Текст книги "Ледяной"

Глава четырнадцатая
Мох «кроличьи ушки»

«Наверное, это знак, – подумала Гвиннет, – знак того, что я движусь в верном направлении». Знаком был восходящий поток теплого воздуха, позволявший ей парить без усилий, – не пошевелив ни единым перышком, она вознеслась высоко над землей. Сова закрыла глаза и представила, что волшебным образом оказалась вне времени и пространства. Великий Глаукс, как же хорошо быть птицей! И не просто птицей, а совой! Она не помнила уже, когда в последний раз ловила теплый восходящий поток. Обычно такие потоки встречались в районе Кольца Священных вулканов. Но до Кольца отсюда еще далеко.

Ветры явно помогали Гвиннет в поисках места, где скончался ее отец и где должен была находиться его шлем. Гвиндор всегда поддерживал с волками тесные связи. Он понимал их как никакая другая сова, уважал их обычаи и традиции и передал свое увлечение дочери. И она сознавала, что, если хочет найти отцовский шлем, должна воспользоваться услугами волка, обладающего превосходным нюхом. И не просто волка, а волчицы Сарк-из-Топи, славящейся своим чутьем.

Сарк была лучшей подругой Гвиннет в краю Далеко-Далеко. В последнее время сова часто задавала себе вопрос, как там поживает старая волчица с тех пор, как исчезли стада. Ведь совам приходилось гораздо легче, чем волкам: им требовалось меньше пищи, да и добыча, на которую они охотились, была мельче – в основном грызуны да змеи. Маленькие животные не мигрировали, и для охоты на них не нужно было тратить много сил. Всегда можно было найти полевку-другую в норке под кустом орешника или под каштановым деревом, а таких кустов и деревьев в Серебристой Мгле, где сейчас жила сипуха, – миллионы. Обычно Гвиннет отправлялась к Сарк, прихватив в подарок угольки, но на этот раз, прежде чем взлететь и отправиться на запад, она прикрыла горячие угли мхом и положила на него трех полевок из последней добычи, завернутых в еще более плотный слой мха.

Топь скрывалась под густыми облаками. Прорвавшись сквозь них и увидев клубы дыма, поднимавшиеся из гончарной печи Сарк, Гвиннет очень обрадовалась. «Это хорошо, – подумала сипуха. – Это значит, что топливо у нее еще не закончилось».

* * *

Сарк учуяла запах Гвиннет, когда та еще кружила высоко над ее головой. К запаху совы примешивались запахи тлеющих углей, мха и вкусных полевок! В предвкушении пищи из пасти Сарк заструилась слюна. Обычно она грызунов не ела, но сейчас голод был силен настолько, что волчица даже была согласна еще раз съесть кладку крачки. Оказалось, что зарытые в земле яйца вовсе не гнилые – просто у них такой вкус. Вкус этот, на взгляд Сарк, как нельзя лучше соответствовал характеру болотной птички, самой несносной среди всех крылатых. Летающие хорьки – так она прозвала крачек. Ужасно беспокойные, постоянно дерущиеся между собой, норовящие стукнуть своим острым клювом любого, кто случайно зайдет на участок, который они считают своей территорией. Год тому назад Сарк уже преподала им урок – несколько раз неожиданно подпрыгнула и ударила птиц лапой. Несколько крачек после этого урока так и не оправились, зато остальные оставили волчицу в покое и старались держаться подальше от ее логова.

Гвиннет опустилась на землю.

– Где же тебя носил Великий Глаукс, выражаясь вашим языком?

– Я была в Серебристой Мгле, мадам. Здесь стало просто невозможно заниматься кузнечным делом.

Разговаривая с Сарк, совы часто называли ее «мадам». Гвиннет точно не знала, кто первым придумал такое обращение. Вполне возможно, что это был ее отец, Гвиндор, питавший к Сарк огромное уважение и жаловавшийся на то, как несправедливо к ней относились другие волки. Гвиндор приходил в ужас, когда вспоминал, что ее среди волков называют «ведьмой». Тем более важно называть ее «мадам», повторял он своей дочери. «Так мы покажем волкам, как следует выказывать надлежащее почтение!»

– И еще я не хотела ссориться с волками из-за добычи, – добавила Гвиннет и немного помолчала. – Конечно, я не могу загнать карибу или какое-нибудь еще крупное животное. Но я принесла полевок. Извини, я знаю, что волкам грызуны не особенно нравятся…

– Поверь мне, нравятся! Особенно после яиц крачки.

– Ах, неужели даже до этого дошло?

– Дошло. По крайней мере, я дошла.

– А выглядите неплохо.

– Не смеши меня. Я всегда выгляжу ужасно. Но полевки пахнут замечательно.

– Я завернула их в мох «кроличьи ушки» и положила на угли. Да, я еще немного углей принесла.

– Очень любезно с твоей стороны.

– Ешьте не спеша. Они очень питательные, потому что питаются орехами. Не хотелось бы, чтобы у вас разболелся живот.

– После тех вонючих яиц вряд ли что-то повредит моему животу.

Сарк порылась во мху и достала успевшую немного поджариться полевку. Принюхавшись, она воскликнула:

– Какой чарующий запах!

– Это мох. Он так пахнет, когда сырой.

Не обращая внимания на предупреждение Гвиннет, Сарк разделалась с полевкой за пару секунд.

– Но ты, видимо, прилетела не только затем, чтобы накормить меня, – сказала она, проглотив последний кусок.

Гвиннет замялась. Да, у Сарк остер не только нюх. Инстинкты и интуиция у волчицы были отточены до предела, так что бесполезно даже пытаться что-то скрывать. Ее просто так вокруг когтя не проведешь.

– Да, вы правы… но…

– Говори, Гвиннет. Я давно знаю тебя, а твоего отца, Гвиндора, знала еще дольше.

– Вот как раз про отца я и хотела поговорить, – выпалила сипуха. – Да, я помню, что вы искали его могилу, когда пришла весть о его смерти, но…

Сарк глубоко вздохнула.

– Мы искали, моя дорогая. Помнишь, я позвала тебя с собой. И что мы обнаружили?

– Ничего.

Гвиннет потупила глаза и стала нервно переминаться с лапы на лапу.

– И почему ты думаешь, что мы найдем ее на этот раз?

– Ну, потому что на той могиле должна находиться метка героя – шлем и забрало боевой совы.

– Ты что, кэг-мэг? С каких пор могилы сов отмечают знаками героя?

– Я понимаю… что это звучит немного необычно… Но это правда.

– Почему ты так думаешь? Кто тебе об этом сказал?

– Скрум… – неуверенно пробормотала Гвиннет.

– О Великий Люпус! – воскликнула Сарк в раздражении. Ее блуждающий глаз бешено завертелся, едва не выскакивая из глазницы, словно он жил сам по себе. И хотя ветра не было, мех волчицы встопорщился, как будто от ветра. Маленькие сосульки зазвенели друг о дружку.

– Скажу честно, Гвиннет, ты прекрасно знаешь, как я отношусь к рассказам про скрумов, духов и привидений. Это всего лишь кусок оленьего навоза! Конечно, сверхъестественное – это же так важно! – произнесла она ироническим тоном.

– Не говорите так! – Гвиннет выпрямилась и практически застыла на месте, как это делают испуганные совы. Ее реакция удивила волчицу.

– Как?

– Вы смеетесь над моими словами.

– Но я не верю в скрумов.

– Неважно, верите вы или нет. – Гвиннет склонила голову набок и заглянула Сарк прямо в глаза. – Важно то, что верю я. Выслушайте меня хотя бы из вежливости.

Она помолчала и добавила:

– Пожалуйста, мадам.

Сарк испытала нечто вроде угрызений совести, что случалось с ней нечасто. Она восхищалась Гвиннет, потому что у себя в кузнице эта сипуха делала произведения искусства, а не оружие. А кроме того, всегда старалась узнать о волках побольше и даже выучила их язык. Конечно, он не особенно отличается от совиного, но все равно многие слова и выражения в нем совам непонятны. Гвиннет знала волчьи предания, легенды и законы. Уже за одно это она достойна уважения. Но самое поразительное, что Гвиннет подружилась с малькадом Фаоланом, когда тот еще был молодым волком-одиночкой. Без помощи Гвиннет Фаолан, возможно, и не нашел бы дороги к клану МакДунканов и не попал бы в конечном итоге в Стражу, где продемонстрировал все свои необычайные способности. Да, Гвиннет заслуживала, чтобы ее выслушали.

– Ну хорошо. Извини. Расскажи мне про скрума.

– Это была моя тетушка, – ответила Гвиннет спокойно.

Она рассказала про появление призрачной дымки на ветвях дерева и про загадочные слова призрака.

– Ну ладно, Люпус с ней, с меткой героя. Что там насчет шлема?

– Где бы он ни находился во время… смерти моего отца, сейчас его там нет. Кто-то забрал шлем.

Сова немного помолчала и горестно добавила:

– Потревожил.

Гвиннет знала, что волчице известно, насколько высоко ценят совы-кузнецы свои изделия. Потревожить вещи умершей совы – настоящее святотатство.

Сарк молчала, опустив глаза. Шлем и забрало совы. Совы-стражника. На голове волка. Нечто подобное она когда-то давно уже видела, но сохранилось ли еще в кувшинах памяти столько запаха, чтобы пробудить воспоминания?

– Пойдем, – сказала Сарк и направилась к входу в свою пещеру.

Гвиннет последовала за ней. Огонь, возле которого на шкурах обычно отдыхали волчицы, родившие малькадов и изгнанные из клана, почти угас. Они прошли мимо кострища вглубь пещеры, где возле стены на полках и подставках стояли ряды глиняных кувшинов и горшков самых разных размеров. Некоторые свисали с потолка на шнурах из сухожилий карибу.

– Жди здесь, – приказала волчица.

В дальнем углу было темно хоть глаза выколи, но темнота никогда не пугала сов. Во мраке Гвиннет видела почти так же хорошо, как и при дневном свете. Очевидно, Сарк все-таки вспомнила об этом – она повернулась к сове спиной, загораживая ей обзор. Сипуха услышала тихое позвякивание – должно быть, волчица поставила кувшин на пол, открыла крышку и принюхалась к его содержимому. Даже если бы Гвиннет тоже захотела принюхаться, у нее ничего бы не получилось – совы почти не воспринимают запахи, в этом она, конечно, сильно уступала волчице.

А Сарк, увлеченная целым хороводом запахов, уткнулась носом в узкое и длинное горлышко. В кувшинах, сделанных из собранной с речного дна глины и обожженных в ее гончарной печи, хранились впечатления о разных событиях жизни волчицы – священные воспоминания, не позволявшие ее сознанию окончательно потеряться в пестрой суматохе будней. Сейчас Сарк казалось, будто она попала в стремительный поток с бурными порогами и водоворотами.

Она открыла второй кувшин, потом еще один. Гвиннет слышала, как Сарк глубоко вздыхает – раз за разом. Сова даже слышала учащенное сердцебиение волчицы.

Сквозь вереницу воспоминаний пробивалось одно особенно яркое впечатление. Блеск. Вспышка света. Металлический отблеск! Но запах… этот поразительный запах. Как часто Гвиндор опускался на землю рядом с моим горном, и от его перьев исходил тот же самый запах мха! «Кроличьи ушки». Отблеск пламени на шлеме. Но он отличался от шлема, в котором танцевал тот странный волк.

– Мадам! Послушайте, мадам!

Гвиннет вспорхнула и захлопала крыльями над головой Сарк.

– С вами все в порядке?

– Мох «кроличьи ушки»! – воскликнула Сарк, широко открыв глаза.

– Все хорошо? Вы едва не упали в обморок…

– Вот именно, едва.

Сарк сделала несколько неуверенных шагов назад и обвела кувшины памяти подозрительным взглядом.

– Вы что-то кричали про мох.

– Да, конечно. Это был ключ, понимаешь?

Гвиннет удивленно помотала головой.

– Ты принесла полевок, завернутых в мох «кроличьи ушки». Он был немного подпален, поэтому я не сразу узнала запах, но потом… да-да! Закраины!

– Закраины? Вы о чем?

– Шлем отсвечивал, блестел на солнце или в огне, и я вспомнила – по запаху. Закраины! Как же я сразу не догадалась!

– Не догадались о чем?

– Понимаешь, твой отец, Гвиндор, сделал на шлеме специальные желобки, по которым скользит забрало. Они называются закраины. Но с тех пор, как я в последний раз видела шлем вблизи, прошло много времени. Не хочу оправдываться, но мерзкий запах яиц отбил воспоминания… меня едва не вырвало. Я не узнала шлем Гвиндора!

– Да, на шлеме действительно были такие выемки, по которым легко скользили уголки маски. Но я до сих пор не понимаю, о чем вы говорите.

– Разве совы не подбивают шлемы изнутри мхом для мягкости?

– Да, все так делают.

– Все совы, да, – но не волки. Тот волк этого не знал. Мох ему не нужен. Мех и так неплохо пружинит.

– Какой волк?

– Я видела шлем твоего отца, Гвиннет! Но не на сове – на волке!

– Что?

Теперь уже Гвиннет пошатнулась и едва не свалилась в обморок.

Глава пятнадцатая
Прерванный танец

Сугробы и ветер замедляли путь к курганам. Казалось, что те находятся совсем близко, но прежде чем пять волков до них добрались, прошел почти день. Сейчас они шли в синеватой тени покрытых льдом скал Кровавого Дозора. Кое-где на вершинах виднелись одинокие стражники.

– Великий Люпус! – пробормотала Эдме, кивком указав на гряду курганов. – Как они только несут стражу? Здесь как минимум тридцать вершин, но волки есть только на четырех или пяти.

– Может, мы не всех видим при таком освещении и на таком расстоянии. Подойдем поближе, тогда и посмотрим, – сказал Свистун.

– Будем надеяться, что так и есть, – сказал Фаолан без особой надежды в голосе.

– Интересно, а пророк тоже там? – спросила Дэрли.

– Не знаю. Между Темным Лесом и этим краем мы уже повидали немало кругов. Трудно представить, будто он находится одновременно во многих местах, – сказал молодой страж. – Будем надеяться, что волки Кровавого Дозора его остановят. Прекратят эти безумные пляски.

– Словно заразная болезнь, которая распространяется все шире и шире, – сказала Эдме. – Ну, то есть этот танец – он как болезнь. Может, пророк начал первым, а потом уже остальные стали танцевать сами. Не может же он приходить ко всем, как Скаарсгард.

Она задрала морду и посмотрела на небо. Но его затягивали тучи, и созвездий не было видно.

– Сдается мне, этот так называемый пророк – просто обычный волк.

– Обычный голодный волк, – добавила Мхайри, – у которого от голода помутилось в голове, а костный мозг совсем разжижился. Может, он даже не такой уж плохой. Просто глупый.

Эдме настороженно принюхалась.

– Ветер подул навстречу. И, кажется, мы снова нашли круг танца.

– Я уже чую запах чужаков, – наморщила нос Мхайри.

– Да, ветер нам помогает. Надеюсь, они нас не учуют. А если ветер переменится, то их обманет запах лисы, в норе которой мы ночевали. Посмотрим, что там. Но только посмотрим. На глаза им постараемся не попадаться, – решил Фаолан.

Все пятеро подошли к источнику странных звуков как могли близко. Взобравшись на вершину небольшого холма, они разглядели внизу круг, в котором танцевали несколько волков.

– Смотрите! – прошептала Эдме.

– Они что, действительно двигаются? Так медленно… – отозвалась Дэрли.

– Один упал, – сказал Фаолан.

Они не знали, как долго танцевали эти волки, но со стороны казалось, что все они находятся в глубоком трансе. Танцующие делали шаги совершенно не думая, как будто во сне, и это было самое странное зрелище, какое только доводилось видеть наблюдателям. Танцоры медленно кружили на подгибающих ногах. В слабом свете луны, под звездным небом, они казались призраками, утратившими всю свою жизненную энергию – как говорили волки, «с вытекшим костным мозгом». У них было волчье обличье, но это были лишь тела, внешние оболочки, занятые какими-то иными существами. Танцуя, они издавали хриплые, клокочущие звуки, не похожие на голоса обычных волков и недоступные для понимания.

Эдме размышляла вслух:

– Лорды Адер и Джарне, конечно, плохие волки, но они хотя бы кажутся нормальными…

– Тсс, давай послушаем, – остановил ее Фаолан. – Похоже, они начали какую-то песню.

Танцоры и в самом деле потихоньку завыли, и их жалобный вой чем-то походил на глаффлинг – траурный плач по скончавшемуся волку. Сначала он был совсем непонятным, но потом Фаолану удалось различить слова:

 
Тело… тело… убивай! Дух внутри освобождай!
Мы в ночи к тебе взываем, твое имя повторяем.
Скаарсгард, наши шкуры
Полиняли в свете хмуром.
Не едим мы и не пьем,
Твоего явленья ждем.
Без тепла и без огня
Твои слуги ждут тебя.
Смерть – вот наше избавленье,
Награди нас за терпенье.
 

Казалось, будто жутковатый вой и вонь разъедают морозный ночной воздух, но тем не менее в песне танцоров было что-то болезненно-чарующее. Несмотря на отвращение, пятеро волков ощутили странное возбуждение, дошедшее почти до костного мозга. Они понимали: чтобы не сойти с ума, им нужно держаться вместе. Фаолан положил лапу на плечо Мхайри, Эдме прижалась к Дэрли, а Свистун уткнулся носом в мех одноглазой волчицы. Как будто от танцоров исходили опасные испарения – ядовитые, но загадочно-привлекательные.

«Да, сдаться – очень просто, – подумал Фаолан. – Слишком просто. Неужели и я попаду под очарование смерти, когда настанет мой последний час? Неужели голодающий волк влюбляется в свой голод?»

Некоторые танцоры уже не могли стоять на ногах и, потеряв сознание, падали на землю.

Один из танцующих был покрыт шкурой карибу, и, когда он споткнулся, шкура слетела с него. Дэрли всмотрелась внимательнее и неожиданно встрепенулась.

– Мама! – пролаяла она. – Это же мама!

И действительно, это была Кайла, некогда гордая, независимая волчица, главная загоняющая клана МакДунканов. Сейчас она стояла не двигаясь посреди остальных танцоров, прикрыв глаза, совершенно безучастная ко всему, что происходит вокруг. Дэрли с Мхайри уже не могли оставаться на месте – они ринулись вниз по холму к матери. Фаолан, Эдме и Свистун остались наверху, недоверчиво всматриваясь в черты волчицы. Если бы не сестры, они бы ни за что ее не узнали. Некогда лоснящийся мех потускнел и потемнел, местами был вырван клочьями, покрыт бурыми пятнами крови и желтыми кляксами смолы. Из-за туч снова выглянула луна, и длинные переплетающиеся тени танцоров, казалось, опутали Кайлу жуткой паутиной.

– Мама!

Мхайри подбежала к матери и замерла перед ней.

– Это мы, твои дети. Мхайри и Дэрли.

– Ах, мама, мама, – всхлипывая, выдавила Дэрли.

Кайла моргнула, и в ее глазах проскользнула живая искорка, так хорошо знакомая сестрам. На мгновение в них отразилась нежность, а затем глаза подернулись мутной пеленой и искорка погасла.

Кайла обнажила зубы и зарычала. В этом странном звуке смешались страх и угроза. Уши ее болезненно дергались.

– Я не ваша мать. Я никогда не была вашей матерью! Никогда! Никогда!

– Не говори так, мама! – плакала и трясла головой Мхайри. – Мы твои дочери!

Она продолжала уговаривать Кайлу, а Дэрли просто в изумлении смотрела на мать, потеряв дар речи.

– Нет! Нет! Я была вашей второй кормилицей, и только.

Кайла пошатнулась и огляделась по сторонам, словно вспоминая, что с ней происходит.

– Вы обе были из одного выводка. Обе нормальные. Был еще один щенок, малькад. Закон вам известен.

Голос у нее сорвался, она перешла на высокий тон, почти насмешливый, но одновременно жуткий.

– Вашу настоящую мать выгнали из клана, а вас отдали мне.

– Не говори так! – умоляла Мхайри.

– Она сошла с ума! – воскликнула Дэрли.

– Я наконец-то сказала вам всю правду. Эйрик – не ваш отец. Я – не ваша мать. Я отрекаюсь от вас! Отрекаюсь! Отрекаюсь!

Обычно трижды отрекались супруги, если их вторую половинку уличали в неверности, или наоборот. Но от детей так не отрекалась еще ни одна волчица!

Глава шестнадцатая
Пещера Древних Времен

– Мы твои дочери, – не сдавалась Мхайри. Но едва Кайла собралась что-то сказать в ответ, как словно ниоткуда, из тени, вырос чужак и бросился на одного из танцоров, только что упавшего на землю. Он не рассчитал прыжок и повалился на Кайлу, вцепляясь зубами в ее бок. Подбежали Фаолан с Эдме, прыгнули на нападающего и сбили его с ног, но для тощего усталого волка он оказался слишком проворным, да к тому же от него разило смертью. Страж понял, что чужак выжидает, пока кто-нибудь из танцоров не упадет от усталости, а потом съедает их. Это был волкоед.

Еще никогда Фаолан не испытывал такой ярости и негодования. Костный мозг его словно вспыхнул – от ненависти к чужаку. Волкоед ловко вывернулся у него из-под брюха, а Фаолан встал на задние лапы и угрожающе мотнул головой, отчего Эдме в страхе отшатнулась. Зеленые глаза стража почернели, а кончики шерсти на загривке побелели. Испуганная Эдме подумала, что Фаолан перестал быть волком, что он превратился в какое-то другое животное в шкуре волка – невероятно большое и страшное. Фаолан зарычал, и рык этот не походил на волчий – он шел откуда-то изнутри, раздаваясь раскатистым эхом. Подпрыгнув, серебристый волк ударил чужака передними лапами. Кривая лапа казалась больше остальных, и, когда она соприкоснулась с черепом чужака, послышался сухой треск. Голова волкоеда дернулась под неестественным углом, он рухнул на землю и больше не поднимался. С ним все было кончено.

Фаолан, Эдме, Свистун и сестры стояли в молчании. Танцоры продолжали свои странные телодвижения – все, кроме Кайлы: та повернулась и побрела прочь. Снова повалил снег, и через несколько секунд фигура волчицы растворилась в туманной мгле.

Эдме повернулась к Свистуну:

– Ты видел?

– Как Фаолан ударил чужака и сломал ему шею?

– Да… но это точно был Фаолан?

– О чем ты? – недоумевал Свистун.

«Он не видел!» – мелькнуло в мыслях у Эдме. Она не могла в это поверить. Неужели Свистун не заметил, как побелел мех Фаолана, как расширилась его узкая морда, как раздулись ноздри и сплюснулся нос? Это была морда и мех медведя-гризли. И разве волки так бьют передними лапами? Он просто дал затрещину – по-медвежьи, со всего размаха. Неужели только она одна была свидетельницей странного преображения молодого глодателя?

Распростертое тело чужака быстро покрывал снег. Он падал так густо, что танцорам было сложно двигаться, и они почти остановились. Всё вокруг превратилось в непроницаемое мельтешение снежинок.

– Нужно увести отсюда Мхайри и Дэрли, – сказал Фаолан. – Вы только взгляните на них!

Сестры жались друг к другу и всматривались в пургу – туда, куда ушла их мать.

– Нельзя ее оставлять! – всхлипывала Дэрли. – Она обессилела и истекает кровью.

– Пойдем по ее следам! – предложила Мхайри.

– Нет! Только не против ветра! Снегопад усиливается, скоро начнется снежная буря, – пролаяла Эдме. – Нужно найти укрытие. Мы просто превратимся в сугробы, если не найдем пещеру или нору. Что угодно!

– А с ними как быть? – спросила Мхайри, указывая на волков Скаарсгарда. Танцевали лишь трое. Остальные лежали на земле и быстро превращались в снежные холмики.

– К утру они умрут, – сухо сказал Фаолан. – И мы тоже, если не найдем укрытие.

В безумном снежном вихре на зрение надежды не оставалось, приходилось полагаться лишь на слух. Фаолан навострил уши и посреди завывания и свиста ветра различил глухой звук – смутный глухой гул, как будто дрожала сама земля. Или как будто ветер проходил в большую пещеру у них под лапами. Фаолан закрыл глаза. Быть не может. Неужели они оказались рядом с тем самым местом, о котором он подумал?

– Идите за мной! – приказал он.

* * *

Ритмичное дыхание пяти волков эхом отражалось от стен пещеры. Над головами тянулся низкий свод. «Как будто мы во сне наяву», – подумала Эдме.

Остальные четверо спали по-настоящему. Эдме надеялась, что Мхайри и Дэрли сейчас не переживают кошмаров об их матери. Интересно, а Свистуну снятся сны? За то недолгое время, что глодатель провел с ними, он заметно окреп, хотя оставался тощим и выглядел больным.

А что снится Фаолану? Эдме посмотрела на спящего товарища. Узкая вытянутая морда, как у всех волков. Ноздри больше не сплюснуты, кончики шерстинок на загривке не белые, а такого же цвета, что и весь мех, – серебристого. Она вспомнила, как пол-луны или около того назад, когда они ходили на разведку, он вернулся в пещеру, покрытый инеем, огромный, но словно стеклянный, как существо из иных времен. Как ледяной «древний». «Из иных времен», – прошептала она и огляделась.

Странное место эта пещера. Как будто они действительно находятся в другом времени. «Почти в другом мире», – подумала Эдме. Как только Фаолан ее нашел? Света здесь почти не было, но волчица широко открыла единственный глаз, и пещера вдруг осветилась, как если бы в нее проник серебристый лунный свет. Эдме осмотрела стены и увидела на них изображения разных животных, бегающих и летающих. Вот по каменистой поверхности устремился куда-то переливчатой лентой бирргис. Казалось, что эти плоские рисунки рассказывают историю – очень древнюю историю.

* * *

Для спавшего рядом с ней Фаолана эти рисунки были полны жизни и смысла. Если Эдме слышала ритмичное дыхание своих товарищей, то Фаолан слышал дыхание нескольких десятков животных, бегущих по каменной стене. Он слышал стук копыт карибу и едва заметный шелест совиных крыльев, летящих над бирргисом. В своем сне он слышал и ощущал их всех.

В этом же сне что-то выскользнуло из него, из его души, и вырвалось наружу. «Это не сон, это реальность», – думал Фаолан. Какая-то часть его покинула тело и несколько мгновений парила над спящим волком. Потом она неспешно, почти лениво двинулась по лабиринтам пещеры. «Ах да, точно», – подумал он, увидев пустой кусок стены без рисунков.

Волк взял в пасть черный камешек и принялся царапать им на каменной поверхности. «Новый рисунок. Пора нарисовать что-то новое». Эта мысль вовсе не казалась ему странной. Неужели он уже делал так давным-давно, в древние времена?

Лапы затекли, но теперь Фаолан ни в чем не сомневался. Он просто знал, что на этом куске стены нужно оставить рассказ о зловещих танцорах Скаарсгарда и о диком чужаке, который набрасывался на упавших без сознания волков и поедал их. Фаолан убил его одним махом – ударом в голову. Но сделал это не дух волка в его теле, а дух другого животного, медведя. Фаолан глянул вниз и увидел, что держит камешек уже не в пасти, а в лапе. Впрочем, она тоже изменилась – теперь это была медвежья лапа. «Как любопытно», – отстраненно подумал волк.

А потом он снова парил над своим спящим телом. То, что было разметано по кусочкам, соединилось, дух одного существа перетекал в дух другого, сливаясь в единое целое. Тело серебристого волка слегка пошевелилось, и, перед тем как Фаолан пришел в себя, он услышал голос Кайлы. «Вы обе были из одного выводка. Обе нормальные. Был еще один щенок, малькад. Закон вам известен».

«Это я, я был третьим щенком, – подумал Фаолан. – Я был малькадом». В тот год в клане МакДунканов родился только один малькад. И это был он. Мхайри и Дэрли – его сестры.

Фаолан резко проснулся и встал на ноги. Теперь он твердо знал две истины. Одна касалась его путешествия по пещере, а о второй он догадывался с тех пор, как заметил золотистый блеск в глазах Мхайри и Дэрли. Раньше он видел этот блеск только в глазах Мораг, его матери, его первой кормилицы.

Молодые волчицы тоже зашевелились, просыпаясь. Фаолан подошел к ним.

– В чем дело, Фаолан? – спросила Дэрли.

Серебристый волк наклонил голову и заглянул ей в глаза.

– До Кайлы у вас была настоящая мать. Наша мать, Мораг. Я малькад, которого бросили умирать, а вы – два щенка, которых оставили в клане. Дэрли, Мхайри, вы мои сестры. Ваша настоящая мать – она вас очень любила.

– Что? – недоверчиво вздохнула Дэрли. – Фаолан, ты что, хочешь сказать, что ее выгнали из клана из-за тебя? А нас с Мхайри отдали на воспитание кормилице?

– Да. Таков закон для сестер и братьев малькада, – ответил Фаолан. – Кайла вас тоже любила. Даже не сомневайтесь.

В глазах сестер отражалось недоумение.

– Когда она отрекалась от вас, она была нездорова. Она больна, неужели вы не понимаете?

Сестры молчали. По выражению их морд нельзя было догадаться, что сейчас у них на уме. Как они отнеслись к новости, что у них есть брат? Радуются они ему или стыдятся? Обвиняют ли они его в том, что лишились матери?

«И у меня есть еще одна тайна, – подумал Фаолан. – Перед тем как родиться волком, я был существом, в груди которого билось громовое сердце. Сердце медведя гризли».

Но об этом Фаолан решил никому не говорить.