Текст книги "Рассвет костяной волшебницы"

14. Сабина

«Разве Аилесса не твоя главная слабость?» – сказанные матерью во сне слова вновь всплывают в голове, пока я смотрю на Шато Кре, спрятавшись в тени деревьев на границе плато и леса. Отсюда достаточно далеко, чтобы никто из famille не заметил меня даже с помощью костей благодати. Я не была дома с тех пор, как ушла оттуда во сне. Поэтому на мне все еще залитое кровью платье для Переправы.

Я бросаю взгляд на тропинку, ведущую в Довр. Послеполуденный бриз окутывает меня ароматом лаванды, цветущей на полях, и соленой воды из моря Нивоус. Но в нем нет и намека на приближение человека или неповторимого запаха полевых цветов, присущего Аилессе.

Где она?

Несколько часов назад я на свой страх и риск подобралась к Бо Пале в надежде послушать разговоры и понять, удалось ли ей сбежать прошлой ночью. Но в замок оказалось пробраться труднее, чем раньше. Гвардейцы даже не открывали ворота для гонцов. После этого я отправилась на квартиру Бердин, чтобы узнать у Марселя или Жюли, есть ли какие-то новости о Бастьене, но никого не нашла. Даже их личные вещи пропали. И я понятия не имею, куда они спрятались.

Солнце скрывается за облаками. И тепловое зрение усиливается, выхватывая проблески жизни вокруг. Но в них тоже нет ничего человеческого. Только лиса с зайцем во рту. От беспокойства у меня скручивает желудок. А если Аилесса не сбежала с Бастьеном?

Вдруг они погибли от укусов гадюк, которых я натравила на Бо Пале?

«Аилесса кровь от моей крови, кость от моих костей. Между матерью и дочерью существует связь, которую не в силах объяснить даже боги», – вновь звучит в голове голос матери, и в этот раз мне отчаянно хочется, чтобы она оказалась права. Но распространяется ли эта магия на сестер? Аилесса не могла умереть. Я бы почувствовала это. Она жива. Как и раньше, хотя мать объявила ее мертвой.

Я оглядываюсь на Шато Кре и слегка трясу руками. Моей famille нужна matrone. И Аилесса бы хотела, чтобы я руководила Леуррессами, пока она не в силах сделать этого.

Вознеся тихую молитву Эларе, я направляюсь к Шато Кре через плато. Меня подстегивает величие и смелость благородного оленя… или это шакал помогает мне вести себя как королева? «Я не какая-то шестнадцатилетняя девчонка, – напоминаю себе я. – Я дочь Одивы».

Осыпающаяся каменная лестница приводит меня в древний замок. Я прохожу мимо выгравированного герба с изображением ворона и розы, символа династии монархов Южной Галлы, прервавшейся со смертью короля Годарта, после чего замок и превратился в руины.

Нижние этажи сменяются туннелями. И вот я оказываюсь во внутреннем дворе открытой пещеры, где собралось большинство Леурресс. Может, они и почувствовали мое приближение, но создается впечатление, что я им помешала. Все присутствующие старейшины – Надин, Пернель, Шанталь, Роксана и Дамиана – стоят в самом центре известняковой площадки, откуда Одива всегда вела собрания, над вырезанной мордой шакала – моего шакала, – которую огибает серп луны Элары. Остальные Леуррессы выстроились вдоль изогнутого края двора, образовывая вокруг тех, кто обладает большей властью, широкий полукруг.

Как только я вступаю во двор, Мориль ахает, глаза Айлы сужаются, а у Пернель, наоборот, округляются. Малышки Феличе и Лизетт, вздрогнув, прячутся за юбку Гиацинт.

В окровавленном платье я выгляжу пугающе, но все равно высоко держу голову. Рога благородного оленя я превратила в корону, достойную matrone. Роксана, одна из сильнейших старейшин, тоже носит венок из рогов. Но у ее оленя было всего восемь отростков. У моего же – шестнадцать. С помощью ритуального копья Одивы я отпилила их, а затем скрепила кольцом из веток так, чтобы они напоминали клыки. Позвонки степной гадюки, а также лапа и коготь козодоя вплетены в основание короны. А с двух передних рогов прямо на лоб свисает вощеный шнурок от моего старого ожерелья с черепом саламандры и кулоном из кости золотого шакала.

Сжимая в руке ритуальное копье Одивы, я иду в центр двора, чтобы занять свое место. Но дорогу мне уступают лишь Пернель и Дамиана. Роксана не сдвигается с места, где должна стоять я, а, наоборот, еще сильнее распрямляет плечи. Мы словно два оленя, столкнувшиеся в битве за гарем.

– Ты просто идеально рассчитала время, Сабина. – Она выгибает карюю бровь, в которой виднеются седые волоски. – Все, кто не сражается с мертвецами, которых ты не смогла переправить, собрались, чтобы обсудить, что нам не стоило торопиться и передавать тебе роль matrone.

Я стискиваю зубы:

– Одива назвала меня своей наследницей. И вы все это слышали.

– Мы и не оспариваем это, – отвечает Надин. – Но, уверена, она рассчитывала прожить еще много лет.

– Ты слишком молода, Сабина, – добавляет Шанталь. – То, что произошло на сухопутном мосту, лишь доказывает, что ты не готова исполнять роль matrone.

Жар опаляет лицо.

– Ты бы тоже убежала, если бы увидела… – Я вздыхаю и закрываю рот.

– Мы не просто так жертвовали своими amourés, прежде чем нам разрешили участвовать в Переправе, – говорит Айла.

– Не лезь в это. – Я пронзаю ее свирепым взглядом. – Ты не старейшина.

Айле едва исполнилось двадцать. Она самая молодая из Перевозчиц.

Роксана поднимает руку:

– Может, Айла и влезла в разговор, но она права. Не стоило позволять тебе возглавлять Переправу.

Роксана отводит взгляд от Айлы, и на ее лице тут же появляется ухмылка.

– Я обладаю пятью костями благодати, и каждая смерть далась мне нелегко. Я предана делу. И мне не нужно для этого жертвовать amouré.

– Ох, но мы все это сделали, – напоминает Шанталь. – Эти страдания необходимы. И мы проходим через них вместе. Это укрепляет нашу преданность сестрам.

– И доказывает верность богам, – добавляет Надин.

– А еще дает нам силу противостоять искушению. – Роксана плавно подходит ко мне. – Если бы ты тренировала стойкость, то не сбежала бы с сухопутного моста.

– Причина не в этом… – выдыхаю я.

Но никто не дает мне возможности высказаться. Они уже приняли решение.

– Сейчас нет времени обсуждать мой обряд посвящения. Важнее сосредоточиться на Скованных. К счастью, мы уже сталкивались с подобной ситуацией раньше и знаем, как…

– Мы решили, что ты не способна управлять нами, Сабина, – перебивает меня Роксана.

От этого заявления у меня едва не подкашиваются ноги.

– Что?

– Не принимай это близко к сердцу, – говорить Шанталь. – Никто из нас не смог бы исполнять обязанности matrone в таком возрасте.

«Кроме Аилессы» – вот что думают все, но боятся озвучить.

– Мы решили назначить регента, – говорит Надин.

– Регента? – хмурюсь я. – Нет, это невоз… Нами никогда раньше не управлял регент.

– Мы выбрали Роксану. – Шанталь складывает руки на груди. – Она будет исполнять обязанности matrone, пока ты не обучишься всему. Возможно, лет через десять…

– Десять? – вскрикиваю я. – Нет, нет, нет. Вы не можете отнять у меня это право.

Место matrone принадлежит Аилессе. И если старейшины отнимут его у меня, то мне будет гораздо труднее вернуть его ей. Она никогда не простит меня за это.

– У вас нет на это права.

– А мы считаем, что есть, – возражает Роксана.

– Значит, вы ошибаетесь! – Я перевожу взгляд с нее на остальных Леурресс, на всех членов моей famille.

Почему они меня не слушают? Разве кости благодати не усилили мои способности лидера? Я убила оленя с шестнадцатью отростками на рогах. И никогда не отмоюсь от его крови.

– Если бы Аилесса была здесь…

– Ее здесь нет, – теряя терпение, огрызается Роксана. – Она пропала и, возможно, мертва.

– Слава богам, – бурчит себе под нос Айла.

Но кости благодати помогают мне уловить ее слова. Я разворачиваюсь к ней, стискивая копье в руке.

– Что ты сказала?

Она вздергивает подбородок.

– Ты и сама слышала. – Перекинув рыжие волосы через плечо, Айла продолжает: – Кто я такая, чтобы спорить с богами? Если они выбирают наших amourés, то, конечно, должны выбирать, кому править нами. И, очевидно, Аилесса не создана для этого.

Вскинув копье и оскалив зубы, я бросаюсь на нее.

– Сабина, нет! – кричит Пернель.

Айла взвизгивает, не ожидая, что я, словно змея, метнусь к ней. И едва успевает уклониться от моей атаки.

– Как я и думала. – Я поворачиваюсь к ней. – Ты способна лишь трепать языком, а не сражаться. Но я могу это исправить. – Я хватаю ее за подбородок и дергаю к себе. – Все только вздохнут с облегчением, когда ты лишишься языка.

– Отпусти ее, Сабина! – приказывает Роксана, но у нее нет власти надо мной.

Я прижимаю острие копья к уголку рта Айлы. Я не собираюсь причинять ей боль, просто хочу преподать урок.

– Знаешь, кого боги считают жалким? – рычу я. – Тех, кто не способен избавиться от зависти, даже предполагая, что соперница мертва.

На глаза Айлы наворачиваются слезы, но ее взгляд пылает от злости.

– Не я пряталась в тени, считая, что никогда не смогу сравниться с Аилессой.

Кровь вскипает в венах. Старейшины кричат, но пульс стучит в ушах и заглушает все звуки. Кончик копья дрожит у губ Айлы. Достаточно одного рывка, чтобы оставить на ее щеке глубокую рану. И тут в памяти всплывает образ из сна. Мое отражение в воде под Кастельпонтом с зубами шакала и желтыми глазами.

Я отскакиваю от Айлы и резко убираю копье в сторону.

Рядом кто-то кричит. Это Гиацинт, старейшая из Леурресс. Ее глаза наполнены ужасом, руки прижаты к горлу, а сквозь пальцы сочится кровь. Я ахаю и роняю копье, осознав что случайно задела ее.

– Гиацинт!

Я тянусь к ней.

Она падает на колени. К ней бросается Пернель и пережимает артерию. Другие старейшины обступают ее, желая помочь. А малышки Феличе и Лизетт начинают плакать.

– Я не хотела… – С трудом выдавливаю я, не в силах сделать вдох. – Она поправится?

Пернель, всегда поддерживавшая меня, сейчас со страхом смотрит на меня.

– Тебе лучше уйти, Сабина.

– Но я…

– Просто уходи!

Развернувшись на каблуках, я выбегаю со двора и мчусь по туннелям, разрушающимся коридорам. А затем вверх по лестнице. Наверное, Пернель предполагала, что я отправлюсь в свою комнату, но мне хочется убраться подальше отсюда. Я не могу оставаться здесь. Я слишком опасна. Они заберут мои кости благодати. Это обычное наказание, если Леурресса нападает на члена famille.

Какой же глупой я была, решив, что благородный олень сможет сдержать влияние золотого шакала.

Может, мне отказаться от его благодати?

Нет, я не могу. Мертвые боятся его. И это поможет мне обуздать их.

«Шакал слишком тяжелая ноша, чтобы тащить ее в одиночку», – звучат в голове слова матери. Я кричу от возмущения. Она пообещала помочь, только если я приведу к ней Аилессу. Но этому не бывать.

Я несусь вперед, пока Шато Кре не скрывается из виду, а паника, разрастающаяся за его стенами, не стихает.

– Она выживет, она выживет, – повторяю я, желая, чтобы кровотечение из раны Гиацинт остановилось.

Аилесса скоро вернется. Я этого очень хочу. Она исправит это. Она исправит все. А я пока буду сражаться со Скованными. И выманю их из Довра.

Я вытираю слезы и стискиваю зубы, обещая себе, что справлюсь. А еще овладею этой благодатью.

15. Аилесса

– Не наступи сюда, – говорю я Жюли. – Дерево прогнило.

Она обходит ненадежное место, и мы продолжаем спускаться вниз с обрыва под часовней Дю Повр.

Уже почти наступил вечер. Мы искали Бастьена по всему Довру весь день, но не нашли никаких следов. И от этого все внутри сжимается.

– Мы почти на месте. – Я спрыгиваю на здоровую ногу на предпоследнюю платформу строительных лесов.

Нужно покормить и напоить Каза, а потом я планирую продолжить поиски. Возможно, мне удастся убедить Жюли остаться здесь, чтобы охранять его. Ей нужно отдохнуть, что подтверждает струящийся по ее шее пот.

– Тебе посветить? – спрашиваю я.

Свеча, которую мы нашли в подвале, заливает мне воском пальцы. Бастьен не хранил запасного фонаря.

– Все в порядке, – тяжело дыша, ворчит она. – Ты нянчишься со мной еще похлеще Бастьена.

Я прикусываю язык. Когда кто-то показывает силу духа, это достойно восхищения, но Жюли сейчас слишком слаба. Сабина частенько говорила мне, что признание собственной беспомощности не показатель слабости.

Сабина. Внутри все сжимается еще сильнее. Неужели она действительно видела нашу мать за Вратами Подземного мира? И не в этом ли истинная причина моего состояния? Женщина, которую я считала своей матерью, умерла для меня. На самом деле, ее никогда и не существовало. А та, что воспитала меня, оказалась предательницей и убийцей. Что бы она сделала, если бы вырвалась из Подземного мира? От этой мысли по позвоночнику расползается озноб.

– Вот мы и добрались, – объявляю я и спускаюсь с лесов.

Маленький выступ освещен фонарем, который я оставила Казу. Он стоит на том же месте, но на полках со статуэтками отца Бастьена горит еще одна свеча. Сердце едва не выпрыгивает из груди.

– Бастьен?

Я быстро ковыляю в угол, где он спит у самой стены. Отложив костыль, я опускаюсь на корточки рядом с ним. Слава богам, он в безопасности.

Он медленно открывает глаза, а на губах появляется улыбка.

– Привет, красавица.

От этих слов в груди разливается тепло.

– Ты вернулась. – Его голос звучит так, словно он еще не до конца проснулся. Но затем Бастьен моргает, а его глаза расширяются. – Ты… ты действительно вернулась.

– Ну конечно. – Я ухмыляюсь. – Можно сказать, мне пришлось это сделать.

Я кошусь на Каза, который сердито смотрит на нас. И тепло в груди растворяется. В какую же запутанную историю я вляпалась.

Бастьен садится и тут же морщится. Я невольно ахаю, когда замечаю темно-красное пятно на его рубашке.

– У тебя снова открылась рана? – Я дотрагиваюсь до пятна, но не чувствую влаги. – Нужно наложить швы?

– Нет. Кровотечение остановилось. И новые швы только занесут грязь.

Я прикусываю губу и киваю.

– Ты давно здесь?

Я проклинаю себя за то, что не пришла сюда раньше. Ведь уже могла бы отправиться на поиски Сабины.

Он чешет затылок:

– Это лучше спросить у Его Королевского Величества. Я не знаю, сколько проспал.

Жюли медленно подходит к нам.

– Его Королевское Величество, похоже, не горит желанием разговаривать с нами. – В ее улыбке слышится насмешка и изумление, пока она таращится на Каза.

А на его лице явно читается недовольство.

– Да хранят боги короля, – добавляет она, приседая в неуклюжем реверансе. – А если они сильно заняты, мы можем позаботиться об этом.

Каз сдувает светлую прядь со лба.

– Для начала можешь развязать меня, если не хочешь, чтобы тебя обвинили в измене королю.

Жюли выразительно смотрит на меня:

– А я говорила, что это государственная измена.

– Даже не вздумайте его развязать, – в моем голосе слышится непреклонность.

– Аилесса-похитительница, – одобрительно кивает Жюли.

– Мне нравится, как это звучит, – смеется Бастьен, придвигаясь ко мне ближе.

Я напрягаюсь от внезапно возникшего желания убежать. Понять бы еще, почему оно появилось. Последние несколько часов я страстно желала увидеть его. А теперь, зная, что он в безопасности, хочу поскорее оказаться дома. Что не так просто, ведь у меня в плену сам король.

– Я не шучу, – отвечаю я. – Казу нельзя появляться в Бо Пале… или где-либо еще на поверхности. Не слушайте его, если он станет убеждать вас в обратном. Несогласные в Довре только порадуются его смерти. И некоторые из них сейчас мертвы и слишком опасны. Так что это для его же блага.

– Да? – Сузив глаза, Каз смотрит на меня. – Или это для твоего блага, Аилесса?

– Эй, остынь, – говорит Бастьен. – Аилесса имеет право защищать себя. И свою душу, если уж на то пошло.

Он обнимает меня за талию, и я неосознанно начинаю извиваться, не в силах скрыть свою реакцию на его близость. Бастьен тут же отпускает меня, а его уши краснеют. Что со мной? С тех пор как я узнала, что мать назвала наследницей Сабину, у меня в голове помутилось. И все, что отвлекает от famille, выбивает меня из колеи, даже Бастьен.

– А как же души моего народа? – требовательно спрашивает Казимир. – Ты действительно собираешься держать меня здесь, пока они совершенно беззащитны перед армией мертвецов?

Я смело встречаюсь с ним взглядом.

– Я не забыла о твоем народе. Костяные волшебницы защищали жителей Южной Галлы задолго до того, как твоя семья взошла на трон. И, уверена, сейчас они делают все, что в их силах, чтобы сдержать мертвых и…

Бастьен напрягается.

– Жюли, не трогай… – Он медленно выдыхает. – Положи ее на место. Прошу.

Она ставит скульптуру дельфина на полку и поднимает руки.

– Я тоже рада тебя видеть. Жива, здорова. Спасибо, что спросил.

Бастьен приваливается спиной к стене и осторожно касается своей раны.

– Прости, я не привык, что здесь собирается большая компания.

– Я вижу. – Она приподнимает кружку с увядшими полевыми цветами и обводит взглядом незажженные свечи, расставленные по полкам. – Хотя, на мой взгляд, здесь достаточно уютно для двоих.

Он стонет:

– Я привел сюда Аилессу, потому что у меня не оставалось другого выбора, понятно? К тому же это место было моим домом еще до того, как я встретился с вами.

– Вот как? – Она скрещивает руки на груди. – Так почему нам с Марселем приходилось спать в вонючих переулках этого района, когда у тебя имелось место получше?

Бастьен открывает рот, но тут же его закрывает.

– Я… ну…

– Это особое место для него, – бросаюсь я на защиту Бастьена и опускаю ладонь на его ногу, но тут же убираю руку. – Разве ты не видишь, что здесь расставлены вещи его отца?

Жюли пристально смотрит на меня.

– У него есть легкие и голос, если ты не заметила. И он может сам все объяснить.

– Костяные волшебницы защищают людей? – все еще пытаясь осознать услышанное, спрашивает Каз, словно и не слышал остальную часть разговора.

Я вздыхаю и поворачиваюсь к Бастьену.

– Прости, что привела его сюда. Но это единственное убежище, находящееся поблизости, о котором я знала.

– Все в порядке. – Он доброжелательно улыбается мне, хотя я продолжаю причинять ему боль. – Я рад, что ты здесь и в безопасности.

«А в этом заключается еще одна проблема», – понимаю я. Мне не хочется находиться в месте, которое ощущается как еще одна тюрьма. Не хочется быть отрезанной от Света Элары, привязанной к amouré или обязанной кому-то. Это все так сильно давит на меня, что даже трудно дышать. И уж точно я не желала, чтобы на моем пути к принадлежащей мне по праву роли возникло столько препятствий.

– Невероятно, – усмехается Жюли над словами Бастьена.

Он закатывает глаза и подзывает ее к себе.

– Подойди и присядь, ладно? Мы все устали. Давай оставим споры до…

– Защита и убийство противоположные понятия, – вызывающе говорит Каз, продолжая настаивать на своем. – А ты сказала, что должна убить меня, Аилесса.

Я вздыхаю и потираю виски.

– Он ничего не знает о Костяных волшебницах, – шепчу я Бастьену. – Видимо, не всем отцы рассказывают о нас истории.

– Какие истории? – спрашивает Казимир.

– Легенды, – отвечает Бастьен. – Женщины в белом на мостах, которые заманивают мужчин для танца.

– Ты хотела убить меня, Аилесса? – помолчав пару мгновений, спрашивает Каз.

– О да, – встревает Жюли. – Но не переживай, этим бы она оказала тебе большую честь, и когда-нибудь ты бы поблагодарил ее за это в Раю.

Я съеживаюсь. Неужели я когда-то верила, что это оправдывает кровавый ритуал?

– Но зачем? – Каз хмурит брови. – Какой в этом смысл?

– Он и о Перевозчицах не знает? – спрашивает меня Бастьен.

Я качаю головой, а Жюли смеется.

– Пожалуй, я присяду. – Она садится посреди выступа и подтягивает колени к груди. – Это надолго.

Сделав глубокий вдох, я начинаю рассказ с самого начала, с Тируса и Элары, возлюбленных, разделенных на заре времен миром смертных, который образовался между ними. Рассказываю о Белине и Гаэль, из-за которых и разделились два царства мертвых. Как родилась Леурресса, первая и единственная дочь Тируса и Элары. Как ей поручили преодолеть пропасть между миром смертных и царствами ее родителей, а также переправлять им души умерших… И эту долю несли все девочки, родившиеся в ее роду.

Но для рождения дочерей требовались мужчины, поэтому боги дали им amouré. Вот только Леуррессы не имели права влюбляться, ведь это отвлекало от божественного наказа, поэтому боги приказали им убивать своих amourés в течение года после обряда связи душ, а в награду Тирус и Элара даровали им право переправлять мертвых. А если Леурресса отказывалась делать это, то связь душ становилась проклятием. Через год аmouré все равно умирали, и Леуррессы вместе с ними.

– Но если бы ты убила меня в ту ночь, то я бы никогда не стал отцом твоего ребенка, – говорит Казимир.

Щеки опаляет жар.

– Этого бы никогда не случилось.

– Можешь не сомневаться, – ворчит Бастьен.

– Некоторые Леуррессы предпочитают не рожать дочерей, а сразу становиться Перевозчицами, – объясняю я. – Так хотела сделать и я.

– Но ты же должна была стать matrone, – встревает Жюли. – Разве главе рода не нужна наследница, как королям?

От ее слов все сжимается внутри. Я стану matrone. Мама не имела права передавать это право Сабине. Она ведь знала, что я жива.

– Никто не будет делать наследников, – говорит Бастьен.

– Я собиралась выбрать преемницу, – слегка поерзав, отвечаю я. – Это казалось мне лучше… ну… мне не хотелось так сближаться с amouré, прежде чем… – Я раздраженно вздыхаю. – Жестоко разделять постель с тем, кого придется убить. – Уши пылают, а гнев разгорается все сильнее. – Это требование богов несправедливо. Я заслуживаю лучшей жизни. – Я сглатываю и перевожу взгляд с Бастьена на Жюли, а затем тихо добавляю: – И ваши отцы тоже.

Жюли хмурится и стирает навернувшиеся на глаза слезы. А Бастьен скользит взглядом по полкам, пока не останавливается на статуэтке дельфина, после чего слегка стискивает челюсти.

– Так давайте положим этому конец. Давайте найдем способ прекратить жертвоприношения.

– Но как? – спрашиваю я. – Нельзя просто взять и остановить это. Ты знаешь, что произойдет, если я не убью Каза.

– Разве нельзя разорвать связь душ? – Каз ерзает на месте.

– Даже думать об этом не хочу, а то начнет болеть голова, – стонет Жюли. – Вы пока не встречались с моим братом, Ваше Величество, но поверьте мне на слово, он – гений. И если уж он не смог разобраться, как разорвать связь душ, то вряд ли сможет кто-то другой.

– Может, проблема не в ответе, а в вопросе, – говорит Бастьен.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурившись, спрашиваю я.

Он склоняется ближе ко мне.

– Все это время мы искали информацию, как разорвать связь душ, но, возможно, нам следовало узнать, как отказаться от навязанных богами правил.

Я все еще не могу понять, что он имеет в виду.

– Но миру нужны Перевозчицы, Бастьен. И происходящее сейчас в Довре лишь подтверждает это.

– Я не предлагаю избавиться от Перевозчиц. Нужно просто избавиться от связи душ, которую необходимо окропить кровью. Не только тебе, но и всем Леуррессам. Навсегда. Тогда ни отцы, ни короли, – он кивает в сторону Каза, – не пострадают. И их детям не придется жить с жаждой мести.

– Но это означает войну с богами. – Голос Каза опускается до шепота. – Разумно ли это? Да и возможно ли?

– Мы не станем воевать с ними, – говорит Бастьен. – А просто…

– …обхитрим, – вставляет Жюли.

– Заключим сделку? – Я вспоминаю о договоре матери с Тирусом. – Сделки с богами обходятся дорого.

Для матери ценой стала моя жизнь.

– Не совсем. – Он проводит большим пальцем по подбородку, заросшему щетиной. – Знаете, я еще не придумал решение, но уверен, мы на правильном пути. Я чувствую это. И с помощью Марселя мы быстро отыщем ответ. А пока оставим короля здесь и…

Его голос искажается и прерывается. А воздух перед ним начинает мерцать от серебристой пыли, словно марево. Я уже видела подобное раньше, в другом убежище в катакомбах, когда впервые увидела…

Серебряную сову.

Едва я осознаю это, как птица с расправленными крыльями возникает в потоке света. Она хлопает ими один раз, и меня затягивает в видение, которое проносится так быстро, что мне едва удается разобрать мелькающие образы…

Сабина. Кастельпонт. На мост запрыгивает кошка… нет, шакал. Стрела Сабины пронзает его сердце. Новая кость благодати. Кулон, вырезанный в форме полумесяца. И он бьется на шее Сабины, когда она выпрыгивает через витражное окно.

Бушующее море. Сухопутный мост. Перевозчиц окружают сияющие chazoure души. Черные глаза матери. Врата из воды, удерживающие ее. Ее рука, протянутая к Сабине. Сабина убегает с моста. И снова кулон.

Шато Кре. Сабина с короной из оленьих рогов на голове. Ее лицо искажает ярость и испуг. Взмах копья, сжатого в ее руке. Суматоха во дворе. Шок на ее лице. А затем слезы, когда она, рыдая, бежит из замка.

Серебряная сова пронзительно ухает. И меня выбрасывает из видения. Она складывает крылья, и серебристый свет исчезает. А затем и сова. Меня трясет, пока я судорожно пытаюсь сделать вдох. Каз, Бастьен и Жюли смотрят на меня.

– Аилесса, что… – начинает Бастьен, положив руку мне на спину.

Я вскакиваю и хватаю свой костыль.

– Сабина, – выдавливаю я. – Я… я видела ее.

Жюли морщит лоб:

– Как ты…

Но у меня нет времени объяснять, нет времени задержаться даже на секунду. Сестра нуждается во мне. А мне нужна она.

Я практически бегу к лестнице на одной ноге, в чем мне помогает благодать сокола.

– Аилесса, подожди! – кричит Бастьен.

Но я не останавливаюсь. А взбираюсь на строительные леса, проворная, как горный козел, и сильная, как тигровая акула.

Я иду, Сабина.