремительным движением, заставив ее изогнуться наподобие тетивы лука.

– Сколько смогу. – Он отвел волосы с ее лба. – Я просто не в силах совладать с собой.

Это было не похоже на нежное соитие, которое Ханна познала с мужем; ею овладели с дерзостью завоевателя, только кто кого покорил, она и сама не могла понять. То Маркус подминал ее под себя и грубо проникал в нее, выступая в роли повелителя; то они менялись местами – она оказывалась сверху и командовала парадом. Какое же захватывающее чувство: держать герцога в подчинении и знать, что ему это известно!

Когда они, усталые и удовлетворенные, лежали рядом, Ханна и вправду чувствовала себя так, будто ее съели, всю, до последнего кусочка.

Маркус обнял ее, привлек к себе, и она не нашла ничего лучшего, как прижаться к нему еще теснее.

Ну и денек выдался – одни волнения. Сначала возвращение Дэвида, потом эта беседа с Маркусом… Она вдруг хихикнула: хороша «беседа»! Да они и двух слов за вечер не сказали. О чем она думала? Ах да: о том, что ей пора наконец отдохнуть.

– Так вот, милая, – услышала Ханна сквозь дрему голос герцога. – Я решил, какой загородный особняк тебе подарю. Помнишь, я обещал? Думаю, Эйнсли-Парк тебя устроит.

Глава 18

Проснувшись на следующее утро, Ханна подумала, какой чудесный ей снился сон: Маркус сказал, что не собирается ее отпускать, потом обнял, и они предавались страстным любовным утехам на туалетном столике. При одном воспоминании об этом по ее телу забегали мурашки. Ей казалось, она все еще чувствует на себе его руки…

Тут Маркус перевернул ее на спину, и она затрепетала. Это был не сон, а мечта, воплотившаяся в реальность. Он нежно приник к ее губам.

– Доброе утро…

Маркус улыбнулся.

– Оно и вправду доброе.

Ханна обвила его руками за шею и притянула к себе, потом его руки скользнули по ее рукам, и их пальцы переплелись. Поцелуи становились все жарче, все страстнее. Наконец он накрыл ее всем телом, завел ее руки за голову, так, что Ханна вытянулась под ним.

– Вот так.

Ханна с трудом его расслышала: уж очень сильно у нее стучало в висках, и вдруг она почувствовала, как он загнул ее пальцы за резное изголовье кровати.

– Не отпускай!

Ханна кивнула, и Маркус начал поглаживать ее руки, нащупывая самые чувствительные точки, потом положил ладони на упругую грудь.

Ханна почувствовала неземное блаженство. Это было скорее поклонение божеству, нежели любовные ласки. Маркус стоял на коленях между ее ногами, и, нагнувшись, ласкал ее шею чудесными, коварными губами. Постепенно его губы спустились на плечо, затем на грудь. Он не просто целовал, он словно бы затягивал свою сладкую жертву в водоворот страсти и наслаждения, в котором так легко было утонуть…

Хоть Ханна отдалась ему добровольно, она все же немного беспокоилась. Они зашли дальше, чем она когда-либо себе позволяла. Ее первый брак не подготовил ее к тому телесному отклику, который будил в ней Маркус. Ее тело отзывалось на каждый его поцелуй, на каждый взгляд. Она была возбуждена, что он мог бы заняться с ней любовью прямо сейчас, хотя, и не прикасался еще к ее интимным местам. То, что происходило, казалось ей чем-то большим, нежели взаимоотношения мужчины и женщины, даже большим, чем духовные узы, связывавшие ее со Стивеном. Это был… экстаз.

Его зубы сомкнулись на соске, и все ее жилки затрепетали от неожиданности. Ханна невольно ослабила хватку на изголовье, а когда он принялся сосать ее грудь, она чуть не задохнулась от возбуждения.

Маркус раздвинул ее колени, поднял их выше, и Ханна задрожала, поняв, что она открыта перед ним, ждет его, готова к тому, чтобы он в нее вошел.

Должно быть, она пролепетала его имя, потому что он замер и внимательно посмотрел на нее. Его темные волосы спутались, лицо было напряжено. Он выглядел опасным и беспечным, совсем не похожим на себя прежнего.

– Ты и представить себе не можешь, как я тебя хочу! – словно издалека донесся до нее его голос.

– По-моему… по-моему, очень даже могу, – произнесла она на последнем дыхании.

Его рука опустилась и проникла ей между бедер. Она чувствовала прикосновение его теплого тела, но этого было мало. Ее бедра непроизвольно начали покачиваться.

Не отводя от Ханны взгляда, Маркус прикоснулся к ней. Она прикрыла глаза, изогнула шею и стала изгибаться волнами, призывая его ввести пальцы еще глубже. Он долго ласкал ее, но внутри у нее и так уже давно все было влажно и скользко. Его возбуждало то, что она желает его столь же сильно, как и он ее.

Наконец Маркус оперся на локти и вошел в Ханну. Он намеревался быть нежным, терпеливым и добрым – одним словом, джентльменом, похожим на того мужчину, кого она любила раньше. Вчера он был отчаянно-страстным, потому что… так уж сложилось. Вчера он страшился лишиться ее навеки, поэтому потерял рассудок и предался любви с грубой звериной страстью, потрясшей его самого. Джентльмены так себя не ведут. Прежде он всегда сохранял самообладание, лежа рядом с женщиной, но страстный отклик Ханны потряс его своей неожиданностью и возбудил сверх всякой меры. Именно тогда он понял, что влюбился, совершенно неожиданно, необъяснимо и, как ему казалось, навеки.

Проснувшись посреди ночи, Маркус сжал Ханну в объятиях и долго лежал, пытаясь осмыслить произошедшее. Теперь он не мог без нее жить, и ему было плевать, какие пересуды пойдут в обществе. Для него Ханна была само совершенство, и он сделает все мыслимое и немыслимое, чтобы удержать ее рядом.

Когда Маркус начал медленно и осторожно двигаться внутри ее, Ханне это не понравилось. Она не желала, чтобы он вел себя сдержанно и прилично, и мечтала об оголодавшем, страстном любовнике, каким он был вчера. Такая любовь понравилась ей не меньше, чем шампанское, и она хотела продолжить.

Она легонько провела ногтями по его спине, схватила Маркуса за бока, и он на мгновение замер. Тогда Ханна изогнула спину и притянула его поближе к себе.

– Хочу, как вчера, – прошептала она.

Маркус протянул руку и принялся поглаживать большим пальцем ее губы, пока она его не укусила. Тогда он повернул ее голову набок, открыв ее шею, и приник к той самой точке за ухом, одновременно входя в нее.

– Так лучше? – прошептал Маркус ей на ухо, и Ханна утвердительно кивнула. Он застонал, и Ханна про себя стала подбадривать его: ну еще чуть-чуть, еще немного…

И тут выдержка Маркуса дала трещину – движения его стали быстрее, резче, грубее… Наслаждение становилось все сильнее, и под конец Ханне уже казалось, что она его не вынесет. Она даже дышать не могла – перед ее ошеломленным взором засверкали звезды…

Когда страсть достигла апогея, Маркус задрожал и замер в экстазе. Потом он прижался к ней лбом, и его прерывистое дыхание защекотало ее губы.

– Ты словно сделана из огня, – выдохнул он.

Последние волны страсти прокатились по телу Ханны и затихли. Теперь она не могла бы пошевелиться, даже если бы захотела – полнейшее удовлетворение начисто лишило ее сил.

Маркус осторожно опустился на нее сверху – он тоже не мог, а может, не хотел двигаться.

Сердце Ханны понемногу вошло в обычный ритм. Маркус неподвижно вытянулся сверху, обвив ее руками и уткнувшись головой в ее плечо. О таком чуде нельзя было и мечтать. Наедине с Маркусом Ханна позабыла о том, что ей предстоит объяснение и нелегкий выбор. Когда он сжимал ее в объятиях, важно было только одно: она его любит.

Ханна не слышала, как приоткрылась дверь в комнату. Не слышала, что сказала Лили, если та вообще что-нибудь произнесла. Она услышала лишь, как упал поднос с завтраком, а чашки и блюдца в виде осколков разлетелись по полу.

Ханна охнула. Маркус приподнял голову.

– Вон, – прорычал он.

Лили побледнела, ее глаза широко раскрылись. И тут Ханна залилась краской: ни у кого не могло возникнуть сомнений относительно того, чем они только что занимались.

Лили поспешно опустилась на колени собирать осколки на поднос. Пожалуй, она смутилась даже больше Ханны, опасаясь, что теперь ее рассчитают. Несмотря на весь ужас своего положения, Ханне вдруг стало смешно, и она умоляюще стиснула плечо Маркуса.

Маркус прищурился.

– Оставьте, – лениво приказал он.

Звон фарфоровых осколков тут же утих, а через мгновение тихонько приоткрылась и затворилась дверь.

– Какой ужас! – прошептала Ханна.

Насмешливо изогнув брови, Маркус обнял Ханну, и по ее телу пробежал трепет, причиной которого являлась вовсе не Лили.

– Почему?

– Лили должна была стучаться!

Маркус пожал плечами.

– Отныне она так и будет поступать, не сомневайтесь.

Не в силах более сдерживаться, Ханна засмеялась, пока у нее не закололо в боку. Маркус смотрел на нее с улыбкой. Когда она немного успокоилась, он нагнулся и, поглаживая ее бедра, пробормотал:

– В другой раз воспользуемся моей постелью: там нас точно никто не потревожит. А пока, думаю, нам придется спуститься к завтраку. Наверняка всех горничных уже предупредили, чтобы они держались подальше от этой комнаты.

Ханна потерлась щекой о его грудь.

– Пожалуй. Хотя так не хочется вставать и одеваться.

– Гм-м… Ты когда-то обмолвилась, что могла бы носить только жемчуг. – Маркус погладил ее по спине. – Сейчас я не прочь на это посмотреть, но увы, сегодня утром мне предстоит обсудить кое с кем животрепещущие вопросы.

Конечно же, Дэвид! Маркус не назвал его имени, но Ханна сразу поняла, о ком речь, и осторожно прикоснулась к его руке.

– Как ты поступишь? – негромко спросила она.

Маркус вздохнул.

– Не знаю. После того, что натворил Дэвид, я поклялся, что отныне предоставлю его самому себе. Пусть поступает по-своему, ввязывается в какие угодно авантюры и сам за это расплачивается. Боюсь, ему не пошло на пользу то, что я столько раз выручал его из беды.

– Кажется, он сильно пострадал в драке…

Ханна всецело была за то, чтобы Дэвид сам отвечал за свои поступки, но она вовсе не желала его смерти! Маркус должен по крайней мере выяснить, в чем замешан его брат и верны ли подозрения относительно него.

– Я вынесу приговор лишь тогда, когда Дэвид подробно расскажет мне о своих злоключениях. Поверь, мне бы очень хотелось остаться тут с тобой на весь день, но… Кстати, Дэвид сильно виноват перед тобой. Ты ничего не хочешь ему сказать?

Ханна улыбнулась.

– А, по-моему, все сложилось как нельзя лучше, тебе не кажется? Я бы даже смягчила Дэвиду приговор.

Маркус, прищурившись, посмотрел на нее:

– Хорошо сказано. Надеюсь, и другие его проделки не слишком ужасны.

Поднимаясь в комнату Дэвида, Маркус все же приготовился к худшему. Как знать, пожелает ли Дэвид открыть ему душу?

Он постучал в дверь и, услышав приглушенное «Войдите!», открыл ее.

Дэвид полулежал, опершись на груду подушек; в одной руке он держал выпуск «Таймс», в другой – чашку кофе. Рядом стоял поднос с пустыми блюдцами. При виде Маркуса Дэвид отложил газету.

– Доброе утро, брат.

Дэвид отхлебнул кофе.

– Доброе? Что-то не верится. Ты, наверное, всю ночь сочинял проповедь. Давай начинай отчитывать меня. – Он откинулся на подушки и с угрюмым видом мученика скрестил на груди руки.

Маркус с трудом сдержал улыбку.

– По правде сказать, – сухо ответил он, – со вчерашнего вечера я о тебе и не вспоминал, и пришел удостовериться, все ли с тобой в порядке. Если тебе есть что мне сказать, я внимательно выслушаю.

Удивление на лице Дэвида сменило подозрение, затем в нем проснулся интерес, и он настороженно прищурился.

– Понимаю. Ханна, – буркнул он наконец. – Эти слова вполне в ее духе.

Маркус молчал, надеясь, что выражение лица не выдаст его.

– Только не говори, что ты втюрился в нее.

Маркус подавил вздох.

– Она искренне желает тебе выздоровления.

– Пусть побережет свои пожелания на будущее. Лучше скажи, ты уже придумал, как меня покарать?

– Я не собираюсь тебя наказывать, поверь, и даже не буду тебя отчитывать. Кроме того, кто-то уже и так всыпал тебе по первое число. Оставайся в моем доме, пока не поправишься, но потом чтобы духу твоего здесь не было. То, как ты обошелся с Розалиндой и Селией, уж не говоря о Ханне, я простить не в силах. С меня хватит, и я намерен положить этому конец. Если ты когда-нибудь образумишься, я буду рад возобновить наши отношения, но пока… – Герцог передернул плечами. – Ты абсолютно свободен, Дэвид.

Он насмешливо поклонился и повернулся к двери; на сердце у него было удивительно легко. Прошли те времена, когда он бранил Дэвида, а в глубине души страшился того, что брат мог выкинуть в следующий раз. Теперь Маркуса ничто не тревожило. Ханна права: Дэвида от самого себя не спасешь.

– Погоди!

Маркус замер в дверях.

– Неужели ты даже ругать меня не будешь?

– А какой в этом прок? По-моему, это всегда было бессмысленно.

– Значит, ты вообще никак меня не накажешь?

– Нет.

Дэвид неожиданно смутился.

– Гм… тут такое дело… – Он немного помолчал. – Короче, я попал в передрягу. В общем, я выполню все, что ты прикажешь, потому что мне не помешает твой совет.

Поскольку Маркус молчал, Дэвид смущенно заерзал на кровати.

– Да, так вот, я связался с плохими парнями. Здесь замешаны деньги.

Маркус не спеша вернулся в комнату и присел.

– И что же дальше?

Дэвид почесал переносицу.

– Думаю, лучше начать с самого начала, – произнес он наконец охрипшим голосом.

– Беда в том, что тут замешаны не обычные деньги в том смысле, как мы это понимаем. Похоже, я связался с… – Дэвид вздохнул. – С бандой фальшивомонетчиков.

– Гм, интересно…

Дэвид бросил на брата удивленный взгляд.

– Ты, похоже, совсем не удивлен! Получается, ты все знал и молчал?

– Не знал, а догадывался, – поправил его Маркус. – Я пытался сам докопаться до истины, пока неожиданно не обнаружил, что у меня появилась жена. С этого момента мое расследование зашло в тупик.

С минуту Дэвид мрачно разглядывал свои руки, затем продолжил:

– Все началось с подмастерья портного: Вестон отказался меня обслуживать и закатил скандал из-за каких-то якобы неоплаченных счетов. Тогда я обратился к Хорроксу. Как-то раз Слокум, его подмастерье, примеряя на меня новый пиджак, разболтался о кулачных боях, о которых ему рассказывал какой-то господин. Я заинтересовался: в ту пору сезон еще не начался, и жизнь была чертовски скучна. Слокум обещал разузнать побольше.

– Значит, подмастерье портного? – хмыкнул Маркус, но Дэвид лишь раздраженно махнул рукой.

– Знаю, черт побери, знаю! Надо было взвесить все толком, но я давно уже не видел хороших боев, и… – Он вздохнул.

– Короче, Слокум свел меня с парнем по имени Рурк, и мы вдвоем отправились по указанному адресу. Бой был что надо: два парня здорово колошматили друг друга. Разумеется, все делали ставки, и мы с Рурком тоже. Он все шутил и подначивал повышать ставки, особенно когда его парень начинал одолевать соперника. Мне тоже было весело, я смеялся. Поединок становился все более захватывающим, но тут тот парень, на которого он делал ставки, свалился на землю, истекая кровью. Рурк сразу заявил, что он пас, но я удержал его. – Дэвид пожал плечами. – Я предложил удвоить ставки. Как только он согласился, окровавленный парень поднялся на ноги и уложил моего бойца. Не прошло и десяти минут, как этого парня объявили победителем. Когда я хотел рассчитаться с Рурком, то в ужасе обнаружил, что вся его болтовня о повышении ставок вовсе не шуточки, как мне казалось, и что я должен ему…