Текст книги "Мы играли с огнём. Мистический роман, основанный на реальных событиях"

– Кэти… – прошептала она, но сестра подняла руку.

– А если мы опять назовём буквы, – сказала Кейт, – ты откроешь нам имя убийцы?

Тишина, затем стук. Люди возбуждённо забормотали.

Похоже, Кейт дожидалась её, и Мэгги тихо начала:

– «А»… «Б»…

Никто не ожидал стука так скоро, и все вздрогнули.

– «Б»… – повторила Кейт. – Начинай заново.

И Мэгги начала. Она слышала, как задрожал её голос, пока буквы складывались в имя. «Б-Е-Л-Л».

По комнате пронёсся шальной сквозняк, словно кто-то резко распахнул окно.

Мэгги видела, как на лицах проявляется узнавание.

– Мистер Белл, – сказала миссис Фолкнер. – Джон Белл. Он жил здесь – в этом самом доме. Всего несколько месяцев, но жил…

– Да, я знаю Джона Белла, – заверила миссис Редфилд. – Он уехал из города, но, помнится…

– И я его знаю, – свистящим напряжённым шёпотом произнесла миссис Дюслер. – Сейчас он в Ред-Крике, но это был его дом.

Настоящий человек – люди назвали невыдуманного человека. Но они-то с сестрой не могли, не знали, Мэгги в жизни не слышала о Джоне Белле – сердце колотилось, подступала тошнота. Однако имя прозвучало, и все в это поверили. Абсолютно все. Мэгги оглядела спальню. Испуганные лица. Только что они вдвоём обвинили человека в убийстве – и соседи ни на секунду не усомнились.

«Не мы, – думала она, – это не мы, мы никого не обвиняли, это всё коробейник». Но сама видела отражение своей тревоги в лице Кейт. Отца трясло. Мэгги чувствовала, как во мраке пылает огнём его ярость.

Глава 11

С этим действительно стоило заканчивать – и они закончили. Всем пора было спать. В комнате висела влага от дыхания, люди прели в зимней одежде, у всех голова шла кругом. Миссис Фолкнер снова упала в обморок, ей бросились помогать, поднялся шум, настроение развеялось, и дух – эта штука, буря в воздухе, эти постукивания – исчез. Кейт внезапно побледнела и заплакала, и Мэгги отталкивала от неё людей, закрывая сестру от перепуганных и требующих ответа лиц.

Наконец гостей выпроводили. Мать потребовала, чтобы на втором этаже устроились Дэвид с Кельвином, а Мэгги с Кейт – на первом. Больше почти ни о чём не говорили. Мэгги заснула как убитая и не видела снов.

Когда она проснулась, родителей не было. Кейт смотрела прямо на неё: кудрявые волосы распущены, под глазами лиловые тени. На улице густо валил снег, приглушая звуки дома. Голубое небо за окном светилось пронзительно и ярко, воздух был неподвижным и холодным как лёд. Мэгги видела, как поднимается пар от дыхания. Ноги закоченели даже под стопкой одеял.

Было первое апреля. Зима давно закончилась, но похолодало сильнее, чем в любой другой день на памяти Мэгги.

Было первое апреля, и они – соседи, все, – сейчас просыпались и думали: неужели это лишь розыгрыш на День дурака?

Мэгги села, и они с Кейт переглянулись, словно пробудились от одного и того же мёрзлого сна.

Мать сидела на кухне, задумчиво грела ладони о чашку горячего чая. На столе тарелка с хлебом да блюдце с маслом. Она казалась измождённой, а когда вошли сёстры – неодетые, только закутанные в одеяла, – бросила на них короткий взгляд, словно не узнала.

– Девочки мои, – произнесла она, будто сомневалась.

– Да, мама, – ответила Кейт и обошла стол, чтобы обнять её и поцеловать в макушку.

За зиму мать исхудала, её лицо заметно осунулось. Мэгги села за стол и взяла её за руку, тёплую от чашки.

– Всё хорошо, – пообещала она. – Всё будет хорошо.

В глазах матери стояли слёзы.

– Вчерашний вечер… – сказала она. – Даже не пойму, не приснилось ли мне всё.

Мэгги сжала её руку, повторила:

– Всё хорошо. Это был не сон, но ты не пугайся.

– Мистер Белл. То, что мы слышали. Что он подумает, если об этом узнает?

– Ему будет стыдно, – ответила Мэгги с шаткой уверенностью, которая успела прийти за ночь. У неё пока не получалось представить себе мистера Белла живым человеком. – Потому что он знает, что сделал.

– У моей бабушки случались видения. Мы все смеялись, переводили это в шутку, но она всегда говорила очень серьёзно. – Свободной рукой мать утёрла глаза, а потом слабо и с надеждой улыбнулась Мэгги. – И я верила.

А вчера поверили все. Как иначе? Эта мысль захлестнула Мэгги с такой силой, словно прорвало дамбу. Она была не одна. Поверили все. Тогда почему же её семья не вспомнит то, что случилось в Рочестере, и не…

– Девочки мои, – повторила мать. Мэгги подняла глаза и встретила взгляд Кейт. Очень серьёзный. Намного старше вчерашнего.

Отец ушёл на работу. Дэвид и Кельвин вернулись на ферму, но этим вечером планировали приехать на дежурство.

– Они будут с нами, – сказала мать. – Вдруг что-нибудь случится.

И посмотрела на дочерей – неуверенно, но будто надеясь на что-то.

Их неприбранная спальня, где ночевали Дэвид и Кельвин, казалась незнакомой. Один спал на полу и оставил за собой скомканные простыни. Кровать передвинули. Холодно было как обычно, но пахло по-другому, мужчинами, может из-за всех этих людей, что вчера набились в комнату. На полу валялся брошенный платок, на половицах виднелись новые отметины и царапины. Кейт подняла простыни, сморщилась и подошла к окну. Спальню заливало бледное солнце; уже и не вспомнить, каково тут было в темноте.

Мэгги села на кровать. Скрипнули пружины. Она провела большим пальцем по раме.

Кейт обернулась.

– Здесь ничего нет. Прислушайся. Правда же стало по-другому? Он ушёл.

Мэгги закрыла глаза. Попыталась как-то распахнуть разум, сосредоточиться на токе своей крови, на звуках и текстуре воздуха.

И ничего не почувствовала. Просто комната.

– Иди-ка сюда, – она протянула руку и затащила Кейт на кровать. – Придётся поговорить с ним ещё.

– По-моему, его больше нет.

– Должен быть.

– Мэгги…

– Посиди со мной. Как всё началось?

– Когда?

– Вчера. Не знаю. Вообще. Когда он с нами заговорил?

Кейт нахмурилась и потёрла глаза.

– Это мы заговорили с ним. И он…

– …И он ответил.

– Да.

Мэгги крепко сжала обе руки Кейт.

– Ты понимаешь, что теперь всё по-настоящему?

– Конечно.

– Тогда придётся снова поговорить с ним.

– Его здесь нет.

– Конечно же, он здесь, Кэти. Куда ему деваться?

Она пожала плечами.

– Сейчас его нет.

– Соседи вернутся. И Дэвид, и Кельвин, и отец, и все.

Кейт только моргнула, словно не понимала, о чём речь.

– И если ничего не произойдёт, – продолжила Мэгги. – Если всё будет тихо…

Кейт медленно осознала.

– Они больше не поверят.

– Не поверят. Решат, что мы их одурачили.

Где-то вдали захрустели снегом копыта – кто-то подъезжал к дому.

– Кэти. – У неё заныла голова. Может, всего лишь от холода. На краю зрения мельтешили тени. Она всё ещё держала Кейт за руки – или держалась за них: стоит отпустить – и рассыплешься. – Давай попробуем поговорить с ним сейчас. Просто проверим.

– Его нет. Всё по-другому.

– Знаю. Поэтому и надо попробовать. Давай попробуем. Они же вернутся, Кэти.

Вера приходит с повторением, думала Мэгги, что-нибудь повторяется и повторяется, пока не приобретёт свойства истины. Одного раза мало. Это должно происходить вновь и вновь, по требованию, иначе их примут за лгуний. Даже хуже: все подумают, что они шутки ради обвинили человека в ужасном преступлении.

– Я не знаю, с чего начать, – тихо сказала Кейт.

Не знала и Мэгги. Она мысленно пробежалась по всем событиям в поисках начала. Подвал. Но подвал теперь заколочен.

Головная боль. Она отпустила Кейт и прижала руки к глазам. Думай. Шевели извилинами.

Голоса на улице, прибитые снегом. Ветер стих. Половицы молчали. Над окном поблёскивали острые сосульки. На кухне ходила мама.

Мэгги схватила свечку, стоявшую у кровати, замерла, словно та того гляди улетит, потом с силой стукнула три раза по стене. Задержала дыхание. «Пожалуйста, – думала она. – Ответь».

Кто-то хрустел по снегу к двери. Мэгги не понимала, как объяснить охватившую её панику. Знала только, что перед глазами стоят их лица – всех тех, в Рочестере, – и на них написано: «Лгунья».

Она не лгала. И не могла допустить, чтобы они так считали.

«Отвечай же». Она напряглась, комната не отвечала. Стояла тихая и светлая, как снег.

Она ничего не втолковывала Кейт, не заставляла её. Кейт не возражала. Согласилась сразу. Новые игры, новые трюки – другого выбора не оставалось. Это лишь затем, чтобы люди увидели истину. Они спустились, и скоро, когда постепенно вернулись мужчины и стеклись любопытные соседи, Кейт щёлкала пальцами ног, шепталась со стенами и круглыми глазами смотрела в потолок. Потом задула свечу и сбила со стола чашку, заливаясь краской от удовольствия, а соседи тем временем охали и ошалело переговаривались.

Мэгги не могла сосредоточиться – вся извелась от волнения, ничего не могла рассчитать по минутам. Внутри страх и надежда смешались в какую-то странную отраву. Что бы сёстры ни делали – всё принималось с изумлением и восторгом, приправленным ужасом.

Соседи вернулись и на следующий день, и на послеследующий. Привели с собой других. Имя мистера Белла упоминали только шёпотом, словно никто не желал участвовать в обвинениях, но всем, конечно же, хотелось спуститься в подвал. А уж там призрак справился без посторонней помощи. В тёмную скрипучую каморку, где под землёй текла вода, набились сразу восемь-девять человек. От страхов и предвкушения разыгралось воображение – и они сами услышали всё, что хотели. А потом нашли кость ноги, о которой Мэгги уже и думать забыла, и принесли наверх, положили на стол, словно какой-то трофей, на глазах перепуганной матери. Мэгги и Кейт притворялись, что видят кость впервые в жизни, и возбуждение снова разгорелось, сильное, как никогда.

Настоящий коробейник молчал. Мэгги гадала, не обиделся ли он.

Репортёр Эдвард Льюис прибыл четвёртого апреля. Объявил всем, что проделал долгий путь, хотя так и осталось непонятным, откуда именно. Он слышал о происшедшем, так не удостоят ли его чести поведать об этом миру?

Льюис тут же приступил к опросу, подробно записывая всё, о чём рассказывали соседи. Мэгги ни разу не видела его без блокнота.

Он был хорош собой. Моложе её брата, но старше Стивена Уитакера. Кудрявый, с лёгким акцентом, который Мэгги не узнала. И он печатался в газетах. С ним хотели поговорить все.

– Мы слышали духа. Мы видели, как сдвинулся шкаф. Глаза младшей девочки почернели.

Эдвард Льюис кивал и строчил, строчил.

– Поразительно, – бормотал он. – Продолжайте.

Мать проговорила с мистером Льюисом много часов, как и отец. Мэгги видела, что репортёр чем-то его впечатлил: отец явно отнёсся к нему всерьёз.

Мэгги подслушивала, приникнув к полу спальни, – невыразительный глубокий голос Джона, подтверждавший, что да, он слышал шорохи. Нет. Он не может это объяснить. Мэгги чувствовала, как неприятно ему в этом признаваться.

Она была готова поговорить с мистером Льюисом. Прогоняла в голове разные варианты ответов. Возможно, он оставил беседу с сёстрами напоследок. При их виде он улыбался и иногда подмигивал. Мэгги решила поверить, что подмигивание – это обещание, что в конце недели Эдвард Льюис сядет с ней и скажет: «А теперь, мисс Фокс, расскажите, что произошло на самом деле». И она была готова. Она отрепетировала. Она ждала.

На третий день он пришёл к ним с пачкой бумаг, перетянутых ниточкой. Уже наступил вечер, темнело, и Мэгги зажгла несколько свечей, чтобы мать могла починить рубашку. Отец только что вернулся с работы и протирал инструменты старой тряпкой.

Услышав голос мистера Льюиса, Кейт спустилась и застенчиво стояла в углу, теребя прядку волос.

– Мистер Фокс, миссис Фокс. – Мистер Льюис убрал со лба непослушную чёлку и мельком заговорщицки улыбнулся Мэгги. – Рад сообщить, что почти закончил всё интервью.

Мать тем временем вскочила и хлопотала рядом, забирая у него пальто.

– Я собрал показаний на целых десять томов, но пока что достаточно и одной брошюры. Уверен, что смогу рассказать вашу историю.

Джон смотрел на него, всё ещё не выпуская тряпку из рук.

– А я уверена, что вы расскажете её чудесно, мистер Льюис, – сказала мать. – Но будет ли кому-нибудь интересно?

– Не сомневаюсь. – Новый взгляд на Мэгги. – Более того… – Он театрально поставил стопку на стол. – Мистер Фокс. Вы слышали о Лукреции Пулвер? Ей девятнадцать лет. Сейчас она живёт в миле на север отсюда, но несколько лет назад прожила одну зиму здесь, в этом самом доме.

Отцовское лицо не дрогнуло.

– Не слышал.

Мэгги тоже ничего о ней не слышала, но с тревогой ощутила, что эта Лукреция Пулвер, кем бы она ни была, вторгнется в историю Мэгги.

– Она прожила здесь, – повторил мистер Льюис, – одну зиму. И работала у мистера и миссис Белл.

Короткая пауза.

– Ой, – шепнула в углу Кейт.

Отец прокашлялся и неловко сказал:

– Правда?

– В то время, понятно, она и сама была ещё маленькой девочкой, но она рассказала… – Репортёр кивнул на бумаги. – Рассказала, что помнит, как к ним заходил коробейник. У неё не было денег, и тогда он пообещал вернуться на следующее утро. Но так и не вернулся. Больше она его не видела.

Мистер Льюис помолчал. На его лице играли отблески от свечей. А ведь ему нравится, подумала Мэгги. Он получает удовольствие, как артист на сцене. Прирождённый рассказчик, который наслаждается вниманием публики.

– Но в следующие недели мисс Пулвер стала находить по дому всякие безделушки: напёрстки, ленточки, флакончики, – и решили, что они появились от коробейника. Вот только миссис Белл заявляла, что в жизни его не видела.

Мать Мэгги прижала руку к губам. Лицо отца застыло.

– К тому же, – продолжил мистер Льюис, – к тому же она заявляет, что впоследствии тоже слышала странный шум. Она спала на втором этаже, и под кроватью что-то стучало.

Кейт подошла к Мэгги и взяла её за руку. Пальцы у сестры заледенели. У Мэгги резко закружилась голова. Вот-вот – и упадёшь в обморок. Она схватилась свободной рукой за спинку стула.

– Что это значит? – сказал отец.

– Моё дело – не объяснять, мистер Фокс. Только записывать показания.

– Вы это напечатаете? – спросила Мэгги. – То, что она сказала?

– Мой долг – поделиться всем. Всей историей. Вы со мной согласны?

Никто не ответил. Возможно, мистер Льюис ожидал другой реакции. Он потёр лицо. Вытянул стул из-под стола, сел.

– Я думал, вы обрадуетесь. Тому, как всё сходится. Это придаёт достоверности вашим словам.

– Мистер Белл, – сказала Мэгги, – он об этом слышал?

Она не знала, как выглядит мистер Белл, поэтому в её воображении он стал мозаикой из лиц других мужчин. Его она боялась больше коробейника.

– Слышал, и я бы сказал, он в ярости, но отказывается об этом разговаривать. Со мной – уж точно. Обвинение в убийстве – то ещё пятно на репутации. Возможно, в брошюре придётся скрыть его имя. У меня нет времени на тяжбы.

– Обвинение в убийстве, – произнесла мать, словно впервые это осознавая. – А можно ли… полиция…

– Я делал пару запросов в таком духе, но мне сказали, что полиции не особенно интересно расследовать убийства без трупов. Или, если на то пошло, истории о привидениях. Сомневаюсь, что к вам придут. Не тревожьтесь, миссис Фокс.

– Но это нужно расследовать, – тихо произнесла Кейт. – Он не успокоится, пока правда не выйдет на свет.

Мистер Льюис поднял бровь.

– Коробейник?

– Да.

– Что ж, найдите тело, мисс Фокс, – улыбнулся он. – Тогда расследование обязательно проведут. И не забудьте написать об этом мне – я тогда без промедления примусь за второй том.

О версии Мэгги он так и не спросил.

Когда она спустилась на другой день, мать сказала, что репортёр прислал записку: мол, интервью закончены, теперь он вернётся домой, засядет за брошюру и через неделю-другую пришлёт им экземпляры.

Мэгги гадала: это отец отвёл мистера Льюиса в сторонку и запретил общаться с дочерями или сам мистер Льюис решил, что они слишком маленькие или слишком глупенькие. Так или иначе, они никак не поучаствовали в создании брошюры «Репортаж о таинственном шуме в доме мистера Джона Д. Фокса».

Он отправил Фоксам несколько экземпляров. Мэгги прочла предисловие. Их имена не упоминались. «Эта загадка, – утверждал он. – Это странное дело. Этот шум». Об убийстве было уже потом, в показаниях свидетелей.

Она пролистала аккуратные печатные страницы. Показание за показанием – и нигде нет её имени. «Эти девочки» – так их именовали. «Младшая». «Вторая». Их имена не прозвучали даже в показаниях матери.

Мистер Льюис хотел их защитить? Специально опустил имена? Любой читавший поймёт, кто они: младшие дочери Джона Фокса. Это знали все. Наверняка знал и мистер Белл.

В основной части имя мистера Белла было вымарано, но в конце он всё же упоминался. Несколько человек подписались под следующим заявлением: «Мистер Джон Белл – человек честного и достойного характера, неспособный на преступление».

Не слишком-то убедительно это выглядело, вот так, под конец. Будто упоминалось исключительно ради приличий.

Мэгги взяла брошюру в постель, чтобы перечитать при свете свечи, но заснула, так и не выпустив её из рук.

Приснилось ей, что она едет на фургоне, но поводья выпали из рук, и она несётся к краю утёса, не в силах остановиться. Лошади обезумели, фургон трещит по швам, колёса начинают отваливаться. Ветер в лицо, ощущение невесомости. Когда она проснулась, комнату заливал солнечный свет. Мэгги почувствовала, что проголодалась. Села – оказалось, она лежала на брошюре. Страницы смялись, ночная рубашка запачкалась типографской краской. Она опустила ноги на холодный пол. Попыталась разгладить брошюру на коленях, а потом начала читать заново – всё ещё в поисках своего имени, всё ещё натыкаясь только на «девочки», «старшая девочка». Они находились в центре сюжета – но без имён.

Рядом спала Кейт. Мэгги потянулась и погладила её по лбу, но сестра сморщилась и перевернулась на бок.

Мэгги вернулась к брошюре. Она-то думала, там будет всего пара страниц, но издание получилось толстое, с маленьким шрифтом. Тысячи и тысячи слов, и все – о том, что произошло.

Все – о том, что они сделали.

Она нашла страницу о Лукреции Пулвер и перечитала.

Они не знали, не могли знать, что здесь жил человек по имени Белл, не говоря уже о том, что сюда приходил коробейник, а потом пропал.

Всё здесь, чёрным по белому. Стук издавали не они.

Если в её разуме ещё и тлели угольки сомнений, теперь они затухли.

Она полностью проснулась и чувствовала силу.

Нужно было что-то сделать.

Мэгги взяла с тумбочки у кровати карандаш и написала своё имя на обложке, рядом с именем мистера Льюиса. Под ним – имя сестры. Потом переворачивала страницы и аккуратно вписывала их имена на поля всюду, где упоминались сёстры.

Позже она послала чистую брошюру Лие, приложив письмо, которое написала далеко не с первой попытки.

Дорогая сестра,

тебя удивит то, чем мы занимаемся в Хайдсвилле. Произошли весьма странные события. Их не может объяснить даже наш отец.

Она не спешила, чтобы не наделать ошибок. Лия всегда писала грамотно.

К нам приходили все соседи – и все удивились. Как видишь, об этом написал даже известный журналист. Он говорит, что без привидений эту историю объяснить невозможно.

Она так и представляла, как рассердится Лия, что эта история обошла её стороной.

Я очень по тебе скучаю, – продолжала Мэгги, – и надеюсь, мы скоро встретимся, чтобы рассказать тебе ещё больше. Я бы хотела, чтобы ты дала эту брошюру нашим друзьям в Рочестере, например Эми Пост, чтобы узнать их мнение.

Если привидения встречаются в Хайдсвилле, то они поймут, что привидения могут быть и в Рочестере.

Лия ни за что не поверит, что Мэгги по ней скучает, но сказать-то об этом можно. На этом она хотела закончить, но на странице ещё оставалось место, и она решила, что, пожалуй, не повредит пояснить всё лишний раз.

Я скучаю по Рочестеру и хочу вернуться, – написала Мэгги. – Теперь я другая и хотела бы многим заняться в городе.

Мэгги прождала неделю, но Лия не ответила. В конце концов всему подвёл итог Дэвид. Однажды он приехал и обнаружил, что отец с двумя людьми копаются в подвале в поисках костей.

Его фургон стоял перед домом, и с Дэвидом был один из сыновей – Чарли, который попросился с ним из-за шумихи и теперь прятался за его ногой и выглядывал на Кейт так, словно она отрастила вторую голову. Кейт – сегодня она жаловалась на головную боль – смотрела на него без всякого выражения большими и тёмными глазами, обведёнными кругами.

– Мама, – сказал Дэвид. – Мам, это уже слишком. Что дальше? Разберёте по дощечкам весь дом?

– Нет, – мирно ответила мать. Она перебирала на столе пуговицы, чтобы найти подходящую для бледно-жёлтого летнего платья.

Из-под кухонного пола донёсся мужской спор.

– Это плохо сказывается на девочках, – не отступал Дэвид.

Мэгги театрально вздохнула и скорчила хмурую рожу.

– Если ветер переменится, такой и останешься, – предупредил он.

Чарли понравилась его шутка.

– Если ветер переменится, такой и останешься! – повторил он. – Если ветер переменится, такой и останешься!

– Кейт надо учиться, – Дэвид попытался зайти с другой стороны. – Мэгги надо…

– Что? – спросила Мэгги. – Выйти замуж? Найти работу? Мести полы?

Ей и правда надо было мести полы. Это всегда поручалось ей, а гости без конца таскали в дом грязь и снег. Но все забыли об обычном укладе.

– …Помогать… – Он неопределённо махнул рукой. – По дому.

– Я и помогаю, – сказала она.

– Это на вас всех дурно влияет. А ваш так называемый журналист…

– Мистер Льюис – очень приличный человек, – возразила мать. – Очень добрый.

– Да просто увидел, как можно разжиться лёгкими деньгами.

– Надо же, какая редкость в этой стране, – мать показала Мэгги лакированную пуговицу белого цвета. – Что скажешь?

– Красиво, – ответила она.

– Вряд ли у меня найдутся ещё две таких же. Пожалуй, можно пришить на воротник. Или съездить за ними в город.

– Или коробейник зайдёт, – вставил Дэвид.

– Дэвид…

– Прости, забываюсь. У вас уже есть свой в подвале.

Внизу кто-то выругался.

– Мам, я пришёл сказать, что всё это вредно для девочек. На Кейт лица нет. Да на вас всех лица нет!

Мэгги прикусила губу. Часто она и вправду чувствовала себя обессиленной, но не только. Ещё она горела огнём. Чувствовала себя сильной – будто могла крушить столы и бить стёкла. Когда она писала Лие, казалось, что буквы прожгут бумагу.

– Вам бы всем не помешало съездить на ферму, – продолжал Дэвид.

Мэгги выпрямилась.

– Или… – он помолчал. – Мне тут написала Лия. До неё как-то дошла брошюра. Рискну предположить, что она могла бы принять на время девочек. Или вас всех. По крайней мере, пока не достроят новый дом.

Ненадолго и на кухне, и под ней воцарилась тишина.

Как это похоже на Лию. Пытается перехватить инициативу, делает вид, будто Мэгги здесь ни при чём, будто приезд в Рочестер – её собственная идея.

Ну ничего. Главное, чтобы сработало.

– Может, на ферме всё-таки лучше, Дэвид, – сказала мать.

– Джеймс Крейн уже уехал. – Дэвид взглянул на Мэгги, потом на Чарли, который с любопытством бочком подбирался к плите. Схватил сынишку за ворот белой рубашки и подтянул к себе. – Лия говорит, он вернулся в Нью-Йорк. И забрал с собой Ханну. Так что вы его не увидите.

За все месяцы после переезда никто не произносил имя Джеймса Крейна вслух. Все замолчали. Мэгги чувствовала, как к щекам приливает кровь. Желудок выделывал кульбиты. Ну вот и вырвалось – «Джеймс Крейн», словно что-то выскочило из могилы.

– Людям свойственно забывать, – сказал Дэвид. – Иногда. Прошлое остаётся в прошлом.

– Сомневаюсь, – тихо сказала мать. Мэгги помалкивала на случай, если все посмотрят на неё и прочтут её мысли.

Тут из подвала поднялись мужчины – с грязными ботинками, в поту.

– Что случилось? – спросил Дэвид.

– Дальше копать некуда, – сказал один. – Наткнулись на воду.