Текст книги "Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма"

Советский интернационализм и послевоенное восстановление

Хотя война и подпитывала национализм, одновременно это была пора решительного интернационализма. Как и в начале 1930-х, советские архитекторы энергично обменивались идеями с зарубежными коллегами. Союз США и СССР превозносился и в популярной культуре, и в высоких дипломатических кругах, и именно США как военный союзник СССР оказались особенно важным ориентиром для советских градостроителей в начале 1940-х годов. В военные годы между американскими и советскими архитекторами велась бурная переписка. Помимо выражений солидарности в борьбе против общего врага, архитекторы обменивались новинками профессиональной литературы о градостроительстве. По обе стороны океана архитекторы вовсю готовились к выполнению задач, которые неизбежно должны были встать перед ними в пору послевоенного восстановления, и обмен знаниями становился для партнеров важной частью этой подготовки. Большая часть этой переписки проходила при посредничестве Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС). Англо-американский отдел этой организации – в частности, его специальная архитектурная секция, которой в те годы руководил Каро Алабян, возглавлявший тогда и Московский союз архитекторов, – получал и переводил сотни писем от американских градостроителей и пересылал обратно ответы их советских коллег. Кроме того, в военные годы архитектурная секция ВОКС выпускала собственный журнал на английском языке – Architectural Chronicle, и этот журнал, переправлявшийся через Атлантику, попадал в руки американских архитекторов[344]344
  Например, в частном собрании нью-йоркского архитектора Саймона Брейнса сохранился выпуск этого журнала за 1944 год с такими статьями: «Восстановление городов в Крыму», «Архитекторы демократической Польши и архитекторы СССР», «Архитектурный отдел Украинского общества культурных связей с заграницей» и раздел «Книжные новинки» (Simon Breines, Professional Papers, Box 20, Avery Architectural and Fine Arts Library Drawings and Archives, Columbia University). О деятельности ВОКС, способствовавшей налаживанию связей между СССР и иностранцами в 1930-е гг., см.: David-Fox. Showcasing the Great Experiment.


[Закрыть].

Международные связи поддерживались в военное время и организациями, и отдельными архитекторами, писавшими друг другу по личной инициативе. В 1943 году Американский институт архитекторов по собственному почину прислал в Академию архитектуры СССР материалы о планировании городов в США. В ответ Виктор Веснин, президент Академии, выслал институту несколько новых публикаций, выпущенных издательством Академии, а также письмо с выражением благодарности и добрых пожеланий: «Наш дружеский обмен письмами и литературой продолжится к взаимной пользе нашего общего дела»[345]345
  ГА РФ. Ф. R-5283. Оп. 14. Д. 203. Л. 91.


[Закрыть]. Библиотекари из Колумбийского университета и из Суортмор-колледжа писали в ВОКС, надеясь пополнить свои фонды новейшими выпусками советских архитектурных журналов[346]346
  Там же. Л. 3, 5.


[Закрыть]. Приходили и письма от американских архитекторов, трудившихся над связанными с обороной проектами. В 1943 году в ВОКС обратилась Кэтрин Бауэр Вурстер – архитектор, работавшая по заказу Федерального управления трудоустройства над строительством массового жилья. Она сообщила, что «снова занимается исследованиями и пишет работы на темы, связанные со строительством и проектированием жилья, и с большой благодарностью получит любые материалы», которые пришлют ей из СССР. «Прекрасная книга» о Генплане реконструкции Москвы, которую Кэтрин купила в 1939 году, когда приезжала в Москву, все еще «представляла огромный интерес» для нее. Еще она писала, что «больше всего [ее] радует и обнадеживает улучшение советско-американских отношений». Ей бы «очень хотелось возобновить прежние контакты, вновь побывать и поработать в СССР». Кэтрин выражала надежду, что вскоре после окончания войны она приедет в Москву: «Быть может, нам удастся совершить перелет над Аляской и Сибирью!»[347]347
  Там же. Л. 14.


[Закрыть]

Комитет по делам архитектуры имел отдел, специально занимавшийся сбором новейших зарубежных публикаций и вообще любой информации, которая могла бы служить справочным материалом для советских архитекторов. С 1943 по 1947 год этот отдел возглавлял Вячеслав Олтаржевский. Он родился в начале 1880-х в Москве в дворянской семье, учился в Петербурге и Париже[348]348
  РГАЛИ. Ф. 680. Оп. 2. Д. 1696. Л. 15, 34. В разных документах приводятся разные даты рождения Олтаржевского. В этой папке из РГАЛИ, где хранятся личные документы, относящиеся к началу 1900-х, годом его рождения указан 1884. В более поздних советских документах, например, в собрании ГНИМА, годом рождения указан 1880. В 1929 году, подавая заявление о вступлении в Американский институт архитекторов, сам Олтаржевский указал 1880 год.


[Закрыть]. В 1920–1930-х жил и работал в США, в Нью-Йорке, и часть этого периода провел в фирме Харви Уайли Корбетта. В 1935 году Олтаржевский вернулся в Москву, чтобы занять видный пост и работать над планом Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, но вскоре угодил в мясорубку Большого террора. В 1938 году был арестован, после чего, будучи заключенным, трудился начальником строительства и главным архитектором Воркутлага[349]349
  «Личный листок члена союза» – заполненный бланк c биографическими сведениями о В. К. Олтаржевском (ГНИМА им. А. В. Щусева. Л. 5 об.). Об истории Воркуты см.: Barenberg. Gulag Town, Company Town.


[Закрыть]. Когда архитектора внезапно освободили в 1943 году, ему было уже за шестьдесят. По утверждениям некоторых, Олтаржевского выпустили потому, что за него заступился лично Уильям Аверелл Гарриман. В сентябре 1941 года Гарриман приехал в Москву на переговоры о поставках по ленд-лизу, а в 1943 году он был назначен послом США в СССР[350]350
  О том, что Олтаржевского освободили благодаря заступничеству Аверелла Гарримана, рассказывали многие, но конкретный источник этого слуха установить трудно. См.: Cohen. American Objects of Soviet Desire, 128.


[Закрыть]. Независимо от обстоятельств, скрывавшихся за освобождением Олтаржевского, архитектор вернулся в Москву, где его зарубежные знакомства и владение иностранными языками обеспечили ему хорошее положение в недавно созданных архитектурных учреждениях.

Вскоре Олтаржевский возглавил отдел научно-технической информации Комитета по делам архитектуры, где как раз занимались связями с иностранными специалистами. Олтаржевский собирал из Англии, США и Швеции материалы о восстановлении городов, о строительстве жилья в военное время, а также проекты реставрации[351]351
  ГА РФ. Ф. R-5283. Оп. 14. Д. 203. Л. 16.


[Закрыть]. Еще он налаживал контакты с архитекторами по всему миру. Олтаржевский написал мексиканскому архитектору-модернисту Карлосу Обрегону Сантасилье, намереваясь наладить обмен информацией об архитектуре и строительстве. По мнению Олтаржевского, мексиканских зодчих должна была особенно заинтересовать архитектура Грузинской, Армянской и Азербайджанской ССР[352]352
  Там же. Ф. R-5283. Оп. 14. Д. 265. Л. 62.


[Закрыть]. Связался он и с бывшими наставниками и работодателями в США. Олтаржевский писал Уоллесу К. Харрисону: «Наверняка Вы удивитесь, получив от меня весточку спустя столько лет, ведь война и ее последствия оборвали нашу переписку»[353]353
  Там же. Л. 27.


[Закрыть]. Далее он сообщал, что будет очень рад узнать, как поживает его адресат, а также хотел бы «познакомиться с интересными направлениями и событиями последних лет в области архитектуры и строительства в Америке». Олтаржевский просил Харрисона присылать ему американские архитектурные журналы и обещал, в свой черед, направить ему свежие выпуски изданий о советской архитектуре. Для начала он передал Харрисону пачку брошюр, посвященных старинным памятникам русского зодчества[354]354
  Там же.


[Закрыть].

Олтаржевский также возобновил общение со своим бывшим нью-йоркским работодателем Харви Уайли Корбеттом. Как выяснилось, Корбетт был теперь председателем Архитектурного комитета основанного в 1941 году Национального совета американо-советской дружбы (NCASF). Входили в него главным образом «попутчики», иные из которых имели отношение к более или менее радикальным группировкам, выступавшим в 1930-е годы за дружбу между США и СССР. Своей главной задачей NCASF называл «просветительскую деятельность». В 1943 году эта организация объясняла своим потенциальным членам, что намеревается «содействовать лучшему взаимопониманию и укреплять дружеские отношения между Соединенными Штатами и Советским Союзом» и что она считает эту задачу «очень важной для победы в войне и установления прочного мира»[355]355
  Alice Barrows to Robert Lynd, February 16, 1943, American-Soviet Friendship Records, TAM 134, Box 5, Folder 1, Tamiment Archives, New York University.


[Закрыть]. Поскольку СССР и США видели в фашизме общего врага, NCASF посчитал, что можно открыть членство для самого широкого и пестрого круга попечителей, куда входили дирижер Бостонского симфонического оркестра, вице-президент и проректор Калифорнийского университета, судья из Питтсбурга, президент Международного союза шахтеров, фабричных рабочих и металлургов и даже Альберт Эйнштейн[356]356
  American-Soviet Friendship Records, TAM 134, Box 5, Folder 1, Tamiment Archives, New York University.


[Закрыть]. В 1946 году, когда деятельностью NCASF заинтересовались Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, большинство жертвователей этой организации растеряли былой энтузиазм и потребовали, чтобы их исключили из списка членов[357]357
  Ibid, Box 5, Folder 2.


[Закрыть]. Но в тот короткий период, пока еще длилась война, NCASF поддерживал искреннее желание американских и советских специалистов поближе познакомиться друг с другом[358]358
  В 1947 году NCASF обвинили в том, что он не зарегистрировался в Комитете контроля за подрывной деятельностью.


[Закрыть].

Архитектурный комитет NCASF был создан в 1943 году, его возглавлял Корбетт и поддерживала довольно большая группа видных американских архитекторов. Второго мая 1944 года Корбетт написал Каро Алабяну в ВОКС, чтобы известить его о появлении этой новой американской организации, задача которой – содействовать «обмену технической информацией между профессиональными архитекторами в США и СССР»[359]359
  ГА РФ. Ф. R-5283. Оп. 14. Д. 203. Л. 103.


[Закрыть]. К своему письму Корбетт приложил список основных членов Архитектурного комитета – некоторые из них и раньше имели связи с советскими коллегами, общались с ними по работе в 1930-е годы. Например, Саймон Брейнс был лично знаком с Алабяном, Иофаном и другими, потому что приезжал на Первый Всесоюзный съезд советских архитекторов, состоявшийся в Москве в 1937 году Ханс Блюменфельд, теперь сотрудник Жилищно-строительной ассоциации Филадельфии, до войны работал в Государственном тресте по гражданскому проектированию (Гипрогоре)[360]360
  Другие чиновники и члены комитета, упомянутые в этом письме, – известнейшие из американских архитекторов того времени: Тэлбот Хэмлин, Джон У. Рут, Генри Р. Шипли, Хью Помрой, Вернон Де Марс, Уильям Вурстер, Кеннет Рейд, Джордж Нельсон, Кеннет К. Стоуэлл, Джозеф Хаднет, К. Лонберг Холм и Жюль Коршьен.


[Закрыть]. В своем первом письме Корбетт расспрашивал Алабяна о планах послевоенного восстановления городов, о подготовке советских архитекторов, о том, как в СССР обстоят дела с финансированием и с собственностью, какие организации занимаются в Советском Союзе строительным проектированием[361]361
  ГАРФ. Ф. R-5283. Оп. 14. Д. 203. Л. 103–106.


[Закрыть]. Корбетт писал, что материалы можно присылать на русском языке, поскольку NCASF располагает возможностями переводить все, что получает, на английский[362]362
  На самом деле, трудности представлял не сам языковой барьер. В отчете Архитектурного комитета о своей деятельности в 1945 году отмечалось, что, поскольку большинство присылаемых материалов написано на русском языке, «приходится выполнять очень много переводов» (Architects Committee, American Soviet Friendship Records, TAM 134, Box 5, Folder 6, Tamiment Archives, New York University).


[Закрыть]. Первым мероприятием Архитектурного комитета, как сообщил Корбетт в том первом письме Алабяну, была организация в Нью-Йорке выставки, показывавшей «трагическое разрушение нацистами исторических памятников» в СССР[363]363
  ГА РФ. Ф. R-5283. Оп. 14. Д. 203. Л. 104.


[Закрыть]. В свой черед, Архитектурный комитет (в сотрудничестве с Отделом военной информации США) готовил выставку американского жилья из готовых элементов заводского производства для показа в Москве[364]364
  Эта выставка была создана на основе более ранней экспозиции в Музее современного искусства (MoMA) – «Американское жилье в военное и мирное время». Выставки, полностью повторявшие ту экспозицию в MoMA, были отправлены в Австралию и Южную Африку, а СССР получил только один ее раздел, посвященный строительным технологиям военного времени. См.: Anderson. USA/USSR, 89.


[Закрыть].

В марте 1945 года в Москве открылась организованная Национальным советом американо-советской дружбы выставка «Сборное жилье в США». Но прежде чем попасть в советскую столицу, эта экспозиция была официально представлена Павлу Михайлову, генеральному консулу СССР в Нью-Йорке. Произошло это на большом приеме, устроенном в конце 1944 года, куда прибыли сотни представителей различных американских компаний, предоставивших материалы для выставки. Выступая перед собравшимися, Корбетт приветствовал эту затею и посетовал на то, что «многовековое наследие взаимной изоляции и отсутствия контактов сделало нас призрачными чужаками друг для друга, хотя в нашем развитии и характере есть много общего»[365]365
  Architects Committee, American-Soviet Friendship Records, TAM 134, Box 5, Folder 6, Tamiment Archives, New York University.


[Закрыть]. В ответной речи советский генконсул, взяв столь же дружественный тон, отметил особую важность об мена техническими знаниями ввиду того, что СССР готовился к восстановлению после разрухи. По его словам, советский народ «намеревался не просто воссоздать в стране довоенные условия, а построить гораздо лучшие, более красивые и удобные для жизни города по сравнению с тем, какими они были до войны»[366]366
  Ibid.


[Закрыть]. Совместными усилиями США и СССР одержат победу в войне, сказал он, и сообща будут отстраиваться в мирные годы, которые скоро наступят.

Пятнадцатого марта 1945 года выставка «Сборное жилье в США» официально открылась в большом зале московского Дома архитекторов. На открытие пришли советские архитекторы и чиновники, президент ВОКС Владимир Кеменов и Аверелл Гарриман, ставший к тому времени послом США в СССР. Об этой выставке в конце марта Алабян написал Корбетту и сообщил, что она привлекла большое количество посетителей, и «с 15 по 26 марта ее осмотрели 4 200 человек»[367]367
  ГА РФ. Ф. R-5283. Оп. 14. Д. 265. Л. 28.


[Закрыть]. Помимо обычной публики, по словам Алабяна, экспозицией заинтересовался ряд организаций – от Московского строительного института до Наркомата по строительству, – оттуда на выставку приходили большие группы. Экспонаты знакомили советских посетителей с инновациями военного времени, которые показались бы диковинками и новинками даже американской публике. Среди выставленных образцов были сборные дома фирмы Sears-Roebuck, проекты Альберта Кана и похожий на силосную башню дом «Димаксион» Бакминстера Фуллера[368]368
  Anderson. USA/USSR, 89; Architects Committee, American-Soviet Friendship Records, TAM 134, Box 5, Folder 6, Tamiment Archives, New York University.


[Закрыть]. «Мы не сомневаемся, – писал Алабян Корбетту, – что вслед за этой первой выставкой, знакомящей советскую публику с развитием сборного жилья в Америке, мы, с вашей любезной помощью, продолжим знакомить советских архитекторов и строителей с применяемыми в США строительными методами»[369]369
  ГА РФ. Ф. R-5283. Оп. 14. Д. 265. Л. 28.


[Закрыть]. Со своей стороны, продолжал Алабян, советские архитекторы сообща готовят небольшую фотоэкспозицию «Русское зодчество прошлого и настоящего», которую надеются показать американской публике.

Через два месяца после того, как в Москве прошла выставка, посвященная американскому сборному жилью, в начале мая 1945 года группа советских инженеров и проектировщиков отправилась в Нью-Йорк на еще одно мероприятие, организованное Национальным советом американо-советской дружбы, а именно – на Американо-советское совещание по строительству. Совещание открыл торжественный ужин, состоявшийся 4 мая в отеле Biltmore. В роскошных интерьерах эпохи джаза гости собрались обсудить послевоенное восстановление. Американцы с особенным жаром расхваливали преимущества сборки домов из готовых частей заводского производства. С речами выступили Джон Б. Бландфорд-младший из Национального агентства по жилищным вопросам и Э. Роупс, глава русского отдела Министерства торговли США, а затем был показан советский фильм «Урал кует Победу»[370]370
  Architects Committee, American-Soviet Friendship Records, TAM 134, Box 5, Folder 8, Tamiment Archives, New York University.


[Закрыть]. На следующий день американские и советские эксперты объединились в пары для обсуждения различных тем – от организации строительной индустрии до механических систем и коммуникаций, необходимых для небольших домов и промышленных зданий. Обсуждалось, конечно, и заводское производство деталей для сборного жилья. С советской стороны, помимо инженеров и технических специалистов, присутствовал и новый президент Амторга М. М. Гусев, что свидетельствовало о том, что Советский Союз не только озабочен укреплением дружбы между советскими и американскими архитекторами, но и намеревается поддерживать торговлю между двумя странами.

Вскоре после нью-йоркской конференции, учитывая, что ее участники живо интересовались вопросами, выходившими за пределы архитектурной и проектировочной областей, архитектурный комитет Национального совета американо-советской дружбы решил сменить название и превратился в Комитет строительной индустрии[371]371
  Ibid.


[Закрыть]. Узнав о переименовании, Алабян с воодушевлением написал Корбетту: «Ваше сообщение о реорганизации Архитектурного комитета в Комитет строительной индустрии совпало с нашим решением расширить полномочия и состав архитектурного отдела ВОКС». В нем был создан строительно-инженерный подотдел – для того, чтобы все советские специалисты по стройматериалам, водо проводным системам, теплоснабжению, вентиляции и другим смежным областям могли выиграть от связей с американскими коллегами[372]372
  ГА РФ. Ф. R-5283. Оп. 14. Д. 265. Л. 96.


[Закрыть]. Неиссякаемое желание советских архитекторов заимствовать и применять американские технологии не только объяснялось текущими потребностями послевоенного восстановления, но и было продолжением их более ранней деятельности.

Ожидалось, что Архитектурный комитет NCASF с момента его основания в 1943 году будет содействовать отношениям между советскими и американскими градостроителями, возрождая то взаимодействие, что уже существовало между двумя странами в 1930-е годы. Иными словами, американские архитекторы по-прежнему видели в советских коллегах профессионалов, ищущих иностранной помощи, которая компенсировала бы отставание в развитии СССР. Многие американские архитекторы, особенно Корбетт и Брейнс, явно руководствовались самыми доброжелательными чувствами по отношению к советским коллегам и искренне мечтали о «взаимопонимании и дружбе между профессионалами в области строительства и проектирования» в США и СССР[373]373
  Purpose and Program Statement, Architects Committee, American-Soviet Friendship Records, TAM 134, Box 5, Folder 6, Tamiment Archives, New York University.


[Закрыть]. Но в рамках этой дружбы они мыслили передачу технологий и знаний как процесс однонаправленный. По их мнению, в советских городах следовало применять американские технологии – но не наоборот. Цель деятельности Архитектурного комитета формулировалась в 1943 году так: «Знакомить приезжающих советских специалистов с достижениями в американском строительном деле в соответствии с нуждами восстановления СССР», а также «знакомить американских архитекторов, инженеров и производителей с торговыми требованиями в советской строительной отрасли»[374]374
  Ibid.


[Закрыть]. США готовы были предоставлять экспертную помощь и, возможно, даже материалы, а в разоренном войной СССР они видели целину, готовую перенимать и внедрять американские методы строительства.

В США собирались придерживаться именно такого плана действий, ведь они уже оказывали экспертную помощь Советскому Союзу в годы первой пятилетки, а также совсем не давно – во время войны, осуществляя поставки по ленд-лизу. Вскоре должен был вступить в силу план Маршалла – программа американской помощи Европе. Со своей стороны, советские архитекторы тоже готовились к возобновлению завязавшихся еще в межвоенный период связей с американскими экспертами. Но уже через несколько лет все это здание транснационального сотрудничества с грохотом рухнуло: хрупкая связь не выдержала напора сразу двух реакционных кампаний – «красной угрозы» в США и ждановщины в СССР.

Судьба Дворца Советов

В сентябре 1945 года корреспондент «Правды» Лазарь Бронтман посетил один из многочисленных приемов в ВОКС. После 1945 года ВОКС оставалось важной организацией и продолжало стимулировать отношения между бывшими союзниками даже после начала холодной войны. Бронтман записывал в дневник содержание множества бесед. Так, он поговорил с Вано Мурадели о новой песне, которую тот сочинил о Лаврентии Берии, выпил вместе с директором Института Маркса, Энгельса и Ленина, а потом с архитектором Каро Алабяном, который рассказал Бронтману о своем проекте восстановления Сталинграда. Пообщался Бронтман и с Борисом Иофаном, уже вернувшимся в Москву. Журналист вспомнил, как несколько лет назад интервьюировал Иофана для «Правды», расспрашивал о проекте Дворца Советов. «Сейчас я его еле узнал: маленький, сухой и очень постарел», – записал Бронтман в 1945 году Однако Иофан не утратил былого воодушевления: «Сказал он мне, что сейчас в проект внесены некоторые изменения. Когда Молотов вернется из Лондона с конференции министров иностранных дел, он посмотрит и утвердит»[375]375
  Лазарь Бронтман. Дневник. 11 сентября 1945 года: http://militera.lib.ru/db/brontman_lk/1945.html


[Закрыть]. Теперь, когда война осталась позади, Иофан был уверен, что строительство Дворца Советов возобновится.

В 1945 году период расправ и нестабильности, который переживали Иофан и его коллеги, длился уже около десяти лет. В конце 1930-х УСДС попало под каток репрессий, который безжалостно проехал по всем советским учреждениям. А вскоре подоспела и другая катастрофа – война. Но, хотя война и оборвала работу над дворцом, она же дала проектировщикам УСДС дополнительное время для экспериментов. В Свердловске они экспериментировали с новыми стеклянными системами освещения, мозаичной техникой, декоративными напольными покрытиями из дерева, текстилем. В военные годы Иофан внес изменения в чертежи, так что здание стало чуть приземистее, однако ничуть не утратило той монументальности, что была видна в довоенных вариантах проекта (илл. 3.5). Именитый художник Павел Корин тоже не оставлял работу над огромной мозаикой, которая должна была украсить внутреннюю часть купола в большом зале Дворца. Корин, привлеченный к проекту в 1940 году, в военную пору делал эскизы динамичных, мускулистых фигур для мозаики «Марш в будущее». Искусствовед Владимир Толстой вспоминал, как в 1946 году Корин пригласил его к себе в мастерскую и показал фрагмент (половинного размера) целой мозаики, которая к тому времени уже была собрана в ангаре в нескольких кварталах от стройплощадки Дворца Советов[376]376
  В. П. Толстой вспоминал, что этот ангар находился в Обыденском переулке (Толстой В. П. О П. Д. Корине // П. Д. Корин об искусстве: статьи, письма, воспоминания о художнике. М., 1988. С. 170).


[Закрыть]. Прежде всего Толстого поразили огромность и странность увиденного образа: от самого пола до потолка под двускатной крышей полутемного ангара куда-то шагали в ряд нагие гиганты «с патетически раскинутыми руками»[377]377
  Там же.


[Закрыть]. Толстой отметил и контраст между канонично героическими позами этих фигур и их слишком уж знакомыми «современными» лицами. По мнению Толстого, Корин превосходно изобразил решительный марш «нашего народа» навстречу светлому и счастливому будущему[378]378
  Там же. Позже Корин выполнил мозаичные панно для интерьера главного здания МГУ. См.: Николай Кружков. Высотные здания сталинской Москвы: факты из истории проектирования и строительства. М., 2011. С. 83.


[Закрыть]. Разве это не лучшее время для возведения Дворца Советов после того, как Советский Союз победил в войне и собирался продолжить свое движение к коммунизму?

Илл. 3.5. Макет Дворца Советов. Борис Иофан, 1947 г. (В. Шквариков. Советская архитектура за XXX лет РСФСР. М., 1950)

В первые же месяцы после победы СССР над Германией в мае 1945 года Иофан обратился к правительству, прося разрешения возобновить работу над Дворцом Советов. Прежде всего Управлению строительства Дворца Советов нужно было вернуть своего начальника, переведенного в военное время на выполнение других задач. Второго июня 1945 года Иофан написал Молотову и попросил освободить Прокофьева от его обязанностей – наблюдения за строительством военно-промышленного объекта на Урале. Эти обязанности, писал Иофан, уже и так подорвали здоровье Прокофьева, к тому же теперь, когда нужно было возобновить строительство Дворца Советов, срочно требовалось его присутствие в Москве[379]379
  РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 506. Л. 124.


[Закрыть]. Далее Иофан обратился в инстанции по вопросу о восстановлении связей с зарубежными коллегами. Тридцатого июня он написал Клименту Ворошилову в надежде получить для своего коллектива разрешение снова съездить за границу. На сей раз Иофан обосновал необходимость для группы из приблизительно 20 сотрудников УСДС – планировщиков, архитекторов, инженеров и проектировщиков – побывать в Вене, Бухаресте, Дрездене, Будапеште, Лейпциге и других городах для знакомства с последними техническими и материальными достижениями в строительной отрасли[380]380
  Ворошилов передал эту просьбу Молотову (РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 506. Л. 126). Иофан, очевидно, надеялся воспользоваться тем, что Советский Союз получил доступ к городам стран Оси, где можно было демонтировать и затем перевезти в СССР целые архитектурно-проектировочные мастерские в качестве послевоенных репараций. УСДС могло бы извлечь из этого большую пользу.


[Закрыть]. По-видимому, в 1945 году Иофану так и не удалось отправить своих специалистов в Центральную и Восточную Европу. Однако первая просьба архитектора была удовлетворена – летом Прокофьева отпустили в Москву.

Иофан и Прокофьев пытались снова обеспечить своему проекту государственную поддержку. В первую очередь нужно было, чтобы Госплан создал для строительства дворца особую статью в бюджете четвертой пятилетки. Вскоре Иофан и Прокофьев убедились, что это задача не из легких. Государственного финансирования требовало в тот момент бесчисленное множество других проектов строительства и восстановления. Кроме того, Управление строительства Дворца Советов успело стать незаменимой организацией, которой высшее советское руководство привыкло поручать работу над объектами, не имевшими ни малейшего отношения к дворцу. УСДС оказалось настолько полезным, что в 1946 году его сотрудники были заняты восстановлением Кремля и других важнейших сооружений в Москве и Подмосковье, в том числе Большого театра и Театра им. Вахтангова. На УСДС было также возложено строительство Библиотеки им. Ленина – комплекса зданий, спроектированного еще в 1920-е годы Владимиром Гельфрейхом и Владимиром Щуко – они же работали над проектом дворца[381]381
  См.: ЦГА Москвы. Ф. R-694. Оп. 1. Д. 397, где хранятся проекты, над которыми УСДС работало в 1946 году Над зданием Библиотеки им. Ленина УСДС продолжало работать по крайней мере до 1948 года.


[Закрыть]. К 1946 году УСДС превратилось в большое строительное учреждение, его штат вырос до 5 500 человек. Однако чтобы вернуться к работе над Дворцом Советов, организации нужно было получить от правительства официальное разрешение.

В январе 1947 года Иофан и Прокофьев оставили эти попытки. Тогда УСДС получило задание построить в Москве два из восьми новых высотных зданий. Как прекрасно понимало руководство управления, работа над этими огромными сооружениями займет все рабочие руки и прочие ресурсы, так что о Дворце Советов придется забыть еще на много лет. Однако проект не был отменен, и многие преданные сторонники идеи дворца предпочитали думать, что строительство небоскребов – просто репетиция, которая позволит лучше подготовиться к возведению самой монументальной высотки, которая в конце концов вырастет в центре кольца из других московских высоток. В 1950 году Иофан распекал на партсобрании в УСДС подчиненного, забывшего упомянуть о проекте Дворца в докладе о продвижении работ на площадке строившегося в то время здания университета на Ленинских горах:

Тов. Обшивалов в своем обширном докладе не нашел места для работающих над Дворцом Советов, он ни словом не обмолвился об этой работе, она выпала из сферы его внимания. Это – неправильно. В настоящее время основная наша цель – построить университет, но это не снимает главной цели нашей организации – строя университет, набрать силы и подготовиться, таким образом, к строительству Дворца Советов. Нам нужно быть готовыми, потому что от нас могут в любой момент потребовать ответа по проектированию Дворца Советов и будет очень тяжело, если мы не будем готовы[382]382
  ЦГА Москвы. Ф. 88. Оп. 29. Д. 136. Л. 24–25.


[Закрыть].

Иофан подытожил свои критические замечания как оратор, уже поднаторевший в «критике и самокритике» – риторической тактике, которой в позднесталинскую эпоху придавали всё бóльшую важность на партсобраниях. Начав свое выступление с выпадов в адрес коллеги, под конец он обратился к себе самому, как бы задумался о собственных ошибках: «Тут есть и моя большая вина, я должен больше, неустанно бороться за признание важности нашего дела. Нужно мобилизовать все силы нашего пока что небольшого коллектива, нужно добиться и места, и людей и по-настоящему готовиться к развороту работы по Дворцу Советов»[383]383
  Там же. Л. 25.


[Закрыть].

Желание Иофана непременно построить здание, за проект которого он взялся еще в 1931 году, не расходилось с намерениями, декларировавшимися советским руководством. В 1949 году на заседании Политбюро, посвященном новому Генплану послевоенной реконструкции Москвы, первый секретарь Московского городского совета Георгий Попов записал замечания Сталина, касавшиеся Дворца. Если верить Попову, на том заседании Сталин заявил: «Дворец Советов будем строить обязательно». И потом пояснил: «Как закончим многоэтажные дома, так возьмемся за строительство Дворца Советов»[384]384
  Замечания Сталина на том заседании 17 июня 1949 г. см.: Без хорошей столицы – нет государства // Источник. 2001. № 452. С. 111. Дмитрий Хмельницкий толкует это свидетельство иначе: он считает, что к 1949 г. Сталин и даже сам Иофан уже утратили интерес к проекту Дворца Советов. См.: Д. Хмельницкий. Зодчий Сталин. М., 2007. С. 254–255.


[Закрыть]. Теперь в Москве разворачивался масштабный проект строительства небоскребов. Когда заходила речь о Дворце, он напоминал о дне вчерашнем, ведь с тех пор представления советских лидеров о том, какой должна стать возрожденная от военной разрухи столица, сильно изменились: планы стали еще более амбициозными. После 1945 года советское руководство решило, что в Москве нужно построить не один небоскреб, а целых девять.