Текст книги "«Время, назад!» и другие невероятные рассказы"

Пришельцы, создавшие эти машины и пославшие их в глубины океана, чтобы охотиться на людей, нарушили древнейший закон Земли – закон равновесия. У каждого живого существа на Земле был достойный противник. Но с железными Разрушителями ни в воде, ни над водой не мог справиться никто. Существование Разрушителей доказывало – если в таком доказательстве была необходимость, – что пришельцы прибыли на Землю из космоса и узурпировали наследие человека.

Теперь оставалась лишь слабая надежда на то, что люди вернут себе Землю. Сияние их чистого разума давным-давно померкло, уступив место первобытным инстинктам, как у Дагона. Но Ран с завидным упорством цеплялся за древнюю легенду. «Рожденные на Земле вернут ее себе». Иначе нельзя. Зачем бороться? Чтобы сдаться, не передав знания своему наследнику?

Разрушитель опустился почти до уровня башен. Там он остановился, выделяя биение теплых сердец среди множества холодных на заросших водорослями улицах. И теплокровные, и холоднокровные существа бок о бок прятались среди растений и руин; инстинкт и разум находили общий язык перед лицом смерти.

– Когда он пройдет над куполом, – рассуждал Ран, – нужно бежать. Но не раньше. Есть надежда, что он нас не заметит…

Напряжение становилось невыносимым, но крохотный шанс еще оставался.

Среди коричневых водорослей серебристая фигурка человека вдруг задрожала от ужаса. Слабейший разум не выдержал на точке излома между сознанием и инстинктом.

– Бежим! Бежим! Спасайся кто может! – завопил Дагон в дикой алой вспышке слепого бешенства.

Для племени этого было достаточно. Разрушитель мог проплыть мимо, но теперь он наверняка заметил добычу. Соплеменники Рана разлетелись из укрытий, словно осколки бомбы, взорванной на улице давно заброшенного города. Вода забурлила от их пронзительных, нечленораздельных криков ужаса.

Разрушитель чуть приподнялся в воде, возбудив сильные волны.

На миг Ран застыл, хотя это было неблагоразумно, – застыл, борясь со злостью на Дагона и вспоминая сны, в которых он лицом к лицу сходился с Разрушителями. Дагон, зверь, навлек беду на людей. Ран, человек, рискованно медлил, бросая бессильный вызов врагу. Почему? Он не знал. Быть может, в глубине души желал доказать машинам, что не все люди – животные, повинующиеся исключительно инстинктам. Но он не мог ничего доказать. Разрушители также не были мыслящими существами, они были машинами, движимыми одним лишь побуждением, встроенным в их извергающие огонь тела: убивать. Думать был способен только человек – но не каждый.

Самоубийственный порыв прошел, и Ран вспомнил о племени.

– В башню! – прокричал он, заглушая дикие вопли отчаяния, и закрутился в воде. – Прячьтесь! Бегите! Встречаемся в башне при первой возможности. Спасайтесь! Спасайтесь!

Он не знал, услышали ли его. Он уже мчался в темную глубь сильной, компактной серебряной стрелой, лавируя между толстыми пустыми стеблями водорослей и древним остовом здания, скользя вдоль холодных рельсов с полуинтуитивной-полурасчетливой уверенностью, которая должна была сбить преследователя с толку.

Не зрением, а другими чувствами он ощущал, что позади огненные фонтаны уже поливают его соплеменников, как ранее поливали соплеменников Дагона, и по той же причине – истерике и животной тупости Дагона перед лицом опасности. Умный вождь послал бы несколько человек, а затем еще несколько, чтобы отвлечь Разрушителя, заманить за высотные здания, пока основная часть племени прячется в безопасном месте. Но в то же время умный вождь не забыл бы о слабостях Дагона.

Поэтому вина всецело лежала на Ране.

Яркие звезды вспыхивали и падали на город, расцветая синим и янтарным, алым и золотым. Ран слышал предсмертные крики и называл про себя имена погибших. Сперва люди умирали по одному, затем по двое, по трое и целыми группами. Ран слушал, а потом отключил слух, отрезал свой разум от последних настойчивых призывов с последней границы человеческого бытия, потому что не мог на них ответить.

Его сила нужна живым; он должен спасти тех, кого сможет. Умирающим он помочь не в силах. Ран закрыл уши и быстро поплыл дальше вдоль металлического рельса.

Он смутно осознавал, что Дагон еще жив. Многие погибли, но Дагон по-прежнему издавал громкие панические крики и плыл к укрытию с силой, какой не должно было остаться у вождя, чье племя совсем недавно подверглось истреблению.

Невозможно было сосчитать, как долго фонтаны взрывались яркими брызгами в сумраке заросших водорослями улиц. Всякий раз, когда расцветал звездный цветок, кто-нибудь из морских людей с тихим криком погибал.

Наконец фонтанов стало меньше; алые, серебристые и холодные синие звезды настигали последних замешкавшихся.

Но Дагон выжил, и Ран, державшийся за блестящий рельс, тоже выжил. Выжили наиболее удачливые, мудрые и быстрые. Они оказались в безопасности – на нижних улицах, куда Разрушители до сих пор не научились спускаться, и в тайных подземных укрытиях, где было особенно много металлических рельсов.

Они думали, что находятся в безопасности.

Они начали переговариваться тихими, как прикосновения ветра, голосами, и один за другим поплыли к месту общего сбора.

В тот момент вместе с первым протяжным скрежетом металла о камень началась последняя глава истории подводного человека.

Охваченное ужасом племя неподвижно висело в воде, гадая, что означает этот прежде неслыханный звук.

Новый оглушительный скрежет металла и камня был ему ответом. Но этого хватило. Ран, поднявшись к отверстию в бурых зарослях, увидел перед собой начало конца. Все происходило так близко, что было видно даже невооруженным глазом в мутной воде, и так громко, что привыкший слышать под водой Ран едва не оглох. Море – достаточно шумное место, звук в водной среде разносится далеко, но этот грохот не просто оглушал, а контузил.

Человек прятался все глубже, и Разрушитель приступил к методичному штурму города.

На глазах у Рана он протаранил своим тупым носом основание башни, и этому вновь сопутствовал леденящий кровь скрежет стали, многократно усиленный водой. Башня дрогнула и начала крениться. Водоросли флагами развевались на ней, косяк рыбы выметнулся из окон.

Башня рухнула; верхушка осталась цела, а основание развалилось на мелкие фрагменты, медленно осевшие на покатые плечи Разрушителя, полностью скрыв его из вида.

У Рана затеплилась надежда, но он сразу понял, что она тщетна. Ничто не может уничтожить Разрушителя.

Когда мутная вода очистилась, Ран увидел, как темная туша поднялась, стряхнув каменную мантию. На непробиваемой броне не осталось даже царапины.

Не успели обломки осесть, как через прекрасно проводящую звук воду по ушам ударил новый скрежет – другое сооружение подверглось удару. По каньону прокатился грохот, как при землетрясении, и еще одна башня, невидимая, рухнула на спину невидимого Разрушителя.

Ближайшая машина лениво развернулась и ткнулась носом в соседнее здание. Высокие стены закряхтели, пошли трещинами и медленно, с пугающим достоинством начали клониться ко дну.

Так город, ставший последним прибежищем человека на его родной планете, сдавался врагу, уступая улицу за улицей, и все новые и новые члены последнего племени людей становились жертвами этой страшной жатвы.

В скалистой расщелине, куда уцелевшие заплыли в поисках укрытия, вокруг Рана собралась маленькая группа. Все молча висели в воде между переливчатыми стенами, над зеленым стеклянным полом. От усталости и отчаяния невозможно было думать. Люди могли лишь толпиться вокруг Рана и оцепенело ждать смерти.

Вдалеке Разрушители методично уничтожали строение за строением в поисках последних людей. Трижды разрушенный город наконец пал. Теперь уже никто не помнил, какое имя он носил когда-то. Троя, Константинополь, Чикаго, Лондон, Перт – какая разница? Давным-давно его разрушил огонь, о чем свидетельствовали обесцвеченные стены. Силуэты тех, кто тщетно пытался спастись, отпечатались на кладке там, где огонь жег сильнее всего, но в море давно не осталось никого, кто бы знал, откуда взялись эти тени и кем они были раньше. Еще раз этот город разрушила вода. А теперь…

Спокойные, безразличные к конфликтам верхнего мира, по воде то и дело пробегали Глубинные Мысли. Машины не обращали на них внимания. Возможно, машинам нечем было чувствовать эти мощные всплески энергии. Медленно, неотвратимо, как приливные волны, обширные Мысли прокатывались среди упавших башен, касались ежащихся в укрытии людей, после чего беззаботно скручивались и исчезали.

Последние люди на Земле были слишком сильно испуганы, чтобы обращать на них внимание.

Даже Ран, знавший, что нужно делать дальше – какой отчаянной опасности подвергнуть племя напоследок, – едва заметил величественно прокатившуюся Мысль.

Его племя почти превратилось в стаю зверей. Утомленный Ран плохо соображал и не посылал никому мысленных сообщений. Дагон спрятался под скалистым уступом, настолько подавленный, что даже не излучал страха. Это было решающее поражение. Людям отказал интеллект, им изменила хитрость. Неразумные обитатели океанов, выживающие благодаря сигналам негибкого инстинкта, имели больше шансов на выживание, чем люди, и человечество стремительно опускалось до их уровня.

Думать было трудно, невероятно трудно. Проще перестать мыслить, плавать косяками, следуя за тем вожаком, что громче других озвучивает общие потребности. Бежать легко. Древнейшие механизмы тела могут избавить от необходимости размышлять логически. Не нужно строить планы на завтрашний день; жизнь станет бесконечным «сегодня», – конечно, если они выживут. Если Разрушители еще не заметили уцелевших и не пробьются вот-вот сквозь камень, чтобы прикончить их.

Но в глубине разума Рана вновь что-то пробудилось. Древнее понятие ответственности по-прежнему двигало им. У него был долг не только перед племенем, но и перед чем-то бо́льшим, перед неосязаемым будущим, о котором он знал лишь легенды и пророчества. Просто спастись недостаточно. Он обязан сохранить для людей будущее, и важнее всего – он должен сохранить их людьми. Путь Дагона – назад к животной неразумности – слишком легок…

Ран осторожно, нежно прикоснулся разумом к сгрудившимся соплеменникам. Все племя вздрогнуло от этого едва ощутимого призыва к жизни, призыва вновь взвалить на себя ношу, от которой люди почти избавились.

Некоторые отпрянули от прикосновения, отвергли его, сочли болезненным и решительно закрыли свой разум. Самоосознание действительно причиняло боль.

Были и те, кто в этот момент вовсе перестал ощущать свое «я». Они отринули его ради более легкого пути, решили стать морскими зверями.

Но остались и те, кто доверчиво повернулся к Рану, открыл разум для новых приказов.

Приказов у него не было – лишь один чрезвычайно рискованный на случай, если человечество больше ничего не сможет сделать. Ран протянул свои мысли старейшинам, осведомился, нет ли у них предложений, отчаянно надеясь, что тяжесть выбора ляжет не на него одного. Он настойчиво опрашивал их поочередно.

Из морской пучины медленно выкатилась очередная Мысль и прошла мимо, словно торжественная музыка. Ран вздрогнул, когда почувствовал ее, – и понял, что выбор придется делать ему. Старейшины ничем не помогли.

– Мы не знаем, – покорно ответили они. – Ты наш вождь. Веди нас. Спаси, если сможешь.

От Дагона вообще не пришло ответа. Он был молчаливее водорослей, что колыхались вокруг.

Ран немного послушал медленный пульс Мысли, устремив за ней свой разум, как за приливом.

– Есть одно укрытие, последнее, – сказал он неохотно. – Там мы можем погибнуть, но в любом другом месте погибнем наверняка. Даже верхние моря для нас теперь небезопасны. Остается единственный путь. – Он замешкался, после чего закончил: – В Бездну.

– Бездна! Только не Бездна! – в ужасе заголосил Дагон. – Нужно бежать, но не в Бездну!

Вокруг Рана поднялся хор возражений:

– Что угодно, только не Бездна! Никто не знает, что там. Оттуда приходят Мысли. Но кто их думает? Никому не ведомо.

– Никто даже не отваживался выяснить. Мы не поплывем в Бездну!

От Дагона пришло осторожное предложение. Должно быть, он думал про себя, но невольно распространил свои мысли на всех. Дагон терял способность думать про себя, что было еще одним симптомом превращения в зверя.

– Мы можем бежать, – сказал он. – Очень быстро. Возможно, быстрее Разрушителей. Если повезет, найдем другой город, чтобы спрятаться. Нужно бежать…

Чуть приподнявшись в воде, Ран распушил мех и напряг усталые мускулы.

– Мы слишком устали, чтобы бежать. Разрушители быстрее нас. Пока они заняты, у нас есть время спрятаться. Я выбираю Бездну. Никто не знает, что там. Может, смерть, но здесь смерть верная. Решайте. Я ухожу прямо сейчас. Кто хочет, пусть плывет за мной.

Нерешительно, осторожно, полные ужаса перед неведомым, они все же поплыли. Дагон отправился последним.

Здесь кончались открытые моря, которые они оставляли навсегда. Здесь чистую зеленую воду пронизывал рассеянный солнечный свет, на дне лежал окрашенный в цвет моря песок. Здесь раскачивались джунгли водорослей, крепкими корнями цеплявшихся за грунт, а макушками достигавших поверхности. Родные, хорошо знакомые места. Морской народ с тоской оглядывался назад. По сравнению с неизвестностью даже Разрушители казались едва ли не приятелями.

Впереди был край мира. Великая Бездна разверзла свои бесконечные глубины, куда человек не отваживался совать нос. Отвесный склон исчезал во тьме, за ним лежало бездонное море фиолетового цвета, переходящего в темно-синий, а затем в непроницаемый, полуночный черный.

Оттуда медленно выплывали пульсирующие Мысли.

Ран даже не пытался воображать, что может таиться внизу. Он переместился за край обрыва и ненадолго застыл, посылая свои чувства вниз, силясь измерить глубину. Ничего. Ничего. Совсем ничего. Лишь тишина и спокойные раскаты обширных, не поддающихся пониманию Мыслей. Может, это мысли самой планеты?

– За мной, – скомандовал Ран и, поджав мех, начал погружение.

Склон был высотой в две мили.

Они опускались медленно – длинная волнистая лента серебристых фигур погружалась все глубже во тьму вдоль склона. Свет пропал в самом начале спуска, но люди уже давно не полагались на зрение и потому не слишком тосковали по свету. Свет означал тепло, привычность, безопасность. Свет был наследием человека, но эти люди, разумеется, не мыслили такими категориями. Они лишь понимали, что темнота страшна, пусть и могли ориентироваться в ней с помощью подводных чувств и не видели реальных угроз.

Плотность и вкус воды по мере погружения слабо менялись. Теперь племя находилось на чужой территории, где могло случиться что угодно. Но ничего плохого не случалось, лишь пространные Мысли все поднимались, и сила их здесь была такова, что они разбрасывали подвернувшихся на пути людей в стороны, словно мощные течения. Люди как бы просачивались между Мыслями, погружаясь к корням всего мышления.

Когда они сообразили, что это западня, поворачивать назад было слишком поздно. Сначала Ран заметил лишь другую отвесную стену, идущую параллельно их курсу. Стены медленно сходились. Ран замедлил спуск, мысленно ощупывая скальные стены, не зная, возвращаться ли обратно.

Осторожность сигналила ему, но… но что-то в Бездне контролировало его курс. «Еще немного, там, вдали, что-то есть», – подумал он.

Стены мира сошлись в узкое ущелье, в воронку, куда медленно опустилось последнее людское племя, доверчиво следуя за Раном.

Никто не понял, когда первый Разрушитель поймал человеческий след, даже Ран не знал, что за племенем гонятся. Он пренебрег своими обязанностями. Или это пренебрежение было лишь частью громадной мозаики, в которую втянули его и его людей?

Так или иначе, кто-то оглянулся и издал беззвучный вопль ужаса. Все разом обернулись, чтобы понять причину. Над ними на фоне тускнеющего дневного света, который племя покидало навеки, медленно опускался овальный темный силуэт, выпрастывая длинные щупальца в поисках беглецов.

Паника мгновенно превратила людей в мохнатый клубок, опутавший Рана. Тот раскинул свои мысли, словно руки, чтобы обнять и успокоить соплеменников, насколько это было возможно.

– Рано или поздно нас бы нашли, – сказал он. – Но видите, как медленно здесь движется Разрушитель? Похоже, машины слишком велики, чтобы снижаться быстро, как мы. Смотрите! Им тоже страшно. Им неведома Бездна. Плывите, плывите за мной. Уверен, мы успеем спрятаться. Уверен, внизу есть укрытие.

Пассивное погружение закончилось. Люди развернулись головой вниз и торопливо замолотили ногами, устремляясь к сердцу планеты. Сверху в темные глубины начал опускаться второй Разрушитель, затем еще и еще.

Люди погружались, и машины Пришельцев погружались следом. Стены ущелья смыкались, и вскоре Ран начал чувствовать их везде; пористый камень сплошь и рядом покрывали глубоководные существа, наполовину животные, наполовину растения. В пещерах и у склонов Ран ощущал проблески сознания. Когда-то, наверное, из таких проблесков родилось человечество и отправилось в долгий поход к завоеванию планеты и воздуха. Теперь же, опускаясь все глубже и глубже, минуя ступеньки, из которых строилось прошлое его народа, Ран уводил человечество назад, вниз, к изначальной точке круга его развития.

Пространная Мысль, горделиво поднявшись, встряхнула их всех, словно не заметив.

Наследники Земли, спускаясь к истоку своего мира, камнем падали в западню, которую сами себе расставили, а неземные создания, правившие Землей, преследовали их, чтобы истребить. Последний герой человечества мог привести людей только к забвению. Какие еще иллюзии Землерожденные могли питать относительно наследия Земли?

Паника охватила Рана, когда он понял, что стены смыкаются и бежать больше некуда. Но что-то в глубине его разума не позволяло отчаяться, оно намекало необъяснимыми чувствами, что поражение еще не очевидно, что племя спустилось сюда неспроста и конец человечеству еще не пришел.

Наследие существует. Он должен держать племя вместе, чтобы люди оставались людьми, пока наследие не будет передано потомкам. Их дети и дети их детей еще могут родиться и отвоевать Землю…

Скалы почти сомкнулись. Внизу двигалось нечто огромное.

Глубинные Мысли взмывали из узкой воронки все интенсивнее. Людям приходилось прикладывать все больше усилий, чтобы плыть вниз. В верхних морях Мысли овевали, будто летний ветерок, но здесь, в шахте, они били могучим потоком, разбрасывая пловцов, как соломинки. Под напором этих струй содрогались даже Разрушители. Внизу, во мраке, определенно обитало нечто осязаемое…

Силы иссякали, и люди вытянулись за Раном длинной вереницей. Дагон, чей разум по-прежнему был замутнен злобой и ужасом, остановился и нерешительно произнес:

– Внизу опасно. Я видел, там что-то движется. Дальше не поплыву…

Ему вторили другие. Ран мог назвать упрямцев поименно, прежде чем они заговорили, – это те же люди, что и раньше соглашались с Дагоном.

– Да, там что-то есть… Непонятно что… Большое… Может, пора бежать? Прятаться?

Мысли Дагона лихорадочно ощупывали скалы.

– Это ловушка, – сказал он. – Но здесь есть пещеры. Можно спрятаться в пещерах. Бежим? Думаю, пора…

Только Ран был неподвижен и молчалив. Он не обращал внимания на болтовню. Он выискивал в Бездне темную шевелящуюся громадину.

– Ждите здесь, – сказал он мягко. – Не разбредайтесь. Я спущусь один и посмотрю, что там. Следите за Разрушителями, но не бегите, пока я не дам команду. Время есть. Что бы со мной ни случилось, я успею послать сигнал. Старейшины, не дайте людям разбрестись.

Колоссальные струи Мыслей, поднимаясь, толкали его из стороны в сторону. Каменная воронка все сужалась, но так и не сомкнулась. Теперь Ран ощущал свежие восходящие потоки морской воды, неспешно текущие мимо него.

Спуск не оканчивался тупиком. Это отчасти доказывало правоту Рана. Напрягая все чувства в поисках необъятного подводного существа, он с некоторым беспокойством осознал, что в последней отчаянной попытке спасти человечество, сохранить его разумным и мыслящим завел племя сюда, руководствуясь слепым инстинктом.

Внизу в скале было отверстие. Чувства Рана нашли проход. Но он оказался закрыт; его заслонял некто, слабо раскачиваясь в воде.

Теперь Ран мог различить темную громаду Мыслителя.

Успокоив разум, придерживаясь за стену, он скользнул вниз. Не было нужды соблюдать тишину. Глубинные Мысли катились вверх, не обращая внимания ни на него, ни на морские растения, ни на безжизненные скалы. Невозмутимые, как сама планета, они разворачивались и поднимались, проходя сквозь толщу воды с тем же достоинством, с каким Земля вершит свой путь в космосе.

Это был страж. Он думал свою думу, и ему не было никакого дела до людей и нелюдей.

Однако он был живым существом. Чувства Рана осторожно прощупали воду и сообщили, что страж теплокровный, как и он сам. Великан не обращал на Рана внимания, но и не угрожал. Он просто загораживал вход.

В то время как смертоносные машины продолжали спуск.

Рану не хотелось двигаться вперед. Его сердце бешено стучало, полнясь благоговейным трепетом и ужасом – ужасом перед неизвестностью и трепетом при одном только виде величественного Мыслителя.

Но двигаться было необходимо. Ран погружался, пока громадный Мыслитель не навис над ним, как гора. Его голова была подобна пологой скале. Мысли одна за другой выходили из глубоко запрятанного сознания, из неизмеримо длинных и невероятно запутанных извилин мозга, по сложности не идущего ни в какое сравнение с человеческим.

Левиафан всегда был безликим. Он прятал лицо, как и свои тайны. Виден был только широкий, гладкий лоб с глазами по обе стороны, которые вглядывались далеко, охватывая сразу два поля зрения.

Ран спускался, пока не оказался напротив неподвижного глаза. Он задержался, всматриваясь в недремлющий зрак. Если Мыслитель и заметил пришельца, то не подал вида. Этим глазом он смотрел равнодушно, будто Ран был единым целым с водой и камнями. Кто знает, какие необъятные глубины видел его противоположный глаз?

Все-таки Земля – очень старая планета.

В хрониках, рассказывающих о Сотворении мира, Левиафана называют одним из первых существ, появившихся на Земле. «И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся»[24]24
  Быт. 1: 21.


[Закрыть]. Давным-давно, когда писались эти слова, Левиафан считался самым могучим из живых организмов. «Глаза у него, – написано в хрониках, – как ресницы зари… Сердце его твердо, как камень… Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным…»[25]25
  Иов 41: 10, 16, 25.


[Закрыть] Так говорили в стародавние времена. С тех пор люди сильно изменились.

Как и Левиафан…

Ран смиренно завис у врат в тайное царство Левиафана, без надежды глядя в гигантское равнодушное око. «Он плавал по морям, – писал Мелвилл, – задолго до того, как материки прорезались над водою… Во время потопа он презрел Ноев ковчег, и, если когда-либо мир, словно Нидерланды, снова зальет вода, чтобы переморить в нем всех крыс, вечный кит все равно уцелеет…»[26]26
  Мелвилл Г. Моби Дик, или Белый кит. Перевод И. Бернштейн.


[Закрыть]