Текст книги "Курорт"

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

Она поскорей заткнула будильник, чтобы не разбудить Шона, но тут же поняла, что он так и не появился. Когда прошлой ночью она вернулась в номер, готовая к встрече с ним, хотя абсолютно не зная, что будет говорить, то даже обрадовалась отсрочке. В тот момент она решила, что он ушел в сьерры или болтается в каких-нибудь древних развалинах. Он мог вернуться в любой момент, поэтому Хилари быстренько легла в постель. Если он вернется, когда она уже будет спать, это даст ей моральное преимущество.

Но Шон не вернулся. Вдруг почувствовав себя осиротевшей, она решила привести себя в порядок и одеться для занятий тай-чи. Ее мысли блуждали от Шона к Мэтту, придавая каждой стадии привычного утреннего ритуала, каждому движению ватного шарика, которым она протирала кожу, каждому мазку крема для загара особенное значение. Она чувствовала себя роковой женщиной, беззаботно разрушающей жизни двух мужчин. И эта мысль ей нравилась.

Но где же он? Где Шон? Она внезапно забеспокоилась. Может, с ним что-то случилось, и полиция сейчас пытается найти ее? Она вспомнила то ледяное утро, когда позвонил ей диспетчер и сообщил о несчастном случае. В голове завертелись жуткие картины, как Шон погибает в автокатастрофе. Он пытается поймать машину на обочине оживленной дороги. Сумерки, дело к ночи. Водитель грузовика слегка пьян. Шон понятия не имеет об этом. Она начала представлять все детально и стала размышлять, взял ли Шон с собой удостоверение личности, и сколько времени займет опознание, и когда в ее дверь постучат, чтобы сообщить ей плохие новости. На это могут уйти дни. Она представила, как побежит к Мэтту в поисках утешения. Он скажет ей, что нельзя быть одной в такой момент. Они будут вместе.

Тут Хилари очнулась и обнаружила, что стоит, тупо уставившись в зеркало на свое отражение, держа в одной руке зубную щетку.

Ее кольнул легкий стыд за эти мысли. Но она действительно так думала, и от этого никуда не денешься.

Она трусцой побежала к бассейну, наслаждаясь прохладой раннего утра, ароматом цветов и постепенным пробуждением дня. Никуда не денешься. Она чувствовала себя прекрасно. Будто летела на гребне волны. Оптимизм, нетерпение, радостное возбуждение, сила – она пыталась не обращать внимания на весь этот водоворот чувств во время разминки. Но это было невозможно. Она не могла выключить воспоминания и погасить ощущение, что вот-вот произойдет что-то чудесное. Состояние покоя, которое ей было необходимо для наполнения ее ян, похоже, сегодня так и не наступит. Хилари остановилась, уперев руки в бедра и глядя на горы, полная решимости. Она была готова.

Пастернак умирал от жажды. Если он сейчас же не попьет, его сухие кости рассыпятся в прах. Его череп, казалось, раздувался и сжимался с каждым вздохом, но он все равно не мог себя заставить встать и попить. Он вспомнил о таблетках и улыбнулся. Если ему удастся сейчас уснуть, то к часу икс он будет в отличной форме.

* * *

Услышав, как в замке поворачивается ключ, Хилари чуть не вскрикнула от счастья. Это было сложное чувство – не только радостное облегчение, что с ним все в порядке, но и нервное возбуждение, ожидание перемен, которое она жаждала разделить с ним. Она чуть не подбежала обнять его, но вовремя поняла, насколько нелепым будет такое проявление чувств. Все равно что завопить: «Дорогой! Я твердо решила, что бросаю тебя! Но так будет лучше для тебя! Разве это не прекрасно?»

Так что она просто подождала, пока он войдет, и они настороженно остановились друг напротив друга, зная обо всем, – а потом Шон подошел к ней и обнял своими большими, сильными руками.

– О, Хилари! Хилари, Хилари, Хилари!

Она встала на цыпочки и чмокнула его в щеку.

– Чаю?

– Отличная идея.

– Присядь.

Она встревоженно обернулась и с подозрением глянула на него.

Он улыбнулся в ответ.

– Все нормально. Я в порядке.

Она принесла чаю. Отхлебнув кипятка, она отдернула губы от горячей чашки и поставила ее на стол.

– Шон?

– М-м-м?

– Если…

Она замолчала и отвернулась, ее глаза внезапно наполнились слезами. Шон тоже отставил свою кружку и взял Хилари за руку.

– Продолжай.

Она вздохнула.

– Если мы оба одинаково думаем насчет всего этого…

Она робко взглянула на него, ища одобрения.

– Если мы думаем, что это, возможно, к лучшему…

Он кивнул, глядя в пол.

– Тогда, если так, наверное, нам лучше не устраивать разбирательств, если ты понимаешь, о чем я. Понимаешь?

Он снова кивнул.

– Думаю, да.

– Мы только наговорим гадостей друг другу. Гадостей, которые, возможно…

Он приложил палец к ее губам. Протянув Хилари ее чашку, он взял свою.

– Я понимаю. Мне кажется, я знаю, о чем ты говоришь. Вроде как разойтись по-хорошему, так?

Она кивнула и сделала еще глоток. Он смотрел в свою чашку, с отсутствующим видом вылавливая чаинку.

– Правда, есть еще кое-что. С практической точки зрения. В общем, я тут думал – я действительно кое-что для себя понял за эти дни. Трудно объяснить все те вещи, которые со мной произошли. Я видел орла, понимаешь!

Она улыбнулась. Ничего не меняется. Ей хотелось бы разделить с ним его детскую радость, но вместо этого она ощутила прилив раздражения.

– Я просто подумал, если это, конечно, получится, что остался бы здесь еще на несколько дней. Естественно, все зависит от рейсов и прочего.

– Где ты будешь жить?

Он отмахнулся.

– Ну, в городе сдается куча жилья, очень дешево. Вряд ли мне понадобятся большие деньги. Я же в основном питаюсь хлебом и оливками. Ну и водой. Это все, что мне нужно. За горы и море платить не обязательно.

Она почувствовала, как к ней возвращается старая злость. Если она взорвется, легче не станет, но это было так похоже на него! В жизни происходят глобальные перемены, все рушится, и как на это реагирует ее муж? Без проблем. До свидания, бывшая женушка! А я продлю свой отпуск еще на недельку. Она не сдержалась:

– Ты считаешь, это справедливо?

– А почему нет?

– Видишь ли… – Она выдавила смешок. – Мне вообще-то тоже хотелось бы поваляться еще несколько дней на солнышке…

– И?

– Некоторым из нас нужно возвращаться к работе.

– А некоторым не нужно. Перемирию пришел конец.

– Да пошел ты! Ты невозможен!

– Почему?

Она поискала верный ответ, но выбрала неверный.

– И кто заплатит за этот твой утешительный приз?

– Я знал, что ты это скажешь.

– Не надо просто знать! Надо с этим иметь дело! Изменить дату вылета – раз? Проживание? Еда и выпивка? – Она запнулась в поисках других примеров. – Такси до аэропорта, телефонные звонки. У тебя есть такие деньги? Здесь речь о паре сотен фунтов или даже больше! И когда же ты их у меня попросишь?

– Я тебя вообще о чем-нибудь когда-нибудь просил?

Он возмущенно фыркнула. Ей просто не приходило в голову, что он может сам о себе позаботиться. Шон пронзительно, колюче посмотрел на нее. Ему хотелось сказать это. Он знал, что не надо, но ему хотелось. Хотелось сказать. Черт. Он не мог удержать это в себе.

– Откуда ты знаешь, может, я встретил здесь милую местную девушку, которая работает в авиакомпании и с радостью приютит меня и поменяет авиабилеты по административной ставке?

Хилари была потрясена. Позже ей приходили в голову разные варианты ответов на это вопрос, но тогда она только и смогла сказать:

– Что, правда?

Шон отвернулся.

– Ты с ней переспал?

Он не ответил.

Она тихо сказала:

– Ублюдок.

– Нет, я не ублюдок.

Со всем презрением, которое она смогла в себе найти, она бросила:

– Маленькая испанская стюардесска! Как мило! Она сделала тебе приятно? Она была хороша? – Ее глаза наполнились слезами. – Надеюсь, у нее миленькие усики!

Шон вскочил.

– Я тебя не понимаю! Чего ты бесишься! Ты получила то, что хотела. Я не ползаю у тебя в ногах, умоляя дать мне еще один шанс. Я попытался тебя понять. Я ухожу. Чего тебе еще нужно?

Хилари с несчастным видом свернулась в кресле, обняв подушку.

– Не знаю. Хотелось бы мне самой понять. Он протянул ей руку и, подняв с кресла, прижал к себе. Она захлюпала носом у него на груди. Он смягчился, жалея, что сказал ей про Мэгги.

– Слушай, ни с кем я не переспал. Я думал, ты хорошо меня знаешь. Я не делал этого и не поступил бы так с тобой. Просто то, что случилось с нами – случилось. Ты была полностью права. Ты сама все начала, и знаешь – ты молодец. У людей обычно на такое не хватает смелости – особенно во время отпуска! Но теперь нам нужно все пересмотреть. Он поймал ее взгляд.

– Ведь так?

Она кивнула.

– Не знаю, как ты, но я думаю, что мы поступаем правильно. Когда смотришь на всех этих людей, хотя бы в транспорте, то понимаешь, что они несчастливы. И уже привыкли, просто терпят, понимаешь?

– Понимаю.

– И последние несколько дней я думала такое и про нас.

Он с энтузиазмом закивал.

– Да, отлично, Хилари. Жестокая, но правда.

– Ты всегда был сентиментальным ублюдком!

– Нет, в самом деле. Я имею в виду… – Он поискал правильный способ выразить свои мысли. – Может быть, люди просто не ищут свою половинку, а? Может, и мы не созданы друг для друга?

Она грустно улыбнулась. В ее полных слез глазах было задумчивое выражение.

– Это дурдом просто, да? Только подумай о наших одноклассницах, которые повыскакивали замуж за своего первого парня. Безумие!

Да будь у них хоть пятьдесят парней – кто сказал, что надо связать свою жизнь именно с одним из них? Может, в Гватемале есть кто-то еще лучше!

– Колесо фортуны…

– Скорее, русская рулетка!

Он взял свою кружку с чаем и чокнулся с ее чашкой.

– За то, какими мы были.

– Да. За то, какими мы были. Они пили чай и смотрели в пол. Хилари предложила вместе прогуляться до Нерхи, и Шон согласился, но тут же передумал, решив, что ему нужно побыть одному и подумать. Оба были вымотаны до предела и не знали, что еще сказать, а потом Хилари встала и, печально улыбнувшись, ушла.

Шон походил по комнате, пытаясь продумать общий план. Через двадцать четыре часа она улетит домой. Он не собирался лететь этим рейсом – с Мэгги или без нее, он останется в Нерхе столько, сколько сочтет нужным, или столько, сколько сможет. Он смутно представлял, как у него это получится, но был полон решимости. Пока Хилари не уехала, лучше им держаться порознь. Пусть то, что неизбежно, случится в свой час.

Он решил прогуляться к пляжу, ведь до этого он там практически не появлялся. Изучив подробную карту, которую он прихватил в пещерах, он увидел тропу, шедшую через пляж к Маро. Может, Мэгги уже вернется с работы, пока он добредет туда. А если нет, то он оставит ей записку.

Сбегая по ступеням с радостным чувством на душе, Шон был вдруг остановлен женщиной в ярко-красной униформе, вытянувшей руку, как полицейский на дороге. Это была Давина из «Санфлайта».

– Ага! Попался! Кто тут у нас такой негодник?

Как она могла узнать? – опешил Шон. Разве что она была коллегой Мэгги. Может, о них с Хилари уже сплетничают все гиды?

– И кто не посетил ни одного из моих маленьких междусобойчиков?

Она пальцами изобразила кавычки. Шон моргнул.

– Простите…

– Ну не переживай! Это не то чтобы обязательное мероприятие. Некоторые клиенты искренне верят в, как я это называю, свободное посещение.

Шон вообще не понимал, о чем она говорит. Солнце было в зените, и его лучи нещадно жгли макушку. Он начал закипать. Нужно или двигаться дальше, или отойти в тень. Дышать становилось все труднее.

– Что, э… – он так и не смог закончить предложение. Терпение уже было на исходе.

Давина сунула руку в сумку.

– Я как раз собиралась заскочить к вам. Засунуть это вам под дверь…

Он уставился на ее рот, говоривший «двер-ррь». Казалось, губы жили отдельной от лица жизнью, абсолютно независимо от смысла слов. Шон смотрел на Давину в ожидании озарения. Он понимал, что глядит ей в рот, подсознательно стараясь сконцентрироваться на источнике новостей, просвещения и, как он надеялся, скорой свободы.

– Все в порядке, мои голубки?

– Прекрасно. Отлично.

Она все еще размахивала листовкой перед его носом, рассчитывая, что он возьмет ее.

– Это просто детали завтрашнего отъезда и вылета.

Она сутулилась и выглядела как гоблин.

– Если, конечно, ты не собираешься сбежать и, как я бы сказала, укрыться здесь.

Он тупо смотрел на нее. Если она не отвалит сию же минуту, с ним наверняка случится припадок. Давина светилась улыбкой.

– Ты сэкономил мне время, и мне не придется подниматься по этим ступеням, спасибо большое! Теперь сделай одолжение, дорогуша, изучи внимательно этот список. Я к чему говорю, – снова кавычки. – Не спи на посту. Не раздражай работников курорта. Они иногда бывают, как я это называю, темпераментными насчет времени. Чао!

Она снова втянула голову в плечи, ухмыльнулась и отчалила. Шон шагнул назад, под дерево, тяжело дыша и обмахиваясь листовкой. Никогда еще холодная бутылка «Крузкампо» и купание в море не казались столь привлекательными.

Когда она вернулась из Нерхи, Мэтт ждал ее у бассейна. Его лицо так трогательно просияло, едва она толкнула железные ворота, что ее пронзила жалость. Ей было жаль его наивности и ранимости и жаль того, что она уже поняла, чем это закончится. Но это был лишь мимолетный порыв, тихая, светлая грусть, которая тут же прошла. Ей стало грустно от его открытости, радостной окрыленности, готовности отдать всего себя без остатка. Но она могла быть такой же. Хилари не собиралась демонстрировать это всем и каждому, но знала, что очень рада его видеть. Ей хотелось быть с ним. На самом деле хотелось. Она бросила сумки рядом с его полотенцем. Мэтт поднялся.

– Я считал часы.

– Я тоже.

– Я хотел пойти и посмотреть на тебя сегодня утром. Пытался не проспать, но… – Он закатил глаза. – Пасти снова убрался.

– Философ?

– Он самый. Просто в слюни. Хотел, чтобы я составил для него гороскоп!

– Какой гороскоп?

– Не поверишь – интимный.

– Обалдеть! Он положил на кого-то глаз?

– Очень на это надеюсь!

Минуту она соображала, потом шлепнула его по плечу и захохотала, закинув голову. Мэтт ждал, пока она успокоится. Ему хотелось, чтобы она была серьезна.

– Хилари?

– А?

– Я действительно влюбился в тебя. С самого первого раза, когда увидел. Я просто… знал это.

Она ничего не ответила.

– Я не жду, что ты скажешь то же самое. Ни на минуту. Но дай мне хоть какую-то надежду. Когда мы вернемся в Англию – я тебя еще увижу?

Она подумала, но сразу не ответила, коварно затягивая его агонию, а потом улыбнулась.

– Да.

Он завопил от радости и кинулся ее обнимать. Она оттолкнула его.

– Погоди, не все так просто. Я хочу сказать, тебе надо набраться терпения. На меня свалится куча проблем, когда мы вернемся домой. – Она выразительно посмотрела на него, давая время на осознание. – Куча проблем. Личных проблем, проблем с бизнесом. Наверное, мне придется переехать. Ты и я – что бы это ни значило – можем не справиться. Но я говорю – да. Да, да и еще раз да! Только не возлагай на меня слишком больших надежд, ладно? Я просто не знаю, хватит ли у меня сил.

Он кивнул и улыбнулся своей милой широкой улыбкой. Его глаза сияли от счастья.

– Я понимаю. Все нормально. Все здорово!

Он хлопнул в ладоши.

– Спасибо. Мне просто нужен был хоть какой-то шанс.

Хилари чмокнула его в нос.

– Я рада, что ты веришь в меня, и постараюсь тебя не разочаровать.

Она встала и взяла свои сумки.

– Слушай, мне нужно упаковывать вещи и все остальное. Давай встретимся в Айо? В восемь?

– Я буду там в шесть!

– Не скучай!

Она пошла к себе. Теперь самое главное, чтобы Шон ничего не узнал о Мэтте. Ее снова вело чутье. Не важно, почему и зачем, но… она точно знала одно – Шона надо оградить от этого.

Едва он уселся со своим пивом, его тут же атаковали мухи. Одна билась около лица, другая жужжала в ухо, и еще целый батальон завис над головой. Он попытался не обращать внимания, но раздражающую щекотку на лице вынести было невозможно. Он хлопнул себя по щеке, дав сигнал к началу боевых действий. Только он успевал смахнуть одну муху с левой щеки, другая тут же заходила справа. В конце концов огромная синяя муха нагло уселась прямо на руку. Их становилось все больше и больше, и они садились на него по две-три зараз, назойливо жужжа возле уха и тут же улетая. Он оглянулся на других людей, сидящих в пляжном баре. Их так же донимали мухи, но они будто этого не замечали и продолжали беззаботно болтать, читать газеты и играть в шашки. Шон признал свое поражение. Схватив бутылку, он перебрался поближе к воде и устроился там, снова наслаждаясь жизнью. Это был он. Это было все, чего он хотел, – просто сидеть и смотреть на мир вокруг, принимая любые его уроки. Допив бутылку и сполоснув ее в фонтане, Шон набрал чистой воды. Теперь он готов идти. Жара была убийственной, но он знал, что шаг за шагом доберется до цели.

Хилари забрела в это кафе случайно. Наслаждаясь медленной прогулкой по пляжной дорожке, она поняла, почему тянет время. Она не слишком торопилась обратно. Приятное ощущение самоопределения никуда не пропало и все еще грело ее, но со своим одиночеством она не спешила расстаться. Она была пока не готова разделить щенячий восторг Мэтта, да и вообще подобная перспектива ее не прельщала.

Она остановилась полюбоваться увитой виноградной лозой старой стеной и случайно заметила дверь, осторожно приоткрыла ее и сунула голову внутрь. Там оказалось длинное тесное кафе, стены были выложены керамической плиткой, расписанной диковинными цветами. В конце кафе находилась небольшая терраса, выходившая на море. За одним из столиков дремал старик; остальные были свободны. Хотя ни официантов, ни хозяина не было видно, она чувствовала, что за ней наблюдают. И точно – через минуту старушка, вероятно жена сонного деда, подошла к ней принять заказ. Она улыбнулась Хилари и затараторила по-испански, абсолютно не обращая внимания на растерянность посетительницы. Оставив попытки хоть что-то понять, Хилари улыбнулась в ответ и заказала капуччино и gâteau fraise.[21]21
  Gâteau fraise – пирог с земляникой (фр.).


[Закрыть] Ее эсперанто возымел эффект. Почти час Хилари смаковала пенистый напиток и ковыряла ложечкой начинку земляничного пирога, глядя на отдыхающих, веселившихся на пляже. Парни тащили девушек в море. Мамаши шлепали своих детей, чтобы те не плакали. Хилари тут же решила, что никогда не ударит расстроенного ребенка, как бы тот себя ни вел. Мысли о материнстве согревали ее. Пусть до этого еще далеко, но это будет. С ума сойти! Когда-нибудь она будет сидеть вот так на пляже с собственными детьми. И с их отцом. Она последний раз взглянула на великолепный вид и пошла назад, в будущее.

– Как типично для уродского Пастернака! Сначала всех взбаламутит с этой его последней ночью, вытащит нас в такое время…

– Да расслабься ты, старик! Он прав! Нам надо оттянуться в последнюю ночь!

– Ну и где он? Мы же собрались на отвальную Доктора Приколиста! Где же душа общества?

Милли неловко попыталась сменить тему:

– Но ведь и Мэтта здесь нет. Может, они вдвоем что-то затевают?

– Мэтт придет попозже. По крайней мере, он хоть предупредил нас.

Милли разозлилась:

– Слушай, оставь Пасти в покое, да? Ну нет его здесь! Разве плохо просто посидеть впятером какое-то время?

Том отвернулся. Криста прошептала ей на ухо:

– Полегче с ним. Он, бедняжка, плакал весь день!

Милли улыбнулась и подмигнула подружке.

– Надеюсь, чертов Пасти поторопится. Теперь уже я чувствую себя виноватой.

– Еще одно «Высокое напряжение», пожалуйста!

– Ну ты даешь, приятель! Умеешь бухать! Бармен из «Киви» сделал уважительную гримасу и начал смешивать еще один коктейль – сидр, водка, пиво и лайм. Пастернак никак не пьянел, а ему обязательно нужно было дойти до нужной кондиции. Если он собирается быть Доктором Приколистом – безумным, необузданным, похотливым Доктором Приколистом, – тогда ему необходимо взбодриться, и сделать это немедленно. На этот раз другого шанса не будет.

Он достал свой пакетик и извлек две таблетки, голубой «бриллиант» и белую, как слоновая кость, «экстази». В другом пакетике было еще десять – две синих и восемь белых. Он скрестил пальцы, потом все-таки сунул голубую таблетку обратно в пакетик – ее он проглотит в нужный момент – и, пока бармен отвлекся, заглотил одну из «сто двадцать пятых», запив ее последним «Высоким напряжением». Потом решительно поднялся, оставил банкноту в тысячу песет бармену, который поил его с пяти часов вечера, и отважно вышел в ночь. Пастернак чувствовал себя отлично. Он знал, что все пройдет лучшим образом, начиная с клуба – он настоял на «Старс», открытом клубе на пляже, где крутили фламенко-диско. Это будет по-туристически, простенько, но с огоньком, и весело, весело, весело! Он прогулялся по «Европейскому балкону», бросив последний взгляд на залив. Клуб был отсюда едва виден. Пастернак глянул на часы. Недолго осталось. Он договорился с диджеем – и неплохо заплатил за это – на десять. Если все идет по плану, то остальные уже ждут его величественного прибытия. Но сначала еще парочку коктейлей.

Хилари изнывала в обществе Мэтта. В ресторане он настоял на «блюде для влюбленных», огромной паэлье на двоих, которую надо было есть из одной большой железной тарелки. Она пыталась погасить раздражение, списав это на его юность и радостное возбуждение от встречи, но скоро и это начало ее напрягать. Он раздражал ее куда больше, чем Шон за последние месяцы.

А он мог говорить только о себе и о ней. О будущем. Ей не хотелось подрезать ему крылья. Он был в таком же упоении, в каком недавно была она, поэтому Хилари просто не могла обламывать его. Стараясь принимать вещи легче и проще, она нежно коснулась его руки.

– Я не знаю, детка. Пожалуйста, не спрашивай меня, потому что я сама не знаю. Не могу объяснить. Это выглядит окончательным. Это явно то, чего мы оба хотели. Но как я могу говорить о том, чего не знаю? И никто не знает…

Он с серьезным видом кивнул.

– Прости. Я понимаю. Просто… ты сводишь меня с ума!

Она попыталась перевести все в шутку и, пока он снова не заныл о своей безумной любви, быстро вставила:

– Давай просто потанцуем. Пойдем?

Мэтт слегка смутился.

– Да, конечно…

Было очевидно, что он настроился на романтический ужин, прогулку по пляжу и клятвенные заверения в блестящем совместном будущем. Ей же хотелось абсолютно другого. Ей хотелось не думать о завтрашнем дне и как следует повеселиться.

– Ну, пожалуйста! Сейчас мне это совершенно необходимо.

Он улыбнулся.

– Я тут знаю один клуб!

Хилари изо всех сил делала радостное лицо, когда он обнял ее за плечи, пока они доедали свою паэлью как заправские любовники.

Путь до Фрихилианы окончательно убедил Шона в том, что ему нужно остаться. Бледный вечерний закат на фоне гор, пение птиц в орхидеях – все это возвращало его к жизни. Невозможно было смириться с мыслью, что дома его ожидает другая жизнь. Жизнь, где он рыскал в ночи и глумился над ужасным вкусом других людей, теперь ему не подходила. Неужели это вообще был он? То, что терзало его изнутри, теперь исчезло. Что бы ни сказала Мэгги, он найдет способ остаться здесь – без вопросов. И когда птицы запели в горной деревне, он ощутил приятную волну родства с этим местом, где никогда раньше не бывал.

Хилари сразу поняла, что все считают ее слишком старой для него. Особенно эти три девчонки, которые, правда, быстро оправились и постарались быть приветливыми. Но удивленные взгляды, которыми они обменялись, когда Мэтт представил ее всей банде, сказали ей все. Ребята, Том и Майки, думая, что она не видит, выпучили друг на друга глаза и надули щеки. Они как бы говорили: «Ну, Мэтт дает дрозда! Не успел прогуляться, как уже возвращается с миленькой пожилой домохозяйкой!»

Ублюдки! Вот хрен она будет с ними говорить о новом альбоме «Эйр» или о чем-то в таком духе. У нее в номере лежат джинсы «Эвису» и наряды от Джил Сандер. У этих девчонок, во всяком случае у двух, были потрясающие фигуры, но они ведь просто шалавы. Замарашки. «Голландские девчонки», как сказал Мэтт, хотя вряд ли они слышали об Анн Хайбенс или Йорги Персоонс.[22]22
  Анн Хайбенс, Йорги Персоонс – известные голландские модельеры.


[Закрыть] Что вообще дает им право смотреть на нее такими взглядами? Ей, в конце концов, всего двадцать пять лет!

Она чуть не застонала вслух, когда Мэтт вернулся из бара с бутылкой шампанского, но вовремя взяла себя в руки. Он ведь просто старается ей угодить. Хилари сумела заставить себя весело улыбнуться и чокнуться с остальными. А потом углубилась в разговор ни о чем с Анке, постоянно чувствуя на себе взгляд Мэтта.

С их места в баре «Инженю» открывался потрясающий вид. Половина двора утопала в ярко-красном свете застрявшего между двумя пиками солнца. Шона и Мэгги омывал призрачный, серебристо-оранжевый свет, пересекающий их стол и уходящий к обрыву в ущелье. Кафе упиралось в маленький двор, примыкающий к посудной лавке, ниже была чистенькая деревушка, а за ней темнел шрам ущелья. Мэгги хохотнула.

– У тебя такой вид, будто ты планируешь совершить суицидальный прыжок!

Она вышел из транса и посмотрел на нее.

– Может, и так.

Она наклонилась к нему и взяла за руку.

– Ты был за миллионы миль отсюда.

– Практически.

– Все нормально?

Он откашлялся.

– Не совсем.

Голос Мэгги был полон сочувствия.

– Думаешь о завтрашнем дне?

Он кивнул.

– Особенно когда вокруг такая красота. Понимаешь, мне нравится здесь! Я люблю все это, хотя еще ничего толком не видел.

Он набрал в рот пива.

– А ведь не хотел ехать сюда, подумать только… – Он засмеялся. – Думал, здесь будет полно туристов и козлов в шортах из британского флага.

– Так и есть.

Шон снова глотнул пива, задумавшись.

– Тем не менее мне здесь нравиться. Мэгги начала отдирать этикетку со своей бутылки пива.

– Ты бы мог остаться.

– Да ну? И как?

Она подняла глаза и устремила на него свой пронзительный чистый взгляд.

– Оставайся со мной.

Он помолчал, а потом махнул рукой.

– Не искушай меня! Ты же знаешь, я не могу. Как я буду зарабатывать на жизнь?

Было видно, как после этих слов она расслабилась, будто обрадовавшись, что Шон затронул эту тему. Взяв его за руку, она поймала его взгляд.

– Это дело десятое. Здесь полно разных возможностей – очень интересных вещей, реальных вещей, если поискать. Самое главное, ты уверен в душе, что тебе нужны перемены.

Он медленно кивнул, сначала глядя в стол, потом встретившись с ней взглядом.

– Так и есть.

Мэгги не могла сдержать улыбку и расплылась от уха до уха.

– Отлично! Тогда решено!

Оба улыбнулись, сначала неуверенно, а потом честно, открыто и счастливо. Их бутылки звякнули в приветственном тосте.

Пастернак забеспокоился. Приход от таблетки накатывал мягкими, ободряющими волнами. Полчаса назад он заглотил виагру и уже чувствовал покалывающее тепло в штанах. Из темных глубин его внутренностей поползло кверху желание. Прохладный ветерок обдувал яйца и ласкал член. Но он никак не мог найти дыру в ограждении! Он уже слышал улюлюкающую толпу, отрывающуюся по полной программе, он даже видел Мэтта, танцующего с симпатичной феей в центре танцпола. Где же чертова дыра? Взволнованный, разогретый алкоголем, наркотиками и все возрастающим напряжением, он помахал руками, успокаиваясь, и рысью двинулся вдоль забора. Было почти десять. Следующая песня.

– Что за дешевка!

– Ш-ш-ш! – хихикнула Мэгги.

– Но это же действительно дешевка! – настаивал Шон, пьяный и все еще счастливый.

Девушка у посудного прилавка посмотрела на него. Он улыбнулся ей в ответ.

– Извини. – И шепотом добавил: – Это твои работы?

Она покачала головой. Шон подошел ближе.

– Слушай сюда. Я принесу тебе кое-что из своих работ. И если они тебе понравятся – выстави их на продажу. Пятьдесят на пятьдесят. Как думаешь?

Она внимательно на него посмотрела.

– Думаю, твои работы будут не по карману моим клиентам. Ты прав. Я выставляю то, что продается. Большинство из этого просто дерьмо!

Шон усмехнулся.

– Извини. Видишь, что я натворил. Девушка, которая теперь явно с ним флиртовала, проворчала прокуренным голосом:

– Ты уж лучше докажи, что стоишь того. Не разочаровывай меня!

Шон поклонился и вышел ко все еще смеющейся Мэгги.

– У меня есть работа! – захохотал он. – Дело за малым. Ты, случайно, не знаешь, как делают вазы для фруктов?

– Это не важно, лишь бы ты умел одним росчерком нарисовать на них матадора!

– Или красивое яркое солнышко!

Они снова рассмеялись и, пьяно пошатываясь, побрели вниз с холма. Даже сквозь опьянение Шон наслаждался этим весельем. Для него это было что-то совершенно новое. Что-то, чего у него никогда не было.

Милли стояла в одиночестве и смотрела на остальных. Майки и Анке танцевали, как всегда тиская друг друга, под каждую песню. Том и Криста в обнимку стояли с краю и целовались. Ох уж эта курортная романтика! Милли она обошла стороной, и это было вдвойне обидно, потому что она действительно могла помочь Пастернаку. Слишком поздно она поняла, в чем проблема. Если бы они остались наедине, она сумела бы поговорить с ним откровенно. С ней ему нечего бояться. Но теперь, с тех пор как Майки попытался унизить его на пляже, Пастернак ушел в глухую оборону. Даже в ту ночь, когда она залезла к нему в постель, он держал оборону. Теперь она это точно знала. Она знала и то, что сегодня он уже не придет. Милли выпила очередную «Маргариту» и посмотрела на пьяного Мэтта. Он заслуживал счастья. Славный парень. Хотя его девушка, вернее его дамочка, – она была зажата. Танцуя, она кусала нижнюю губу, глядя то вбок, то под ноги, скучающе пялилась по сторонам, как те, кто не танцует. Милли очень хотелось потанцевать. Может, ей просто попрыгать здесь, самой по себе? Она бы им показала, как это надо делать!

Эй, ты! Слушай сюда! Слушай этот могучий трубный глас, зовущий тебя![23]23
  Слова из песни английской ска-группы «Мэднесс» «Шаг за пределы».


[Закрыть]

Милли почувствовала прилив энтузиазма, как и все, кто узнал вступление.

Люди толкали друг друга, кривляясь и хохоча, все вместе начиная плясать как коровы на льду.

Внезапно со стороны забора в толпу вломился маленький носорог, размахивающий руками и орущий: ШАГ ЗА ПРЕДЕЛЫ! Он был в улете! С широко раскрытыми безумными глазами, молотя кулаками воздух и дергая головой в такт песни, Пастернак был королем танцпола, заводя остальных отдыхающих. Он скакал как мячик, и все прыгали вместе с ним. Теперь танцевали все, образовав круг с Пастернаком в центре. Некоторые тусовщики признали в нем парнишку, водившего хороводы в клубе «Торро». Протиснувшись ближе, Милли гадала, что это за горб выпирает у него из штанов. Ответ пришел сам собой – у Пастернака был невероятный стояк. Она рванулась к нему в самую гущу толпы.

Ближе к закрытию музыка стала спокойнее, сплошняком пошла умиротворяющая классика. Но тусовке Пастернака уже было все равно. Обнявшись и раскачиваясь, они подпевали во все горло. Хилари чувствовала себя идиоткой.

* * *

Милли и Пастернак спустились к воде. Пастернак, подбирая плоские камешки, пускал блинчики по спокойной поверхности моря, зная, что его время почти подошло. Милли осторожно обняла его сзади.