Текст книги "Прелестная лгунья"

Глава 27

Эванжелина прижимала ридикюль к груди. Внутри был конверт, который Эджертон прислал ей утром с посыльным. Ей не хотелось даже знать, что лежит в конверте, и она боялась, смертельно боялась.

День был холодным, так что Эванжелина видела, как в карете ее дыхание превращалось в пар.

Наклонившись к ней, герцог поплотнее закутал ее ноги пледом.

– Ну разве можно поверить, что всего лишь несколько недель назад мы наслаждались солнцем?

Карета остановилась. За окошком тут же появился улыбающийся Джанипер. Ричард подумал, что тому нравится быть в гуще событий. Впрочем, Джанипер тоже наверняка спрашивал себя, какого дьявола герцогу понадобилось везти молодую леди в военное министерство. И в самом деле, зачем он это делает?

– Нет, – покачала головой Эванжелина. – Не могу поверить.

Она стояла перед мрачным, неприветливым зданием из темно-серого, покрытого сажей камня. Похоже, его надо было хорошенько почистить. Здание окружал высокий черный железный забор. На улице было необычайно тихо; ни стука лошадиных копыт, ни окриков лакеев и кучеров – все боялись нарушить покой достойных мужей, работавших в этом доме. Перед дверью замерли два стражника в старинной форме королевских гвардейцев.

– Отсюда можно увидеть Вестминстер, – сказал Ричард, указывая на аббатство затянутой в перчатку рукой.

– Это просто замечательно, – заявила Эванжелина и, не обращая внимания на недоверчивый взгляд Ричарда, уверенно направилась к черным воротам.

Герцогу не было нужды представляться стражникам, поэтому тяжелые ворота немедленно распахнулись.

– Ваша светлость, – кивнул один из гвардейцев.

– Оставайся с лошадьми, Джанипер, – велел Ричард. Поднявшись по дюжине стоптанных каменных ступеней, они оказались перед огромными дверьми. Стражник нажал на массивную металлическую ручку и низко поклонился герцогу:

– Ваша светлость, секретарь лорда Петтигрю проводит вас.

– Ты можешь смело считать себя самым знаменитым человеком во всей Англии, – шепнула девушка.

– О нет! – покачал головой Ричард. – Меня далеко обошел принц-регент. К тому же я не обращаю внимания на такие вещи. – Он смущенно покосился на нее. – А ты бы предпочла, чтобы на нас не обратили внимания?

– Конечно, нет. Просто все обращаются с тобой так, словно ты и есть принц-регент.

– Нет, что ты! Уверяю тебя, все просто вежливы со мной.

Эванжелина остановилась. Герцог говорил очень тихо, но эхо от его слов гулко отдавалось от высоких каменных стен. Ока огляделась по сторонам. Главный холл поднимался вверх на четыре этажа; площадка каждого была окружена металлическими перилами. Везде, куда ни бросишь взгляд, стояли стражники. Джентльмены разных возрастов в темных костюмах сновали по главному холлу. Увидев Эванжелину, они замедляли шаг. Каждый встречный здоровался с герцогом и кланялся ему.

– Думаю, теперь ты понимаешь, что женщинам здесь не место? – заметил Ричард после того, как какой-то молодой человек едва не споткнулся при виде Эванжелины.

– Ричард, Эванжелина! Вы необыкновенно точны! Добро пожаловать в мой второй дом, – приветствовал их лорд Петтигрю, появившийся из дальнего конца коридора.

В противоположность клеркам и секретарям он был одет в кожаную куртку и коричневые бриджи. Дрю тепло поздоровался с ними, но Эванжелина заметила, что он торопится. Несомненно, ее просьбу он расценил как обычный женский каприз и был недоволен тем, что она заставляет его попусту тратить драгоценное время. Девушка не обижалась за это на лорда Петтигрю. Вспомнив, что привело ее сюда, она опять захотела умереть.

– Спасибо за то, что позволили мне прийти сюда, – с очаровательной улыбкой выдавила из себя Эванжелина. Кивнув, Дрю обратился к Ричарду:

– У нас новости из Парижа. Если ты свободен этим вечером, то кое-кто хотел бы потолковать с тобой.

– Разумеется, – кивнул герцог. – А теперь давай покажем тут все мадам. Ты сам проводишь нас или поручишь это одному из своих подчиненных?

– Чтобы великого герцога Портсмута провожал какой-то клерк? Никогда.

Лорд Петтигрю провел их по мрачным, пропахшим табаком залам заседаний.

– Мне так давно хотелось увидеть комнату председателя палаты лордов, – проговорила Эванжелина, когда Дрю привел их в эту древнюю, обитую дубовыми панелями комнату, в которой велись бесконечные дискуссии о будущем Англии.

Девушка нервничала: ей нужно было попасть в другую комнату. Она уже готова была закричать на лорда Петтигрю, когда тот наконец заявил:

– Ну вот, остался только мой кабинет, но там совсем неинтересно.

Эванжелина наградила его обворожительной улыбкой.

– Ох, как мне хочется поскорее увидеть место, где вы работаете, Дрю, – проворковала она. Похоже, он впервые задумался.

– Обещаю, что на этом я успокоюсь и отстану от вас. Петтигрю все еще сомневался.

– Нельзя же обвинять женщин в том, что им хочется увидеть, где такие важные господа, как вы, проводят время, – добавила она.

– Ну хорошо, Эванжелина, – наконец добродушно кивнул лорд. – Одному Господу известно, сколько времени мы провели там с герцогом. Кстати, по-моему, Фелисии ни разу в голову не приходило ступить ножкой в этот мавзолей.

Поднимаясь на второй этаж, лорд Петтигрю стал обсуждать с Ричардом триумфальное возвращение Наполеона.

– У меня есть достоверные сообщения, что он будет в Париже завтра, – сообщил Дрю. – Трудно представить, что французы готовы встретить тирана с распростертыми объятиями. Возможно, такое настроение вскоре распространится и в Англии. Однако англичане должны знать, какую опасность представляет этот человек для всех свободных стран.

Эванжелина вздрогнула.

Значит, Наполеон и впрямь вот-вот будет в Тюильри? Выходит, все будет именно так, как предсказывали Эджертон и Хоучард? Правда, в сердце девушки еще тлела надежда на то, что французы не захотят больше иметь дела с бывшим императором и французская армия быстро вернет его назад на Эльбу. И тогда они с отцом будут свободны.

– Эванжелина!

– Здесь очень жарко, ваша светлость, – слабым голосом промолвила девушка, кивнув на грязное окно, едва пропускающее лучи солнца.

– Прошу прощения, я что-то не понял, – удивился Петтигрю. – Вы говорите, здесь жарко? – Его глаза сощурились.

– Вам не за что извиняться, – отозвалась девушка. Только сейчас Эванжелина поняла, что лорд извиняется за беспорядок, царивший в его кабинете. Повсюду были разложены географические карты, а кипы бумаг занимали все свободное место. В дальнем конце кабинета стоял массивный стол красного дерева. Двое мужчин, облокотившись на него, изучали какие-то карты.

– Джентльмены, – обратился к ним лорд Петтигрю, – будьте добры подождать меня в приемной. Я освобожусь через пару минут.

Мужчины, оглядев Эванжелину взглядом, в котором сквозили восхищение и нетерпение, смешанные со снисходительностью, собрали какие-то бумаги и вышли из комнаты.

Не обратив на них внимания, девушка небрежной походкой подошла к окну в дальнем конце кабинета и сделала вид, что любуется видом на Темзу. Эванжелина поняла, что лорд Петтигрю нарочно сказал своим служащим о том, что скоро вернется к делам, но ни он, ни герцог не интересовали ее в данную минуту. Из-под полуприкрытых ресниц она смотрела на вторую полку шкафа, стоявшего у стены. Похоже, книги с этой полки снимали нечасто. Именно туда, между третьим и четвертым томами, Джон Эджертон и велел ей засунуть конверт. Стоя у окна и рассеянно отвечая на вопросы Петтигрю, Эванжелина раздумывала о том, как же ей выполнить порученное задание.

– Вы удовлетворили свое любопытство? – наконец спросил герцог.

Повернувшись к своим спутникам, девушка наградила их сверкающей улыбкой и протянула лорду Петтигрю руку.

– Да, разумеется, – ответила она. – Ох, Дрю, спасибо вам большое за доброту. Я знаю, что вы так заняты на службе. Не хочу больше отнимать ваше драгоценное время.

Медленно направившись к дверям, Эванжелина незаметно уронила перчатку на пол.

– Боже мой! – вскрикнула она, когда они вышли в коридор. – Кажется, я уронила перчатку. Я сбегаю за ней.

И не успел лорд Петтигрю отправить за перчаткой кого-то из своих клерков, как Эванжелина быстро прошмыгнула назад в его кабинет. Оглядевшись по сторонам, она умудрилась дрожащими пальцами вставить конверт между нужными книгами, а потом подобрала с пола перчатку. На все ушло не более трех секунд.

– Прошу прощения, – выходя из кабинета и помахивая перчаткой, крикнула она мужчинам. – Так глупо получилось. Зато, к моей величайшей радости, я наконец-то увидела, где на благо Британии трудитесь вы, лучшие умы страны. – Она бы продолжала нести эту чушь, если бы, взглянув на герцога, не поняла, что еще немного – и тот попросту заткнет ей рот рукой.

Оказавшись в экипаже, Эванжелина долго суетилась, расправляя платье и заворачивая пледом ноги. Потом она чинно сложила руки на коленях и выглянула в окно.

– Это была поистине познавательная поездка, – ехидно произнес Ричард, не сводя с нее глаз.

Эванжелина даже не повернулась в его сторону.

– Да, – рассеянно промолвила она. – Мне было так интересно… Признаться, я с детства мечтала о том, чтобы…

– Успокойся Эванжелина. – Он продолжал внимательно изучать ее профиль, спрашивая себя, что же было у нее на уме. – Знаешь, я жду не дождусь дня, когда все-таки начну понимать тебя.

Девушка промолчала.

– Полагаю, теперь тебе захочется посетить палату общин? Сумев наконец взять себя в руки, Эванжелина посмотрела на герцога.

– Нет, – нежным голоском отозвалась она, – честно говоря, теперь мне захотелось поехать в Ричмонд. Хочу увидеть этот твой знаменитый лабиринт.

Глава 28

Сидя в уютном кресле, Эванжелина смотрела в окно на окутанный серым туманом парк, что раскинулся через площадь от особняка. Она жила в Лондоне уже неделю, и, пожалуй, это была самая длинная неделя в ее жизни. Как только лакей входил в гостиную, чтобы объявить о прибытии какого-нибудь гостя, она вздрагивала, опасаясь, что это приехал сэр Джон. После приема негодяй еще не заходил к герцогу Портсмуту, но она знала, что он не отстанет от нее и непременно явится с очередным поручением. Что же все-таки было в том конверте, который она оставила на книжной полке в кабинете Дрю?

Эджертон и Хоучард оказались правы. Газеты пестрели сообщениями о триумфальном возвращении Наполеона в Париж; французская армия встала на его сторону. Все только и говорили, что о Наполеоне и Веллингтоне, да о войне – еще об одной кровавой войне. Каждое утро в спальне девушка внимательно изучала газету, уже прочитанную герцогом. Грейсон сам приносил ей ее. Девушка жадно вчитывалась во все сообщения, касающиеся жизни в Париже. Она ждала новостей, но в то же время боялась, что они будут неутешительными.

Хорошо хоть у нее был Эдмунд. Мальчик стоял на коленях перед камином и переставлял своих солдатиков, половина из которых была англичанами, половина французами. Сам он, разумеется, был одним из командующих. Эванжелина улыбнулась, она все больше и больше привязывалась к племяннику, но не решалась сказать ему об этом. Она так и представляла, какую он состроит гримасу, если она обнимет его чуть крепче, чем, по его мнению, положено. Девушка проводила с ним почти все время. Поначалу это, похоже, было не по нраву мальчугану, но когда он понял, что тетушка не собирается целыми днями обучать его грамоте, то успокоился и стал смеяться и веселиться, как обычно. Эдмунд даже сказал, что, пожалуй, не станет убивать Эванжелину-разбойника на этой неделе и подождет до следующей. Довольная, девушка прижимала руки к груди и без конца благодарила ребенка. Эдмунд в ответ лишь фыркнул, а потом, к удивлению Эванжелины, крепко обнял ее и побежал играть. Она все крепче привязывалась к нему и не хотела с ним расставаться. Нет, она не станет думать об этом. Мысли о том, что ждет ее впереди, были невыносимы, потому что ее либо объявят предательницей, либо убьют.

Но у Эдмунда должно быть будущее. Для этого Эванжелина сделает все, что угодно. С каждым днем ребенок все больше и больше походил на отца. Если Эдмунд был не с ней, значит, он развлекался в компании Ричарда, который то катался с ним верхом, то возил его в Таттерсалз смотреть на лошадей; однажды Ричард даже взял его в спортивный клуб. Эванжелина знала об этих поездках все, потому что Эдмунд целыми вечерами рассказывал ей о них.

Он и кое в чем другом напоминал отца: ей никогда не бывало скучно с ним. Правда, сам мальчуган еще не понимал этого, но если бы это стало ему известно, то он был бы очень доволен. Только вчера он признался Эванжелине, что она нравится ему больше, чем Филип Мерсеро, что было большой честью для девушки. Эдмунд сказал Эванжелине, что она даже лучше, чем Роан Каррингтон, но при этом его голос звучал уже не так уверенно.

– Это не продлится долго, – говорил он ей. – Тебе надо просто подождать, Ева. Веллингтон непременно убьет его. Он подъедет к нему на своем коне и вонзит свою шпагу прямо Наполеону в глотку. И тогда ты снова будешь счастлива. Господи!..

Неуверенно встав с кресла, Эванжелина подошла к Эдмунду и опустилась возле него на колени. Она не могла допустить, чтобы ребенок делал такие выводы, хотя, признаться, его догадки были правдой.

– Что ты имеешь в виду, Эдмунд?

Но внимание мальчика в тот момент было приковано к его английскому батальону. Он выставил на поле брани с дюжину пушек, а потом поставил перед строем солдат, выстроившихся в одну линию, их капитана.

– Папа сказал, чтобы я не дразнил тебя, – наконец сказал мальчик, подняв на тетю глаза.

Господи! Неужто это так заметно? Но она давно не видела герцога, точнее, они стали встречаться очень редко.

– А мне нравится, когда ты дразнишь меня, – призналась девушка. – Где твой пистолет? Знаешь, я, пожалуй, готова убежать от тебя, а смелый мальчик поймает меня, безжалостного разбойника, и застрелит – н я упаду с лошади. Ох, только не говори, что ты истратил все пистоны на павлинов!

Эдмунд серьезно, совсем не по-детски, взглянул на нее.

– Ты пытаешься отвлечь меня, придумываешь всякие истории, чтобы я не думал о том, что происходит, – неожиданно заявил он. – А вот папа сказал…

– Так что же сказал твой папа, Эдмунд?

Герцог стоял в дверях, скрестив на груди руки. Похоже, он зашел в детскую только сейчас, во всяком случае, Эванжелина надеялась на это.

Девушка хотела было встать с ковра, но Ричард остановил ее взмахом руки.

– Нет, Эванжелина, не вставай. Вы так уютно тут сидите. Так что же я говорил тебе, Эдмунд? – Подойдя к ним, герцог тоже опустился на колени.

Мальчик тер между ладонями дуло игрушечной пушки.

– Я разогреваю порох, – сообщил он, но, увидев вопросительно поднятые брови отца, добавил:

– Ты говорил, что она несчастна. Ты сказал, что я не должен донимать ее. А я пообещал Еве, что Веллингтон переломает Наполеону кости. Я хотел, чтобы она улыбнулась. Она и в самом деле слегка улыбнулась, папочка.

Герцог посмотрел на девушку поверх головы сына.

– Так твоя попытка увенчалась успехом? Спроси ее, сынок.

Сдвинув головного коня левее, мальчик обратился к Эванжелине:

– Я ведь сделал тебя счастливой, правда?

– Счастливее кошки, свалившейся в кринку со сметаной, – промолвила девушка. – Разве ты не помнишь? Вчера вечером ты рассказал мне продолжение своего рассказа, и я смеялась до слез.

– Так оно и было, папа. Рассказ получился смешным и понравился ей. И бабушке тоже. Я думал, что бабушка упадет на пол – так сильно она смеялась. Бабушка сказала, что я самый лучший внук на свете.

– Ты же ее единственный внук, – заметил Ричард. – Думаю, это была ироничная похвала.

– Ир.., ироничная? – переспросил мальчик. – Надо мне добавить иронии в мой рассказ. Надеюсь, ты объяснишь мне, что это такое, когда я соберусь воспользоваться ею. А ты хочешь послушать мой рассказ, папочка?

– Да, сегодня же вечером. Ты расскажешь мне его, и я тоже вдоволь посмеюсь.

– Он очень умен, ваша светлость. А теперь, Эдмунд, покажи папе, какую ты будешь использовать тактику, чтобы победить Наполеона. – С этими словами Эванжелина отодвинулась от игрушечного поля брани, а отец и сын принялись увлеченно играть в солдатиков под неумолчную болтовню ребенка.

– Неплохой выстрел, Эдмунд, – заметил Ричард. – Да, целься пушкой в левый фланг. Все так, отлично. А теперь стреляй.

– Я попал в тебя! – закричал мальчуган. – Ядро угодило тебе в пах!

– Черт возьми, ты прав. Надо мне быть повнимательнее, а то ты перебьешь весь мой батальон. А откуда ты узнал слово “пах”?

– От Баньона, – пожал плечами Эдмунд. – Он сказал, что я должен беречь свой животик и пах, потому что это самые мягкие части моего тела. Смотри-ка, папа, Ева смеется.

– Да, у нее даже глаза загорелись, правда, совсем немного. А как ты отнесешься к тому, чтобы съездить с бабушкой на благотворительный базар?

От восторга Эдмунд едва не лишился дара речи.

– Я там еще не бывал. Да, папочка, конечно, мне хочется поехать!

– Отлично, Баньон уже поджидает тебя за дверьми с твоими курточкой и перчатками. Да и бабушка, пожалуй, ждет не дождется.

Обхватив Эванжелину за шею, Эдмунд громко чмокнул ее в щеку, поклонился отцу и опрометью выбежал из комнаты. Девушка услышала голос Баньона, но не разобрала слов. Зато Эдмунд громко завопил от радости.

Обратившись к герцогу, который лениво растянулся на полу среди солдатиков и пушек и выглядел просто великолепно, девушка спросила:

– А ее светлости известно, какая угроза ей уготована?

– Ты думаешь, я заставил ее поехать на базар с внуком только потому, что хотел остаться с тобой наедине? – Он встал, подал Эванжелине руку и помог девушке подняться.

Эванжелина подняла голову. Даже смотреть на Ричарда доставляло ей огромное удовольствие. Сглотнув, она хотела было отойти в сторону, но герцог крепко держал ее за руку.

– По правде говоря, мне очень хотелось остаться с тобой наедине, прижимать тебя к себе, однако отправиться на прогулку с Эдмундом было ее идеей. Впрочем, если бы мне первому пришло это в голову, я бы непременно сделал все для того, чтобы отвоевать тебя на несколько часов. – Скользнув вверх по ее рукам, он обхватил ее шею, а большими пальцами приподнял подбородок. – Думаю, мне стоит немедленно поцеловать тебя, иначе я просто лишусь рассудка. – Наклонившись к Эванжелине, Ричард нежно дотронулся губами до ее мягких губ.

Она тихо застонала. Разум говорил ей, что надо отойти от него, не поддаваться эмоциям, но сердце не слушалось голоса разума. Эванжелина прильнула к Ричарду всем телом, и он тут же крепче прижал ее к себе и даже слегка приподнял, так что она оказалась почти одного с ним роста. Сквозь одежду она чувствовала, как его возбужденная плоть вжимается ей в живот, теперь Эванжелина уже понимала, что это такое. Поцелуй стал более страстным, но его язык лишь осторожно дотрагивался до ее языка – он не хотел путать ее.

Пугать? Но это же нелепо! В ней не было страха. Ей хотелось, чтобы они сбросили одежду, а потом он бы лег прямо на пол, а она бы села на него верхом и целовала его, насколько хватит дыхания. Эванжелина испытывала горячее желание ласкать его, трогать, целовать его губы, грудь, шею, все… Но больше всего ей хотелось сказать ему правду, и тогда…

Эванжелина заставила себя отстраниться от Ричарда. И он отпустил ее. Подняв на него глаза, она увидела, что его темный взор затуманился. Эванжелина догадалась, что он мечтает о том же. Она отвернулась.

Что она могла ему сказать? Что сделать?

– Не могу и представить, чтобы хоть одна женщина избегала вас, ваша светлость, – пролепетала девушка.

– А знаешь, – просто сказал он, – у меня, между прочим, есть имя, и я называл тебе его. И, кстати, просил обращаться ко мне на ты. Во всяком случае, женщина, ответившая на мои ласки, должна называть меня по имени, а не “ваша светлость”. Можешь называть меня Сент-Джон, если имя Ричард тебе не по нраву. Собираясь выпороть, отец всегда называл меня Сент-Джоном, правда, порол он меня нечасто. Однако, даже избегая меня, Эванжелина, ты стараешься задеть меня какими-то колкостями. Впрочем, ты же сама видишь, что они не удерживают меня. Я хочу тебя. Сильнее, чем вчера, сильнее, чем сегодня утром. С этим надо что-то делать.

При этих словах Эванжелина закрыла глаза. Он хотел ее. И что скрывать, она тоже жаждала его ласк, но ей было страшно даже подумать об этом. Потому что герцог был сведущ в любви, многие женщины добивались его близости, он привык к женскому вниманию, и вот теперь она заинтересовала его.

– Это ты донимаешь меня колкостями, – с трудом проговорила она. – У тебя острый язык, а я лишь стараюсь отвечать.

– Приятно слышать, особенно если представить, что мой язык попал в твой ротик, – усмехнулся Ричард.

Эванжелина вспомнила, как он, обнаженный, выходил из моря. Нет, она сошла с ума. Похоже, она наконец-то стала понимать, что такое страсть.

– А разве тебе не с кем развлечься? – чужим голосом произнесла она. – Не сомневаюсь, что найдется много женщин, готовых прибежать к тебе по первому же зову.

– Возможно, – кивнул Ричард, вспомнив о Моргане. Он заплатил ренту за ее милую квартирку до конца квартала. – Но это не важно. – Его рука нежно обхватила ее шею, большой палец стал поглаживать пульсирующую жилку.

Эванжелина не двинулась с места. Она стояла, глядя на пламя, пляшущее в камине, но жар от его тела был сильнее, чем от огня.

– В чем дело, Эванжелина? – прошептал он ей в ухо. – Ты почему-то боишься меня? Боишься, что, соблазнив, я брошу тебя? – Его сильные пальцы продолжали ласкать ее шею. А потом он медленно повернул ее к себе. – Ты боишься меня?

– Нет, я боюсь за тебя.

Его брови удивленно приподнялись.

– Что это означает? Она покачала головой.

– Ты не скажешь мне, что имела в виду?

Она снова покачала головой, не произнося ни слова. А потом почувствовала, как его губы нежно дотронулись до ее рта. И тут же все закружилось, и она снова захотела его, хотя еще не понимала толком, как это будет. Но Эванжелина уже представляла, что он овладеет ею. Это, должно быть, странно, но прекрасно, раз он будет так близко. Ей хотелось прижаться к нему, ощутить биение его сердца. Еще никогда Эванжелина не испытывала такого удовольствия от прикосновений. Она таяла в его объятиях, чувствуя, как его руки будят в ней огонь желания, и, млея от наслаждения, закрыла глаза.

– По-моему, твой покойный муженек был полным идиотом, – вымолвил герцог, касаясь губами ее губ.

Она попыталась вырваться, но он крепко держал ее.

– Нет, как я тебе говорила, Андре был прекрасным человеком.

– Но я же учу тебя целоваться, Эванжелина. Не знай я, что ты вдова, мне бы пришло в голову, что я первый мужчина, прикоснувшийся к твоим губам.

– Андре… – пролепетала девушка. – Он был моим мужем.

Он снова поцеловал ее, на этот раз поцелуй был более горячим. Изумленная, Эванжелина отпрянула назад, но Ричард удержал ее.

– Ты для меня просто загадка, Ева, – шепнул он. Ему и в голову не приходило, кем она была на самом деле. Эванжелина уже открыла было рот, чтобы все рассказать ему, но тут же вспомнила, что Эджертон убьет Эдмунда, если правда выплывет наружу. Нет, этого ей не вынести.

– Ваша светлость, прошу прощения за вторжение, но пришел ваш портной. – Это был Грейсон – он обращался к Ричарду из-за закрытой двери.

Упершись в лоб Эванжелины, Ричард ослабил объятия.

– Спасибо тебе, Грейсон! – крикнул он. – Скажи ему, что я скоро приду.

Потом он выпрямился и поправил платье Эванжелины.

– Ну вот, – удовлетворенно промолвил герцог, – теперь никому и в голову не придет, что ты была готова отдаться мне прямо на ковре детской. – Отвернувшись, он добавил:

– Мы должны решить, что нам делать, Эванжелина. Полагаю, твой дорогой покойный Андре больше не владеет твоими помыслами.

Она не успела ответить ему: повернувшись, Ричард быстро вышел из детской.